Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 47 страниц)
Денис несколько раз глубоко вздохнул и набрал Танин домашний номер.
– Сиди дома, я приеду! Позже. И будь готова, мне ждать некогда.
Скрипя зубами согласился оказать сестре услугу. Не мог допустить, чтобы она ехала на такси одна. Все равно ведь поедет. И мало ли что может случиться. Найдет еще приключения на свою… Отправлять же ее в поселок с кем-то из своих людей не считал возможным, потому что никого не хотел посвящать в свои семейные проблемы. Так что после небольшой перепалки все-таки пришлось уступить.
* * *
– Скажешь хоть слово, я тебя на ближайшей автозаправке высажу, – предупредил Денис и открыл дверь салона.
Таня кивнула и забралась в машину. Брат поднял глаза на окна отцовской квартиры. В одном из них виднелась мордашка племянницы. Алексей придерживал Настю, а та стояла на подоконнике и, улыбаясь, махала ручкой. Увидев, что Денис поднял на нее взгляд, она послала ему воздушный поцелуй. Не смог удержаться от ответной улыбки. И воздушный поцелуй малышке послал. Она тут же прижала ладошки к щекам, словно поймала этот поцелуй.
Не задерживаясь более, уселся за руль.
– А говорить совсем нельзя? – через какое-то время спросила Таня с легкой иронией. Надеялась, что братец уже успокоился.
– Совсем, – рыкнул Денис.
Нет, очевидно, что еще не успокоился.
Таня насупилась. Посмотрела в окно, скрывая кислое выражение на лице. Хоть и было у нее смутное чувство вины и неловкости, но она постаралась подавить их в себе. Еще погода такая дурацкая. Противная. Как раз под настроение. Дождь. Едва моросящий, холодный. Все вокруг мокрое и липкое. Грязное.
– Ну извини! Но ты тоже хорош! – выпалила и снова отвернулась.
На ближайшей автозаправке Денис остановился.
– Выходи, – коротко сказал, не глядя на сестру.
– Чего? – ошалело спросила Таня, не в силах поверить, что Денис и правда собирается от нее избавиться, выкинув из машины.
– Выходи, говорю. Я же предупреждал: скажешь хоть слово – высажу.
– Ты совсем обалдел, что ли? – вскричала Таня, чтобы как-то привести брата в чувства. Совсем спятил, раз вытворяет такое.
– Да не ори ты, – недобро ухмыльнувшись, утихомирил Таню. – Заправиться мне надо.
…Не стал подъезжать прямо к дому матери, остановился чуть поодаль. Таня, хоть и бросила на Дениса недовольный взгляд, ничего не сказала. Открыла дверь, чтобы выйти из машины.
– Недолго только. Мне еще Юлю забирать, – предупредил напоследок.
– Слушаюсь и повинуюсь, – шутливо откозыряла и, подхватив полы светлого плаща, выбралась из салона. Что ж, придется еще плестись лишний десяток метров, но и на том спасибо.
Таня не задержалась у матери. Что было поразительно. Денис настроился минут на сорок, а сестра появилась через пятнадцать. Тихо села, сразу отвернувшись к окну. Денис тронул машину, не спрашивая, как она пообщалась с матерью. Он никогда не спрашивал. Никогда не интересовался сам, хотя был в курсе, что у той происходит – где она живет, с кем живет и как живет. Хотел бы отгородиться от этого совсем, но не мог. Что-нибудь да всплывет…
И даже когда услышал на соседнем сиденье подозрительное шмыганье и всхлипы, не обратил внимание. Так же спокойно вел машину, поглядывая то в зеркало заднего вида, то в боковое. Небо потемнело, будто тоже нахмурилось, дождь усилился.
Таня по жизни слезливая. Ей всех жалко. И собачку из подворотни. И даже алкоголичку мать, которая их бросила. Которой всю жизнь до собственных детей дела нет.
Неудивительно, что сестра в очередной раз сопли распустила. Опять, наверное, жалость к матери почувствовала и за собой вину, что у той жрать дома нечего, или ее снова сожитель поколотил. А кто ей виноват?..
Не хотел Денис даже вникать, какие там опять проблемы. Не хотел мараться об это дерьмо.
