Текст книги "Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница"
Автор книги: Михай Эминеску
Соавторы: Иоан Славич,Ион Караджале,Джеордже Кошбук,Василе Александри
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)
Перевод Ю. Кожевникова
Два друга, Ницэ и Гицэ, сидят за столиком в пивной и тихо разговаривают неведомо о чем. Дверь в пивную с шумом распахивается, и вваливается новый посетитель, человек скорее молодой, чем старый. Он весел; по всему видно, что явился он из другого питейного заведения, где крепко накачался. Вновь прибывший смотрит на занятые столики, словно отыскивает знакомого, наконец, взгляд его останавливается на двух приятелях. Скорее решительным, чем твердым шагом он направляется прямо к их столику.
В разговоре он невнятно произносит целые слоги, а иногда и просто глотает их.
Вновь вошедший. Привет, приятели!
Ницэи Гицэ. Привет!
Вновь вошедший. Разрешите?
Ницэ. Пожалуйста.
Вновь вошедший. Значит, не побеспокою?
Гицэ. Нет.
Вновь вошедший. О чем-нибудь секретном разговариваете?
Гицэ. Нет…
Молчание.
Вновь вошедший. Скажи, приятель, сколько времени. Мои-то того, в ремонт отдал.
Ницэ. Вез четверти час.
Вновь вошедший. Не отстают?
Ницэ. По вокзальным поставлены.
Вновь вошедший. Мица теперь должна быть… Сколько ты сказал?
Гицэ. Без четверти час.
Вновь вошедший…между Гергань и Концешть. Я ее с начальником станции отправил… (Ударяет кулаком по столу.)Что же это, братец, вы в трезвенники меня записали? Кружку пива.
Ницэ и Гицэ переглядываются, спрашивая друг друга глазами, кто этот новый приятель.
Приятель (чокается с друзьями).Пардон, одну минуточку… (Выходит.)
Гицэ. Кто он? Ты его знаешь?
Ницэ. Нет.
Гицэ. Кажется, он под мухой.
Ницэ. Под мухой? Пьян в стельку!
Приятель (возвращается).Дружище, который теперь час? Сколько времени?
Ницэ. Десять минут второго.
Приятель. Теперь она на станции Титу, значит, пончики ест у мадам Мари.
Гицэ. Кто это там, приятель?
Приятель. Мица, я же тебе сказал. Человек, еще кружку!
Ницэ. А кто она, эта Мица? Объясни, пожалуйста.
Приятель. Как? Ты не знаешь?
Ницэ. Нет.
Приятель. Это моя жена, дружище!
Гицэ. Понятно, а ты не побоялся пустить ее одну путешествовать ночью?
Приятель. Да разве я тебе не объяснил, что она не одна? Она ведь с начальником станции.
Ницэ. Хорошо, хорошо. Нам все понятно, только… вот именно поэтому… ведь… как-никак одинокая женщина.
Приятель. Да ты не волнуйся! Купе отдельное. Вошел, потушил свет, задернул занавески, заперся изнутри: купе, значит, служебное, следовательно, отдель-ное! (Подмигивает.)Можешь спать, пока проедешь Филиаш. Сто шестьдесят третий поезд. Этот для нас самый удобный – номер сто шестьдесят три.
Оба друга смеются.
Сколько теперь?
Ницэ. Уже половина второго.
Приятель. Титу проехали, Мэтэсару тоже. Мица должна теперь спать сном праведника…
Гицэ. А начальник?
Приятель. И начальник… Пардон, одну минуточку. (Выходит.)
Ницэ. Трогательный человек.
Гицэ. Да, идеальный муж.
Ницэ. Погоди, посмотрим, как выглядит эта Мица. Приятель (возвращается).Одна! Так бы я одну ее и оставил! Сам знаешь, молодую женщину нельзя оставлять одну. Встречаются ведь скоты, у которых нет никакого воспитания…
Гицэ. Тем более если женщина к тому же недурна…
Приятель (разражается смехом).Недурна! Это Мица-то недурна! Что ты говоришь, приятель! Как у тебя только язык повернулся… Она красавица, дружище, лопнуть моим глазам! Погоди, сейчас увидишь. (Роется в кармане, достает из бумажника фотографию и протягивает ее друзьям; оба, восхищенные, долго рассматривают ее.)Ну, как?
