Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 47 страниц)
ГЛАВА 42
– Я думал, ты про него уже забыл.
– Что вы, Сергей Владимирович, как я могу? Я злой и память у меня хорошая. Должна же у меня быть мечта? Уничтожить Веселова – моя голубая мечта.
Сергей Владимирович зачем-то кивнул и выжидающе покрутил сигарету. Достал золотую зажигалку. Держал ее в руке, точно нагреть хотел. Словно без этого пламя не вырвется и не опалит кончик сигареты. Медлительность движений Монахова странно не сочеталась с живостью на лице. В такие моменты Шаур всегда ждал подвоха.
Щелкнула зажигалка, и Монах расслабленно откинулся в кресле.
– Это огромная волокита и такие же огромные риски.
Не согласился, но и не отказал. Уже хорошо.
– Честно говоря, не думал, что вы воспротивитесь. Неужели не хочется вернуть старые долги? Тем более не своими руками, – нарочито небрежно произнес Шаур, но такая легковесность в тоне не могла обмануть Монахова. Тот сверлил Дениса холодными светлыми глазами, и Шаурину стоило больших трудов не дернуться под этим пронзительным, кажется, в самое нутро проникающим, взглядом. Он плотно сидел в кресле, положа руки на подлокотники; кисть левой свободно свисала; рукава серого кашемирового, поддернутые на предплечьях, обнажали крепкие запястья. Глаза Монахова остановились на циферблате шауринских наручных часов – то ли случайно, то ли, действительно, ждал, что рука Дениса нервно дрогнет.
– Иногда стоит пожертвовать малым, чтобы приобрести гораздо большее. Гамбит в некотором роде. В свое время я упустил этот завод, отдал Веселову свою долю, но, как видишь, не бедствую, – ответил холодно и чуть оттянул узел галстука. И хотя в помещении было немного душно, Шаурин пребывал в твердой уверенности, что душит Монахова не галстук, а задетое самолюбие. Насчет остального Денис сомневался – появился ли румянец на щеках Сергея Владимировича оттого, что идея отхватить у Веселова ликеро-водочный завод живо его заинтересовала, или же у него артериальное давление в концу рабочего дня поднялось.
Вот поэтому вести важные напряженные разговоры в душном помещении Денис не любил. Трудно было оценить реакцию собеседника. Мужчину что-то да выдаст: румянец на лице, вспотевший лоб, покрасневшая шея.
Неизвестно толком, что случилось между Веселовым и Монаховым, но теперешнее выгодное положение второго трудно было недооценить. Сейчас Монах, прикрываясь множеством своих предприятий, контролировал нелегальный рынок оружия, а Веселов так и остался при своем заводе, пытаясь время от времени урвать у кого-нибудь смачный кусок.
Денис обратил взгляд на Юру. Тот, напротив, светясь неприкрытым интересом, потирал подбородок. Лицо бледновато, но тут скорее всего виновата обострившаяся язва.
– Подожди, Сергей, – заговорил Юрий, будто расценил взгляд Дениса, как просьбу о помощи, – Денис, давай по существу. Ты хоть примерно представляешь реальную оценочную стоимость этого предприятия? Даже если провернуть все, как ты предлагаешь, это огромные затраты. – Скептицизм Монахова-младшего был вполне понятен. Мало ему было просто знать методы, которыми Шаурин собирался вынудить Веселова и остальных двух директоров продать ему свою долю. Юру, как грамотного экономиста, в первую очередь интересовали точные расчеты.
– Конечно, представляю. Потому издержки желательно снизить. А для этого нужно пошатнуть финансовую стабильность компании.
– Как ты собираешься этого добиться?
– Веселов и так практически в долговой яме. Этот ликеро-водочный завод для него как святой источник. Но все не безгранично. Сырье они возят из Кабардино-Балкарии. Это ближе всего и дешевле. Представьте, если вдруг поставщики изменят условия, начнут подымать цену или что-нибудь еще в этом духе. Или сырье по дороге пропадет. Раз. Второй. И пошла волна… Дальше можно применить другие методы. Все люди имеют свои слабости, любого можно на чем-то поймать. А когда знаешь – это уже вопрос удобного времени. Главное, доли выкупить, а там уже работа юристов.
– Ты когда все это придумал? – с усмешкой спросил Монахов.
