Текст книги "Корона Тафелона (СИ)"
Автор книги: Наталья Авербух
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)
– Ты отвратительная неблагодарная злобная тварь, – торжественно произнёс убийца, кое-как справившись с собой. – С госпожой Татин отродясь никто таких штучек не проделывал, а тут, глядите-ка, является соплюшка и травит её какой-то дрянью.
– Это не дрянь, – пискнула девочка, всё ещё не уверенная, что гроза прошла стороной. – Это хороший рвотный корень.
Виль взял её за ухо, но выкручивать не стал, только потянул вверх, принуждая девочку подняться на ноги.
– Посмотри на себя. Выглядишь как последняя побродяжка. Исцарапалась, одежда в клочья. Кто тебе разрешил оставлять Арол?
– Ты сказал, что сразу приедешь! – запротестовала Эрна. – Тебя не было!
Виль выпустил её ухо.
– Дурочка ты, Эрлейн. Да неужто я б тебя бросил?
Девочка отвернулась. Ага, не бросил бы, как же! Небось и не вспомнил бы о ней, если бы она его не позвала. Мама говорила как-то, что Виль вряд ли может почувствовать полностью колдовское принуждение, скорее ему кажется, что надо бы что-то проверить, да почему-то неспокойно и вот прогуляется – сразу полегчает.
– Выдрать бы тебя, – сказал убийца.
– Я потому и ушла, что она всё время дерётся! – по-детски пожаловалась Эрна, у которой внутри всё захолодело. – Мама никогда меня не била, а ты обещал заботиться обо мне!
– Если б я выполнял то, что бабам обещаю, я б только и делал, что вокруг них вертелся, и был бы женат на целом курятнике, – засмеялся Виль.
Дело было плохо, но наставник вдруг махнул рукой.
– В следующий раз, – неопределённо посулил он. – Ну-ка, девочка, рассуди. Выбраться ты выбралась, умница. Вот тебе следующая задача: как обратно пробраться, да среди бела дня, да чтобы никто ничего не заподозрил.
– Обратно?! – вскинулась девочка.
– А чего ты хотела? Тебя для чего взяли? Чтобы ты дочку лю Дидье изображала. Я отменял приказ? Не припоминаю.
– Но… госпожа Татин…
– Если ты не хотела с ней встречаться, надо было отравить её насмерть, – холодно сказал убийца.
– Я не хотела её убивать! Только отвлечь!
– Молодец, отвлекла на славу. Не трусь, госпожа Татин, небось, как отдышалась, нашла что соврать. Никто, кроме неё, тебя не хватился.
Это как раз беспокоило девочку в последнюю очередь, но возражать она не стала.
– Ночью… – сказала она. Виль покачал головой.
– Я не могу ждать, – ответил он. – До полудня должен вернуться. А оставлять тебя без присмотра… второй раз может и не повезти. Через стену снаружи тебе не перебраться.
– Дай верёвку – я влезу, правда!
– Или влезешь. Или тебя схватят стражники. Или сорвёшься. Стоит тебе сломать ногу… тебе ещё повезло, что ты не встретила ни бродячих псов, ни свиней.[46]46
«Тебе ещё повезло, что ты не встретила ни бродячих псов, ни свиней»: В средневековых городах свиньи могли сожрать ребёнка, оставленного без присмотра, хотя, наверное, такой большой девочке можно было уже их не бояться.
[Закрыть] Да и волков-то тут полно, немного глубже в лес – и привет, одни косточки останутся.
Эрна снова отвернулась. Она ведьма! Она может заклясть животных – и они будут расступаться перед ней как ручные.
– Ты не вертись, а думай. Если сама придумаешь – заступлюсь за тебя перед госпожой Татин. От трёпки отвертишься, да и воспитывать она тебя будет подобрее.
– Правда?!
– Сказал же, заступлюсь. Ты придумай сперва.
