Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц)
– Мама, роди меня обратно… – прошептал Боголюбов.
– Дерьмо случается, – проговорил Денис.
Их очередь подвергнуться таким «воспитательным» мерам подошла примерно через неделю. Вся неразлучная троица находилась в бытовке, помещении, где солдаты приводили свою одежду в порядок: гладили, подшивались. Но не только этим славилась эта комната. Бытовка – самое лучшее место для драк, дверь можно было запереть изнутри и устроить хороший мордобой без боязни, что кто-то из офицеров застукает. Не все из них так наплевательски относились к своим служебным обязанностям, как те двое.
Дверь резко распахнулась, и в комнату вошли трое. В их намерениях сомнений не было, потому Денис, стоявший за гладильной доской отставил утюг в сторону и скинул с табурета одежду; Шаповалов, пытавшийся пришить пуговицу, отбросил форму и поднялся со стула; а Женька возившийся с ремнем, выдернул его из шлевок и крепко зажал в руке.
– Че расслабились совсем?! Сюда иди! – с ходу взбеленился один из солдат и уставился на Шаурина.
И тот пошел. Схватил табурет и, размахнувшись, со всей силы ударил его по голове. Парень свалился, конвульсивно дернул ногами и замер. Это произошло так внезапно и неожиданно, что все оцепенели, ошарашено глядя на неподвижную фигуру молодого человека.
– Вы че, суки, думали я за вами дерьмо буду жрать?! – рык Шаурина вывел всех из ступора. Но двое смельчаков растеряли свою решимость. Боголюбов намотал ремень на кулак, шагнув вперед. Стас придвинулся тоже. – Мы вас не трогаем, и вы нас – тоже! Это понятно?!
– Че застыл?! – крикнул парень повыше ростом своему дружку. Тот бросился к лежащему на полу солдату и начал хлестать его по щекам, приговаривая его имя, приводя в чувства. Несостоявшийся противник очухался, поднялся с пола, постоял некоторое время покачиваясь и приходя в себя. Смотрел на всех озлобленным, непонимающим взглядом. Поддерживая под руки, его вывели из бытовки.
– Бл*ть, я думал ты убил его, – на выдохе проговорил Шип.
– Такие с одного удара не дохнут – не мухи, – мрачно отшутился Шаур.
* * *
Расхожее мнение, что армия из парней мужиков делает, имеет вполне жизнеутверждающее право на существование.
Делает – не делает, но то, что ломает, заставляя собираться по кусочкам – это точно.
Ломает, выворачивая все внутренности и мозг. Мозг особенно.
Казалось, будто тебе сделали трепанацию черепа, выудили все серое вещество, а потом засунули обратно перепутав правое полушарие с левым.
Каждый солдат признается, что легче наматывать по пятнадцать километров ежедневно в полном обмундировании, чем выдерживать постоянные психологические атаки. Со всех сторон. Страдали все, и выбирались из того дерьма, куда их окунали, тоже все. Только с разным процентом эмоциональных и физических потерь, и изломанной психики.
Особенно досталось тем, кого отправили в Чечню, и кому удалось оттуда вернуться. Когда попал в госпиталь после очередной разборки, вдоволь Денис насмотрелся на искалеченных ребят, совсем юных, но с уже изуродованной судьбой. Домой сообщил, что лежал с воспалением легких, которое, кстати говоря, он в госпитале и заработал. Потому «отпуск» у него получился длиннее, чем рассчитывал. И что не полежать, не отдохнуть?.. Вот только холодно, а тонкие истрепанные одеяла совсем не грели. А кормили отменно, и медсестрички симпатичные уколы делали. Правда уже после второй процедуры желание видеть хоть одну из них отпало и появляться не хотело. Собственный зад, все же, дороже. А три раза в день по два укола антибиотиков – удовольствие не из приятных.
– Эх, Шаурин, прям жаль мне с твоей задницей расставаться, – вздохнула медсестра и безжалостно всадила в вышеупомянутое место иглу с последней дозой лекарства.
– Машка, не доводи до греха, – успел сказать Денис и взвыл, уткнувшись в подушку.
– Что ж народ-то такой нерешительный пошел…
– Какая уж решительность, когда лежишь тут перед тобой с голой жопой.
