Текст книги "В степях Зауралья. Трилогия"
Автор книги: Николай Глебов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
ГЛАВА 4
До встречи с Ниной у вокзала прибывший с фронта в Челябинск Виктор Словцов был направлен губкомом РКП(б) в станицу Усть-Уйскую. Выехал он туда вместе с группой делегатов первого казачьего съезда. Проехав стороной Марамыш, участники съезда разъехались по станицам и поселкам. Словцов продолжал путь с казаками, братьями Новгородцевыми Петром и Михаилом.
Старший Новгородцев ехал впереди, зорко оглядывал местность: время тревожное, в ближайших от станицы поселках Советы еще не были организованы, по-прежнему хозяйничали атаманы. Да и в самой Усть-Уйской влияние дутовцев и местных богатеев было сильно.
– Сейчас дело пойдет быстрее, – продолжал начатый разговор Михаил, – главное, чтобы ты, как уполномоченный губкома, был с нами. Шашкой мы владеть умеем, а вот слово сказать народу, да так, чтобы оно дошло до души, мы не мастера.
– Да и я не хвалюсь, – заметил, улыбаясь, Виктор.
«Видать, дельный парень», – думал одобрительно Петр.
– Ты в первую очередь расскажи казакам о декретах Советской власти.
Некоторое время ехали молча. Белоснежная равнина сливалась с горизонтом. По ней изредка кружились снежные вихри.
Виктор глубже натянул на голову башлык и, придерживая лошадь, спросил Михаила:
– Давно с фронта?
– Вместе с брательником, в семнадцатом.
– Ну как, изменилась за это время станица?
– Как стояла, так и стоит, – усмехнулся младший Новгородцев. – Правил раньше атаман, и сейчас он сидит в управе со своими дружками.
– Наших активистов много? – продолжал расспрашивать Виктор.
– Человек около двадцати.
– Михаил, ты забыл про Елшанку, – прислушиваясь к словам брата, отозвался Петр.
– Верно, – согласился младший Новгородцев. – Елшанка – это часть станицы. Казачья беднота в дружбе с атаманцами не живет.
– Ну вот, слона-то и проглядел, – укоризненно заметил брату старший Новгородцев. – По приезде мы с Елшанки и начнем, – сказал он Виктору.
Братья Новгородцевы очень различались между собой. Угрюмый с виду, бородатый, степенный и сдержанный Петр, казалось, многое испытал. Плотный, коренастый, с широкими плечами, короткой шеей, закутанной в солдатский башлык, он смотрел на все серыми глазами спокойно и серьезно.
Младший Новгородцев, несмотря на утомительнее бездорожье, в седле сидел молодцевато. Круглое, как у брата, лицо с едва заметными скулами, с задорными, смеющимися глазами было подвижно и говорило о смелости и отваге хозяина. Елшанцы любили Мишку за удаль.
Никто не мог так ловко рубить лозу, нырнуть на всем скаку под брюхо лошади, схватить с земли серебряный рубль и проскакать по плацу, стоя на коне. Молодой Новгородцев вместе с братом в первые годы войны лихо дрался с немцами. Но однажды Петр привез из одной пехотной части газету и обратился к нему.
– Почитай-ка вслух. А вы, ребята, послушайте.
Петр внимательно посмотрел по сторонам. В те дни на фронте было тихо.
Михаил развернул газету и подвинулся ближе к костру. «Окопная правда» рассказывала о том, что германская война выгодна капиталистам и несет разорение трудовому народу. Впервые в душу молодого Новгородцева запали слова истины и пошатнули его веру в незыблемость царского строя.
После Февральской революции братья не пропускали ни одного солдатского митинга, где выступали большевики. Когда вернулись домой, станица уже разделилась на два враждебных лагеря. Власть была еще в руках атаманцев. В соседних селах организовались Советы. Надо было что-то предпринимать. Избранные на собрании фронтовиков братья Новгородцевы поехали в Челябинск на первый казачий съезд с наказом – прислать в станицу организатора.
В помощь им губком партии и направил Виктора Словцова.
На улицах Усть-Уйской было безлюдно. В богатых домах зажигались огни, казачки неторопливо гнали на водопой скотину. Проехав мост, всадники повернули коней на Елшанку и остановились возле небольшого домика, стоявшего на берегу.
