Текст книги "Цена предательства (СИ)"
Автор книги: Наталья Пафут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)
Маги, погрузившись в ученый спор настолько увлеклись, что напрочь забыли о багровеющем от ярости императоре. Тот, не выдержав наконец, громко ударил кулаком по столу дико зарычав… Все в кабинете, в том числе и я, за стеной, подпрыгнули…
– Мне нужен четкий план, – раздувая ноздрями от гнева, нарочито медленно и четко проговорил отец.
– Ну, как я уже сказал, план тот же, – ответил после некоторого молчания маг-менталист, – бьете его, поколачиваете, особь должна привыкнуть к этому, злитесь, орите побольше, вопросы какие-нибудь позадавайте что ли…
Мериданон согласно кивал…
– Почаще кладите его на пыточный стол, он должен к нему привыкнуть, относиться обыденно, ну иголки повтыкайте в него какие-нибудь, я всегда буду присутствовать, чтобы он ко мне привык тоже. Если он заподозрит, что я менталист, что мы готовим обряд, он будет непробиваем…
– Время от времени я буду просить снимать с него мифрил, якобы чтобы легче лечить было, будем делать вид, что снимаем…
– Ослабьте его, он должен обалдеть от слабости и пыток, за несколько дней до обряда не кормите, не поите особь, слейте из него почти всю кровь, мне нужно, я надеюсь, только пять секунд и я возьму над ним контроль…
– Будем молиться Создателям, что смогу, – немного помолчав, добавил он. – Пять секунд, мне надо только пять секунд особи, находящейся в полном сознании и без единого куска мифрила!
Больше ничего нового сказано не было. Началось скучное многочасовое обсуждение деталей.
Я, дрожащая, вывалилась из темной ниши.
Острые куски разбитой вдребезги жизни были повсюду вокруг меня. Меня тошнило. Согнувшись, держа рот дрожащими руками, я выбежала через одну из задних дверей из дворца. Высокий черный шпиль, серый камень дворцовых стен, теплый воздух, исполосанный серым дождем, все это было памятником моему счастливому миру, который ушел сегодня безвозвратно, конец беспечному миру моей юности. Меня выворачивало на темную траву.
* * *
Я проболела несколько дней и меня лечили от лихорадки, с постели я вставала только, чтобы посидеть на подоконнике и погреться на жарком летнем солнышке и посмотреть на деревья, зеленевшие в большом парке за дворцом. Чувствовала я себя слабой и очень глупой. Одни и те же мысли возвращались ко мне снова и снова.
Я пыталась разложить мои переживания по группам, как всегда учил меня учитель логики.
Я порывисто ходила по комнате, иногда что-нибудь брала со стола и, повертев, клала обратно. На столе у меня всегда множество пустячков – колечки, крохотные заколки, зеркальца, гребешки, духи, книги… Подбежала к зеркалу, взглянула на себя… зря, с отвращением отвернулась… Я знаю, что когда я волнуюсь, у меня темнеют глаза. Сейчас у меня были очень темные глаза. В зеркале я была бледной и казалась измученной, я была нервно, болезненно возбуждена.
Итак, это был явно ардорец – несмотря на грязь и печать страданий на его лице, явно узнавались характерные черты ардорской, звериной расы – большие миндалевидные глаза, увеличенные клыки – это враг Креландии, очевидно, он являлся гнусным преступником, убийцей креландцев. За что и был наказан. Потом, размышляла я, убеждая себя, из последующего разговора было явно, что два мага заставляли, уговаривали отца измываться над узником! Да, слава Создателям! Решено – отец находился под пагубным влиянием двух магов, один из которых откровенно признался, что он сильный менталист. Я почувствовала себя обеспокоенной за безопасность отца. Подумала, посмаковала это чувство. Повздыхала…Мне очень понравилось переживать за императора, это было так волнительно, я ощущала себя так по взрослому, нахмурила брови, сделала чрезвычайно серьезное лицо… Я тогда почувствовала себя до слез растроганной тем, какой благородной, оказывается, могу я быть.
