Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)
– Жалобы есть?
Услышала мягкий треск – Виктор Палыч натягивал стерильные перчатки.
Глубоко вздохнула, набираясь мужества.
– Жалоб нет, а вот парочка вопросов – да.
* * *
– Юля, где ты ходишь? А если бы отец захотел с тобой поговорить, а тебя нет дома? Хочешь еще одного скандала, чтобы еще больше усугубить ситуацию?
– Я определилась. Буду поступать на юридический, а то без доказухи в наше время никак.
– Ты о чем?
– Что за жизнь… Даже родному отцу приходится что-то доказывать! – сунула матери справку. – Удивлена? А уж как папа удивится!
– Мда… – только и сказала Наталья. – Юля, ты успокойся…
– А я спокойна!..
– …выпей валерьяночки…
– Не надо мне никакой валерьянки! Не дождется!
– …если ты будешь разговаривать с отцом в таком тоне, лучше никому не будет. Тебе же в первую очередь.
– Если я захочу разговаривать с отцом в таком тоне, то буду разговаривать именно в таком тоне! Может, я уже могу сама решить, как мне будет лучше? Неужели вы думаете, что я настолько безмозглая идиотка? Мама я в состоянии отличить черное от белого! Почему вы все время пытаетесь убедить меня в обратном? – резко замолчала. Рухнула на стул и спрятала лицо за дрожащими ладонями.
– Прооралась? – спокойно спросила мать.
– Да, – ответила уже тихо. – Ты думаешь, что мне вот это легко далось? А отец куда поехал?
– Я могу только догадываться.
– С ума сойти… – развернулась, намереваясь уйти к себе.
– Юля…
– Не надо мама, не хочу ничего слушать. Хочу побыть одна. В тишине. Пока это возможно.
Возможность побыть в тишине и покое оказалась весьма короткой: через час в комнату зашла мама. По ее лицу Юлька все поняла – вопросов задавать не стала.
– Где он?
– У себя. В кабинете.
Поднялась с кровати и взяла со стола справку.
– Если я не вернусь, считайте меня комсомольцем. Адью, мама!
Наталья лишь покачала головой и обессилено опустилась в кресло.
Она храбрилась. Отчаянно храбрилась, стараясь унять дрожь в теле. Выходило плохо.
Он, наверное, специально местом для разговора выбрал кабинет: чтобы Юля чувствовала себя словно провинившаяся подчиненная, а не дочь. У него почти получилось. Но только почти. Потому что после стольких часов переживаний, после гинеколога-мужчины… уже было практически все равно, что он скажет. Будет ли буйствовать, орать на нее или даже ударит. Все равно!
Отец сидел за столом. Выглядел он сосредоточенно и познавающе, будто готовился выслушать долгий научный доклад. Но на долгие разговоры Юля не рассчитывала, вялой шаркающей походкой приблизилась к нему, бросила на стол клочок бумаги, плюхнулась в кресло. И почему-то тут же разъедающей кислотой к горлу подступила изжога. Абсурдность ситуации каменной тяжестью ложилась на плечи. Сам факт того, что она трясется от страха перед родным отцом, предъявляя ему справку от врача о том, что она девственница, вводил в истерику.
– Что это?
Юля не ответила, не без тайного удовольствия пронаблюдав тихое удивление на отцовском лице, когда он прочитал написанное на листке. Но удовольствие то оказалось слишком мало, чтобы компенсировать унизительность всей ситуации.
Воцарившееся тягостное молчание говорило лишь о том, что отец подбирает другие слова. И это уже хорошо. А собирался, наверное, пообещать ей конец света и геенну огненную.
– И давно… это у вас?
Вот уж на этот вопрос она точно отвечать не будет. И так уже нарушила обещание: не сидела тихо, не дергаясь, как просил Денис.
– Какая разница? – чуть насупившись.
– Мне спросить еще раз, чтобы ты поняла мой вопрос? – Губы сжимались спокойно.
– Буду вынуждена повториться. – Начало потряхивать. Но Юля распрямилась к кресле, подтянулась, будто нагоняя годы жизни и сантиметры роста. – Это имеет какое-то значение?