– Поживешь пока здесь. Останавливаться у нас опасно, – слезая с коня, сказал Петр Словцову. – Старики здесь надежные. Три их сына в красногвардейском отряде. Давай заходи.
Зная, что Петр задержится у Словцова, Михаил взял лошадей за повод и повернул в переулок.
Хозяин домика, высокий, жилистый казак, Егор Максимович Летунов провел старшего Новгородцева с незнакомым человеком в чистую горенку.
– Пока ты, Петр, ездил в Челябу, наши атаманцы решили идти на Троицк. Не мила им Советская власть, да и фронтовики начали поджимать, – старик Летунов перевел глаза на Виктора. – Вчера были у меня, ждут только вас, спрашивали о вашем приезде.
– Сегодня, Егор Максимович, я еще зайду попозднее. Тебе придется маленько померзнуть в переулке, – прощаясь, сказал Петр.
– Не первый раз. Покараулю. А то, не ровен час, налетят атаманцы, упаси бог, – отозвался Егор.
Согревшись горячим чаем, Виктор прилег отдохнуть в горенке. Разбудил его сдержанный разговор, доносившийся из избы.
– Задержался что-то Петр, должно, с дороги притомился, отдыхает, – произнес мужской голос.
– Убродно, снега большие. На худом коне намаешься, – отозвался второй.
В избу вошли еще люди, послышался голос Петра:
– Ну, как наш гость?
– Похоже, спит…
Виктор соскочил с постели и поспешно натянул сапоги.
Фронтовиков в избе было человек семь. Поздоровавшись, Словцов уселся возле печки и закурил. Егор напялил на себя тулупчик, разыскал шапку и вышел.
Новгородцев оглядел собравшихся.
– Начинать рано. Может, Михайло с Рахманцевым подойдут. А на всякий случай… вот, – Петр вытащил из кармана карты, положил на стол и улыбнулся. – Военная маскировка. Кто чужой зайдет – все в порядке: казаки играют в карты. У нас по вечерам это принято.
Младший Новгородцев с Рахманцевым не заставили себя ждать.
Словцов внимательно вглядывался в лицо каждого. Одетые в военную форму, но без погон, фронтовики оживленно разговаривали друг с другом. Видимо, их давно спаяла крепкая дружба. За исключением семнадцатилетнего Гриши Рахманцева, сидевшего у порога избы, все были на фронте, умели владеть оружием, ненавидели эксплуататоров, и это чувство их объединяло.
Старший Новгородцев поднялся из-за стола, прибавил огня в лампе, не торопясь начал рассказывать о решениях казачьего съезда в Челябинске.
– Казачество когда-то было опорой царизма. Нам с малых лет твердили, что казак должен стоять грудью за веру, за царя и отечество. Германская война научила нас многому. Мы своими глазами убедились, что значит царский строй, что означает отечество, где верховодят капиталисты, куда ведет власть атаманов. Теперь царя нет, а в Оренбурге по-прежнему командует монархист Дутов. У нас в станичном правлении был раньше Сироткин Тимофей и сейчас он там. Отчего ушли в четырнадцатом году, к тому опять и пришли. До каких же пор будем терпеть на нашей шее монархистов? – Петр обвел взглядом собравшихся. – Казачий съезд решил сбросить атаманов, установить Советскую власть в станицах. В своей работе опираться на Союз рабочих и крестьян, на партию большевиков! – Не привыкший долго говорить, Петр выдержал большую паузу и продолжал: – Посудите сами, в России с октября семнадцатого года установилась власть Советов, а мы с атаманами живем, как на острове.
– Правильно, – поддакнул один из казаков. – Сидим, точно гагары на мысу.
В избе вновь зазвучал голос Новгородцева:
– В Троицке, где был раньше атаман третьего казачьего отдела, установлена Советская власть. В Куртамыше крестьяне выгнали богачей из волостной управы и в своем решении записали: «…Как в центре, так и на местах признавать единственной властью в стране – власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и проводить в жизнь декреты Совета Народных Комиссаров, которому выражаем полное доверие…» Взять к примеру Курган. Еще двадцать восьмого декабря прошлого года там состоялся второй крестьянский съезд. Делегаты отказались поддержать созыв Учредительного собрания. Организовали революционный уездный трибунал и послали телеграмму Ленину о том, что крепко будут держать победоносное знамя. Там теперь председателем крестьянской секции исполкома твой однофамилец, большевик Дмитрий Пичугин, – повернулся Петр к сидевшему недалеко от стола казаку Михаилу Пичугину.
