Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 47 страниц)
– Да у тебя по этой части просто талант, – уперся ладонями в стол, чуть касаясь большими пальцами ее обнаженных бедер.
На улице стояла жара. На Юльке были голубые джинсовые шорты и белая майка. Наверное, и не догадывалась она, что ее сегодняшнее одеяние – провокация чистой воды. Тут даже слов не требовалось. Ни жестов, ни намеков. Лучше бы она вообще просто рот закрыла и молчала, потому что его разбуженный внутренний зверь очень просил выхода.
– Тебе лучше знать. – Слабо скользнув руками по его плечам, легко обняла. – Я буду скучать по тебе. Дико. А ты? – прижалась щекой к щеке. Чувствовала, что он еще злится и бурлит изнутри. Это прожигало ее, заставляло заливаться пунцовым румянцем.
– Я уже в шоке.
– Глотнешь лимонаду, – тихо отозвалась, меж тем, крепко прижавшись к нему всем телом, чуть сдвинувшись к краю стола. Оказывается легко говорить об этом вот так – старательно иронизируя, и при этом, ища утешения в его руках.
Он укусил ее. В плечо. У основания шеи, в трапециевидную мышцу. Да так, что Юля застонала от боли.
– Ты что делаешь?.. Больно же!.. У меня будет синяк.
– Закусываю, – в тон ответил Денис. – Взываешь к моей совести?
– А она у тебя есть? Была бы, наверное, я не знала бы того, что знаю сейчас.
– Наверное.
Вот. Почувствовала, что внутри он справился с собой, несмотря на то, что его тело все еще сохраняло напряжение. Переломился. Укротил себя. Его дыхание изменилось. Тон голоса тоже, слегка. Руки коснулись плеч слабо, но чувственно.
Юля, морщась, потерла ноющее от боли место и посмотрела в его бездонные серые глаза.
Глаза без дна. Сколько всего в них скрывалось, потому и без дна… Или бездна? Бездна удовольствия, любви и… боли.
– Маньяк. – Наверняка то, что она намеревалась сказать дальше, мама бы не одобрила. Точно не одобрила, но Юля проживала свою жизнь, терпела свои мучения и страхи, и сама выделяла для себя ориентиры. – Я потерплю ее, – как-то слишком жарко сказала она, – а ты потерпишь мои выходки. И тогда у нас будет все по-честному.
Его молчание, верно, следовало расценить как согласие. Хотя его согласия Юля не ждала. Скорее, поставила в известность.
– Что прям на все три месяца? – Небрежно убрал ее волосы от лица, зачесав их пальцами к макушке.
Хорошо помнила, что между ними случилось в прошлый раз, когда они ему мешали.
– Убрать?.. – спросила она и после его кивка, собрала хвост на затылке. – На два – точно.
– Тогда давай прощаться.
Не представлял как вынесет эти два-три месяца без нее. Не видеть, но знать, что она где-то рядом, не сравнить с осознанием и пониманием того, что его девочка на расстоянии нескольких тысяч километров. Юля и так последние дни, мягко сказать, обделяла его вниманием. Тут еще это расставание на целое лето. В голове не укладывалось. Да и не уложится, пока снова ее не увидит.
Соскучился по ней сильно. Невыносимо. Потому с животным желанием прижал ее к себе, приникая к мягким податливым губам. По коже ее соскучился, по теплу, по горячему дыханию, по доверчивому телу и откровенным поцелуям. Юлька быстро училась, на лету схватывала его ощущения, чувствовала реакции, знала, что нравится. Целовала так, что не только сердце, все тело по швам трещало.
ГЛАВА 34
Следующая встреча с Юлей произошла намного раньше, чем предполагалось. И при таких обстоятельствах, которые едва ли способствовали пылкому выражению чувств, вызванных долгой разлукой. Ни тебе объятий, ни поцелуев, ни хотя бы ласкового «привет»…
В конце июня умерла Анна Анатольевна. Можно сказать, умерла внезапно. Но смерть другой не бывает. Смерть всегда неожиданна. Она разрывает внутренности, пуская по венам обреченность, и выбивает почву из-под ног, затягивая в пучину отчаяния.
