Текст книги "Стая (СИ)"

Автор книги: Оксана Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

– А ты просто куришь или куришь после секса?

– Даже Танька курит после секса, но я курю просто.

– Танька курит? – с удивлением в голосе.

– Начинает периодически.

– У нее же ребенок.

– Сейчас-то, нет, конечно. Танюха с виду хорошая девочка, а сама мечтает нарядиться в костюм горничной и замутить хорошую ролевуху.

Юлька засмеялась. И все-таки допить вино – неплохая идея.

– А теперь ты мне скажи, что это за реакция такая? Теперь все время плакать собираешься, если я буду тебя трогать?

– Иногда же я не плачу, – с виноватой улыбкой пожала плечами.

– Да, иногда мне прям везет, и ты не впадаешь в истерику.

– Может, потому что это слишком чувствительно для меня?

– Так ты расслабься…

– …и получай удовольствие, – закончила за него.

– Именно, – затушил сигарету. – Придется пробовать бабкин пирог, – поднял Юлю со стула, а усевшись, примостил ее у себя на коленях. – Правда, ты тут уже над начинкой основательно поработала.

– Я тебе оставила, не жалуйся.

– Конечно. Меня нельзя без сладкого оставлять, иначе я разозлюсь.

– Это поэтому я у тебя Конфетка?

– Поэтому ты у меня Конфетка.

– Я согласна.

Но такая радостная улыбка угасла. Настроение изменилось. Бывает так, когда блуждающая в лабиринтах сознания мысль, вдруг неожиданно выплывает на поверхность, поражая своей обыденностью. Жуткой реальностью.

– Мы говорим о всяких глупостях. Я мелю всякую чушь, и ты мне поддакиваешь.

Помолчал. Потом коротко, а оттого еще более жестко:

– И что с того?

– А завтра?.. Ты отвезешь меня домой и что? – У него на коленях стало вдруг неудобно, и совсем не тепло, как минуту назад.

– А завтра ты позвонишь матери, скажешь, что с тобой все в порядке, и я не отвезу тебя домой. И потом мы придумаем, чем заняться.

Не было в его словах какого-то подтекста, двойного смысла с эротическим содержанием, что странно облегчало сказанное. Как-то обнадеживало.

– Но мне все равно надо домой заехать.

– Зачем?

– Затем, что если я буду у тебя оставаться, мне нужно, чтобы здесь были кое-какие мои вещи. Я не могу щеголять в твоих рубашках.

– Что тебе нужно? Халат и комнатные тапочки?

– Если даже и так…

– Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка… Вон там в прихожей, в тумбочке в верхнем ящике блокнот и ручка, напиши список.

– Ты меня поражаешь своей практичностью.

– Угу. – Тут его мягкие руки стали убирать волосы с шеи, и слова, которые Юля собиралась сказать, застряли в горле. Эти движения уже стали каким-то ритуалом, означающим, что дальше последуют поцелуи. В шею и не только.

И они последовали, поцелуи. Но сначала Денис развернул ее к себе лицом, чтобы в глаза смотреть и дышать в губы.

Казалось, чего волноваться, знала же, как все будет. Но сердце вниз ухнуло, в пустоту, которая вдруг образовалась внутри.

Раньше никогда не испытывала такого напряжения, потому что всегда знала, чем закончится их чувственное общение – ничем. А сейчас это многообещающее и до конца не познанное смущало. Сковывало немного.

Покраснела. Не только от смущения, конечно. От предвкушающего восторга. От тепла, что зародилось внутри с его соблазняюще легким поцелуем и прикосновениями пальцев, трепетно скользящими по бедрам. Вверх-вниз. Едва-едва касаясь кожи. Наверное, чувствуя ее шероховатость: от мурашек удовольствия.

А потом уже ладонями, горячими, плотно, настойчиво так. Выше по ногам. Выше. Дразняще. К обнаженным ягодицам. И губы Шаурина перестали быть сладко-нежными. Требовательными стали, просящими. Чтобы совсем отдалась, размякла.

Она и размякла, почти забылась. Дышала часто, но не задыхалась. Тонкими руками притянула его плечи, близко-близко к себе, крепко-крепко. Тело заныло, и рубашка такая колючая. Царапает как будто. Душит.