– Что ж, не посрамим фамилию Пичугиных и здесь, – ответил тот и весело посмотрел на товарищей.
– А вот наши правленцы и офицеры Иван Леонов и Водеников Яков сбивают казаков идти на Троицк для свержения Советской власти, – поднимаясь с сиденья, заговорил рослый батареец.
Новгородцев вопросительно посмотрел на Виктора, как бы спрашивая его совета.
– Похода на Троицк допускать нельзя, – решительно заявил Словцов. – Нам нужно разъяснить казакам белогвардейскую затею. Поодиночке действовать нам будет трудно да и толку мало, – продолжал он в раздумье. – Я предлагаю группе фронтовиков влиться в отряд, дорогой ликвидировать офицеров и повернуть отряд обратно на станицу. Подумайте, товарищи, – Виктор выжидательно посмотрел на Петра.
Старший Новгородцев пользовался большим уважением среди фронтовиков, и его мнение было решающим.
– Я согласен, – ответил тот, поднялся, упираясь широкими ладонями о стол, произнес:
– Отряд вооружен только шашками: огнестрельное оружие имеется лишь у двух офицеров. Свои винтовки нам показывать еще рано.
Виктор рассказал о Брестском мире, о «Декларации прав народов России» и декрете «Об отмене сословий».
Фронтовики разошлись по домам, когда пропели вторые петухи.
Поднявшись на высокое крыльцо станичного правления, атаман Сироткин кричал в толпу угрюмо стоявших казаков:
– Мы должны отвоевать от красных Троицк, освободить своих братьев-казаков, установить власть атамана отдела.
– Ишь ты, соловьем заливается, – усмехнулся стоявший рядом с Михаилом Новгородцевым незнакомый батареец.
– Его братья есаулы по морде нас хлестали. Обязательно освободить их надо!
– Кто желает записаться в отряд? – послышалось с крыльца.
Толпа молчала.
– Кто желает записаться? – еще раз выкрикнул Сироткин.
Среди зажиточных казаков началось движение.
– Как ты, Андрей Тихонович? – ястребиные глаза атамана уставились на стоявшего возле крыльца домовладельца Кучкина.
– Пиши, – кивнул тот.
– А с оружием как? – выдался вперед еще один богатей.
– Достанем!
– Пиши.
– Эй, елшанцы! – махнул Сироткин рукой в сторону фронтовиков. – Республиканцы! Рады, что царя нет, власть в свои руки как бы взять. – Сироткин подбоченился. – Союз рабочих и крестьян, – продолжал он кривляться. – «Товарищи»! Ха-ха-ха!
Побледневший Михаил начал протискиваться через толпу. За ним двинулись, работая локтями, фронтовики.
– Я тебе, гад, заткну рот, – выкрикнул Михаил яростно. – Вы с Яшкой Водениковым дали Советской власти честное слово офицеров не выступать против нее с оружием в руках, опять за старое взялись?
– Но-но, потише! – Сироткин обнажил шашку. – Только подойди – башку снесу!
Подоспевший откуда-то Петр, запыхавшись, потянул брата назад:
– Не время сейчас… Не лезь в драку. Ничего, кроме беды, не наживешь.
Михаил сдвинул папаху на затылок и зашагал за Петром.
– Пойми, буйная голова, нас десятка полтора, а их, сам видишь, сколько?
– Не стерпел, – оправдывался Михаил.
– Ладно я погодился, быть бы свалке, да и план из-за тебя могли провалить, – продолжал старший укорять брата.
Вечером, к удивлению атамана Сироткина, в правление зашли братья Новгородцевы и почти все фронтовики из Елшанки.
– Пиши в отряд, – коротко заявил Петр атаману. Когда со списками было покончено, все гурьбой вывалились из станичного правления.
– Вот что, ребята, – остановил Петр товарищей, – раньше времени на офицерье не напирать. На ночлег становиться всем вместе. Дорогой придется тянуться попарно. Каждому нужно подобрать товарища и объяснить, что затея похода на Троицк – офицерская затея. Рассказать всем, что из Челябинска вышли красногвардейцы. Надо помочь им выгнать дутовцев и установить власть Советов. Винтовок с собой не брать, – закончил отрывисто Петр и, простившись, повернул в переулок, к квартире Словцова.
