Текст книги "Корона Тафелона (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

Как оказалось, монахини предлагали ей сорочку из грубой ткани, но тщательно отбеленную, белое же просторное платье с длинными рукавами, которые не были ни широкими, ни узкими, и поверх всего этого – прямое одеяние, до того жёсткое, что, казалось, поставленное на землю, оно продолжало бы стоять. Рукавов у этого одеяния не было, зато были разрезы примерно на уровне пояса, которые позволяли отвязать от пояса на нижнем платье кошелёк, если в нём была нужда. Когда девочка принялась навешивать на пояс свои мешочки, сестра Дезире остановила её и позвала матушку Онорию. Прежде, чем девочка успела что-то предпринять, монахини развязали все завязки и высыпали все пожитки девочки на одеяла.

– Ты настолько тщеславна, дитя моё? – не то спросила, не то укорила Эрну аббатиса, обнаружив зеркало. – А зачем тебе эти орехи?

Речь шла об орешках, которые красили волосы в чёрный цвет.

– Если их растолочь с мёдом, они помогают от кашля, – пояснила девочка, чувствуя, как колотится сердце.

– Вот как? – подняла брови матушка Онория. – А эти ягоды?

– Они помогают прочихаться, – ответила Эрна.

– Кто научил тебя этому, милочка? – нахмурилась аббатиса.

– Бабушка Мéта, – ответила Эрна. – Она… ну… была сестрой матери мамушки Лоре и лечила людей в нашей деревне.

– А кто учил тебя ездить в мужском седле?

– Сержант Э́гон. Он… ну… приезжал в нашу деревню… к мамушке Лоре.

– Зачем он приезжал? – не отставала аббатиса. Эрна покраснела. Врать было не так-то просто.

– Он ночевал у неё! – пояснила девочка с видимой неохотой. – А меня в сарай выгоняли. А днём он добрый был. Говорил, когда нагбарцы приходили, его семья… нехорошо с ними сделалось. Учил поэтому.

– И нож тебе сержант Экон подарил? – хмыкнула аббатиса.

– Нет, – ответила девочка на всякий случай. – Это от кузнеца. Мамушка Лоре разрешила перевязать ему руку.

– Умеешь им драться? – немедленно бросила следующий вопрос матушка Онория. Эрна вытаращила на неё глаза.

– Драться?! – переспросила она. – А зачем?

– А зачем ты верхом ездила?

Эрна замотала головой.

– Я думала, – тихо сказала она, – если надо будет… себя до сердца легко достать.

– Это грех, милочка, – деловито возразила аббатиса. – Ты должна молиться Заступнику.

– Да, матушка, – на всякий случай согласилась девочка.

– Ты когда-нибудь танцевала без одежды? – последовал новый вопрос.

– Что?!

– Молилась ли ты луне, солнцу, лесу, ручью, реке?

– Зачем?!

– Говорили ли с тобой об Освободителе?

– А кто это?

– Собирала ли ты тайные травы в полной темноте?

– Так не видно же ничего.

– Приносила ли жертвы на алтаре?

– Жертвы?! Матушка!

– Варила ли нечистые варева?

– Нет!

– Шептала ли заклинания? Обращалась ли к языческим богам? Призывала ли Врага помочь тебе? Делила ли свою кровь с вампирами по собственной воле? Лежала ли ты с мужчиной? Брала ли деньги из церковной кассы? Убивала ли людей? Случалось ли тебе…

– Нет! Нет! Нет! – закричала Эрна пронзительно. – Я всегда верила в Заступника! Матушка, за что?! Я никогда не стала бы…

Ничуть не впечатлённая этим порывом, матушка Онория похлопала девочку по руке.

– Ты или слишком умна или слишком глупа, дочь моя, – заключила она. – Умеешь ли ты вязать?

– Но это же мужское умение, – оторопело возразила девочка. Аббатиса пренебрежительно фыркнула.

– Слушай их больше, – заявила она. – Если бы Создатель не хотел бы, чтобы мы вязали, он не дал бы нам гибкие пальцы и ясные глаза. Сестра Арнод, покорми девочку. Сестра Дезире, принеси ей умыться. Когда твой голод будет утолён, дитя моё, ты займёшься делом. Враг ищет незанятые руки – слыхала?

– Да, матушка, – украдкой вытерла слёзы девочка.