Прижалась к Денису сильнее, двинулась вперед, обхватила бедрами – жесткая ткань джинсов по чувствительному месту. Неожиданно приятно… Сдержала стон, сдавила в горле.

И тут же губы Дениса, горячие, на бьющейся жилке, шелковый язык – влажной дорожкой по шее. И пальцы – по нежной внутренней стороне бедра туда… там, между ног… где все пульсирует, и каждое легкое касание нестерпимо, но желанно до боли.

Но почему-то, как только Денис оторвался от ее губ, свет ослепил вспышкой даже сквозь сомкнутые веки, ощущения разделились, немного рассеялись, а попытка контролировать себя еще больше отрезвляла.

– Если хочешь покричать, покричи, – глухо проговорил на ухо, – давай, родная, отпусти. Делай, как тебе нравится. Если пересохло во рту, попей. Делай то, что тебе хочется. Нам должно быть удобно и хорошо, – шептал бархатно, прижимая ее к себе. Просто прижимая, обхватывая тело крепкими мускулистыми руками.

– Прям, что хочу? – чуть развернулась в его объятиях, он немного их ослабил, позволяя. Потянулась к своему бокалу. А ведь во рту и правда пересохло, проглотила остатки вина. Не для утоления жажды. Скорее, проверить, может ли она действительно сделать то, что хочется.

Капелька вина заблестела на ее губах. Слизнул. Руками вверх по спине, по теплой сухой коже. Потом вверх рубашку…

– Обещаю, плакать не буду, – помогла снять ее с себя через голову. Заметила, как взгляд Дениса отяжелел, а тело чувственно напряглось.

Юлька… его Юлька такая красивая. Сейчас разгоряченная уже ласками, с легким румянцем на щеках. Чуть золотистая у нее кожа. Совсем чуть-чуть, но можно различить на плечах следы лямок от купальника. Идеальной формы грудь, упругая, округлая, как раз для его ладоней. Языком бы по каждой венке. Красивая, его Юлька…

Мучительное желание рвало вены. Снова кровь стремительным потоком вниз, в пах. Но не бросился на нее, естественно. Как хорошо, что хоть немного утолил свой голод. Хотя до того момента, когда сможет насытится, еще очень далеко.

– Как?.. – положил ладонь ей на шею. Обхватил мягко и тепло.

– Как в ванной…

Приоткрыла губы инстинктивно, чтобы вдохнуть глубже, вынести это электризующее прикосновение ладони к чувствительной напряженной коже, к тугому набухшему соску. А получилось, что впустила в рот его язык. Ласки перестали быть нежно-воздушными, потеряли легкость. Тягучие стали, снова наизнанку выворачивающие. И мало… Но отдышаться бы хоть как-то.

– М-мм? – звук в ухо, и губы чуть ниже. Жадными поцелуями по шее.

– Мне не очень нравится, что ты в штанах, – не получалось отдышаться. Вообще нет. Не получалось втянуть в себя воздух. – Это уже нечестно… – Как, оказывается, у нее осип голос. Как будто иссушился: по венам уже не кровь, огонь. Силу голос потерял. Да и тело ее потеряло, силу. Все забыло, кроме сексуального голода.

Хочет его. Конечно, хочет. Какие тут сомнения. Тяжелым дыханием говорила, дрожащими ресницами. Полураскрытыми губами и судорожным напряжением в теле. Кожа уже влажная. Даже пальцы нетерпеливо подрагивают. Ногти в плечи впиваются, хоть и короткие. Любитьбы ее прямо здесь. Усадить на себя сверху, вогнаться в нее до основания. А потом приподнять медленно. И обратно. Все тягуче медленно… Но не сейчас.

Подтянул ее вверх, и Юля, чувствуя его намерение, крепко ухватилась за плечи, потом так же крепко обвила ногами, когда он поднялся со стула. Чтобы не соскользнуть.

Прохладные простыни к горячей спине. Россыпь колких мурашек. Со света в темноту – глаза еще ничего не различают. Все на ощупь, на звук, на стон. На малейший шорох.

И воздух вязкий, горячий. В ушах шум. Голова кругом. Немного ожидания, и Денис сверху. Казалось, единственный ориентир в пространстве, – во времени потерялась.

Почувствовала его всего. Там – очень близко. Вот-вот. Наверное, сейчас…

Ускользнул. Ну почему?..

Застонала так громко и протестующе.

