Текст книги "Корона Тафелона (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Эрна растерялась. Старая злыдня подловила её! Конечно, если бы она от рождения была с тёмными волосами, она бы ответила «никто» или «Создатель»! А она сказала правду потому что думала, что госпожа Татин уже всё знает!

– Учись, – назидательно сказала дама. – Уверена, Паук тебе этого не говорил. Мужчины никогда не думают о мелочах, никогда.

Это было вопиюще несправедливо заявление: дядя Виль всегда всё продумывал до самых мелких деталей! Но Эрна только опустила глаза и промолчала.

– Так-то лучше, – скрипуче засмеялась госпожа Татин. – Вот что, девочка. В Ароле я буду о тебе заботиться. Глава аролского парламента лично попросил меня – да-да, девочка, лично попросил, – проследить, чтобы королевская родственница ни в чём не терпела нужды.

Она придирчиво оглядела девочку.

– Чтобы тебя порадовать, достаточно шёлкового платка, девочка, – хмуро сказала дама. – Так не годится. Я буду требовать лучших блюд и самой новой одежды… на тебе всего одно платье и никаких пуговиц![42]42
  Первое время пуговицы считались признаком роскоши, их нашивали в большом количестве безо всякой необходимости и даже издавались эдикты, ограничивающие число пуговиц на одежде в зависимости от сословия владельца.


[Закрыть] Это не то, на что ты можешь рассчитывать. А еда? Могу поспорить, дичью тебя не закармливали. Ты даже не знаешь названия пряностей, которые будешь требовать!

Эрна хотела ляпнуть, что пряности – это страшно дорого и что вряд ли их найдут в осаждённом городе, но умудрилась сдержаться.

– Не важно, смогут ли их достать, – засмеялась старуха, угадывая мысли девочки. – Важно, что мы их потребуем. Ты родственница самого короля, да будет милостив к его душе Заступник, ты должна получить всё самое лучшее. Прикажу, чтобы нам достали корову для омовений.

– Что?!

Госпожа Татин погрозила своим высохшим пальцем.

– Не так громко, девочка. Ты не должна кричать, воробушек. Ты не должна удивляться. Кто угодно, только не ты! В тебе течёт кровь королей, моя милая.

– Но ведь…

– Кто проверит? – подмигнула старуха. – Поверь мне, у короля и у королевы кровь такая же алая, как и у самого жалкого нищего. А молоко достанется мне. У меня больной желудок, ему полезно молоко и вредны пряности. Лекари молотят всякий вздор про равновесие моих соков, но я-то знаю, от чего мне бывает лучше. Ты ещё молодая, морщины не скоро избороздят твоё личико, тебе достаточно умываться водой. Когда проживёшь вдвое, втрое дольше, вот тогда придёт черёд для всяких штучек. Почему ты не благодаришь меня? Благодари, воробушек.

– Спасибо вам, госпожа, – послушно отозвалась Эрна. Ей легко давались языки, а хларский к тому же был немного похож на церковный, если привыкнуть к странному произношению и манере произносить всё в нос, будто они все простудились. Сейчас она понимала почти всё, что говорила ей старуха. Та зевнула.

– Когда приедем, попросись в церковь святой Окины, – сказала госпожа Татин. – Это самая красивая церковь в городе, к тому же добрая святая помогает в дороге маленьким девочкам.

– Но ведь…

– Ты, что же, молитв не знаешь, а, воробушек? Надо мне попенять Пауку. О чём он думал? Как же ты можешь не поблагодарить добрую святую за своё спасение? Разве не она спасла тебя от разбойников? Об этом только и разговору. Напали на тебя так близко от Балриля! В самый разгар перемирия! У таких людей ничего святого нет. Конечно, тебя выручила наша добрая Окина. Кто ж ещё-то? Помолчи пока, я хочу поспать. Подумай, в чём ты будешь каяться на исповеди. Не может быть, чтобы родственница короля не пошла на исповедь, так ведь, воробушек?

Она закрыла глаза и громко захрапела, оставив Эрну ошеломлённой полученным уроком.