Денис, зная страхи Юли, очень удивился, увидев ее на похоронах. Страшно предположить, чего ей это стоило. Каких невероятных душевных усилий. Не сказать, что вела она себя стойко. Какая уж там стойкость? – передвигалась неуверенной тенью, время от времени прикладывая к глазам платок, вероятно, уже насквозь промокший от слез. Щеки ее не высыхали, хотя старалась она не плакать навзрыд. Маленькая. Потерянная. Вмиг растерявшая свою взрослость. И это короткое черное платье без рукавов… Оно растворяло ее в себе, поглощало.
В день похорон стояла удушающая жара. Но такой она казалась из-за разлитого в воздухе горя. Оно вдыхалось в легкие и его невозможно было перебить ни сигаретным дымом, ни вкусом водки.
Лучше бы холодно… Смотрел на Юлю и думал: «Лучше бы холодно…» Тогда она оделась бы теплее, застегнулась на все пуговицы, занавесилась плащом, не была обнажена, не запутывалась в словах скорби и сожалений, как в липкой паутине. Но на улице стояла невыносимая жара, а лучше бы холодно…
Сам Денис к Юле не подходил: не хотелось проговаривать под чужими взглядами навязшие на зубах соболезнования-клише, наедине же остаться никак не удавалось. Да и не искал он такой возможности. Как-то среди всей траурной кутерьмы было совсем не до того. И все же старался не упускать девочку из виду. Не прилагал к этому особых усилий, все получалось само собой. Не мог не смотреть на нее, но приходилось контролировать даже взгляды. Сегодня эта необходимость особенно бесила.
Поскорее бы все закончилось. Но день тянулся мучительно долго. Бесконечная череда плачущих и стенающих старушек, каждая из которых старательно голосила, отдавая таким образом долг усопшей… Кладбище. Запах сырой земли, несущей обреченностью… Могила, заваленная цветными венками.
Как ни старался отстраниться, до конца не получалось. Невольно проникался траурной атмосферой до ломоты в висках. Сочувствовал семье. Анна Анатольевна при жизни производила впечатление доброго и светлого человека, потому, наверное, и умерла вот так – тихо. Заснула и не проснулась. И в гробу лежала с как будто умиротворенным выражением на лице, словно спала.
Не ожидал никто ее скорой смерти, несмотря на то, что гибель младшего сына женщину подкосила основательно. Но, по словам домработницы Лиды, не жаловалась та на здоровье особо. Бывало, голова болела; то желудок прихватит, то сердце. А у кого не прихватывало… Но чтобы заснуть и не проснуться…
Монахов очень остро переживал смерть матери. Выбеленное горем, будто гипсовое лицо, не выражало ничего кроме бесконечной усталости. Но не усталости, которая с ног валит в крепкий сон, притормаживая нервную деятельность. А такой, которая граничит с истерикой, срывом, взрывом. Тяжело видеть такого человека, как Монахов, всегда держащего все под контролем, на грани эмоций. Страшно…
Сергей Владимирович держался до определенного времени, а к вечеру, когда народ почти разошелся, взял бутылку водки и скрылся в одной из комнат. Ничего никому не сказал, ни слова. Наталья пошла следом, но уже через минуту вышла оттуда, залившись краской. В ответ на внимательный взгляд Дениса женщина лишь махнула рукой. Что ж, прелестно. Теперь вообще непонятно, когда можно будет свалить из этой деревни.
При мысли, что придется задержаться, Шаурина начинало мутить. Совсем не хотелось оставаться на ночь в доме, каждый уголок которого дышал одиночеством и смертью. Наверное, Юлька подумала о том же. Надеялась, что уедет после поминок, но Монахов, решив впасть в алкогольное беспамятство, лишил ее этой надежды. Вот поэтому, когда девушка увидела вольный жест матери, побледнела еще больше и приложила ладонь к горлу, пытаясь сдержать накатывающий приступ рвоты. До этого несколько раз удавалось. Но, как видно, в этот раз не получится. Рот обильно наполнился слюной, в глубине желудка зародились спазмы…
Ее тошнило весь день: до похорон, на кладбище, за столом, где, к слову, она почти ничего не ела. Не укрылось от Дениса, как она то и дело подносила руку к горлу, пытаясь справиться с очередным приступом. Неужели никто не заметил? Да, Наталья посматривала, но, как Шаурину казалось, делала не то, что должна была. Вот и сейчас, когда девочка вылетела из дома, прижимая ладонь к обескровленным губам, женщина не рванула за дочерью, а лишь посмотрела вслед, разговаривая при этом с женой Юрия. Он тоже инициативы вернуться в город не проявлял – уже долгое время сидел на крыльце, ссутулившись и уставившись в одну точку.