– Сегодня за завтраком.
– Шутишь со вкусом, – прозвучавшее в словах одобрение настроило на положительный исход разговора.
– Вообще не шучу, – в том же тоне ответил Денис, не спеша озвучивать главное.
– Все продумал? Контакты есть? На что-то определенное рассчитываешь? Люди, деньги… – Монахов пронаблюдал медленный кивок в ответ. – А от меня ты тогда чего хочешь?
– Не мешать, – коротко и лаконично.
– Ладно, – Сергей Владимирович положил раскрытую ладонь на стол. И чуть подавшись вперед как будто весь сгруппировался, – действуй, раз все у тебя расписано. После захвата распродашь активы и вернешь мою долю. Потом можешь хоть новый завод себе построить. Раз уж такое дело, Юра, ты помоги. Одна голова хорошо, а две лучше.
– Я не собираюсь ничего распродавать. Мне нужен именно этот завод. «Живым». Под него потом можно еще много чего подгрести, создать группу компаний. Но долю верну.
– Хочешь, чтобы тебя за ж*пу взяли на этом заводе? Юра, ты слышал? – не то чтобы Монах напрягся, но на лице его промелькнуло недовольство. Словно не оправдались его ожидания. Не удались расчеты.
– А то мы не знаем, как Шаур свою задницу бережет… Выкладывай дальше, – всегда спокойный и сдержанный Юра нетерпеливо вскочил. Денис давно его таким не видел.
– Вы же не думаете, Сергей Владимирович, что я буду действовать открыто и от своего имени. Все через подставных лиц. А потом, когда получу завод, я продам его сам себе. Опять же, через подставное юридическое лицо, которое затем растворится в воздухе. Я добросовестный приобретатель, с меня ничего нельзя взыскать. Перетрясу экономический отдел, посажу своего главного бухгалтера, назначу исполнительного директора. А остальным плевать, кто им деньги платит. Какая им разница, на кого работать. Вот, собственно, и все…
Собственно, и все… Тут Денис, позволив себе расслабиться, немного отек в кресле. До этого и сам не осознавал, в каком сидел напряжении, контролируя каждое свое слово и каждый свой жест, потому что не был еще с Монаховым в тех отношениях, когда подобные вопросы решаются просто: да или нет.
Да и «нет» бы Шаурина не устроило.
Честно говоря, в том, что Монах согласится на его план, Денис не сомневался. Знал того достаточно: не упустит он своей выгоды, даже если на лице рисует сомнение. Такие, как Монахов, малым не довольствуются – прибирают к рукам все, что можно.
Что нельзя – нередко тоже прибирают.
Но действовать все равно нужно было аккуратно, поэтому не выложил все начистоту, а ограничился несколькими точными фразами, поделился основными идеями. То, что теперь придется работать с Юрой в одной связке, Шаурина абсолютно устраивало. Другого варианта и быть не могло, раз затрагивались монаховские интересы. Действительно, одна голова хорошо, а две лучше. А уж у Юры голова очень хорошо соображала – не мозг, а калькулятор. Только хватки ему не хватало, самостоятельности. Проще он, чем старший брат. Рядом с ним Денис вообще не напрягался, да и Юра к нему относился очень хорошо.
Как и сказал Монахову, начинать свое мероприятие Шаурин собирался с поставщиков. Нужно было расшатать не только финансовую стабильность компании, но и нервы Веселова. Под Аркашу начал копать тогда, когда по его приказу Маркелова с парнями расстреляли, а заодно и Женьку Боголюбова. До сих пор тяжело было вспоминать. До сих пор грудь стискивало, и в горле ком вставал. Так что, если нельзя Веселова просто убрать, то сделать его жизнь невыносимой, превратив в кромешный ад, можно. С некоторыми усилиями, но можно. Даже до самоубийства его довести – и то можно.
Неопределенный звук разрезал застывший воздух: не то фыркнул, не то шумно выдохнул Сергей Владимирович. Как будто до этого все еще сомневался, а тут решительно отбросил тревожную неуверенность.
– Вот ты, Шаур, воду мутишь… – Монах посмотрел на тлеющую сигарету и поднес ее к губам, словно только сейчас вспомнил, что нужно затянуться. А пока Денис объяснялся, просто держал ту в руке, – видно, так сконцентрировался на разговоре, забыл, что курит.