А сестра вдруг разревелась, расплакалась навзрыд и посмотрела на него так, словно сказать что-то хотела, но не решалась. С таким отчаянием посмотрела и снова заплакала надрывно.
– Что опять?.. – нехотя выдавил из себя Денис.
– Она… – заикаясь, начала сестра, – она сказала, что… что кто-то из нас не от отца.
– Не понял… – метнул взгляд в сторону, не в силах поверить сказанному. Точно ослышался.
– Она так сказала…
Шаурин ударил по тормозам, съехал на обочину и тут же принялся орать:
– Я сколько раз тебе говорил не ходить к ней! Сколько раз! Какого хрена ты туда таскаешься?! Одни проблемы от вас! Почему я сейчас из-за этого должен мотать себе нервы? – ударил ладонью по рулю.
– Я не хочу… – захлебываясь слезами, пискнула Таня, – …не хочу быть только ее дочерью… хочу быть дочерью своего отца.
– Придушу суку… – сквозь зубы процедил Шаурин, утопив педаль газа в пол. Развернул немецкий внедорожник, не заботясь, что пересек двойную сплошную, и понесся к дому матери на заоблачной скорости.
– Денис не надо! Не надо, поехали домой! – запаниковала Таня. – Пожалуйста, поехали домой, – начала умолять в страхе, что брат сейчас наделает глупостей. Совершит что-то ужасное, непоправимое. – Денис, пожалуйста…
Но все было бесполезно. В считанные минуты «гелендваген» домчал их обратно. Шаурин выскочил из машины. Таня бросилась следом.
– Не надо! Не лезь туда! Не ходи! – пыталась ухватить брата за руку, цеплялась за черное кашемировое пальто, чтобы остановить, но тот отмахивался, отбрасывал ее от себя, словно невесомую щепку.
Обхватила сзади за талию, но задерживать его таким образом, равно что пытаться остановить многотонную фуру или асфальтоукладчик. Невозможно. Денис даже не заметил ее усилий: как шел уверенно и быстро, уже свернув к калитке, так и продолжал идти, легко вырываясь из слабых Таниных рук. Кроме сломанных ногтей ничего она не добилась.
– Денис! – вскрикнула отчаянно.
Когда в очередной раз Денис оттолкнул сестру, она не удержала равновесие и поскользнувшись, упала на грязной дороге у забора. Тогда только остановился и посмотрел на нее: бежевый плащ в грязи, сквозь неплотно запахнутые полы виднеется разбитое колено.
Пока сестрица поднималась, Шаур пытался отдышаться. Не остыть, просто перевести дух, чтобы рассеялась в голове эта безумная яростная пелена. Не нужно ему туда ходить. Действительно, не нужно.
– Пошли, – взял Таню под руку, крепко впился в локоть и потащил обратно к машине.
По дороге Таня все никак не могла успокоиться. Плакала, размазывая слезы по щекам. Ясное дело, не предъявлять же ее в таком состоянии отцу и Насте. Повез к себе, чтобы умылась, стерла с лица размазанную тушь, сняла порванные колготки.
– Только отцу не смей ни слова говорить. Понятно? – захлопнув входную дверь, бросил ключи на тумбочку. – Не смей, слышишь! – жестко сказал, не отпуская растерянного взгляда сестры. Не ошибся. В глазах у той было написано, что именно это она и собиралась сделать: броситься к отцу с выяснениями, рассказать все, что услышала от матери.
– Ладно… – всхлипнув, согласилась. Но как-то не очень охотно, нерешительно.
– Вдруг он ничего не знает. Подумай сама, зачем ему такие сюрпризы, – еле выговорил эти слова. Как же тяжело они дались. Прямо не шли с языка. Даже думать не хотел, что этот бред может быть правдой. И не верил в эту чушь. Мать наверняка нетрезвая, ляпнула просто так.
– Да, точно. Я и не подумала, что папа может не знать. Тогда и не будем ему ничего говорить.
– Таня, тут говорить нечего! И ты забудь эту бредятину!
