Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)
– Че ты мечешься как юная разведчица? Где были?
– По набережной гуляли. Иногда в кино. Да, всего пару раз-то и было.
– Что? По набережной?.. Самарин, ты охренел! Какая набережная в декабре месяце? Ты в своем уме, вас там как мух хлопнуть могли! – Злость застучалась в шауринскую грудь. Но такая, которую он еще мог легко угасить. Она еще не разрывала изнутри, хотя необдуманное поведение Самарина изрядно взбесило.
– Не хотела она сюда ехать. Я что мог сделать?
– Доложить, Витя, доложить! А не шляться, где попало! Монах, если что, от тебя мокрого места не оставит! Мало ли, чего она хочет? Какого черта ты повелся на ее уговоры?
– Понравилась… – Договорить Самарин не успел. Молниеносный удар в лицо сбил его с ног. Правильно ли поступает, Денис задуматься не успел – понял, что сделал, когда Самарин уже лежал без чувств на холодном кафеле у бассейна, – но и сожаления за содеянное не испытывал. Круто развернувшись, вышел, оставив Витю приходить в себя. На крайний случай, Семеныч парня обработает. Ему за это нехило платят.
В кабинет вламываться Денис не намеревался, потому ждал, пока в коридор высунется квадратная фигура Якова Семеновича. Долго ждать не пришлось.
– Моя помощь еще нужна? – тихо спросил тот, деловито поправляя шарфик.
– М-мм, – как будто задумавшись, Шаурин остановил взгляд на лице мужчины. – Да. Прямо по коридору и налево. Потом снова налево.
– А там что?
– А там, надеюсь, ничего страшного. Думаю, нашатырем обойдетесь. Обморок. Нежные все стали, так и валятся с ног. Тренируешь их, тренируешь – ноль реакции.
Семеныч безмолвно пожал плечами и пошагал в указанном направлении. Денис пригвоздил взгляд к его спине, словно следил за своей ускользающей мыслью…
Юля совсем не удивилась, что домой их с матерью повез не Самарин. Напрасно она немо сверлила взглядом Дениса. Он безупречно-вежливым тоном объяснил, что Виктор занят, и за руль сядет другой человек. По дороге начало клонить в сон, девочкой овладела истома.
Вопреки всем запретам матери перед сном Юлька приняла горячую ванну.
Что за ерунда – не мыться во время простуды?
Как раз это и хотелось сделать больше всего – смыть с себя усталость и нервную напряженность, что возникли после встречи с Денисом.
Облачившись в теплую пижаму, Юля готова была юркнуть в постель, но остановилась у комода. Медленно, будто несмело, открыла верхний ящик и из самого его дальнего уголка вытащила коробочку.
Она не заглядывала в нее с того вечера, как получила ее в руки. Взглянула тогда лишь мельком и убрала подальше с глаз. Теперь же, забралась в кровать и под мягким светом ночника принялась рассматривать кулон, что лежал на бархатном дне.
Скрипичный ключ. Усыпанный аметистами. Почему скрипичный ключ? Задумалась, имеет ли этот подарок тайный смысл? Судя по последним событиям – нет. И лучше не искать его, этот смысл. Чтобы потом не разочаровываться. Лучше, действительно, принять все, как есть. Но так не хотелось этого делать. Все внутри протестовало и перечило. Разум тут же выдал металлические слова Дениса – холодные и острые; а сердце свой веский довод – браслет на его руке. Не снял же. Носит. Чему верить? Потому и думала, что он от браслета избавится – по себе судила. Сама бы точно это сделала. А он не снял…
Ломкая сухость во рту напомнила, что нужно выпить приготовленный мамой чай и нырнуть с головой под одеяло. Юля так и сделала. Но прежде достала тонкую золотую цепочку…
* * *
– Ой, Вера, что будет… – восторженно вздохнула Таня, глядя на долгие и кропотливые плоды их с Верочкой трудов. – Зная Дениса… бежать нам надо отсюда, пока он не приехал. Со всех ног, Верочка, бежать. Он нам этой самодеятельности с рук не спустит.
– Красота-а-а… – блаженно протянула Верка и провела ладонью по стене. – Блин! Вот это я понимаю шик!
