Текст книги "Цена предательства (СИ)"
Автор книги: Наталья Пафут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
Я молчу, думаю. Цвет меняют? Интересно.
– А как оксидировать?
Получаю подробную инструкцию. Какой металл? Мифрил. Задумчивый взгляд на меня, и серебро тоже! Через час я вышла из магазина с двумя бутылками, наполненными какой-то вонючей черной жидкостью. Кажется я теперь знаю как спрятать мифрилы Рема. Зашла в магазин «Все для рабов» – купила серебряные цепи, еще раз задумчиво посмотрела на симпатичный кляп, вздохнула, мой агрессивный раб не поймет шутки и точно не заткнется…
Накупила краски для волос. Может еще и пудры для ардорца купть? – Точно побьет…
Ужи близится вечер, а еще столько всего надо сделать! Как же я устала, меня даже качает. Переоделась в своем номере, накрасила лицо яркой косметикой, обновила черный цвет волос. Посмотрела на себя и не узнала! Где я, маленькая золотоволосая принцесса Мира с забавными ямочками на щеках и доброй улыбкой! Передо мной стояла грациозная дама. На похудевшем лице выделяются огромные чуть раскосые ярко-зеленые глаза, очень бледное лицо, острые скулы выступили вперед, черные брови взлетают косо вверх, пухлые, чуть бледноватые губы. Высокая и стройная, я выглядела повзрослевшей и другой. Еда, вода и горячая ванная принесли мне облегчение и прояснили мысли, но выглядела я по-прежнему какой-то изможденной. Печаль и усталость таились в глазах, придавая всему моему облику какой-то романтический, трагический оттенок. Попробовала задорно улыбнуться, белые зубы сверкнули в радостной, широкой улыбке, не затронув глаз. Я взмахнула ресницами и запорхала ими как бабочка крыльями, мой взгляд приобрел глупый, высокомерный вид, задрала нос, поджала губы – удовлетворенно вздохнула, но что ж, старые навыки еще не растеряла.
Следующая задача – присоединиться к обозу. Пораспрашивала в богатом ресторане, меня направили к руководителю обоза капитану барону Жану Равку. На пути к капитану пришлось выдержать тяжелый бой со всеми его помощниками, слугами, утвержающими, что нет мест, обоз выходит завтра и надо ждать следующего, через две недели и надо предоставить документы и оплату, а барон Равк занят, очень занят, а вы вообще кто такая… Мне страшно. Мы в розыске. Императору очевидно, что я и Владыка будем всеми правдами и неправдами пробираться в Ардор. Все предупреждены. Северный Тракт наполнен креландскими солдатами, ищущих бежавшую принцессу и раба-ардорца. Только за ланчем я читала новостной листок с описанием наших зверств. Но я истиная дочь своего отца, не зря я проводила часы, слушая совещания императора со своими советниками и министрами, из меня получилась бы прекрасная королева – хитрая и лживая. Я знаю, что при любой диктатуре и тирании страх и неуверенность царят в рядах самих чиновников. Я играла на трусости, ибо знала, что трусость в соединении с жестокостью как раз и являются логическим следствием любой тирании. Здесь нельзя показать слабость, крик, хамство и приказы действуют здесь лучше, чем просьбы.
– Десять минут! Десять минут своей жизни я угробила на этого идиота в кителе! Пошел вон рядовой! – я ору, как ожержимая на бедного лейтенантика, пытавшегося удержать меня.