* * *
Снаружи Арол напоминал каменную глыбу с выдающимися вперёд шипами башен. Стены его были одни из самых высоких и крепких во всём королевстве, даже в столице не было так безопасно. На всадника, который подъехал с востока, смотрели спокойно: сейчас перемирие, да и к тому же в той стороне ютанцев почти что и не было. Всадник спешился, подошёл к страже, ведя в поводу своего коня, на котором остался сидеть большеглазый мальчишка в высокой войлочной шапке, рубахе, явно перешитой из платья старшей сестры, и в башмаках, надетых на голые ноги. Стражников, встречающих путников, было всего четверо. Всадник назвал пароль. Старший из стражников добродушно кивнул.
– А я тебя знаю, – сказал он. – Ты Большой Ги, верно?
Стражники расхохотались: очень уж мелок был чужак, под стать своему ледащему лошадёнку. Ги улыбнулся.
– Кому быть, как не мне? – спросил он. – Новости из Рамье привёз.
– Что слышно? – лениво спросил самый рослый из стражников. На востоке был только Тафелон, который едва оправился от внутренних усобиц, вестей оттуда можно было не бояться.
– А то и слышно, – уже без тени улыбки сказал Ги, – что ютанцы продались Врагу рода человеческого и набирают отряд оборотней, чтобы бросить на ваши стены.
Стражники переглянулись.
– Врёшь, – неуверенно сказал старший.
– Сами увидите, – пожал плечами Ги. – Мне врать нет резона.
– Пугай этим детишек, – презрительно произнёс третий стражник, кряжистый детина, явный выходец с севера. – Оборотни! Кто их видел-то?
– Я видел, – пожал плечами Ги. – Малец вон видел. Он один в живых остался.
– Небось, побрезговали оборотни его костями! – захохотал четвёртый стражник и мужчины подхватили его смех. Мальчишка ничего не сказал, только молча смотрел на них своими большущими глазищами, странно светлыми на его чумазом лице. – Никак онемел со страху-то?
– А как тут не онемеешь? – пожал плечами Ги. – У него на глазах столько народу сожрали. Вон, ищу куда пристроить теперь. Не бросать же подыхать с голоду.
– А что он умеет? – заинтересовался старший стражник.
– Да пёс его знает, – отозвался Ги. – Молчит же малец.
– А вдруг он сам оборотень? – сказал вдруг рослый стражник. – Эй, малец, молитвы знаешь?
Мальчик медленно, словно преодолевая охватившее его оцепенение, кивнул и осенил себя священным знаком.
– Вроде не притворяется, – почесал в затылке рослый стражник.
– Может, его серебром проверить? – предложил четвёртый стражник. – я слыхал, эти твари серебра боятся.
– А у кого нынче серебро есть? – уныло спросил третий. – К Врагу эту службу!
– Кормят – и радуйся, – отрезал старший. – Проезжай, Большой Ги, и мальца с собой забирай. Не до него сейчас.
Ги влез в седло и поехал прочь от ворот. В восточной части были только бедные кварталы и в разгар дня никто им не встретился. Скучно было в городе, неуютно. Кто мог, кому было куда, те бежали, пользуясь перемирием, кого в городе держали дома, богатства или нужда – оставались, но старались без лишней надобности не выходить на улицу, не ровен час ограбят не тебя, так брошенное без присмотра жилище. Никто и не видел, как всадник заехал в узкую улочку, где едва мог пройти его конь, а выехал уже без мальчишки. Да если бы и заметили, кому есть дело до перепуганного немого ребёнка?
Глава десятая
Наказание
– И не проси, Паук! – ругалась госпожа Татин. Эрна, уже отмытая после всех приключений, в красном платье с разрезами, надетом поверх синего, забилась в угол и пыталась расчёсывать свои мокрые волосы. – Чтобы я продолжала возиться с этим маленьким вздорным отродьем? Возвращай её обратно в навозную яму, из которой ты это своё дарование выудил.
– Когда я тебя просил, Подкова? – покачал головой Виль. – Я сказал, что ты упустила девчонку, и привёз её обратно.
– Упустила?! Эта гнусная маленькая тварь!..
– …сумела тебя обхитрить. Стареешь, Подкова.
– Я думала, ты объяснил своей ученице, что такое послушание, – едко заметила госпожа Татин.
