Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 47 страниц)
А Юля… без сожаления топила его в выдуманном героизме и заставляла задыхаться от желания быть для нее этим самым героем. От желания, в котором он даже сам себе боялся признаться.
– Кстати, товарищ, ты восьмого никуда не собирайся. – Маркелов погрозил пальцем.
Денис цыкнул.
– Я думал по-тихому свалить.
– У нас так не положено, братва уже подарки приготовила. Мой ресторан в твоем распоряжении.
Денис рассмеялся, представив «братву» с подарками.
– Договорились, не будем народ обижать, раз уже дело до подарков дошло.
– Я тебя поздравлю, – вскользь сказала Юля, скрывая улыбку, прозрачно намекая на обязательную встречу.
Шаурин вздохнул и убрал свой кий. Он уже давно вышел из игры. Как-то не задалась она сегодня. Не то было настроение. Юлька с Маркеловым тоже сменили правила и просто били по шарам на интерес.
Все бы ничего. И было бы гораздо проще, если бы свои чувства он не видел у Юли в глазах. Если бы они не отражались в них, как в зеркале. Если бы она не реагировала на него.
ГЛАВА 24
Пожалуй, день рождения один из тех немногих моментов, когда понимаешь – в жизни ты не одинок.
В этот день о тебе вспоминают люди, о которых сам давно уже позабыл. И самое странное, почему-то по-дурацки верится, что все пожелания сбудутся – верится, как в детстве.
Сегодня Денис даже из кабинета не выходил; телефон не замолкал; со всех сторон сыпались поздравления. Что скрывать, было приятно.
Первая, конечно, поздравила Таня. Ее трудно опередить, потому что позвонила она накануне в час ночи, торжественно и с выражением зачитав стих собственного сочинения. Это, как обычно, заставило Дениса улыбнуться. На звание великого поэта сестра вряд ли могла претендовать, но строчки складывала от души. Так, что самого иногда пробирало.
Только одного человека Шаурин ждал с особым чувством. Да чего уж там, с тревожным волнением. Не верил, что Юля сможет обойтись чем-то простеньким и незатейливым. Юля не любила стандартных вещей. В этом они с ней очень похожи – он не любил их тоже. Стандартные привычные глазу вещи обезличивают людей и превращают в серую массу. Но для того чтобы не смешиваться с толпой, не обязательно носить красный галстук, достаточно обладать независимым мышлением.
К концу рабочего дня позвонил Маркелов, произнес заготовленные пожелания, приправив их ядреным словцом. В спортклубе к этому времени уже наблюдалась валкая прохладца, все морально готовились к большой и веселой пьянке. Что-то подсказывало Денису: сегодня придется проявить немалую стойкость.
Юля не спешила появляться. Хотя не было сомнений, что она придет.
Не сказать, что душа Шаурина трепетала в радостном предвкушении. Совсем наоборот. Душили двоякие и не очень приятные чувства.
Потому и волнение было не радостное, а тревожное.
Когда девочка наконец-то пришла, у него в кабинете находился Лёня. Своим любопытным взглядом он чуть не прогнал ее решимость, но по выражению лица друга быстро понял, что ему лучше исчезнуть.
– Ладно, вечером увидимся, а Стасу я все передам.
Дверь за ним тихо захлопнулась, и Юля медленно вздохнула. Посторонние люди могли легко спугнуть ее волю. А девочка хоть и была тверда в своем намерении, шаг этот давался ей не слишком просто.
Она задумала подарить ему нечто, может, не совсем особенное, но от души и со смыслом.
Нечто значимое – что не потеряется среди вороха вещей и безделушек; не придет в негодность, разбившись, как ненужная статуэтка; не кончится, как парфюм. И самое важное – эта вещица будет напоминать о ней всегда.
Они пожирали друг друга взглядами: он оттого, что очень хотел узнать, что же она задумала, она – от нетерпения вручить ему приготовленный подарок.
Не в силах держать интригу и тянуть время, Юля расстегнула курточку и сбросила ее с плеч. Жикнула молнией на сумке. Невольно огляделась. В помещении пахло… лимоном?.. Да, именно лимоном – либо им закусывали коньяк, либо добавляли в чай.