Денис бросился за Юлькой, не раздумывая: а стоит ли?
Стоит и пошли все к черту!
Нашел ее в бане. Она умывалась и плакала. Это и на плач было не похоже. Скорее, на громкие сухие всхлипы. Отчаянные, но без слез.
– Вырвало? – спросил глухо и тревожно. Что-то оборвалось в нем при виде ее измученного лица и дрожащих рук. И у самого внутри тошнотворная волна поднялась, и к горлу ком подступил, перекрывая дыхание.
– Да, – прошептала она, и Денис сдернул с крючка большое полотенце.
– Легче?
– Нет, – покачала головой и прижала к лицу махровую ткань, уткнулась в нее, как будто прячась, и обессилено опустилась на деревянную лавку. Пожалела, что не заперлась, позволив застать себя в таком нелицеприятном виде. Потом вскинула глаза, в которых заплескался ужас. – Я не хочу здесь ночевать! Я не смогу! – запальчиво проговорила. Бесцветный до этого голос окрасился явно паническими нотками.
– Тихо, – Денис крепко сжал ее руки. И сам вздрогнул от того, какие они ледяные. – Разберемся… – Понимал, что прозвучало это скупо и безлико, а никак не ободряюще. Однако что-то большее сказать не мог, пообещать тоже. Откуда же взять эту бодрость? Не время, не место. Но «разберемся» – это единственное, что пришло в голову. Слов не хватало. Не находились они никак. Да и не говорить бы сейчас, а обнять, крепко прижать ее к себе. Утешить без сотрясений воздуха.
А, плевать! Плевать, даже если кто-то увидит их вместе. Сегодня все друг у друга на груди утешаются. Кто громко, кто тихо, а некоторые навзрыд. Каждый в свою жилетку. Да плевать на все…
Обнял в одно касание. Обвил руками и прижал к себе.
Не шевелился, не гладил спину, не водил ладонями, не трепал волосы. Пусть хоть на несколько секунд, на короткое время, но обнял и замер.
Сдавил, скомкал у себя на груди, как бумагу. Подавил всхлипы, стер слезы своей рубашкой.
Не знал, как ее успокоить. А как можно успокоить человека, который не плачет в голос и не бьется в истерике?
– Мне надо уехать отсюда, я не хочу оставаться здесь на ночь. Я и так прошлую не спала. Надо с мамой поговорить, – Юля попыталась вложить в голос решительность и даже отважно оттолкнулась, явно намереваясь выполнить задуманное сию же минуту. Но убедительности не получилось. Ни в голосе, ни в движениях. Вышло все как-то дрожаще и неуверенно. Потому не отпустил, сильнее только стиснул. Но время шло. Руки никак не хотели соскальзывать с ее плеч, и в вязкой тишине слышались только ее пульс и биение только ее сердца.
– Вдруг увидят… – Юля словно очнулась, посмотрела на Дениса и отстранилась.
Он заправил ей за ухо мокрую прядку волос.
– По-моему, всем не до тебя сейчас.
Словно опровергая его слова, скрипнула дверь.
– Юленька, что случилось? – В проеме появилась Наталья.
– Все нормально. – Юля нехотя освободилась от Дениса.
– Какого, скажите мне, х… – недовольно начал он, но вовремя прикусил язык, чуть не ругнувшись в пылу, – …толка нужно было везти ее на похороны?
Наталья немного опешила от его резкого тона, но не стала горячиться. Еще находилась под впечатлением от увиденного, поэтому отнеслась к шауринскому выпаду снисходительно, найдя этому разумное объяснение.
– Я сама захотела, – тут же вклинилась Юля. – Но только оставаться здесь на ночь не желаю. Мам?..
– Ладно, – со вздохом сказала Наталья. – Иди собирайся.