Таня, послушно кивнув, скрылась в ванной. А Денис почему-то не знал, куда себя деть и чем заняться в эти несколько минут, что Татьяне понадобились, чтобы смыть с лица следы истерики. Ходил по квартире. Слонялся из комнаты в комнату. Бездумно бегал глазами по стенам. Как будто бежал от собственных мыслей. Но мысль эта чертова, зерно сомнения, что он может быть не сыном своего отца, все-таки глубоко и прочно засела в мозгу. Таньке-то чего беспокоиться, она на отца похожа как две капли воды.
– Где у тебя фотографии? – шмыгнув носом, спросила Татьяна.
– Какие фотографии?
– Фотки, которые я тебе для семейного альбома собирала. Давай сюда.
Очередная бессмысленная идея сестры. Но Денис не стал сопротивляться: вручил ей коробку с фотографиями. То была простая коробка из-под обуви, не какая-то там специальная резная шкатулка.
– Даже в альбом не вложил, – проворчала Таня.
– Само собой сейчас самое время разобраться, почему я фотки в альбом еще не вложил. Ты, как всегда, абсолютно права, сестра, – бросился очередной колкостью.
Таня начала выгребать фотокарточки из коробки, по одной-две подцепляя их короткими ногтями. Дрожащими пальцами хваталась за снимки как утопающий за соломинку. В конце концов Денису надоело наблюдать за этой агонией, и он высыпал все фото на диван. Таня облегченно и радостно выдохнула, словно поразившись, как это она сама не догадалась, что можно просто перевернуть коробку вверх дном, а не выгребать фотографии по одной. Села теперь поудобнее, глубже вжалась в спинку и принялась внимательно всматриваться в фото.
Понимал прекрасно, зачем ей срочно понадобились фотографии. Она хотела сравнить их. Найти между ними троими – ей самой, отцом и им – что-то общее, какое-то неоспоримое доказательство, что они отцу родные дети.
Нужно что-то сказать ей, утешить, ободрить. Сестра в этом нуждалась. Но Денис не мог подобрать слова. Всегда находил их для Юли. Но Юле не нужна жалость, с ней он действовал по-другому. Интуитивно. А для Тани нужно подобрать что-то сознательно. Сказать что-то нужное и точное. Пожалеть ее. Именно пожалеть.
Размышляя, как восстановить потерянное равновесие, оставил сестру наедине с фотографиями. Сменил одежду: строгие рубашку и брюки на черные джинсы и водолазку, вычистил пальто и обувь. А потом, пока мыл руки, долго смотрел на себя в зеркало.
У отца крепкий массивный подбородок с ярко выраженной ямочкой. У Дениса тоже есть ямка, но небольшая, и линия подбородка мягче. Не такая широкая переносица. Но брови точно, как у отца. А нос… прямой крупный мужской нос. Обычный, без горбинки, не орлиный, как у Шаурина-старшего. Глаза вроде похожи на отцовские, глубоко посаженные, но только серые – непонятно, в кого.
– Что экспертиза показала? – постарался спросить непринужденно, усевшись рядом с сестрой.
Таня улыбнулась, что не могло не радовать. Потерла покрасневший кончик носа.
– Фигня это все. Я не верю. Мы оба на папку похожи. И внешне, и характером.
– Да, особенно я – в основном, характером, – усмехнулся.
– Похож, – уверенно сказала сестра. – Много мелочей есть. Фигурой точно, только ты повыше и пошире. Но дети всегда акселераты. Да и папуля наш в спортзал не ходит. Походка – один в один. Цвет волос, линия роста. – Тут Таня провела рукой по коротко стриженной макушке брата и с дрожащим вздохом прижалась к его груди. Денис сомкнул руки на ее плечах, крепче притиснув. Она продолжила: – И жесты, движения некоторые… особенно, когда ты рукой взмахиваешь вот так, – изобразила взмах, – ну вылитый папа. Мне сразу надо было на все плюнуть и не обращать внимание на этот пьяный бред. А я сначала завелась, а потом думать начала.
– Ну зачем же нарушать традиции. А то, глядишь, начнешь думать, и мир перевернется с ног на голову. Хватит с нас уже потрясений.
Таня хихикнула, утыкаясь носом в теплую черную водолазку.
– Давно ты меня не обнимал. Совсем Юлька тебя у меня забрала. Только с ней обнимаешься.