Следующая проблема, куда более серьезная и нерешаемая – измена моего отца – то, что он делал с той девушкой странно перекликалось с тем, что рассказывал маркиз Антон Капрский моему брату. Да, решила я – наверное это и есть самое больное и непростимое в том, что я увидела. Я должна принять это в моем отце, наверное, все мужчины слабы… Не знаю, очень не уверена…И посоветоваться не с кем. Спрошу мать, решила я.
Как только я приняла решение, сразу как камень сняли с души, стало легче, спазм перестал сдавливать дыхание, я расправила плечи.
Часто, в дни моей болезни, сидя на солнышке, я думала об узнике, кто он и почему он там. Мной руководило дикое любопытство, было чрезвычайно интересно разобраться в этой тайне. Окружающий его ореол тайны возбуждал, заставлял меня трепетать от ощущения прикосновения к чему-то запретному, это как дверь, к которой нет ключа и от того еще более желанная и манящая. Да, конечно, я была молода, избалована и еще не знала поражений и ограничений. Я и ни секунды не сомневалась в том, что я имею абсолютное право на раскрытие этой тайны…
Надо проведать его, решила я.
На следующий день я без малейшей запинки повторила пройденный путь по темному коридору, открыла массивную дверь, нашла нужную комнату и прильнула к узенькому окошку.
В камере на этот раз было тихо. Светильники тускло освещали небольшое мрачное помещение. Вооруженный стражник стоял у входа. Узника я не видела. Перешла к другому окошку. Вот он, я увидела его ноги, одну безжизненную грязную руку – присмотрелась, говорят у ардорцев звериные когти, – гм… ладно, когтей не было… ногтей впрочем тоже, пальцы выглядели ужасно – синие, опухшие, как будто кто-то забивал большие гвозди под них… – «Он преступник…он кровожадный убийца… не жалко, не жалко…» – как заведенная повторяю про себя.
Он не шевелился, – «Умер?»
Видимо, та же мысль пришла в голову стражника, он настороженно подошел к неподвижному телу,
– Колдун, – позвал он, – эй колдун, – крикнул он громче и пнул лежащего ногой, ничего не произошло, удар сильнее;
Ардорец вдруг дернулся, застонал, он попробовал что-то сказать, однако из пересохшего горла не вырывалось ни звука… Я видела, что губы узника почернели и растрескались. Стражник удовлетворенно кивнул, – «жив, не сдох», – отошел обратно на свое место.
Узник попробовал пошевелиться, видимо от этого усилия вновь потерял сознание. Он был в беспаметстве и походил на брошенную кучу старого тряпья.
Я еще немного постояла, посмотрела – ничего больше не происходило. Я ушла.
Новостью дня в этот день в блистательной Меронии была болезнь маркизы Анны Шамер. Фрейлина императрицы несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых креландских магов-целителей, обыкновенно лечивших ее, она вверилась миррийскому целителю, лечившему ее каким-то новым и необыкновенным способом. Эта новость горячё обсуждается, все остальное забыто.
Вернулась в тюрьму на следующий день.
Пыточный стол был густо залит кровью, в воздухе отчетливо пахнет сладкой гарью, как будто здесь свинью жарили…Пленник лежит, скованный на полу. Черные губы его искусаны в кровь, глаза закрыты. Все тело покрыто кровью. Она до сих пор течет, струйками стекает по его телу, маленькими, темными лужицами собирается на каменном полу…
По ночам мне снились сны, что я готовлю еду для узника и несу ее ему, что я несу ему чашу, полною воды, я несу это все ему, роняю, снова возвращаюсь, и никак не могу донести. Спать не могу, сон уходит…
Пропустила день. Вся извелась от беспокойства.