Юля с таким рвением понеслась в сторону дома, что пару раз запнулась по дороге.
– Побудешь с ней, я тебе сама позвоню, сообщу – что и как…
Денис, не скрывая недоумения, остановил взгляд на лице Натальи. Быстро все решилось. Без лишних фраз и разъяснений. И довольно неожиданно. Что впору подозревать неладное.
– Чего застыл? Или мне тебе еще на пальцах объяснить, что можно, а чего нельзя?
– Не стоит, обойдусь. – Шаурин поспешил развернуться и уйти прочь.
Женщина смотрела ему в спину, пока он не скрылся в доме. Потом дошла до беседки и устало опустилась на скамью. То, что она увидела, стало для нее большим откровением. А, казалось бы, ничего такого. Они просто обнимались: Денис прижимал Юлю к себе, утешал, наверное, сочувствовал. Совершенно нормально. Правильно даже. Но. Никогда она не видела его с таким выражением на лице – смесь нежности, боли, любви и еще много чего, чему она не могла дать точного определения. Но любовь там присутствовала точно. Читалась. Виделась. Звенела в каждом движении. Отсвечивала в глазах. И Юлька льнула к нему с такой доверчивостью, что не по себе стало. Не по себе и совестно как-то. Что не поверила дочери и ему не верила, сомневалась, с львиной долей скептицизма наблюдала за их отношениями, тем не менее, стараясь не разочаровывать дочь своими сомнениями. Но не верила. А теперь неудобно стало. Будто в замочную скважину подсмотрела, увидела то, что не должна была: слишком интимное, для чужих глаз не предназначенное. Больше, чем близость, поцелуи… Сцена эта, по сути, невинная, все понимание ее перевернула. С ног на голову поставила. Теперь отпали сомнения, шелухой осыпавшись, что пройдет это все как блажь. Что раствориться со временем, потеряет смысл и краски. Ни разу она не видела такого Шаурина. Никаких подобных проявлений за целый год. Теперь хоть в себе сомневайся. Думала, что в людях разбирается…
Юля быстро собралась: желание покинуть это место подгоняло, действуя лучше любого допинга. Только платье сбросила, натянула привычные шорты и футболку, захватила кое-что из вещей и выскочила на улицу. Ни с кем не прощалась, ничего не объясняла. Садясь в машину, не задавалась вопросом, куда отвезет ее Денис. Важнее, что мама дала свое согласие.
Покидать бабушкин дом было очень тяжело, но оставаться в нем, зная, что бабули больше нет, тяжелее стократ. На сердце будто трещина образовалась. Что-то умерло сегодня. Вместе с бабушкой. Какая-то часть Юлиной души. Понимала, конечно, что заживет все со временем. Что слезы кончатся. Что горе постепенно перестанет холодить внутренности. Но сейчас было так больно, что даже дышать трудно и думать, не то что говорить. Хотелось вообще не думать, впасть в забытье. Почему же нет у человека такой кнопочки, чтобы отключиться по желанию… Полностью отключиться: чтобы без сновидений. Боялась снов, вдруг бабушка приснится, если и во сне та же боль. Как перенести?..
По дороге с Денисом не разговаривали, но сегодня, вопреки обыкновению, молчание было неуютным и колючим. Юля разместилась на заднем сиденье. Не плакала, смотрела в окно стеклянным взглядом. Окружающие красоты не производили впечатления, свежий ветерок из приоткрытого окна не бодрил. Мир словно покрылся толстым слом пыли – страшно задохнуться.
Юля знала, в каком районе проживал Денис, потому слегка озадачилась, когда он остановил машину у девятиэтажной «панельки» практически на другом конце города.
– Приехали. Сейчас нам будет хорошо, – в своей обычной манере сказал он. Юля промолчала, не поддержав иронии. Несмотря ни на что, удивление ее не было настолько велико, чтобы сыпать вопросами, куда ее привезли и зачем. Она с трудом выбралась из салона и слепо пошла за Шауриным. С трудом, потому что чувствовала себя выжатой как лимон. Чувствовала себя далеко за той гранью, когда человек в силах управлять и разумом, и эмоциями. Только у самой двери, заслышав трель звонка, почувствовала внутри внезапное волнение. А уж когда увидела на пороге молодую женщину с округлившимся животом, совсем смутилась.