А он хотел вот так на кровати. Ладонями каждый сантиметр. Кожа к коже. Языком по груди.

Какие горячие у него губы. Когда сосок взял в рот, застонала.

Долго стонала, долго мучил. Потом прошелся ниже, влажно по бархатному животу. Ниже…

Попыталась свести бедра, но он не позволил. Сжала его крепкие запястья, все еще удерживая. Пытаясь, во всяком случае.

– Не бойся, я сделаю тебе приятно. Только ты не бойся. Расслабься, родная, расслабься.

С каждым словом пальцы ее слабели. Отпустили его в конце концов и сжали простынь.

Но Денис приподнялся над ней, прижал ее к кровати своим телом. Тесно, каждой клеточкой.

– Юля, моя маленькая девочка… Ты моя чистая девочка, только моя… Я хочу поласкать тебя там. Очень хочу. Позволь, – голос словно издалека, несмотря на то, что губы блуждали по щеке.

Разве можно ему противостоять? Уже на все была согласна лишь бы получить долгожданное облегчение. Хотя никогда не думала, что позволит вот так в первый раз.

Поцеловала его, соглашаясь. Знала, каково это, когда Денис ласкал ее там рукой, очень мягко пальцами. Но языком… несравнимо. И словами не описать и ни с чем не спутаешь. Совсем по-другому и много лучше. Ощущения сильнее, сладостнее. Будь то касание кончиком языка или нежное поглаживание – как молния по телу. Невозможно терпеть. Невозможно… Хотелось и ускользнуть, и теснее прижаться одновременно. Не позволял Денис ни того, ни другого, крепко удерживал за бедра. Еще немного, и она начнет биться в конвульсиях… Но все утихло. Поначалу так показалось. Но потом поняла, что просто ощущения ушли глубже. Словно по нервам перекатились, превращая теплый шар внизу живота в огненный. Тогда потянула Дениса на себя снова. Потому что хотела совсем другого и этих ласк уже было мало, и они не помогут утолить жгучее желание.

Кажется, сама превратилась в другое существо. Или в ней оно проснулось – стонущее, дерзкое, похотливое, живущее только на собственных ощущениях и древних инстинктах, отчего-то знающее, что именно сейчас нужно и важно, как лучше. Оно, это существо, каждую клеточку заполнило. Завладело телом и разумом, что от собственного «я» уже ничего не осталось.

Когда вошел в нее, почувствовал, как по ее телу дрожь пробежала. И сам содрогнулся. Думал, что второй раз сдерживаться будет легче, но действовать аккуратно, не причиняя ей боли и неудобства, было все еще трудно.

Любить бы ее до судорог… Жестко. Так чтобы до самого конца, слиться, спаяться. Но нельзя еще. Потому двигался медленно. Как мог медленно.

– Больно? – уткнулся губами в висок, глубоко вдыхая запах ее волос.

– Нет, – прошептала еле слышно. – Нет…

Неприятные ощущения были, возникли, как только он толкнулся в нее. Но прошли они быстро, вернее, за жаждой достигнуть пика наслаждения стали незаметны. Почти неощутимы. И не мешали. Мешало то, что Денис все еще не давал того, чего так хотелось. Не отпускало чувство, что он делал это специально. Двигался вот так – как будто слишком мягко. Как будто не до конца. Запуталась, не могла решить, чего хотелось больше: чтобы это не кончалось, или все же побыстрее закончилось.

Кажется, вот-вот… Напрягалась, сжималась изнутри, но снова нет… Издала стон, больший похожий на рычание. Своими губами на его почувствовала улыбку. Укусила.

Он улыбнулся снова. В этот раз она не стала его кусать и рычать на него недовольно. Обняла за плечи, растерла на спине капельки пота. Каждое проявление его страсти и любви, его сильного к ней желания, доставляло огромное удовольствие: влажная испарина на теле, напряженные мышцы и неконтролируемы стоны.

– Пожалуйста, милый. Пожалуйста… – попросила она, страстно обжигая дыханием его щеку, чувствуя, как он реагирует на это. – Пожалуйста… – прошептала снова, не забывая жадным поцелуем припасть к его мощной шее, лизнуть ставшую чуть солоноватой кожу.