– А ты ей приказывала не убегать? – уточнил Виль. – Нет ведь. И не подсыпать тебе яда ты тоже не приказывала, а?
Госпожа Татин задохнулась от злости.
– Она хорошая послушная девочка, – заявил убийца так уверенно, что Эрна в своём углу вытаращила глаза. Это она-то?! – Ты говорила ей молиться – она молилась. Она не перечила, не упрямилась, прилежно училась. А вот зачем ты била мою ученицу, я бы очень хотел узнать.
– Я?! – теперь уже госпожа Татин вытаращила глаза. – Била?! Да что это отродье тебе наплело?!
– Ложкой, – пискнула Эрна из угла. – И прутиком! По рукам и по шее! Больно!
Госпожа Татин расхохоталась.
– Какие мы нежные, – издевательски произнесла она. – Да в моё время это и за щекотку не считали. Избаловал ты её, Паук. Что ж с ней на допросе-то будет, а?
Она отвернулась от своего собеседника, подошла и склонилась над девочкой. Жёсткими пальцами взяла за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
– Ах ты маленькая ябеда, – с ядовитой нежностью произнесла старуха. – Прутиком тебе больно, цыплёночек. А если горящим прутиком прижечь? А иголки под ногти ты как вынесешь?
Она отпустила подбородок девочки, схватила её за мизинец и выкрутила. Эрна, хоть и готовилась к какой-нибудь подлости, не сдержалась, взвыла во весь голос.
– Оставь её, – спокойно приказал Виль.
– Эх, Паук, Паук, – покачала головой госпожа Татин, немедленно отпустив девочку. – Стареешь. Прикипел к девчонке, не так ли? Бережёшь её.
Эрна молча разминала мизинец. Проклятая старуха!
– Занимайся своим делом, Подкова, – предложил убийца всё с тем же спокойствием. – Девочка будет тебя слушаться. Ведь будешь, а, Нинета?
– Да, – неохотно буркнула Эрна под строгим взглядом наставника.
– Вот и договорились, – заключил Виль. – Брысь отсюда, займись чем хочешь. Мне надо поговорить с госпожой Татин. Из дома не выходить!
Эрна, так толком и не расчесав волосы, выскочила за дверь. Наконец-то у неё было время осмотреть своё жилище и, чем Вра… Освободитель не шутит, разведать входы и выходы. А, может, и верёвку стащить получится.
* * *
– Заходи, заходи, цыплёночек, – ядовито приветствовала госпожа Татин, когда Эрна осторожно заглянула в комнату, в которой они обычно обедали. Служанка передала ей, что госпожа Татин ждёт девочку там, но непривычно было, что никто не снуёт туда-сюда, не несут блюда, не подносят воду для мытья рук, не…
Старуха была одна и как раз закончила приправлять перцем аппетитно пахнущее блюдо. В животе у девочки заурчало: она до сих пор ничего не ела, в переживаниях и спешке сперва забыв о еде, а потом не зная, у кого бы спросить. На кухню Эрну не пустили.
– Что стоишь? – уже не притворяясь ласковой, рявкнула госпожа Татин. – Входи, негодница.
Эрна послушно вошла и села на предложенный стул. Что-то было неправильно. Почему нет слуг? Почему госпожа Татин не уселась первой?
– Кушай, девочка, кушай, – ласково подвинула блюдо старуха.
Эрна впала в панику.
На блюде лежала утка в яблоках, сперва сваренных в меду, а потом запечённых вместе с птицей. Всё это выглядело и пахло так, что девочке пришлось сглатывать слюну. И всё это было смертельно опасно.
Госпожа Татин подвинула полный бокал уже разбавленного для девочки вина.
– Угощайся, моя милая, угощайся.
Ведьминский дар, который позволяет, протянув руку, сорвать именно тот лист или цветок, который нужен для исцеления, сунув руку в сумку, выудить то, что искала, не спотыкаться на ночной дороге и многое другое, – этот дар вопил во весь голос, предвещая Эрне смерть и мучения, если она поверит гнусной старухе.
– Вы меня убить хотите? – прямо спросила девочка. Госпожа Татин расхохоталась.