– Брательник чуть не набедокурил сегодня, – закрывая за собой дверь в комнату, заговорил старший Новгородцев. – Полез было в драку с атаманцами, ладно я погодился. Свалки бы не миновать.
– Жаль, что у пария нет выдержки, горяч… А как, Петр Иванович, остальные казаки?
– Согласны, ждут сигнала. С дутовцами пора кончать.
– Да. Медлить нельзя. Нужно послать вестового в Марамыш, в уездный комитет партии к Русакову: без его помощи не обойтись. Правда, беднота пойдет за нами. Но и противник, как я вижу, силен. Большинство жителей станицы – зажиточные казаки, борьба будет нелегкой. Батраки живут с хозяйским скотом на отдельных заимках, связь с ними зимой затруднительна. Потом ты сам говоришь, что Усть-Уйская станица в третьем казачьем отделе считается поставщиком офицерского состава Оренбургскому казачьему войску.
– Да, как ни богатый дом, то обязательно подъесаул или подхорунжий, не говоря об урядниках. Их здесь – как нерезаных собак, полно.
– Кого пошлем к Русакову?
– Рахманцева Гришу. Он хоть и молод, совсем мальчишка, но надежный… Его мать сочувствует нам и сына воспитывает в этом же духе. Он зайдет к вам.
– Значит, в поход выступаете завтра? Ну, желаю успеха, – Словцов, волнуясь, пожал руку Петру.
ГЛАВА 5
Растянувшись длинной цепочкой по дороге на Троицк, вторые сутки двигается отряд усть-уйских казаков. Кругом в глубоких снегах лежала степь, скованная ледяным дыханием суровой тургайской зимы.
Впереди в теплой меховой борчатке, опустив свободно поводья гнедого коня, ехал хорунжий Яков Водеников, командир отряда. Загорелое энергичное лицо, взгляд серых глаз, глядевших равнодушно, и вся его крепко сложенная фигура говорили о волевом характере хозяина.
Следом за ним ехал на поджаром скакуне известный в станице гуляка-подхорунжий Леонов. Выезжая из станицы, он прихватил по обыкновению фляжку со спиртом и, несмотря на сердитое предупреждение Воденикова, часто прикладывался к ней. Станичный забулдыга, бабник, не раз битый за свои поганые дела, Леонов еще на рождестве пьяный забрел в Елшанке на посиделки. В просторной избе было человек восемь. При входе подхорунжего девушки оборвали песню и молча принялись за работу. Он нетвердой походкой прошелся раза два по кругу и, как бы закуривая папироску, чиркнул спичкой и поднес ее к прялке. Льняная пряжа вспыхнула ярким огнем, и девушки с испуганным криком стали выскакивать на улицу.
– Пожар! Леонов пряжу жжет! – увидев проходивших ребят с гармонью, наперебой закричали они. Первым ворвался в избу Михаил, за ним стремительно заскочили остальные. Ребята стали затаптывать горевшую пряжу. Леонов не помнил, кто его бил. Последнее, что осталось в памяти горькой вспышкой, – это Новгородцев бросил его на пол. Очнулся он на снегу. Ощупал голову и, цепляясь руками за жерди, с трудом поднялся на ноги. Видимо, елшанские ребята выволокли его на крыльцо и, раскачав, бросили к забору, в сугроб. Падая, он ударился ногами о воротный столб. Вспомнив это, Леонов решил отомстить Новгородцеву и, повернувшись в седле, стал разыскивать его глазами.
– Погоди, в Троицке я тебе припомню посиделки. Волком взвоешь, большевик, – он заскрипел от злости зубами.
– Чего скрипишь? Поди напугать меня хочешь? – Водеников ехидно посмотрел на него.
– Не тревожь меня. Без тебя тошно. Растравил ты меня елшанцами.
– Поди-ко, сунься к ним!
– И сунусь! Погоди, придет мой час, все им припомню!
– Лошадь с медведем тягалась, хвост да грива остались.
Леонов насупился и умолк.
Отряд двигался медленно. Днем мартовское солнце сильно грело землю. Снег стал рыхлый. «Череп» дороги местами побурел. Кони шли тяжело.
