Текст книги "Брат на брата. Заморский выходец. Татарский отпрыск."

Автор книги: Николай Алексеев-Кунгурцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)

IV. НЕПОКОРНАЯ ДОЧЬ

– Бригитта! Бригитта! Да оглохла ты, что ли? – с досадой крикнула полная небольшого роста женщина и хлопнула жирной рукой по плечу молодой девушки.

Та вздрогнула и обернулась.

– Что, матушка?

– Что ты на меня смотришь, словно неживая? Вбила дурь в голову, так вот теперь… Э-эх! послал мне Господь наказанье! Помоги-ка мне поднять этот кувшин. Силы-то, я думаю, побольше моего… Сама не могла догадаться помочь матери! – ворчала старуха.

Девушка послушно ухватилась за ручку кувшина. Стройный стан ее перегнулся, лицо покраснело от усилия. В этот миг она казалась еще прелестнее, чем обыкновенно, и, будь тут теперь Беппо Аскалонти, приятель Марка, он, наверно, не удержался бы от возгласа восхищения. Бригитта, казалось, была создана для того, чтобы привлекать к себе сердца всех. Стройная, грациозная, с лучистыми черными глазами, со смугловатой кожей, с ярким румянцем, с чуть приметным пушком над верхней губой – она была типичной южной красавицей. Тонкие брови слегка срастались у переносицы, подбородок был резко очерчен – признаки твердой воли и жестокости. Что касается твердой воли, то это она уже проявляла не раз, недаром же ее мать, толстая Марго, вдова резчика, называла ее упрямой, непокорной; но жестокости в ней никто не подметил, и она слыла за девушку с очень добрым сердцем. «Толстуха Марго», как звали соседки мать Бригитты, была далеко не довольна своей дочерью и, бывало, по целым дням ворчала на нее. Правда, у «толстухи» были очень веские причины для недовольства, – это единогласно утверждали все окрестные кумушки: Бригитта должна была благословлять судьбу, что она ей послала такого жениха, как богач Джузеппе Каттини; шутка сказать! у него было два дома, да не каких-нибудь лачужек, а настоящих каменных, и пяток таверн в разных концах Венеции; его жене, верно, не пришлось бы много работать, и она бы жила, как принцесса, и вдруг – неслыханное дело! – красавица отказала такому жениху. Действительно, можно было жалеть бедную «толстуху Марго», что у нее такая дочь! Зоркие соседки, конечно, открыли и причину отказа: всем в глаза бросается, говаривали они, что Бригитта бегает за этим огромным белобрысым северным еретиком, приемным сыном «колдуна» Карлоса. Сотни проклятий сыпались на голову бедного Марка; негодовали, почему такого «безбожного еретика» оставляют гулять на свободе и смущать христианские души; находили, что и сама наружность у него бесовская: «можно ли вырасти таким нечеловечески огромным без помощи дьяв ольской силы?» Дочери досужих кумушек были иного мнения о наружности Марка, но они не смели спорить и молчали, скромно потупив глазки.

Марк и не подозревал, какие толки идут о нем, как враждебно настроены против него многие. Да трудно было и подозревать: в глаза с ним все были ласковы, даже заискивали перед ним. «Кто знает, какие чары может напустить этот белый еретик?» – думали в тайне души враги Марка. Кроме того такою могучею силою веяло от каждого движения «северного медведя», что вступить в открытую вражду против такого богатыря ни у кого не хватало смелости. Бригитта знала о толках, но ее мало беспокоили ядовитые замечания, улыбки и взгляды соседок. Гордая и непокорная, она повиновалась только влечению своего сердца. Единственный человек, чье слово для нее было бы законом, был Марк, но этот единственный владыка не знал и не хотел знать о своей власти над ней. А девушка страдала. Давно уже перестал звучать ее серебристый смех, постоянная грусть виднелась в ее глазах.