– И не размазывай грязь по лицу. Молись Заступнику, который вырвал тебя из рук ютанцев.

– Да, матушка.

* * *

Во время вечерней молитвы монахини пристально следили за девочкой, и та мысленно поблагодарила госпожу Татин, которая заставляла её проявлять все внешние признаки благочестия. Мужчины, напротив, вовсе перестали видеть Эрну, как будто наряд послушницы сделал девочку невидимой. Вне палатки монахини надевали на головы невысокие круглые шапочки и покрывали это жёсткими платками. Эрне, как «послушнице», дали только платок и тот стоял вокруг головы, скрывая лицо девочки от посторонних глаз.

Других женщин, кроме них четверых, в церкви-шатре не было. Большинство мужчин было воинствующими братьями своего ордена и кроме отца Бенлиуса с ними было только трое монахов в длинных рясах. Эти были, небось, самыми опасными: все знают, что именно монахи и священники ведут свои страшные расследования, тогда как воины ордена защищают их своими мечами. По дороге сюда Эрна заметила нескольких лохматых псин, которые бродили без привязи и ластились ко всем встреченным ими людям.

Когда началась служба, девочка ещё ломала голову, что всё это значит и зачем святоши приехали сюда именно в таком составе. А потом вышел вперёд отец Бенлиус и Эрна постаралась сделать вид, что молится всем сердцем.

Отец Керт, священник в Латгавальде, родной деревне Эрны, был уже стар, а его сына свела с ума тётушка Вейма, которая пыталась вампирьими чарами добиться от бедолаги безупречных проповедей. Что поделать, тётушка Вейма была доктором богословия и права и, как все вампиры, помешана на достижении идеала. Словом, Эрне приходилось видеть службы, проводившиеся от души, были они больше похожи на семейные разговоры с прихожанами, пусть и свершающиеся именем самого Заступника. В церкви святой Окины в Ароле священник слишком заботился о внешней красоте и, чего греха таить, заглядывался на прихожанок. Отец Бенлиус был не такой. Он взывал к Заступнику так истово, как будто был уверен, что тот немедля сойдёт с небес в их лагерь. Хуже того, отец Бенлиус этого нисколечко не боялся.

Под конец службы Эрне начало казаться, что сейчас в самом деле разверзнутся небеса и Заступник явится лично отбирать бойцов в своё воинство. Ощущение это было не из приятных. Девочка постаралась сосредоточиться на том, что она Нинета, дочь рыцаря лю Дидье и никогда в жизни не знала своей матери. На том, что её вот прямо сегодня спасли от резни в Ароле и чуть не сожрали оборотни. На том, что вражье колдовство обрушило стены города. И на том, что братья-заступники вместе со своими сёстрами-созерцательницами её непременно спасут. То есть нет, не так. Спасёт её, конечно, сам Заступник, а его земные слуги только помогут. Где-то был сейчас дядюшка Виль?...   почему он не приходит за ней?! Почему он бросил её одну, на съедение оборотням и святошам?!

Когда служба закончилась, матушка Онория перемолвилась несколькими словами с кем-то из одинаковых на посторонний взгляд воинов, потом бросила сочувственный взгляд на девочку.

– Ты знала людей, которые увозили тебя из Арола? – спросила аббатиса.

– Нет, матушка. Только господина Гильбэ – немного.

– Сколько их было с тобой?

– Шестеро, матушка.

– Ты хорошо их разглядела?

– Нет, матушка, я не успела… меня посадили в седло и велели…

– Они мертвы.

– Что?!

– Мертвы, – раздражённо пояснила аббатиса. – Господин Гильбэ сломал шею. Остальные убиты… его стрелами.

– Но он не мог! – ахнула девочка. – Зачем ему?! Кто-то другой мог взять его стрелы!

– Ты не такая дурочка, какой притворяешься, – вернулась к аббатисе её насмешливая подозрительность. – Что говорил тебе господин Гильбэ?

Эрна пыталась сообразить, не должна ли она что-то скрыть, соврать, описать не так, как на самом деле… чтобы что?!

– Он говорил, что я должна бежать… добраться в Сейр. Обязательно добраться в Сейр. Что я не должна оглядываться. Только спешить в Сейр. Любой ценой. И не попасть в плен. Мы скакали, а потом такой грохот! Лошади понесли и…

– Какой масти была твоя лошадь? – перебила девочку аббатиса и подтолкнула вперёд по улице палаточного города.