* * *

Карета тряслась и подпрыгивала на ухабах дороги и девочка быстро устала. Если разговаривать, отвлекаешься, а так… смотреть в узкое окошко в двери кареты было невозможно, слишком быстро мелькали дубы. Иногда лес расступался и тогда взгляду девочки открывались поля, на которых работали крестьяне, одетые в одни только брэ[43]43
  Брэ – средневековая одежда, верхняя часть штанов из белого полотна, заменяющая также нижнее бельё, часто представляли собой бесшовную набедренную повязку, однако здесь имеются в виду брэ со сшитыми штанинами. Обычно брэ прикрывались верхней одеждой. Шоссы – средневековая одежда, часть штанов, представляющая собой закрывающие ноги чулки, которые подвязывались к поясу. Шоссы были цветными, часто каждая штанина красилась в свой цвет.


[Закрыть]. В Тафелоне брэ – вместе с шоссами – носила только знать, простые люди одевались в свободные порты из крашеной ткани.

– Чего ты там ёрзаешь? – внезапно прервала свой храп старуха. – Или тебе приспичило?

– Да! – ухватилась за предлог девочка. – Можно, я попрошу остановиться?

– Это ещё зачем? – удивилась госпожа Татин. – Дурочка ты деревенская!

Она наклонилась и извлекла из-под сидения обшитую золотым атласом посудину с плотной крышкой. Девочка заморгала. По атласу шло серебряное шитьё и стоило это таких денег, каких Эрна и в глаза не видывала. А старуха сунула посудину под нос девочке.

– На, держи! – щедро предложила она. Эрна замотала головой. – Ну, как знаешь. Терпи тогда до Арола.

Она сбросила крышку, подняла юбку и засунула посудину себе под платье. Поёрзала, усаживаясь поудобнее и девочка услышала, как струя бьётся о медное дно. Потом старуха принялась тужиться. Послышался шлепок и тихий плеск, за ним второй… в карете немедленно воцарилась вонь. Старуха умудрялась испражняться прямо на ходу, несмотря на тряску. Закончив своё дело, она извлекла откуда-то пачку льняных платочков и, пристав, принялась подтираться. Эрна всё гадала, почему очередной толчок не сбросит посудину с сидения, но госпожа Татин, видно, была к этому привычной. Наконец, она вынула посудину и снова сунула её под нос девочке. Та отпрянула, невольно отметив, что госпожа Татин, похоже, была совершенно здорова, и цвет мочи, и испражнения свидетельствовали об этом совершенно ясно. Но мнения Эрны как лекаря никто не спрашивал.

– Я не хочу, спасибо, – сказала девочка, потому что старуха продолжала протягивать ей посудину. Госпожа Татин презрительно фыркнула.

– Тогда закрой и убери на место, – приказала она. Девочка молча повиновалась.

* * *

К концу поездки девочка возненавидела госпожу Татин куда больше, чем своего недавнего спутника рыцаря Дэгейра. Ну и удружил ей дядюшка Виль! Подобрал товарищей – одна другого краше! Карета тем временем катилась себе и катилась и к вечеру, когда у Эрны не было сил больше терпеть вонь, голод и боль в животе, они добрались наконец до Арола. Полюбоваться на город ей не дали, как не дали и выбраться из кареты в середине дня, когда меняли лошадей. Сержант отряда обменялся несколькими словами со стражниками на воротах, копыта коней застучали по каменной мостовой… и вдруг карета остановилась.

– Эй, что там ещё? – сердито закричала старуха. Дверь кареты открылась. Госпожа Татин с удовольствием оглядела встречающих: молодых дам, жён и невесток самых знатных граждан города, девочек примерно одного с Эрной возраста, пожилого серьёзного казначея и нескольких парламентских клерков. Женщины и девочки кланялись, мужчины приветственно улыбались. Позади них толпились зеваки. В Ароле никто не знал доподлинно, как следует встречать девочку, в чьих жилах текла кровь королей, но… переданная незаконно, без освящённого церковью брака. Кажется, за всю историю города им не приходилось никогда держать у себя такую заложницу. Арол был ключом страны, важнее, чем Несдье и Миор, и дочь лю Дидье должна была стать гарантом того, что этот могущественный человек сделает всё для её – и их безопасности.

Мальчишка примерно одного возраста с Бастином протиснулся вперёд и подал руку, помогая Эрне вылезти из кареты. Девочка пролепетала слова благодарности и посторонилась, давая дорогу своей спутнице. Казначей и клерки обнажили головы и поклонились. Госпожа Татин с большим самодовольством протянула наружу две руки и, чтобы помочь ей, к карете подбежали два пажа. Старуха едва кивнула им.