– Юлька… Таня, мне еще Юльку забрать надо. Давай прекращай это нытье, – ласково сказал.
Сестра решительно выдохнула.
– Поехали.
…Отвез Таню к отцу, в квартиру не стал подниматься. Время позднее, а у него теперь, кроме того, что нужно заехать за Юлей, появилось еще одно неоконченное дело. Сам не знал, как решился на это. Да и не решался. Не раздумывал. Действовал на импульсе, как будто покатился инертно вниз. Так и ехал – катился по дороге медленно, тащился на маленькой скорости. Будто ждал какого-то толчка, повода, который заставит его передумать. Но ничего такого не случилось. Не передумал: на нужном повороте свернул и понёсся за город.
Теперь остановил внедорожник прямо перед хиленькими воротами, перед зубчатым покосившимся штакетником. Уже потемнело, из всех окон дома лился свет. Калитка нараспашку, как будто приветливо. Приветливо до тошноты.
Подошел к двери, ступил на грязное затоптанное крыльцо. И замер. Замер в нерешительности, в тупом ступоре. И… страхе. Наверное, это он и есть – такое липкое, противное, сковывающее все внутренности чувство. Словно ледяной цепью сковывающее.
Господи, никогда в жизни он не испытывал такого страха! Ну, может, когда Шеин в детстве гонял его между гаражами. Так это когда было! И сейчас ему не семь, а, мать его так, двадцать девять лет! А он не мог протянуть ладонь, чтобы взяться за ручку и толкнуть дверь. Не знал, что там увидит. Боялся этого незнания. Не знал, что услышит. Этого боялся тоже. Внутри разверзлась такая пустота, что собственные мысли падали туда как в пропасть.
Минуту стоял или больше. Никак не мог найти в себе силы прикоснуться к двери, чтобы распахнуть ее и войти в дом. Не хотел тут ничего касаться. Противно. Наконец понял, что дверь открывается внутрь. Несильно пнул ее носком ботинка. Не дверь боялся испортить. Ботинки. Они стоили дороже, чем эта халупа вместе со всеми ее обитателями.
Вошел, рассчитывая, что попадет в какое-то промежуточное помещение, маленький коридорчик перед жилой частью дома, а очутился сразу в эпицентре. Не ожидал. Казалось, стены упали на плечи. Тут же пахнуло спиртовой гнилью, откуда-то из сизой прокуренной глубины выплыла старуха, его мать. Так она выглядела – как старуха.
Вероятно, она ожидала кого-то другого, потому что заготовленная улыбка сползла с губ, и на одутловатое лицо напустилось напряженное выражение.
– Ты кто? – спросила она. Мутноватые глаза удивительно живо забегали по его дорогой одежде, словно ощупывая карманы.
– Что ты сказала Тане? – почему-то не смог задать вопрос напрямую, хотя пришел именно за этим.
– А-а, сынок, – засмеялась она каркающим смехом, – явился. Про мамку вспомнил.
– Что ты сказала Тане? – повторил вопрос.
Обрадовался, что ничего не почувствовал. Ничего, кроме отвращения. Боялся посмотреть в глаза матери, но, взглянув в них, мать в этой женщине не узнал. На него смотрели чужие глаза из другой реальности. Не его реальности. Это принесло такое невероятное облегчение, что вопрос, который он задал, стал вдруг совершенно неважным.
– А что – испугались? – противно захихикала она. – Пошутила я, чувство юмора у меня такое. Вишь, вмиг принёсся выяснять, что к чему. Может, и деньжат тогда матери подкинешь. Сам-то, смотрю, недурно где-то пристроился, – метнула взгляд на его правое запястье. Браслет еле виднелся из-под рукава черной кожаной куртки. Но как-то мать умудрилась ухватить блеск золота цепким, хоть и нетрезвым, взглядом.
– Иди работай, – отрезал Денис и вышел из дома.
Вышел и, глубоко вдохнув влажный воздух, почувствовал, как что-то теплое растеклось по венам, и бешено забился пульс в висках.