– Я маркиза Капрская, жена лучшего друга самого императора Дарко – маркиза Антона Капрского, героя ардорской войны. И что! Этот жалкий червяк унижает меня своими вопросами. – Я визжю, бешено вращая глазами. – Вы обязаны взять меня в этот ваш обоз завтра! Этот противный городишко воняет, никакие духи не могут отбить этот смрад! Здесь самая отвратительная еда и тупая прислуга! – Мужчины с выпученными глазами слушают меня, – я, благородная маркиза, только что с Великого имперского бала, да сам Дарко обещал мне легкой дороги и что! А ведь блистательный герцог Эжери предупреждал меня, говорил, чтобы я была готова к хамству креландских офицеров, – заваливаю их самыми громкими, знаменитыми именами, – ах, я буду жаловаться! Имя, имя этого рядового, я напишу барону Александру Войеру! Да, да я буду жаловаться, прямо сейчас начну писать письма, мне список всех ваших имен! Начнем с этого солдатика…
– Я, я лейтенант Марис, уважаемая маркиза Капрская, я выполняю свой долг, бумаги нужны для…
Я томно вскидываю рукой, браслет Госпожи мелькает перед моей ошарашенной публикой:
– Рядовой, уже рядовой, лапочка! Какие бумаги! Я взяла свои платья, драгоценности, духи, говорят герцог Томеррен-душечка дает в этом варварском Ардоре незабываемые балы! А бумаги придут позже с моим багажем – четыре огромные крытые повозки, это все мелочь, суета, дурь! – Лейтенант уничтожен, разбит… Я от отчаяния взмахнула другой рукой, массивный золотой браслет сверкнул сапфиром, размером с голубиное яйцо – мамин любимый камень. Мужчины взглядом проследили за моей рукой. Императорские фамильные драгоценности ослепили их. Перед выходом я оделась на манер маркизы Анны Шамер – как можно больше сверкающих побрякушек, пальцы мои были так густо унизаны перстнями, что я точно не удержала бы вилку с ножом.
– Ах, любезный барон Равк, можно я буду называть вас Жан, как вы умудряетесь работать в таких условиях, вы же окружены идиотами!
Все проблемы были улажены. Да, конечно мне нужна самая дорогая карета. Для прислуги нет места – да что вы говорите, как же трудно мне будет! Плачу золотом, прямо сейчас, какие проблемы, а вот вам золотой в придачу и вам! Да, раб, ардорец, одна штука. Нет конечно я согласна с вами, они все опасны, да, пойдет в колонне рабов, да скованный, ох а я уже купила ему такие симпатичные наручники на руки и ноги и даже на тело, да, серебряные, по последней моде. И кляп уже присмотрела, с сапфирами, под мой браслет. Но как же в колонне, он мне нужен при мне, а кто водичку мне принесет? А кто ножки усталые разотрет? У меня и цепи такие симпатичные есть и плеточка… Мой раб смирный, это же подарок моего мужа на свадьбу…Рабы такие полезные вещи в быту…
Я тараторила, не останавливаясь, широко и глупо улыбаясь. Я видела, что мужчины уже устали, готовы были согласиться на все, завтра мы присоединяемся к обозу и едем в Ардор.
Глава 8 Путь в Ардор
Я очнулась обессиленной, полностью пришла в сознание, но была заключена в тюрьму из неподвижной плоти и костей. Неспособная двигать руками и ногами, с веками закрытыми так плотно, как будто я плакала клеем, оказалось, что функционировал лишь мой слух: кто-то надо мной разговаривал. Два голоса. Женский и мужской, оба – незнакомы. Испугалась. Где я, что со мной. Наверное нас все-таки схватили. Но кто? Надо расслабаться и попробовать вспомнить.
Спрятав Рема в темный шерстяной плащ с капюшоном пробрались на постоялый двор. Помню, как весело было красить его волосы, как ворчал, но не сопротивлялся, понимал, что выхода нет. Из него получился очень даже симпатичный блондин. Объяснил мне, что это основной цвет волос в Ардоре, наиболее темным был светло-каштановый.
– Поместить изделие в кипящую патину. – Хмыкнул, – ты как, меня целиком погружать будешь или частями?
– Да, проблема… нет достаточно большой емкости, чтобы целиком…
Рем подобрал прутик, накрутил на него тряпку, окунул в кипящую жидкость. Я захлопала в ладоши и счастливо запищала – белый металл на наших глазал почернел там, где Рем проводил своей импровизированной кисточкой.
– Ну и вонь! Как будто у нас тут суслики дохлые в углах спрятаны, – поморщилась, в висках заломило еще больше, – уже неделю как сдохли…
Тряпочкой Рем тщательно потер браслеты – из насыщенного черного они стали темно серыми и блестящими.
– Очень тебе идет! – Помахала в воздухе серебряными цепями, – а вот с этими красотками ты будешь самым неотразимым рабом во всем обозе! Давай, оксидируй и их, будет комплект.
Шутками я пыталась скрыть свою нервозность и плохое самочувствие. Так невовремя я простудилась все-таки. И к целителю не успела сходить, совсем замоталась со всеми приготовлениями.
Что же так все болит то!