– …и вкус, и цвет, – подхватила Таня, но с меньшим оптимизмом. – Нет, ну мне, конечно, нравится. Даже без разговоров.
– Танюш, не переживай, я приму удар на себя. Уж как-нибудь найду способ утихомирить твоего братца.
– Да я в тебе, собственно, не сомневалась, – ответила Таня и тут же вспомнила про браслет, который носит брат. Так и не смогла она добиться внятного ответа, кто же эта тайная дарительница и в каких Денис с ней отношениях. То, что Вера при этом не сдала своих позиций, не удивило и не покоробило.
Брат ни к кому серьезно не относился, а Верочка была постоянной спутницей и часто всплывала в веренице его подруг. Но таких вещиц, как этот браслет, Таня раньше не замечала. Может, и было что-то подобное, но на себя Денис точно ничего не цеплял.
– Убьет, – снова убежденно сказала Танюша, – как пить дать убьет. – Покачала головой.
Девушки замолчали, глядя на стену одним общим настороженно – довольным взглядом. Эхо голосов некоторое время скакало под четырехметровым потолком. Прокатывалось и комнаты в комнату.
– Квартира, конечно, шикарная, – вздохнула подруга брата.
– Да.
Еще бы! Квартира в «сталинском» доме площадью, на которой могло уместиться несколько средненьких «трёшек». Высоченные стены, огромные комнаты. Здесь даже дышалось по-другому. Ванная, каких в обычных квартирах не бывает. Кухня, от размеров которой дух захватывало.
Почти два месяца ушло на ремонт. Не так уж и много, если учесть, что всю отделку содрали до бетона. А теперь взору предстало чистое помещение со стенами цвета слоновой кости и темным полом. Только мебели не хватало. Кроме стремянки и нескольких табуреток в квартире ничего не было.
Сначала странным показалось желание брата решить все в одном тоне, но потом Таня привыкла, и ей даже понравилась такая идея. Зато она не понравилась Верочке, и та надумала добавить пикантности с помощью черно-белых фотообоев. Пока еще оставалась такая возможность. Люди, которых нанял Денис, поработали на славу. Незаконченной оставалась только кухня. Вот ее-то Таня с Верочкой и условились взять на себя.
В тишине, наполненной таинственным предвкушением, прозвучал скрип замка. Хлопок двери. Слышались тяжелые шаги.
В совершенно пустой квартире каждый звук был заметен. Казалось, можно услышать, как в соседней комнате на пол упал лист бумаги.
– Ну, Вера… – Таня сделала дрожащий вдох.
– Привет. Чего притихли? – войдя, проговорил Денис и остановился посреди кухни. – Это что за?.. – прервался, потому что вот так сходу и слов не мог подобрать.
– Мы тут с Танюшкой немного поусердствовали, – радостно начала Верочка. – Как тебе?
Таня стояла в сторонке, поражаясь ее смелости. Сама она не была так уверена, что Денис оценит их старания. На похвалу не рассчитывала, но последовавший после слов Верочки трехэтажный мат все же немного смутил.
Шаурин шагнул вперед, с немым изумлением уставившись на одну из стен кухни. Все, что мог, он уже выразил. На этом его фантазия отказала.
Со стены на него смотрела Мерлин Монро. Улыбающаяся. Задумчивая. Открыто – эротичная. Веселая. Разная.
– Неожиданно, – наконец сказал он. – Девочки, а вам никто никогда не говорил, что глупости не нужно делать даже со скуки?
Девочки постарались, подойдя к вопросу облагораживания его квартиры весьма творчески. Что называется, оставили свой след. Нет, «след», конечно, весьма занятный – черно – белые фотообои в виде коллажа из множества фотографий расползались из угла на стены. И обрезаны они были по контуру, имитируя обсыпавшуюся кирпичную кладку.
– А ну-ка, идите сюда, дизайнерши недобитые… – воркующим голосом позвал Денис. – Сдирайте эту хрень отсюда.
– Ни за что! – Вера распласталась на стене, прикрывая собой обруганный креатив.
Денис осмотрелся. Не ждут ли его еще сюрпризы? Нет, все остальное согласно плану: стены оклеены под покраску и, соответственно, покрашены. В углу наблюдались вымытые инструменты и оставшиеся обрезки обоев.