– Какой милый цыплёнок! Вот так, без лицемерных ужимок, без жеманства, взять и брякнуть что думаешь! Ну-ка, воробушек, отвечай, что ты будешь делать, если я скажу – нет? А?
– Вы врёте! Тут отрава!
– Нет, не вру, милочка. Ты разве спрашивала меня, нет ли тут отравы?
– Я не буду этого есть!
– Будешь. Будешь, крошка, или я волью вино тебе в глотку. Твой наставник далеко, цыплёнок, он тебя не спасёт. Не в этот раз.
Эрна замотала головой. Вино было хуже всего.
– Не хочешь? Тогда выбирай, что будешь есть, цыплёнок. Не спеши, милая, подумай. Как знать, может, сегодняшний урок спасёт тебе жизнь однажды.
Госпожа Татин с отвращением оглядела девочку.
– Твою никчёмную жизнь мелкой подлой гадюки, – добавила она.
Эрна перевела дух. Главное – не волноваться. И слушать свой дар. Дар ведьмы и чёрной волшебницы. Не может быть так, чтобы он дал погибнуть ей сейчас, так рано, ещё ничего толком не сделав!
Вино отравлено хуже всего. Быстрая смерть, полная мучений и агонии. Яд всыпан уже после того, как алый напиток разбавлен водой… вода, кстати, не самая чистая, но это уже не имеет значения. Вино пить нельзя. Не это. Не сейчас.
Утка. Ничего хорошего. Боль. Слабость. Надолго.
Яблоки… Эрна протянула руку к ближайшему фрукту, почти коснулась его кончиками пальцев. Нет. Это будет быстро. Быстро и незаметно. Не так скоро… достаточно, чтобы пройти любую проверку самого подозрительного из правителей.
Девочка вдруг поняла, что она делает то, чего не умела её мама, что она сильнее мамы и сможет намного больше, когда вырастет. Мама не могла вот так вот без зелья видеть судьбу, идущую за человеческим выбором. Она, Эрна – может.
Девочка ещё раз оглядела стол. Единственным, что не несло смерть, была утка. Слуги уже нарезали её на куски, но…
Под пристальным взглядом госпожи Татин девочка подвинула к себе блюдо и начала есть. Не зря старуха приправляла утку перцем. От первого же куска во рту как будто вспыхнул пожар. Ещё птица была страшно пересоленной, сухой и жёсткой, но рядом с перцем это было едва заметно. Госпожа Татин приветливо улыбалась.
– Запить не хочешь, цыплёночек? – предложила она, подвигая ближе вино. Эрна замотала головой. – Ну так ешь, моя дорогая девочка. Кушай.
Под взглядом старухи Эрна послушно съела ещё пару кусков, кое-как проглатывая их едва разжёванными. Потом оттолкнула блюдо – госпожа Татин ничего не сказала, – вскочила на ноги…
Голова закружилась, стало трудно дышать… девочка рухнула на пол.
– Вот так-то, цыплёнок, – уже без тени насмешки произнесла старуха и хлопнула в ладоши, вызывая слуг.
* * *
Эрна провела в постели ещё неделю, не меньше. Болела голова, бешено колотилось сердце, а, стоило приподняться, как стены комнаты начинали водить хороводы. Слуги перешёптывались, конечно, слуги говорили об отравлении, но проклятую старуху никто не подозревал, ведь все считали, что главное случилось тем вечером, когда госпожа Татин проснулась от мучительной рези в желудке. Лекарь приходил дважды, один раз велел пустить Эрне кровь, что было сделано несмотря на её протесты, и это, как ни странно, помогло, второй раз назначил обильно поить больную всякой гадостью. Девочке предоставили отдельную комнату, духовник с его нотациями убрался и только читал молитвы за стеной, но Эрну это не радовало. И дядюшка Виль тоже не радовал, он явился, не сказал старухе ни одного резкого слова, только покачал головой и ушёл! И даже не навещал всю неделю, покуда Эрна не сумела встать без посторонней помощи. Голова кружилась, ноги подкашивались, но всё же держали девочку прямо. Эрна с трудом добралась до стены и, едва не срывая с ней шпалеру, кое-как добрела и до дверей. Лежать дольше не было никаких сил. Она была готова даже в церковь сходить, лишь бы увидеть хоть кого-то кроме испуганно ожидающих её смерти служанок.