Я решила поговорить с мамой. Однажды вечером я нашла императрицу сидящей в ее малой гостиной, она пила чай и читала книгу. Мать встретила меня со своею обычною ласково-холодною улыбкой. Я присела рядом, в общих чертах, не называя имен, рассказала матери о подслушенном разговоре брата с маркизом Антоном. Замерев дыхание ждала ответа…
– Мира, радость моя, – сказала мама, подумав немного, – ты уже большая и к тому же, ты креландка, ты должна знать, что в мире иногда не все так радужно и приятно, как тебе бы хотелось… – она помолчала, как-будто собираясь с духом: – Секс с женщинами поверженной страны завоевателями это законное солдатское право. – Она замолчала.
– Ничего не понимаю, продолжай! – нетерпеливо потребовала я, ожидая услышать самое ужасное.
Императрица Мария, даже находясь в своей личной гостиной, поражала грацией и горделивой осанкой, как всегда ее туалет был в безупречном состоянии – она была в светлом шелковом платье, перетянутого вишневым атласным поясом, она выглядела прекрасно. Мать, поглядев на меня, чуть насмешливо поджала губы;
– Это сложно понять, но поверь мне Мира – солдат, который прошел тысячи миль через кровь, огонь и смерть во враждебной стране, наполненной кровожадными зверями, этот солдат хотел бы иметь немного удовольствия с женщиной. Это его святое право победителя. Это суть войны: захвати землю врага, его дом, изнасилуй его жену или дочь как часть собственности противника. Унижение и разрушение собственности врага повышает боевой дух воина, укрепляет его чувство уверенности в своей мужской силе и превосходстве своего народа или своей армии. Каждый из его товарищей делает то же самое, крепя групповую солидарность, канализируя собственное чувство агрессии. Победителю принадлежит трофей!
Вернулась к себе в комнату. Голова кружится.
– Вздор, все это вздор! – ах как тяжело. Надо принять – это правило войны, – убеждаю я саму себя, – да – это жестоко, а не жестоко убивать столько креландцев? Да, да, – дышу, концентрируясь, – это суть войны… Надо все уравновешивать – вот в чем весь секрет жизни…
Снова пришла к камере узника. Да, очевидно план императора и магов работает. Узник все более и более слабеет:
Распростершись на полу, пленник, широко раскинув руки насколько позволяют кандалы, лежит неподвижно. Заскрипел засов и дверь отворилась. Свет разогнал полумрак, сквозняк всколыхнул мертвый воздух. Ардорец даже не вздрогнул. Вошла группа людей во главе с императором. Я дернулась уйти, не уверена, что готова к тому, что сейчас произойдет… Осталась… Ноги как будто приросли к полу, спина затвердела в судороге, не уверена, что мне стоит смотреть… Смотрю…
Узника, безвольно болтавшего головой, подвесили на металлические конструкции, широко растянув руки в стороны. Отец кричит ему чего-то, пытается задавать вопросы. Узника бьют кулаками, жгут металлическими прутьями, хлестают кнутом, поджигают ступни – ничего не может изменить его полубессознательный, абсолютно бессмысленный взгляд, тонкая струйка крови стекает из угла его губы, капает с подбородка. Положили на пыточный стол, в него вставляют длинные иглы – пленник не доставил окружающим никакого удовольствия, он просто потерял сознание в очередной раз. Манипуляции Мериданона или холодная вода уже не помогают… «Если это слегка покалачивать», – шокировано думаю я, – «то что ж тогда не слегка…»
– Он готов, – услышала я шепот менталиста, довольно потиравшего руки, они с императором стояли недалеко от моего окошка – он почти умер, еще дня три без воды и еды и можно проводить обряд…
Я приглашена в салон моей лучшей подруги маркизы Агнетты Сорраж. Тут собралась вся золотая молодежь Мелонии.
На сегодняшний вечер были запланированы игры-шарады, веселая игра «отгадай кто это», рассказы об ужасах ардорской войны офицерами и, конечно, цветком этого вечера должно было быть чтение письма-возвания великому императору Креландии от благодарной молодежи. Письмо это почиталось образцом патриотического, духовного красноречия. Прочесть его должна был сама Агнесса, славившаяся своим искусством чтения. Искусством чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот.