– Всё готово, я надеюсь, господин Гильбэ? – спросила она казначея. Тот кивнул. Толпа зевак раздалась, пропуская хорошенький, украшенный лентами портшез, который несли два рослых горожанина в высоких войлочных шапках. Если бы Эрне не было бы так дурно и не так бы хотелось поесть и уединиться, она бы наверняка захлопала бы глазами от удивления. Но сейчас она только кивнула с таким равнодушием, что зеваки приняли девочку за путешествующую принцессу. Портшез был слишком мал для двоих и Эрна с радостью поняла, что на время избавится от старухи. Госпожа Татин придержала её за рукав и сунула в ладонь кошелёк.

– Кидай, – прошипела она в самое ухо девочке. Со стороны казалось, что старуха говорит своей маленькой подопечной какие-то ласковые слова. – Кидай в толпу, слышишь? Этого ждут.

Эрна кивнула старухе, села в портшез и была вознесена над толпой. Зеваки закричали. Девочка величественно кивнула, боясь, что, если они помедлят ещё немного, она испачкает этот хорошенький портшез. Распустив горловину кошелька, она сунула туда руку и вытащила горсть мелких монеток вперемешку с жареными орехами. Кинула эту горсть в зевак справа, потом вторую – в зевак слева. Кое-где завязалась драка. Как глупо! Перед портшезом встали стражники с глефами[44]44
  Глефа – древковое пехотное холодное оружие


[Закрыть] и им дали дорогу. Эрна оглянулась. Госпожа Татин о чём-то горячо спорила с седым бородатым мужчиной в чёрной бархатной мантии. Девочка швырнула ещё одну горсть в толпу и принялась смотреть вперёд.

Глава девятая
Побег

Эрна даже не представляла, что ей придётся жить бок о бок с кем-то, кого она так ненавидит. Виль в Ароле так и не появился. Умер? Бросил её? Девочка даже хотела вызвать его в зеркале и непременно бы это сделала, если бы мерзкая старуха отстала от неё хоть на мгновение. Госпожа Татин спала с ней в одной кровати, ела из одной посуды, сопровождала её и днём, и ночью. Она заставляла Эрну молиться и больно била её ивовым прутиком по рукам и по шее. Она заставляла Эрну вышивать и снова била её прутиком, если девочка рвала нитку или затягивала тонкую ткань. Она учила Эрну вести себя за столом и била её по лбу ложкой за малейшую ошибку. Каждое мгновение девочка делала что-то не так. Не так держала спину, не так смотрела, не так держала юбку, не так шагала…

Прошло всего три дня, а Эрна возненавидела оленину, которую каким-то чудом умудрялись доставать для неё горожане, рябчиков и цыплят, которых подавали к её столу, фрукты в меду, смесь кислых и сладких блюд, которыми её потчевали попеременно… и постоянно, в каждом блюде пряности. Перец, корица, кардамон… всего слишком много, даже в питье, нельзя ни на мгновение перевести дух, во рту гадко…

Девочка привыкла вставать на рассвете, но дома она доила коз, а тут надевала «самое скромное» платье (ещё богаче, чем те, которые достал для неё Виль) и шла с госпожой Татин в церковь. Там усердно молилась – «ты должна не притворяться, ты должна отдаться вере в Заступника всем сердцем, чтобы ни один, даже самый дотошный святоша не заподозрил тебя!» – и не менее усердно смотрела по сторонам – «никто не поверит, что тебе неинтересно поглазеть на юношей, которые там собрались!». Потом возвращалась в дом, похожий на дома-крепости баронов в городах Тафелона, и садилась вышивать и слушать, как духовник госпожи Татин читает вслух благочестивые тексты о женской природе, обычно ужасно ругательные. Потом обед, снова церковь, но уже в нарядном платье, потом «дела милосердия» с раздачей оскорбительно скудной милостыни – «эти наглые горожане решили экономить на твоём содержании!» – ужин и опять церковь.