Дядюшка Виль оказался за дверью.
– А ты сегодня молодцом, – сказал он, оглядывая шатающуюся ученицу с головы до ног. – Усвоила урок, а, Нинета?
Эрна аж задохнулась от злости и у неё пуще прежнего закружилась голова. Виль придержал девочку за локоть и вернул обратно в комнату. Эрна без сил опустилась на постель.
– Ты знал?! – спросила она Виля. – Ты знал, что эта жаба так сделает?! Ты сам ей сказал, да?! Ты…
– Ой-ой-ой, вот раздухарилась, – нахмурился убийца. – Когда это я обещал тебе отчитываться, а?
– Ты знал! – не унималась девочка.
– Не ори, – строго сказал Виль. – Нет, я понятия не имел, какую шутку Подкова с тобой выкинет. Она у нас дама… с выдумкой. Сам покойный король это очень ценил. А на что ты жалуешься? Ты пошутила – дай и другим посмеяться. Я б тебе слабительного подсыпал за твои фокусы. Скажи спасибо, теперь весь город только и говорит, как ты красиво болела и как ты в гробу бы смотрелась.
Девочка поперхнулась.
– Такая церемония не состоялась, – покачал головой Виль. – За тебя, девочка, во всех церквях молились, так что благодари Заступника, что выжила.
Эрна сникла.
– Так нечестно, – пробурчала она, уже зная, что проиграла. Честно. С ней поступили именно что честно. Это было отвратительно!
– Вот что, Нинета, – встряхнул её за плечи убийца. – Это последний раз. Последний раз я прощаю твои выходки. Поняла? Ну?
– Я поняла, – покорно отозвалась девочка.
– Вот и умница. Лежи. Завтра, небось, оклемаешься, дойдёшь до церкви.
– Но…
– А чтобы ты не скучала, подумай: где ты ошиблась и как можно было этого, – Виль кивнул на кровать, – избежать.
– Я сделала правильный выбор! – возмутилась Эрна. – Этот яд был не смертельный, а остальные…
– Выбор, – невесело хмыкнул Виль. – Ты сыграла по чужим правилам и проиграла. Нешто Подкова бы тебя убила, дурочка ты? Совсем хитрить не умеешь.
– Но…
– Думай, девочка, думай. Вечно за тебя старый дядюшка должен надрываться.
* * *
Ни назавтра, ни на третий день этот разговор не повторился. Едва Эрна смогла дойти до церкви, по всему городу молились за избавление от супостата. Перемирие закончилось, пока девочка лежала больная, и вскоре оказалось, что ютанцы не теряли времени даром. Если раньше кольцо осады вокруг Арола и близко не было замкнуто, то теперь враги бросили осаждать неудобно расположенный Несдье и, кто тайно, а кто явно, перебрались под стены Арола. Они рубили окрестный лес и укрепляли свои лагеря, копали рвы и полностью перерезали все дороги. Арол наводняли слухи. Рассказывали, что ютанцы стянули сюда всю свою армию. Рассказывали, что они захватили обоз, везущий в город свежие припасы. Кто-то говорил, будто люди были жестоко убиты, а кто-то – отпущены и даже получили плату, чтобы в другой раз везли еду прямо врагам. Ходили слухи и об оборотнях. Эрна не верила своим ушам. Отряд оборотней, пеший, с чёрной оскаленной пастью на белом знамени, здоровые детины в два раза выше человека, все одеты в волчьи шкуры и вместо разговоров воют, рычат и хохочут как сумасшедшие. Такого не могло быть! Так просто не бывает! Оборотни не носят волчьи шкуры, зачем им, когда они в волков превращаются?! И они точно не больше обычного человека! Да и разговаривают они по-человечески. Они ведь наполовину люди!