– Серая. А грива и хвост у неё были белыми.

Матушка Онория кивнула.

– Я говорю правду! – вспыхнула Эрна.

– Да, братья нашли лошадь, заеденную волками. Было похоже, будто её грызли два волка, а?

– Я когда бежала… я слышала вой… откуда-то издалека, – вспомнила девочка.

– И никому не сказала, – поддакнула аббатиса.

– Меня не хотели слушать!

– Кого ты по именам знаешь в Ароле?

Девочка послушно напрягла память и вспомнила всех своих служанок, священника, госпожу Татин и дядюшку Ги, о котором сказала, что это слуга её отца.

– Что ты про них знаешь?

– Ничего, – удивилась Эрна. – Госпожа Татин уволила служанок, потом пошла в церковь, а потом пришёл…

– Господин Гильбэ, – перебила её матушка Онория. – Что ты скрываешь?

– Я ничего не скрываю! Я не знаю, где они сейчас…

Эрна осеклась.

– О господине Гильбэ вы сказали.

– Он в руках Заступника, – отозвалась аббатиса заученным тоном. – Как звали священника в вашей деревне?

– В нашей деревне не было священника, мы ходили…

– К отцу Лупу, – перебила её аббатиса насмешливо.

– Луцу, – поправила девочка.

– В церковь у коровьих ворот, – закончила за неё матушка Онория.

– У Бычьих.

– Кто лучше лечил, ты ли твоя мамушка Лоре?

– Бабушка Мета, – ответила девочка.

– Ах да, она была сестрой отца…

– Матери…

– Твоей наставницы.

– Кормилицы, матушка Онория.

– Так кто лучше лечил?

– Конечно, бабушка Мета.

– А почему?

– Я же ещё маленькая!

– Какие она произносила заклинания?

– Бабушка Мета не произносила заклинаний! – возмутилась маленькая ведьма так, как будто выдуманная ею знахарка существовала на самом деле.

– Ну, будет, будет. Нет такой женщины, которая не произносила бы заклинаний, – засмеялась аббатиса.

– Бабушка Мета молилась Заступнику, – твёрдо ответила Эрна. – И святым. У неё был освящённый образок и…

– Заветный камушек в левом башмаке, – подхватила матушка Онория.

– Неправда!

Аббатиса пожала плечами.

– Часто у неё умирали больные?

– Нет!

– Чтобы знахарка лечила без заветного камушка и у неё не умирали больные, – пожала плечами монахиня. – Ну, а нитки она связывала, а? Особым узлом?

– Никогда!

– Волосы?

– Нет!

– Она никогда не настаивала воду в лунном свете?

– Зачем?!

– Не бросала в воду серебро?

– Нет!

– Ты никогда не оставалась у неё на ночь, – заключила аббатиса. – Небось, тебя и на порог не пускали.

– Н… – начала было девочка, но осеклась. Понурила голову на всякий случай. – Ну, не пускали. Бабушка Мета говорила, что нечего мне там делать.

– Тафелонцы, – презрительно бросила матушка Онория. – Ну-ка, а рану ты перевязать можешь?

– Конечно!

– А зашептать?

– Что?!

– А если человека ранило в живот, как ему можно помочь?

Добить, мрачно подумала девочка. Смотря как прошёл клинок, но глубокую рану в живот нельзя залечить и маминым колдовством.

– Помолиться? – предположила она осторожно.

– За упокой, – подхватила аббатиса.

Эрна и не хотела, но всё же дёрнула уголком рта. Они уже дошли до палатки монахинь. Матушка Онория хмыкнула.

– Сестра Дезире научит тебя вязать, – сказала она непререкаемым тоном. – Завтра после молитвы ты возьмёшь щётку и будешь вычёсывать псов вместе с сёстрами. После завтрака закончишь утренние дела и… а что говорили про оборотней в Ароле?

Эрна добросовестно пересказала болтовню служанок. Аббатиса расхохоталась.

– Невежество порождает страх, а страх порождает невежество, – назидательно сказала она, утирая слёзы. – Тебе случалось танцевать вокруг деревьев? А гадать на суженного?

– Нет!