Уже довольно много собралось народа, но Агнесса еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры. Наконец появился блистательный герцог Эжери – звезда всех салонов и благородных компаний. Но я не имела возможности ни секунды побыть с ним наедине, да, в сущности, после первых приветствий мы не перемолвились ни единым словом. Он подошел поздороваться со мной, и пошел дальше, на этот раз под руку с Меланией, чья голова едва достигала ему до плеча.
Вечер начался. Агнесса как всегда великолепно прочитала письмо, офицеры, вернувшиеся с войны, рассказали разные забавные и не очень истории о фронтовых буднях, Эжери рассказал о его новом друге – наместнике императора в Ардоре – герцоге Томеррене Мамоне – легендарной личности и великом герое войны.
Для меня этот ужасный вечер длился целую вечность. Эжери не обращал на меня никакого внимания! Целая вечность, если ты по-настоящему несчастен – это ужасная пытка. Я была настолько несчастна – вся, полностью, что я была уверена – мое горе никогда не иссякнет. Несчастны были мои волосы, мое тело, мои туфли, даже мое платье. Я была до того полна горя, что весь мир перестал для меня существовать. И осталась одна опустошенность.
Агнесса, видя мое горе, сделала мне поистине королевский подарок – с надеждой заглядывая в мои глаза, полные слез, она протянула мне тот самый браслет хозяина! Эта вещь стоила целое состояние! Я в шоке и растерянности смотрела не немыслимо щедрый подарок:
– Это принадлежало умершему рабу моей мамы, – она сжала мою руку, поддерживая, – я правда очень надеюсь, что этот прекрасный талисман поможет тебе найти свое счастье, независимо от всяких тупых идиотов, – испепеляющий взгляд в сторону веселящегося Эжери.
Я была растрогана. Порывисто обняв Агнессу, я одела браслет на руку, под длинный рукав платья. Это будет символом моей надежды. Я решила действовать.
Следующим утром я постучалась и вошла в комнату отца.
– Папа, можно, – робко спросила я;
Увидев меня отец просиял улыбкой:
– Да, Мирочка, солнышко мое ясное, забегай.
Сегодня у отца впервые за много, много дней было хорошее настроение. Он улыбался, пестрил шутками, делал комплименты и просто лучился от счастья. Все окружающие, увидев эту перемену в императоре, вздохнули облегченно. Все это время, с момента возвращения, он был угрюм и рассеян, чрезвычайно вспыльчив и раздражителен. Поперек лба его постоянно была глубокая складка, и он, стоя у окна, часто смотрел наружу, никого и ничего не видя.
Вслед за мной в комнату императора вошел и цирюльник с припасами для бритья.
– Мира что ты хотела? – спросил отец, взяв новостной листок и садясь к зеркалу.
– Ну, ну я бы хотела поговорить с тобой наедине…, – отвечала я, взглянул вопросительно на отца и, подождав немного, прибавила:
– Пожалуй я зайду позже…
– Нет, нет, я слушаю…
Я вздохнула, собралась с духом и бросилась в атаку:
– Отец, я прошу раба, он мне очень, очень нужен…
Император ничего не ответил и только в зеркало взглянул на меня; во взглядах, которыми мы встретились в зеркале, видно было, как мы понимаем друг друга. Взгляд отца как будто спрашивал:
– “Зачем это тебе?”. Мой, – «разве ты не знаешь, не понимаешь?”
Отец положил руки в карманы своей жакетки, отставил ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, посмотрел на меня.
– Приди завтра, – сказал он, – обсудим.
Моё лицо просияло. Я открыла рот, попыталась что-то сказать…
– Мира – завтра, – сказал он, остановив на минуту глянцевитую, пухлую ручку цирюльника, расчищавшего розовую дорогу между густой, чёрной щетиной.
– Да отец, завтра.
Император уже был умыт и расчесан и собирался одеваться, когда я, медленно ступая вышла из комнаты.