Эрне приходилось жить среди гордых властителей страны на востоке, все они были оборотнями, и девочка играла с их детьми, пока отряд Увара, Магда и Виль ушли к какому-то страшному князю добывать корону, нынче венчающую Дюка Клоса в Тафелоне. Дети гонялись с ней взапуски, взрослые кормили, поили и разнимали пустячные ребячьи ссоры. И сражались эти оборотни всегда верхом, и знамёна у них были не такие.
Дикари-язычники в лесах оборотней? Напали на отряд Увара, когда они возвращались в Тафелон с короной. Эти не знали ни коней, ни знамён. Всегда сперва выли, потом прыгали, а если лошадей распугать не удавалось, превращались и нападали в человеческом облике. Но наёмники Увара говорили – хоть оборотень и быстрее человека, но не быстрее стрелы, а сразу после превращения ему нужно время привыкнуть и освоиться. Наёмники Увара не боялись оборотней и Эрна их не боялась тоже. А вот в Хларии давно, очень давно никто не видывал людей, меняющих облик, и о них ходили самые разные легенды.
– Ох, госпожа, – причитала младшая служанка, дрожа от страха в вечерней комнате, где собрались все, чтобы послушать душеспасительное чтение духовника, – говорят, эти твари могут становиться невидимыми…
– Что?! – вырвалось у Эрны, которая в это время вышивала коромысло, символ смирения святой Окины, на церковном покрывале. Госпожа Татин вовремя шлёпнула девочку по рукам, не давая ей испортить вышивку. Ткань была настолько тонкой, что даже на мгновение затянутая нить могла заставить перекоситься весь узор.
– Да, госпожа, об этом все знают, – сказала низенькая служанка, чьё платье не так давно подошло Эрне во время побега. – Весь город только и говорит.
– Что ещё они могут? – слабым голосом спросила девочка. Ей хотелось заткнуть уши. Обычно служанкам не позволялось болтать, но сегодня они были слишком напуганы, а наставления только что ушедшего духовника никого не могли успокоить. По мнению отца Фи́уса, мучения в этой жизни должным образом подготовят его паству к загробной. Особенно женщин, у которых на уме только хитрости и забавы.
– Говорят, – подошла поближе старшая служанка, – что эти твари могут с разбега перепрыгнуть через городскую стену.
Эрна представила себе стены Арола и дядюшку Вира, мужа Веймы, возле города. Чтобы перепрыгнуть, ему понадобились бы крылья.
– А если запереть оборотня в клетке, он выберется наружу, не сломав прутьев! – добавила младшая служанка.
– Они могут превращаться в волков и в медведей, и в кабанов, даже в лошадей, если надо, – добавила та, которая подавала питьё в ночь отравления.
У Эрны снова закружилась голова. И даже в лошадей, подумать только!
– Они не знают страха и могут биться целый день, не чувствуя боли, – дополнила младшая.
– У этих тварей нет ни стыда, ни жалости, – с какой-то непонятной жадностью сказала немолодая, с пятнами на лице служанка, которая в ночь отравления держала волосы госпожи Татин. – Они не женятся честью, а воруют женщин и совокупляются с ними день и ночь, не меньше.
– Причём в животном облике, – перебила её низенькая, – и в каком виде был отец, такой вид будет принимать и потомство. А когда приходит время, новорожденные не выходят на свет, а начинают грызться внутри чрева своей матери и сжирают её изнутри заживо.
– А говорят, – сказала высокая тощая служанка, чей обязанностью было держать в порядке рукоделье госпожи, – кого они укусят или хотя бы оцарапают, сам станет оборотнем в следующее же полнолуние!
– И они не носят оружие, – дополнила младшая, – от их клыков и когтей не защищают даже доспехи!
Эрна выронила иголку и спрятала лицо в ладонях. Плечи её тряслись.
– А стены они не прогрызают? – всхлипывая, спросила она.
– Вы напугали госпожу Нинету, – рассердилась госпожа Татин. Тощая служанка забрала у девочки вышивание и старуха прижала Эрну к себе. Девочка была благодарна, нельзя, чтобы остальные видели её лицо, когда она захлёбывается от смеха. Терпеть эту чепуху было выше всяких сил. – Не слушайте этих болтушек! Молитесь Застунику и святой Окине, они не допустят, чтобы эти чудовища ворвались в город. Вон, все вон! Гусыни! Только и знаете, что повторять слухи и сплетничать!