– Надо же мне чем-то заниматься. Спорткомплекс вы Вуичу отдали, – Шаурин пружинисто поднялся с места. Стало быть, окончен разговор. – Я еще нужен?
Сергей Владимирович задумчиво покачал головой. Потом взглянул коротко на брата и вновь обратился к Денису:
– А если Веселов не согласится, что будешь делать? Если что-то пойдет не так, не по твоему плану?
– Обязательно что-то пойдет не так, – ответил, задержавшись у двери. – Я на это рассчитываю. Потому что с людьми придется работать. Что с Веселовым? Пулю в лоб и в кислоту – пропал без вести.
– Слава богу, есть кому стрелять, да?
– Всегда есть.
Не понимал Монахов, шутит сейчас Шаур или всерьез говорит, оттого ледяная дрожь пробежала по позвоночнику. Невольно пробежала, удивив даже.
– Эх, – усмехнулся мужчина, силой воли сбрасывая неприятное ощущение, – молодой ты, да наглый.
– Есть немного, – без тени усмешки ответил Денис, обратив неторопливый взгляд на часы. – Тогда ушел.
– Давай… – проговорил Монахов и побарабанил по столу кончиками пальцев, глядя на захлопнувшуюся дверь.
Выйдя на улицу, Денис остановился у машины. Августовский вечер дохнул теплом и каким-то насыщенным запахом. Запахом усталого города, готового потерять свой цвет и облачиться в хмурую холодную осень.
Позвонил Юле. Пока обменивались приветствиями, прикурил сигарету. Вдохнул приятную горечь.
– Что делаешь?
– Торт ем. Шоколадный.
– Тоже хочу.
– Шоколадный тортик? Приезжай на чай.
– Нет, тебя хочу. Можно без тортика. И даже без чая.
– Тем более приезжай, – говорила волнующе вкрадчиво. И точно с улыбкой на губах.
– Я не освободился еще. Часа через два только смогу.
– Будет только девять вечера. Приезжай, я тебя жду.
– Хорошо. Скажи маме, что мы в кино пойдем. На ночной сеанс.
– Конечно, ты же днем работаешь, только ночью и можешь, – иронично поддержала его, потом все же полюбопытствовав: – А что, правда, пойдем?
– Что за глупые мысли.
– Действительно, чего это я. Только смотри, я отцу обещала…
– Как говорит один мой хороший друг: «Если до шести утра вернулся – значит дома ночевал». Часа в два привезу тебя обратно.
– Кстати, курить много – вредно.
– Я не курю.
– Врешь. Я по голосу слышу.
– Что я вру?
– Что ты сейчас куришь. У тебя голос меняется.
– Записал и принял к сведению. Тортом не увлекайся, я скоро приеду. Все. Обнял, поцеловал.
ГЛАВА 43
2001 г.
– Может, свалим отсюда?
– Каким образом?
– Обыкновенным. Через дверь.
– Мы не можем просто так взять и уехать.
– Кто тебе такое сказал? Мы можем – все, – взмахнул рукой, жестом отметая высказанное сомнение, и Юля рассмеялась. Смех звонко прокатился по воздуху, и она, опасаясь привлечь к себе излишнее внимание, сдержанно сомкнула губы. Этот его такой вольный и чуть пренебрежительный взмах, конечно, был только для нее.
– Как эффектно, – приподняла бровь. – Инициатива наказуема, ты же знаешь. Уехать и оставить папу на растерзание? Мама не простит, я сегодня за нее улыбаюсь.
– Твой папа, знаешь… – Денис примолк и взял со стола бокал с вином.
– Что?
– Сам кого хочешь… – посмотрел на донышко перед тем, как отпить, – растерзает.
– Соскучился?
Денис молча кивнул, притаив в глазах смех.
– Я у тебя позавчера была.
– А у нас расписание?
– Боже упаси, – потянулась к шампанскому и сделала маленький глоток, пытаясь сохранять непринужденный вид, однако, продолжая провоцировать Дениса: – Шаурин, ну изобрази проникновенное выражение, скажи, что соскучился, ты же меня хочешь сегодня в постель затащить.
