Текст книги "Цена предательства (СИ)"
Автор книги: Наталья Пафут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
– Господа, Ваше императорское величество, блистательный герцог, – я выступила вперед на свой эшафот, высоко подняв голову, – я, принцесса Святомира София Амелия Бронтейн, дочь его императорского величества Дарко Маркеса Бронтейна, признаю себя полностью виновной в случившемся.
Послышался взволнованный гул, ну как же, на их глазах случается невозможное – публичное унижение члена императорской семьи,
– Я признаю, что выпила слишком много горячительных напитков, обольстила блистательного герцога, надавала противоречащие друг другу приказы своему рабу, хитростью и обманом выманила герцога на террасу, поцеловала, испугалась, призвала своего раба и вынудила его ударить герцога. – Со всех сторон горячие взгляды, жаждущие новых сплетен, жертв, признаний, – прошу благородное общество признать моего раба невиновным. Блистательный герцог Эжери Кранбский прошу принять мои глубокие извинения.
Смотрю вперед себя, не замечаю ошарашенный, полный недоверчивого удивления взгляд Рема, направленный на меня.
– Признание принято, – тяжелый голос главного Верховного судьи Креландии – императора, – принцесса Святомира признана виновной, отменить наказание раба за нарушение приказа госпожи. Герцог в своем справедливом праве лично наказать раба за нанесение урона его чести.
– Блистательный герцог Эжери Кранбский будьте так любезны, накажите моего раба, – вынужденно сказала я ритуальную фразу принятия наказания, находясь под обстрелом сотен глаз. Я не смотрела на Рема. Мне было мучительно стыдно, я дважды предала его.
Создатели, мое сердце билось так быстро, что мне пришлось приложить руки, дабы удержать его на месте.
Рема, связанного поставили на ноги, его с двух сторон держали два стражника. Эжери с кривой улыбкой снял свои белоснежные перчатки:
– Чтобы сохранить мир и закон в нашей доблестной Креландии, время от времени приходится пачкать руки. Ну что, падший ангел, приступим..?
Эжери отвел назад кулак и двинул им Рема в живот так, что ардорец подскочил и на время лишился возможности дышать. Креландец подождал, пока он выпрямится и обретет дыхание, а потом нанес Рему целую серию ударов по ребрам и рукам. Рем не мог защитить себя, или закрыться, стражники заставили его выпрямиться.
Следующий удар был нанесен в лицо. Я невольно вздрогнула и зажмурилась, когда голова Рема мотнулась назад. Экзекутор наносил удары с промежутками, достаточно осторожно, чтобы не сбить жертву с ног и не попасть дважды по одному и тому же месту. То было, так сказать, научное избиение, умело рассчитанное на то, чтобы причинить боль, но не покалечить и не изуродовать. Один глаз у Рема закрылся, сам он тяжело дышал, но иного ущерба не понес.
Я с ума сходила от беспокойства за него – он только недавно перестал умирать. Сколько это еще может продолжаться? В зале было тихо, слышны лишь смачные шлепки плоти о плоть да изредка – негромкий стон.
Эжери откинулся назад и нанес мощный удар, от которого Рем пошатнулся и упал на колени. Оба стража бросились к нему и поставили на ноги, и, когда он поднял голову, я увидела, что из разбитого рта у него течет кровь. Это не остановило Эжери ни на секунду, тот размахнулся и врезал Рему коленом, вероятно сломав ему нос. От удара Рем отлетел назад, несмотря на поддержку стражников.
Кулаки мелькали в воздухе, Эжери сцепил вместе ладони и нанес Рему тяжелый удар в висок, следующий удар в челюсть. Глаза Рема закатились и он беззвучно повалился на пол лицом. Он был без сознания.
– Наказание состоялось, я полностью удовлетворен, – Эжери поклонился в мою сторону с торжествующей улыбкой;
– Блистательный герцог Эжери, я искренне благодарна вам за наказание моего раба, еще раз приношу свои извинения за непродуманные приказы и за глупые действия моего раба, – произнесла я церемониальную фразу, поклонившись;
– Извинения приняты, – ответно поклонился Эжери. Приличия соблюдены, все довольны, бессознательное тело раба отволакивают из зала, слуги спешно вытирают кровь с белого мрамора. Вновь играет музыка. Люди, довольно переговариваясь, расходятся. Праздник продолжается.