– И все вам нужно на пальцах объяснять. – Прилепила проспиртованный ватный тампон и прижала его ладонью Дениса. – Растирай.
– Машенька, вот дай только в себя прийти. Я же ни сидеть, ни лежать не могу.
Маша, ухмыльнувшись, вышла, и палата взорвалась от смеха прохлаждающихся на соседних койках парней.
– Шаур, тебе уже прямым текстом говорят, а ты все никак! – хриплым голосом сказал Вуич и закашлялся. Попал он в госпиталь по тем же причинам, что и Шаурин, – молчать не умел, терпеть не собирался. И также схватил простуду. Морозы уже ударили, а приказа переходить на зимнюю форму одежды еще не было. И мало кого это волновало.
– Успеется, Лёня, – Денис стянул книгу с подоконника.
– Как ты можешь читать эту муть? – пропыхтел Лёня, переворачиваясь со спины на бок, скрипя сеткой кровати. Не первый день наблюдал он в руках соседа по палате нетленный труд Адольфа Гитлера с известным названием.
– Сам ты муть. Очень полезная для расширения кругозора вещь. А если не хватает мозгов вникнуть в написанное, то и не начинай. Ее не нужно воспринимать, основываясь на генетической ненависти к фашистам. Это же учебник по психиатрии. Нужно уметь отделять зерна от плевел, – ухмыльнулся Шаурин. Некоторое страницы он перелистывал почти не глядя, а на некоторых останавливался.
– Если ты только не помешан на этой теме…
– Я не помешан на этой теме, – выделил Денис предпоследнее слово, – я помешан на нашей истории. Особенно на временах Отечественной войны. И все, что с этим связано мне интересно.
Неблагодарное это дело – обсуждать данное с Леней или с кем-то другим, пытаясь разъяснить несформировавшейся личности, как объяснялась сущность некоторых общественных явлений, балансируя на грани абсурда и гениальности. Многое было противоречиво, но одно неоспоримо: эмоции – это те единственно верные ниточки, дергая за которые можно управлять людьми.
Это только на первый взгляд все предельно ясно. Представляешь себе армию, как, своего рода, закрытое общество с твердыми правилами поведения и границами дозволенного, с четкой иерархией управления, определенными уставом. И никаких послаблений и увиливаний. Все одинаково постриженные, в однотипной форме. Не тут-то было. Попадаешь в самый котел, а потом не перестаешь удивляться многообразию извращенной человеческой мысли. А мотив только один – выражение своего глубокого внутреннего «я», поиск эмоций, методов воздействия, наряду с основной поставленной задачей, – служить Родине. Физические нагрузки до обмороков, растянутые мышцы и связки как дополнительные методы шлифовки из обычных крепких парней боевых машин с интригующим названием «солдаты специального назначения». А назначение у них по, сути своей, одно… И так лихо это переплетено. Во внутренней борьбе попавших в одинаковые условия индивидуумов. Кипящая масса с одинаковыми сливающимися лицами. Вот только позже понимаешь, что даже в таком озере есть множество подводных течений. Есть скрытые враги и открыто противостоящие; есть тени, или привидения, на первый взгляд незаметные, передвигающиеся по стенке, но при первом удобном случае готовые подставить, прогнувшись под желающего. И желающих, оказывается, не мало.
Если за полгода в учебке не сдох, то дальше все как по маслу. Остальные полтора года – почти детский сад. Потом командуешь такими же «зелеными», каким пришел когда-то сам и уже точно знаешь, кого лучше обходить стороной, а с кем здороваться за руку. За это время противостояние становится единственной «пищей», с мирской дело обстоит куда хуже. Редкие звонки домой и письма, как шоколад, – сладкие и приятные. Не для всех, правда. Иные и с катушек готовы слететь после очередных новостей.
– Жэка, ты чего на своих кидаешься? – Денис попытался оттащить Боголюбова, но тот, оттолкнув его, снова бросился на сослуживца, затевая драку. Шаур, не ожидавший такого отпора, отлетел к стене. Но замешкался только на пару секунд. Потом сгреб Женьку и выпнул из казармы. Волоком протащил по коридору и закинул в сушилку.