– О-о, – протянул он, зацепившись глазами за початую бутылку вермута. В компании с ней на подоконнике стояла тарелка с бутербродами, и лежали груши. – Милые мои, это после которой вас так прибило? Предупреждать надо, я бы тоже подготовился.
– Сюрприз, – хихикнула Таня.
– Ненавижу сюрпризы, – проворчал брат. – Чертова эмансипация. Вот вы бабы такие – научились носить брюки, курить сигареты, пить водку, но вам все мало. Вам надо себя во главу угла.
– Ладно тебе. Красиво же. – Вера отошла издалека полюбоваться на свою работу, почувствовав, что пик опасности прошел. Таня налила вино в кружечки – бокалов в этом доме еще не было – и уселась на широкий подоконник.
Ну что ж, Монро на стене в кухне это не катастрофа. Нельзя не согласиться, вышло красиво. Вздохнув, Денис взял из рук сестры чашку и отсалютовал изображению актрисы:
– Ну что, Машка, с новосельем тебя! – Пригубил вино. – Не женщина, а мечта – кормить не надо, одевать не надо, встречает с улыбкой, а главное, всегда молчит. Учись, Вера.
Домой вернулся поздно – задержались они с этими посиделками.
Ночь уже бросила на город свое покрывало, и все вокруг стало темное, обесцвеченное. Только уличные фонари светились туманными ореолами.
Если днем, чтобы выхватить главное, мысли приходилось словно просеивать через решето, то ночью они становились цепкими, тревожными. Обнаженными.
Мысли, как люди, – все разные. Бывают мысли – вспышки – зажигающиеся ярко, озаряющие сознание. Или мысли – взрывы – те, которые потрясают. А бывают тихие, томительные – рожденные в подкорке.
Подкорку Шаурин очень уважал. Сознанием можно управлять, в подкорке же рождались истинные знания.
Хотелось курить, но он не зажигал сигарету. Боялся, что любое движение спугнет эту давно маячившую и томительную мысль.
Думал о своей реакции на Самарина, которая для него с недавнего времени теперь была естественной; о разговорах с Юлей, которые вдруг стали трудными и невозможными; о том, что «правильный» путь, на поверку оказался лабиринтом.
Только отринув свое убеждение о невозможности отношений с Юлей, мысль его, словно прорвав плотину, заработала четко и широко.
Не знал он, не мог объяснить, какая она должна быть – любовь…
Для него это непознанный ресурс, и он пока не научился с этим жить.
Но у него такая… Такая, что мозг выворачивало от одной мысли, что кто-то прикоснется к его девочке. И сам испытывал такое влечение, которое контролировать становилось все труднее.
Одного только с уверенностью сказать не мог: наградили его этим или наказали?
ГЛАВА 26
1997 г.
Ветер подвывал за окном, бросая колючий снег в стекло. Оттого слышался мягкий треск. Оттого хотелось натянуть теплый свитер пониже на колени…
– Ночная бабочка. Пять букв. Начинается на «с».
Наталья задумалась.
– На «с»? точно?
– Мама, «ночная бабочка» это не которая – проститутка. А просто бабочка. – Юля закусила кончик авторучки. Губы ее улыбались.
– Господи… – Наталья про себя усмехнулась, иронизируя по поводу собственного нездорового воображения. Или слишком здорового – искаженного существующей реальностью.
– Тогда «совка».
– Подходит, – одобрила дочь и вписала буквы в клетки. Взяла чашку и, потянув носом аромат лимона, отхлебнула горячий чай. Чай был не сладкий. После многодневного употребления малинового варенья и меда, сахар Юля перестала на дух переносить. Во всяком случае, пока…
Болезнь не удалось победить быстро. Почти три недели пришлось проваляться в постели. Из-за этого новогодние праздники прошли в легком тумане, без обычного азарта и волнительного ожидания.
Не произвели впечатления подаренные родителями и друзьями подарки, не верилось в исполнение загаданного под бой курантов желания.
Что-то внутри сломалось.
– С каких лет можно начинать половую жизнь?
– Что?.. – переспросила мама, не совсем понимая суть вопроса. Вернее, она его понимала, только не знала как ответить на него одним словом.