– Это имеет огромное значение. Мне интересно, как долго ты обманывала меня.
Последние слова неприятно резанули. Легонько полоснули по совести.
– Я тебе ничего не скажу. Что ты сделаешь? Запрешь меня в комнате и посадишь на хлеб и воду? Лишишь карманных денег? Если да, то считай, что я уже напугана до смерти.
– Это для тебя немало. В нашем мире вещи ценятся намного дороже, чем движения души. Ты еще в этом убедишься, я тебе обещаю, – холодно улыбнулся.
Не поняла, что отец имел ввиду, но возникло чувство, что попал он метко, по-снайперски, в самую болевую точку. И сейчас от ее ответа зависел весь тон дальнейшего разговора. Но Юля не знала, что ответить. Тишина росла, расползалась, разрасталась.
– Не трогай его, папа. Пожалуйста.
– Почему? – сразу спросил отец и шевельнулся. Впервые за минуты разговора. И его резкое движение руки невольно напугало. Юля даже вздрогнула.
– Потому что мы ни сделали ничего дурного.
Это матери можно объяснить, что с Денисом все у них по любви, по-настоящему. Но как это объяснить отцу? Какие подобрать слова?
– Ты за моей спиной завела интрижку с одним из моих работников и считаешь, что в этом нет ничего дурного?! – вскричал отец.
Выдержка Юли пошатнулась окончательно. Кровь ударила в щеки.
– Папа, хорошо! Я не больше буду с ним встречаться и уеду хоть на Антарктиду! Только не трогайего! – Сама не знала, как выполнить это обещание, но готова хоть к черту на рога усесться, лишь бы их с Денисом оставили в покое.
Привалившись к широкому подлокотнику кресла, небрежным, но беззащитным жестом прикрыла глаза, скрывая слезы. Отец подошел к ней и приподнял ее лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Мало ему было справки от гинеколога, мало ее страха, который он, бесспорно, чувствовал, – ему нужно обязательно видеть ее слезы. Кажется, в этот момент она начала его ненавидеть.
– Он тебя не боится, – нервный смешок сквозь слезы, – Я боюсь, а он – нет. Я теперь это точно знаю…
– Иди к себе, – отпустил ее подбородок и скользнул мягким гладящим жестом по волосам.
– Папа…
– Иди к себе, – жестче сказал он, прерывая зародившуюся на языке дочери просьбу.
* * *
– Шаур-Шаур… – осуждающе вздохнул Монахов и со звонким щелчком загнал шар в лузу. Взгляд его не отрывался от бильярдного стола. Медленно он обошел кругом и остановился, оценивающе глядя на белые шары, разбросанные по зеленому сукну. Привычно так глянул – с прищуром. Примечая следующие ходы, задумчиво потер гладко выбритый подбородок.
Сегодня Монахов не попросил составить ему компанию как раньше. Леность движений не могла обмануть Шаурина, он знал, по какой причине его сюда привели. Единственное, в чем был точно уверен: его не убьют именно сегодня. Точно не сегодня. Это было бы слишком просто, иначе уже отправили бы на тот свет.
Смысла открывать сейчас рот и оправдываться не видел. Не для того Монахов его позвал.
Карп, сука… Сильно уж ухмылялся, когда увидел его сейчас во дворе. Монахов всегда держал их с Карповым на расстоянии друг от друга, словно псов на цепи. Но когда-нибудь эти цепи порвутся, и только сам черт знает, кто из них двоих в живых останется.
Еще пара звонких ударов кием. И такая же звонкая тишина в бильярдной, что уже ухо резало, и ее впору было чем-нибудь разорвать. В комнате только несколько широких, низко висящих над столом абажуров, рассеивали яркий свет. Ужасно раздражало, что за чертой желтого круга трудно разглядеть лицо собеседника и приходилось только догадываться о выражении лица. Хотя в эмоциональном состоянии Монахова сейчас трудно обмануться – он в тихой ярости.