Помню, как утром мы присоединились к обозу. Мне предоставили огромную карету-повозку, которую я должна была делить с другой знатной дамой. Внутри было два мягких сидения-кровати, посередине маленький столик. На полу экипажа лежал темно-красный мягкий ковер, стены обиты тканями, большие стекла на окне и двери были цветными. Несмотря на мои протесты моего Рема увели к остальным рабам-ардорцам, объяснив, что когда идет движение обоза все должны быть на своих местах, во время привалов и ночевок рабов можно взять к себе дабы удовлетворить господские нужды…Я постаралась не заметить ухмыляющейся физиономии солдата, когда он явно представлял какие такие нужды мне потребуется удовлетворить с телом моего раба. Вскоре появились мягкий хлеб, сыр, масло и чаша горячего красного вина. За нашим обозом следовали три повозки с продовольствием, так что о пропитании мне не надо было беспокоиться. Аппетита не было, я отвратительно себя чувствовала и волновалась за своего мужчину. Как он там, с рабами, надеюсь, никто не узнает его…Последним, что я помню, это что я взяла в руки чашу с вином и отпила глоток. По груди распространилось упоительное тепло, разогнав на время холод, поселившийся в моем трясущемся теле. В голове зазвенело…
Я помню иллюзию дивной невесомости, я падала, у меня горели глаза, поле зрения сузилось до единственного темного пятна, но тут же вокруг этого пятна выросли и закружились яркие красные, оранжевые, желтые, белые круги, запульсировали и закружились. Я словно находилась в центре затягивающегося кругового вихря. Я слышала вокруг себя какие-то голоса, они звучали искаженно, отдаленно:
– М-а-р-к-и-з-а!!! М-а-р-к-и-з-а!!!
– Миледи Капрская!
– Да что же он бешенный то такой у нее, в кандалы!
– В-о-о-о-н!
Какие-то искаженные визги, чей-то большой рот…
Я испытывала стихийный ужас, небывалой силы панику и перестала понимать кто я или что я и где нахожусь. Я горела в огне, ощущала пламя под веками. От этого жара губы потрескались, саднили и распухли, но это было лучше, чем холод, который время от времени, слишком часто, возвращался. По крайней мере, жар не мешал лежать неподвижно, холод же бросал в дрожь, пробуждавшую спящих демонов во всем теле…
Поняла, что у меня есть губы, когда их коснулось что-то холодное. Кто-то, мужчина, сказал повелительно:
– Пейте!
Я с усилием проглотил вонючую жидкость. Стало легче, головная боль утихала. Я провалилась в красно-черный туман сна.
Моей первой связной мыслью было: «Идет дождь». Что-то барабанило рядом со мной, слух теперь отчетливо различал равномерный стук дождя, я слышала свист ветра. Вторая мысль сводилась к тому, что это наблюдение, даже будь оно верным, не есть слишком уж очевидная победа над хаотичными образами, кружащими и сталкивающимися в моей голове. Я так и не понимала где я. Я почувствовала прикосновение к своему плечу. Чьи-то пальцы приподняли мое веко, потом другое.
Не без усилия мне удалось открыть глаза. Ресницы слиплись, все лицо казалось холодным и одутловатым, как не мое. Я попробовала пошевелиться, а движение позволило ощутить ткань собственной одежды.
– Ну наконец то вы вернулись к нам, маркиза!
Ничего не понимаю. Я где-то лежу. В одежде. Мне плохо, кружится голова. Я попробовала сесть, чувствуя себя выбирающимся из болота бегемотом, и тут же повалилась назад. Сил не было, тело не слушалось меня.
– Лежите, лежите смирно, вам еще нельзя вставать.
Я послушалась по той простой причине, что не могла и шелохнуться. Посмотрела на мужчину. Маленький, пожилой человечек хрупкого сложения. В сером сюртуке, белой рубашке, полоска кружев на воротнике и рукавах, длинные волосы перевязаны в хвосте. Он улыбался быстрой кривоватой улыбкой тонких, сухих губ. Дал мне попить чего-то горького и вонючего.
Я коротко кивнула, поблагодорив, пить хотелось ужасно, сконцентрировалась – мне требовались огромные усилия, чтобы двигать распухшими губами.
– Вы кто?