– И зачем только едем? – вздохнул недовольно пожилой казак Федор Клюшин. – Оружия, кроме шашек, нет; голыми руками будем брать Троицк, что ли?
– Так господам офицерам угодно, – отозвался Михаил Новгородцев. – Им что: у нас голова в кустах, а у них грудь в крестах.
– А-а, хватит такой дури. Сейчас время не то, – протянул с пренебрежением Клюшин и, помолчав, продолжал: – Когда меня провожали на действительную, ни коня, ни амуниции не было, так атаман продал мою землю, купил мне коня, а семья без земли осталась. Стану я воевать за старые порядки, на-кось, выкуси! – сняв рукавицу, он показал кукиш.
– Повернуть коней от Бобровки и баста! Не пойдем против красных.
– Хватит на атаманском поводу ходить! – послышались голоса.
– А ну-ка, ребята, потолкуем, – Клюшин остановил коня. Между казаками и ехавшими впереди Водениковым образовалась большая дистанция. Фронтовики сгрудились на дороге, задние, объезжая целиной, останавливались возле них. Образовался большой круг, в центре которого Петр Новгородцев, слегка приподнявшись на стременах, говорил:
– Зачем мы пойдем на Троицк? Помогать атаманцам? Разве мы враги Советской власти? Подумайте!
– И думать нечего. Принимай, Петр, сотню, – заявил Клюшин.
– Я не прочь, если круг решит, согласен.
– Принимай, принимай, – послышались голоса станичников.
– Сейчас по местам, ребята. Видите, Ванька Леонов к нам скачет. В Бобровке держитесь ближе ко мне, – заметив скакавшего во весь опор на коне Леонова, торопливо произнес Петр.
– Господин хорунжий спрашивает, что за сбор? – воровские глаза Ваньки подозрительно пробежали по группе отставших казаков.
– Раскурка, – ответил неохотно Клюшин и протянул кисет. – Закуривай. Для милого дружка не жалко и пустой кисет подать.
– Подавись ты своим табаком, – Ванька в сердцах ударил коня нагайкой и направился обратно.
К вечеру отряд приближался к Бобровке. Последним в деревню въехал с группой фронтовиков Петр Новгородцев.
– Располагайтесь на ночлег ближе к квартире офицеров. Я скоро вернусь, – сказал он вполголоса и, тронув коня стременами, стал приближаться к большой группе спешившихся казаков.
– Все в сборе? – вглядываясь в лица, спросил он.
– Как будто все, – ответил кто-то.
– Помните уговор: сегодня нужно захватить офицеров, обезоружить и ехать обратно в станицу, – зашептал Петр и выжидательно посмотрел на улицу, из-за угла которой выехал урядник.
– О чем гуторите? – круто осаживая коня, спросил он казаков.
– Дорога убродная, лошадям тяжело.
– Скоро выедем на тракт, а там до Троицка рукой подать. Дадим же, братцы, красным жару, – похвалился урядник и тронул повод.
Когда конный исчез, Михаил Новгородцев произнес с усмешкой:
– Вырастили змейку на свою шейку.
– Ему что? Он на фронте не был, пороха не нюхал, нашивки урядника получил в тылу. Вот теперь и ерошится. Правильно Петр давеча сказал: не по пути нам с атаманами да с их приспешниками.
Над степью висел багряный закат. Охватив полнеба, он медленно угасал, окрашивая снежную равнину в нерадостные тона. Наступила ночь. В избах зажглись огни. В выси темного неба медленно плыл молодой круторогий месяц.
Дремлют в теплых пригонах коровы, тесной кучей спят овцы, и лишь порой в углу, на насесте, толкая друг друга, тихо квохчут полусонные куры.
Спят в теплых избах усталые казаки. Слышится храп, сонное бормотание, порой тяжелый стон. В углу, подперев руками голову, сидит Петр Новгородцев, глядя на трепетный огонек плошки. На стене мерно тикают ходики, за печкой нудно скрипит сверчок. Колеблющееся пламя плошки замигало. Очистив фитиль, Петр поднялся на ноги:
– Пора поднимать ребят, Михаил! – потряс он за плечо спавшего на лавке брата. – Вставай!
Тот быстро соскочил на ноги и, надев полушубок, пристегнул шашку:
– Собирать остальных?