Глава тринадцатая
Пленная оборотниха

Монахини положили свои тюфяки поперёк топчанов и поделили три одеяла на четверых. Эрна, как и в детстве, спала очень крепко, и даже не проснулась, когда кто-то тихо позвал матушку Онорию посреди ночи. Монахини добудились девочку только перед рассветом, когда небо уже начало светлеть.

– Одевайся, – потребовала аббатиса, когда Эрна открыла глаза. – Пойдёшь со мной.

– На молитву? – уточнила девочка.

– Одевайся, – без объяснений повторила матушка Онория.

Кто принёс воду и наполнил серебряный таз для умывания, Эрна так и не узнала, но мысленно этого человека поблагодарила. Умывшись и окончательно проснувшись, она оделась в облачение послушницы и под строгим взглядом сестры Арнод повязала жёсткий колючий платок. Матушка Онория ждала девочку снаружи.

– Следуй за мной, – приказала она.

Аббатиса вывела Эрну на край лагеря, где стояло пятеро взбудораженных чем-то братьев-заступников. Один был в криво заправленной в штаны нательной сорочке, остальные одеты как полагается в их ордене. Монахине не нужно было тратить слов, чтобы заставить их расступиться… Эрна с трудом сдержала испуганный вопль.

Перед людьми на земле лежала вчерашняя волчица со связанными лапами. В пасть ей была вставлена палка, а челюсти обмотаны верёвкой.

– Узнаёшь? – спросила матушка Онория.

– Кого?!

Аббатиса кивнула и один из воинов, ухватив за палку, заставил волчицу посмотреть на женщину.

– Ты оборотень, – в своей обычной манере заявила монахиня волчице. Та ничего не ответила и в светлых глазах не мелькнуло никакой мысли. – Нинета, дочь моя, ты узнаёшь оборотня, который напал на твою лошадь?

Эрна замотала головой. На счастье волчицы, у неё не было никаких особенных примет, ни пятен, ни шрамов, ничего, что девочка бы запомнила. Конечно, это могла быть та самая волчица. Вроде та была такая же мелкая и злая. А могла бы и не быть. Одно девочка знала точно: если она выдаст слепым оборотня, на первой же встрече с ней сделают что-то очень нехорошее.

– Это просто волк, – простодушно произнесла Эрна. – Откуда вы знаете, что это оборотень?

– Эта женщина, – уверенным голосом заявила монахиня, – во время осады Арола убивала собак и овец в окрестных деревнях. Тому есть свидетельства. Узнаёшь ли ты её?

– Ни в жизнь одного волка от другого не отличу! – выпалила Эрна по-тафелонски.

– Это волчица, – поправила матушка Онория. – А кто тебе встретился?

– Ой! – спохватилась девочка. – Тогда нет. Тот был мужчиной. Здоровый такой.

Матушка Онория покосилась на девочку, но промолчала.

– Если ты будешь благоразумна, с тебя снимут путы и дадут напиться, – сказала она волчице. Та ничего не ответила, но зарычала, когда женщина подошла к ней ближе.

– Это просто волчица, – сказала Эрна. – Ой, нет, матушка, не развязывайте! Она ж дикая! Того и гляди цапнет!

– Это женщина, – назидательно проговорила аббатиса и заговорила с животным на тафелонском. Когда и это не возымело никакого воздействия, она перешла на тернский, который Эрна немного слышала раньше, потом на нагбарский, а потом, кажется, на риканский. Звучал он похоже на тернский, но иначе. Наконец, аббатиса заговорила с волчицей на церковном языке. Всё было тщетно. Животное упрямо оставалось животным.

– Да с чего вы взяли? – не выдержала Эрна, всё больше убеждаясь, что перед ними обычный лесной зверь.

– А ты не чувствуешь? – с интересом спросила аббатиса.

– Мы её ранили в лапу, – одновременно с женщиной пояснил один из воинов на удивление молодым голосом.

– Ну и что? – не поняла девочка, оглядывая волчицу внимательнее. Из-под густого меха не было видно никакой раны. Может, промазали.

Брат-заступник наклонился и ткнул куда-то в пушистую шерсть. Волчица дёрнулась, но вроде бы и не от боли. Хотя кто её знает? Эрна как-то до сих пор волков не ловила.

– Зажила, – произнёс он. – А мы её ночью поймали.

– Как?! – невольно вырвалось у девочки.

– Собаками, – охотно объяснил молодой святоша и расправил плечи. – От наших собак ни один оборотень не укроется!