– Ты не поздоровался со мной, – сказала, чтобы как-то завязать разговор и снять небольшое напряжение, что установилось в кабинете.
– Мой тебе вечный и пламенный. – Денис встал из-за стола и подался Юле навстречу.
– Закрой глаза.
– О, Юля, только давай без этого…
– Закрой. Все будет быстро и не больно. Как у хорошего стоматолога. Пожалуйста.
Денис присел на краешек бильярдного стола и сцепил пальцы. Сделал так, как просила Юля.
Что-то мягко щелкнуло. Она взяла его руку.
– Ты с ума сошла, – сказал он, открыв глаза, едва прохладный металл коснулся запястья.
Девочка проворно застегнула замочек на браслете, но его ладонь не выпустила.
– Обещай, что не будешь снимать. Не снимай, пожалуйста. Я хочу, чтобы он всегда был с тобой. Не устраивай из этого событие. Это не катастрофа, это всего лишь подарок. Только подарок и все, – быстро заговорила она, будто используя единственный шанс убедить Дениса принять золотой браслет.
– Это дорогой подарок, ты не должна дарить мне таких вещей. Я не могу это взять.
Точно так же ей сказала мама. Слово в слово. Но у Юли был свой взгляд на подобные вещи. Это не признание, не попытка подкупить его чувства – об этом Юля и не помышляла, – а всего лишь душевный порыв, не требующий ответа и оценки. Пусть не на словах, с помощью такого вот браслета хотелось подарить ему свою нежность и любовь; и хотя бы отдаленно, только в сознании, представлять, как держит его за руку.
Трудно передать, что чувствовала сейчас девушка. То были и радость, и восторг, и жар внутри. Жалко, что сейчас браслет был прохладным, не успев нагреться в ее руках и передать настоящее человеческое тепло. Но все равно приятно осознавать, что в нем осталась ее частичка. Юля насчет этого постаралась.
– Я сама решаю, что правильно, а что нет. Мне так хочется. Если ты вернешь его, я выброшу его в окно. Точно тебе говорю.
– Главное, сама не выбрасывайся, – ляпнул он на свой манер. Через секунду пожалел о своих словах. Сказаны они совсем не к месту.
Почувствовав, что сопротивление ослабло, Юля отпустила его руку и сказала:
– С днем рождения, – спокойно так сказала, мягко. Довольно, как будто у нее праздник, она виновница торжества и ей посвящены все поздравительные оды.
На самом деле девочка безумно боялась, что Денис откажется и не примет ее подарок. А он мог. И никакие уговоры не помогли бы. А теперь от восторга, что все получилось, как задумывалось, готова была грохнуться в обморок, уже и так покачивало как в гамаке. Не помнила, чтобы в последнее время так сильно волновалась.
Что-то рухнуло в груди, оборвалось, оставив после себя жуткую пустоту. Он был смущен, как никогда в жизни – ее подарком, светящимся взглядом, теплотой, не вовремя проявленным романтизмом, неприкрытой радостью.
Между ними все стало совсем неправильно. Дико. Чудовищно неправильно. Денис не знал, как теперь ему начать разговор, как сказать ей то, что он хотел сказать. Но если их отношения продолжатся в том же духе, они зайдут очень далеко. Неприемлемо далеко.
За подарок нужно поблагодарить. И сам не понимал, отчего не смог ей отказать и принял его, позволил нацепить на свое запястье эту дорогую побрякушку. Но слова не складывались в разумные предложения. В голове мелькали обрывки мыслей.
Юля тоже подтянулась и присела на край стола, схватившись за него руками. Почему-то ладони никак не могли согреться, пальцы почти онемели от холода. Все от волнения, наверное, от такого напряженного момента.
Денис повернул к ней голову, но не посмотрел в лицо, а остановил взгляд где-то в районе плеча. Или на ключице. Которая выглядывала из широкого выреза белой кофточки.
– Ты не понимаешь, что делаешь, – глухо сорвалось с его губ.
– Я понимаю.
Он привстал и повернулся к ней. Знал, что она понимает. Правда, понимает. Четко осознает, наблюдает за его реакцией и двигается навстречу, ломая между ними барьеры.