Что за кроссворды такие? То проститутки мерещатся, то…
– А… – На мгновение Юля вскинула глаза, потом снова опустила. – Это не вопрос из кроссворда. Это я тебя спрашиваю: как ты думаешь, в каком возрасте можно начинать заниматься сексом? – Юля поерзала, водрузив ноги на соседний стул и усевшись поудобнее. Снова ее одолела неприятная ломота в костях.
Наталья стояла у раковины. Мыльная тарелка выскользнула из рук, когда до нее дошел смысл сказанного дочерью. Самое удивительное: произнесено это было таким бесцветным и обыденным тоном, словно они всей семьей каждый день только и делали, что обсуждали вопросы полового воспитания.
– Хм… – мама помедлила с ответом.
– Мама, если тебе неудобно говорить, давай не будем. – С прищуренным вниманием Юля уставилась в журнал, время от времени вписывая буквы в пустые клетки. – Я не буду тебя мучить. Поговорю с психологом. У нас в школе хороший психолог. Регулярно нам мозги промывает о контрацепции и прочих вещах.
– Нет, конечно, давай поговорим. Ты уже взрослая и… Все-таки откуда такой вопрос? Вы?.. – фраза оборвалась, потому что Наталья не нашла в себе силы закончить ее.
– Что «мы»? – Юля прокашлялась. Не от смущения или волнения; дыхание все же иногда перехватывало. Кашель так до конца и не отпустил. Потому, дабы не расклеиться снова, Юля ходила в длинной вязаной кофте, больше похожей на платье. Это для нее бабуля потрудилась, зная о пристрастии внучки к таким вещам. И пусть от привычного веселого настроения осталось только далекое эхо, снова коротать дни в постели, глотая таблетки, не хотелось.
– Вы с Денисом?..
– Между нами ничего нет, мы с ним уже все решили. Так что ты можешь больше не переживать по этому поводу, – сухо сказала Юля, не поднимая глаз.
– Позволь спросить, что же вы решили? – осторожно продолжила расспросы Наталья. Давно чувствовала, что с дочерью что-то не так, и материнское сердце ее не подвело. Юля стала немного замкнутой, неразговорчивой, словно ее что-то мучило. Такие безмолвные проявления тревожили Наталью еще больше, чем если бы Юлька разрыдалась у нее на груди. Известно, как глубоко Юля умела прятать свои переживания. Иногда до нее невозможно было достучаться. Однако, это вовсе не означало, что давалось Юльке все с легкостью.
Тем труднее, что дочь вообще не любила показывать свои слабости. Никто не учил ее этому. Наоборот, всю жизнь Наталья добивалась установлению между ними доверительных отношений. Наверное, поэтому столь откровенный и внезапный вопрос немного смутил.
Свои мысли Юлька вывалила ей как снег на голову.
Хотя, чего удивляться снегу в январе…
– Что нам не стоит встречаться, – бесстрастно договорила Юля, чувствуя, как внутри все снова сковывает от боли, казалось, уже пережитой.
– Он прямо так тебе и сказал?
– Он сказал не так, но смысл тот же. – Девочка не отрывала глаз от журнала с кроссвордами, отвечая спокойно и четко. Даже немного резковато.
– Может быть, оно и к лучшему, Юля. Ты так загорелась, что я, честно говоря, боялась… мне показалось, что ты слишком серьезно стала к нему относиться. И как будто все уже распланировала. – Наталья вздохнула свободно и, правда, почувствовав большое облегчение оттого, что эти отношения закончились, так и не начавшись. Странное дело, она начинала уважать Шаурина только за то, что он не ввязался в эту любовь. Хотя должно быть наоборот. – А нужно понимать, – продолжила она мягким тоном, – он старше. И… у него есть определенные потребности… раз уж мы подошли к такой теме.
– Может, и распланировала!.. И замуж за него выйти, и детей. Почему вы думаете, что все это игрушки? Почему сразу нужно кричать, что ничего серьезного в этом нет и быть не может? Ну и что, что он старше! Не на двадцать же лет! И уж, поверь, его потребности бы никак не пострадали. – Этот всплеск угас так же быстро, как и загорелся. Юля резко замолчала, уткнувшись в страницу журнала. Сжала губы в тонкую ниточку. Румянец залил щеки неровными пятнами.