– Брат Пасьен! – строго произнёс другой святоша, постарше. Пасьен потупился и отвернулся.

– Дай нам снять с тебя путы и прими человеческий облик, тогда ты получишь воду и еду, – снова предложила аббатиса. Волчица по-прежнему смотрела на неё звериными глазами, в которых не отражалось ни капли разума. Матушка Онория вздохнула.

– Может, ей шкуру подпалить? – предложил святоша в сорочке и широко зевнул.

– Нет предела милосердию Заступника, – назидательно произнесла аббатиса. – Это заблудшее дитя не отняло ни одной жизни, поэтому наш долг – предложить ей покаяние и искупление.

Искупление чего? Того, что родилась с двумя шкурами?

– Она пробудет весь день связанная и обернётся, когда захочет пить, – сказала аббатиса. – Поставьте возле неё миску с водой и держите рядом двух псов.

Эрна поёжилась. Бедная оборотниха. Ну и милосердие у слуг Надзирателя! Аббатиса покосилась на девочку.

– А она точно не вырвется? – жалобно спросила Эрна. Братья-заступники расхохотались.

– Тебе её жалко? – спросила матушка Онория, уводя девочку прочь.

– Вовсе нет! – запротестовала Эрна. – Оборотни – они же чудовища!

– Не говори так, – покачала головой монахиня. – Тела их осквернены дыханием Врага, но души ещё могут быть спасены.

Ага, конечно спасены, мрачно подумала Эрна. Как всегда спасают святоши – костром и пытками.

– Вы такая смелая! – сказала она вслух. – Я бы ни за что к ней не подошла! Вы, наверное, всё-всё про оборотней знаете!

Всегда улыбчивое лицо аббатисы вдруг посерьёзнело.

– Лесть, дитя моё, это оружие лжецов, – сказала она.

– Я не вру! Я вправду…

– Отец Бенлиус знает об оборотнях гораздо больше меня, – отмахнулась матушка Онория, дойдя до конца палаточной улицы и поворачивая. – Но в ордене сестёр-созерцательниц учатся их узнавать.

– По тому, как у них лапы заживают? – уточнила Эрна.

– Когда я пришла, рана была свежей, – пояснила аббатиса. – Если бы я сказала, что это настоящий волк, с животного бы содрали шкуру, не дожидаясь утра.

Эрну передёрнуло. Небось, ещё и живьём. Живодёры!

Девочка вдруг вспомнила, ей кто-то рассказывал… дядя Увар, наверное. Хрольф – это знаменитый на весь Тафелон мастер, который куёт мечи и делает самострелы и осадные машины. А вот его женщина – волчица, превратившаяся в человека. Потому, небось, и не понимает, когда к ней обращаются с увещеваниями. А, может, ушла в себя, как дядюшка Виль, когда его поймали святоши.

Хрольф. Делает осадные машины. И его женщина говорила что-то про грохот. И подкоп. Подкоп, который делал дядюшка Виль. Оборотни, которых наняли ютанцы.

Дядюшка Виль, который уехал, прознав про письмо братьям-заступникам.

Он нарочно это сделал!

Женщина же говорила, что не хочет охотиться в одиночку, а Хрольф занят! Значит, не было других оборотней! Они, наверное, были фальшивые, какие-нибудь бродяги, которых нанял дядюшка Виль, чтобы сбить всех с толку! А на самом деле их было только два: мастер Хрольф и его жена. Она, наверное, бродила по округе от скуки и стреляла в собак и овец. Она же волчица, а волки ненавидят собак. И едят их тоже.

А мастер Хрольф – это он сделал так, чтобы обрушилась стена в Ароле! И никаким не волшебством, он же оборотень, а не волшебник. Придумал, наверное, машину какую-нибудь. Дядюшка Увар говорил, что у Хрольфа самая светлая голова из всех кузнецов и плевать, в какую шкуру он заворачивается. Ещё, правда, много ругался что-то про цену и сроки.

Ой. И так-то притащить в лагерь оборотниху было очень плохой идеей. Они же стаей живут и своих не бросают. Дядюшка Увар, правда, умел с ними справляться, но это смотря с какими. Против тех, которые правят на востоке, ему не выстоять. А это – Хрольф. И его жена. И он умеет проламывать стены. Ой.

