Текст книги "Стая (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)
Кухня гудела мужскими голосами и негромким басовитым смехом. Странно. Должно быть не все посчитали идею покататься на лыжах отличной. Юля и сама бы не прочь развлечься подобным образом, но только не решилась. Боялась снова свалиться под натиском вируса. Да и нога не позволяла. Вопреки благожелательным прогнозам медиков, связки не восстановились полностью. До сих пор время от времени ощущался дискомфорт, иногда даже боль, особенно при нагрузке. На смену погоды нога тоже реагировала болью. Вот и сегодня мышцы беспрестанно ныли. Терпимо, конечно, но неприятно.
Голоса и смех были узнаваемыми и вызывали безотчетную радость. Само собой, порадовалась Юля не Леньке. Хотя от мнения, высказанного как-то раз Шаурину, о том, что Лёня весьма интересный молодой человек, не отказывалась.
– Ю-ю-л-и-я! – протянул Вуич, голосом, каким говорит измотанный ожиданием человек.
Значит, и Лёня не избежал плачевной участи быть пришпиленным к дивану с игральными картами. Кухня в этом доме пропиталась азартом больше, чем запахом еды. Правда, аромату кофе удалось пробиться сквозь эту пелену.
– Леонид, – приветствовала Юля, одаривая его снисходительным взглядом.
– Давай в картишки, а? – Руки его перебирали карты, а рот расплывался в улыбке. Лёня даже сдвинулся ближе к краю, освобождая место рядом с собой.
– Что, надоело пасьянсы в одиночку раскладывать? А Михалыч где? – Сложно было с Леней держаться серьезно. Такое у него лицо – выразительное. В зеленых глазах искры плясали, как чертики.
– А у него, сколько ни раскладывай пасьянсы, судьба одна – сейчас проиграет и пойдет вместо Михалыча снег чистить. – Денис поставил на столик две кружки. – Кофе будешь?
– Буду. – Юля бросила под ноги диванную подушку и присела рядом с Вуичем. – С этим… – осеклась. Что поделать, если иногда из головы вылетают самые простые слова.
– …с молоком, – закончил Денис.
– Да, – кивнула.
Денис налил ей кофе с молоком и вернулся в кресло. Валентина Петровна, снующая рядом, быстро догадавшись, что третья кружка для Юли, сунула ему вазочку с печеньем.
– Чего ты лыбишься, как пьяная Джоконда? Карты раздавай.
Лёнька откозырял и вышел из «спячки».
– Я так полагаю: дама ходит, – сказал, после того как взглянул на свои карты.
– Вы поразительно догадливы, Леонид, – улыбнулась Юля и сверкнула козырной «шестеркой».
Игра пошла вяло – то ли день невезучий, то ли у Леньки рука тяжелая. Хорошая карта не шла, Юлька то и дело сгребала «отбои». А скорее всего ей просто – напросто не удавалось сосредоточиться. Рядом с Денисом все чувства в разы обострились. К сожалению, не те, которые способствовали бы удачной игре.
– Отчего, вы, Юлия, сегодня так нарядны? – сладкоречиво выдал Ленчик, в очередной раз заваливая партнершу по игре. – Аж глаз радуется.
– Утренник в детском садике был, не успела переодеться. Соловей, ты, Лёня. – Юля обратно сунула ему в руку, выданную не в масть карту. Мухлевал Лёнька.
– Не соловей, – язвительно усмехнулся Денис. – Кое-кто другой. Матерным словом это называется.
Лёня рассмеялся заливистым и приятным смехом.
– Эх, губит меня мечта поэта, губит…
– Пишите письма мелким почерком. – Наконец Юле выдалась возможность достойно ответить Леньке. Понятное дело, отбиться он не смог.
– Таки я всегда знал, что играть в карты с женщиной – опасно, – резюмировал он, тут же сменив обреченный тон на восторженный: – Но, черт меня раздери, увлекательно! Жаль, что играем не на голую красоту. – Последнюю фразу закончил шепотом, чуть пригнувшись к Юле.
– Как говорит уважаемый Бендер, Лёня, – задумчиво откликнулся на это Денис, не отрываясь от созерцания карт, зажатых в собственной руке, – набил бы я тебе рыло, только Заратустра не позволяет.