Ницэ. Замечательная женщина, приятель.
Гицэ. Чудо!
Приятель (гордо).Что! Карточка – это чепуха! Посмотришь на нее в натуре, совсем другое дело, должен сказать. Ну, хватит. Самому нужно увидеть!
Ницэ. Она высокая?
Приятель (уверенно).Подходящая.
Гицэ. Блондинка?
Приятель. Чистое золото. Посмотри на прическу! Думаешь, она завивается? Как бы не так! От природы. Послушал бы ты утром, как она ругается, никак расчесать их не может. Волосы что надо!
Ницэ. А сколько ей лет?
Приятель. А сколько ей дашь по фотографии?
Ницэ. Лет двадцать пять.
Приятель. Слыхал? А еще говоришь, что на фотографии она лучше, чем в жизни. Ей и двадцати одного не исполнилось.
Гицэ. Ну, дай ей бог долгой жизни! Ты знал, что выбирал. А любишь ты ее?
Приятель. Привет! Как же не люблю! Это большое дело, скажу я тебе. На нашей станции прямо комедия. Когда днем проходит поезд, все пассажиры, все до единого, вот так выворачивают шеи, чтобы взглянуть на нее в окошко, – ведь мы живем прямо на вокзале, на втором этаже.
Ницэ. А начальник… он где живет?
Приятель. Тоже на втором этаже.
Гицэ. А он женат?
Приятель. Куда там! Не хочет жениться: говорит, что предрасположения к женщинам не имеет. Уж Мица так над ним насмехается, умереть можно! Она все время его подкалывает. И что самое интересное, он обижается! Однажды она ему такую шпильку подпустила, что они в дым разругались, не разговаривали… целый день…
Ницэ. А потом?
Приятель. Потом помирились. Что им делать, – никуда не денешься, если мы едим за одним столом. Ведь нельзя быть в ссоре, коли сидишь друг против друга! Вот они и сидят надутые, и я на себя серьезный вид напустил; потом начальник и говорит: «Пардон, ма шер, я наступил тебе на ногу». Все мы как прыснем со смеху…
Гицэ. А начальник, он что за человек?
Приятель. Парень что надо.
Ницэ. Не об этом речь. Какой он? Ну, сколько ему лет?
Приятель. Ему? Да тридцати нету. Сам увидишь: красивый парень. Погоди, я забыл вам его показать. (Достает из бумажника еще одну фотографию.)Посмотрите.
Друзья берут фотографию и рассматривают ее с некоторым чувством ревности.
Правильно говорю?
Гицэ. Представительный мужчина!
Приятель. Еще бы! А увидали бы его в жизни! Он повыше вас будет! Жалко, на фотографии красный цвет не выходит. Стоит посмотреть, когда он свою красную фуражку этак набекрень надевает. Картинка! Усы черные, как вороново крыло, брови тоже! Поезд подойдет, все дамы только на него и смотрят, больше никуда. Не будь на нем красной шапки, сглазили бы чертовки!
Ницэ. Прошу прощенья за вопрос, а дети у вас есть?
Приятель (хохочет). Что ты, дружище! Ведь мы только пять месяцев женаты.
Ницэ. Ах так! Тогда еще ничего не потеряно, еще будете иметь…
Приятель. Так и мы надеемся. Сколько времени? Видишь ли…
Гицэ. Четверть третьего.
Приятель. Теперь прибывают в Леордень.
Ницэ. Извини, а кем ты там на станции?
Приятель. Я? Кладовщик… Возьмем еще по кружечке?
Гицэ. Уж поздно. Завтра с утра в канцелярию.
Приятель. Только по одной. Эй, человек! Три кружки.
Ницэ. А теперь ты в отпуску?
Приятель. Какой отпуск! Зачем мне отпуск! Меня начальник когда хочешь отпустит. Хоть три дня гуляй. Особенно сейчас, когда кризис, так это и вовсе пустяки!
Гицэ. Разреши, дружище, выпить за здоровье твоей жены. Дай ей бог здоровья!
Приятель. Мерси.
Ницэ. А я пью за здоровье твоего начальника. Всех ему благ!