Шаурин сосредоточенно пожевал губами, словно и вправду запустил свою фантазию на полную мощность, готовясь выдать что-нибудь стоящее, что Юлю бы удовлетворило. До этого притихший в углу большого зала оркестр вдруг заиграл медленную музыку, и по залу пошла волна: уже хорошо подвыпившие гости как-то сразу ожили, зашевелился, зашептались.
Денис, будто пользуясь этим всеобщим волнением, пригнулся к Юле и проговорил:
– Соскучился. Читай в голосе тоску, истерику и всю скорбь мировую.
Не было у него в голосе ни того, ни другого. Мировой скорби тоже не было. И говорил он, не стараясь ее как-то обаять. Но его низковатый тон с вынужденной хрипотцой и теплое дыхание, касающееся щеки, действовали лучше любых многообещающих взглядов и пылких заверений. Стараясь скрыть нахлынувшие чувства, Юля снова поднесла бокал к губам: спрятала под ним расплывающуюся улыбку.
Прав был тогда Денис, когда несколько назад утверждал, что после их первой совместной ночи все между ними изменится. Почти три года с тех пор прошло, а чувства совсем не притупились, а только сильней разгорелись. Отношения свои они не афишировали, но и не скрывали. А если бы скрывали намеренно, как приходилось делать это раньше, то действительно не получилось бы. Их связь стала почти осязаемой. Ну, Юля это точно ощущала – что-то теплое и обволакивающее, царящее между ними; какое-то сверхчувство на уровне инстинктов, которое позволяло без слов говорить и даже мысли угадывать.
– Хорошо, дорогой, – прильнула к нему поближе и, невзначай задев губами шершавую скулу, сказала вполголоса: – Только чур я сверху.
Денис вобрал в себя воздух и медленно выпустил его сквозь приоткрытые губы. Юлькино «дорогой» звучало очень «киношно», но ему всегда нравилось, как она это говорит. А уж последнее высказанное обещание ему понравилось еще больше.
Довольно скользнув взглядом по мужскому лицу, Юля отметила едва проступивший румянец и то самое хорошо знакомое выражение в серых глазах.
– Мог бы и сказать что-нибудь такое, чтобы «ах», – так же, продолжая изображать непринужденность, отставила бокал и стерла оставленный на небритой щеке едва заметный след своей губной помады.
– Чтобы «ах» я тебе дома сделаю, – легонько щелкнул пальцем по бокалу и перекинул руку на спинку ее стула, – пей шампанское, оно на тебя занятно действует.
Все-таки Денису удавалось лучше владеть собой, у Юльки после его слов дыхание в груди застряло. Образовавшийся жаркий ком даже шампанским невозможно было протолкнуть, только и оставалось что терпеть до конца вечера, как сама говорила. Напросилась. Доигралась.
Чуть поерзала, усаживаясь поудобнее, и со вздохом закинула ногу на ногу. Опираясь спиной, почувствовала расслабленную руку Дениса. Его тепло проникало в нее, ощущалось даже сквозь несколько слоев ткани – пиджака, рубашки, ее платья.
Шаурин сидел в пол-оборота и наблюдал за эмоциями, отражающимися на лице Юли, вернее, отражающимися в ее глазах. Там, в глубине темных зрачков. Потому что лицо она сумела оставить бесстрастным. Почти. Чтобы что-то прочитать на нем нужно очень хорошо знать ее. И сейчас у самого в голове было только одно желание, от которого уже скулы сводило, – поскорее задрать на ней платье.
Если б не помада на ее губах, таких мягких и податливых, впился бы в них и похрен на гостей. Впился до укуса. Укусил бы от жадности, от жажды, от страсти бешеной. Сделал бы это, хотя они не привыкли показывали чувства на людях, так и не научились вести себя свободно при посторонних – в обществе подобно этому, среди так называемой элиты. Как-то по молчаливому согласию. Не обнимались, никогда не держались за руки. Если только там, где их никто не знает. Если только прогуливаясь по каком-нибудь парку или набережной…
И сейчас максимум, что Денис себе позволял, это вот так перекинув руку ей за спину, слегка касаться кончиками пальцев плеча.
Зато наедине их эмоции находили выход, сполна компенсируя принятую обоими внешнюю сдержанность.
– Что-то папа там совсем укурился, – задумчиво проговорила Юля.