– Я целитель, вы, маркиза, сильно заболели и мы вас лечили, лечили и вылечили, – я успокоилась, – «так я болела», – голос забавного человечка успокаивал, я начала уплывать в сон, – «не просто вода там наверное была, в той чашке»…
– Спите госпожа, не волнуйтесь, теперь вы будете выздоравливать, все самое страшное прошло… – «а что, было страшно?» – как-то отстраненно подумала я, – ваш раб в порядке, перестал буянить, как узнал, что вам лучше, спите…
«Рем! Мой раб! Что с ним!» – я все вспомнила. Подскочила. Снова повалилась на кровать. Мужчина уже ушел. Я лежу без сил, мне не встать. Прислушалась к себе, чувствую размеренный, спокойный ритм сердца ардорца. Жив, здоров. Не далеко. Где-то рядом. Идет. Болит рука, порезался что-ли… Как я люблю его. Слушаю стук его сердца, расслабляюсь, это мой центр, мой единственный оплот, моя опора, тот, за кого я могла зацепиться – он здесь, со мной…
Я закрыла глаза. С ардорцем все в порядке. Чувствую, что экипаж движется. Целитель тоже не проявлял беспокойства. Есть надежда, что нас не раскрыли. Соблазн поддаться панике усиливался еще оттого, что я была в экипаже одна. Где моя соседка. Проверила еще раз – мои руки не скованы. Я убеждю себя, что нас пока никто еще не нашел, что мы никому еще не показались подозрительным. Конечно, все это было просто удачей. Что там целитель сказал, раб уже не буянит! Только бы Рем держал себя в руках. Надо скорее выздоравливать и разбираться в ситуации.
Глава 7.4
Спать не было возможности от духоты и спертого воздуха. Моя голова плавала в поту на промокшей от пота подушке. Я проснулась, откинула тяжелое одеяло, оглянулась. Темно. Экипаж не движется, стоим на месте. Я осторожно спустилась с края моей лежанки, шатаясь, схватилась за стену, чтобы не упасть, приотодвинула дверь. В лицо мне пахнуло холодной сыростью, липкой, как когда в погребе лицом попадешь в паутину. «Туман», – догадалась я. – «Туман и мелкий, мелкий дождь». Вечер, вижу костры, люди смеются и переговариваются…
– Миледи маркиза, вы встали, – ко мне подскочил какой-то мужчина, присмотрелась, перед глазами плавали тусклые круги, – я позову целителя…
– Нет, – губами шевелить тяжело, хочется пить, – мой раб, приведите моего раба, – испугалась своего голоса, как ворона прокаркала, попробовала откашляться, но воздух застрял в пересохшем горле, попробовала повелительно посмотреть на солдата, представляю как жалко я смотрюсь в белой широкой пижаме, бледная, шатающаяся. – Раба сюда сейчас же! – Мне кажется он посмотрел на меня с сомнением и уважением, даже в таком состоянии дамочка нуждается в удовлетворении…Да, вот такие мы креландки, львицы прямо… Меня шатануло, я с достоинством сделала вид, что шагнула назад, на самом же деле просто упала на свою лежанку. Жду, считаю круги перед глазами. Начинается маленький кружочек в середине, разрастается в красный, большего диаметра, лопается и на его месте, как фейерверк на ночном небе появляется оранжевый, чуть большего диаметра, красиво… лопается…разлетается…Слишком быстро они лопаются, чувствую тошноту…От моего увлекательного занятия меня отвлекают шаги, звон металла, возня перед дверью, чье-то недовольное бурчание, – «скорее же, идиот…» – О, узнаю голос Рема, как всегда злится, дверь распахнулась, чуть не слетев с петель и с грохотом закрылась и… на меня налетел вихрь, меня схватили, обняли, поцеловали, еще и еще, везде, как же хорошо, какой же он мокрый и прохладный, то что надо моему разгоряченному телу, я закатила глаза от удовольствия, наконец то, как же я соскучилась!
– Мира, Мира, ты жива, любимая…
Схватил меня, посадил к себе на колени, обнял, внимательно посмотрел на меня, я утонула в этих любимых глазах. Отстранил чуть, взял за плечи, встряхнул:
– Ты чуть не умерла, засранка! Испугала меня! – Снова встряхнул, я довольно клацнула зубами, хватит уже трясти, давай целуй, – А я говорил, чтобы к целителю шла! – Обнял, поцеловал, – отшлепать бы тебя Госпожа…
Посмотрел на меня с подозрением, поцеловал лоб, прищурился:
– У тебя опять жар! Надо срочно целителя!