– Таня, это Юля. Юля, это Таня – моя сестра, – быстро сказал Денис, будто отчитался, и втолкнул девушку в прихожую.
– Очень приятно, – на автомате отозвалась Юля, хотя приятного испытывала мало. Не самое удобное время подобрал Денис, чтобы познакомить ее со своей сестрой. Совсем неудобное. Критическое просто. Какое уж тут доброе общение и вежливые улыбки, когда у нее вот-вот истерика начнется. Самую малость осталось. Слезы снова жгучей волной накатили на глаза, и внутри все сдавило от боли.
Возникла небольшая заминка. Таня тоже испытывала неловкость, но взяла себя в руки первая. Спохватилась, оживилась, бросила девушке под ноги комнатные тапочки.
– Юля, тапки надень, а то у меня пол холодный.
– Спасибо, – Юля немного ожила, ровно настолько, чтобы слегка улыбнуться. – Мне бы руки помыть.
– А, конечно! – Открыла дверь в ванную комнату. – Пожалуйста. Полотенце можешь взять любое. Я сейчас чай поставлю и ужин накрою, вы голодные, наверное? – засуетилась Татьяна. Денис решил руки на кухне вымыть, а заодно предупредить о Юлином горе, дабы немного умерить пыл сестры. Вряд ли Юля в своем состоянии сможет ответить ей взаимностью.
– Ты почему не сказал, что приедешь не один? – с ходу напала Таня, но потом смягчилась и спросила тише: – Это та самая загадочная Юлия?..
– Что бы это изменило? – Второй вопрос Денис вежливо проигнорировал.
Таню это ни капли не смутило. В словесных подтверждениях она не нуждалась: помнила красноречивую гравировку на его браслете. Реакция брата на эту девочку также не осталась незамеченной.
– Нашел свою мечту: не пьет, не курит, девственница?
– Угу.
– Вот и правильно. Хватит уже шляться.
Денис взял с тарелки зеленое яблоко и подставил его ко рту сестры, намекая таким образом, что пора уже той остановиться с выводами и рассуждениями.
– А ей сколько лет? – на Таню это, само собой, никак не повлияло, хотя яблоко она надкусила.
– Шестнадцать.
Сестра кашлянула, чуть не подавившись.
– Ты что обалдел?
– Спокойно, мамочка. У нас с ней платонические чувства. Полоскание мозгов оставим на следующий раз, когда я буду в настроении. Мы с похорон. Бабушка у нее умерла.
Таня разом погрустнела.
– А я смотрю, что она такая убитая. Бедняжка… Я вот только не пойму, каким образом вы…
– Давай не сейчас, ладно? Позже поговорим.
– Хорошо. Позже, – согласилась Таня, роясь в шкафу в поисках салфеток. Задевала их куда-то. Были же… Точно были. – Ты посмотри, чего она там застряла, может, ей плохо? – обеспокоено посмотрела на брата.
Денис постучался в дверь. Но Юля и не запиралась. Все это время стояла перед зеркалом, изредка смывая горячие слезы. Как услышала стук, еще раз ополоснула лицо ледяной водой.
– Я сейчас не совсем в форме для такого рода встреч, – тихо сказала Денису, когда вышла из ванной.
– Никакой особой формы не надо. Посидим немного тут, поужинаем, потом поедем ко мне. Не напрягайся.
Не напрягайся. Легко сказать! Все-таки он ее со своей сестрой познакомил, а не с соседкой по площадке. А сегодня Юля не в состоянии ни разговор поддержать, ни поболтать по-дружески… Настроение самое дрянное из всех возможных: ни душевных сил, ни смелости. А уж заплаканное лицо тем более не добавляло очарования. А, как ни крути, хотелось произвести хорошее впечатление.
– Пойдем за стол.
Юля горестно вздохнула. Если очень постараться, то и улыбаться получится. И, наверное, поговорить. По крайней мере, антипатии Таня у нее не вызвала. Напротив, если бы не собственная трагедия, их встреча завязалась бы намного сердечнее.
– Таня, я не хочу. Вернее, не могу, – сразу отказалась от еды. Ее запах не вызывал аппетита. Боялась, что снова начнет тошнить.