Приятель. Мерси.
Гицэ (пьет; какая-то мысль осеняет его, и он фыркает).Друг! (С нежностью в голосе.)Дружище, разреши, я тебя поцелую! (Целуется с кладовщиком.)Ты добрейшая душа! Как бы я хотел познакомиться с твоей женой и твоим начальником! (Ласково.)А что они теперь делают?
Приятель. Спят как убитые. Сколько времени?
Ницэ. Три.
Приятель. Прибыли в Питешть. В Питешть поезд стоит тридцать три минуты.
Оба друга по очереди нежно целуют его.
Гицэ. Дружище, ты счастливейший человек! Желаю здоровья!
Приятель. Что правда то правда, я счастливый, слава богу. Жена – красавица, будь здоров! Службишка тепленькая имеется. Что там ни говори – кладовщик: манна с небес не падает, а кое-что перепадает! Начальник – ничего не скажешь, словно брат родной, шурином как-никак доводится!
Оба друга, только что хохотавшие во все горло, недоуменно переглядываются.
Ницэ. Как это шурином?
Приятель. Да если он брат Мицы! А ты что думал?
Гицэ. Тогда ничего у нас не вышло.
Приятель. Как ничего не вышло?
Ницэ. Мы думали…
Приятель. Как же так, дружище? Если бы он не был родным братом, то как же возможно? Как то есть оставить такую раскрасавицу ночью с таким красавцем мужчиной? В служебном купе! (Подмигивает.)От-дель-ном, так сказать (довольный хохочет),вот это мне нравится! Который час?
Ницэ. Не все ли равно.
Приятель. Хочу знать, где теперь Мица.
Ницэ (устало).Уже больше половины четвертого.
Приятель. Отошел от Питешть… Пошли куда-нибудь, выпьем по чашке кофе.
Гицэ. Не стоит.
Приятель. Это почему же?
Ницэ. Да что теперь с тебя возьмешь?
1899
Перевод Ю. Кожевникова
Женская гимназия № 1 города 3., № 654, 15 ноября
Его превосходительству господину примарю города 3.
Срочно
Господин примарь.
Ссылаясь на наше прошение от прошлого октября месяца за № 597 в отношении потребности в дровах, которую ощущает школа, просим Вас как можно быстрее соблаговолить распорядиться выдать предусмотренное количество, ибо погода портится и угрожает тем, что без топлива мы не сможем продолжать занятия.
Примите, прошу Вас, господин примарь, и пр. и пр.
Директриса
Аглая Попеску
Женская гимназия № 1 города 3., № 683, 1 декабря
Его превосходительству господину примарю города 3.
Срочно
Господин примарь.
Ссылаясь на наше прошение от прошлого ноября месяца 15 дня за № 654, имеем честь настойчиво повторить просьбу в отношении дров для топки печей, необходимых для женской гимназии № 1 сего города, ощущающей отсутствие тепла, достаточного для проведения уроков зимой, особенно такой суровой, какой является настоящая, поскольку ученицы не в состоянии писать замерзшими руками, и даже преподавательницы страдают от этого, не имея возможности раздеться в классе, поскольку температура, что весьма легко констатировать, настолько нетерпима, что угрожает болезнями как преподавательницам, так и ученицам.
Таким образом, просим Вас принять срочные меры в связи с этим ненормальным положением, в противном случае будем вынуждены заявить высокоуважаемому министерству о невозможности нести какую-либо ответственность.
Примите, прошу Вас, господин примарь, и пр. и пр.
Директриса
Аглая Попеску
Школьный инспектор округа X., № 4599, 15 декабря
Его превосходительству господину примарю города 3.
Срочно
Господин примарь!
Сегодня, 15 декабря, производя очередную инспекцию в женской гимназии № 1 города 3., я был встречен госпожой директрисой Аглаей Попеску, а также госпожами преподавательницами Аретией Ионеску, Севастией Ионеску и Аристией Попеску, которые жаловались на плачевное состояние, которого достигла школа благодаря отсутствию топлива, в котором было отказано уважаемой местной примарией, к которой они неоднократно обращались с официальными просьбами, которые и находятся в деле, но которые до настоящего времени не принесли никакого результата.