Сергей Владимирович точными размеренными движениями то и дело натирал кончик кия мелком, тщательно выбирая очередную позицию. Он всегда играл по правилам, действуя продуманно и с холодной расчетливостью. Начиная с расстановки шаров в пирамиде. И кий всегда собирал сам. Никому не доверял. Деревянная резьба такая хрупкая. Одно неверное движение и все насмарку. Сломается.
Да, Монах любил правила, особенно, установленные им самим. И жестоко наказывал тех, кто их нарушал. Шаурин нарушил. Теперь придется расплатиться.
Недалеко у двери к стене прилипли четыре амбала. Шестерки. Новенькие. Вероятно, из дачных охранников. Хорошо. Если сегодня кто-то и будет считать ему кости, то пусть это будет не Карпов. Шаурин внутренне напрягся, неосознанно готовясь к самообороне, хотя знал, что сопротивляться не будет. Да и не сможет. Эти четыре машины для убийства заломают любого, даже его.
По привычке внутренним взглядом он прошелся по карманам: только пачка сигарет, зажигалка и ключи от машины (ни оружия, ни даже ножа с собой не было). Машинальное действие – выработанная годами привычка в любой ситуации оценить свои силы. Паранойя, которая останется с ним на всю жизнь.
Может странно, но и страха не чувствовал. Возможно, зря. Но что-то подсказывало, что все не так уж и плохо. Главное, не горячиться.
– А я ведь тебе доверял, – выдавил из себя Монахов. – Чем думал, когда дочь мою…
Такое приятное откровение в столь печальную минуту вызвало у Шаурина немую усмешку. Ни одного слова, только легкая тень на щеке, но иногда молчание красочнее любых слов, а Монахов знал его прекрасно, чтобы догадаться о чувствах. Можно сказать – воспитал. Только вот отцом его назвать Денис никогда бы решился: звучит слишком порядочно. Его родной отец ничего общего с этим человеком не имеет.
Монахов бросал на Шаурина меткие взгляды. Удивительно: стоит, не дернулся даже. Молодец, выдержка, что надо. Так и должно быть. Но ответить должен. А там видно будет… Чтоб неповадно было. Нельзя по-другому. Никак нельзя.
– Ладно. Пора кончать с этим.
Как по команде, эти четверо бросились на Шаурина, сыпля ударами со всех сторон. Все же, организм, настроенный на бой, ответил. Невозможно было сдержать эту машинальную реакцию на агрессию в свою сторону. Но скоро перед глазами все поплыло. Тело запульсировало болью. Болью задышало. Перед глазами замелькали яркие слепящие звездочки, быстро расплывающиеся в радужные пятна.
– Не убейте только, – бросил Монахов и вышел.
Это было последнее, что Шаурин смог осознать трезвым умом. Сознание уплыло. Осталась лишь глухая засасывающая темнота. И боль.
Его выволокли из бильярдной и бросили в подвал.
Сколько был без сознания, определить не мог. И в эту минуту сказать с уверенностью, что пришел в себя, а не находился где-то на небесах, тоже.
Хотя, нет. Если на небесах, то было бы жарко. Ведь его место – в аду.
А здесь и сейчас ужасно холодно. Реальность сузилась до ледяного бетонного пола, что был под ним. Шевелиться даже не пробовал: тело – сплошное месиво.
Раздался лязг замка, а потом пронзительный скрип отрываемой железной двери. Скрежет металла ударил по нервам, вызвав невыносимую головную боль.
– Денис…
От ее голоса он чуть не подскочил.
– Денис… родной…
Она присела рядом с ним на колени. Едва притронулась, и с его окровавленных губ сорвался протяжный стон. Ребра сломаны.
– Юля… спятила… – Силясь и закусывая губы, он кое-как сел, оперевшись на стену. Вымученно выдохнул. Растревожил застывшую боль, – задохнулся от нее, – и теперь все тело запылало огнем. Во рту пересохло.
– Это не я сказала… Попей, – с ходу начала оправдываться. Голос дрожал, говорила негромко, почти шепотом, но слова в тесном мраке эхом отскакивали от стен и били по самым больным местам.
Горлышко бутылки коснулось губ, и Денис сделал пару глотков. Дышать стало гораздо легче. Как она видела в такой темноте – непонятно. Сам он едва мог что-то различить, только почувствовал, как Юля приложила к лицу мокрый бинт, пытаясь стереть кровь. Но он взял ее за руку, останавливая.