Уже в первый день девочка взвыла. На второй она впала в тоску, на третий решила действовать. Если дядюшка Виль умер… тогда надо пробраться назад, домой, к маме. Если жив – он спасёт от этой кошмарной старухи. Но как узнать? Подлая карга так усилено изображала благочестие, что, ясное дело, колдовать она не позволит. Надо было избавиться от постоянного присмотра. Убивать госпожу Татин… наверное, чересчур. Эрна с облегчением решила, что ей никто не позволит без спросу лишать жизни высшую посвящённую. В глубине души девочка подозревала, что это не так-то просто. Тогда что?..

Хвала Освободителю, нужду в доме справляли всё-таки не при всех, а в отдельном чулане. Запершись там, девочка достала рвотный корень, который так и не опробовала во время поездки с рыцарем Дэгейром, и старательно измельчила его ножом. У неё будет только одна попытка. Только одна.

Спрятав растолчённый корень в рукаве, Эрна принялась ждать. Когда ты знаешь, что делать, всё куда легче. За ужином старуха скривилась. Несмотря на свои слова в дороге, она налегала на пряности, особенно любила кардамон, и часто требовала подавать его к столу отдельно, чтобы высыпать на свою половину супа сколько душа пожелает. Эрна молилась Освободителю и ждала, когда старуха отвернётся. Танцующий Кабан когда-то сказал, что с дураками, бывает, срабатывает старое доброе «ой, посмотрите, что у вас за спиной!», но с умными лучше и не пробовать, непременно попадёшь в ловушку. Поэтому – ждать. Все отводят глаза, все.

Он ужинали только вдвоём, сидя рядом за столом, и ели из одной тарелки, которую ставили перед ними невозмутимые слуги. Суп был густой, вкусный, и госпожа Татин всегда проводила в нём черту, отбирая себе две трети. Черта то и дело зарастала, тогда госпожа Татин проводила её снова, всегда чуть-чуть, да сдвигая в сторону девочки. Если не поторопиться, старая карга могла сожрать весь суп одна.

Девочка потянулась к хлебу, лежащему перед ней, и «нечаянно» задела вазочку с кардамоном своим широким рукавом. Старуха облизала ложку и ударила девочку по лбу.

– Ты просыпала его! – возмутилась она, подхватывая в щепоть смесь пряности и рвотного корня. – Сколько раз я тебе говорила: движение должно быть изящным и точным!

– Прошу прощения, госпожа Татин, – опустила взгляд девочка. Она с трудом скрывала торжество, видя, как противная старуха сыпет яд на свою половину. Потом девочка осторожно добавила смесь кардамона и корня себе. Немного, совсем немного, но этого должно было хватить.

* * *

Эрна ждала. Она лежала в постели, широко открыв глаза, и ждала. Если она рассчитала правильно, скоро госпожа Татин поплатится за все свои выходки. О, Освободитель, пусть она поплатится! О…

Она, видимо, заснула, потому что раздавшийся рядом чудовищный звук заставил ей проснуться. Несчастная дама стояла на коленях возле своей любимой ночной вазы (эта была сделана из серебра и слуги обязаны были время от времени её чистить) и расставалась со съеденным за ужином. Вокруг уже суетились служанки, одна держала волосы своей госпожи, вторая причитала, третья подносила питьё в перерывах между приступами. Эрна застонала.

– Я умираю, – прошептала она достаточно громко, чтобы её услышали. – Мой живот! Меня отравили!

Госпожа Татин крепче вцепилась в вазу.

– Кыш… отсюда, – сумела выговорить она.

Эрна кое-как сползла с высокой кровати и, то и дело сгибаясь и издавая душераздирающий стон, поспешила к выходу. На ходу она цапнула свой пояс, к которому были привязаны кошельки и зеркало. Какая-то служанка пихнула девочке в руки стакан с отваром целебных трав. Девочка понюхала его и решила, что сгодится.

Так. Хорошо. Первый шаг был сделан.