– Согласен. Прозвучало как-то непозволительно пошло. Юленька, я очень надеюсь, что сие скабрезное замечание не сильно обидело вашу нежную душу, – вовсю продолжал иронизировать.
– Леонид, надеяться ты можешь всегда… – сказала девушка, напустив на себя обманчиво строгий вид.
– Опять же – согласен. Бывают в жизни вещи, на которые рассчитывать не приходится. Рассчитывать на них – нельзя.
– В тебе поэт помер, Лёня, – сделал свой вывод Денис, оценив пыл друга.
– Не помер он, Денис, спился от безнадежности, – вздохнул Вуич.
– Все в жизни переменчиво, Леонид. – Юля переняла тон Леньки. – И люди переменчивы. Сегодня нельзя, завтра – можно. «Нельзя» – не константа, это не есть постоянная величина. Люди же не дураки, никто и никогда не захочет добровольно запереть себя в резервацию. Люди любят свободу. Именно для этого придумали «исключение». Маленькому ребенку нельзя есть горчицу. Но когда он вырастит, возможно, он будет есть ее ложками.
Лёня с большей задумчивостью уставился в карты, потом потер широкий лоб и посмотрел на Юлю. Она его внимательный взгляд проигнорировала. Как и взгляд Дениса.
– Или он будет ее ненавидеть, – вставил свое слово Шаурин. И добавил, когда Юля посмотрела на него: – Горчицу. Ходи давай, богемный подонок. Юленька, ты такую информацию частями выдавай, а то, видишь, завис человек. Следующий раз может и в кому впасть от такого перегруза.
– А вы философ, Юлия! – оценил Вуич.
– Не претендую ни в коем случае, – покачала головой. – Так просто – произвожу впечатление.
– В правильном направлении двигаетесь, – одобрил он.
– Да нет, Лёня, – вздохнула девушка, – я на месте стою. Жду с моря погоды. Иногда лучше подождать.
Много позже Юля лежала, глядя в темный потолок, не пытаясь заснуть. Знала, что не получиться. Уже который час не получалось.
Ночью всегда так – даже самые обычные вещи принимают причудливые очертания. Мысли принимают такие очертания – тоже. И, кажется, что рождаются они не в голове, а где-то сверху – в свободном пространстве. Остается только выхватывать их из воздуха.
Нога страшно разнылась. Нестерпимо. Хотя довольно трудно было определить, что именно беспокоит больше – нога, сердце или голова. От сложившейся ситуации уже все тело ныло. Все-таки не ее прерогатива – сидеть сложа руки. Оттого, наверное, и в теле ломка. Но теперь по-другому никак нельзя. Все лучше, чем снова ночами плакать в подушку. Так у нее хотя бы есть время платочками запастись.
Покрутившись с боку на бок, Юля откинула одеяло и выбралась из хрустящей постели. Влезла в кофту, натянула на ноги гетры и спустилась на кухню.
Дом, погруженный в тишину, дышал теплом и таинственностью. Что-то было в этом особенное – уже интимное.
Лев Михайлович часто суставами мучился. В аптечке обязательно должно быть что-то, что ей поможет: мазь разогревающая или гель обезболивающий. На худой конец – таблетка анальгина всегда найдется.
Юля включила свет, несмотря на внутреннее желание не делать этого; стараясь не шуметь, порылась в ящике, где хранились лекарства. Пусть и сомнительно, что кто-то мог услышать этот шорох. Час слишком поздний и сон крепкий (после таких-то увеселений прошедшего дня!).
Когда нашла то, что нужно, снова утопила комнату в темноте и отправилась к себе.
– Чего не спишь? – прозвучали над ее головой слова.
Удержавшись от вскрика, девушка вздрогнула всем телом и выронила из рук коробочку с мазью, замерев на первых ступеньках лестницы.
– Как ты меня напугал, – еле выдохнула она и приложила руку к груди. Сердце отчаянно забилось, чуть не выскакивая наружу. И не только от испуга.
– Конечно, слоняешься в потемках, – тихо сказал Денис и, бесшумно ступая, спустился ниже. Поднял упавшую коробочку. – Это что?
– Нашла в аптечке. Должно быть, гель обезболивающий. Нога болит, хочу попробовать намазать. Потому и заснуть не могу. – Про последнее, конечно, соврала. Отчасти. Боль в ноге мешала, но не спала Юля не по этой причине.