Действительно, посетив потом классы, я встретил там температуру, которую невозможно переносить, особенно детям, вследствие которой возможны даже заболевания какой-либо инфекционной заразой, что воспрепятствовало бы планомерному течению учебного процесса, который необходимо было бы прервать до того, пока не стихла бы вспышка эпидемии, как это случилось в период летней жары, но не из-за огня, а из-за воды, как раз за несколько дней до годичных экзаменов, что и привело к огромному педагогическому конфузу.
Имея в виду все это, я прошу Вас, господин примарь, соблаговолить распорядиться, чтобы как можно быстрее удовлетворить потребности школы.
Примите, прошу Вас, господин примарь, и пр. и пр.
Школьный инспектор
Лазэр Ионеску-Лион
Женская гимназия № 1 города 3., № 13, 8 января
Его высокопревосходительству господину министру народного образования и просвещения
Срочно
Господин министр.
Я неоднократно обращалась в уважаемую местную примэрию с просьбой отпустить топливо, в котором наша школа испытывает необходимость, в связи с морозами, с которыми нам приходится сталкиваться в настоящее время года, но безрезультатно, вследствие чего мы дрожим за нашу жизнь и жизнь учениц, которые перестали посещать школу еще до каникул, так как родители, узнав о подобном положении и высказывая опасения, не разрешают им этого до тех пор, пока мы не сможем затопить печи.
Господин школьный инспектор Лазэр Ионеску-Лион собственнолично посетил нашу школу и, констатировав отсутствие у нас тепла, направил еще 15 декабря прошлого года за № 4599 прошение господину примарю, оставшееся также втуне, вследствие чего школа находится в том же плачевном состоянии, что ни в коем случае нельзя назвать гуманностью, заставляя так страдать учениц.
Вследствие этого мы и просим с самым глубочайшим уважением Вас срочно принять любые меры, которые Вы найдете необходимыми для прекращения этого варварства, существующего и в настоящее время.
Соблаговолите, господин министр, и т. д.
Директриса
Аглая Попеску
Министерство народного образования и просвещения, № 10 001, 15 января
Господину школьному инспектору округа X.
Срочно
Господин инспектор!
Госпожа Аглая Попеску, директриса женской гимназии № 1 города 3., жалуется нам, что местная примэрия не отпускает школе дров, необходимых для отопления классов.
Пересылая Вам заявление госпожи директрисы, просим Вас срочно произвести обследование школы и срочно доложить нам.
Примите и пр.
За министра
(неразборчиво).
За начальника отдела
(неразборчиво).
Школьный инспектор округа X., № 13, 1 февраля
Господину министру народного образования и просвещения
Срочно
Господин министр!
Немедленно по получении Вашего распоряжения за № 10 001 от 15 января я посетил женскую гимназию № 1 в городе 3. и убедился, что жалоба соответствующей госпожи директрисы полностью подтверждается.
Действительно, я нашел, что вследствие мороза школа наполовину полностью лишилась учащихся, а оставшаяся часть кашляет, испытывая боли и опухоли в горле, в связи с чем вызванный городской врач констатировал многочисленные случаи ангины, то есть воспаления миндалин, что может оказать отрицательное воздействие особенно на анемичных и лимфатических детей благодаря осложнениям, часто весьма заразным.
Поэтому господин врач высказал мнение о том, что лучше было бы совсем закрыть школу, пока эпидемия не приняла широких размеров.
С глубочайшим уважением прошу дать мне соответствующее указание в отношении оздоровления ситуации или войти с ходатайством в местную примэрию с тем, чтобы она отпустила топливо, в котором учебный процесс ощущает такую необходимость.
Соблаговолите, господин министр, и т. д.
Школьный инспектор
Лазэр Ионеску-Лион
Министерство народного образования и просвещения,
№ 20002, 15 февраля
Его превосходительству господину примарю города 3.
Госпожа Аглая Попеску, директриса женской гимназии № 1 данного города, жалуется, что уважаемая примэрия после неоднократных просьб не отпускает дров, необходимых для отопления, отчего страдает учебный процесс.
Мы предлагаем Вам, господин примарь, срочно удовлетворить согласно закону справедливую жалобу госпожи директрисы.