– Ну тебя, – махнула сестра Дениса рукой, – я все равно не отстану. У меня борщ. Ты даже не представляешь, от чего отказываешься. Со сметаной.
– Ладно, – обреченно согласилась Юля, – только чуть-чуть.
И правда аппетит приходит во время еды. Сначала нехотя Юля цедила бульон, а потом с удовольствием доела всю тарелку. Денис борщом не ограничился, справился и со свиной отбивной. Глядя на то, как он ест, Юля невольно улыбнулась. С таким умиротворенно-довольным выражением он это делал, с таким удовольствием…
Что-то конкретное за столом не обсуждали, не касались одной темы. В основном говорила Татьяна. Обращалась к брату, вспоминала о каких-то мелочах, пустяках. Как известно, именно пустяки сближают людей. Через некоторое время – то ли от Таниной доброты, то ли от горячего супа, – у Юли внутри потеплело. Проснулись другие чувства, будто поднялись с самого дна: стало совестно, что именно сегодня не может она поддержать разговор должным образом.
– Таня, ты меня прости, я сегодня не очень хорошая собеседница и совсем непорядочная гостья.
– Самое глупое, Юленька, это начать как-то передо мною оправдываться. Я же не зверь какой-то, не нелюдь – все понимаю. Ты расслабься, сейчас чайку с тобой попьем, на диванчике поваляемся, Денискины фотографии детские посмотрим. – На словах про фото Таня так злорадно улыбнулась, что Юля тоже расплылась в ответной улыбке. Зато Денис, подняв взгляд на сестру, не выразил по этому поводу особой радости.
– Убил меня взглядом, убил, – Таня похлопала его по плечу.
– Танюш, давай в следующий раз. Боюсь, сегодня я не смогу оценить всей прелести этого момента, – сказала Юля, в первый раз выдав нечто ироничное. – Но на чай я согласна и на диване поваляться тоже. Просмотр семейных фото отложим. Денис, можешь вздохнуть свободно.
Денис и вздохнул. Юлька шутит – уже хорошо. Хотя глаза ее еще темнели от горя. Это и понятно – такой шок.
Чай унесли в гостиную, Денис включил телевизор и растянулся в кресле. Таня бросила на разложенный диван несколько маленьких подушек.
– А ты чего напрягаешься? – спросила у него, когда Юля на минутку вышла из комнаты, вспомнив, что не позвонила матери.
– Я не напрягаюсь.
– Да?
– Да. Я просто устал, спина болит.
– Давай, я тебе плечи помассирую, снимай рубашку.
Сделал это с удовольствием, Таня приложилась к его плечам с не меньшим. Денис расслабился и позволил сестре от души промять себе плечи. От приятных ощущений по рукам пробежали мурашки. Когда в гостиную вернулась Юля, Денис поймал ее взгляд. Совсем не ледяной как раньше. Тут же вспомнил, что между ними произошло, когда раз она заставал его в таком виде. Верно, и Юля припомнила их ласки – ее щеки зарумянились.
Глава 34.2
Сомнительно, конечно, что за такое короткое время ей удалось преодолеть свои внутренние переживания, но, определенно, общение с Таней пошло на пользу. Одно то, что кожа Юлькина теперь сверкала загаром, а не отдавала смертельной бледностью, бесконечно радовало. Все остальное потом, главное, сейчас девочка отвлеклась, перестала думать о похоронах, о смерти и безысходности. Должно быть, перестала, иначе откуда взяться улыбке на ее лице, несмелой еще, легко ускользающей. За одну такую улыбку, Денис готов был прожить этот кошмарный день заново. Еще раз. И еще.
– А ничего вы, дамочка, не обнаглели которую по счету конфету есть? – уязвил сестру, после того как она перестала практиковать на нем навыки массажистки и взялась за чашку с чаем. Впрочем, не только за чашку. И за шоколадную конфету тоже.
– Иногда можно, – отмахнулась она.
– Да? – сделал удивленно-возмущенное лицо. – Вот как оказывается… А когда я прошлый раз притащил тебе шоколадку, ты развыступалась, что я, идиот такой, совсем не забочусь о твоем здоровье. Шоколад же такой сильный аллерген!.. Как все стремительно меняется…
– Знала, что именно это ты и скажешь. Мог бы промолчать, не волновать сестру. Мне это противопоказано.