Считала, что уже перетерпела состояние полнейшей беспомощности. Но стоило заговорить о своих недавних переживаниях, и она снова почувствовала себя так, словно ее бросили одну, ночью, в незнакомом месте. Как хочешь, так и выбирайся. А Юля очень хотела выбраться. Всеми силами старалась избавиться от этого разъедающего изнутри ощущения. Наверное, и сама до этого момента не представляла, насколько сильна ее привязанность к Денису. Если соотнести ее с той болью, которую она испытала, и до сих пор испытывала, то она, привязанность, огромна.
У Натальи даже дыхание перехватило от глубины эмоций, которые мучили дочь. Особенно задела последняя фраза. Она посмотрела на нее с нескрываемой тревогой.
– Пусть и дальше спит со своими шлюхами, – объяснила дочь. – А наша разница в возрасте проблема только до моих восемнадцати лет. Когда я стану совершеннолетней, вы мне ничего не запретите.
– Юля!.. – одернула мать, поражаясь озлобленности, с которой она выражалась. Озлобленности и цинизму.
Наталья налила себе чай и села рядом с дочерью. Юля уже не разгадывала слова. Сидела, распрямившись и постукивая кончиком авторучки о поверхность стола.
– Что? Я всего лишь называю вещи своими именами. Для меня все они – шлюшки. И никто мне не запретит думать и говорить по-другому. – Юлька не смутилась. Видимо, перелом в ней оказался мощнее, очень сильно повлияв на ее взгляды. Еще недавно, обсуждая такую щекотливую тему, она бы покраснела до корней волос, запуталась в ощущениях. Но сейчас ей было все равно. Не было неловкости перед матерью, не ощущала она неудобства. Говорила со взрослым равнодушием, с обыденным спокойствием.
Ей было просто все равно…
– Ах, вот откуда ноги растут… у твоего вопроса, – вздохнула мать, размешивая сахар в чае.
– Разве плохо, что я хочу узнать твое мнение по этому поводу? – Юлька скрестила руки на груди. Почему-то внезапно стало холодно. Дрожь пробежала по ногам.
– Что ты, милая моя, так и должно быть. Надо было тебя Дашей назвать – ты настоящий подарок для родителей. Просто, – мама улыбнулась доброй улыбкой, – я не могу привыкнуть, что ты выросла. Ты всегда будешь для меня маленькой девочкой. Единственное, что могу сказать: первый раз должен быть точно по любви. Не из-за любопытства или стремления повзрослеть, доказать кому-то что-то – только по любви. Когда ты этого захочешь душой, а не телом. Когда будешь готова.
– Мама, за это ты можешь не переживать, я в крайности бросаться не собираюсь. Количество мозгов не только возрастом измеряется. Я же не совсем идиотка.
– Ты меня этим очень успокоила, – засмеялась Наталья. – Хорошо сказала: «не совсем»…
– Может я, конечно, чего-то и не догоняю в «силу отсутствия жизненного опыта», как вы любите говорить. Но уж кое-что понимаю. Вам с папой спасибо, мне мои глупости могут дорого обойтись. Кстати, мамуль, меня один мальчик на свидание приглашает.
– Да? Что за мальчик?
От Натальи не укрылось, что как только разговор зашел на другую тему, Юля расслабилась.
– Школу заканчивает в этом году. Местный сердцеед. Настойчивый такой.
– А ты?
– А я не хочу. Он еще до Нового года на уши мне приседал. И вот снова начал свое «ля – ля».
– Ну, может быть, согласиться тебе, пообщаться с ним, посмотреть, что он за человек, а?
– Зачем? Мне разговаривать с ним скучно, он меня раздражает. Нет, Славик очень умный – он как ходячая энциклопедия. Девочки от него пищат.
– Тебе виднее, конечно. Он симпатичный?
Юля задумалась.
– Да, думаю, да. Темноволосый. А брюнеты нынче в моде, – ухмыльнулась.
– А глаза?
– Что?
– Глаза, какого у него цвета?
– Светлые. Или темные? Или… Не знаю я, не помню, не присматривалась.
– А у Дениса?
– Серые. А когда злиться – темнеют. С холода – совсем светлые, почти бесцветные. Интересно, правда?