Она задумалась, не усыпить ли их всех, но питьё, которое помогало сопротивляться наведённому сну, ещё надо было сварить. На это нет времени. Неважно. Она заперлась в чуланчике, в котором уже привыкла справлять нужду, и почувствовала, что её тоже тошнит. Съеденного было жаль, очень жаль, суп был по-настоящему вкусный, но за всё надо платить. Когда Эрну вырвало, она отдышалась, прополоскала рот отваром и задумалась. То, что она сделала сегодня – не самый добрый поступок. С другой стороны – разве госпожа Татин не была проклятой и разве она не обращалась с Эрной жестоко? И разве беспокойство за учителя – это не доброе чувство? Собравшись с духом, Эрна коснулась гладкой поверхности зеркала. К её удивлению, оно откликнулось сразу, озарилось светом и…

Дядюшка Виль спал! Мирно спал, завернувшись в свой плащ. Его лицо было строгим даже во сне, и девочка смутилась. Вообще-то он запрещал ей подглядывать за ним с помощью зеркала. Мало ли на что можно наткнуться. Вспомнить тот день, когда Виринея, белая волшебница, решила показать ей «доброго дядюшку Виля за работой». Брр… Куль, который валялся рядом с убийцей, шевельнулся, и Эрна поняла, что это была женщина. Живая здоровая женщина, которая разделила с прозревшим… плащ или что там он подстелил вместо ложа, а теперь спокойно спала рядом с одним из самых опасных людей, которых девочка знала. Эрна поняла, что, если Виль когда-нибудь узнает о её проделке, он ей точно всыплет так, что мало не покажется, но остановиться уже не могла. Белая магия не отнимает так много сил, как колдовство, надо только сосредоточиться и считать, что ты прав. А Эрна была права! Она только хотела узнать, где находится её наставник! Фигура Виля уменьшилась и отдалилась. Он лежал посреди лагеря, разбитого, похоже, на лесной поляне. Костёр не горел, только слегка курился дымом, и одно лишь волшебство помогало разглядеть в темноте часовых. Никакая опасность, похоже, дядюшке не угрожала. Картинка всё уменьшалась и отдалялась и вот Эрна видела уже тропу, а затем дорогу, которая вела, вела, вела… и довольно быстро привела к городу, высокие стены которого девочка никогда не видела. Ещё немного захватывающего дух полёта… и, наконец, Эрна стала узнавать улицы, церковь святой Окины… а вот их дом, снаружи похожий на выточенный из камня куб с шипами-башнями по углам. Картинка летела всё быстрей, пока Эрна не влетела обратно в собственное тело. Её мутило и она едва успела согнуться, как снова вырвало. Девочка опять прополоскала рот и скривилась. Предсказания, сделанные с помощью белой магии, должны сбываться. Виль потому и не любил «заглядывать за угол», что потом не знаешь, куда бежать и за что хвататься.

Чуланчик был мал, но в нём хватило места, чтобы распустить волосы и закружиться, закутываясь в тени. В ночном доме – кто её увидит? На этот раз Эрна будет осторожней, чем в замке Дидье. К тому же дядюшки Виля тут нет, а госпоже Татин ещё долго будет не до неё. Осторожно ступая, девочка вернулась в комнату. Госпожу Татин всё тошнило. Эрна надеялась, что действие рвотного корня закончится не раньше, чем старуха вытошнит собственные кишки. Даже если бы девочка не прибегла к колдовству, на неё никто бы не обратил внимания. Эрна знала: если перебрать с рвотным корнем, спазмы будут так сильно выкручивать тело, что человеку покажется, будто он расстаётся с внутренностями. Да и кардамон мог тоже как-то влиять на действие лекарства. Неважно. Эрна подхватила свои башмачки и, подумав, платья служанок, которые обычно спали на тюфяке у дверей, но сейчас в одних нательных сорочках хлопотали вокруг госпожи. Младшая служанка была рослой девицей, а вот старшая – такой щуплой и низенькой, что её платье пришлось Эрне впору. Никто даже не обернулся. Девочка снова застонала и выскользнула в коридор, как будто её снова скрутило. Там она безжалостно оборвала со своего пояса бубенчики, нарезала ленты из платья младшей служанки и замотала свои красивые башмачки. Потом заметила рваные отблески пламени и отступила в тень. К госпоже Татин вели лекаря. Отлично. Эрна поспешила к дверям и успела выскользнуть наружу до того, как они были захлопнуты привратником. Лучше некуда.

Впервые за долгое время девочка оказалась совершенно свободна. Ночь будоражила, луна звала отдаться новому настроению, отдаться колдовству, пуститься в пляс… Эрна сдержалась. Она взяла одну из нарезанных из платья лент и несколько раз перехватила свои волосы, так, чтобы они не были ни связанными, ни распущенными. Прекрасно. Крепко завязав вокруг талии пояс, Эрна, как по нитке, пошла по пути своего предсказания.