Юлька прям подпитывалась этими ощущениями, наполнялась уверенностью, своей над ним властью. Такое приятное им владение, чувственное, эротическое. А Денис совсем не против. Кажется, его терпение и самоконтроль трещали по швам. Как хорошо… Как хорошо и приятно превратиться в такую просящую и безвольную, только от него зависящую. А потом этим же и сломить его.

Остановился только на время. Ее колени чуть выше и бедра чуть шире. Тогда двинулся глубоко в нее, как только мог. Она ахнула и сжалась. Надеялся, что не от боли. Похоже, что нет. Чувствовал, как она дрожит. Той самой дрожью удовольствия. Ее нельзя ни с чем спутать. Это невозможно сыграть. Снова глубокий толчок. Сам не пределе.

Отпустил себя. Отпустил… Раз просит. Значит, выдержит…

Ее рваное дыхание и ногти в кожу. Жаркие губы на бешено бьющейся жилке. Вспышка боли, тут же смешавшаяся с дрожью удовольствия. Перетерпела, а потом лучше. Гораздо. Волшебно. Ощущение насыщенности, полноты. Именно так, как хотелось. Так, как он двигался именно сейчас. Резко, до самого предела. А когда ощутила внутри сладостные спазмы, замерла, переживая чувственное наслаждение. Кажется, каждый нерв натянулся. А потом по телу теплая волна и облегчение.

Это было то самое. Чего так хотела и ждала. Точно. Потому что тело тут же расслабилось, но еще дрожало. Так странно ощущать себя расслабленной и дрожащей одновременно. На лице непроизвольно возникла улыбка. Захотелось улыбнуться. Потому что безумно приятно и спокойно стало. Только в ушах еще шум. И теле жуткая слабость.

– Я все… наверное, – посчитала нужным сообщить Денису.

– Не наверное, а точно. Я же чувствую, – поцеловал в губы.

Тоже замер ненадолго, позволяя ей немного прийти в себя, пережить этот чувственный шок. Иначе будет неприятно. Подождал, пока она станет ватная, мягкая, чтобы продолжить и получить удовольствие самому.

ГЛАВА 41

– Доброе утро, – поздоровался Денис со старушкой в соломенной шляпке, сидевшей на реечной скамейке во дворе. – Я тарелочку вам потом…

– Ой, что ты! – перебила она его, всплеснув руками. – Когда сможешь…

И думать забыл про тарелку из-под пирога, только сейчас вспомнил, когда увидел соседку на улице.

– Марковна на посту, – усмехнулась Юля, забираясь в машину.

Утро ранее. Зевота свела челюсти, Юлька прикрыла рот кулачком. Прищурилась. Солнце уже вовсю палило. Ночная свежесть спорила с жаркими лучами, подергивая кожу мурашками.

– Конечно. Вдруг что интересное пропустит, а ей никак нельзя, – поддержал Денис.

Глядя на него, серьезного и сосредоточенного, на дорогу только смотрящего, Юлька улыбнулась. Потом рассмеялась. Озорно и свободно.

Перехватил ее взгляд – глаза довольно блестят, губы поджимаются таинственно. Задумала что-то. Любил ее такую. И такую давно не видел. Спросил глазами, чуть вздернув подбородок. А Юля головой в ответ покачала. Позже попросила его настойчиво:

– Ты домой не заходи. Подвези меня и все.

– Почему? Только не отвечай «потому что».

На самом деле так и собиралась сказать, а теперь пришлось слова подбирать.

– Хм-м… наверное, разговор меня ждет… щепетильный. Не хочу, чтобы ты присутствовал. Когда ты попросил меня не вмешиваться, я послушала. Почти… Теперь я прошу не вмешиваться тебя.

– Хорошо, – согласился на удивление быстро.

Непохоже на него. И не верится даже.

Переспросила удивленно:

– Да?

– Да. А своей версией ты поделиться не хочешь? Как-то же ты собираешься объясняться перед родителями?

– Нет у меня никакой версии, – отрезала упрямо. – Никак я не собираюсь объясняться.

Притихли оба. Как-то не сговариваясь замолчали. Не напряженно, задумчиво. Спокойно.

Два дня, как один час, пролетели. Расставаться не хотелось, но реальность лязгала челюстями. Так страшно, что снова укусит…

– Слушай, Красота, я все думаю, как ты умудрилась все экзамены на «пятерки» сдать?

– Сомневаешься во мне?