Я иду вслед за Ремом.
– Мира, останься, – сзади меня звучит голос отца, – наслаждайся праздником;
– Но мой раб, я должна проверить, убедиться…
– Его наказание еще только началось, он ослушался тебя, дочь моя, это существо опасно для тебя, надо убедиться, что он не причинит тебе вреда. Этим займутся маги… Отдыхай Мира, бал еще не закончился.
С этими словами он оставил меня наедине с моим горем, тревогой и совестью.
Я натянула милую, веселую улыбку на лицо и пошла «веселиться». Я не могу сейчас, после наказания моего раба, покинуть блистательное общество. Ничего не случилось. Я вовсе не придаю этому никакого значения. Вот она я, счастливая, красивая, это был всего-лишь раб, всего-лишь раб, один из многих…
В левом углу залы, я видела, сгруппировался цвет общества. Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Войера, прекрасное существо, полное совершенство человеческих достоинств. Там была мать – императрица. Там же была и маркиза Эллен Сорраж, и Агнетта Сорраж и многие, многие другие. Все смотрели на меня. Я счастлива, счастлива…улыбка застыла на моих губах… Довольно улыбающийся Эжери сидит около Агнетты, он что-то нежно шепчет ей на ушко, они весело смеются. Смотрят на меня, снова смеются… Я увидала в Агнетте столь знакомую мне самой черту возбуждения от успеха. Я видела, что Агнетта пьяна вином возбуждаемого ею восхищения. Я знала это чувство и
знала его признаки и видела их на Агнетте – видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацию, верность и легкость движений. Создатели, как стыдно, как глупо я выглядела. Рем, Рем, простишь ли ты меня..?
Весь бал, весь свет, все закрылось туманом в моей душе. Только пройденная мною строгая школа воспитания поддерживала меня и заставляла делать то, чего от меня требовали, то есть
танцевать, отвечать на вопросы, говорить, даже улыбаться. Это была пытка, я выдержу, Рема сейчас пытают, из-за меня, из-за моего предательства, я выдержу…
Бал закончился. Я теперь смотрела на мир новыми глазами – ибо где то на долгом пути между бальным залом и дворцовой террасой я оставила позади свою юность.
Главный придворный маг-целитель Мериданон
Раб был без сознания. Нос сломан, пару ребер, ключица – ерунда, работа на пять минут. Так, используем его собственную жизненную энергию, ничего, у него много сил, полежит недельку в кровати и оклемается, меньше будет нападать на креландцев…
Дворец большой, от комнаты принцессы до тюрьмы по крайней мере полмили. О, раб чувствует удаление от хозяина, начал дергаться…Никогда этого не испытывал, но, говорят, рабы испытывают острую боль при удалении от их Господ… конвульсии усиливаются, а, казалось бы, только полмили…. мда, связь крепка…Ну пусть полежит, подумает о том, как нападать на достойных граждан Креландии…
Я направился в кабинет императора. Большое совещание. Тут собрались все наиглавнейшие люди империи. Все, посвященные в тайну раба принцессы.
– Слов нет, вы видели его глаза? – потрясенно произносит военный министр Креландии – Барон Войер – его голубые глаза потрясенно смотрят вокруг, – они ведь на глазах приобрели темно-красный оттенок! – он покачал головой, – а рисунок на лице! Ваше величество, – он устало потер затылок, – я в ужасе, в священном ужасе, у вас в рабах прямой потомок самих Создателей! – я всегда знал, что Войер наиумнейшая голова империи, он всегда смотрел в суть проблемы, отбрасывая в сторону блестящую мишуру, – насколько вы уверены, что контролируете его? – спросил Войер один из самых важных вопросов.
Никто не рискнул ответить. Подавленная тишина. Никто не знал вероятного, точного ответа. А вообще, сдерживает ли Владыку ошейник?