Мама продолжила спрашивать:
– Высокий?
– Кто? Славик – да. Высокий. С моим ростом недорослики ко мне не подходят.
– Раньше из-за своего роста ты комплексовала.
– Было дело. Сейчас уже нет.
– А часы Славик носит?
Юля подняла на маму недоуменный взгляд.
– Наверное, – пожала плечами.
– А Денис?
– Что это за блиц-опрос? Носит он часы. На левой руке.
– Все понятно. Я просто сравниваю их двоих. Вот ты говоришь, что со Славиком тебе скучно. А с Денисом вы о чем разговариваете? С ним тебе не скучно?
– Не скучно. О всяком, мама, разговариваем, о разном. Это выходит само собой. – «Вернее, выходило» – поправила себя в мыслях. Теперь любые с ним разговоры давались ей с огромным трудом. Возможно, позже, она сможет реагировать на Дениса спокойно, но пока – нет. – А со Славой я словно анкету заполняю. Вопрос – ответ.
– Ну, тогда и не нужно через силу. Хотя, бывают случаи, вроде человек поначалу дико раздражает, а потом ничего – налаживается контакт.
– Не хочу я никаких контактов, – не уступала Юля.
– Зря. Опыт, знаешь ли, на голову тебе не свалится, пока ты дома сидишь кроссворды разгадываешь. Чтобы научиться понимать людей, надо общаться.
– В этом ты, наверное, права. Ладно, подумаю.
Мама права, и Юля это понимала. Сидя дома едва ли можно разогнать депрессию. Нужно по возможности отвлекаться, общаться с друзьями, найти себе какое-нибудь интересное увлечение.
Наталья потягивала чай. Смотрела на Юльку и не знала, что сказать. Обычно слова находились всегда. Но сегодня она не знала, как поддержать дочь. Все советы казались пустыми и ненужными. И почему-то – неправильными. Если бы Юля плакала… Но она снова сидела, уткнувшись в журнал, пробегая по строчкам сухими глазами. Сидела, говоря всем своим видом, что в помощи она не нуждается. Ее лицо снова приобрело бледность, немного болезненную, да и губы стали бесцветными. Здоровье можно поправить витаминами, но вот как помочь в лечении душевных ран – вопрос.
– Мам, когда мы к бабуле поедем?
– Как отец решит свои дела и освободится. На днях думаю.
– Здорово, я так соскучилась по ней. Он мог бы просто отправить нас туда, я бы с удовольствием побыла там на каникулах.
– Он тоже хочет с матерью повидаться. Как приедем, видно будет.
– Наташ, сделай нам чайку.
Когда отец вошел, Юля не подняла головы, подставляя в строчку очередное слово.
– Юра звонил. – Наталья кивнула и поставила чайник.
– Да, я знаю. Он искал меня. Сейчас перезвоню.
Внутри у Юльки екнуло. Отчего и почему – сказать не могла. Но что-то заставило ее оторваться от своего увлекательного занятия – какие-то смутные ощущения на правах интуиции. И сразу озноб сменился жаром – в дверях стоял Денис. Вот кого – кого, а Шаурина она никак не ожидала увидеть. Когда отец вышел позвонить, Денис поздоровался и положил на край стола папку, что держал зажатой подмышкой.
– Юляш, ты будешь? – спросила Наталья.
– Нет, мамочка, спасибо. Сыта по горло, – на последнем язвительном слове Юля бросила уничтожающий взгляд на Дениса, сгребла журнал с авторучкой и вышла.
– Вот оно как, – сказал он, когда Юля скрылась с глаз.
Наталья в ответ только протяжно и громко вздохнула. Потом, памятуя о Юлькиных словах, взглянула ему в глаза.
Ты смотри!.. Точно, они у него прямо стальные стали с мороза, блестящие. Все, как дочь говорила.
Ясно, что Юля в любовь окунулась с головой.
Так быстро и просто это не пройдет, даже если сейчас она чувствует себя разбитой. Никого она вокруг себя не видит, никого не замечает. Ее мальчик на свидание приглашает, а она даже не помнит, какого цвета у него глаза…
* * *
Высоко над затихшим городом стояла луна. Холодная и безжизненная.