– При других бы обстоятельствах нет, но сейчас нестабильность психических процессов налицо.

Юлька усмехнулась: вот завернул. Но прав же.

– Верно говоришь, умудрилась. Повезло мне просто. Вытянула то, что учила. А выучила я мало. Ничего в голову не лезло. Это для родителей я супер-отличница. Но я же не вундеркинд.

– Слава Богу, аж от сердца отлегло, – прозвучало театрально.

– Почему? – засмеялась.

– Потому что было бы ненормально, если б ты в таком неуравновешенном состоянии еще и билеты все вызубрила. Маньячка.

– Не-е, не маньячка. С мозгами у меня все в порядке, они иногда сворачиваются.

– Главное, чтобы на место вставали.

– Очень жизнеутверждающе.

– Конечно, я же оптимист.

На это Юля рассмеялась.

– А ты на самом деле кто?

– В свете последних событий задумался.

– Оптимист или пессимист?..

– Оптимист или мазохист.

– Шутник.

– Ни капли.

Как только подъехали к дому, Юлька, быстро чмокнув Дениса в губы, моментом выскочила из машины. Боялась как будто, что Шаурин передумает и пойдет проводить ее до самых дверей.

Почему-то сердце у нее билось гулко. И в пальцах начала зарождаться неприятная дрожь. Нервы натянулись, что тут скрывать. Не каждый раз она вот так на два дня из дома пропадала. Вообще не пропадала.

И все же не стала прятаться в комнате, а прошла на кухню. Точно знала, что отец еще дома, потому что его машина стояла в гараже.

Прошлась по кухне и остановилась посреди комнаты. Застыла чуть нетерпеливо, словно забежала на минутку и вот-вот снова выскочит в двери.

Опасную паузу заполнила мама:

– Кофе будешь? Садись к столу.

– Нет, мамочка, спасибо, потом. Я только поздороваться.

– Нагулялась? – зло спросил отец.

– Еще как. И не надо мне задавать никаких вопросов. Отчитываться не собираюсь, – развернулась, чтобы уйти.

– Юля! – рявкнул отец.

Юля не вышла, но и к столу не вернулась. Прислонилась к косяку, изобразив ожидающую фигуру и на лице слегка скучающее выражение.

– Ты что себе позволяешь! Два дня дома не ночевала и явилась домой как ни в чем ни бывало! Хочешь, чтобы я принял меры? Или думаешь, что я на тебя управы не найду? Я не мать и долгие разговоры вести не буду! Достану портупею и отхожу по заднице!

– О, вот это как раз твой метод. Знакомо.

– Юля, иди к себе, – вмешалась в разгорающийся спор Наталья.

Но Юля и не думала отступать. Белела в проходе футболкой.

– А чего ты хотел? Думал, что я сегодня прибегу и буду тебе в ноги кланяться за то, что ты Шаурина позвал? Тебя достало мое плохое поведение, и ты захотел, чтобы я снова стала хорошей девочкой. И плевать на то, что ты сделал, и каково мне было. Ты себе что-то решил, и все должны плясать под твою дудку. Захотел – отобрал конфетку, захотел – вернул, так? А я не буду под твою дудку плясать! – недопустимо повысила голос. – Я тебе справку приволокла… я тебе пообещала с ним не встречаться!.. Но тебе этого оказалось мало! А теперь ты хочешь, чтобы я заткнулась и молчала!

– А что мне перед тобой покаяться?! – взревел Монахов и с оглушающе громким звоном поставил чашку на стол. И как только та не треснула.

С чашкой-то ничего не случилось, зато у Натальи терпение лопнуло.

– Юля, иди к себе! Быстро!

Юлька набрала воздух, чтобы ответить, но промолчала. Редко такой тон от матери слышала, потому поджала губы и молча ушла к себе. И так много сказала. Но то, что хотела сказала. Как чувствовала.

Монахов дернулся вперед, словно собирался встать, Наталья положила руки на его крепкие плечи, чуть сжав их, останавливая, удерживая на месте.

– Я поговорю с ней. Поговорю. Не горячись, Серёж, не горячись…

Разговор решено было не откладывать в долгий ящик. Расстроенная и разозленная мать поднялась в комнату к дочери.

– Может быть уже хватит?

– Что хватит? – Юлька рылась в сумке, но бросила это дело и замерла у кровати, скрестив руки на груди.