Когда дверь захлопнулась, а быстрые шаги служанок стихли, старуха отпустила девочку и та в изнеможении опустилась на пол.
– Как они могут верить в такое?! – простонала Эрна, утирая слёзы.
– Таковы люди, – пожала плечами госпожа Татин. – К утру будут говорить, что оборотни прогрызают стены, вот увидишь.
* * *
Виль явился к вечеру, что делал далеко не всегда. Официально он считался приставленным к девочке слугой, и ел вместе с остальными слугами. Неофициально все знали, что рыцарь лю Дидье поручил дочь его заботам и он что-то вроде дядьки[47]47
Дядька – воспитатель и личный слуга при мальчике дворянского происхождения.
[Закрыть] при госпоже Нинете – если бы, конечно, девочкам полагались бы дядьки. Поэтому никто не удивлялся, что «Дядюшка Ги» является к госпоже Татин в самое неурочное время, чтобы обсудить благополучие девочки.
Выслушав пересказ, о чём говорят служанки, убийца довольно улыбнулся.
– Неплохо, – кивнул он и отпил из фляги. Вид у Виля был усталый, как будто он весь день провёл на ногах и давно обходился без сна.
– Но как они могут?... – не выдержала Эрна. Виль обидно рассмеялся.
– Люди, – коротко ответил он. – Слепые.
– Он сам эти слухи распускает, – сказала госпожа Татин без прежней своей ядовитости. – А, Паук?
– До такого я б и не додумался, – отмахнулся убийца. – Говоришь, перепрыгнуть могут? Увижу Серого, расскажу ему, пусть тоже посмеётся.
Серым звали дядюшку Вира, единственного оборотня, которого Эрна близко знала.
– Я-то сказал, что перебраться могут через стены, – пояснил убийца. – Девок воруют, про это говорил, да. Что быстрые и сильные тоже говорил. До всего этого вздора я бы не додумался.
Он оглядел свою ученицу, которая, прилично потупив взгляд, старательно вышивала золотом коромысло.
– Ты неплохо постаралась, Подкова, – оценил убийца. Старуха довольно улыбнулась.
– Дядюшка Ги, – осторожно начала Эрна, не уверенная, что ей можно спрашивать такие вещи, – но зачем?!
– А, – кивнул Виль. – Хороший вопрос. Когда всё закончится, я спрошу тебя об этом. А ты расскажешь.
– Но…
Эрна оборвала саму себя и опустила взгляд.
– Да, – сказала старуха. – Занимай руки и мысли работой, тогда будет меньше опасности, что ты выдашь себя неосторожным возгласом. Не задавай вопросы, тогда не выдашь своего интереса. А если спрашиваешь, спрашивай о том, что хочет рассказать собеседник, а не о том, что тебе надо узнать.
Девочка встрепенулась, ей хотелось рассказать, что один раз она так пробовала и всё прекрасно получилось! Но усилием воли Эрна сдержалась.
– Никогда не хвастайся, – строго произнесла госпожа Татин. – Кому надо, всё сами знают – или им расскажут другие. Слышала я о твоей удаче. Сумеешь повторить – похвалю.
– Куда ей, – устало произнёс Виль и Эрна вспыхнула от оскорбления. – Ты б её, Подкова, поучила.
Старуха звонко рассмеялась.
– Шутник ты, Паук. Или дурак. Поучила – как мужчинам нравиться? Этому учить не надо. Пока она молодая, пока кровь в ней играет, пока глазища широко распахивает, она будет нравиться, хочется ей того или нет. Этому не научишь, не купишь ни за какие деньги, не подделаешь. Вот когда вырастет, когда первая прелесть исчезнет – тогда приводи. Тогда научу, как заменить природу искусством. А покуда ей ничего не нужно, была бы голова на плечах.
– А когда не хочется? – рискнула спросить Эрна.