Затренькал дверной звонок. Денис натянул футболку, которую некоторое время держал в руке, и нехотя отошел от окна. Нехотя, потому что теплый душ вогнал его в легкий расслабленный транс – шевелиться было трудно.
Как и ожидал, за дверью стоял Вадим.
– Увлекательно, – засмеялся Денис, увидев большой глобус. – Заваливай.
– А как по-другому. В самый раз для твоей блудной души. – Друг ответил улыбкой и прошел внутрь, втаскивая подарок.
Огромная прихожая встретила теплом и запахом присущим только новым еще не обжитым помещениям. Его можно назвать пустым.
Но разве бывает пустой запах? Как видно, бывает…
В простенках между дверями ярко горели светильники. Посреди комнаты бежала светлая ворсистая дорожка. Шкафы из темного дерева высились как исполины, подпирая потолок.
Оторвав презент от пола, Денис поразился его весу:
– А чего он тяжеленный такой?
– Я ж говорю – для души. Зри в корень. – Вадим убрал куртку в гардероб и потер продрогшие ладони. Откинул верхнюю часть шара. Все оказалось не так просто, внутри был бар, уже заполненный спиртным.
– Вот это да! Другое дело, – одобрил Денис. – Давай по рюмашке тогда, что ли.
– Что ли, лучше по две… – кивнул Вадим, следуя за другом на кухню. Далеко «глобус» убирать не стали. Пристроили тут же у круглого обеденного стола.
– Случилось чего? – спросил Денис.
Вадим хотел ответить, но сбился с мысли, уставившись на декорированную стену.
– А-а… – протянул Шаурин. – Ты еще не видел этого рукоблудства?
– Нет. Эффектно, конечно. Это ты сам придумал?
– Боже, сохрани, – Денис приложил руку к сердцу.
– А чего она не голая?
– Не обижай Машку, она девушка приличная. Мы с ней уже сдружились. Чего не голая, надо спросить у тех, кто ее сюда определил.
– Не думал, что все у тебя так плохо, что пора на стенку баб лепить.
– Я и сам не думал, а вот теперь задаюсь вопросом.
– Ладно, доставай колбасу – закусь за тобой. Я пойду руки помою и осмотрюсь на местности. А то в прошлый раз я видел только бетонные стены.
Пока друг бродил по комнатам, Денис вытащил из холодильника все съестное.
– Что я могу сказать, красиво жить не запретишь, – развел руками Вадим, когда вернулся. – Я надеюсь, мы не новогодние салаты доедать будем? – ухмыльнулся Бардин, глянув на «скатерть – самобранку» организованную за несколько минут.
– Нет, считай, тебе повезло. Танюха приходила. Так что сегодня будет все прилично с салатиками и мясом «по-французски». Ладно, оставим лирику, чего случилось? Рассказывай.
– Что рассказывать? – Бардин бухнулся на стул и ткнул пальцем в «глобус»: – Если что, я за отечественного производителя.
– Понял – не дурак, был бы дурак – не понял. – Денис занял свое место за столом и свернул крышку на бутылке «Столичной». – Что-то должно было произойти, чтобы ты оторвал свою задницу от дивана и примчался ко мне среди ночи.
– Давно не виделись.
– Допустим.
– Я человека убил.
То ли подумать Денису нужно было после услышанного, то ли еду прожевать, но некоторое время он молчал. А когда заговорил голос его остался таким же ровным и спокойным, как и прежде:
– Давай определимся: ты убил человека или преступника?
– А есть разница?
– Для меня нет, а для тебя есть. Убил при задержании?
– Да.
– Отписался?
– Да.
– В чем проблема? – равнодушно пожал плечами.
Настала очередь Вадима помолчать. Не мог он внятно объяснить свое состояние. Возможно, не хотел. Сложно было признаться, что с того момента боялся оружие в руки брать и появилась в нем самом какая-то незнакомая неуверенность, мешающая работать. И просто жить – мешающая.
– Снится? – спросил Денис.
В этом коротком слове прозвучало понимание. Хотя было оно едва уловимо, как холодок, веющий от окна в морозную стужу.
– Да.
– Когда следующий раз приснится, расскажи ему анекдот, – мрачно пошутил Шаур, кидая на Вадима пронзительный взгляд.