– Нууу… – нарушил тягостное молчание барон Араден Сорат – главный советник императора, – очевидно, что магию он применять не может… – тишина в ответ… – ну сегодня он только кулаками махал, заметьте, дворец все еще стоит, никто не убит. Видимо мифрил работает…
– Что несомненно, абсолютно обнадеживает, – подтвердил я;
Император цветисто и со вкусом выругался, огляделся вокруг, будто его взгляду требовалось чем-то заняться, пока голова переваривала ситуацию.
– Что можно сказать об уровне его подчинения? – Дарко посмотрел на специалистов артефактников:
Карадар откашлялся, передернул плечами:
– Совершенно непонятная история – принцесса молода и неопытна, могла ли она в действительности надавать разных, противоречащих друг другу приказов, дав рабу право выбирать правильное решение? – он помолчал, – раб, почувствовах ее страх, принял решение напасть… Тогда он, напал на креландца в рамках подчинения, действовал как послушный раб ошейника, но…
– Но свидетели заявляют, что не было противоречивых приказов! – внес свое слово Араден, – все слышали приказ не двигаться!
– Если бы он мог ослушаться, не сидел бы он тут, давно попробовал бы сбежать! – сказал Дарко, – он же не знает о многочисленной охране!
– Связь установленна, – сказал Караден, – я вижу, что ошейник и браслет в полной привязке, я уверен, он в полном подчинении. Насколько он смог удалиться от Хозяина? – спросил он меня.
– Он начал чувствовать боль через пол-мили.
Маг-артефактник удовлетворенно кивнул, – чем сильнее особь, тем сильнее связь и короче расстояние привязки. Два дня отдаления от Госпожи и он не сможет ходить от слабости…
– Ну и соответсвенно маг сильнее, намного сильнее если он рядом с Хозяином, – добавил Зарос, – мы должны это учитывать, сила Владыки увеличивается чем ближе он к принцессе…
– Когда вы будете готовы провести церемонию? – раздраженно спросил Дарко, – она слаба, глупа и не может контролировать этого монстра;
– Мы еще не готовы, работа ведется день и ночь, – доложил Караден, – мы на верном пути к успеху, нам нужны еще пары раб-хозяин.
Караден дернул шеей и задумался.
– Мне нужен свободный доступ к крови особи, – он быстро встал, зацепив за что-то, походил и сказал, – пока я не могу гарантировать результат, у нас успех пятьдесят на пятьдесят. Вы же требуете стопроцентную уверенность, что маг выживет.
– Бери сколько угодно его крови, хоть всю, только смотри не убей…Тебе будет доставлено столько материала для опытов сколько надо, мериданон, проконтролируй, – я кивнул.
Император тоже встал, подошел к высокому серванту с разными бутылками, подумал, повыбирал, позвякивая бокалом, налил себе теммно-оранжевой жидкости:
– У вас месяц! Через месяц назначена торжественная встреча с Миррийским правителем, приедут делегации из других государств, я представлю им своего нового раба, – он довольно хмыкнул, – это будет решающим аргументов в дальнейших переговорах. Месяц..! – вдруг рявкнул он так, что все подпрыгнули на своих местах. – А пока, – сказал он, снова успокоившись, – а пока устроим Владыке небольшую проверку насколько он подчиняется приказам своей госпожи.
– Что в Ардоре? – спросил он Войера;
– Плохо там, Ардор бурлит, как бы беды не случилось, – Войер помолчал, – наместник просит еще солдат и орудий.
– Дадим, – кивнул Дарко, отхлебнув немного виски из широкого бокала, – ему еще чуть продержаться, и я навещу ардорцев со своим рабом, их Повелитель быстренько со всеми там разберется… – император вдруг закинул голову и засмеялся, как будто вырывая из себя смех, и так же резко оборвал свой смех. – Еще вопросы, – он посмотрел на всех, в ответ молчание, – тогда работайте. Раба подержите в темнице еще дня два, пусть подумает над своими поступками. Через недельку он мне понадобится – я его навещу, пообщаемся… есть у меня пара неразрешимых вопросов про Армадилы…Да и вообще пора уже поразвлекаться, встряхнуться… Продолжайте следить за принцессой, не дайте ей наделать глупостей.