Он не успевал их выстраивать, эти барьеры.
Девочка подняла голову и вместо того чтобы произнести заготовленную речь, Денис поправил ее немного растрепанные волосы, которые пышной массой лежали на одном плече. Дотронулся кончиками пальцев и отвел прядь ото лба. Отчаянно хотелось сделать то, что не должен – прижать ее к себе до хруста в костях. По ее глазам видел, что еще минута и Юля сама прильнет к его груди. Чувствовал. Тяга между ними была обоюдной, ощутимой. Живой.
– Это не может так больше продолжаться. Нам нужно поговорить.
Он сказал это таким же тоном – с налетом задумчивости – как еще недавно произнес отец «мы тут с мамой поговорили». Тут же зародилось неприятное предчувствие, сердце неспокойно забилось, и у Юли возникло желание уйти. Лучше сказать, сбежать от этого разговора.
– Продолжаться – что? – спросила она с легким вызовом.
Денис не смог назвать их общение отношениями, но и дозволенные рамки они уже преступили, а Юля, очевидно, почти требовала от него какого-то их определения. Таков был ее немного резковатый тон.
– Если ты питаешь какие-то надежды или тебе показалось, что между нами что-то есть, забудь об этом. Ничего нет и быть не может. Никогда.
Он отчеканил эти слова, не позволяя себе задумываться, ранят ли они Юлю. И как больно ранят.
Он произнес их громко, тщательно проговаривая каждый звук, чтобы до нее точно дошел смысл сказанного, и она не искала никакого двойного дна.
Он сказал их на одном дыхании, чтобы не дай боже не запнуться.
Но, никак не предполагал, что когда щеки ее затвердеют, а выражение лица изменится – в глазах вместо светящейся радости затуманится острое разочарование – ему станет так дерьмово.
Так погано он себя ни разу не чувствовал.
Даже когда его избивали до полусмерти.
Даже, когда он сам избивал кого-то до полусмерти – ему не было так погано.
Будто с размаху ударил младенца.
Юле, конечно, было бы гораздо легче, узнай она, что Денису тоже сейчас плохо. Но ей не нужно этого знать. И если девочка заплачет, он не будет ее успокаивать. Он не должен замечать ее слез. А замечал. Уже видел, что глаза малышки стали стеклянные, блестящие. Но сидела она, замерев, застыв, как статуя. Кажется, как будто и не дышала.
Никогда не представляла, как могла бы себя чувствовать, отвергни он ее, скажи подобные слова. Никогда не думала об этом. Всегда отсылала эти мысли от себя. Гнала прочь. Но, как видно, жестоко ошибалась, рисуя себе все в розовом цвете. Глупая. Надо было представлять. Может, не было бы так больно, как сейчас. И дышалось бы легче, и в ушах не шумело, и в груди не кололо. И реветь бы не хотелось.
Шаурин не мог отпустить ее смятенный взгляд. Будто ждал, что вот-вот из ее красивых глаз польются слезы. Но она не плакала, оторвала ладони от деревянного бортика и приложила к щекам. Бледным, таким же ледяным, как ладони.
Он ждал, что она будет сопротивляться, вспыхнет, станет что-то говорить, убеждать в чем-то. Обвинять. Ну, или просто скажет что-то резкое, но она молчала. Меньше всего он этого ожидал. И больше всего это тяготило – ее смирение и растерянность.
– Кто ты и кто я…
– Не надо, – жестко остановила она. – Я тебя поняла. – Резво соскочив с края стола, Юля схватила куртку. С таким остервенением она натягивала ее на плечи, что кожа скрипела и трещала по швам.
Равнодушие, которое Денис демонстрировал, трещало по швам точно так же.
Лопалось подобно истертой до сивости коже.
– Нам нельзя.
– Не надо! – крикнула она и посмотрела ему в глаза, на секунду замерев. Потом рванула вверх молнию на куртке и взяла свою сумку.
Он поймал Юлю у дверей. Она совсем не была спокойна, как могло ему показаться вначале. В глазах плескалось отчаяние, и Денис на самом деле боялся, что девочка может натворить глупостей.