Денис покачал головой и указал пальцем куда-то за ее плечо. Переведя взгляд, увидела отца. Он беседовал с каким-то мужчиной, который показался ей смутно знакомым. Но тот стоял боком, и его лицо толком разглядеть не удалось. Да и не старалась особо.
– Хорош обниматься, – грянул над ухом голос Вуича, и Юля вздрогнула. Сидела в этот момент задумавшись, жалея, что не послушала Дениса. Они и правда могли бы уехать раньше, отец бы ни слова не сказал.
– Лёня! – недовольно одернула Юля.
– Шаур, давай водочки. Чего ты весь вечер компот тянешь? – предложил простуженным басом Вуич.
– А мне много пить нельзя: у меня наследственность плохая.
– А я тебе не предлагаю «много», я предлагаю – водочки.
– Лёнька, тебе не водочки, тебе горчичники надо и в кровать, – пожурила Юля.
– Так я не пьянки ради, а здоровья для. А в кровать надо с любимкой, а не с горчичниками.
– А ты горчичники, любимку и…
– …и с воспалением легких нахрен на месяц в больницу оба, – закончил за Юлю Шаурин.
– Во! – ткнул пальцем в сторону Дениса. – Ты это видела? Оптимист по жизни.
– Я не оптимист, я предохраняюсь. В шортах в апреле месяце не бегаю, как некоторые.
– Так, я бы попросил… – усмехнулся Лёня.
– Попроси…
Денис замолк, приостанавливая шуточный обмен репликами, потому что за стол вернулся Монахов, да не один, а с тем самым мужиком, с которым беседовал в дальнем углу зала.
Монах «седого» (так, Денис прозвал про себя этого незнакомого мужчину) не представил. Из чего следовал вывод, что он к их с Шауриным общим делам отношения не имеет и иметь не будет. Возможно, он просто какой-то хороший старый знакомый. Хотя просто хороших знакомых в их мире нет. Шаур решил не ломать голову над этим ребусом. Само собой все прояснится. Указав взглядом на двери, он подал знак Монахову, что намерен выйти из-за стола. Тот едва заметно кивнул и обратился к дочери:
– Юля, а ты Андрея Павловича не помнишь? – спросил отец, и Юля нахмурилась, остановив внимательный взгляд на улыбчивом лице незнакомца.
– А-а… – прикрыла рот ладошкой, наконец узнав в нем сослуживца отца. Когда-то давно они общались семьями. Последний раз виделись лет десять назад. – Я вас не узнала, простите…
В ресторане рядом с банкетным залом находился зал для курящих. Но Денис проигнорировал удобные кожаные диваны и пепельницы из богемского стекла, не пошел туда, в эту «вип-курилку», а вышел на улицу и остановился у входа, чтобы свежим воздухом подышать.
Середина апреля – днем уже весна бушует, а ночью все равно морозец ударяет, что лед под ногами, как стекло звенит.
Прежде чем позвонить своему водителю, прикурил. Стоять долго не собирался, но хоть пару затяжек сделать…
Когда, вернувшись, не обнаружил Юлю за столом, тревожно оглянулся. Всегда оглядывался, искал ее и беспокоился. Неважно, что оставил ее с отцом. Это чувство тревоги, если его любимой девочки вдруг не оказывалось рядом, было уже неконтролируемо. Хотел знать о каждом ее шаге. Уже привык знать.
Проследив за взглядом Вуича, нашел ее в толпе танцующих. Ее держал какой-то щеголеватый тип в сером, с «металлическим» отливом, костюме. Юлька с кем попало не танцует – понятно, что это кто-то из близкого круга Монахова. Тем не менее ревность остро полоснула прям по сердцу. Но с этим чувством он тоже свыкся.
Не горел он маниакальной ревностью, которая думать и действовать мешает. Жил в ладу со своими собственническими инстинктами.
Жил, как может жить и чувствовать тот, кто дорожит тем, что ему принадлежит. Или тем, кто ему принадлежит. А Юля – Его. С ее мыслями, чувствами, с ее мироощущением. С достоинствами и недостатками, с обидами, с упертостью. С тем «ее», что даже ему самому противоречило. Но Юля Его – целиком и полностью. А Шаурин предпочитал не давать никому шанс лишний раз пробовать себя на прочность. И без того деятелей хватало.