– Не надо… иди… хуже будет.
– Куда еще хуже? – возмущенно зашипела она, не обращая внимания на то, насколько сильно он сделал это. Откуда только силы?.. Вырвала ладонь и продолжила промакивать кровь. – Мне он ничего не сделает. И от тебя я все равно не отстану. Я пообещала ему, что не буду с тобой встречаться, но я не говорила, что брошу тебя в таком состоянии. Как я могу? Я у себя, а ты здесь… – Слезы текли по щекам, но она не обращала на них внимания. В темноте он все равно не увидит, а с голосом удавалось совладать более-менее.
– Юля, Юленька… – на выдохе сипло прошептал он. Легко мог представить, с каким сосредоточенным спокойствием она касалась его, вытирая кровь, будто делала что-то обычное.
– Тихо…
– Мне бы покурить…
Руки у нее опустились, и показалось, что она всхлипнула. Или икнула. Точно не разобрал, но она издала какой-то звук.
Нет, заплакала. Тихо так, беззвучно, опустив голову, утыкаясь лицом ему в грудь. И только хрупкие плечи подрагивали, говоря о ее слезах.
– Дурак… какой же ты дурак. Как же я люблю тебя…
– Юленька… – Не обращая внимания на запачканные руки и звенящую боль в теле, он прижал ее голову к себе, зарываясь пальцами в волосы на затылке, собирая их в пригоршни. Желание коснуться ее превозмогало все на свете.
– Я не дам тебе сигареты. Вот поправишься и кури сколько хочешь. А сейчас не дам… – заикаясь говорила она.
Денис, верно, думает, что ей пришлось тайно спуститься в подвал, украсть ключи или что-то подобное. Но это было не так. Ему необязательно знать, что отец сам сказал, где Шаурин. Выбрал самый лучший способ ее наказать, когда положил ей на стол ключи от подвала, вселив уверенность, что она сама во всем виновата. Только она одна во всем виновата. Знал, что придет сюда. Обязательно придет.
Юлька и свет могла зажечь, но боялась. Обостренных чувств хватало, чтобы видеть в темноте, как кошка. Но при свете боялась, что не выдержит увиденного. И так сердце разрывалось.
И Денис тут со своими… сигаретами…
ГЛАВА 39
– Ты хоть немного спала? – спросила мама.
– Немного, – неохотно ответила Юля, избегая взгляда. Села на стул, как-то вжалась в него, словно стараясь стать незаметной и не привлекать к себе внимание.
– Вниз больше можешь не ходить, его там нет.
Подняла на мать испуганные глаза, не в силах озвучить свою мысль. Наталья готовила завтрак. Руки ее утихли, когда она уловила выражение лица дочери.
– Господи… Да в больнице он, увезли его. Сегодня утром.
– Слава Богу, – Юля выдохнула. – Отец где? Тоже уехал? – спросила с большой на это надеждой.
– Не знаю. Он всю ночь провел у себя в кабинете.
– А что, бессонница напала? Ну надо же… – не скрывала едкого сарказма.
– Юля…
– Не нужно мне ничего говорить!
Наталья шумно вздохнула, сжала губы, налила кофе, поставила перед дочерью кружку и тарелку с омлетом.
– Поешь.
На кухню зашел отец и будто заполнил собой все пространство. Сегодня рядом с ним было особенно мало места. Душно.
– Аппетит пропал, мама, – Юля тут же поднялась.
– Сядь за стол, – строго сказал он.
– Не сяду, сказала же, аппетит пропал.
– Хорошо, поговорим вечером.
Посмотрела на отца с легкой усмешкой, но потом ее глаза холодно блеснули.
– Все что ты хотел услышать, я тебе сказала вчера. Больше мне сказать нечего. А вечером мне некогда. Во второй половине дня у меня две консультации. Потом бассейн – два часа. Потом я поеду к подруге, – чеканила она. – Ты считаешь, что ты прав. Я тоже считаю себя правой. А знаешь, почему? – выдержала паузу. – Потому что я не одна из твоих архаровцев, я даже не Шаурин. Я – твоя дочь. Счастливо оставаться! – Обернулась на пороге. – Мамочка, можно я останусь ночевать у Кати? Завтра же выходной. А то здесь мне дышать тяжело.