* * *

Ночной город был совсем не то, что ночной лес. В нём иначе пахло, намного хуже, резче и противней, не шелестели деревья и не кричали птицы. Зато в нём были люди, много людей, даже в темноте, и их следовало опасаться. К счастью, почти все они носили с собой факелы или фонари, которые давали больше теней, чем света, и ещё одну маленькую тень никто не замечал. Девочка слышала пьяные песни, крик ночного сторожа, прерывистые неискренние женские стоны… а на другой улицы – жалобный девичий вой, безнадёжный крик сломанной игрушки. Большеногая Врени, цирюльница и проклятая из Ранога, когда-то давным-давно рассказывала, что в городах, бывает, юноши собираются в толпы и хватают девушек, чтобы взять их силой по очереди или вместе. Тогда Эрна не поняла, о чём женщина рассказывает, а мать прогнала девочку от костра. Теперь она понимала. У Эрны не было даже мысли помочь несчастной. Всё происходящее её не касалось. Это слепые, люди, которых обманул Надзиратель, чтобы покрепче приковать к миру, куда обманом их заманил Создатель. Что они делают друг с другом, её не касалось. Внезапно девочку поразила мысль, что с ней может произойти нечто подобное же, если банда наткнётся на неё. Эрна похолодела. Вокруг стало ещё темнее, она не сразу поняла, что это снова у неё из-под пальцев полилась тьма. Она закусила губу и заставила темноту расступиться, так, чтобы та не окружала девочку, а вилась на некотором расстоянии от неё. Это немного отвлекало, но теперь достаточно заклинания, чтобы вокруг стало так светло, что у любого, кто на неё покусится, выгорят глаза. Нападать на девочек – это очень, очень злой поступок!

Послышались шаги. Девочка отпрянула к стене дома… скривилась. Судя по запаху, она была влажной не от росы. Но шаги были слишком уж близко. Факельщик и четыре военных. Их было легко узнать по тяжёлому уверенному шагу людей, привыкших крепко держаться за землю, и по невероятной смеси из нескольких языков. Наёмники. Эрна узнала тафелонские и нагбарские слова, которые перемежались хларским и церковным языком – для пущего понимания, похоже. А раз говорят на церковном, значит, не простые люди.

Неважно.

Девочка на всякий случай запомнила и походку, и голоса. Говорили они о перемирии, которое должно было вот-вот закончиться, о яблочном вине и достоинствах какой-то Перитты. Ничего важного. Переждав, пока тени перестанут плясать, Эрна двинулась дальше. Город был большой, а их дом стоял далеко от нужной стены, к тому же улицы то и дело петляли и пару раз девочка зашла в тупик. Но она не сдавалась. Вот и стена! Девочка сглотнула. Через неё предстояло перелезть, но как? Конечно, Танцующий Кабан учил её, но… почему же она такая дурёха и не прихватила верёвку?! А если бы прихватила, что тогда?

Эрна размотала тряпки, которыми обмотала башмачки, и хозяйственно засунула за пояс. Нечего было и думать скрутить верёвку из остатков украденной одежды, её слишком мало, не хватит ни длины, ни крепости. Девочка ощупала стену. Камни были старые, где-то выпавшие, где-то перекосившиеся, разного размера и формы. Эрна осенила себя перечёркнутым священным знаком. Если Освободитель отвернётся от неё… узнает ли Виль о том, что она умерла и родилась снова? Она нащупала выемку в стене, образованную выпавшим камнем, поставила туда ногу, толкнулась, нащупала выступающий камень… ползти было высоко, далеко и страшно. Надо было не сопеть, не шептать молитву, не ругаться и не скулить от страха. Бесшумно и плавно, как учил Танцующий Кабан. Она почти добралась до верха, когда услышала шаги на самой стене. Распластавшись по холодным камням, девочка ждала, пока стражники пройдут мимо. Освободитель! Сжалься! Ещё чуть-чуть – и она бы упала, но, к счастью, они ушли. Язык, на котором они разговаривали, был девочке не знаком, а, может, всё заглушала шумевшая в ушах кровь. Вот и верх! Эрна не позволила себе выпрямиться во весь рост, она ползком перебралась на ту сторону и аккуратно перекинула ноги через край.