– Ты опять, верно, будешь бездельничать? – заворчала мать, когда кувшин был поставлен. – Работы хоть отбавляй, а она и не думает за нее приниматься! не живая… У! Ах, был бы жив мой Маттео, не позволил бы он тебе дурь на себя напускать, а что сделаю я, слабая женщина, с этаким идолом? – и «слабая женщина», с плечами раза в полтора более широкими, чем у дочери, коренастая, стояла, скрестив на груди мускулистые руки, и злобно смотрела на Бригитту.

– Не знаю, за что ты сердишься, матушка?

– Ты все не знаешь, ты все не знаешь! Ты не знала и тогда, когда отказывала Джузеппе Каттини! Ты не знала, что можно подготовить матери спокойную старость, что можно нашу нищету заменить богатством! Ты ничего не знаешь, ничего, кроме глупых дум о глазах этого проклятого белобрысого еретика.

– Матушка!

– Чего, доченька? – ядовито спросила Марго, – неправду я говорю, а? Неправду? И люди, должно быть, тоже лгут? Да мне теперь соседок моих стыдно: всякая взглянет да подумает: «Вот мать той, которая за еретиком безбожным бегает!»

Бригитта только слегка махнула рукой. Выражение глубокой тоски легло на ее лицо.

– Маши, маши на мать! Домахаешься! Ничего. Бог заплатит… Кого бог несет? – добавила она, слыша скрип двери. – А, это ты, Джузеппе! А мы про тебя только что говорили. Входи! Что же ты стал на пороге?

– Боюсь, не рассержу ли я своим приходом твою дочь. Вон она как смотрит на меня, будто съесть хочет, – хрипловатым голосом проговорил Джузеппе Каттини, входя в комнату и снимая шляпу.

Это был очень полный сильно лысый человек средних лет, с красным лоснящимся лицом, украшенным грушевидной формы носом; маленькие темные глаза его бегали, как мыши; он был гладко выбрит, и толстая нижняя отвислая губа не закрывала гнилых черных корней, заменявших зубы.

– Как здорова, Марго? Слава Богу? Очень рад! Ну, а ты, красавица? Хорошеешь с каждым днем! Что, еще не положила свой гнев на милость? А? Хе-хе! – и толстяк жирной, украшенной перстнями, рукой попытался ущипнуть Бригитту за подбородок.

Она сердито отстранилась.

– Ну-ну, не буду, не буду, если не нравится! А многим бы понравилось, если б Джузеппе Каттини так взял, да! – говорил Джузеппе, снова приближаясь к красавице.

Речь его была слишком оживленной, от него пахло вином: белки глаз были красны.

«Он пьян», – подумала Бригитта, и этот богатый толстяк, такой обрюзглый, жирный, уродливый, стал ей еще противнее, чем всегда.

– А я тебе подарочек принес. На, получи, хоть и не стоила бы ты этого за свою грубость. А! Какова вещица! Взгляни, Марго! – Каттини держал в приподнятой руке и слегка покачивал золотые серьги. Мелкие алмазы сияли всеми цветами радуги; крупный жемчуг казался молочным.

– Какая прелесть! – воскликнула Марго.

Бригитта отошла, едва взглянув.

– На же, бери! – крикнул ей толстяк.

– Мне не надо. Вон, матери нравится – отдай ей, – сказала девушка и слегка усмехнулась.

– Не издевайся! – закричал Джузеппе, побагровев.

– Как ты смеешь! – воскликнула Марго.

Бригитта ничего не отвечала, она поспешно подошла к двери и, выйдя из комнаты, остановилась у порога. Прямо перед нею тянулась, уходя вдаль, лагуна, сжатая с боков громадами домов. Заходящее солнце кидало багряный налет на верх зданий, розоватый отблеск ложился на лагуну. Отрезок неба, видневшийся в пространстве между домами, казался пылающим, и «Мост Вздохов», выделяясь на багровом фоне, словно висел в воздухе.