Дышать дома и правда становилось все тяжелее. Теперь здесь пахло кровью.
Нескоро из памяти сотрутся воспоминания об этой ночи. Нескоро забудутся собственные слезы, стоны Дениса, полные боли, его кровь на ее руках.
Как только сумела это пережить… Кажется, за несколько часов лет на десять повзрослела.
– Можно. Только позвони мне обязательно.
– Конечно, позвоню. Не переживай. Кстати, мама, пока меня не будет, прикажи мне в дверь замок врезать. Не хочу, чтобы ко мне в комнату входили посторонние.
Монахов бросил на жену раздраженный взгляд.
Она скептически приподняла бровь:
– А на что ты рассчитывал, когда устраивал дома показательную казнь? Этого тебе даже я не прощу. За что боролись, на то и напоролись.
– Что за Катя?
– Катя Маркелова. Что тебе Юля вчера сказала?
– То, что мне нужно было от нее услышать.
– То, что ты хотел или то, что нужно?
– Я же сказал: то, что нужно.
– И что дальше?
– Всему свое время.
* * *
– Здорово, – Лёня осторожно, а потому немного неуклюже, вошел в плату. Переступил с ноги на ногу, зашуршал пакетом.
– И тебе не хворать, – Денис приподнялся на кровати. Тронул тугую повязку на груди, вздохнул тяжело. – Вуич, у меня еды полный холодильник, заканчивай с этой гуманитарной помощью. Я тут не собираюсь полгода жить. Максимум еще неделю.
Вот бы еще ушибы внутренних органов так же быстро зажили, как лицо. Лицо-то не сильно повредили, через неделю остались только небольшие ссадины. Но Семеныч обещал за две недели поставить Дениса на ноги, а для полного выздоровления, даже с его осложнениями, месяца хватит. Тем более ухаживали за ним с особым пристрастием. Ну, да… С таким же, как и наказывали.
– А как же витамины? – Лёня достал яблоко и кинул Денису. Тот поймал его одной рукой. – Молодец, реакция есть. На поправку идешь, я смотрю, весь на позитиве.
– Еще бы… – мрачно усмехнулся Денис. – Я сейчас настолько уколотый, что мне весь мир в розовом цвете кажется. Но это только пока. Когда я выйду отсюда, буду очень зол. Так что, Лёня, у меня к тебе большая просьба. Ты всех предупреди, чтобы не рыпались. Услышу хоть одно слово в свою сторону, убью сразу.
– Да, как бы… – замялся Вуич, – предупреждать-то и некого, потому что тишина. Все шито-крыто. А ты вообще в отпуске, причем, официальном. Можешь смело месяца полтора тут валяться.
– Ну надо же… Первый отпуск за два года. Чего ж я тогда в больнице, а не в Ницце. Ладно, – задумался на пару секунд, – тогда узнай, кто Монаху слил про меня и Юльку.
– Попробую.
– Лёня! Я не сказал попробуй, я сказал – узнай! Считай, что это приказ. Как хочешь, хоть сыворотку правды всем подряд коли, но узнай – кто. Я и так думаю, что это Карп, но мне нужно знать точно.
– Так точно.
* * *
– Может, ты уже прекратишь свой бойкот? – Отец зашел в комнату, и Юля пожалела, что не закрылась. Она уже больше месяца с ним не разговаривала и всяческими способами избегала встреч.
Монахов присел на кровать рядом с дочерью и закрыл книгу, в которую она упрямо уставилась взглядом.
– Не понимаю, о чем ты папа, – сказала невыразительным тоном, поднимая глаза.
– Не доводи ситуацию…
– …до чего? Я сдала все экзамены на пятерки, жду выпускной. Сижу дома как самая примерная в мире дочь. Что тебя не устраивает? Извини, но я не живу по твоему расписанию. Или без меня у тебя несварение желудка?