На следующее утро я зашла в отцовский кабинет, он еще не пришёл, я села в огромное кресло отца, посидела, подождала, еще подождала, никого, открыла секретный ящик рабочего стола, набрав тайный код, многократно подсмотренный мной из тайного туннеля. В ящике находилась моя мечта – ошейник раба и браслет хозяина! Я, трепеща, взяла белую пластинку браслета, подержала, помечтала, сняла свой, подаренный Агнессой, браслет, сравнила, у моего маленькая, глубокая царапина, а так совсем похожи, померила на себя, помечтала, властно тряхнула рукой с двумя браслетами на ней,
– Ко мне раб! – блеснув глазами, скомандовала я жестким командным голосом, – «ах, мечты, мечты…Да где же император?»
В этот момент за дверью раздался шум, шаги, чьи-то голоса. Я, вздрогнув, заметила, что все еще сижу с открытым абсолютно секретным императорским тайником. Засуетилась, сорвала с руки браслеты, уронила все, залезла под стол, панически шарю под столом одной рукой, другой кладу обратно на стол какие-то сверх-важные государственные бумаги, которые, как назло, продолжают сыпаться мне на голову. Больно ударилась локтем, охнула, приложилась головой об угол стола. Который из этих браслетов мой, а вот этот, с царапиной… Забросила браслет и ошейник обратно в ящик, захлопнула, косо уселась, счастливо улыбнулась, готовясь приветствовать отца, потирая ушибленный локоть.
Успела… В кабинет вошел отец. Увидел меня, резко остановился.
– Мира, что ты здесь делаешь?
Я возмущенно поджала губы, забыл, а ведь обещал!
– Отец, но мы же вчера договорились, что я… что ты…
В кабинет стремительно вошел чернобородый маг вередиец, забыла как его зовут;
– Ваше величество все готово, надо торопиться, боюсь, что подопечный может и не… – он резко замолчал, заметив меня, вопросительно посмотрел на императора;
– Мира, радость моя, не сейчас, потом, вечером, да, да приди вечером или лучше завтра с утра, – он нервно, весь дергающийся от сильного внутреннего возбуждения, облизывал пересохшие губы, глаза отца болезненно сверкали,
– Иди Мира, иди, я занят, я очень, Очень занят! – сорвался вдруг он на крик.
Меня бесцеремонно вытолкнули из кабинета. В коридоре я столкнулась с хмурым Мериданоном, он, хмурый прошел-пробежал мимо меня, залетел в кабинет императора.
Что-то скоро произойдет, решила я. Надо посмотреть…
Глава 3 Обряд подчинения
Удар хлыста и снова рана
Свистящий звук разрезал миг
Удар. И сердце с новым шрамом.
Еще одна чужая нить.
Уже не больно. Даже странно.
И только всё вокруг в крови.
Лишь сердце, очень глухо, страшно
Уже не бьётся, не стучит
Удар хлыста, стекла осколок,
И горечь жгучая обид.
И паутиной тонких шрамов
Блестит вместилище любви.
Удар хлыста ложится ровно
Лишь на живое, не на шрам
И снова с кровью, дикой болью
Любви один последний такт
За шрамом шрам, За тактом песня
Погибла музыка любви.
Удар хлыста, Один последний
А крови больше нет, прости…
Мира
Когда я наконец, запыхавшаяся, прильнула к окошку камеры, все уже началось.
– «Великие Создатели – сколько крови!» – меня замутило…
Стул стоял там же, в камере находились все те же действующие лица. Только отец уже не расслаблялся, наоборот, на его лице было написано чрезвычайное волнение, нетерпеливое ожидание какого-то огромного и очень долгожданного счастья. Мериданон и чернобородый, вспомнила его имя – Зарос, тоже были очень сосредоточены. В камере было нестерпимо жарко, все присутствующие то и дело вытирали пот, льющийся по их лицам.
Наконец я разглядела менталиста – лицо его было как у всех жителей Вередии смуглое, с резким профилем и серьезными темными глазами. Довольно красивое. Маг был в темно-красном: широкая безрукавка на голое тело, облегающие брюки. На ногах сандалии.
Напряжение нарастало, казалось, их тревогу можно было потрогать руками, так плотно и осязаемо она ощущалась в воздухе.