Картина была величественная, но чем-то грозно-зловещим веяло от нее. Она не могла подействовать успокоительно на взволнованную душу Бригитты. Тоска сжимала ее сердце. Ей хотелось плакать – более того, рыдать. Вдруг она вздрогнула и, вся вытянувшись, уставилась глазами на поверхность лагуны. Там плыла гондола, и в ней сидел Марк вместе с братом Бригитты, Джованни, и Беппо. Он работал веслом. Девушка жадно следила, как мирно покачивалось его мощное туловище, Радость, жгучая радость наполнила ее сердце: он едет сюда, едет к ней. А гондола все ближе. Вон, уже Беппо заметил ее и, улыбаясь, кивает головой.

Бригитта торопливо вернулась в комнату

– Сюда едут, – с видимым волнением сказала она, – сюда едут Джованни, Беппо и… и Марко.

И девушка отвернулась, чтобы скрыть яркую краску, выступившую на ее лице.

– Несет черт! – пробурчал Каттини.

– И не говори! Повадился этот еретик, свел дружбу с Джованни, – недовольно проворчала Марго, однако приготовилась встретить гостей: пододвинула к столу скамьи, поставила на него несколько кубков и вино.

V. ССОРА

Когда Беппо и Марко вместе с братом Бригитты, Джованни, вошли, то первое, что им попалось на глаза, была фигура тучного кабатчика, сидевшего на скамье против входа и разговаривавшего с Марго. При виде его явное неудовольствие выразилось на лице Джованни, Беппо покосился на Джузеппе и плюнул, сделав гримасу. Он даже не кивнул головой Каггини и прямо направился к старухе Марго. Джованни холодно поздоровался с отвергнутым женихом своей сестры, один Марко приветливо кивнул ему головой и спросил:

– Как поживаешь, Джузеппе?

Тот свирепо посмотрел на него.

– Живу хорошо, с помощью Божьей. Да отчего Богу и отказать мне в помощи? Ведь я – не еретик какой-нибудь, а правоверный католик, – ответил он.

Марко улыбнулся такому ответу и пожал плечами.

– Садитесь-ка, приятели, да отведаем винца, – сказал Джованни. – Матушка, что ж ты не приглашаешь гостей выпить по кружке?

– Пейте, пейте! Вино хорошее. Дорого оно теперь, ох, как дорого! Приходится так, что разве только в праздник хлебнешь глоток. Ну, да уж что толковать, пейте! – проговорила хозяйка.

Беппо и Марко переглянулись между собой. Джованни вспыхнул.

– Для моих добрых приятелей можно поставить вина, хоть бы оно было вдвое дороже, – воскликнул он. – Потчуешь же ты всякую дрянь!..

– То есть, это кого же? Меня что ли? – заносчиво спросил Каттини.

– Я не сказал, что тебя, а, впрочем, понимай, как хочешь.

– Та-ак! – протянул кабатчик и закусил губу.

– Так выпьем, – промолвил Джованни, наполняя кружки приятелей.

– А мою? – сказал Джузеппе.

– Ах, да! Я и забыл! Вот, пей!

– За что же мы выпьем? – спросил Беппо.

– За любовь! – напыщенно проговорил Каттини, поднимая кружку. – За это не откажется хлебнуть глоточек и Бригитта, я полагаю. А? Кто любит, тот выпьет, а ты – о! От меня ничто не укроется! – ты любишь кое-кого!

– Может быть, и любит, да не тебя, – вполголоса пробормотал Беппо.

Кабатчик метнул на него злой взгляд и осушил кружку. Выпили и остальные. Каттини быстро налил себе вторую и опять осушил ее одним духом.

– Это не в счет! – промолвил он, отирая пальцами губы.

Благодаря присутствию Джузеппе беседа не вязалась.