Денис плотнее уселся на стуле, взялся за свой бокал. И почему-то показалось, что в глазах Вуича застыла настороженность. Словно ждал он, что вот-вот грянет взрыв. Шаурин инстинктивно напрягся, стал внимательнее вслушиваться в разговор Монахова, хотя с виду не показывал своего интереса. Есть уже не хотелось, но сжал вилку.
В этот момент «седой», именуемый Андреем Павловичем, обернулся, глянув на танцующую пару, а потом сказал бодро:
– Монах, красивая у тебя дочка. Давай-ка мы ее засватаем. А, что?.. – продолжил весело и задорно, словно сам своей прозорливости удивился: – Сын у меня взрослый, постарше твоей Юльки будет, бизнес свой имеется, остепениться пора. Сколько ж можно по шлюхам маяться?
– Так и дочь у меня не маленькая. Своя голова на плечах есть. Вот спросим, согласится, так и пусть женятся. Я с тобой не против породниться, но слово за дочерью.
Шаурин поднял глаза на Лёню. Показалось, что его фигура волнообразно двинулась. Но это было не так. Тот сидел прямо на стуле. Просто, как сказал бы сам Лёня, Дениса перекрыло. На все сто из ста возможных. Потому яростная пелена замутила разум, пошатнув перед глазами окружающую реальность.
Не то, что Юлька с кем-то танцевала, вывело Шаурина из себя. Конечно, не это. Не глупый разговор между Монаховым и «седым», хотя, чего уж скрывать, приятного мало. Но когда тебе раз за разом давят на одну и ту же болевую точку, она постепенно превращается в огромную незаживающую рану. А потом даже от каждого малейшего прикосновения хочется орать от боли во всю глотку. Уже не помогают доводы разума и попытки уговорить самого себя перетерпеть, пережевать… Сколько пережевывать? Сколько еще ему все это пережевывать и глотать?!
А Монахов все давил и давил – месяц за месяцем, год за годом… Выворачивал ему внутренности, при каждой малейшей возможности подчеркивая, что в жизни его дочери Шаурин никакой роли не играет. Ничего не значил и значить не будет. Что он никто и звать его никак. Что она не для него.
Не знал Денис, как в этот раз суметь утихомирить своего внутреннего зверя, который ревел, что Юлька его и рвался наружу, раздирая в клочья все доводы разума. Как удержаться, чтобы не сделать что-нибудь… разве что зубами за воздух…
Поначалу думал, что Монахов смирится. Первое время не обращал внимание на его ядовитые уколы. Но иглы становились все острее, а яд все больше разъедал изнутри.
Не понимал. Решительно не понимал, чего Монахов добивается. Чтобы от Юльки отказался? Да чтобы он от нее отказался его убить надо, а не выводить на ревность и эмоции, пусть даже такие дикие.
Не полегчало даже когда Юля села рядом. Заметила, наверное, что что-то не так – все пыталась поймать его взгляд. Но он старался не смотреть на нее, боялся, что по глазам все прочитает.
Не смотрел ни на нее, ни на кого другого. Попытался отгородиться. Почему-то представился дождь. Еще бы… В голове вот так же шумело.
Не слушал. Старался за слова не цепляться. Не очень хорошо выходило, привык же действовать с точностью до наоборот. Трудно сломать враз собственные механизмы.
Выпад сослуживца отца о свадьбе Юльку немного выбил из колеи. Она посмотрела на Монахова, словно искала и ждала поддержки, но не дождалась.
– А у тебя, Миша, денег, что, больше, чем у моего папы? – спросила с глупым смешком. Прозвучало как удар хлыстом, но сработало. Молодой хмырь сразу с лица сошел, да и папаша погрустнел заметно. Не знал бы Денис Юльку, поверил бы в ее дурь. На слово бы ей поверил.
– Юль Сергевна, ваша милость, не откажите в танце, – подключился Вуич. И спасибо ему. Не надо Юльку вмешивать. Дразнить этими разговорами. Монах этого никогда не делал, она не была в курсе их внутреннего конфликта. Не догадывалась. А Денис старался отгородить ее и того больше. Потому сегодня ночевать она поедет к себе домой. Так будет лучше для нее в первую очередь, для ее безопасности и покоя. Не то уже настроение, чтобы продолжать свидание.