– Глазища свои на мужчин не пяль, – усмехнулась госпожа Татин. – Не смотри, не слушай, отнимай руку, не спрашивай и не проси ни о чём. Если ты скажешь «нет», а потом попросишь проводить, всякий решит, что ты только из стыдливости отказала, а сама польщена его вниманием. Куда тебя заведут – это только Освободитель знает. Ты б в монастырь её отдал, а Паук?
– Что?! – вскинулась девочка.
– Самое то для тебя, – отозвалась госпожа Татин. – Поучишься молиться как надо, держать себя в строгости и смирении. А то наглая больно, никакого сладу нет.
– Некогда, – буркнул убийца, что-то для себя соображая. – Хитришь ты, Подкова.
Старуха пожала плечами.
– Ей бы ко двору попасть. Пусть дикая, неучёная, но притрётся, научится. С людьми мало видалась. Не умеет себя долго держать. Ко двору – и без всякой цели, чтобы привыкала.
– Посмотрим, – ответил Паук. – Может, и до этого дойдёт.
* * *
Когда Виль ушёл, старуха долго смотрела на закрывшуюся дверь. Потом повернулась к Эрне.
– Мужчины, – презрительно произнесла она, – вечно думают, что их подчиняет хитрость или особое искусство… Так думают даже лучшие из них. А на самом деле – это они сами. Никто не может обмануть человека лучше, чем он сам. Всё искусство в том, чтобы понять, кто и как хочет быть обманут. Не верь мужчинам, девочка. Не думай, что ради твоих глаз они сделают хоть шаг. Даже ради того, что у тебя под платьем. Нет. Девочек много и глазастых тоже. Всё, что мужчины делают, они делают ради себя самих. Они обещают потому, что обещания красиво звучат, а не потому, что собираются их выполнять. Ты никогда не будешь уверена, выполнит ли он то, в чём клялся ночами, никогда, воробушек. Не дай им заподозрить, что тебе от них что-то нужно, провалишь всё дело. Нет, воробушек, ты должна быть чиста и бескорыстна, и разве что от тревоги не можешь всецело предаться любви… Когда ты подрастёшь, будут другие уроки, но сейчас, когда ты так молода… и помни: каждый человек говорит то, что хочет сказать, выразить, поведать… даже глупые или смешные вещи…
Она посмотрела куда-то сквозь Эрну, далеко, в глубины своей памяти.
– Его величество покойный король, – сказала она, – вернулся из долгого похода на Терну. Они шли через горы, путь был трудным, поход – тяжёлым… короля очень ждали на родине и первый же барон приготовил ему роскошную спальню. Его величество радовался как ребёнок и долго рассказывал дамам, какое удобное у него ложе. В походе ему приходилось спать на земле, только и подстелив под себя, что старый плащ… Одна дама, глупышка, решила, что его величество обращается к ней… с особым намёком… она отдала все драгоценности страже, чтобы её пропустили в опочивальню… его величество был страшно недоволен! Заступник, как он ругался! На своём роскошном ложе он собирался спать сам! Эта была первая приличная постель за долгие месяцы и его величество желал прочувствовать всё блаженство отдыха.
– Это были не вы? – спросила Эрна. Госпожа Татин покачала головой.
– Она меня опередила, – без злобы призналась старуха. – Несчастная дурочка, она была опозорена на всю Хларию, муж отказался от неё и сослал в монастырь со строгим уставом… а я попробовала в другой раз. Когда его величество отдохнул и был настроен более благосклонно.
Она помолчала и криво усмехнулась.
– Ложе барон соорудил и впрямь роскошное, – добавила она.
Эрна во все глаза смотрела на собеседницу. Старая, желчная и злая, она когда-то была молода и красива, её любил сам хларский король… так странно! Это только одна сторона жизни госпожи Татин. А что другая?
– Выигрывает тот, кто не теряет голову, – заключила старуха. – Не торопится, не медлит, не суетится, не ленится, не хвастается, не жалуется, не умиляется своим подвигам и не оплакивает свои несчастья. Если ты сохраняешь свой разум холодным, но не пускаешь этот холод в глаза – ты будешь жива и завтра, и через день. Жива и благополучна, а дело, порученное тебе, будет выполнено. Так-то, воробушек.