– Остынь! – закрыл дверь на замок и вытащил ключ. Благо кто-то из нерадивых солдат забыл комнату закрыть, да еще и ключ оставил. – Придурок, блин…
Вернулся и подозвал Стаса Шаповалова:
– Стас, что за дела?
– Письмо получил. Девка его то ли загуляла, то ли замуж собралась. Бесится теперь.
– Одинаково приятно, – нахмурился Денис. – Лёня, пошли с нами. Я этого Терминатора в сушилке пока закрыл.
Вуич хлопнул себя по коленям и встал с кровати.
– Пошли, а то этот адский мистификатор под воздействием высоких чувств все батареи повыдирал, наверное.
– Шаур, смотри, дверь откроем, а он как шарахнет, – подал голос Шип.
– Я потом сам ему шарахну, – с нешуточной угрозой сквозь зубы процедил Денис и повернул ключ в замке. Замер, прислушиваясь. За дверью ни звука.
Когда они вошли, Боголюбов стоял, подперев ладонью стенку, зло глядя на дверь. Как только та распахнулась шире, он рванул в коридор, но юноши закинули его обратно в комнату.
– Да что вам всем надо? – выкрикнул, сжимая кулаки.
– Успокойся, Жэка, – примирительно начал Шаурин, но тот и не думал. – Успокойся! – хлестнул его по щеке. Женька немного сдулся, начав метаться по комнате.
– Маринка… Вот сука… Убью! – снова всполошился, как только с губ сорвалось имя невесты.
– Кого убьешь? – встрял Вуич.
– Его – козла!
– Тебе оно надо? Сядешь потом из-за какого-то гомодрила. Счастья ей и скатертью дорожка. – Денис схватил беснующегося сослуживца за плечи и впечатал в стену. – Посмотри на меня! – снова хлопнул его по щеке ладонью, но уже не так сильно, как в первый. – Девки были, есть и будут! На дембель скоро. Вернешься… красавец… все бабы твои, отбоя не будет. Нашел из-за чего беситься. Еще застрелишься, не дай бог, как некоторые идиоты.
Широкоплечий, что называется, косая сажень в плечах, Женька был абсолютным блондином с пшеничными волосами и карими глазами.
– А зачем ждать дембеля? – решил выдвинуть рациональное и, как всегда, нестандартное решение Лёня. – Давай его сейчас нахлобучим, попадет в госпиталь, а там Машка его расслабит. Шаур вон назажигался теперь свеженький как огурчик и домой даже не хочет.
Парни дружно заржали, включая Женьку. Только вот веселость его была не совсем искренняя.
– Ладно вам, в порядке я. – Виновник переполоха сполз по стенке и сел на корточки.
Втроем они привели Женьку в чувства. Действительно боялись, что натворит парень дел. Бывали такие случаи: и в самоволку убегали и стрелялись. Не в их годы службы, но «деды» рассказывали. Сам Денис перед армией все связи оборвал. Ни к чему эти крокодильи слезы и пустые обещания. Два года пройдет, а там видно будет. У каждого своя голова на плечах, и в кулаке – своя воля.
ГЛАВА 6
1996 г.
Дома. Наконец-то.
Денис протискивался сквозь толпу еле двигающихся пассажиров, волокущих за собой неподъемные чемоданы. Не любил подобные места. Терпеть не мог столпотворений, когда вынужден ступать за кем-то след в след, ощущая на затылке чужое дыхание и не имея возможности ускорить шаг. Глядя поверх голов, сонно тянущихся к подземному переходу людей, уже видел темноволосую шевелюру сестры. Татьяна хлопнула в ладоши и даже подпрыгнула на месте, не в силах сдержать нахлынувшую радость. Лицо ее светилось счастливой улыбкой, что не могло не найти в душе отклик. Внутри стало тепло, и по телу прошла волнующая дрожь. Дома…
На вопрос: «Миленький, что приготовить?», не задумываясь, ответил: «Борщ. И пирог с яблоками. Остальное – на ваше усмотрение». Соскучился по домашней еде. Никогда не думал, что настолько, что сниться будет. А снилась. Что даже вкус во сне чувствовал и запахи ощущал. Никто так не умел готовить, как отец и Таня. Отец лучше, но Тане об этом знать не обязательно. Просто нет еще в ней столько опыта, не пережила столько, чтобы уметь свою душу вкладывать. Да и не надо ей, наверное, испытать столько, сколько их отцу довелось.