Все поклонившись, вышли, я остался:
– Мой император, дайте мне в рабы ардорца-целителя,
Дарко подумал, сморщился, – единственный носитель Армадила желанный раб для всех. За него ведется борьба среди знати, чем ты, Мериданон, лучше?
– Я не претендую на его Армадил, – легко согласился я, – раб как таковой ценности не имеет – целительство, вот и весь его магический талант.
Император пожевал губами, вытянул их в трубочку, подул, посвистел:
– Проведи церемонию, убедись, что мой раб выжил, тогда получишь своего раба. Обещаю.
Я, довольный, покинул кабинет императора. Отлично! Скоро у меня появится раб целитель. Уж я то знаю как использовать Ката по полной. Церемония состоится и результат будет успешным, в этом я не сомневался нисколько. Интересно, что пообещал император Вередийцам? Думаю Армадилы, то-то они носом землю роют. Я знаю, что положительный результат уже есть, осталось чуть-чуть, внести некоторые коррективы в заклинание и можно проводить церемонию. Все просто отлично!
Глава 7 Подготовка к церемонии
Мира
Я вернулась в свои покои. Рема все нет.
Прошел один день.
Усталая, голодная, полная разочарования и неуверенности, я к этому времени довела себя до такого состояния, что не могла ни уснуть, ни просто посидеть спокойно на месте. Совершенно несчастная, я бесцельно бродила по комнате, хватая какие-то предметы и потом оставляя их где попало.
Ночь я не спала. Я легла спать по привычке ложиться, но увидала скоро, что я совершенно не могу спать. Я то, зажегши свечу, сидела в постели, то вставала, то опять ложилась.
Нет, сил моих больше нет, его наверное держат в темнице, я, закрыв глаза, представляла его на той металлической решетке с жаровней рядом… Хотелось кусать локти. Надо идти…Да, совершенно определенно надо, решено… Открываю дверь, выхожу стремительно…Откуда-то из темноты вышел очень вежливый человек в темном, с легким поклоном:
– Выходить изволите Ваше величество? – спросил мужчина.
– Да, мне подышать хочется. Тут очень жарко.
– Я с удовольствием составлю вам компанию, – еще один убийственно вежливый поклон, легкая, ироническая полууыбка, мол – «ну что скажешь принцесса».
Гордо поджала губы:
– Нет спасибо, я передумала… – опять очень уважительный поклон. И он отворил дверь в мою комнату…
Охраняют…Не убежать…Мои покои теперь стали моей тюрьмой…Я ощутила импульс разбить что-нибудь, разрушить, но была вынуждена ждать, ждать, ждать…
Второй день. Ничего не ем. Я чувствую, что мои нервы, как струны, натягиваются все туже и туже на какие-то завинчивающиеся колышки. Я чувствую, что мои глаза раскрываются больше и больше, что пальцы на руках и ногах нервно движутся, что внутри что-то давит дыханье и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке с необычайною яркостью поражают меня.
Громкий стук ручки двери болезненно поразил мой слух, я замерла, забыв как дышать, я могла только смотреть…Рем…О Создатели, вернулся…нет, его вернули…
Ардорец лежал на руках двух стражников, и на нем лица не было: Рем был бледен, трясся и дрожал, низко склонив седую голову. Но он все еще дышал, и глаза были открыты. Стражники внесли-ввели его в комнату, остановились, взглядами спрашивая, – «куда его?»
Я засуетилась, подбежала к Рему, к кровати, к столу, опять к кровати, указала – «сюда». Голоса не было.
Стражники осторожно положили Рема на кровать, дверь тихо закрылась за ними. Моя голова раскалывается от сильнейшей боли, вся дрожу, боюсь подойти, страшась увидеть ужасные следы пыток…
Кожа Рема была нездорового цвета и блестела от пота. Мучимое ознобом, его тело казалось невероятно слабым. Вокруг его шеи виднелись отметины, как будто кожу чем-то повредили, лицо и руки покрывали синяки.
Я вдруг осознала, что лежу на его груди и рыдаю.
– О Создатели, что я наделала! Рем! Ради всего святого! Ведь… – я не могла продолжать, рыдание остановилось у меня в горле.