– Пошли, намажем твою ногу. – Он не подхватил ее под руку, не подтолкнул, – надвинулся, так что Юле пришлось развернуться.
«Вот именно, пошли», – сказала она про себя, шагнув обратно на кухню, – «а не понеслись сломя голову».
Они присели на диван. Пришлось снова включать свет. Радовало, что светильник на стене одаривал им весьма скудно. В очередной раз что-то в Юльке протестовало, не желая нарушать таинственность ночи.
– Ты прочитала, что это или схватила первое попавшееся средство? – Денис посмотрел на название и открыл коробочку.
– Прочитала, конечно. – Обнажив побаливающую щиколотку, Юля положила ноги ему на колени. Помолчала, дожидаясь, пока он изучит инструкцию. Делал он это с пристальным вниманием.
– Ясно, – пробежав глазами по строчкам, заключил Денис. Правда, что ему «ясно», уточнять не стал. Выдавил из тюбика небольшое количество и начал втирать в ногу.
От прикосновения холодной мази к коже Юля внутренне содрогнулась. Но теплая рука Дениса заставила это ощущение исчезнуть. Стало приятно.
– Я сначала хотела что-нибудь разогревающее, но потом передумала. Кто его знает, вдруг еще хуже будет…
– Не надо лишних экспериментов. Еще таблетку выпей и все. Надо было сразу выпить, не терпеть. – Еще днем заметил, что Юля неловко ступает на одну ногу. Сейчас чувствовал под пальцами едва заметную опухоль.
Пока он втирал мазь, она рассматривала его профиль. Четкий очерк губ, твердые скулы, чуть сведенные на переносице брови. Рассматривала, мечтая проникнуть в тайны его сознания, почувствовать, что он скрывает и о чем думает. Иногда слова не нужны. То, что существовало меду ними, убивало все лишнее. Может, и не нужен им этот серьезный разговор. Вот так ей было хорошо. Порой лучше питаться надеждами, чем знать что-то наверняка.
– Ты тоже не спишь. Вот ведь совпадение, – сказала, чтобы нарушить ставшее неловким молчание. Для нее оно было именно таким. Между ними чувствовалось напряжение. Не неприятное – другое.
– Да прям. Ты веришь в такие совпадения? – Он посмотрел Юле в лицо. Рука замерла на ее ноге.
– Теперь и не знаю. Но ты же не мог знать, что я в этот момент здесь.
Пока ждала, что он ответит, чувствовала, как желудок сворачивается в твердый ком. Молчал Денис недолго, но за это время комнату как будто наполнило огромное количество воздушных шаров, готовых вот – вот лопнуть. Еще секунда и взрыв…
– Не мог, – смягчился лицом и голосом. – Бывает же, когда чувствуешь, что вот – вот зазвонит телефон. Или кто-то постучит в дверь.
– Бывает. Интуиция, это называется, шестое чувство.
– Да, именно так это и называется.
– Я думала, что мужчины в такое не верят.
– Мужчины во многое верят, в чем не признаются.
– Возможно, если бы признавались, было бы легче.
И снова комнату раздуло от воздушных шариков.
– Пойдем руки помоем.
Юлька спустила ноги на пол, поправила гетры и, прихрамывая, поплелась к раковине. Свет она выключила. Чтобы вымыть руки, падающего из окна, вполне достаточно. С темнотой накатило облегчение.
Хотя она сама мази не касалась, руки все равно помыла. Не зная, как себя повести и что говорить, встала у окна, спиной к Денису.
– Что делать будем? – спросил он, как будто прочитав ее мысли. Тем не менее, Юля сомневалась, что он действительно ждет от нее ответа. Скорее, просто начал разговор.
– Что делать, – эхом повторила она, ощущая Дениса прямо за своей спиной. Чего только ей стоило удержаться на месте и не преодолеть эту пару сантиметров, не прилипнуть к его груди. – Я тебе все сказала, что еще могу сделать? Сложно все, – говорила совсем тихо. Осторожно и рассудительно, не представляя, куда заведут эти речи. Кажется, они уже переступили грань, но на непринужденную беседу это не походило. Они просто бросали в воздух реплики, за которыми скрывались длинные монологи. Большего все же пока трудно представить.
– Я помню, что ты сказала.