Едва успел скинуть с плеча ремень большой адидасовской сумки, как Таня бросилась на него, вцепившись в плечи. Поцеловала в небритые щеки, звонко чмокнула в губы и снова прижалась к груди.
– Танюша…
– Поверить не могу. Ты как сообщил, когда приезжаешь, так я весь сон потеряла. Ни есть, ни спать не могу. Вадик должен подойти, обещал на вокзал подбежать. Папа с Ниной дома. Ужин готовят, – отчиталась она, предугадывая вопросы.
– Муж где? – вскинул темную бровь.
– А, Боря? – взмахнула рукой. – В командировке. А у меня выходной.
Командировка Таниного мужа порадовала больше, чем то, что сегодня у нее свободный день. Как ни пытался, не мог принять место, куда она устроилась работать.
– У отца что?
Они остановились у центрального входа на вокзал, чтобы не упустить Вадима.
– Ты сильно не удивляйся, – предупреждающе пояснила Таня, – отец с Ниной сошлись и живут вместе.
– У нас, я так понимаю.
– Да.
– Ну, – Денис пожал плечами, – дело житейское. Посмотрим.
– Нина очень хорошая женщина и отец ее очень любит… – бросилась Таня в дальнейшие разъяснения, но брат прервал:
– Ладно – ладно, понял я. Не надо мне всех подробностей.
– Как ты? Расскажи, я так переживала, так волновалась. Столько всего гадкого говорят. Когда сказал, что в больницу попал, мы места себе не находили.
– Нормально все, Танюш. – То и дело оборачивался, среди прохожих ища взглядом друга. – В полном порядке. Просидел два года на КПП, куда уж лучше. А простуду и воспаление легких в армии заработать проще простого. Носились как лошади, разгоряченные все, вспотевшие. Ветерок подул и готово.
– Вот ты мне только не рассказывай, что такое воспаление легких. Знаешь, какой процент смертности?
– Не знаю и знать не хочу.
– Кстати, подругу твою видела.
– Какую из?..
– Веру. Она обещала зайти.
– А, Веру… Верка без царя в голове.
– Почему? Мне показалось, что она нормальная девчонка.
– Девчонка-то она нормальная. Только вот своеобразная немного. Матрешка, – мягко усмехнулся Денис.
Но от Тани не так-то просто отделаться двумя словами. Потому она напористо продолжила:
– В каком смысле.
– В прямом.
– Ну, Денис, скажи, что ты имеешь в виду! Мне же интересно!
– А ты как долго с ней общалась? – Стал подумывать, не достать ли сигарету.
– Минут пятнадцать.
– Пообщалась бы подольше – поняла. – Сбросил сумку на ступеньку и полез в карман. На плечо легла крепкая ладонь.
– По походке видно фрайер, но не фрайер – это точно, – проговорил над ухом густой хорошо знакомый голос.
– Вадя!
С радостным ревом друзья кинулись друг на друга и обнялись. Вадим перехватил руки и приподнял Дениса за талию.
– Ах, ты… бычара!
– Сам-то тоже я смотрю не на диете!
Таня стояла рядом, тихонько вздыхая, с чувством полнейшего спокойствия в сердце, умиротворения и счастья. Два года переживаний и тяжких дум кончились. И хотя будущее брата пока представлялось смутно, радости от его возвращения это ни капли не умаляло.
Они шли пешком. Надобности в такси или автобусе не было. От вокзала до дома всего пара остановок. Шли тем же путем, что и раньше – не по центральному проспекту, а пересекая трамвайные пути, по небольшим улочкам между домов, дворами.
Два года прошло, а ничего не изменилось. Те же выбоины на асфальте; кое-где на фасадах «сталинских» домов облупившаяся краска; «панельки» – блестящие, лоснящиеся, с признаниями в любви особо романтичных поклонников, сдобренными «жирными» сердечками… Верещавшие во дворе детсада дети. Два года… а будто целая жизнь пронеслась. Так хорошо помнил, с каким чувством уходил. И вот вернулся. Другой. Но чувство все то же – волнующее, немного тревожное… И в родном дворе ничего не изменилось. Клумбы с астрами; низенькие лавочки у песочницы; выкрашенные в зеленый цвет железные качели; вытоптанные между деревьев тропинки. Люди любят короткие пути…
Поздоровались со старушками, оккупировавшими лавочки у подъезда. Те ответили и тут же зашушукались, поглядывая в спину. Лифт тащился сверху. Дождались. Таня покусывала губы. Уже видел, что глаза ее повлажнели. Эта гнетуще-волнующая атмосфера и самому стискивала горло.