Я взглянула на него. Он молчал, его глаза были открыты:
– Рем, что я могу сказать?.. Одно: прости, прости… Умоляю, я никогда в жизни так не страдала! Эти ужасные дни, когда я ждала тебя, эти минуты, минуты…Умоляю прости меня!
Я опустила глаза и слушала, ожидая, что он скажет, умоляя его о том, чтобы он как-нибудь уверил меня, что прощает…Он молчал… Больно будто от физической боли, у меня полились слезы, запрыгал мускул щеки на правой стороне лица. Нет мне прощения, я предала его…Я хотела уйти, но пошатнулась и взялась за спинку стула, чтоб опереться. Вдруг он повернул свою голову – лицо его отливало зеленью, губы распухли, глаза налились кровью:
– Мира, не уходи…
Я с рыданиями, захлебываясь и подвывая, бросилась на его грудь…
Кровать зашевелилась подо мной. Зевнув, я потерла нос. Где я? Я распахнула глаза. Оглянулась. Комната уже погрузилась во тьму и вокруг были только тени.
Я поняла, что лежу рядом с Ремом, он спит, обнимая меня, а наши ноги переплелись. Я напряглась, попытавшись сесть, но тяжелые руки, обнимавшие меня, не давали подняться. Голова оказалась прижатой к груди мужчины. Я сделала рывок и поняла, что Рем намотал мои волосы на руку. От моего судорожного движения, он проснулся. Я скатилась с кровати. Горло, кажется, забило гравием. Я прохрипела:
– Ты как?
– Когда ты рядом лучше.
Заворчав, я села на пол. Я прислонилась спиной к кровати, подтянула ноги к груди и, опершись руками о колени, прикрыла ладонями глаза. Головная боль не прошла, а, казалось, усилилась. Стараясь не смотреть ардорцу в глаза, заставила себя подняться, ох, как стыдно то, я вчера, или сегодня, вместо того, чтобы облегчить его боль, закатила позорную истерику, улеглась на кровати Рема и заснула мертвым сном…Ужас. Даже не проверила раны Рема, эгоистка…Надо его осмотреть…
О Создатели, какое великолепное тело, несмотря на то, что все усыпано желтыми, зелеными, черными синяками! Мое сердце ускорилось. Стараюсь как можно равнодушнее смотреть на своего раба. Я коснулась его руки – обжигающе горячая по сравнению с моей, заглянув в молчаливом недоумении ему в глаза, я впервые заметила брешь в его непробиваемой броне. Его облик, до сих пор такой непроницаемо-суровый, вдруг смягчился, чуть изогнулись удивленно брови, в глубоких фиолетовых глазах мелькнула нерешительность, даже дыхание едва заметно участилось. Я легонько пробежала пальцами по его травмированному, опухшему плечу.
– Болит?
– Нет.
Рем медленно взял мою руку и поднес к своим губам, напряженно смотря мне в глаза, словно в любую секунду ожидая удара.
– Мира, спасибо, – прошептал он, – спасибо…Ты, ты как это пережила?
Я мелко задрожала, слезы непрерывным потоком полились из моих глаз:
– Рем, Рем, я так одинока, – слова, как и слезы полились из меня, – они все, все предали меня, они так смотрели, смеялись, понимаешь, – я не могла остановиться, Рем легко потянул меня вперед, уложил рядом, обнял и как маленького ребенка, слегка покачивая, утешал, я содрогалась от рыданий, никак не могла остановиться:
– Мои друзья, любовь всей моей жизни… я предана, предана..! Ты даже не представляешь что это такое! Это немыслимая боль, Рем..!
Рем, покачивая, гладил меня по голове:
– Это предательство уничтожило меня, это нанесло невозможный, непоправимый ущерб всему моему существу, они уничтожили мою душу! Это окончательно лишило меня надежды на любовь, на дружбу! Рем, – захлебывалась я, – Рем, я теперь никогда не буду верить людям вообще, никогда не полюблю! Я теперь навсегда, навсегда одна!
– Навсегда… Навсегда, – сказал Рем мне в волосы. – Мало что бывает навсегда, маленькая госпожа. Ведь даже минуту и ту не удержишь!