– Слышишь меня? – встряхнул ее. – Мы должны просто общаться. Как раньше. Как в самом начале. Быть только друзьями. Между нами не может быть никаких близких отношений. Нам нель-зя! Слышишь? – снова тряханул ее за плечи и прижал к двери.
Юлька откинулась на нее. Прилипла затылком, чтобы быть от Дениса как можно дальше.
– Я никогда не буду твоей подружкой, – проговорила она сквозь зубы, в упор глядя ему в лицо. – А ты меня слышишь? Я не буду твоей подружкой! Отпусти меня! – снова крикнула, не заботясь, что кто-то за дверью может услышать ее вопли.
Денис убрал руки, и она вылетела из кабинета, проклиная все на свете и судьбу за то, что не может уйти красиво. Просто шарахнуть дверью и скрыться с его глаз.
Чтобы уйти домой еще нужно пробежаться по всему спортклубу и найти чертова Самарина!
По дороге Юля удивлялась сама себе. Не понимала, почему не плачет. Ощущение, будто слезы замерзли в глазах. Но это хорошо. И так уже Витя смотрел на нее с нескрываемым любопытством. Только спрашивать ничего не решался. Думы Самарина Юлю волновали мало, но вот если мама догадается о ее состоянии…
Каким-то чудом удалось сдержаться, состроить довольную мину и сказать матери, что все хорошо. Наталья была занята чем-то на кухне, потому лишь бросила на дочь быстрый взгляд, а Юлька спряталась за дверцей холодильника в поисках «чего-нибудь вкусненького». Остаток дня пришлось заниматься чем попало, лишь бы не сталкиваться с матерью и не оставаться один на один.
И только лишь с наступлением темноты забравшись в холодную постель, Юля разревелась. Плакала долго и горько, и никак не могла успокоиться. В груди было так больно, словно что-то разорвалось.
* * *
Чёрт, прям как в Евангелии…
Только вместо слова – разум.
Вначале был разум. Сознание. Вернее его вялые оторванные от плоти проблески в конце темного туннеля.
Потом начали появляться мысли и возвращаться физические ощущения. И хоть бы как-то потихоньку. Постепенно…
Так нет же! В один момент почувствовались как будто пластилиновое тело, тяжелый затылок, пульсирующий острой болью при малейшем движении, сухость во рту… Слишком много всего за раз.
С восприятием действительности было куда сложнее. Открыв глаза, с огромным облегчением обнаружил, что находится в своей квартире, на своей постели. Что характерно, на расправленном диване и раздетым. Совсем хорошо…
Из кухни доносился негромкий шум. Откуда он только взялся?
Сделав над собой усилие, причем немалое, Денис поднялся. Мир вокруг покачнулся. Переждав, пока в глазах перестанут мельтешить звездочки, нетвердым шагом, не сильно заморачиваясь, что из одежды на нем только голубые трусы, направился туда, откуда доносились звуки – на кухню.
– О, сестра. Ты как тут оказалась? – прохрипел, прислонившись к косяку.
– Через дверь, – ухмыльнулась Таня, узрев в дверях практически в чем мать родила брата.
– Это понятно, – сел за стол и сложил локти.
У Тани имелись ключи от его квартиры. Сам факт появления сестры не удивил. Интересовала причина ее визита. С чего бы вдруг?..
– А-а… Совсем все плохо, да? – Кто бы сомневался, что сестра не воспользуется возможностью поддеть его. В таком убитом состоянии он не мог ей достойно парировать.
– Жизнь – дерьмо, весь мир – бардак, – почти прошептав, Денис склонил голову и закрыл глаза.
– У-у, милый. Все еще хуже, чем я думала. – Таня стояла у разделочного стола. В кастрюле на плите что-то булькало.
– Что, ведьма, яды варишь?
– Для тебя, Кощей, стараюсь.
– Можешь не стараться, кажется, я уже умер.
– Ничего не помнишь?
Что-то противно зашуршало. Так противно, что виски забились болью. Денис застонал.
– Таня, чтобы вспомнить надо думать, а у меня думать мозг болит.
– Ты сам мне вчера позвонил и попросил с утра приехать, – смилостивилась сестра, открывая секрет своего неожиданного визита. – Сказал, что тебе будет хреново и тебе нужна поддержка.