Все слова. Пустые слова. И это хорошо. Это просто прекрасно…
Обратно летел на безумной скорости. Хотел в душ. Горячий. Хоть в кипяток. Лишь бы смыть с себя отвратительный мерзкий запах, которым, казалось, за минуту пребывания у родительницы весь насквозь пропитался. И взгляд ее смыть, и голос, звучащий в ушах. Все с себя смыть – все случайные чувства и впечатления. Чтобы на душе холод и сердце гранитом. Теперь никак иначе.
А потом за Юлькой. Нет, сначала вещи, в которых был, в химчистку. А потом можно и за Юлькой…
ГЛАВА 45
– А мы поженимся? – мягко произнесла Юля. Как будто промурлыкала. Поправила на себе тунику. К слову, белая, прозрачная, почти как марля, она совсем не скрывала округлых прелестей загорелого тела. К чему Юля, собственно, не стремилась.
– Поженимся, – ответил он со вздохом удовольствия. Голая спина под ее теплыми руками покрылась мурашками.
– И ты мне купишь кольцо с бриллиантом? – Легонько пробежала пальцами вниз вдоль позвоночника и снова вверх, надавливая, чуть вжимая ладони в кожу.
– Ты уже вся в бриллиантах. С ног до головы.
И то правда. Денис ее буквально осыпал драгоценностями. На ней и сейчас было кольцо с внушительным бриллиантом – подарок на восемнадцатилетие. Она его носила на правом безымянном пальце и никогда не снимала.
– Мне нужно специальное, – прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Если бы Денис только видел на ее лице это хитрое выражение, этот лукавый взгляд, эти полные смеха глаза…
Юля поерзала, удобнее устроившись на крепких шауринских ягодицах. Собранные волосы снова выскользнули из узла и рассыпались по плечам. Мешают. Убрать бы их основательно, да не хотелось прерывать свое столь приятное занятие.
– Будет тебе специальное. И букет красно-белых роз. Сто штук. Как ты любишь. – Голос ровный, дыхание спокойное, глаза закрыты. Юля едва касалась кожи.
– И дом на берегу моря? – Принялась с воодушевлением проминать ему плечи. Может и не совсем правильно, конечно, не профессионально, но Денису нравилось. Это самое главное.
– Хоть на Северном полюсе.
– Не надо мне на Северном полюсе. Я хочу на берегу моря.
– Будет тебе на море.
– И еще один, где-нибудь поближе к родителям.
– Ни за что на свете. Чем дальше от твоих родителей, тем лучше. Желательно в другом городе, а лучше всего в другой стране.
– Блин, а все так хорошо начиналось, – шутливо изобразила разочарование. – Шаурин, у тебя, случаем, не температура? Это же ужас какой-то, ты на все согласился. Почти на все.
– Точно, – чуть шевельнулся, согнул руки в локтях и подложил ладони под подбородок. – Наверное, уже успел подхватить какую-нибудь экзотическую лихорадку.
– А, может, это любовь?
– Может. А еще – чересчур жаркое солнце, ничегонеделанье, тишина, алкоголь и много секса.
– Да, когда я сверху, ты на все согласен. А если серьезно, не думала, что ты сможешь вот так оторваться от всего. Нам с мамой, например, всегда очень трудно было оторвать отца от его дел.
– Я себе поклялся, что буду вести себя как животное: только есть, пить и заниматься с тобой любовью. И все.
– Да, – засмеялась Юля, – ты очень стараешься следовать задуманному. И мне это нравится.
– Мне нужен отдых, я не хочу шляться по экскурсиям, не хочу жить в шумном отеле, не хочу валяться на пляже со всеми.
– Все правильно, у нас всего десять дней. Если мы будем шляться по экскурсиям, то мне нечего будет вспомнить.
Теперь засмеялся Денис. Юлька сползла с него и завалилась рядом на бок.
– Пить хочешь?
– Умираю от жажды.
– Будешь лимонад?
– Нет, там на столе мой остывший зеленый чай. Я допью.
– А, может, шампанского?
– О, нет, – отказалась. – Шампанского точно нет. А то мне свою печень придется здесь оставить.
Денис поднялся с кровати. Не очень быстро и совсем неохотно, но оторвался от белоснежных простыней, к которым, кажется, прилип в истоме, и ушел на кухню.