– Рем, мне было так плохо, так страшно! Ты не возвращался так долго! Я думала тебя убьют из-за меня…
– Ну что ты, Мира, не волнуйся, император меня не отпустит и не позволит умереть, я слишком ценный раб…
– Тебя, – мой голос дрогнул, – тебя пытали из-за меня?
– Нет, нет, – его голос успокаивал, обволакивая мое сознание, проникал в каждую клеточку моего сознания, заставляя наконец расслабить сжатое как пружина тело, он сжал меня крепче, – всего лишь подержали вдалеке от моей госпожи, напомнили мне как сильно я в тебе нуждаюсь.
Он помолчал.
– Знаешь, госпожа, я еще на балу решил, а за эти два дня убедился, что ты моя. – Я замерла, осмысливая то, что он говорил. – Ты МОЯ, – проговорил он снова. – Можешь отрицать это, спорить, драться, пытаться сбежать. Но. Ты. Все. Равно. Моя.
Прошли два дня. Рем все еще был слаб. Все это время мы, обнявшись лежали на огромной кровати. Лето заканчивалось. Внезапно наступили так нехарактерные для последнего месяца лета холода. Я, несмотря на ярко горевший огонь в камине, постоянно мерзла.
Вечер. Я открыла окно, высунулась наружу и запрокинула голову вверх. Небо было темно – синим, атласным, с мерцающими огнями на его складках. Изумительно, подумала я. Просто чудесно. Улыбаясь про себя, я откинула одеяло. Из окна тянуло холодом, и мне хотелось поскорее влезть под одеяло и устроиться поближе к теплому ардорцу. Нечувствительный к холоду, он словно бы заключал внутри себя маленькую печку, и кожа у него всегда была теплая, иногда почти горячая, и казалось, он загорается сильней от моих холодных прикосновений. Я уютно повозилась в его теплых объятиях, засунула свои ледяные ноги между его горячих, он охнул:
– Ледяная то какая! Ах, бедного раба злостно эксплуатируют. Фу, маленькая ледышка, иди ко мне, отогрею. – Он привычно намотал мои длинные волосы на запястье – все, точно не убегу, обнял покрепче.
– А знаешь, – вдруг сказала я, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
Он хмыкнул;
– Будешь, будешь, знаешь, маленькая госпожа, никогда – слишком большое слово для такой малышки…
– Не называй меня малышкой!
– Почему? – спросил Рем. – Ты ведь и правда маленькая.
– Нет, большая. Я уже не ребенок.
– Конечно не ребенок, только маленькая…
Я лежу и глажу огромный круглый шрам на его груди. Рем вдруг издал горловой звук, мурлыканье, которое прокатилось по его груди и верхней части спины,
– Слушай. А ты уверен, что ты не превращаешься в зверя – в большую такую мурлыкающую кошку, – я пальцем отодвинула его верхнюю губу. Его клыки были сильно выражены. Шокирующе остры, – а если тебя еще за ушком почесать, – почесала, мурлыканье усилилось, – хотя хвост у тебя крысиный говоришь, страаано, – я перегнулась через ардорца, чтобы повнимательнее изучить его зад, плотно обтянутый черными брюками.
– Хвоста пока нет, – заверила я своего раба с довольной улыбкой.
– Предупреждаю, мелочь, еще одно движение в районе моего зада и ты будешь поймана и наказана!
О как! Умеет он испугать, полезла дальше и смело кусила его за спину, ну и что ты на это скажешь?
Он пристально и грозно посмотрел на меня со своего места на краю постели. Внезапно вспыхнувшим белым вихрем бросился на меня и крепко втиснул в перину.
– Ну вот, – пробормотал Рем куда-то в мои спутанные волосы, – не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Его глаза встретились с моими. Создатели… они горели как звезды, обжигали, как горячее солнце. В тот момент, когда его взгляд коснулся моего лица, мое возбуждение расцвело, рот широко раскрылся. Он застыл в нескольких дюймах от моих губ. Это было неправильно по очень многим причинам, он мой раб – ардорец, я его госпожа – креландка, мы враги…враги… Я перевела взгляд с его сияющих глаз ко рту. Напряженность таяла в моем предательском теле.