– Прям так и сказал? – Денис поднял голову.
– Нет, конечно. Я перевожу. Хорошо погуляли?
– Да. Держите меня семеро. Как хорошо, что у меня есть сестра. И накормит, и напоит, и из чащи в цивилизацию выведет.
– Начнем реабилитацию. – Таня поставила на стол стакан воды и блюдечко, на котором лежало с десяток черных таблеток активированного угля и одна белая, скорее всего, обезболивающее.
– А может, традиционное – с утра замахнул и весь день свободен?
– Нет, давай по-моему. Сначала таблеточки. Потом супчик.
Денис послушно заглотил горсть таблеток и поднес стакан воды к пересохшим губам.
– Ух-ты! Какая красивая у тебя штучка. Я не видела. – Таня тронула безвольное запястье брата. – Дай посмотреть. Кто подарил? – Пока он пил воду, она расстегнула браслет и, залюбовавшись, положила его себе на ладонь.
Браслет был очень красивый. Таня не сильно разбиралась в золоте и видах плетения, но этот выглядел дорого и массивно.
– Друзья подарили. Вношу поправки: колеса-душ-супчик, – сказал Денис и ушел в ванную.
– Да что ты!.. Друзья… – хмыкнула иронично Татьяна. – Заливай побольше. – Она поднесла украшение ближе к глазам, рассматривая гравировку на пластине, соединяющей звенья.
– Так кто тебе подарил браслетик? – ухмыляясь, спросила сестра, когда Денис вернулся, приняв почти человеческий вид.
– Я тебе уже сказал, – недовольно проговорил брат и перекинул цепочку через запястье.
– Угу. «Я буду всегда держать тебя за руку. Ю»?
– Что? Что ты сказала?
– Там так написано. А ты не видел? – Таня перевернула пластинку. – У нас появилась загадочная «Ю»? Юля?
– Хороша Юляша, да не наша, – проворчал и присмотрелся к пластине. И, правда. На ее внутренней стороне была гравировка именно с теми словами, которые произнесла сестра.
Твою ж мать… эту Юлю!..
От этой романтики у него мороз по коже пробежал, и лицо исказилось гримасой. Таня с блаженной улыбкой защелкнула браслет на его правом запястье, не обратив внимания на выражение лица брата. А если она и заметила, то списала все на головную боль.
Однако, таблетка-то, видать, была сильнодействующая. И боль уже начала отпускать. Потому вчерашние чувства снова охватили с новой силой. А эта дурацкая надпись только добавила жару.
– Классно! – Сестра все еще находилась под впечатлением. – Это так романтично!
Еще одна!.. Свихнуться можно от этих вздохов.
Легкий куриный суп, который Таня, само собой, сварила с любовью, абсолютно не вызывал аппетита. Вкусовые ощущения будто атрофировались. Зато душевные бунтовали. В голове звенели обрывки фраз вчерашнего разговора. Притупленное алкоголем чувство вины внезапно ожило.
Что в первый раз девку отшивал? Нет, не в первый. Даже не во второй. Но никогда такого не испытывал. Не чувствовал такой горечи во рту, как после разговора с Юлей.
Как ее прогнать теперь и чем запить, эту горечь?..
Он уже давно полагал, что не ломался под обстоятельства, не вставал перед ними на колени, а, максимум, прогибался, стараясь обернуть их полезной для себя стороной.
Он хотел стать кем-то, пусть даже такими сомнительными способами, какими действовал сейчас; хотел покупать, а не продаваться. И вчера твердо был уверен, что поступает правильно. И дело не только в том, что она, девочка с серо-зелеными глазами, внезапно встала у него на пути, мешая идти к намеченной цели. Как ни крути, стоило признать, он не имеет права на отношения с Юлей.
И как бы ни хотелось… И если где-то далеко-далеко, на самом краю сознания допустить…
Юля это не запретное яблоко. Юля – это ящик Пандоры.
ГЛАВА 25
– С Пашей чего? Рентген делали? – спросил Денис у Стаса Шаповалова, столкнувшись с ним у входа в спорткомплекс.