Юля повернулась на живот и с тоской подумала, как трудно будет покидать это чудесное место. Этот маленький мир, утопающий в пышной экзотической зелени и пронизанный чувством бесконечного единения.
Они жили на вилле – изолированно от внешнего мира и далеко от городской суеты. Сама атмосфера дома, его интерьер, наполненный Балийскими артефактами и этническими мотивами, еще больше подчеркивали оторванность от реальности. Такое необычайно приятное уединение. И такое долгожданное.
Денис все так быстро устроил, что Юля до самого последнего момента не могла поверить в происходящее. Все ждала какого-то подвоха. Какой-нибудь неожиданности, которая нарушит их планы. Но нет. К ее бесконечному счастью, ничего такого не случилось. И вот уже несколько дней они принадлежали только друг другу, и никто не нарушал их покой. Кроме обслуживающего персонала. Да и то в первой половине дня.
– Держи. – Поставил чашку с чаем на тумбочку и лег так же – лицом к выходу во внутренний дворик, прямиком к бассейну. Горящие по периметру фонари заливали открытую спальню приятным желтоватым светом. Раздвинутые стеклянные двери впускали много воздуха; заблудший ветерок то и дело шевелил, присобранный над кроватью, белый балдахин.
– Какой у меня очаровательный официант.
– Всегда к вашим услугам. Расчет натурой.
– А имеются?
– Нет, у меня жесткая ценовая политика, никаких скидок.
– Жаль, – притворно разочарованно вздохнула, – я так хотела схалтурить.
– Никак не получится.
Юля в несколько глотков допила свой чай и, вернув чашку на место, снова придвинулась к любимому. Легла на бок и подложила руку под голову, вплела пальцы в свои спутанные волосы.
– Помнишь, когда мы поехали в деревню к бабушке, и ты с нами? В первый раз. Потом гуляли по бору, я тебя еще укусила.
– Конечно. Почему ты сейчас вспомнила об этом?
– Просто на ум пришло. Это так давно было. Кажется, в другой жизни. Я так тебя боялась тогда.
– Боялась?
– Конечно.
– Глупая, – улыбнулся. Нежно и тепло. Такой улыбкой, которая ее всегда смущала. – Теперь не боишься?
– П-фф… Теперь не дождешься. Чего мне тебя бояться? Я же твоя Конфе-е-етка, – протянула с выражением, – я же не твой конкурент или противник. В твои дела не лезу, никогда ни о чем не спрашиваю.
– Поверь, Конфетка, я очень не против, что ты не суешь нос в мои дела. Меня это вполне устраивает.
– Но ты смотри, если тебе помощь нужна какая-нибудь, – обращайся. Вдруг тебе понадобится какой-нибудь левый фонд создать. Я достаточно знаю о всякого рода финансовых махинациях.
Взгляд Дениса перестал быть ленивым.
– И кто же тебя снабжает такой информацией?
– Дядя Юра, – довольно улыбнулась Юля. – На Лиле природа отдохнула, а Юрик у нас голова. Жалко, что такое наследство канет в лету.
– И ты учишься у Юрика всяким махинациям… обалдеть. Нет, спасибо, дорогая, давай твоя совесть останется кристально чистой. У меня хватает своих умельцев.
– Я не учусь. Это маленькие дети учатся на горшок ходить, а я овладеваю знаниями. – Тут Юля засмеялась: – Да расслабься ты. Я ни с кем не вступала в преступный сговор, просто я кое-что знаю. Дядя Юра, скажем так, углубляет мои знания.
– Я всегда говорил, что ты опасный человек.
– Конечно, опасный. Меня нельзя выпускать в мир в виду моего искаженного сознания. И мировоззрения. Я же дочь криминального авторитета. Некоторые вещи, которые для других из ряда вон выходящие, для меня – обычное дело.
– В этом я даже не сомневаюсь.
– Но в основном, конечно, подобные дела мы в семье не обсуждаем. Так заведено отцом. И мы с матерью этот порядок не нарушаем. Хотя порой мне кажется, что отец перегибает палку. Забывается.
– Что значит – забывается?
Незаметно Юля подошла к вопросу, который ее очень волновал. Подумалось, может, сумеет она как-то спровоцировать Дениса на откровенность. Хоть частично.