– Думаешь, как бы тебе спасти её? – насмешливо предположила аббатиса, ведя девочку вдоль ровного строя палаток. Из некоторых выглядывали, а из других выходили проснувшиеся братья-заступники и каждого она осеняла священным знаком. Где-то в стороне кололи дрова.

– Нет, – честно ответила девочка. – Я думаю: а вдруг ютанцы будут её отбивать? Они же у города стену сломали!

– А ты не так глупа, как притворяешься, – сказала матушка Онория. – После того, как шерсть псов будет вычесана, ты будешь читать несчастной священную книгу.

– Я-а?! – задохнулась девочка. – Но я не знаю церковный язык!

– Ездить верхом тебя учили, – издевательски хмыкнула аббатиса, – драться ножом тебя учили…

– Неправда!

– …а читать на церковном языке не научили?

– Отец Луц говорил, простые люди не должны читать священную книгу! Они не поймут её без пояснений священника!

Матушка Онория положила девочке руку на плечо.

– Ты можешь принять на себя священные обеты, – неожиданно сказала монахиня.

– Уйти в монастырь?!

– Посвятить свою жизнь Заступнику, – поправила матушка Онория. – В миру такую, как ты, ждёт одна только мука.

– Н-но почему? – не на шутку перепугалась Эрна. – Матушка!

– Потому что на всё, что не отдано Заступнику, накладывает чёрную лапу Враг, – непонятно объяснила аббатиса.

* * *

Вычёсывать волкодавов было весело, но трудно. Они были уверены, что с ними играют, лезли лизаться и совершенно не слушались. Стоило Эрне взяться за одного, другие понимали, что тоже хотят внимания, и отпихивали товарища. Пару раз им удавалось опрокинуть саму Эрну и они, конечно, решали, что так играть даже интереснее. Сложно было себе представить, что эти добродушные псины разыскали и затравили настоящего оборотня. Волчица, наверное, совсем позабыла об осторожности, если позволила себя поймать каким-то собакам.

Когда вроде бы все собаки были вычесаны, а белоснежные одежды девочки посерели, пришла сестра Дезире. Вид у монахини был торжественный и строгий.

– Через два дня мы пойдём на речку, – сказала она, оглядев Эрну с головы до ног. Девочка покраснела и поправила сбившийся платок. – Там ты сможешь отстирать свою одежду вместе с нами.

– Спасибо, сестра, – кивнула Эрна и невольно покосилась на книгу, зажатую у монахини под мышкой.

– Я иду увещевать оборотня, – сказала сестра Дезире. Один из волкодавов подлез ей под руку и она ласково потрепала его по густой шерсти. – Матушка Онория сказала, что ты должна пойти со мной.

– Но я не знаю церковного языка!

– Я буду переводить, – посулила монахиня. Эрне пришлось покориться.

* * *

Волчица никак не хотела увещеваться. Она явно ослабела от жажды, измучилась в путах, но осталась таким же животным, каким была до рассвета. Сестра Дезире уселась на принесённый кем-то изящный стульчик, раскрыла священную книгу и начала читать на церковном языке – медленно и нараспев, как будто надеялась, что так волчица лучше поймёт. Эрна держалась у неё за плечом и старалась не вглядываться в строчки и не вслушиваться в слова: на самом деле церковный язык она отлично знала. Вейма была хорошей наставницей, а дядюшка Лонгин в последнее время требовал, чтобы все его ученики писали заклинания только на церковном языке. Так, мол, будет понятно всем, а не только тафелонцам.

Кроме них, там стоял брат-заступник и сидело три волкодава, явно гордых своей ролью охранников и потому ведущих себя исключительно чинно.

– Я читаю, – сказала монахиня, обращаясь к Эрне, – о том, как Создатель сотворил этот мир – и небесных птиц, и траву, и мирных, и хищных тварей. Своей волей Создатель дал души людям, которым завещал хранить эту землю.

– Да, сестра, – склонила голову Эрна.

– Создатель не творил оборотней, – продолжала сестра Дезире, – и потому они суть творения Врага. Но души Враг сотворить не мог и не бывает сознания без души, потому внутри этой безобразной плоти рыдает душа, осквернённая звериной природой и взывающая к милосердию Заступника. Ты понимаешь это?