Сам Шаурин почти весь день проторчал у Монахова и только сейчас смог вырваться, чтобы заехать в клуб и обсудить с парнями текущие дела. К концу декабря началась какая-то безумная гонка. Хотя, пожалуй, дело это обычное. Люди, по обыкновению своему, все, что можно сделать сегодня откладывают на завтра. Таков русский менталитет.
– Да, трещина в ребре.
– Хорошо. Хорошо, что только трещина, а не перелом. Пусть валяется у Семеныча в больнице. В эту жеребьевку он все равно не попал, а следующие бои только после Нового года. Успеет на ноги встать. Тебе он как вообще? Что сам думаешь?
– Он тяжеловат.
– Вот и мне так кажется. Посмотрим еще. Зайду сейчас к вам.
За дверями клуба друзья разошлись. Стас отправился в спортзал, а Денис к себе.
Не ожидал он, что застанет в кабинете Юлю. Конечно, такая вероятность существовала. Но за последний месяц виделись они всего несколько раз, и то мельком – дома у Монахова. Один раз разговаривали. Если можно назвать разговором его сухое «с днем рождения» и ее холодное лаконичное «большое спасибо». Цветы, белые розы, она приняла с вежливой улыбкой, на подарок даже не взглянула. Да это и не имело никакого значения.
Юлькин день рождения состоялся десятью днями позже, чем его собственный. Дениса не приглашали, его присутствие было обязательным. Праздновали в ресторане, гостей собралось много, большую половину из которых Денис не знал. Уверен, что и Юля до этого момента не имела о них представления.
Выбрать для нее подарок оказалось невероятно трудным делом. Что подарить девочке, у которой есть все?
При мысли о чем-то безликом и ничего не значащем его мужское самолюбие бунтовало – золотое украшение жгло правое запястье. Гравировка откровенно коробила, но браслет не снимал. Хотя у самого от такой романтики челюсти сводило, и мелкие волоски дыбом становились. Это было так по-детски, так наивно и трогательно. Но так в ее стиле…
Подарить же что-то значимое и дорогое – не мог. Права не имел. После долгих размышлений сошелся на золотом кулоне. Подарок не оригинальный и в том ворохе коробок и коробочек, который Юля получила от гостей, могло быть с десяток точно таких же кулонов.
Больше за весь вечер они не обмолвились ни словом. Кажется, все получилось так, как он хотел, так как нужно, но в душе образовалась ледяная пустота.
Дела и заботы закрутили, как в воронку: работа, покупка квартиры, ремонт…
И сейчас необычным выглядело не само присутствие девочки, а то, что лежала она, вжимаясь лицом и всем телом в спинку дивана. Безусловно, слышала она, как он вошел, но не повернулась, только плечами вздрогнула, тихонько пошевелилась и снова замерла.
Увидев ее, Денис неловко остановился, немного замешкавшись от нахлынувших разом чувств. Так давно не видел Юльку, что радость тут же налила теплом продрогшее с мороза тело, а тоска, спрятанная где-то очень глубоко, начала рваться наружу.
Прикрыв дверь, он прошел по темно-зеленой, как сукно на бильярдном столе, дорожке, лежащей между диванами. И теперь понял, что его смущало, – ее болезненная поза. Виделись в ней принужденность, неестественность. Совсем непохоже, что девочка завалилась просто отдохнуть.
– Юля?.. – позвал Денис, раздеваясь. Она, понятное дело, не отреагировала. Почему-то ждал, что в ответ на свой вопрос получит молчание. – Спят усталые игрушки. – Убрал пальто в шкаф и сел рядом с девочкой. – Юля, что случилось?
Когда кожаный диван заскрипел от тяжести его тела, Юля странно дернулась, словно не хотела, чтобы Денис к ней прикасался. А он и пальцем ее не тронул. Но она повела плечом, как будто и от голоса его отмахивалась.
– Я плохо себя чувствую. Мама в аптеку пошла. А я тут, – с трудом выдавила из себя. Непонятно – то ли от боли, то ли от нежелания разговаривать. – Мне ужасно плохо, – добавила, дрожа всем телом и стуча зубами.