– Не смей ныть, – коротко сказал ей, нажал кнопку звонка и снял с плеча сумку.
Просить Таню сдержать слезы – все равно, что просить камень расплакаться. Как только отец прижал сына к груди, Таня скрылась в ванной. Не могла смотреть на это спокойно. Отец что-то говорил, спрашивал, представил Нину, которую Денис не сразу заметил. Его самого чужие объятия как туманом окутали. Потянулись родители Вадима, тетя Рая с мужем, Славка с Ванькой. Вздохнуть не успевал, дергали его, вертели как игрушку, рассматривали как сувенир.
Наконец, когда все разбрелись по квартире, оставляя его в покое, чтобы он привел себя в порядок после дороги, Денис зашел в комнату. Бросил на пол сумку. В комнату заглянула тетя Лена.
– Денис, а где Вадик? Я даже и спросить забыла.
– Переоденется и придет. – Вытащил из сумки футболку и джинсы, что привез с собой. Очевидно, что в старое не влезет.
– Сынок, я тут тебе подарочек купила. – Достала из пакета темно-синюю рубашку.
– Спасибо, мама Лена.
– Ты примерь только. Я не знаю, подойдет ли. Я прикинула по Вадику.
– Раз по Вадику, то подойдет, – улыбнулся он. Развернул рубашку и чмокнул женщину в щеку.
– Как хорошо, что ты дома.
– Сам не нарадуюсь.
В ванной Денис застал сестру. Она смотрела в зеркало и осторожно, чтобы не размазать тушь, вытирала слезы.
– Чего ты ревешь?
– Я не такая толстокожая, как ты. Сегодня моя сентиментальность зашкаливает. – Вздохнула. – Ладно, приводи себя в порядок и выходи к гостям. – Таня поправила юбку и вышла.
Сбросив форму, Денис встал под душ. За два года забыл, что такое чувствовать на теле горячие струи. В умывальной комнате вода всегда была ледяная. Душ успокоил поднявшееся было волнение, но, потянувшись за полотенцем, своего Денис не обнаружил. Стряхнув капли воды, он ступил на мягкий коврик и крикнул сестру. Через минуту в приоткрытую дверь, Таня сунула ему большое полотенце.
Когда появился виновник торжества, все сели за стол. Пока он был в душе, подошли и другие гости. В том числе Вадим и Вера, которая, изловив Дениса в прихожей, беззастенчиво повисла на его крепкой шее. С трудом отцепив ее от себя, Денис провел девушку к столу, который накрыли в большой комнате, потому что кухня не вмещала такое количество народа.
Это только первые полчаса он был в центре внимания, а потом стали обсуждать другие темы, других людей, общие и разные интересы. Дышать стало легче. Не очень ему нравился такой пристальный к себе интерес. Даже по такому поводу.
Денис кивнул Вадиму на балконную дверь и тот поднялся, поняв намек. Застекленная лоджия сейчас напоминала теплицу. Юноша примостил между цветочных горшков пепельницу и достал сигарету из пачки.
– Бросать надо.
– Я вообще-то уже бросил, – сказал Вадим, прикуривая тоже.
– Да? – усмехнулся Денис.
– Да, – кивнул Вадим, выпуская струйку дыма.
– Я так и подумал.
– Да. Потому что полвосьмого, – друг улыбнулся, вспомнив детские шутки.
Посторонний не сможет понять этих непонятных вырванных фраз, но друзья делали это без лишних слов, потому дружно засмеялись.
– Помнишь, как дядя Лёша застукал нас с сигаретами и заставил курить на кухне?