– Прекрати эту войну! Остановись! Если не ради отца, то ради меня! Я не могу разрываться между вами. Вы меня в гроб так загоните! Меня пожалей.

– Не могу, – сама знала, что заносит, но остановится не могла. Что-то внутри мешало выбросить белый флаг.

– Кто-то должен это сделать. Тем более сейчас ты сама провоцируешь конфликт.

– Ты еще скажи, что я должна у отца прощения попросить.

– Вот и не делай того, за что пришлось бы потом просить прощение, и слов таких не говори.

Юля отвернулась, до боли сжав челюсти. Застыла, словно статуя – раздумывая ли, сопротивляясь ли просьбе матери…

Наталья пристально смотрела на дочь. Молчала. Все равно разговоры бесполезны. Все, что могла, уже попыталась донести. Остальное пройдет мимо сознания. И будет проходить, пока Юлька сама не отступит.

– Только ради тебя, мама, – жестко сказала и снова кинулась к сумке, брошенной на кровати. Так резво, словно сбросила с плеч смирительную рубашку и сейчас наслаждалась свободным движением. Глаза подняла, будто не понимая, почему мама еще в комнате. Почему не ушла, ведь получила, что хотела. О чем просила.

Наталья смотрела на Юлю со смешанными чувствами. Показалось, что от Дениса Юлька вернулась другая. Не только потому что на ней была новая одежда – белые шорты и белая футболка, легкая, свободная. Шаурин как будто ее в чувство привел. Юлька снова стала полна жизни и энергии. Как теперь с этой энергией сладить. Если так и дальше пойдет, то она совсем неуправляемой станет.

– Что, прям сейчас трубку мира выкуривать? – недовольно процедила, невольно подтверждая мысли матери.

– Если отец еще не уехал, то сейчас.

Издав тяжелый вздох, девушка неохотно спустилась вниз.

Ноги каменные. Язык к небу прилип. Все через силу, против своей воли.

– Ладно, – остановилась перед отцом и сунула руки в карманы. Тяжело было говорить. Голос глуховато осип. Челюсти свело, – папа… давай прекратим все это. Ситуация уже разрешилась, так понимаю. Я больше конфликтовать не собираюсь. Не буду. – Все, теперь из себя ни слова не выдавит. Не сможет. И если отец сейчас вздумает читать нотации…

Но он не стал. К огромному счастью.

– Хорошо, – поднявшись, чуть прижал Юлю к себе, поцеловал в висок. – Прости. Но если еще раз так пропадешь из дома…

– Поняла, – одним словом скупо выразила согласие.

– Встречайтесь днем, гуляйте, ходите куда-нибудь, но ночевать дома! Тебе восемнадцати еще нет!.. А то мне придется еще раз с Денисом побеседовать.

– Поняла, говорю! – сказала, как отрезала.

Несмотря на внутреннее сопротивление так тепло на душе стало. Тепло и приятно. Щеки румянцем залились, к горлу ком подкатил, не протолкнуть. В груди туго, что не вдохнуть. И прижаться бы к широкой отцовской груди, как раньше. Но не смела. Не могла еще, не все барьеры сметены, не вся боль внутри растворилась. Где-то соль еще осталась в ранах, залечить бы до конца…

* * *

– Ну, привет, командир. Как жизнь? – вскочил Лёня с кресла, когда Шаурин размашистым спортивным шагом вошел в кабинет. Шумно вошел – Лёньку так и подкинуло на месте.

– Твоими молитвами… Это ты мне рассказывай, как жизнь.

– На месте не стояла, пока ты отдыхал.

– Оно и понятно. Валяй-валяй-валяй, Лёня, рисуй! – проявляя нетерпение, Шаур сделал круговые движения кистью руки, подстегивая Вуича высказываться быстрее и лаконичнее. Прошелся по кабинету. Быстро, пружинисто, замирая иногда, словно спринтер, готовый сорваться со старта. От его рубашки, мелькавшей туда-сюда, в бежево-коричнево-синюю клетку, в глазах у Лёньки зарябило. Он усмехнулся и коротко, заученно отчитался.

– Ясно, – тяжело вздохнул Денис, как будто главное было сделано, и задвигался медленнее. – Крокодил не ловится, не растет кокос, – нараспев произнеся, остановился у стола, заваленного бумагами. – И правда жизнь на месте не стояла, но и сюрпризов особых не преподнесла. Узнал, что я просил?