Все чувствовали себя неловко, и включая самого Каттини. Он наливал и опоражнивал кружку за кружкой и говорил без умолку о своих делах, о своем богатстве, о своих знакомствах, о своей наружности, о своем характере, одним словом, предмет, на котором сосредоточивалась вся его речь, был сам он и только он. Марго с недовольным лицом сидела поодаль от стола и изредка поддакивала Джузеппе или восклицала: «О! А! Неужели!» Бригитта сидела рядом с матерью и как будто была занята работой, но на самом деле не спускала глаз с Марка. Он чувствовал на себе ее горячий взгляд, и мысль, что он любим этой красивой девушкой, приятно щекотала его мужское самолюбие, но, с другой стороны, что-то вроде угрызений совести поднималось в его душе и вызывало краску на лицо.

Вино было старое, крепкое, и Джузеппе заметно пьянел. Лицо его все более багровело, речи становились менее связными. Но он все продолжал пить; казалось, он намеренно старался привести себя в пьяное состояние. В его маленьких воспаленных глазах все чаще и чаще стали посверкивать злобные огоньки, и все чаще и чаще стал он угрюмо посматривать то на Бригитту, то на Марка. Вдруг он громко расхохотался, перегнувшись назад туловищем. Джованни и его приятели с удивлением посмотрели на хохотавшего.

– У меня руки чешутся дать хорошего тумака этой пьяной скотине, – проворчал сквозь зубы Беппо.

– Марго! – вскричал Джузеппе, продолжая смеяться и указывая пальцем на Бригитту. – Ну, разве не смешно смотреть, как твоя девчонка пялит глаза на красивого еретика!

Марго взвизгнула и напустилась на дочь.

– Бесстыдница! Развратница! Люди замечают. Хоть бы при матери сдержалась.

Девушка готова была расплакаться. Беппо сидел, сжав кулаки, глубокая морщина прорезалась над переносьем у Марка. Джовании вспылил.

– Ты много на себя берешь, господин кабатчик! – закричал он. – Какое тебе дело до моей сестры? Пока ты не появлялся в нашем доме, мы жили мирно, а теперь ссоры каждый день. Ты, как злой дух, внес раздор к нам. Провалился бы ты лучше в свой кабак, в ад или в другое подходящее для тебя место.

– Ты на меня не кричи, мальчишка, щенок! – яростно завопил Каттини. – Ты – не хозяин тут, й я не твой гость, а твоей матери, ты еще и не родился, когда я с ней был знаком. А что я сказал про девчонку, так это – сущая правда: вся Венеция знает, что она бегает за еретиком. И раздор внес не я, а он – принимайте больше еретиков-безбожников, так и не то еще будет. Я, слава Богу, верю в римского отца и во все, чему учит католическая церковь, за то Бог и взыскал меня своими милостями: я вас всех, сколько тут есть, могу купить и продать.

– Только чистой совести не купишь, – вставил замечание Беппо.

– Ишь, все на меня! Понятно, от чего вы злитесь: я – богач, а вы – голыши, зависть берет! Но хоть бы вас напало на меня и втрое больше, все же я скажу, что девчонку развратил безбожный еретик, и девичья честь ее, должно быть…

Не успел он еще договорить последнее слово, как кубарем скатился со скамьи от полновесной пощечины Марка. Каттини, не помня себя от ярости, быстро поднялся с пола и кинулся на оскорбителя. Но Марк не дал ему возможности нанести даже одного удара; он схватил кабатчика за плечи и тряс в воздухе, потом отшвырнул его к дверям.

Все примолкли во время этой сцены. Даже Марго не посмела вступиться за своего друга и только размахивала руками от ужаса: слишком страшен был этот «северный варвар» в своем гневе, чтобы рискнуть к нему подступиться. Отбросив свою жертву, Марк опустился на скамью и залпом осушил кружку вина.

– Молодец! – хлопнув его по плечу, промолвил Беппо.

Между тем Джузеппе медленно поднялся, кровь струилась по его лицу, он обтер ее рукавом и потом надел шапку.

– Прощай, Марго, – тихо заговорил он, – больше я не появлюсь в твоем доме: хоть и не по твоей вине меня здесь оскорбили, избили. С божьей помощью я отплачу за обиду. Прощай и ты, Бригитта! Советую тебе меньше заглядываться на проклятого еретика и пожалеть мать.