– Еще бы не помнить. Конечно. До сих пор при нем курить не могу, – обернулся и поискал глазами отца. Потом привычно посмотрел в сторону гаражей. «Подруга» детства была на месте. Совсем дряхлая. Знать, скоро помрет. Чуть поодаль под деревом резвились щенки. Крепкие, сытые. Летом прокормиться было проще, чем зимой.
– Водку пить можешь, а курить нет, – ухмыльнулся Бардин.
– Да, водку пить могу, а курить нет. Странное дело, да? – Денис посмотрел на тлеющий кончик сигареты. Дома, почему-то, курить не хотелось.
– Какие планы на жизнь?
– Нормальные. Документы мне сделали. Должны, как говорится, с руками и ногами взять. Степаныч из отпуска выйдет, пойду к нему. – Бросил взгляд через плечо на теткиного мужа. Тот затеял спор с отцом Вадима. Не сошлись два вояки во мнениях. – Говорит, через недельку, примерно.
– Отдыхай, пока есть возможность, приходи в себя, потом как закрутишься, не продохнуть.
– Смалите?
Как только Денис услышал за спиной голос отца, затушил сигарету. Не мог при нем курить. И сам не понимал, но что-то внутри протестовало. Неудобно было. Стыдно, как в детстве. Крепко их с Вадиком отец тогда прищучил. По одиннадцать лет им было.
– Что наговориться не можете? – Алексей обнял парней за плечи.
– Дядь Леш, тебе бы не пить. Нельзя же, – укорил Вадим.
– Можно, пятьдесят грамм коньячку всегда можно. Для сосудов, для семьи… Хватит шептаться пошли за стол.
– Руки помою, – сказал Денис и пошел в ванную. Терпеть не мог, когда от рук сигаретами пахло. В армии не всегда была возможность их помыть, почти никогда. Но сейчас он дома…
Вера шмыгнула за ним и закрыла дверь на защелку. Обняла за талию и прижалась к спине. Дождалась, пока он развернулся к ней лицом, и проворно задрала на нем футболку, жадными ладонями коснулась горячей кожи.
– Вера, Вера, прекрати, – крепко сжал ее запястья.
Вера тряхнула темноволосой кудрявой головой.
– Соскучилась.
– Это понятно. Не здесь же.
– Почему? – промурлыкала она и поцеловала его в губы, прижалась крепко.
– Потому что, – развернул ее к двери и хлопнул по заду, – гости в доме. Имей совесть, Вера.
– Ты же знаешь, я свою совесть давно уже потеряла.
– Зато я – еще нет.
* * *
– Это шутка такая, Василий Степаныч? Если ты пошутил, то неудачно. Неудачно, – рассмеялся невесело. – Скажи, что пошутил. – Ушам своим не верил. Отказывался верить в услышанное. Но взгляд Василия Степановича говорил об обратном, – лишних слов было не нужно. И сам понимал, что такими вещами не шутят. Во всяком случае, не в стиле Степаныча. Но, тем не менее, искал в его глазах поддержки. Надежду искал, что не все так плохо.
– Нет, Денис, – повторил подполковник. – Я хотел бы, но, увы. Обычно о причине отказа не говорят, но тебе говорю. В органы тебе дорога закрыта. Однозначно.
– И что, никак? – глухо спросил Денис. – Срок же условный. Каких-то полтора года… – Для нее – ничтожные полтора года условно, а для него – разрушенные в очередной раз надежды и планы. Разбитые мечты. Рассыпалось все в прах в один миг. В несколько секунд.
– Неважно. Есть статья, близкое родство. Я разговаривал с людьми, пытался найти выходы, но никак. У нас приказ Министерства. Мораторий. Никто не пойдет на такое нарушение. Судимость близкого родственника – это сразу отказ. Условная или нет – никого не волнует. Если бы мать была лишена родительских прав, то что-то можно было попытаться сделать. Допустим, доказать, что тебя воспитывал только отец, а со своей матерью ты не общался. Но она их не лишена. Алексей просто забрал вас и все. Есть документ, в котором говорится, что у твоей матери есть судимость. Все. Факт есть факт.
С каждым словом камень на душе становился все тяжелее, что ни вздохнуть глубоко, ни повернуться. Лицо Дениса потемнело, стало как застывшая маска. Говорить тяжело, только слова сквозь зубы выдавливать.
– Статья?
– Сто сорок четвертая.
– Кража?