– Узнал. – Вуич сразу смекнул, о чем речь.

– Кто? – коротко Шаурин обежал цепким взглядом разрозненные листки, сложил несколько в ровную стопку. Лёня повременил с ответом, пытаясь оценить намерения Дениса, но тот на него не смотрел, а, бросив бумажки на край стола, очень тихо спросил еще раз: – Кто?

– Карп.

– Уверен?

– Стопроцентно, – подтвердил, не отпуская напряженного взгляда.

– Покурим, – оживился Денис и хлопнул себя по карманам на джинсах, будто сигареты искал. – Он сейчас где? – выдвинул ящик стола и достал пачку.

– Покурим, – согласился Лёня, подошел к открытому окну. Оттуда тянуло свежестью, несмотря на то, что солнце уже ярко светило. От остывшего за ночь асфальта, от кирпича и бетона все еще шла прохлада. – Он со Стасом в спортзале, – подкуривая, пробубнил глядя в окно.

До уха донеслось шуршание срываемой защитной пленки. Щелчок. Потом второй. Потом Денис с зажженной сигаретой шагнул к окну. Крепко затянулся.

– Так. Подержи, – выдыхая дым в сторону, сказал Лёньке.

– В смысле? – не понял тот, уставившись на шауринскую сигарету, маячившую перед лицом.

– Подержи, говорю, я сейчас, – быстро повторил Денис.

Недоуменно Вуич перехватил сигарету левой рукой, и Денис вышел, оставив друга слегка озадаченным. Но не стоять же, как дураку, с двумя – положил шауринскую на край пепельницы и на некоторое время застыл, глубоко затягиваясь. Потом в голове щелкнуло. Точно так же, как и пару минут назад что-то – в кабинете. Мысль, не распознанная, на уровне интуиции, вот так же щелкнула, будто встала в паз. Лёнька различил этот звук, щелчок, который сейчас эхом выплыл из подсознания, и посмотрел на стол. Часы. Золотые. Шаурин снял свои часы.

– Вот бл*ть!.. – бросился вслед.

Безусловно, Шауру, чтобы убить Карпова, и тех двух минут, что он умудрился выкружить, будет достаточно. Но это при хорошей подготовке, а не сейчас, учитывая, что не так давно он на больничной койке валялся. И дело, конечно, не только в силе. Шаурин знал, куда надо бить. Особенно, если жертва не предвидит нападения.

Взлетая по лестнице на второй этаж, Вуич пару раз запнулся: у самого адреналин бурлил по венам.

Непонятно почему, но Шипа в спортзале не оказалось, а, следовательно, никто не мог помешать Денису размазывать – к этому моменту уже безвольное – тело Карпова по стене. Чем он успешно и занимался.

Лёнька на миг остолбенел от увиденного. Тут в зал вошел Паша Хромов и остолбенел тоже.

Но если Вуич просто раздумывал, как изловчиться, чтобы оттащить Шаурина от Карпова, то Хром даже не думал и пытаться не собирался. Уж он-то не понаслышке знал силу шауринского удара, ибо сам несколько лет назад по дурости своей спровоцировал Дениса. В первую секунду и лег на мат без сознания. Сейчас он не собирался его провоцировать тем более. Тут с его звериной силой и двоим не справиться.

– Бл*ть! – выругался Лёнька. – Чего встал?! – рявкнул на Пашку. – Ста-а-ас! – заорал во всю глотку, но Стас уже и так влетел в спортзал.

Шип, слава богу, не Пашка, ему долго не пришлось объяснять, что делать. Вдвоем они с Лёнькой кое-как скрутили Шаурина, теперь и Пашка помочь не побоялся. Завалили на пол, заломили руки. Стас упёрся коленом ему между лопаток.

– Ты поаккуратней, – задыхаясь, предупредил Вуич, – ребра же у него, сломаешь еще…

– Ага, ему сломаешь…

– Отпусти!.. – зарычал Денис. – Отпусти, сказал!

– Утихомирься сначала, – ломким голосом проворчал Лёня.