– Ты когда-нибудь стрелял в человека?
Денис потянул время, с удовлетворением отметив, что в светлых глазах друга, еще недавно безжизненно блеклых, блеснули искры.
Эмоции – это хорошо. Именно они сейчас ему и нужны.
Заданный секунду назад вопрос завис где-то вверху, накаливая воздух напряжением, как гроза наливает чернотой тучу.
– Давай перефразируем, – нарушил тягостное молчание Шаурин. – Хочешь спросить, убивал ли? Потому что можно стрелять, но не убить. Можно даже не ранить. Можно и по пустым бутылкам стрелять… – После этих слов Денис потянулся к бутылке, разлил водку и после выпитой стопки сказал: – Только первый снится, следующие не будут. А потом и первый перестанет. И будешь, ты, Вадя, спать мертвым сном. Каламбур какой, да? – рассмеялся резким немного неестественным смехом.
Этот смех неприятно резанул Вадима. Свою рюмку он так и держал в руке, не в силах разжать напряженные челюсти, чтобы влить в себя водку.
– А ты, как видно, в этом толк знаешь, – ответил он с надтреснутым сарказмом и, словно вспомнив, что нужно выпить, глотнул алкоголь. Сквозь его мрачную иронию стала прорываться злоба, озаряя мозг яркой вспышкой и удачно заменяющая чувство безысходности.
– А есть еще один вариант: придут они как-нибудь к тебе все вместе, – криво усмехнулся Шаурин. – Да не смотри на меня так. Удивлен?
– Не знаю почему, но нет – не удивлен, – опустив взгляд в тарелку и взявшись за вилку, сказал Вадим. К горлу подкатил нервный ком, и он никак не мог его сглотнуть. Даже водка не могла протолкнуть его дальше. Губы сжимались крепче, а лицо каменело.
– Есть такие страницы в жизни, о которых не рассказывают ни друзьям, ни родителям. И ни в личном деле, ни в военном билете их тоже нет, – тихо сказал Денис без смешка и иронии.
– Ты говорил, что на войне не был. – Вадим поднял голубые глаза, обмякая губами. Что скрывать, после этих слов напряжение немного спало. Нарисованные в уме версии отпали.
– А я и не был. – Тон Дениса сменился – стал жестче, но в разговоре появилась душевность, которой раньше не было. – Точечные операции – это не война. Прилетели – бац-бац… и улетели. Но мне хватило. Выбирайся из этого дерьма, Вадим. В жизни нет прописных истин. Они никому не нужны, люди их боятся. Я и сам их не люблю, потому что они мешают гибко мыслить. Нам с детства внушают, что нет ничего ценнее человеческой жизни, а потом когда мы вырастаем… – Денис замолчал, но оба знали, какие слова заполнили бы эту паузу, – …всему находится объяснение.
– Я все понимаю. Но это почему-то от меня не зависит. Оно все ясно, но на душе как-то… дерьмово, – прозвучало, будто со скрипом.
– Дерьмово, потому что ты – нормальный. И это только от тебя зависит. Никакой мозгоправ не поможет. Никто. Никто, кроме тебя самого. Выбирайся, Вадим. Выбирайся сам. Мне сложно тебе что-то объяснить. Я бы хотел. Но мне сложно. Знаешь, что значит чувствовать себя палачом? Даже если палачом тебя заставляет быть Родина… Не знаешь. И, слава богу. Поэтому просто сказать: «Брось, не бери в голову!..» я не могу. Это будет неправда. Бери в голову, включай мозги, но только не до такой степени, чтобы докатиться до военного синдрома.
Когда Вадим зашел этим вечером в квартиру, на первый взгляд ничего не выдавало его нервного взвинченного состояния. Только по каким-то несущественным мелким проявлениям Шаурин заметил, что что-то не так. Очень хорошо знал своего друга. Потому и чувствовал его, наверное, как себя. И понимал прекрасно. Понимал даже больше, чем мог сказать. Хотя и всего сказать не мог. Расстрелять человека из пистолета это совсем не то, чем, глядя в перекрестие оптического прицела. В перекрестии нет человека. Есть только силуэт – без судьбы, эмоций, без жизни. Просто силуэт.