– Да, – решительно ответил Петр и поправил съехавшую на затылок папаху.
Осторожно шагая через спящих, Михаил вышел на улицу. Вскоре сонная Бобровка наполнилась гулом голосов, топотом коней. Постепенно нарастая, шум докатился до большого крестового дома, стоявшего на окраине. Там было тихо. Видимо, обитатели крепко спали. Затем мигнул огонек зажженной спички, послышался голос дежурного Ваньки Леонова, который энергично тряс спавшего фельдшера.
– Да подымись, чертова перечница, – выругался он и двинул фельдшера кулаком. – Чуешь, казаки шумят?
Фельдшера точно подбросило.
– Буди командира, – засуетился он, собирая в санитарную сумку порожнюю посуду из-под спирта и какие-то склянки с жидкостью.
– А по шее не накостыляет? Выпивши ведь они легли… – фельдшер плюнул и торопливо зашагал к Воденикову.
– Яков Павлович, должно, беда, казаки шумят, – начал он, слегка дотронувшись до Воденикова, и, заслышав за спиной топот многочисленных ног, в страхе обернулся.
Леонов, пытаясь вырваться из цепких рук младшего Новгородцева, отчаянно ругался. Увидев перед собой суровое лицо Петра, стоявшего с шашкой наголо, фельдшер юркнул под широкую кровать Воденикова.
– Что это? Бунт? Вон отсюда! – полуодетый Водеников потянулся к лежавшему под подушкой револьверу и в тот же миг отлетел в угол, отброшенный сильной рукой Петра. Водеников дико озирался по сторонам в поисках спасения. Заметив окно, пнул сапогом тонкую раму и метнулся в темный пролет.
– Окружить дом! – распорядился Петр.
Казаки высыпали на улицу, но было уже поздно.
Вскочив на первую лошадь, стоявшую возле палисадника, Водеников скрылся.
Перед утром отряд казаков выехал обратно в Усть-Уйскую.
Поход на Троицк провалился.
В последних числах марта со стороны степного Тургая подул теплый ветер. Чувствовалось приближение весны.
В те дни, когда казаки ушли на Троицк, Словцов не знал покоя. В домике Егора Летунова, где он жил, было людно. Часто заходили Гриша Рахманцев, приехавший недавно от Русакова, инвалиды-фронтовики и казачки из Елшанки. Большая, просторная изба Егора была полна народа. Говорил обычно Виктор:
– Почему победила Октябрьская революция? Потому что трудовой народ понял, что дорога к лучшей жизни только в тесном союзе рабочего класса и крестьянской бедноты, только с партией большевиков! Где, в какой стране рабочий и крестьянин управляет государством? – Выдержав паузу, Словцов ответил четко: – Только у нас. Где женщина поставлена в своих правах наравне с мужчиной? У нас. Где фабрики, заводы и земля принадлежат трудовому народу? У нас. Так скажите, что нам дороже: или наша народная власть, или власть дутовцев, власть богатеев? Егор Максимович, – обратился Словцов к хозяину, – скажи, отчего разбогател Яшка Водеников?
– Известно отчего, напоил допьяна проезжего купца, выкрал у него деньги, а тот и удавился, – отозвался сидевший в углу избы Егор.
– А Леонов Иван?
– Он еще на действительной службе убил богатого еврея, оттого и разбогател.
– Атаман Сироткин?
– Этот по части «бычников» промышлял, которые приезжали на ярмарку для покупки быков… Ночью выедет в степь с дружками, угонят быков, да и хозяевам бока намнут…
– Значит, кто ваши управители?
– Воры да грабители, – вскочив с лавки, пылко выкрикнул Гриша Рахманцев.
– Терпимо ли это?
– Нет!
Среди казачек началось движение.
– У Воденикова не один год жила моя мать в работницах, выгнал ее, ни копейки не заплатил!
– Сироткин Тимофей покосы у вдов забрал! Найди-ка на него управу!
– Тын развалился и жердей не дают!
– Дров полена не выпросишь, весь лес богатые казаки забрали!
Когда шум утих, Виктор заговорил вновь:
– От вас, женщины, во многом зависит судьба станицы.
– И у нас будет власть Советов, вот только вернутся наши из Троицка, – послышался уверенный голос.