Эрна поёжилась. Ей когда-то рассказывали, что высшее посвящение для одарённых – будь то волшебники, ведьмы или вампиры (насчёт оборотней никто не был точно уверен) лишает тело души, превращая в нерассуждающее орудие, по-прежнему одарённое Освободителем. И находились такие, которые говорили, что душа не уходит из тела, а вот прямо рыдает, запертая внутри и отрезанная от собственных действий.

То, что сейчас говорила монахиня, звучало похоже.

– Я понимаю, сестра, – тихо сказала девочка.

Сестра Дезире перелистнула страницы, открыла книгу в другом месте и продолжила читать.

Эрна думала, что, если волчица каким-то образом спасётся, ей, Эрне, не жить. Вряд ли она забудет, как девочка примкнула к её врагам и мучителям. Что же?...   убить её? Никто из прозревших не осудит. Это считалось среди них за милосердие. Добрее было бы только спасти шкуру этой волчицы, но… именно этого делать не следовало. Прозревшие не помогали друг другу. Никогда. То есть… дядюшка Виль помогал маме и не раз, и Эрне он помогал, и ещё Вир и Лонгин, и Вейма… Делали они это обычно тайно и на встречах не хвастались. Но уж того, что Эрна будет спасать эту мохнатую разбойницу, которая пристрелила её лошадь, точно никто не ждёт. Но можно ли оставлять её в руках святош? Убить – надёжнее всего. Убитая, она никому ничего не расскажет. Ни муженьку с его машинами, ни святошам. Но…

Эрне приходилось резать козлят на алтаре у мамы. Та так и не научилась проливать живую кровь. Волка, небось, сложнее прикончить, даже обычного, а это ещё и оборотень. Что-то подсказывало девочке: Хрольф точно не оценит благодеяния.

– Я прочитала о бесконечной милости Заступника ко всем нам, даже обманутым Врагом и погрязшим в грехах, – прервала монахиня мысли Эрны.

– Да, сестра, – кивнула девочка.

– Точно так же, как женщина не должна носить мужское платье, – со значением произнесла монахиня, – человек не должен носить звериную шкуру.

– Да, сестра, – повторила девочка, покраснев. Похоже, оборотнихе лучше не принимать здесь человеческий облик: как Эрна помнила, та носила как раз мужскую одежду. Будет ли она тогда дважды грешна в глазах здешних святош? Или грех оборотничества перекрывает другие грехи?

В это время один из волкодавов, с желтоватой шкурой, протяжно зевнул, показывая клыки. Волчица зарычала, а монахиня, не удержавшись, прыснула со смеху.

– Да, я не святой Патси, – признала сестра Дезире, всё ещё хихикая, – раз наш добрый Флаво зевает от моих проповедей.

Святой Патси, наверное, был тем же, кого в Тафелоне звали святым Батсо, основателем нищенствующего ордена. Он вроде бы проповедовал не то перед волками, не то перед оборотнями.

Стоящий на страже брат-заступник, не выдержал и рассмеялся тоже, но вскоре принял прежнее суровое выражение лица.

* * *

Вскоре к ним присоединилась матушка Онория, которая, не смущаясь ни волчицы, ни часового, принялась учить Эрну вязать носки, между делом толкуя священную книгу в том смысле, что всякая душа может раскаяться и быть принята Заступником, сколько бы собак она ни загрызла перед этим. Вязание оказалось делом нелёгким, Эрна по первости путалась в нитках, их петлях и в спицах. Прежде девочка только видела, как это делают другие, и особо не вглядывалась. Потом аббатиса ушла, а часовой, которого звали брат Херв, принялся подсказывать Эрне, что она делает не так и почему. Чувствовалось, что, если бы не сестра Дезире, он бы забыл о волчице (всё равно она связана!) и подсел бы к девочке, чтобы поправить её работу. Эрна молча злилась, с видимой покорностью принимая советы насчёт «напуска», «глади» и «рельефа». К тому же грубая пряжа кололась и пахла псиной. Сестра Дезире охрипшим голосом продолжала читать на церковном языке что-то о первом последователе Заступника, который предстал перед земными царями и поверг их гордыню в прах.

Послышались шаги и голоса, один из которых… один из которых…

– Как есть говорю! – грубовато твердил дядюшка Виль на хларском. Девочка встрепенулась, но тут же овладела собой. – Чуть телка не загрыз! Мой телок! От ютанцев спрятал, а тут – на тебе! Глазища – что плошки! Зубища! А сам-то огромный! Ему мой телок – тьфу!