Узник выглядел ужасно. Стражник только что отложил окровавленный кнут в сторону. Жаровни сегодня не было – наверное отец не хотел добавлять в жаркое помещения еще один источник тепла.
– На стол его, – отрывисто распорядился отец, перехватив тревожный взгляд менталиста.
Пленника схватили два охранника, аккуратно положили на стол, видимо, боясь убить неосторожным движение, теперь, когда цель так близка, достаточно было любого неосмотрительного действия.
– Осторожно, его жизнь висит на паутинной нити, скорее, – обеспокоенно сказал Мериданон, – Поторопимся, я приведу его в чувство…
Четыре стражника встали по разным сторонам стола, готовые одновременно, по приказу Зароса, снять мифриловые кандалы. Отец стоял около головы пленника, я видела, что за спиной он держал ошейник подчинения, знакомый браслет хозяина тускло мерцал на его запястье.
Два мага встали за головой пленника. Все готовы, напряжение нарастает. Зарос нервным движением локтем вытирает пот со лба, сдувает капли, свисающие с носа. Волосы его мокры, как будто он только вылез из воды. Потряс руками в воздухе, пошевелил плечами, расправляя их, вздохнул…Кивнул Мериданону – готов. Поехали…
Мериданон встал сзади неподвижного, бессознательного пленника, положил руки на его голову, закрыл глаза, сконцентрировался… Пленник вздрогнул, приходя в себя, послышался легкий стон.
Мериданон, удовлетворительно кивнул – его работа была сделана, отошел, на его место тут же вступил менталист. Тоже положил руки на голову ардорца, посмотрел выжидательно на Мериданона…
– Снимите с него мифрил, я не могу так лечить…, – повторил Мериданон фразу, которую он говорил изо дня в день, стараясь, чтобы его голос звучал обыденно и скучно…
Синхронно стражники сняли мифриловые оковы с полуживого пленника, один снял все многочисленные подвески с его груди, с легким щелчком расстегнулись огромный массивный мифриловый пояс и ошейник…
Отец приготовился…
Зарос вдруг резко побледнел, его глаза выпучились от невыносимого напряжения, тело пленника вытянулось в напряженную струну, руки задергались, один из стражников схватил было его за руку, но был с силой отброшен. Не удержался на ногах и упал другой палач. Все тело узника было как будто сведено судорогой, потом вдруг начало дергаться в конвульсиях, его пятки молотили по металлическому столу. Только голова пленника, удерживаемая руками вередийца не двигалась. Зарос крупно дрожал, но продолжал держать пленника, он, с полусогнутыми ногами, упирался в пол, пот не прекращаемым потоком стекал с его лица, кровь пошла у него из носа.
Конвульсии пленника увеличились, теперь не только пятки, а все тело ходило огромными, немыслимыми волнами.
С грохотом рухнула часть стены, к счастью для меня не та, где я стояла. Дым, сноп пламени, клубы пара, рев Зароса – все смешалось. Стражники и Мериданон бросились на тело корчащегося пленника, пол задрожал… И вдруг все закончилось…Зарос открыл красные от лопнувших сосудов глаза, конвульсии пленника прекратились, он сначала застыл на пике судороги, тело его вдруг расслабилось и медленно опустилось назад на стол, руки безвольно раскинулись по обе стороны стола. Я ясно увидела лицо пленника – сведенные судорогой черты расправились, бледно-зеленое лицо с огромными иссиня-черными синяками под глазами потеряло твердость и скульптурную четкость, черты стали дряблыми, невыразительными. Глаза были закрыты. Тонкая ниточка крови стекала из полуоткрытого рта.
– Он под моим контролем, – с придыханием, тяжело сказал менталист. Рук с головы пленника он не снимал.
– Раб, открой глаза, – приказал он;
– Медленно, как бы против желания пленник поднял веки – меня поразили его стеклянные, бессмысленные фиолетовые глаза…
Рем
Первое, что пришло мне на ум, когда я очнулся: кто-то должен закрыть воду. Непрерывно капающая вода раздражала.