Юля замерла от хлынувших в душу сомнений, пытаясь унять зарождающуюся между лопаток дрожь. Это было сильнее ее. Кофта до колен не спасала.
– Ты не веришь мне?
– Верю. – Коснулся губами ее макушки. – Просто это для меня неожиданно. Я тебя обидел, а ты все равно…
Наверное, в Юльке больше силы и больше смелости. В нем самом этого не было. Он даже восхищался ее искренностью и открытостью. Она ими дышала. Он, напротив, никогда бы не решился сказать ей нечто подобное. Свои чувства хранил за колючей проволокой. Но Юлька ведь лезла, пытаясь вытащить все наружу. Лезла, кололась и ранилась. И еще пораниться. Не единожды.
Ну не мог он так враз перестроиться!
Но и оттолкнуть теперь вот так запросто – тоже не мог.
Никогда не допускал близких отношений. Всегда четко вычерчивал границы. И сейчас пытался. Но, как известно, чем толще грань, тем больнее переступать, а вернуться обратно – почти невозможно. Они с Юлей ее переступили, поэтому и говорить с ней – невероятно сложно. Как объяснить что-то, если сам себя уговорить не мог. Приказал себе не подходить к ней, а толку-то…
Юля вздрогнула от облегчения и удовольствия одновременно, когда руки Дениса сомкнулись на ее плечах. Только вот озноб усилился. Изгнать бы его до конца…
Коснулась ладонями его предплечий, чуть сдавливая теплую кожу.
– Трудно объяснить почему. Это похоже на… похоже на то, как ребенок любит свою мать. Мы же любим маму как бы она ни ругалась, что бы ни делала. Это есть и с этим ничего нельзя поделать. Вот так вот. Обидел, да. А чувство все равно сидит внутри, заполняя целиком. Оно сильнее, чем обида. Любишь и все. Но оттого, наверное, еще тяжелее…
То, что она говорила дальше, он уже не слышал. Эти слова лишили его дара речи. И мыслей лишили, и сил. Сделали глухим.
Зачем ей все время нужно лезть к нему в душу?
Всю жизнь он и любил свою мать, и ненавидел.
Любил и ненавидел – одновременно.
Любил, потому что, как правильно сейчас сказала Юля, с этим нельзя ничего поделать. Любовь к матери – это инстинкт, заложенный природой. Это первое, что чувствует младенец – неосознанно, еще в утробе. Это базовый, основополагающий инстинкт. Это сама жизнь.
Ненавидел – потому что был не нужен, отвергнут. Брошен той, к кому успел все это почувствовать, и в ком нуждался.
Лучше бы ничего не чувствовал.
Не зря детей, от которых в роддомах отказываются, не прикладывают к материнской груди. Лучше бы и его не прикладывали. Чтобы не знал он, что такое «мать». Чтобы первые четыре года жизни не отравляли всю последующую. Чтобы потом не приходилось делать вид, что нет у него матери. Только была еще Таня, которая зачем-то к ней ездила. И был еще отец, который зачем-то с Таней об этом разговаривал…
Денису хотелось оттолкнуть от себя Юлю. Далеко. Навсегда. Чтобы в жизни больше не смела лезть так глубоко. Не ворошила прошлое. Не вскрывала наболевшие на душе нарывы. С такой же силой, как и оттолкнуть, желал он прижать ее к себе так крепко, чтобы расплющить, растворить в себе.
И пока ни одно из этих двух желаний не перевешивало.
Он все еще держал ее в руках, только потому что от онемения в теле не мог шевельнуться. Внутри образовался камень во всю грудь. Он мешал дышать, шевелиться, думать.
Мог бы двинуться, оттолкнул бы Юльку…
– Денис, я что-то не то сказала?.. – спросила она, сожалея о своих словах. Почему все выходит не так, как хочется? Ведь не сказала ничего такого, а остро почувствовала, как его настроение изменилось. Он прямо на месте закаменел. Оттого в душе у нее появился какой-то безотчетный страх. Необъяснимый.
Как нашел в себе силы и сам не знал. Но их только и хватило – зажать ей рот рукой, заставляя молчать. Наплевать было, удобно ли ей, может, больно, он закрыл ей рот ладонью и притиснул ее к себе, сжимая плечи мертвой хваткой. Стоял так некоторое время. Сколько стоял не мог сказать. Потерялся в пространстве и времени. В ощущениях тоже – потерялся.