Марко грозно повернулся к Каттини, но тот поспешил выйти за дверь.

С его уходом все оживились. Джованни и Беппо наперебой хвалили своего приятеля, Бригитта молчала, но в ее глазах выражалось восхищение. Одна Марго сидела насупившись. Ее угрюмость мало мешала беседовать молодежи, как не мешала веселому смеху Бригитты.

Была уже ночь, когда Беппо й Марко ушли от Джованни. Гондола тихо скользила по темной лагуне. Друзья молчали, занятые своими думами. Только прощаясь, Беппо сказал приятелю:

– Счастливец ты, Марко!

Тот ничего ему не ответил.

VI. ТАИНСТВЕННЫЕ ПОЕЗДКИ МАРГО

Вот уже несколько дней подряд Бригитта замечала, что ее мать уходит из дома в определенное время. Куда она ездит, об этом невозможно было узнать, так как сосед, старик Маттео, отвозивший в своей гондоле Марго, куда ей требовалось, молчал, словно немой, на все расспросы. Гораздо удобнее для Марго было бы велеть Джованни отвезти себя, но она почему-то предпочитала ездить в чужой гондоле. Возвращалась она обыкновенно в очень хорошем расположении духа и даже с ней, с Бригиттой, была ласкова, от чего девушка за последнее время почти отвыкла. Что отлучки эти не были случайными, в этом Бригитта не сомневалась, и предчувствие говорило ей, что так или иначе дело касается ее. Долго раздумывала она над тем, как бы выведать материнскую тайну, и наконец прибегла к помощи брата.

Однажды она сказала ему:

– Джованни, заметил ты, что наша матушка очень часто куда-то отлучается?

– Еще бы не заметить!

– Не спрашивал ты ее, куда она ездит?

– Спрашивал.

– Ну, и что же она?

– Говорит, по делам.

– Какие такие дела, по которым нужно ездить так часто, да еще в чужой гондоле! Тут что-то таится!

– Я и сам о том подумываю.

– Надо бы разузнать.

Брат пожал плечами.

– Как узнаешь!

– Я и придумала кое-что.

– Ну?

– Когда матушка с Маттео отправится в путь, кто тебе мешает поехать незаметно следом за ними в своей гондоле?

– Гм… Можно попытаться,

В следующую же поездку матери Джованни «попытался» и вернулся взволнованным.

– Открыл! – сказал он сестре, едва вошел, – Она ездит к Джузеппе Каттини.

Бригитта слегка побледнела.

– Я так и предполагала, – прошептала она.

– Должно быть, дело идет о Марко, – мрачно проговорил ее брат. – Проклятый толстяк не может забыть его пощечины.

– Ой поклялся отомстить. Наша мать – его союзница. Что устроить придумали они? Я узнаю, узнаю непременно! – закончила она так решительно, что Джованни с удивлением посмотрел на нее.

– Можно ли говорить «непременно»? Сказала бы лучше «если Бог даст». Впрочем, раз дело идет о Марко, пожалуй, ты на все решишься. Признайся, сестренка, он совсем заполонил твое сердце? – шутливо добавил он.

– Я его люблю, – просто ответила девушка.

Лицо Джованни стало серьезным.

– Марко – славный парень, что и говорить! Если б ты вышла за него замуж, наверно, была бы счастлива. В одном я не уверен: любит ли он тебя?

– Не знаю.

– У вас не было разговора?

– Нет. Я знаю одно, что я его люблю и готова отдать жизнь за него, – побледневшими губами шептала Бригитта.

– Даже если он тебя не любит?

– Ах, все равно, все равно! Послушай, Джованни, я не могу больше говорить… Сил нет!

Она закрыла лицо руками и заплакала.

– Бедная ты! Ну какая же ты хорошая! – проговорил тронутый ее горем Джованни, подойдя и обнимая сестру.