– Своим поведением ты ничего хорошего не добьешься.
– Я ничего и не добиваюсь. Это ты уже всего добился.
– Чем всякий бред читать, лучше бы определилась, куда поступать будешь, узнала про документы и вступительные экзамены. Или я должен за тебя по приемным комиссиям бегать?
– Захочу, буду сутки напролет Кама-Сутру читать, – снова раскрыла книгу.
Отец вышел из комнаты громко хлопнув дверью.
– И моими дверями не хлопай! – крикнула ему вслед. – У себя хлопать будешь… – Дыхание у нее перехватило, потому что в дверях снова появился отец. Долго смотрел на нее рассерженным взглядом, потом вышел. То, что на этот раз он не попытался высадить дверную коробку, не говорило о том, что его недовольство от сложившейся ситуации уменьшилось. Совсем наоборот. Он был уже вне себя. И хоть Юльку это чуть-чуть напугало, но вида она не подала.
– Ладно, – вполголоса проговорил он и достал телефон.
Собирался позвонить ему позднее, но раз дело приняло такой оборот…
После ухода отца Юля закрылась на защелку. Когда много позже в дверь постучали, подумалось, что отец снова пришел донимать ее разговорами. Потому не среагировала, продолжила читать книжку. Но стук повторился. И стучали очень настойчиво.
Со вздохом Юля поднялась с кровати и открыла. Сначала опешила, а потом захотелось запищать от радости. Даже ладошкой рот прикрыла. Но порыв этот прошел быстро, потому что в грудь привычно толкнулась тревога.
– Ты как сюда попал? С ума сошел!
– Нормально встретила, – разочарованно выдохнул Денис и усмехнулся, переступая порог. – Я тут с официальной миротворческой миссией. Ты что творишь? Забастовку, говорят, устроила. Точно дождешься, что отец тебя в Лондон упрет. Не реветь! – увидел по глазам, что Юля сейчас расплачется.
Она и бросилась в слезы. Сдерживаться не пыталась, потому что бесполезно. Все внутри смешалось: радость, страх, чувство вины, невысказанные слова, осевшие на душу непереносимой тяжестью.
– Наверное, не упрет… он как-то так сказал сегодня, я правда не совсем поняла, но кажется не упрет. Прости, я, конечно, не усидела на месте, как ты просил…
– В каком смысле?
– …притащила ему справку от гинеколога.
– Так он знал?..
– Да. И ключи он мне сам от подвала дал… – вздыхая, вытирала слезы. А они все катились и катились по щекам.
Они с Денисом даже не обнялись. Она побоялась к нему притрагиваться, а он так и застыл у двери. Сама не знала, чего, но боялась. Может, потому что не была еще до конца уверена, что с ним все в порядке. Помнила еще, что в прошлый раз, каждое прикосновение доставляло ему боль. А, может, просто забыла, как это – обнимать его…
– Прекращай свои забастовки, не обостряй ситуацию. – Вышел из комнаты.
Юля успела заметить, как скулы у него побелели от злости.
– Ты куда? – крикнула в коридор, но ответ не получила. – Денис!
– Не бушуй. Поговорю с твоим отцом.
Никогда до этого момента не был в ее комнате. Когда шел к Юле, как-то по-другому себе представлял их встречу. Спокойнее, что ли… Думал, побудет с ней, потом поговорит с Сергеем Владимировичем: они так условились. Но загорелся злостью от ее слов. Вспыхнул кожей.
Быстро спустился, постучался и открыл дверь в кабинет к Монахову.
– Проходи. – Ждал его. – Или боишься?
Рискуя разозлить мужчину, Шаурин издал дерзкий смешок. Медленно подошел к столу.
– Я здесь по своей воле. Ты попросил – я пришел. Ладно я, зачем надо было Юльку изводить?
– Не боишься дерзить мне? Или думаешь, что тебе теперь все позволено? Я ведь могу тебя отправить туда, откуда вытащил. Или вообще с лица земли стереть. Мокрого места от тебя не оставлю, – произнес спокойно. Готовился. Сказал именно то, что собирался.