Юлькино дыхание жгло ладонь. Так же и в груди появился огонек. Постепенно камень в душе отек, как расплавленный воск. Возникло жаркое, немного удушающее ощущение. Горячо было в груди, голове, между их телами – тоже.
Немного пришел в себя. Ровно настолько, чтобы ослабить тиски, в которых сжимал девочку. И как только она стерпела. А она смогла, правда, шумно вздохнула и выдохнула, но не отскочила, не отстранилась.
– Молчи, – сказал Денис. Показалось, что Юля снова что-то скажет. Или спросит.
Она так и не произнесла ни звука, оперлась на подоконник и чуть отклонилась в ожидании.
Денис глубоко вздохнул. Как-то слишком шумно стало биться сердце.
Скользнул ладонью по девичьей шее. Вытащил цепочку, спрятанную под кофтой.
– Не выбросила? – Нашел кулон, узнал его на ощупь.
– Ты же не выбросил мой браслет.
Подтянув Юлю вверх, усадил ее на подоконник. Длинная кофта неприлично задралась. Денис положил руки ей на бедра, потом убрал, скользнул к лицу – отвел от него волосы.
В этих жестах не было плотского влечения. Похоть была днем, когда они втроем играли в карты; когда Юлька сидела на диване в этой же самой длинной до колен кофте цвета пламенного мака и в гетрах на босую ногу. И больше на ней ничего не было. Сексуальнее наряд сложно придумать. Какие только фантазии ни рисовались в его голове. Даже Леньку повело, чего уж говорить.
А сейчас все это сместилось куда-то далеко и осталось одно жгучее желание: утащить эту девочку отсюда. Туда, где их никто не достанет. Закинуть ее на плечо и забрать у всех. Только полный идиот может отказаться от нее, от такой любви, от такой нежности, какую она способна подарить.
Наверняка она и сама об этом еще не подозревает.
Только одно жгучее желание: послать всех туда, оттуда не возвращаются. Куда сам черт не заглядывает.
И пусть хоть рухнут небеса.
ГЛАВА 28
– Положить их всех нахрен и все! Смелые, ты смотри, давно крови не видели. Раньше за такое стреляли без разговоров, а Монахов прям дипломатичный в доску стал, – с едва сдерживаемой яростью говорил Маркелов. – Два автопоезда! Испарилось!
С такой же яростью он лупил по шарам, резво передвигаясь вокруг бильярдного стола. После очередного удара у Дениса зазвенело в ушах, и он поморщился.
– Тебе бы только положить всех нахрен. Фигня война – главное маневры. Да и не перестреляешь всех. Смысла в этом нет. Надо знать, кого стрелять, – отрешенно проговорил Шаурин. – Что Папа говорит по этому поводу? – В отличие от Маркелова думать Денис предпочитал спокойно, не отвлекая рассудок лишними суетливыми движениями. Потому стоял, скрестив руки на груди, опираясь на краешек стола. Стоял почти расслабленно, удерживая взгляд в одной точке пространства.
– Папа сказал решить проблему.
– Решим, раз сказал. Не суетись, Андрюша. Не мне тебе рассказывать, что и как.
– Теряю хватку. Наверное, старею.
– Ну да, ну да… Тридцатник стукнул, и песок посыпался.
Шаурин не собирался выступать в роли карающей руки, но вот роль мозгового центра была ему вполне по душе. Тем более, «бойцов» у Монахова и без него хватало. Сделав длинную затяжку, он медленно выдохнул дым. – Игорь что?
Маркелов махнул рукой:
– Игорь по другим каналам работает. – Отложил кий и вдавил ладони в деревянный бортик, перевалив на руки всю тяжесть тела. – Чувствую я: что-то не то здесь!
– Ясно-понятно, Андрюша, – снова произнес Денис его имя с мягкой снисходительностью, но без злого сарказма. Маркелов уже давно не заострял на этом внимания, привык к такому обращению. – Люди создают нам проблемы. Причем, конкретные. Два автопоезда – это существенный ущерб. – Денис стряхнул пепел и задержал взгляд на кончике сигареты. Рассуждая вслух, говорил медленно, словно позволяя Маркелову следить за его мыслью точь-в-точь во время ее рождения. – Наглые. Борзые. Значит, крыша нехилая есть. Не из ниоткуда эти «гастролеры» появились. Иначе бы их уже давно на уровне плинтуса хлопнули. Дальше – больше. Будут отжимать конторы. А это уже другие методы воздействия. А нам оно надо? – а, Андрюша? Правильно – не надо.