VII. ХИТРОСТЬ ЗА ХИТРОСТЬ

Косы лучи клонящегося к закату солнца проникли в комнату и осветили белые чисто вымытые столы и скамьи, кинули светлые отражения на стены из серого камня, с прибитыми вдоль них полками, уставленными незатейливой утварью, на выточенное из дерева изображение Пресвятой Девы. Уютной и мирной кажется эта комнатка, трудовой и скромной жизни служит она приютом. На самом деле не то.

Далеко не мирно на душе у двух женщин, которые сидят здесь за работой. Разнообразных страстей полны их сердца, и возмущенный дух заставляет угрюмо сдвигаться их брови и чертить морщины на лбу.

Вяло работает Бригитта, больше делает вид, что занята трудом. Не до работы ей, не таковы думы в голове, чтобы работе спориться. Прошло уже немало времени с того дня, как Джованни открыл цель таинственных отлучек матери, а тайна совещаний Марго с Каттини оставалась неразгаданной, и Бригитта напрасно пускалась на всякие хитрости, чтобы вызвать мать на откровенность. А между тем сознание говорило ей, что, чем больше проходит времени, тем больше усиливается таинственная опасность, грозящая Марку. Девушка страдала. Ее душа была постоянно полна страха и беспокойства. Она побледнела и осунулась, как будто перенесла тяжкую болезнь. Теперь, сидя за работой, она посматривает на мать. У матери сегодня какое-то зловещее лицо, а в глазах, когда она смотрит на дочь, выражается что-то похожее на злорадство. У Бригитты зреет план. Собственно говоря, план этот зародился давно, только не нравился он ей тем, что слишком много в нем было обмана и лжи. Она берегла его, как крайнее средство. Если нет иного способа, надо прибегнуть к нему. Грех? Правда, но разве ради спасения Марка не сладко принять и грех на душу? За грехи, говорят, ждут адские муки… Бог милосерд. Он простит ту, кто умеет «много» любить.

Марго отбросила работу и, прищурясь, посмотрела сквозь окно на солнце.

– Пора! – тихо сказала она и направилась к двери, открыла ее и крикнула: – Маттео!

– А? – отозвался сосед.

– Пора бы нам в путь.

– Что ж, сборы недолги. За мной дело не станет – вспрыгнуть в гондолу да и все тут.

– Так я сейчас, – ответила Марго и начала собираться к пути.

Сердце Бригитты часто забилось. Красные пятна от волнения выступили на щеках.

«Надо решиться, потом, может быть, будет поздно!» – шептал ей внутренний голос, но она колебалась.

Уже ее мать оделась, направилась к двери, когда наконец Бригитта собралась с духом.

– Матушка!

– Ну? – повернулась немного в сторону Бригитты мать, стоя у порога.

– Куда ты едешь?

Марго взялась за ручку двери.

– По делу.

– Отчего ты не подождешь Джованни? Он бы тебя отвез, стоит ли брать лодку у Маттео? Он такой ворчун, после будет толковать.

– Пустяки, не все ли равно, кто меня свезет. Да и Бог знает когда приедет Джованни.

– А время не терпит?

– Не терпит. Ну, прощай! Не забудь припереть за мной дверь!

– Матушка! Постой! Мне нужно с тобой поговорить, – дрожащим голосом, вся пылая, проговорила Бригитта.

– После, когда вернусь.

– Нет, матушка, у меня время не терпит.

– Ну, говори скорей! – нетерпеливо промолвила толстуха.

Бригитта медленно подошла к ней и вдруг упала на колени.

– Матушка! дорогая! Прости, прости меня!

Марго от неожиданности даже растерялась.

– Бригитта! Встань! Боже мой, я – не Мадонна, чтобы падать передо мной на колени.

– Нет, нет, не встану! Скажи, что прощаешь. Я была злая, непокорная, теперь я стану иной… Прости, прости меня!