– Отпусти!.. – перестал дёргаться, демонстрируя повиновение. – Я спокоен! Спокоен…

Вуич кивнул Шаповалову, сместил вес своего тела и осторожно разжал одеревенелые пальцы, сковывающие запястья Дениса. Шип тоже отпустил. К их облегчению, Денис в эту же минуту покинул спортзал. Просто отряхнулся и оставил помещение, словно ничего особенного не произошло.

– Шип, ты здесь, с этим, – указал на бесчувственного Карпова, – Паша, звони Семенычу, пусть пришлет врача и машину. И уборщицу позови, а то кровищи, будто поросенка зарезали. – И проворчал тише: – А я с этим народным мстителем поговорю.

Теперь настала очередь Вуича шумно врываться в кабинет Шаурина. Впрочем, ему никто не препятствовал. Денис был в душевой, мыл руки и пытался выровнять дыхание.

– Ты охренел?! – заорал Лёнька с порога.

– Заткнись, Лёня, – низко проговорил Денис. Ярость все еще душила.

– Совсем перекрыло, что ли?! – встал в дверях душевой.

– Тебе сейчас лучше просто замолчать! – гаркнув, вытолкнул Вуича и заперся.

– Шаур, ты че творишь? – вопль из-за двери.

Тогда Денис открыл дверь, шагнул к Лёне открыто агрессивно. Вуич подумал, что сейчас получит по роже. Хотя, если б Шаур захотел ему вмазать, то подумать Лёнька бы не успел.

– Заткнись, Лёня, или я тебя сейчас по стене размажу, как Карпова, в одной с ним машинке в больничку поедешь.

Удовлетворившись тишиной в ответ на свою «просьбу», Денис снова скрылся с Лёнькиных глаз. Снова зашумела вода. Зашуршала одежда. Он скинул окровавленную рубашку. Кровь, само собой, не собственная. Своей уже до этого вдоволь нахлебался. Смыл пот с лица, стер с шеи влажную испарину. Оперся на раковину и опустив голову, глубоко втянул в себя воздух. Так и клокотало все внутри. Рвалось. И вены рвало. Кровь в висках – отбойным молотком. И пелена красная перед глазами.

Убил бы суку! Если б Лёнька не прибежал, вырвал бы Карпу гортань голыми руками, чтобы больше не мог слова сказать, когда его не спрашивают. И не просят. Плакал бы кровавыми слезами за все Юлькины. За боль ее и слабость. За ее поломанный дух.

Но больше всего на свете хотелось поставить Карпова на колени и сломать ему шею, свернуть голову резко в сторону со смачным хрустом и избавить себя навсегда от этого бельма. Он как язва незаживающая. Нет-нет, да обострение.

Много времени понадобилось, чтобы отдышаться. Чтобы руки от адреналина перестали дрожать. Вытираться не пришлось, вода на коже сама высохла. Вышел из душевой, застав Вуича у окна с сигаретой. Наверное, третьей по счету.

– Ты же знаешь, я склонен к необоснованному насилию, – сказал почти спокойно и чуть издевательски. – А Карпову так и не удалось мне

понравиться. – Открыл шкаф. Не нашлось запасной рубашки, все домой утащил. Пришлось натянуть футболку.

– Не гони, – буркнул Лёня, зажимая сигарету пересохшими губами.

– Мне просто захотелось. Такой ответ тебя устраивает? Мне так захотелось! – взял с пепельницы свою сигарету. Надо же, она и дотлеть не успела.

– Я все понимаю, но…

– …но тебе лучше не лезть ко мне с вопросами! – отрубил Шаур. – Понятно? Карпова отстранить от дел. Ото всех. И из боев вывести. Насовсем.

– Но как?..

– Как хочешь. Но чтобы было так, как я сказал. Потому что не будет всякая шваль открывать рот, когда ей вздумается. А только когда я этого хочу. Что заменить его некем? Всегда есть. Не найдешь, я сам найду. Но Карпова отстранить.

– После того, что ты с ним сделал, по-другому никак.

– Х*евые из вас тренера. Скорость реакции у него нулевая, – дернул уголки губ в мрачной усмешке и вдохнул горький дым.

– Чего-о-о? – возмутился Лёня. – А ты что к нему с официальным предупреждением шел?

– А что, должен был?

– То-то и оно.

– А я тебе о чем.

– Хорошо, – Лёня вдавил окурок в пепельницу, – раз крокодила все-таки поймали, теперь очередь за кокосами. Любишь ты меня озадачивать.