Всё стало ещё хуже. За внешней стороной стены следили лучше, чем за внутренней, и цепляться было почти что не за что. К тому же она была выше, а, может быть, девочке так показалось с перепугу. Она молилась Освободителю, молилась луне, молилась своему лесу и вспоминала маму, но кое-как спускалась, спускалась, спускалась… пока выбоины и выступы не пропали вовсе. Эрна безнадёжно шарила ногами по гладкой поверхности… а потом её руки ослабли и она сорвалась вниз.

К счастью, лететь оказалось недалеко. Не очень далеко. Достаточно, чтобы девочка успела сгруппироваться, как учил Танцующий Кабан, и правильно поставить ноги. К несчастью, под ней оказались заросли крапивы. К тому же совсем бесшумно сорваться не получилось. На стене кто-то закричал, труба просигналила тревогу, забегали люди, замелькали факелы. Мимо что-то пронеслось и вонзилось в землю. Стрела. Эрна прижалась к стене, так и оставшись в крапиве, хоть та и ужасно обжигала кожу даже сквозь одежду. Потом медленно и осторожно двинулась прочь – сперва вдоль стены, потом рискнув от неё отодвинуться, всё ещё закутанная в неверные ночные тени, от луны и заслоняющих её облаков ещё более зыбкие, чем от факелов.

Она позволила себе перевести дух, только когда добралась до леса. Далеко погоня не дошла, им не было смысла бегать за одним шпионом, заманивающим, быть может, в засаду.

Эрна протиснулась сквозь подлесок, пока по весеннему времени ещё не слишком густой. Дома лес расступался перед ней, сейчас приходилось справляться с чем есть. Девочке хватило ума защищать лицо, мало ли что случится, и ещё руки, о которых Виль говорил, что они выдают человека, если о них не позаботиться. Ведовской дар, а, может, простая удача помогли Эрне найти открытое место, здесь, похоже, срубили дерево недавно и пока оно не заросло. Так и есть, с другой стороны сюда вела тропа. Неважно. Эрна опустилась на землю и улыбнулась луне. У неё получилось! Получилось вырваться на свободу! Значит, получится и всё остальное. Девочка ножом очертила вокруг себя круг. Так близко к городу, наверное, нет ведьмы, а, если и есть, круг защитит от её поиска. Наверное, защитит. Ну, если не защитит, то Эрна ей всё объяснит. Они же сёстры! А в самом крайнем случае было заклинание «дядюшки Лонгина», превращающее тьму в свет, нестерпимый для проклятых.

Круг. Это первое. Теперь её кровь.

Эрна очистила лезвие ножа, прошептала ему просьбу, чтобы он не принёс ей болезнь и смерть…[45]45
  «Эрна очистила лезвие ножа, прошептала ему просьбу, чтобы он не принёс ей болезнь и смерть»: если тыкать в себя ножом, побывавшем в земле, можно подхватить столбняк, лечения от которого практически не существует.


[Закрыть] аккуратно уколола палец. Это не простой нож, это заговорённый, волшебный нож, он видел много смертей и помогал маме колдовать. А теперь это её собственный нож. Потому что его подарил девочке дядюшка Виль.

– Кровью моей, – торжественным шёпотом произнесла юная ведьма, – сталью. Во имя луны полной – и луны рождающейся. Во имя растущей луны – и луны умирающей. Во имя леса, что дал мне силу. Заклинаю тебя – приди! Приди! Приди!

Она потянулась мыслями вниз, в землю, упала туда как семя, проросла из него как трава, потянулась к небу, к луне… только один человек на свете мог услышать этот зов. Только один человек мог на него откликнуться.

– Во имя земли, где я родилась. Во имя леса, который тебя усыновил. Во имя клятвы, которую ты принял. Во имя всего, что есть между нами. Заклинаю тебя – приди! Приди! Приди!

Только один человек на свете, тот, который однажды, спасаясь от погони, позволил ведьме провести обряд усыновления лесом. Тот, который стал матери Эрны названным братом. Матери Эрны, которая уже тогда носила под сердцем дитя. Эрну.