Разлепив веки, я понял, что это была моя собственная кровь. Ах…верно, меня же пытали, а сейчас я истекаю кровью… Ну и славно… Говорят её не много в человеке…
В глазах все плыло. Руки…ноги… ага, скованы, жжет от боли…а, ну да, мифрил…Я лежу на чем-то твердом, хм… на столе. Вокруг – да, пыточные инструменты…
Оглянулся – вокруг серые стены. Голое, лишенное окон мрачное помещение, единственным предметом мебелировки которого было пустое ведро. Задумчиво посмотрел на него – а, этим предметом я еще здесь не пользовался за все это время, моего пребывания здесь. Хм, подумал, спрыгнуть что ли со стола, подбежать к туалету, кем то заботливо оставленном для бедного узника… Крюк в потолке был установлен здесь недавно и активно мной использовался, я вспомнил как часто меня подцепляли за него, поморщился вспомнив, что за этим следовало.
Я понимал, что вряд ли выйду живым из этой комнаты. Закрыв глаза я начал считать непрерывно капающие звуки. Затем тяжелая волна истощения снова скрутила меня. Какая-то часть моего сознания понимала, что это было не истощение сна, а скорее всего смерти, я чувствовал ее дыхание за своей головой, и я был рад ее скорому визиту. Холод разливался по всему телу, казалось, заполнял собой всю Вселенную. Он разрывал тело на куски, но в то же время успокаивал жар боли. Очень захотелось свернуться в клубок, куда там, даже головой нет сил пошевелить… О великие Создатели, какой холод. Неужели именно так уходят в Забвение! Слава Создателю это случается только раз. Поскорее бы уже…Жду…Считаю капли…
Вошли какие-то люди, что-то делали с моим телом, это не касалось моего уплывающего сознания.
– Его жизнь висит на паутинной нити, – сказал кто-то над моей головой;
Я сышал, что это было сказано обо мне, но я слышал эти слова, как бы я слышал жужжание мухи. Я не только не интересовался ими, но я их и не заметил, и сразу забыл о них. Мне жгло голову, я чувствовал, что исхожу кровью.
Я не помнил ничего больше, я потерял сознание от страшной боли, которую причинили мне, укладывая на стол, толчки во время движения.
Магия целителя выдернула меня из благословенного забытья. У меня не было сил сопротивляться. Сил открыть глаза не было, почувствовал, что пальцы без ногтей беспомощно заскребли о холодный металл стола и я снова начал проваливаться в темноту. Только невероятным усилием воли Мериданон сумел раздвинуть надвигающуюся тьму. Я испытал легкое раздражение…
И тут на меня обрушилось ЭТО. Словно ужасающий удар палицы, бросивший мое парализованное, трепещущее сознание в бескрайнюю, бездонную пустоту. Перед глазами мелькнуло чье-то напряженное лицо и черная борода. Кто-то – кажется, Мериданон – издал сдавленный крик. Огромная ментальная сила вступила со мной в непримиримую, последнюю борьбу. УДАР…УДАР… Я сопротивлялся. Попробовал ударить сам…Палица сокрушающе колотила по моему ослабленному сознанию. Чувствую, сил больше нет, проигрываю…УДАР… удар беззвучного грома поверг меня в небытие. Ослепленный, терзаемый неведомой мощью, я боролся с мраком, который окутывал мое сознание. Свет перед моими глазами становился все ярче… ярче… стал ослепительным… Руки и голоса вокруг. Я вынырнул из кромешного ледяного мрака, увидел лица, людей в форме, торжествующее лицо Дарко… Потом я почувствовал яростный свист будто от урагана в кронах деревьев и ВЗРЫВ в голове…
В голове вдруг взорвался леденящий черный шар. Никакой защиты больше не существовало, борьба была бесполезна. Это было похоже на смерть. Нет-это и была смерть…
– Он под моим контролем, – последнее, что я услышал…
Мира
К пленнику подошел отец, застегнул на нем ошейник подчинения, раб не сопротивлялся, пустыми, стеклянными глазами смотрел вверх, в пустоту.