Ну вот сейчас опять убежит.
– Нет, нет, мне хорошо, ты такой прохладный, мне с тобой лучше всего, – шепчу, чтобы не испугать ардорца своими немелодичными хрипами, – он мне опять чего-то вонючее в горло вольет, не хочу, – чувствую глаза наливаются слезами, хватаюсь за Рема, не отпущу…
Ну когда меня слушался мой раб, моя слабая хватка разжата, осторожно положил меня на кровать, открыл дверь, зычным голосом позвал лекаря, переполошив пол-лагеря: – «да что же он паникер то такой?»
Приход и уход лекаря я пропустила. Я лежала и держала руку моего мужчины, вся сконцентрировавшись на том, чтобы не отпустить его.
– Мира пей,
Ободок чашки придвинулся к моим губам, и я пришла в себя настолько, что смогла попить и даже ничего не пролила. Рука на мгновение прижалась к моему лбу и убралась. Комментариев не последовало. Рем сел рядом со мной на пол, уступая сонливости и неимоверной усталости, я опустилась на подушку, прижалась к нему и не шевелилась, самозабвенно преданная, умиротворенная, а он склонился над мной и говорил, говорил…
Я проснулась, тотчас осознав, что лежу на белых полотняных простынях, слышу стук падающих на крышу экипажа капель дождя и ощущаю теплый запах тела Рема, смешивающийся с прохладным свежим воздухом, проникающим через щель окна надо мной.
Самого Рема в карете не было; это, я поняла, даже не протягивая руки и не открывая глаз. А когда поблизости раздался негромкий, будто кто – то старался двигаться потише, звук, я повернула голову на подушке в ту сторону и открыла глаза.
Помещение кареты было наполнено серым светом, который вымывал краски из всего, оставляя лишь бледные очертания фигуры, явственно видимой в полумраке. Я присмотрелась. Женщина, судя по одеянию, знатная.
– Здравствуйте, милочка, вы проснулись! Бедненькая моя крошечка, так болеть, так болеть! Мы уж думали потеряем вас.
Это было милая дама средних лет, кругленькая, аккуратненькая. Она представилась мне баронессой Эмилией Ванж. По-детски краснощекое лицо баронессы было открытым и ясным. Она суетилась вокруг меня, дала напиться, помогла приподняться на подушках и при этом она не останавливала свою болтовню ни на секунду, как будто мое пробуждение задействовало какую-то скрытую пружину в ней. Новости, сплетни выливались на меня безостановочным журчащим потоком. Это еще я льстила себе, что много говорю! Я раздавлена и уничтожена! Как ни странно, слушая ее болтовню, я почувствовала некоторое облегчение: слабость в теле уходила вместе с хаосом и разорванностью сознания. Отсутствие Рема, как, впрочем, и ожидалось, давалось мне нелегко.
За следующие десять минут я узнала подробное жизнеописание баронессы Ванж, историю ее брака, краткое описание жизни ее мужа, который де большой начальник в Ардоре и ждет ее там. А сама она счастливая обладательница раба миррийца – такого горячего мужчины, что аж жуть, причмокивала баронесса. Оказывается я болела пневмонией и лежала в горячке шесть дней, и даже уже почти умирала, и так ей жалко было меня, душечку. А раб у меня ужасный и дикий, да еще и хам.
– Видели бы вы, дорогая маркиза Антуанетта (так я представилась баронессе), что он устроил в первый же день! Раскидал всех солдат, чуть не устроил бунт рабов, так все ему помогали, солдаты уже думали, что в лес побежит, а он сюда, в самую гущу, да вопит и орет, что его госпоже плохо, что вы без сознания одна в карете.
– Ну, получается, что он меня спас?
– Получается так, – вздохнула баронесса, – но сколько он носов переломал по пути…
– Его не били?
– Да нет, – вздохнула она, – так, помяли ему бока чуть, это же ваше имущество, он ворвался сюда с бешенными глазами, поднял на ноги все небо и ад в придачу, требуя целителя для вас. А угомонился и позволил себя поймать и сковать, только когда начальник обоза привел лекаря. А в течение всех этих дней, что вы провели в беспамятстве своими стенаниями и беспокойством достал всех так, что целитель сам ходил к нему каждый день и докладывал о состоянии вашего здоровья.
– Да он такой, достать может даже Создателя на небе, – улыбнулась я.