– Да.
Степаныч закурил. Предложил Денису, но тот отказался: боялся, что рука будет дрожать. А так, держался еще, вцепившись в подлокотники кресла.
– Я не знал…
– Я сам в шоке. – Дядя Вася пыхнул дымом, загнал сигаретку в уголок рта и потер лоб. – Да откуда тебе знать? Не представляешь, как я расстроился. Поверить не мог. Думал, может, перепутали что. Ошиблись. Но, нет. Я сам так надеялся… Да что там надеялся, был уверен, что тебя с руками и ногами возьмут. Даже под сомнение не ставил. У тебя такие характеристики отличные и образование есть. Пошел бы потом на вышку, наши по направлениям поступают, их в первую очередь берут. Офицером стал, дослужился бы… – Никто и не сомневался, что он расстроится. Степаныч сам предложил этот вариант, уверенный, что проблем не будет. Будучи в должности замполита он имел кое-какие связи. Но и без них у Дениса были все шансы попасть в ОМОН. После спецназа брали без разговоров. А там, действительно, дослужился бы, поступил в военную академию или школу милиции. Теперь уж точно взяли бы.
– А как давно осудили? – Стало безумно интересно, сколько лет назад его судьба переломилась, а он и понятия об этом не имел. Все мечтал да планировал.
– Зачем тебе?
– Скажи.
– Два с половиной года назад. Почти три.
– У меня слов нет… – проговорил Денис. За его тихими словами скрывался крик. Горло рвало от желания заорать, и кулаки чесались садануть куда-нибудь.
– Ты не раскисай, сынок. Держи себя в руках. – Видел Степаныч, каково племяннику, хоть и неродному, но таковым его никогда не считал. Родной он ему, словно сын. На глазах рос. Видел, как изменилось лицо Дениса, как взгляд колюч и жесток стал. Нелегко парню. Еще жить толком не начал, а уже режут по живому. Понимал его, потому что сам такой же. Вояка. Боец по жизни. И когда связывают по рукам и ногам, и кляп в рот – равносильно смерти. Когда попадаешь в такую зависимость от обстоятельств не по своей воле и вине, а по чьей-то безалаберности… Очень трудно смириться. Да, жизнь на этом не кончается, но она необратимо меняется. У таких людей, как Денис, есть определенное призвание. И придется ему забыть про него. И смириться. Только вот смирение – не в его характере.
– Спасибо, Степаныч. Жаль, что время на меня зря потратил.
– За что спасибо? Если бы на пользу. А так… – обреченно махнул рукой.
– Дерьмо случается. Тете Рае привет, не буду тебя отвлекать. – Денис забрал со стола свои документы. Теперь уже просто бумажки. Никому ненужные бумажки. И сам оказался вмиг никому ненужным. Потому смял листки и выбросил в урну на входе в здание.
Добрался до парка, где договорились с Вадимом встретиться. Сел на парапет у круглого фонтана. Солнце грело макушку, а прохладная водная пыль била в спину. А надо бы наоборот – голову остудить. Все еще не мог осознать, что перелом уже наступил. Сознанием овладели беспомощность и опустошение. Надо думать, что делать дальше, но ни одной мысли не было. Как-то все внезапно получилось. Не ожидал, не предвидел такого оборота. Все распланировал, думал, что его жизнь только ему принадлежит. А оказалось вон оно как…
Денис прикурил и уставился на кончик сигареты. Обернулся, лавка, на которой сидели две молодые мамочки с колясками, опустела. Он переместился на нее и откинулся на спинку. На соседней скамейке шумела пацанва. Мальчишки хихикали и посмеялись, обмениваясь вкладышами от жвачек с эротическим содержанием.
Страна, обдуваемая постперестроечными веяниями, стала похожа на дрожащий лист: шатало и гнуло в разные стороны.
Она, как младенец, только появившийся на свет и еще не приспособившийся к жизни. Внезапная свобода опьянила всех. Сначала это эротические картинки, потом алкоголь, сигареты, героин. Пока родители пытались заработать копейки, чтобы прокормить семью, младшее поколение, предоставленное самому себе, восторгалось яркостью жизни. Старшее – уже погрязло в дремучем бандитизме, а такие как Денис только пытались определиться с жизненной позицией. И вариантов, как оказалось на поверку, не так уж и много. Только те, у кого задница в тепле, делали вид, что все хорошо, отстраненно наблюдая за постепенным расслоением общества и общим упадническим настроением.