Денис сжал ее плечо, пытаясь развернуть к себе лицом, но она крепче обхватила локти, упираясь. Тогда он положил ладонь на ее лоб. Горячий. Похоже, температура. И голос у нее вибрировал от озноба.
Ох, знал, как это неприятно. Будто по всему телу наждачной бумагой кто-то шоркает. И согреться невозможно. И под одеялом через несколько минут начинаешь задыхаться.
– Зачем ты вообще приехала? Тебе в постели надо быть, – с укором сказал Шаурин, поддаваясь тревожным и беспокойным чувствам при виде страдающей Юли, свернувшейся на диване калачиком в тщетной попытке согреться.
– У меня по дороге голова разболелась, думали, что просто укачало. Внезапно все.
Денис снова сунулся в шкаф. В нем, как в волшебном ларце, можно было найти все, что душе угодно. И даже больше. Но Дениса интересовало только тонкое шерстяное одеяло.
Встряхнув его, он укрыл Юлю. Едва руки снова легли ей на плечи, Юлька начала ерзать. Его прикосновение вызвало в теле волну мурашек. Но не приятных, как раньше, а колких и болезненных, из-за ужасного самочувствия. Голова раскалывалась на части, и сама Юля чувствовала себя разбитой и немощной.
– Да не трогай ты меня! Не трогай. Не прикасайся. – Повозившись, она села и завернулась в одеяло, а когда подняла серо-зеленые глаза, Денис напоролся на полный обиды и горечи взгляд.
Слова не замерли на языке, они застыли где-то в горле. Или ниже – в груди, поглощенные той ледяной пустотой. Он бы хотел общаться с Юлей, как раньше – безо всяких затрат нервной энергии, будто сидит на лавочке и болтает о пустяках. Но все изменилось. Тот разговор, который, казалось, должен был расставить все местам, только запутал их окончательно.
Денис всерьез полагал, что, отвергнув девочку, станет свободнее, но, тем не менее, остался связан по рукам и ногам. Теперь даже больше. Потому что бросался на железные колья условностей, которые сам для себя выковал. И натыкаться на них было очень неприятно. Эти Юлькины колючие взгляды без прежней теплоты, желание отстраниться от него и откровенная неприязнь – убивали.
– Я вообще не хочу здесь быть. Меня мама притащила. И разговаривать с тобой я тоже не хочу. Как ты не понимаешь?.. – Ее тон и слова перехватывали ему дыхание как удар в солнечное сплетение.
– Больше, чем ты думаешь.
– Нет. Уверена, что нет. Ты даже не представляешь… – оборвалась она и отвернулась. Посмотрела куда-то в сторону. В никуда. Лишь бы не на него. Рядом с Денисом ее злость и обида растворялись, как сахар в горячей воде. А нужно, чтобы ожоги на душе зажили, чтобы раны от его безжалостных слов, какими он вытравил ее радость, хоть немного зарубцевались.
И снова в комнате повисла тишина. Не такая, которая объединяет людей, в которой дышишь в унисон и слышишь невысказанные мысли друг друга. А такая, в которой холодно до дрожи в теле и каждый вздох, шорох или скрип, строит невидимую стену. А слова и отрывистые предложения падают одиноко, звучно, как ледяные капли на обнаженные плечи.
– Просто прими это, Юля. – Получилось резче, чем он хотел. Жестче. Юлька рывком повернула голову, вновь вскинула покрасневшие глаза. – Прими, – повторил он.
Она помотала головой. Говорить не могла, не в том была состоянии, чтобы противостоять, спорить и доказывать что-то. На это не хватало ни сил, ни слов. И желания тоже не хватало. У нее болела голова. И сердце еще болело. И все внутри. Опустила голову на подтянутые к груди колени, спрятала, как страус свою в песок. Во всей ее позе – в склоненной голове, покрасневших глазах, залитом неровным болезненным румянцем лице, дрожащих ладонях, полузаплетенной косе – виделась женственность. Не та женственность, какую связывают с сексуальностью, а другая – та беззащитная женственность, которая уже стала редким явлением и не могла оставить равнодушным, которая трогала до глубины души своей правдивостью. Сейчас Юля была такой, какой он запомнил ее в первую встречу, – обиженной и испуганной. Только теперь это было его рук дело. Он ее раздавил.