– Я о том же. Важно – кто заказал. Надо узнать, откуда они всплыли и под кем ходят. – Андрей внезапно замолчал, потому что в кабинет вошла Юля. – Наплавалась, русалка?
– Не по мне речушка, в море хочу. – Юля едва улыбнулась.
– Ух-ты, какая! – ухмыльнулся Маркелов. – Растешь, детка, уже не узнаю тебя.
– Звучит, как ругательство. – Юля подошла ближе и остановилась у бильярдного стола. – Слушай, а твоя Катя не беременна? Я постеснялась у нее спросить, когда мы в прошлый раз встречались, но мне показалось, что она пополнела.
Жена Маркелова Юле была хорошо знакома. Не так часто, но виделись они, если отец собирал свою компанию по какому-нибудь поводу.
– Нет, – Андрей улыбнулся, – это все новогодние праздники.
– Андрей, какие новогодние праздники? Конец марта на дворе.
– Вот такими они оказались плодотворными. До сих пор на диете сидит.
– Шутник. Обязательно привет ей передавай.
– Передам, – пообещал Маркелов.
С Катей, насколько это возможно, Юля поддерживала хорошие отношения. Несмотря на восьмилетнюю разницу в возрасте, общение их проходило на дружеской волне. И, тем не менее, радостно было, что жена Маркелова не любила плавать в бассейне. Не находила она особой в этом прелести. А иначе, лишилась бы Юля последней возможности оставаться с Денисом наедине. Подобные встречи и так стали редким явлением.
Когда девушка пропала за дверью раздевалки, Шаурин продолжил разговор, понизив голос:
– Ну, это не так сложно. Вариантов-то не много. Я бы для начала с Олегом поговорил. Подумать дай. Нарисую я тебе схему. На-ри-су-ю. Но надо подумать.
С Маркеловым Денис уже давно шел в ногу. Образовался у них выгодный и весьма продуктивный союз, который устраивал обоих. Андрей любил пошуметь, а Шаурин предпочитал решать проблемы тихо, но кардинально, чтобы волн на воде их нелегкой реальности не образовывалось. Или образовывалось как можно меньше. Вдвоем они всегда находили самый удачный выход.
– С Крапивиным, что ли? Поговори. Он тебя любит, – поддел Андрей.
– Я его тоже. – Решив не медлить, Денис тут же затушил сигарету и набрал номер. Ответили после нескольких гудков. – Надеюсь, день добрый, Олег Николаевич. Шаурин. Встретиться бы хотелось, поговорить. Вопрос есть… Понял, завтра буду. – Положил трубку и ответил на вопрошающий взгляд Андрея, задумчиво растягивая слова: – Приглашает на утренний кофе.
– Лучше не бывает.
– Монаху пока ничего не говори, я сам потом сообщу, когда что-нибудь узнаю. И тебе, разумеется. Оттуда и плясать будем.
– Само собой.
– Кстати о беременных, – спохватился Денис и снова взял телефон. – Яков Семенович, дорогой, приветствую. – Пока слушал собеседника, зажевал жвачку. – Я не поэтому звоню. Мне бы сестричку в больничку… Не болезнь это, но полежать надо… Именно. Спасибо. Даже не знаю, пожелать вам того же или нет. – Засмеялся. – Ну тогда желаю. Мы подъедем. Предварительно позвоню. – Положил трубку.
– Я уж подумал, что это ты папашей скоро станешь.
– Упаси меня господь, Андрюша. Сестра у меня подарочек всем на Рождество сделала – новостью порадовала.
Пока торчала в душе, надеялась Юля, что Андрей уже уехал. Но, когда открыла дверь и обнаружила его на месте, кое-как сумела сдержать разочарованный стон. Маркелова видела чаще, чем самого Дениса. Андрей в последнее время из спортклуба не вылезал.
– Ну все, погнал я, – засобирался Маркелов к большому облегчению Юли. – Тебя подвезти?
– Нет, я попозже. Обсохну, – тронула чуть влажные волосы, – чайку попью и тогда поеду.