– Замучаешься, – с агрессивным видом Шаурин упер ладони в столешницу. – Я успею из тебя всю кровь выпить. Легко. Подумай, стоит оно того или нет. – О том, что говорил, не жалел. Не боялся. Если не сейчас, то возможно уже никогда. Приходит время, когда нужно играть в открытую. Даже с Монаховым. – В такое болото тебя засажу, откуда не выберешься! Сомневаешься?
В том то и дело, что Монахов не сомневался. Не тот Шаурин человек, чтобы беспочвенно бросаться такими громкими словами. Да и знал много. Даже слишком.
– Злишься? – Тут Сергей Владимирович подался вперед и принял такую же позу, как и Шаурин. В глазах его что-то блеснуло.
– Меня теперь бесполезно останавливать, – Денис и не дернулся. Бровью не повел. Его слова, казалось, тяжело падали. Звенели в воздухе, как бьющееся стекло. – Так что думай, нужен ли я тебе во врагах? Уничтожишь, а тебя-то самого кто потом из дерьма вытаскивать будет?
– Бесполезно останавливать, говоришь? А если пулей в лоб? – Монахов достал из ящика стола пистолет, приставил ствол ко лбу Шаурина, взвел курок.
– Тебе блеф не идет. Сейчас уже незачем. Стрелять меня раньше надо было. И не полтора месяца назад, а два года. В ту ночь, в автосервисе. А сейчас незачем. Ты без меня уже не можешь. Я тебе нужен.
– Злишься, – Монах вдруг как будто удовлетворенно улыбнулся, убрал пистолет и похлопал Дениса по щеке. Почти ласково. – Молоде-е-ец! Сядь! – уселся за стол сам, достал бутылку коньяка и два бокала. Налил.
Денис опустился в кресло напротив, но к своему коньяку пока не притронулся. Резкого тона не сменил тоже.
– Я мог давно уже продать тебя кому-нибудь, да только я не проститутка политическая. Умею быть благодарным.
– Сколько вы встречались? – в голосе Монахова почувствовалось напряжение, и Шаурину это очень понравилось.
– Вопрос принципиальный?
– Сколько?
– Полтора года.
Монах чуть не подавился коньяком. Шаур, нагло усмехаясь, приподнял бровь, с удовлетворением отметив, что бокал мужчина поднес к губам нетвердой рукой.
– Как я должен теперь к тебе относиться?
– За свое я уже ответил. Юльку не надо вмешивать.
– А как теперь не вмешивать? Ты сам вмешал, – замолчал, словно подбирая слова. Денису показалось, что Монахов нервничает, ждет с его стороны вопросов. Не дождался, потому продолжил: – У моей дочери всегда были самые лучшие игрушки. Самые лучшие. И если сейчас, на этом этапе своей жизни, она хочет тебя, она тебя получит, – прервался, словно ему требовалась передышка. Сказал после шумного вздоха: – И смотри, чтобы не забеременела… чтобы не пришлось потом… сам понимаешь…
Денис поднялся с кресла, выпил коньяк, подержал бокал в руке, а потом катнул его по столу в сторону Монахова. Тот остановил его у края.
– Надеюсь, ты меня правильно понял.
Шаурин ничего не ответил, вышел молча. Во дворе увидел Юлю. Она играла с Лордом, пес, как всегда, носился с палкой по двору. Если бы Юля не окликнула Дениса, наверное, он сел бы в машину и уехал.
Девушка смотрела ему в лицо, не решаясь задавать вопросов. От отца Денис вышел еще злее, чем был до этого.
– Поехали, – взял ее за руку и потянул за собой.
– Куда? – воспротивилась она. Такой взгляд у него был недобрый, что стало не по себе.
– Поехали, – повторил он уверенно. И уже спокойнее. Мягче, что ли.
Юля с сомнением посмотрела в сторону дома. Денис медленно и тяжело выдохнул.
– Я говорю – поехали, значит, поехали.
Она сделала лишь шаг, а потом он потащил ее к машине.
– У меня ничего с собой нет…
– Что тебе нужно? Зубная щетка? Я тебе куплю.
– …даже телефона.
– Он тебе точно не понадобится.