Выпрямившись, девушка потуже завернулась в одеяло. Что-то не очень оно согревало. Взгляд бездумно скользнул по руке Дениса и наткнулся на золотой браслет. Юля была уверена, что он избавится от него и никогда не наденет, потому обнаружила его с неким удивлением. Может, оно и на лице отразилось, удивление. Но только девочка разомкнула пересохшие губы, чтобы что-то сказать, в кабинет шумно вошла Наталья.
Денис поднялся, освободив ей место около дочери. Коротко кивнув ему, она на ходу расстегнула черную норковую шубку и сбросила ее движением плеч. В глазах матери блестела тревога.
– Юленька, ну как ты? Не могу понять, что такое? Может, съела что-то не то?
– Нет, у меня температура, голова болит и горло начинает.
– Ну что ж ты! – сетовала Наталья. – Всю осень держалась, а под Новый год свалишься с гриппом. Это все твои походы в бассейн. Сколько раз говорила, суши волосы хорошо, не выбегай с сырой головой.
– Мама, – немного нервно одернула Юля.
– Что «мама»! Добегалась, что простудилась, – продолжала ворчать мать, роясь в сумке, перебирая купленные в аптеке таблетки.
– Может быть, Якову Семеновичу позвонить? – предложил Денис, хотя согласия не дожидался. Набрал номер и протянул Наталье трубку.
– Да, конечно, – выдохнула Наталья и взяла телефон.
Пока она разговаривала с врачом, который был семейным доктором не только самих Монаховых, но и всей монаховской братии, Денис налил стакан воды и поставил на столик у дивана. Чтобы больной было чем таблетки запивать.
Но больше всего на свете его интересовало, что это за бредятина про бассейн? Он Юльку уже целый месяц не видел! Ни в какой бассейн она не ходила!
Не сказать чтобы смело, однако Юля все же глянула на Дениса, тут же поджав губы. Если бы взглядом можно было прожечь, у нее на шерстяном одеяле уже образовались бы пропалины.
На лице Шаура мелькнула какая-то мысль. Быстро мелькнула, как искра – зажглась и погасла. Юля не успела разгадать ее; а Денис сунул руки в карманы брюк, качнулся чуть вперед, словно раздумывая, потом развернулся на каблуках и вышел из кабинета.
Юля сделала долгий и мучительный вдох. Кажется, все это время, пока он нависал над ней, не дышала. Тут и имя свое забудешь, не то что дышать!
Наталья суетилась рядом, пытаясь облегчить страдания дочери. Но девочка не замечала ничего вокруг. У нее, так же, как у Шаурина, искрой мелькнула мысль. Мысль нужная и важная. Но растворилась она так быстро, что уловить ее не удалось. Остался только намек. Чувство, что все не так и плохо.
Лихорадочный жар мешал думать здраво. Сначала нужно привести в порядок тело, а потом уже за душу браться.
Юля расслабилась. Позже она обо всем подумает. Обязательно. Сложит все отрывочно – обрывочные фразы, взгляды и касания в одну картинку.
Яков Семенович приехал, как только смог. Долго ждать не пришлось. После тщательного осмотра доктор расписал курс лечения. Собственно, ничего нового ее не ждало. Гриппом болела не в первый раз, потому все предписания были знакомы. Честно говоря, недельный постельный режим совсем не пугал. Раньше бы возмущалась, изнывала от тоски, так и норовя бросить пить таблетки при первых признаках отступления болезни. Сейчас же, как будто стало легче, почему-то радостнее. Не нужно искать причин для своей апатии. Болезнь все объясняла за нее. Самой, однако, виделось, что недомогание ее вызвано не вирусом гриппа, а совершенно другим, прививки от которого еще не придумали.
– …Ну и?.. – зычно спросил Шаурин, надвинувшись на Самарина. В пустом зале его резкий тон был похож на рык.
– Шаур… – Самарин переступил с ноги на ногу, крутанул на пальце ключи от машины. Так и знал, что в этой ситуации все шишки на его голову полетят. Вот и настало время. Голос и взгляд Шаурина обдали его нехорошим предчувствием.