– Как знаешь. – Хлопнул по карманам и вытащил ключи от машины.
– Я позвоню, – сказал Денис и, закрыв за ним дверь, задержал ладонь на ручке.
Юлино лицо оживилось, приобретая то хорошо знакомое ему таинственное выражение, словно девушка вот-вот готова сказать какую-нибудь остроту: глаза ярко светились, а губы удерживали расползающуюся улыбку.
– В море она хочет… Смотри, чтобы волной не накрыло. Я тоже, может, много чего хочу.
– Это ты к чему сейчас? – Она так и не сказала, что было у нее на уме, а, поддернув рукава черного платья, залила кипятком пакетик заварки.
– Это я к чаю с лимоном.
– Я так и подумала, – снова улыбнулась Юля и без особой охоты отпила из кружки. Глоток получился небольшой, но обжигающий. Так что кружку решено было отставить в сторону.
– Деловая стала. Раз в неделю появляешься.
– Скучаешь?
Денис подступил к ней, и Юля отодвинула чай подальше, чтобы не расплескать. Сама присела на краешек стола. Потом решила, что на диване ей будет удобнее, но добраться до него ей не дали – перехватили на полпути.
– Тебе правду сказать или чтобы было приятно? – Денис сомкнул руки у нее на талии, прижимая крепче к своей груди.
– Давай, чтобы приятно.
– Как-то неожиданно, но скучаю, – тепло сказал он, невольно заставляя ее улыбаться.
– Что-то я на себе этого не ощущаю. Далеко от меня твоя тоска, где-то там у тебя внутри. – Юля, до этого притиснутая к нему спиной, развернулась лицом и похлопала его по груди.
– Не боишься выдавать такие провокации? – Обнял ее крепче.
– И в мысля не было. – Постаралась отклониться назад, чтобы уследить за выражением его лица.
– Да ни за что не поверю. – Он оттеснил ее от дивана, расслабив объятия, только когда под его давлением Юля села на край бильярдного стола.
– И чем я только заслужила такое недоверие, – спросила, обхватывая крепкие мужские печи, в то время как его губы целовали ее шею.
Денис делал так не впервые, и неизменно каждый раз она замирала. И сердце, словно прекращало биться, как перестают тикать сломанные часы. И все вокруг уплывало, теряя свои четкие очертания. Оставались только нежные ощущения на коже и теплота губ.
После ее слов Денис, запрокинув голову, посмотрел в потолок и издал тяжкий полустон.
– Ох, Красота, кончится мое терпение, и тогда устрою я тебе разгуляй.
– Это ты поэтому меня в губы не целуешь – опасаешься за свою выдержку?
Что-то мелькнуло в его глазах – знакомое ее инстинктам, но не поддающееся обоснованиям разума, – то, что вызвало внутри особый трепет и странную чувственную дрожь.
– А что тебе не нравится? – Пальцы скользнули под волосы, обхватывая девичью шею, касаясь скул и бережно притягивая к себе. – Романтика. Полгода будем за ручку ходить, потом поцелуемся.
– А потом?..
На это он уже не ответил. И меньше всего хотелось, чтобы в момент, когда его губы приникли к ее рту, он вздумал что-то отвечать. Хотелось, чтобы это мягкое прикосновение длилось вечно. Он говорил про какую-то волну?.. Навряд ли она могла быть сильнее этой волны мурашек, которая накрыла ее, едва на губах почувствовалось его мятное дыхание. Только вот насладиться этими ощущениями мешало осознание, что в кабинет может кто-то войти. Оно жгло огнем, не позволяя расслабиться, но стократ усиливало желание оказаться где-то в другом месте. Там, где хотя бы какое-то время можно не оглядываться по сторонам.
Очевидно, Денис думал о том же, потому поцелуй оказался совсем коротким.
Мимолетный он был, тихий, нежный. Но словно в спину ударяющий. Со всей силы толкающий их навстречу друг другу – за ту грань, откуда вернуться невозможно.
И поцелуй этот, словно не поцелуй, а печать, скрепляющая их пока невинные отношения.
– Вдруг кто-нибудь зайдет, – сказала Юля, не скрывая в голосе разочарования.
– Дверь на замке. Вломиться может только Лёня. Мы тебя отвезем домой, а потом у нас свои дела.