– Во имя крови, что ты разделил с моей матерью. Во имя леса, который принял твою душу. Во имя силы, которую ты во мне взрастил. Заклинаю тебя – приди! Приди! Приди!

Только один человек на свете мог услышать этот зов и только один человек не мог ему противиться. Он придёт, из любого места на свете придёт. Он придёт сюда и поможет ей.

– Кровью моей, сталью. Во имя полной луны и луны рождающейся. Во имя растущей луны и луны умирающей. Во имя леса, что дал мне силу.

Мысль девочки рвалась вверх ликующей птицей, она летела и летела, пока, сложив крылья, не упала, как коршун, на свою добычу. Колдовство, которое помогало Медному Пауку быть незаметным, намертво связывало его с родным лесом Эрны, связывало с его ведьмами и вынуждало являться и уходить по их приказу – если они могли собрать достаточно сил, чтобы его позвать или прогнать. Эрна всего один раз видела, как мама зовёт названного брата. Не тогда, когда Магда впервые поделилась с ней силой и на грани смерти вызвала Виля, чтобы он помог ей добраться до дома. Тогда Эрна ничего не заметила, она слишком боялась, а потом и вовсе умчалась за помощью.

А в другой раз, когда Виль не пришёл единственно потому, что был пойман и закован в кандалы. Магда тогда чуть не погибла, а саму Эрну утащили нанятые ведьмами Бурой башни наёмники. Но она видела, как взгляд матери обратился внутрь и кожей почувствовала зов, обращённый к Вилю. Им это тогда не помогло.

Эрна закашлялась и упала на четвереньки. Всё тело охватила слабость. Это хорошо. Это правильно. Значит, колдовство подействовало. Она кое-как села. Хорошо, что она не упала на прочерченный в земле круг! Тогда было бы плохо. А так она посидит и подождёт. Виль услышит. Он обязательно отзовётся.

* * *

Утром в лесу ещё до рассвета можно услышать птичье пение, особенно весной. Но Эрну разбудила злобная ругань очень знакомого голоса. Здесь слишком густо росли деревья, чтобы было светло, но всё же солнца хватало, можно было разглядеть тёмную фигуру наставника и догадаться: благодаря кругу он её не видит. Эрна ножом затёрла черту и виновато подняла взгляд. На свежую голову ночная выходка перестала казаться девочке такой уж правильной и разумной.

– Я так и думал, – очень спокойно произнёс убийца, и девочка съёжилась. – Что это значит, Эрлейн?

– Ты меня бросил! – тем не менее воскликнула она. – Я думала, тебя убили!

– Да неужели? А что госпожа Татин? Она благословила тебя на поиски моего трупа?

– Она не знает, – пробурчала девочка, стремясь отдалить признание хотя бы ещё немного. Если Виль говорит «госпожа Татин», значит, он договорился с этой каргой и вряд ли обрадуется её отравлению.

– Да ну? – не поверил ей убийца. – Эрлейн, а ну-ка посмотри на меня. Ты что же, навела на неё порчу? Никогда не поверю, что ты смогла с ней договориться.

– Промывание желудка полезно для здоровья, – пробормотала девочка, неохотно выполняя приказ. По лицу Виля нельзя было понять, насколько сильно он сердится.

– Рассказывай, Эрлейн, – приказал убийца.

Раз она пока «Эрлейн», а не «ваше дюкское высочество», всё, может быть, и не очень плохо, хотя с дядюшкой Вилем никогда не знаешь наверняка. Запинаясь, Эрна принялась рассказывать о своём злодеянии, а заодно и про карету и посудину, обитую атласом, и про молитвы, и побои, и про то, что к утру рвота госпожи Татин, конечно, прекратится, а старуха она здоровая и не умрёт и к тому же Эрне всего-то надо было, чтобы от неё все отстали!

Когда девочка замолчала, разразившаяся тишина показалась ей оглушающей. Даже птицы, кажется, замолчали, ожидая её приговора. Эрна зажмурилась, потом приоткрыла правый глаз и рискнула посмотреть на наставника. Тому, кажется, было плохо. Он хмурился и как-то странно дёргал лицом. Когда девочка широко распахнула оба глаза, в ужасе думая, что у дядюшки, наверное, припадок, только вот чего и как это лечится, убийца махнул рукой и захохотал, наконец, во весь голос. Эрне, однако, было не до смеху.