Рем медленно, давая мне время на сопротивление, очень медленно опустился ко мне. Его рот накрыл мои губы. Затрепетав, мои веки закрылись. Мой первый поцелуй! Теплые и решительные, его губы, словно перышко дотронулись до моих, изучая и ощущая. Этот поцелуй был медленным, уверенным, неторопливым и чувственным. Я провела языком по его клыкам, прикусила его губу…Мучительный стон вырвался из глубины его души и задел мои опухшие, влажные губы.
– Еще чуть-чуть, госпожа, и я за себя не отвечаю…покусаю точно… – Рем посмотрел на меня с такой жадностью, будто его долгое время морили голодом. Я провела руками по мощным голым плечам. Посмотрела на его уродливый шрам опять.
– Рем, а это твой Армадил у императора на подвеске?
– Нет, этот Армадил принадлежал нашему Владыке… он…
Я перебила Рема, боясь смотреть ему в глаза:
– Ты наверное не знаешь, что…, ну ты наверное был без сознания, когда… – я набралась смелости, Создатели, ну почему это так сложно, как будто в чем-то постыдном признаюсь, – в общем, Рем, Владыка Ардора Доминник умер!
В ответ заинтересованный взгляд:
– Да-а-а?
– Да, извини за такие ужасные новости, я знаю, что вы все, ардорцы, очень тесно связаны с вашим королем, Владыкой то есть, но он не перенес тягот дороги до Креландии.
Я помолчала, глядя на помрачневшее лицо Рема,
– Мне очень жаль, – шепотом добавила я. – Каким…каким он был, ты очень любил его?
Рем дернулся, сделал судорожное движение головой и шеей, как будто ошейник жал его; и совсем другое, дикое, страдальческое и жестокое выражение остановилось на его исхудалом лице.
– Да нет, не очень, идиотом он был…
Рем
Утро. Снова наступила жара, разогнав холодные дни. Слоняясь из стороны в сторону, Мира осознала, что сегодня комната давила на нее, была слишком тесна, хотя мебель была все та же, ничего не изменилось.
– Рем вставай, – решилась она, мы идем гулять!
Мы, сопровождаемые охранниками, появившимися со всех сторон, вышли в дворцовый парк. Как хорошо! Первый раз за три месяца я видел небо!
Воздух был теплый, он пах иначе, чем в доме. Он был богатым. Смешанным. Знойным, от ароматов садовых цветов и влажного тепла. Кремовое, воздушное платье принцессы, как облако лежало на ногах, находясь при этом в полной гармонии с ее босыми ногами. Лиф платья как нельзя более выгодно обтягивал безупречную талию и отлично сформировавшийся бюст. Волосы огненным каскадом спускаются по плечам. Ярко-зеленые глаза – беспокойные, полные огня и своенравия. Моя маленькая храбрая девочка, как же тебя угораздило во все это вляпаться. Она, окруженная фальшью и ложью, поражала чистотой и цельностью.
Моя принцесса учащенно дышала, ее щеки были ярко-розового цвета, а улыбка ярче, чем полная луна. Создатели, с ее распущенными золотыми волосами и милым румянцем, она выглядела как прекрасная летняя девочка.
Мы вышли из дворца вместе.
– O… – Она глубоко вдохнула. – Я и забыла как здесь красиво…
Оборачиваясь, она смотрела на все это: величественную гору имперского дворца. Пушистые, темные верхушки деревьев. Холмистую лужайку. Цветы в ухоженных клумбах. Прямые, уходящие в разные стороны дорожки. Легкий ветерок был нежным, как дыхание, и нес в себе аромат слишком сложный и опьяняющий, чтобы можно было его определить.
Я позволил Мире вести меня, показывая парк, рассказывая разные смешные истории из ее детства:
– А вот на это дерево мы залезли с Алеком и я упала, шмякнулась прямо на задницу, как отец потом ругал брата…
– Мы нашли птенца, ухаживали за ним, но он умер, мы здесь его похоронили, я так плакала…
Ее осторожные шаги привели нас к розам.