– А ваши дела по пути с моим домом? – Юля старалась говорить легко и непринужденно. Но это было трудно. В ней загорелись новые ощущения, которые желательно переварить в спокойной обстановке, пережить не сидя на иголках с дрожащими ладонями будто кур воровала. Запретность их отношений не добавляла шарму. Наоборот, отравляла, с каждым днем отягощая все больше.
– Не совсем. А ты против? – Он стискивал ее плечи. Не сильно опасаясь доставить девушке неудобство. Юлька не была хрупкой, не выглядела такой. Уже давно пропало это впечатление. Стерлось, как ненужное воспоминание и слава богу. Денис хрупкость часто связывал с инфантильностью. А это не то качество, которое он ценил.
– Как я могу. Кстати, не сочти за наглость, ты мне Витю вернуть собираешься?
– Витя у Юрика.
– Я знаю. Но вопрос был не в том, где Витя, а в том, собираешься ли ты мне его вернуть.
– Если Юра найдет себе другого человека, Витя снова станет твоим верным рабом. Как вариант, ты можешь обратиться к папе.
– Могу. А папе скажет: «Денис, что там с Витей?» и тогда Денис ответит: «Витя у Юрика». Знаю я эту комбинацию, ты же у нас братков туда-сюда тусуешь.
– Все правильно. У твоего отца много других забот. Каждый должен заниматься своим делом. Или ты думаешь, что я терроризирую Самарина из личных побуждений?
– Вообще-то именно так я и думаю.
– Нет. Мелко судишь. Я такими вещами не играю.
Кто-то дернул ручку двери.
– Вот, я же говорила, – с сожалением прошептала Юля, размыкая руки и сползая со стола.
– Двинули? – спросил Лёня, как только Шаурин распахнул дверь. – Я к Сладкому зашел уже, он тут присмотрит за всем.
– Двинули. – Глядя на Юлю, Денис мотнул головой, указывая на шкаф.
– Командир, а очаровашка с нами, что ли? Неужто будем ее водкой поить и жизни учить? Я – за, только чур не ревновать.
– Уймись, ты, очаровашка, – усмехнулся Денис и накинул Юльке на плечи шубку.
Она застегнула крючки и обратилась к другу Шаурина, оценив его кожаную куртку, на вид не слишком теплую:
– Леонид, я смотрю у тебя в душе уже настоящая весна. Налегке ходишь, а на улице морозно.
– Лёня у нас вообще жаркий парень, через недели две будет в шортах гонять. – Денис достал из шкафа свое пальто.
– Вот правильно, Юлия, ты этого охломона не слушай. Главное, чтобы в душе весна, – заливался Ленчик.
– О, господи… – вздохнула Юля, – и как тебя только твоя девушка выдерживает?
– Юлия, одна девушка? Как я могу? Это же преступление против всего женского рода. Вокруг столько жаждущих любви и ласки дам.
– Действительно, – хмыкнула Юля, ступая за порог, – что это я в самом деле.
Когда вышли на улицу, Шаурин глубоко вдохнул холодный воздух.
Вдохнул так, чтобы легкие до отказа заполнились и внутри от переизбытка кислорода заломило; чтобы морозная свежесть прогнала ощущение внутреннего застоя.
Юля взглянула в небо, покрытое темными тучами. Они были какие-то… живые. Да, именно такие – влажные, ожившие. Они свободно плавали по небу, а не висели, как зимой, словно застывшая аппликация.
Это все весна…
Коротко улыбнувшись, девушка села в машину.
– Монахов тебе ее не отдаст, – убежденно вдруг проговорил Лёня, после того как они подбросили Юлю до дома и уже отъехали от него на приличное расстояние.
– Отдаст, – отрезал Денис, следя за дорогой и не поворачивая головы.
– Не лез бы ты, – не очень твердо продолжил Вуич. – Меня, мой друг, конечно, радует твоя уверенность, но я бы на твоем месте…
– Я знаю, – остановил его Денис. – Знаю: на моем месте, ты бы – не лез. Но это ты. Помнишь, что Юлька сказала? Люди переменчивы. Сегодня нельзя, завтра можно. Всему свое время. Я подожду. Монахова и подвинуть можно. Видишь, что творится? И это только начало.
– Не хочешь ли ты сказать, что собираешься?.. – Закончить мысль вслух Лёня не решился. Только бросил на Дениса немного оторопелый взгляд.