– Помолчи, – грубовато велел какой-то святоша и дядюшка Виль послушно умолк. Эрна искоса поглядела на пришедших. Матушка Онория, отец Бенлиус и двое воинствующих братьев-заступников. И дядюшка Виль! Он нашёл её! Теперь всё будет хорошо. Одет убийца был как простой хларский крестьянин, в грязно-белые брэ и серую рубашку, когда-то бывшую синей. В руках он мял сорванный с головы колпак. Матушка Онория подошла ближе к монахине и девочке и встала так, чтобы мужчины не могли их разглядывать. Дядюшку Виля остановили чуть поодаль, не давая ему увидеть волчицу.

– Рассказывай по порядку, – велел отец Бенлиус.

– Дык, я и говорю. Тибо я. Живу, значит, на выселках. Возле лесу. Сам распахал всё, вот этими вот руками! Телок, опять же. Дочек у меня четверо. Мать-то их померла в позату зиму.

– Говори про оборотня, – потребовал отец Бенлиус.

– Так я и говорю! Телок мой! Замычал, значится. Я его в другом хлеву держу. Озоровать стал. Слышу – мычит. Я туда! А у него – зубищи – во!

Дядюшка Виль взмахнул руками, показывая.

– У телка? – не выдержал брат Херв. Отец Бенлиус цыкнул.

– Так я ж говорю! Оборотень там был! Здоровый! Глазища – что плошки и так и горят! Телок мычит, мои-то дуры визжат из дому! Я как схватил оглоблю! Говорю – хоть ты какой ни на есть оборотень, а телок мой! Он так и оскалился!

Виль осенил себя священным знаком.

– Не чаял как жив остался. Я в деревню-то бросился. Ладно телок, пёс с ним! Так ведь оборотень, коли повадился, девок моих оприходует! Оборотни, говорят, на это дело быстрые. Кому они нужны будут? А то и сожрёт опосля-то! Уж как я их от ютанцев-то, вражин, сберёг. То в лесу прятал, то в погребе. А тут – оборотень! От него ж в лесу-то не спрячешься. Я в деревню, значится. Не любят меня там. Пасекам моим завидуют. Телок, опять же. Корова тоже. Сперва на смех подняли. А потом говорят – явились туточки добрые братья, они всех про оборотней спрашивают. Я девок-то запер – и к вам! Помогите, ваши милости! Уж я вам – молока кислого, сыра опять же, мёд с прошлого года остался, ничего не пожалею, только выручайте! Телок же! И дочки мои…

– Почему ты решил, что это был оборотень?

– Дык, а кто ж ещё? У нас по летнему времени волки не озоруют. Большой, опять же. И зубищи! А глазища-то! Во! Как плошки сверкают!

– Большой, говоришь?

– Во какой! – показал Виль. Выходило что-то вроде осла, не меньше. – И зубища! А шерсть-то…

– Какого цвета он был?

Виль полез рукой в затылок, смычно почесал, сплюнул, потом извинился перед монахами.

– Против солнца стоял, не разглядел. Волчьего он был цвета, во! Тёмный такой.

– Особые приметы? – продолжал спрашивать отец Бенлиус.

– Чаво?

– Пятна, шрамы, наросты…

– Так я ж говорю, против солнца стоял. Зубы – во! Зубы были огроменные! Как только в пасть помещались!

– Ты узнаешь его, если встретишь?

– Да как не узнать?! Морда наглая, глаза громадные, сам-то – во какой, а ещё…

– Посмотри. Узнаёшь?

Виль внимательно оглядел связанную волчицу, которая слишком изнемогла, чтобы зарычать при его появлении.

– Мелкая она какая-то, – сказал он с сомнением. – И зубища не сказать чтобы похожи. Не, не узнаю.

– Ты уверен? Ты готов поклясться на священной книге?

– Да я чем хотите поклянусь, хоть на чём! Другая эта тварь! Вот же гад! У самого баба есть, а он на моих девок зарится!

– Ты полностью уверен? – настаивал отец Бенлиус. Виль почесал в затылке.

– Ну вот ежели вы её против солнца поставите, да она пасть разинет, то я и соображу, похоже ли выйдет. Глаза-то, может, и такие. Не привык я волков-то разбирать.