– Лёня, ты сегодня решил в моей бальной карточке все строчки заполнить?
– Таки выпил лишнего, протрезветь надобно, – схватил ее ладонь и сжал, как пылкий истосковавшийся любовник.
Монахов усмехнулся: к такому Лёньке все были привыкшие. И, да, смотрелось это довольно комично, если бы не холодно поблескивающие глаза Вуича.
Юля, заметив этот холодок, сразу перестала отшучиваться:
– И правда, чего сидеть, прилипнув к стулу.
Они отошли на танцевальную площадку. Протиснулись средь танцующих пар.
– Юля, – деловито и серьезно проговорил Лёня, – рано из образа выходишь. Играешь дурочку, так играй до конца. Чего ты меня строишь?
– Не привыкла, потому сбиваюсь. А ты, я смотрю, наш с Денисом покой уполномочен охранять?
– Имею честь. Никак не могу не оправдать столь высокого доверия.
– Тогда ты тоже из образа не выходи. Ляпаешь глупости – ляпай дальше. Разрешаю тебе намекнуть этому кренделю, чтобы он ко мне яйца не подкатывал. Не будем Шаурина до греха доводить. Он страшно ревнив.
На эту прямолинейность, – что, впрочем, было вполне в Юлином стиле, – Лёня кашлянул.
– Будет сделано. Покурить бы, ой, покурить…
Вуич щелкнул зажигалкой, и желтый огонек, осветив его оживленное лицо, отразился в глазах. Лёня подкурил, посмотрев поверх плеча Дениса, куда-то за его спину, и подал знак, едва заметно вздернув подбородок.
Впрочем, Шаур уже и сам понял, что привлекло внимание друга: узнал позади себя знакомую поступь каблучков, – легкую поступь, быструю, весеннюю, – такую, когда напряжение после зимы уже сброшено, и опасность поскользнуться на льду не сковывает шаги и движения.
Обернулся на эти шаги, так сигарету и не прикурив.
– Я тебя попросил уехать домой. Я сказал, что позвоню завтра.
– Угу, – кивнула Юля, не зная, сохранять ли ей серьезный вид или начать глупо улыбаться. Кажется, ни первое, ни второе от возмущения Дениса не спасет.
– Тогда почему ты здесь?
Почему? Молча чуть пожала плечами.
Почему. Потому что не смогла уехать. Не захотела. Не посчитала возможным оставить его, позволив в одиночестве переваривать свою ярость. Внешняя невозмутимость Юлю уже не могла обмануть. Ей, чтобы прочитать чувства любимого, даже говорить с ним не надо было и в глаза смотреть. Все по жестам определяла, по малейшим движениям, по дыханию. Когда после танца с Мишей села за столик, дышал Шаурин, едва-едва втягивая в себя воздух. Дышал так, словно боялся, вдохни он глубже – разорвет.
– Ладно, поехал я, – решил распрощаться Лёня, очень вовремя отвлекая внимание Дениса от Юли. Не хотел он становиться свидетелем их ссоры. А ссора, по всей видимости, намечалась. Шаурин до сих пор на взводе – еле слова из себя выдавливает. Юлька – инициативная не в меру. Лёня же сам видел, как Денис ее в машину к отцу посадил и дверь захлопнул, а тут вон какой сюрприз.
– Подожди, мы тебя подкинем, – остановил его Денис, открывая заднюю дверцу своего автомобиля.
Ясное дело, этот галантный жест был направлен не в сторону Лёни. Юля, поддернув полы, стараясь не запачкать молочно-белое пальто, покорно уселась в машину, однако при этом не испытывая уверенности, что ее, как Вуича, просто не подкинут до дома. Денис упрямый. Это вполне в его духе, не любил он, когда ему противоречили. Особенно, если его решение высказано в такой категоричной форме, как сегодня. Но уехать не смогла. Хотя после того, как Денис уселся рядом, обдавая ее волной недовольства, подумалось, что не следовало ей возвращаться. Но, разумеется, Шаурину этого знать не стоило.
Надежда, что Лёня своими разговорчиками да шутками-прибаутками хоть как-то разрядит обстановку, не оправдалась. Всю дорогу он молчал как рыба. Что для него было совсем нехарактерно. Непорядочно даже как-то.