Бригитта обнимала, ноги матери. Лицо ее было в слезах. Марго растрогалась и, вытирая слезы, невнятно бормотала:

– Ну-ну, прощаю. Встань, встань!..

Бригитта поднялась с колен и села на скамью, продолжая плакать. Это не были притворные слезы – девушка оплакивала свою невеселую молодость, разбитые мечты о счастье; горе, жгучее горе выжимало эти слезы.

– Матушка! Я… Он меня не любит, этот варвар. Я ненавижу его… Скажи Джузеппе, что я согласна выйти за него замуж.

Марго крепко обняла дочь.

– Спасибо, спасибо тебе! Ты осчастливишь всех нас – меня, Джованни.

– Согласится ли теперь Джузеппе?

– О, без сомнения! Он только и думает что о тебе.

– Но я хочу предложить ему условие.

– Какое?

– Я сказала, что ненавижу Марко. Он надсмеялся над моею любовью, он не хочет обратить на меня малейшего внимания. Негодный скверный медведь! Я хочу мщения, матушка, мщения! Каттини должен мне помочь.

Всю эту речь девушка проговорила быстро, прерывистым голосом. Казалось, страшный гнев кипел в ее груди.

В ответ «толстуха» весело рассмеялась.

– Что ты, матушка?

Марго хлопнула дочь по плечу.

– Ха-ха! уж все готово, моя девочка!

– Что готово?

– Отмщение.

– Как так? – спросила Бригитта, делая наивные глаза, но лицо ее побледнело.

– Ты думаешь, куда я езжу?

– Не знаю.

– Ни более ни менее, как к Джузеппе Каттини.

– Да неужели! – воскликнула девушка.

Мать самодовольно улыбалась ее удивлению.

– А ты ничего и не подозревала? Мы с Джузеппе придумали хорошую штуку. Скоро гром грянет над головой еретика.

– Что же именно вы надумали?

– Да не только надумали, а и исполнили. Ты знаешь, ведь Марко – еретик.

– Знаю.

– А его названый отец, Карлос, что-то вроде колдуна.

– И это знаю.

– Ну, мы и подали жалобу на Марка куда следует. Мы обвиняем его в ереси и в колдовстве. Да не мы одни – Джузеппе подобрал довольно-таки людей, которые вместе с ним обвиняют Марка.

– Откуда он взял их?

– Все наши соседи и соседи Карлоса с нами… Вон и Маттео тоже… Такому богачу, как Джузеппе, не трудно найти людей на что хочешь.

– Он подкупил их?

– Ну, разумеется, не без этого.

Бригитта сидела бледная как полотно.

Марго вскипятилась:

– Как за что, как за что? Да если б не этот проклятый еретик, ты давно была бы женою Каттини! Я зла на него и за себя, и за тебя. Он хотел помешать твоему счастью, а значит, и моему. Будешь ты богата, ты ведь и мне поможешь. Хорошо, что ты одумалась, а то бы… Ах, доченька, доченька! Я боюсь за твое счастье, дорогая моя, – нежно добавила толстуха.

Девушка молчала.

– Теперь ему недолго осталось гулять на воле, – продолжала Марго, помолчав.

– Скоро возьмут? – встрепенувшись, спросила Бригитта.

– Святая инквизиция не дремлет! Радуйся! Сегодня за твоим врагом явятся сбирры.

Девушка вздрогнула всем телом.

– Что ты? – спросила мать, подозрительно посмотрев.

– Знаешь, все-таки я еще недавно любила его, так сразу-то как будто и жаль. Но это так, это пройдет… Я его ненавижу, ненавижу! Его, верно, будут пытать?

– Непременно! А потом, должно быть, сожгут.

Бригитта опять вздрогнула.

В дверь постучали.

– Это Маттео торопит меня. И в самом деле пора. Поеду последний разок. Прощай, дочурка! Так я скажу Джузеппе. Вот обрадуется-то!

– Скажи, скажи! – едва смогла прошептать Бригитта посиневшими губами.