Приблизившись к ним, она протянула руку и погладила хрупкие лепестки цветов величиною с ладонь. Потом наклонилась и вдохнула их аромат. У меня сжалось сердце от мрачных предчувствий, она была так ранима и хрупка, как эти розы. С отчаянием я понимал, что не имею права быть рядом с ней.
Выпрямившись, она начала смеяться. Вообще без причин. Это просто… как будто ее сердце внезапно обрело крылья, порхая в груди, апатия, которая одолевала ее последний месяц, ушла прочь, уступая место яркому приливу энергии.
Я наблюдал за ней с улыбкой на лице.
– Я хочу побежать.
Мира, не думая о наблюдающих за ней охранников или достоинстве, которое принцесса должна блюсти, отбросив в сторону большую часть приличий, она подобрала светлый подол платья и побежала так быстро, как позволяли ее ноги. Упругая трава ласкала ее ступни, волосы развивались за ее спиной, а воздух бил в лицо.
Я наблюдал за Мирой, которая, кружась, бегала по траве. Ее воздушное платье развевалось за ее спиной, напоминая крылья.
Любовь как болезнь – она медленно и незаметно подтачивает человека, а замечаешь это лишь тогда, когда уже хочешь избавиться от нее, но тут силы тебе изменяют. Я знал, знал, что должен уйти, освободить это дитя, это прекрасное, чистое солнечное создание. Я почувствовал невыносимо острую боль. Казалось, что-то рвет, разрывает мое сердце. Великие Создатели, неужели я способен так страдать, страдать от любви? Я смотрю на себя со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Знаю, что, если Мира будет со мной, это убьет ее. Я должен защитить ее и уйти – от этого моя боль становится в тысячу раз сильнее. Знаю, что в конце концов все пройдет, она забудет меня, у нее все впереди, но это мне не помогает.
Мира
Любое пространство, куда бы Рем ни входил, сразу же подчинялось ему, и комната не стала исключением. Сила его ауры подавляла. Наконец-то мы скрылись от назойливых глаз охранников, преследующих нас на каждом шагу вне моей комнаты. Я заперла дверь изнутри. Все, теперь мы в абсолютной безопасности…Мне хочется отгородиться от внешнего мира, меня так страшит будущее.
– Бывает с тобой, – сказала я ардорца, когда мы уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего хорошего уже не будет – ничего; что все, что хорошее, то было? И все очень страшно?
Рем ничего не ответил, только обнял крепко и нежно поцеловал меня, шепча слова любви и пытаясь успокоить. Я задрожала, он держал меня с большой осторожностью.
– А еще – сказала я. – У меня теперь часто бывает, что все хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что все это уж конец скоро и что умирать нам всем надо…
И страхи, терзавшие меня последнее время, ожили вновь, заставляя сердце то бешено колотиться, то мучительно замирать, а кровь то отливать от щек, то обжигать их румянцем. Я не хочу его потерять. Я вдруг с полной, кристальной ясностью поняла и осознала – он мой, я его люблю.
Моргнув, я открыла глаза и посмотрела на Рема, и когда наши взгляды встретились, мы одновременно произнесли:
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
– Я не хочу тебя покидать.
Я помолчала,
– Я поговорю с отцом, я все ему объясню, он меня поймет…
– Нет, – твердо сказал Рем, мелкая дрожь пробежала по его коже… или это блики свечей?
– Ты не хочешь быть со мной?
– Очень хочу, но ты не пойдешь к Дарко, он жестокий, опасный человек.
– Он мой отец, он меня любит…
Обхватив руками свою женщину, прижавшись к ней своим телом, ощущая ее запах, словно солнце сияло над ним, несмотря на ночь, Рем повторил:
– Нет, ты никуда не пойдешь, тем более к этому садисту. Он никого не любит, даже не обольщайся. Ты не пойдешь! Я приказываю!
Рем, провел пальцем по моей щеке, а затем по линии челюсти и вниз по шее. Его фиолетовые глаза следовали по пути его пальца. Выражение глаз было нечитаемым, лицо же было таким серьезным, что я не смела его ослушаться, хотя…