– Счастливо оставаться, – смело ухмыльнулся, уже прощаясь.
– Давай… – лениво поддержал Шаур, – и тебе до свидания, и нам приятно, – последнее выдохнул как будто злорадно.
Ох, как не любила Юлька, когда Шаурин был в таком состоянии! Не подойди, не притронься к нему, не заговори. Поневоле чувствовала себя виноватой, хотя знала, что источник раздражения точно не она сама.
Вот и сегодня решила: незачем оставлять Дениса наедине со своими мыслями. Если есть претензии пусть сразу выскажет, а не копит их в себе. Иначе потом вывалит как снежный ком на голову, что не разберешься.
А шампанское и правда занятно действовало. Может, благодаря ему и хватило смелости противоречить. Хочет не хочет Шаурин, а придется ему сегодня разговаривать.
Денис все-таки сменил гнев на милость – не отправил Юлю домой. Искоса она поглядывала то на точеный профиль мужчины, то на его жестко сцепленные пальцы, пытаясь придумать, что же сказать такого легкого и ненавязчивого. Что-то игривое не сходило с языка, вступать в перепалку и того хуже. Так и промолчали всю дорогу.
То, что дела и впрямь совсем плохи, Юля поняла, как только переступила порог шауринской квартиры. Денис не убрал пальто в шкаф, а бросил на банкетку. И пиджак не снял. Так и расхаживал по квартире в костюме, будто собирался уйти через минуту.
– Ну ладно, мы не гордые, вернее, гордые, но не очень, – проворчала Юля, пряча свое и его пальто в недрах гардероба.
Пройдя за Денисом на кухню, тут же покрылась мурашками. Холодный воздух, свежо сочась из приоткрытого окна, колко прихватывал обнаженную, не защищенную платьем, кожу.
Работала вытяжка. В комнате чувствовался едва уловимый едкий запах с примесью ментола, но сигарета лежала в пепельнице, которая стояла на подоконнике. Денис наливал в кружки кипяток. Теперь крепко и вкусно запахло кофе.
Почему-то взбесила его собранность. Меньше всего Юле сейчас хотелось кофе.
– Поговори со мной.
– О чем? – сделал глоток и, отставив кружку, взялся за сигарету.
– О сегодняшнем вечере.
– Спецэффектов захотелось?
– Не надо мне грубить.
– Не надо было приезжать.
Юля тут же развернулась, чтобы уйти, но он не позволил:
– Стоять! Стой на месте.
Остановилась, задержав в груди тяжелый вздох. А далеко уходить не собиралась, всего лишь принять душ и залезть в постель. И заснуть, возможно, едва коснувшись головой мягкой подушки.
Денис подошел к ней и, замерев за спиной, сказал, чуть пригнувшись к плечу:
– Вот теперь стой. Я же тебя просил. Нет, ты сама, как под нож лезешь!
Отошел. Затянулся, наверное. Снова чуть слышный запах сигаретного дыма по огромной кухне и стук керамической кружки о столешницу.
Понимал, что зря на нее орет, но Юлька так или иначе являлась яблоком раздора, потому волей-неволей и ей достанется. А не хотел ведь. Пытался оградить ее всеми силами. Незачем им накалять отношения, знал же: неважно какими способами, но в определенный момент он все равно переломит ситуацию с ее отцом в свою сторону. Главное, удержаться от необдуманных поступков, вызванных очередной вспышкой злости.
Но удержать себя становилось все труднее. Потому что злости этой не было выхода, она все копилась и копилась. Вжилась. Вросла. Стала частью его самого, замирая на время, сворачиваясь на груди черной кошкой, точно засыпая, но как только Монах снова пытался уязвить, указывая на его ничтожную роль в жизни Юли, ярость эта притихшая просыпалась и драла изнутри острыми когтями. Раздражала и мучила.
В такие моменты он ненавидел Монахова. Лютой ненавистью ненавидел. И не понимал, чего тот от него добивается. Понял бы, если б отношение Сергея Владимировича было однозначным, но оно таковым его нельзя назвать. В делах у них не виделось никаких противоречий. Никаких споров, никаких недоговоренностей. Монахов доверял ему на сто процентов и больше. И хотя о себе Шаурин такого не сказал бы, выказанного доверия не оправдать не мог.