Разрушенная стена тюрьмы все еще содрогалась, я боялась обрушения. Отошла на безопасное расстояние к другому окошку, ничего не видно, пошла к другому… церемония уже началась, раб уже повторял за Мериданоном священную клятву:
– … прошу принять меня своим рабом, – монотонно бубнил пленник едва слышно, он все еще лежал на спине на металлическом столе, к нему подошел Мериданон, влил воду в черные губы пленника, чтобы тот мог говорить, дело пошло лучше:
– Я добровольно одеваю этот ошейник, я раб, а это значит, что я – никто, я – вещь, принадлежащая Господину навечно.
Меня всю колотило от увиденного, было очень, очень жарко, все мое тело горело…
– Я, Дарко Маркес Бронтейн, принимаю тебя раб, да быть мне твоим хозяином навечно, до скончания моих дней! – торжественно, звенящим голосом говорит отец слова клятвы.
Мне все жарче и жарче, я наверное заболею теперь… Да нет же, что-то не так, все тело печет, рука горит невыносимо, наверное от обрушения стены начался пожар, больно, больно, больно…я сейчас закричу…
– Слова сказаны, обряд совершился, – провозглашает тем временем Мериданон, – раб обрел хозяина! – при этих словах ошейник вспыхнул ярким светом и плотно обхватил шею раба.
Мой браслет при этом тоже вспыхнул ярким светом, я с трудом не завопила. Что происходит! Застежка на моем браслете исчезла, плотно обхватив мое запястье, превращаясь во вторую кожу. Я подергала браслет. Нет это абсолютно невозможно! Помогите мне! Отец убьет меня!
В камере сзади раздался дикий рев – ой, они поняли, что император не стал хозяином раба…
Я побежала прочь в темноту тоннеля, чернота за дверью показалась мне сладкой и мирной, как беззвездная ночь, тихой, без света, без жизни. Я окунулась в прозрачную тьму и заскользила по ней, как пловец по спокойной воде.
Тревога моя усилилась, за каждым поворотом мне мерещился враг. Только усилием воли я заставляла себя не оборачиваться через плечо на каждом шагу. Они меня найдут, отец разорвет меня на мелкие кусочки… Бежать, бежать… Вышла из ниши, куда идти, как спасаться, а может, если я спрячу проклятый браслет под рукавом платья, может его и не заметят! Ну как же, как же это получилось – наверное я нечаянно спутала браслеты там, в кабинете отца! Ах, ах, я пропала..!
Не в силах выговорить ни слова, я привалилась к стене. Крадусь к своей комнате.
Не успела! Догнали. Слышу, что группа людей быстро идет по коридору, они что-то громко и очень оживленно обсуждают, они еще не видят меня…маги, стражники, император вылетели из-за поворота. Я стою, смотрю на них, глотая слезы, прячу руку с браслетом за спиной. Все резко остановились напротив меня, как-будто налетев на стену. Отец, с выпученными глазами, красный тяжело смотрит на меня.
Тяжелое молчание.
Чернобородый маг оглядел меня спокойно, без всякого выражения на лице. Он был недурен собой и нельзя сказать, что недружелюбен. Однако между бровей пролегли суровые морщины; судя по всему, вряд ли бы кто-то захотел встать ему поперек дороги.
– Это она, – вдруг сказал он;
– Точно, – процедил отец
– Да, я чувствую связь между ошейником и принцессой, она.
Я затравленно смотрю в глаза отца, – «надо наверное повозмущаться, надо все отрицать, кто важнее я – его дочь или этот маг», – я ничего не сказала, не смогла разжать как судорогой сведенные челюсти, только нервно теребила желтый атласный пояс.
Отец тоже молчал, смотрел на меня… Мне кажется, от гнева он ничего не мог произнести, так сильно свело его рот, лицо императора от стало багрово-синим.
– В комнату, – наконец процедил он, явно с трудом шевеля языком, сильным толчком втолкнул меня в комнату. С оглушительным грохотом дверь за всей мрачной компанией закрылась.