– Зато тебе просто рекомендовано волновать других. Мне же надо как-то реанимировать свои надорванные нервы.
– Реанимировал?
– Слегка.
– Ну вот и славненько, – состроила гримасу и демонстративно взяла еще одну конфету.
– А вы уже знаете, кого ждете? – спросила Юля, прерывая беззлобную перепалку.
– Нет, будет сюрприз, – невольно улыбнувшись, Таня приложила ладонь к животу.
– Конечно, у нас вариантов-то масса!.. – снова поддел сестру Денис.
– Я смотрю у вас такие добрые отношения, – засмеялась Юля.
– А кто его еще воспитывать будет, кроме меня? Видишь, какой умный и рассудительный стал, а давно ли стихи стоя на табуреточке рассказывал.
– Правда рассказывал? – С трудом могла Юлька представить маленького Дениса, декларирующего детские стишки.
– Угу, только за конфеты. Да выбирал так тщательно. На любую не соглашался.
– Конечно, – кивнул Денис. – От меня карамелькой не отделаешься.
Юля засмеялась. Но не свободно, как обычно, а резковато, будто выдавливая из себя смешок. Видно, никак не могла отпустить напряжение. Оно и немудрено, слишком сильно было ее потрясение.
– Вы приезжайте почаще ко мне в гости, я тебе, Юль, столько секретов про него расскажу.
– Ох, Танюш, это все сложно очень, – вздохнула Юля и тут же подумала, что зря это сказала. Нужно было просто улыбнуться и пообещать, что так оно и будет. Но сегодня с нее будто защитную мембрану сняли, и теперь слова и чувства транслировались без фильтра, лились без отбора. И у самой никакой внутренней защиты, куда уж там о ком-то другом думать. Зря начала. Смутилась от собственной глупости, но Танины глаза уже загорелись любопытством.
– Почему?
Юля посмотрела на Дениса, но он молчал. По виду, вступать в разговор не собирался. Пришлось ставить «точку» в этом не совсем уместном диалоге самостоятельно, без его поддержки.
– О наших… эммм… о нашем общении с Денисом никто не знает. Сегодня все вышло случайно, но, думаю, такого больше не повторится. В ближайшее время точно. Вот так…
– Опасный мом-е-ент. Гол, – сказал Денис голосом комментатора, только без пылкой радости, и Таня посмотрела на него уничтожающим взглядом. Затем якобы понимающе кивнула Юле:
– Понятно. А если кто-то узнает?
– Ничего хорошего не будет.
– М-да, – только и сказала Таня и снова одарила брата долгим взглядом.
Возникло неловкое молчание, и Денис, дабы не подарить сестре возможность выяснить все подробности его отношений с Юлей, поднялся с кресла. Накинул на плечи рубашку, цитируя известного мультипликационного персонажа:
– А что подумал Кролик, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный. Погостили, пора и честь знать.
– Вот такие у нас приключения, – улыбнулась Юля, пытаясь закрыть тему. Не хотелось после своего присутствия оставлять на душе Тани неприятный осадок. Так уж вышло, но подливать масла в огонь, разжигая тревожность той, которая в тяжелую для Юли минуту, проявила заботу и внимание, непростительно.
– А, может, останетесь у меня? Я же все равно одна, – с надеждой спросила Таня, провожая гостей до двери.
Юлька, закидывая сумку на плечо, промолчала. От ее собственного мнения в этой ситуации ничего не зависело. Да и, если быть до конца откровенной, не хотелось оставаться у Тани, доставляя той лишнее беспокойство.
– Нет, – непреклонно ответил Денис.
– Почему?
– Потому что я хочу, чтобы ты спала спокойно.
– Ладно. Звони.
Жара на улице немного спала, подул прохладный ветерок. Только самочувствие от этого совсем не улучшилось. Как только покинули Танину квартиру, противная горечь потери снова заволокла рот, вызывая тошноту. И Денис, как назло, не стал курить, а сразу сел за руль и завел машину, лишая Юлю возможности продохнуть. И доехали быстро: к вечеру магистрали опустели.