Дорога в Ардор оказалась долгой и тряской; наш большой обоз содержал восемь больших экипажей, в которых путешествовали богатые, знатные креландцы по двое, и с десяток более простых крытых повозок, которые были набиты битком.
Укатанная дорога, петляла среди густых, ароматных сосновых боров, мимо вонючих болот и поросших молодой весенней травой пастбищ, временами перекидывалась через ручьи и неширокие реки. Небольшие площадки для ночевки и отдыха были обустроены здесь через каждые десять-пятнадцать миль, болота были надежно загачены, упрямо лезущий на дорогу кустарник – беспощадно вырублен, а через речушки имелись прочные бревенчатые мосты.
Многие креландцы кроме места в повозке также ехали верхом на своих лошадях. За нами был снаряжен целый обоз, состоящий из множества вещей, продуктов, корма для лошадей. В громоздких дорожных каретах были предусмотрены самые разнообразные приспособления для перевозки провизии и кухонной утвари.
За многочисленным отрядом солдат шли личные рабы – большая группа ардорцев, но также были там и рабы из других стран, и креландцы. Их хорошо кормили и поили, никто не смел их обижать, несмотря на то, что они были связаны приказами своих Господ, начальник обоза настаивал на том, чтобы их руки были скованы.
За обозом, чтобы не оскорблять нежные носы знатных путешественников своей вонью, шли рабы-каторжники, направлявшиеся на каменоломни. Скованные, шагали они в ногу, все разом позвякивая железом накандальников, пропащие, отчаянные, страшные, как молнии небесные…
Обоз шел тихо и медленно; то солдаты впереди остановятся, то в обозе колесо у кого соскочит, или лошадь станет, и все стоят – дожидаются. Каждые десять-пятнадцать миль обоз останавливался. Солдаты разжигали костры, готовилась еда, рабы ставили палатки для своих господ, желающие могли ночевать в своих повозках.
К вечеру пришел Рем, прервал нескончаемый поток историй баронессы. Я вздохнула с облегчением. Кажется у меня уже опухли и покраснели уши. Когда дверь нашей повозки резко распахнулась и внутрь еще движущейся повозки на ходу забрался мой хмурый раб, милая Эмилией Ванж поперхнулась. Рем без слов приподнял меня, плюхнулся на мою лежанку и положил мое тело к себе на колени, накрыл, озабоченно потрогал мой лоб. Я знала, что у меня была легкая температура, я поджала плечи, сейчас ругаться будет, трясти, как же, лежу тут, не лечусь… Баронесса недовольно поджала губы:
– Мммм, раб, а кто тебе разрешил заходить в повозку благородных дам? – Женщина изогнула губы от омерзения. Она так густо накрасилась и напудрилась, что у нее обозначались резкие, глубокие морщины в уголках рта, а лицо походило на сплошную белую маску. – Святые Создатели! Уйдите сейчас же, а не то я…
Ох не стоило ей заводить моего раба, он и так весь извелся за целый день, слушая мое учащенное сердцебиение и зная о моей головной боли и слабости…Наконец достал начальника охраны, тот отпустил его раньше привала, раздраженный добрался до моего горячего тельца…А тут еще ему кто-то надоедливый что-то нудит в уши…
– Да пошли вы вместе со смоими Создателями… – у меня уши поджались от того, куда он ее послал, я иногда слышала, как охрана во дворце говорили что-то похожее друг другу. Бедная баронесса отшатнулась от огромных клыков, мелькнувших в оскаленной пасти раздраженного раба.
– Антуанетточка, милая моя, они еще и неверующие! – прошептала потрясенная женщина. Осенила себя знаком Создателей. – Меня тебе, раб, не испугать. В тебе нет ни капли веры! – Эмилия энергично оправила платье на груди. – У меня же вера, слава Создателям, есть!
Да гореть тебе в вечном проклятом огне! – Она гордо вышла из остановившейся в это время повозки.
Я тихонько захихикала на руках Великого Владыки, потомка Создателей в пятом колене, – ах ты еще и неверующий! Чего-й то она твой нимб не заметила? Ну все, будешь гореть…
– Тупая фанатичка, – пробормотал мой мужчина, давай, мне палатку для госпожи выдали, пойдем баеньки. Он укутал меня в одеяло, легко поднял и вынес из повозки, продолжая тихонько бурчать про неответственных господ, которые не зовут целителей…