– Действует, слишком безапелляционно, радикально. Он переносит свое давление на нас. Вмешивается, почему-то думая, что у него на все есть неоспоримое право. Взять хотя бы наши с тобой отношения. Понимает же, насколько все у нас серьезно, почему он сватает какого-то непонятного жениха? Неужели ему этот человек ближе, чем ты? Я не верю. – Денис молчал, но Юле хотелось, чтобы заговорил, сказал наконец, что думает обо всем этом. – Не молчи. Ты с ним бок о бок много лет, что-то же ты можешь сказать по этому поводу.
– Хочешь знать, что я думаю о твоем отце?
– Угу, – кивнула.
Денис приподнялся на локтях. Задумавшись, прикусил губу, обратил взгляд на бассейн, словно ловя случайные блики на недвижимой глянцевой глади.
– Понимаешь… – начал не то чтобы неохотно, но тщательно подбирая слова, – для тебя он отец, ты смотришь на него изнутри – глазами дочери. А для меня он – система, состоящая из определенных черт, свойств, качеств характера, принципов и жизненного опыта. Эта машина, которая формирует, держит… руководит целой социальной прослойкой и не одной – от низшего звена до высшего; от подчиненных, исполнителей, до авторитетов, политиков. Сергей Владимирович Монахов – это устойчивая внутренняя система, со своими законами и механизмами взаимодействия. Представь этот масштаб. Каких уступок ты от него хочешь? – Теперь Юля задумалась, не спеша отвечать. – А ты его нутро, – добавил Денис. – Ты семья. Он тебя бережет. И я, точно так же, как и он, берегу свое нутро – свою семью.
– А я к чему отношусь – в твоем случае? – тихо спросила, почти шепотом. И дыхание затаила для самой себя незаметно.
Денис пригнулся к ней и сказал на ухо вполголоса, будто боялся, что кто-то еще услышит:
– Ты мое сердце, тебя я берегу особенно.
Юлька замолчала, заливаясь румянцем удовольствия. Всего минута – богатая на чувства и бедная на слова. Мгновенье – от ощущения его губ на чувствительном месте за ухом и собственным вздохом.
– Кстати, о семье, – вспомнила Юля. – Слушай, мы как раз вернемся к Таниному дню рождения. Давай ей какой-нибудь сюрприз устроим.
– Танюхе-то? Устроим… обязательно устроим.
– Например, ужин в ресторане. Соберем большую компанию. Лёньку, Стаса, Вадьку…
– Не забывай про нашу «мелочь». Надо организовать настоящий сюрприз, чтобы порадовать и маму, и ее любимое чадо.
– Тогда у Катюхи в ресторане наберем еды, а потом завалим к Таньке с шариками и мягкими игрушками. Торт я заранее закажу.
– Вот именно. Иди надевай свою длинную юбку. Вон ту оранжевую. Пойдем прогуляемся, поужинаем.
– И белую майку.
– И белую майку. И губы накрась оранжевой помадой. У тебя есть такая.
– Этот цвет называется морковный.
– Какая разница?
– Разница огромная. А ты надень белые штаны.
– В белых штанах только по Рио-де-Жанейро.
– Почему только по Рио?
– Мечта у меня, как у Остапа Бендера. В белых штанах по Рио-де-Жанейро.
– Хорошая у тебя мечта. А главное – сбыточная. А после ужина что?
– А после ужина мы будем тратить лишние калории.
– Будем наматывать круги по бассейну? – невинно поинтересовалась.
– Можно и в бассейне… секса в бассейне у меня еще не было.
– Тогда зачем помада? Ты же не любишь целоваться с помадой.
– А это еще одна моя сбыточная мечта, – усмехнулся, переворачивая Юлю на спину. – Мы не будем целоваться. Ты будешь меня целовать, хочу быть весь в помаде.
– О, да! – засмеялась Юля, догадавшись, на какие эротичные ласки он намекает. – Чтобы эта мечта сбылась, тебе даже белые штаны надевать не надо. Вообще никаких не надо… – Через тонкую ткань Денис слегка прикусил ее грудь. – Кажется, накрылся наш ужин…
– Рестораны работают всю ночь…
Ее рубашка полетела на пол.