– Эй! Сова, открывай! Медведь пришёл, – пошутила Юля под скрежет замка. Вернее, попыталась пошутить, чтобы всколыхнуть свои замороженные чувства.
– Заходи, Винни-Пух, – сказал Денис, распахивая входную дверь.
Юлька смело шагнула за порог, всей душой желая ощутить волнение, трепет, смущение, в конце-концов. Хоть что-нибудь! Что-то взрывное, будоражащее дух! Но внутри царило какое-то странное отупение. По-другому и не назовешь. Отупение и заторможенность реакций до холода в пальцах.
– Я устала, – сразу сказала, опускаясь на пуф в прихожей, – как будто пробежала десять километров. И хочу в душ.
– Иди, потом я. Ванную сама найдешь или тебе дорогу показать?
– Хотя с ориентированием на местности у меня большие проблемы, надеюсь, обойдусь без карты. Не надо мне экскурсию устраивать.
– Не потеряешься, думаю. Я переоденусь. Если что нужно, говори.
– Разберусь, – вздохнула.
Денис застыл на ней взглядом. Долго смотрел и не отходил.
– Иди, – шепнула она, и он исчез в одной из комнат, наверное, спальне.
Не взволновало хлопанье дверцы шкафа, не возникло желания заглянуть к нему и полюбоваться его сильным телом. С большим трудом Юля поднялась. Ноги будто в кандалы заковали. Ванную комнату нашла без проблем, карта, действительно, не понадобилась.
Долго стояла под душем, пытаясь поплакать. Почему-то не получилось. С трудом выдавила из себя пару слезинок. Хотелось освободиться от всего, что разрывало сердце, но даже поплакать не выходило. Думала, что после того, как смоет усталость водой, полегчает, но стало еще хуже. Даже Денис не спасал от темноты. Прошла в гостиную, где он смотрел телевизор. Усевшись на диван, освободила волосы от полотенца. После горячего душа воздух в квартире показался прохладным и возникло желание укутаться во что-нибудь теплое. В сумке лежала тонкая трикотажная пижама, конечно, не самая теплая одежда, но пижамные штаны длиннее, чем шорты. А вот, надев другую майку, мало что получиться выиграть. Только лишь сменить белый цвет на голубой. Подумав, Юля сходила в ванную, переоделась и снова забилась в самый угол дивана, поджав ноги.
– Замерзла? – спросил Денис, увидев у нее на плечах мокрое полотенце. Разве можно им согреться?
– Да.
– Может, поревешь? – Принес ей теплый свитер и присел рядом, глядя, как она дрожащими руками натянула на себя кофту. Ей как раз почти до колен.
– Не получается, – призналась. – Я пробовала.
Шаурин сплел пальцы и задумался, уставившись в телевизор.
– Ладно, – сказал со вздохом, – я в душ, ты посиди пока. Я скоро.
– Куда ж я денусь…
Он вышел из комнаты, Юля проводила его взглядом. В другое бы время обшарила всю квартиру, заглянула в каждый уголок. Всегда было интересно, как он живет, какая у него мебель, что любит. Квартира – это отражение хозяина. И сам он в голубых джинсах и серой майке выглядел сейчас очень близким и домашним. Радостью бы гореть, оттого что впереди у них целая ночь. Что можно наконец-то не бояться посторонних взглядов. Но в душе царило холодное равнодушие и нежелание шевелиться.
– Кофе хочешь? – вернувшись, снова сделал попытку заговорить, вытащить Юльку из раковины, в которую она уходила все глубже. По его крепкой шее стекала капелька воды, Денис стер ее ладонью.
– Да, – не очень хотела, но согласилась. Наверное, чтобы занять себя чем-то и отвлечься. Как-то только покинула Танину квартиру, снова одолело напряжение. Будто и не было приятного разговора. Словно до этого она не почувствовала небольшого облегчения. Таня отвлекала некоторое время, действуя раздражающим фактором, но как только исчезла из виду, все вернулось на круги своя.
На кухне Юля побежала глазами по темной мебели, а потом долго рассматривала фотообои с изображением Мерлин Монро. Рассмеявшись села за стол в ожидании обещанного кофе.