Обстоятельства, под которые приходится прогибаться, можно воспринимать относительно свободно, пока они не ставят на колени, заставляя клониться к земле. А когда умирает надежда – особенно больно. Если бы сразу, то легче. Но людям свойственно продлевать эту агонию.
Так и Денис раз за разом прокручивал в голове разговор с дядей. Просчитывал свое «а что, если бы…» Только нервы себе натягивал. И обида в нем росла как раковая опухоль. Он сделал всего пару затяжек и снова уставился на тлеющий комочек пепла на кончике сигареты. Как белка в колесе. Точно. Все бежал и бежал. Время проходило, а он все на месте. Какой-то порочный круг. В который раз одно и то же. В который раз кто-то решил все за него. Хотелось как-то разорвать эту сковывающую цепочку. Разбить хоть одно звено. Сделать что-то, чтобы нарушить тот ритм, в котором жил. Может курить бросить. Засела мысль, что нужно разрушить заведенный порядок, чтобы все пустилось в другое русло.
Вадим подсел к нему, первым делом спросив, как дела.
– Никак, – сдержанно и мрачно ответил Денис.
– А точнее?
– Потому что полвосьмого, – угрюмо пошутил, но добавил: – У матери условный срок есть. Так что кислород мне перекрыли.
– Твою мать… – сокрушенно бросил друг.
– Ее самую, – усмехнулся Денис. – Спасибо ей.
– Ты как? – спросил Вадим, помрачнев.
– Не знаю, – ответил, пожимая плечами.
Сложно было объяснить всю тяжесть, что легла на душу, расплести тот комок эмоций, что на душе змеей свернулся. Жалит и жалит…
– Пойдем, может, водочки попьем? – предложил Вадим, хлопнув лучшего друга по плечу, не придумав ничего лучше как предложить забыться в пьяном угаре.
– Водочки? Пойдем попьем. – Тоже неплохая идея. Как-то же нужно сбросить напряжение.
* * *
– Вот красавцы… – сонно проговорила Татьяна, после того как впустила парней в квартиру. Разбудил ее дверной звонок, и она бросилась открывать, в надежде, что муж вернулся из командировки раньше. Была у него такая привычка. Но нет, за дверью топтались брат с другом. Надо сказать, в весьма нетрезвом состоянии. А при ближайшем рассмотрении их физиономий, Таня еще больше удивилась, как им еще удавалось держаться на ногах.
– Тихо, не шуми, – Денис закрыл Тане рот ладонью, как только ввалился в узкую прихожую.
– Ладно, этот. – Она убрала руку брата и толкнула его к стене. – А ты! – грозно посмотрела на второго молодца. – Вадик, у тебя на днях вручение диплома, а ты с поцарапанной рожей. Рубашку испортил, – подцепила пальцем оторванный нагрудный карман.
– До свадьбы заживет, – с тяжким вздохом ответил тот.
– Сколько лишних слов. Таня-Танечка-Танюша… тащи аптечку, ты же у нас врач, – вмешался Денис.
– Быстро в ванную! Оба! – Она открыла дверь и впихнула туда «гостей».
Вышли они мокрые и взъерошенные, протиснулись на кухню, и упали за стол напротив друг друга. Таня смочила вату перекисью и обработала запекшуюся на лице Вадима ссадину.
– Где шлялись?
– Тебе лучше не знать, – покачал Вадим головой и криво усмехнулся. – Когда твой мультик приедет?
– Через неделю примерно. Почему мультик-то? – возмутилась такому определению.
– Видел я его. Мультик он.
– Не говори ерунды! – насупилась Таня.
Денис засмеялся, и, скривившись, тронул разбитую губу. Сосредоточенно уставился на холодильник.
– Есть хочу, – открыл дверцу, изучая содержимое.
– Закрой холодильник и сядь. Лицо обработаю.
– Я сам. Ты лучше поесть чего-нибудь сообрази, – получив в руку стерильный кусок ваты, он приложил его к нижней губе.
– Могу омлет с колбасой пожарить.