Казаки вернулись неожиданно. Ночью к Виктору пришел Петр Новгородцев. Усталый, но довольный, опустился на лавку и произнес с усмешкой:
– Отвоевали атаманы Троицк. Водеников сбежал. Леонов остался в Бобровке, наверное, клянчит у хозяев самогон.
– Настроение казаков? – спросил живо Виктор.
– Боевое.
– Хорошо. На завтра назначаем митинг и выборы Совета. Соберите бедноту и фронтовиков.
– А как со станичной верхушкой?
– Арестовать, – коротко ответил Словцов. – Там, где нужно, применим оружие…
Перед утрем предупрежденные кем-то богатые казаки вместе с семьями скрылись.
Открывая митинг, Петр Новгородцев поднялся на табурет, одернул военную гимнастерку и, подбирая нужные слова, произнес, волнуясь:
– Товарищи станичники! Власть полковника Дутова, власть атамана Сироткина, власть Водениковых и других богатеев кончилась. Наступила власть трудового народа. Теперь – кто был ничем, тот станет всем. Надо это почувствовать своим сердцем. И тогда каждый из вас скажет: «Да здравствует и живет вовеки Советская власть, Коммунистическая партия и вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!» – Петр взмахнул папахой над головой и радостно выкрикнул: – Ура!
Многоголосое ура разнеслось по весенним улицам.
В тот день ласково светило солнце, заливая теплом дома, станичную площадь и на ней празднично одетых казаков и казачек.
После митинга началась демонстрация. Впереди с красным знаменем шли Словцов, братья Новгородцевы и группа фронтовиков. За ними двигались елшанцы и приехавшие с ближних хуторов батраки.
Вечером состоялись выборы первого Совета, председателем которого был избран коммунист Петр Новгородцев.
* * *
Весной земли и покосы богатых казаков были переданы бедноте. Оброчные статьи[9]9
Оброчные статьи – земли, выделенные из войскового фонда в собственность офицеров.
[Закрыть] отошли елшанцам. На станцию потянулись первые обозы с хлебом для промышленных центров страны. Неграмотные казачки учились на курсах ликбеза.
В конце мая, ночью неожиданно нагрянули чехи и белоказаки. К ним присоединились бежавшие из станицы дутовцы.
После короткой, но ожесточенной борьбы были схвачены в здании Совета Виктор Словцов, братья Новгородцевы, все сочувствующие большевикам и активисты станичного Совета. В момент ареста сына старую Рахманцеву хватил удар. Наутро, с трудом подвязав безжизненную руку, волоча за собой ногу, она направилась в станичное правление узнать о судьбе Григория.
Полуживую женщину атаман Сироткин встретил с издевкой:
– Твоего большевика мы сначала потешим, а потом расстреляем вместе с другими коммунистами.
Случилось необычайное: Рахманцева, высоко подняв голову, ответила:
– Вы бы на фронте показывали свою храбрость, а то воюете здесь с полумертвыми бабами. Моего сына стрелять не за что, он бычников не обворовывал!
На следующий день новый удар уложил женщину в могилу.
В полдень белогвардейцы обшарили все углы в доме Егора Летунова, заглянули в подполье. Взбешенные безрезультатным обыском накинулись на старика.
– Сказывай, где сыновья?
– Мои сыновья в Красной гвардии, бьют таких гадов, как вы, – гордо ответил тот.
Сильный удар в лицо свалил Егора на пол. Отбросив упавшую на тело мужа старуху, белогвардейцы выволокли Летунова во двор и двумя выстрелами покончили с мужественным стариком.
Вот и карательный отряд пришел в станицу с артиллерийской батареей, батальоном башкирских стрелков и пехотной частью головорезов Каппеля.
Созданная карателями военно-следственная комиссия принялась за свою грязную работу. Значительную часть местных коммунистов и фронтовиков вывели на окраину станицы, поставили возле вырытой ямы и расстреляли из пулемета.
Крики женщин, плач детей, рев скотины – все смешалось с треском пожара и смрадным дымом. Через несколько часов от Елшанки остались обугленные бревна, вздувшиеся трупы животных и уныло бродившие по пожарищу женщины и дети.
Виктор Словцов, братья Новгородцевы и часть арестованных усть-уйских казаков были отправлены в Челябинскую тюрьму.
Здесь Виктор Словцов и встретился с Ниной Дробышевой.