Примите, господин примарь, и т. д.
За министра
(неразборчиво).
За начальника отдела
(неразборчиво).
Палата депутатов. Продленная сессия.
Заседание от 1 марта
Г-н Ал. Лингополу. Я просил слова, чтобы задать вопрос господину министру просвещения и народного образования: знает ли он, в каком катастрофическом состоянии находилась этой зимой женская гимназия № 1 в городе 3., лишенная необходимого топлива в связи с тем, что местная примэрия не отпустила дров, что по этой причине разразилась эпидемия и даже были прекращены занятия по распоряжению городского врача?
Г-н министр просвещения. Отвечаю уважаемому депутату, что на основании рапорта местного школьного инспектора министерство приняло срочные меры с тем, чтобы примэрия согласно закону отпустила этой школе необходимое топливо.
Примэрия города 3., № 3712, 15 марта
Госпоже директрисе женской гимназии М 1 города 3.
Срочно
Госпожа!
Завтра школа, имеющая быть под Вашим попечительством, получит 5 (пять) возов дубовых дров высшего качества. Просьба соблаговолить немедленно доложить о получении топлива.
Примите и пр.
За примаря помощник
Ницэ Некшулеску
Секретарь
Атанасие Елеутереску
1899
Перевод И. Константиновского
Газета «Ярость нации» издавалась мной во времена правительства Брэтиану, лет пятнадцать тому назад. Это был чрезвычайно воинственный и яростно оппозиционный орган.
Наша сила заключалась не столько в серьезных статьях и полемике, сколько в сенсационных информациях, сдобренных ядовитыми замечаниями. Мы сводили с ума читателей, политических деятелей и особенно наших братьев газетчиков, разоблачая самые интимные, закулисные политические интриги. Теряла голову и полиция, тщетно пытаясь добраться до источника информаций, печатавшихся в «Ярости нации».
А между тем это было так просто! Мы узнавали все от одной светской дамы, которая добывала специально для нас информацию у весьма высокопоставленного политического деятеля. Все стороны были заинтересованы в сотрудничестве и сохранении строгой тайны: политический деятель потакал с нашей помощью своим мелким страстишкам, одновременно преследуя большие цели; дама очень прилично зарабатывала; а мы прочно удерживали репутацию наиболее осведомленной газеты.
Если бы кто-нибудь внимательно читал нашу газету, то непременно обнаружил бы источник нашей осведомленности: в то время как всех столпов режима мы потчевали уксусом и тухлыми яйцами, нашего уважаемого осведомителя мы забрасывали цветами и опрыскивали розовой водицей.
Но, к сожалению, наш источник неминуемо должен был когда-нибудь иссякнуть. И действительно, настал день, когда наш деятель, получив наконец назначение, которого он так долго добивался, покинул столицу. Все остались на бобах: дама пришла в отчаяние, лишившись интимного друга и заработка; мы хватались за голову, оставшись без информации. На первых порах дама попыталась добывать для нас информацию из других источников, но из этого ничего не вышло. На нас мигом посыпался град опровержений. Добрые собратья по перу не замедлили направить весь свой разоблачительный пыл против «Ярости нации». Газета была объявлена «лишенной совести», «лживой», «подлой», «полной смехотворных небылиц» и тому подобное. Словом, все, что могли придумать конкуренты, взбешенные успехом своего соперника, было пущено против нас.
Тогда я решил нанять специального репортера.
На несколько дней мы избавились от опровержений и «комплиментов» ревнивых коллег. Но, боже, какую информацию поставлял новый репортер! Судите сами:
«Сегодня в министерстве внутренних дел состоялось заседание совета министров.
Председатель совета министров уезжает в субботу в свое имение «Флорика». Он вернется, по всей вероятности, в понедельник или во вторник, если не решит задержаться дольше.
Вчера, в среду, министр культов работал с его величеством королем.
С удовольствием сообщаем о помолвке заслуженного чиновника господина Александра Попеску с госпожой Александриной Ионеску, матерью молодого поэта Горация Ионеску, служащего в бюро по найму прислуги при полицейском управлении Бухареста. Горячо поздравляем молодую чету.
Согласно собственному желанию Тудорина Штефэнеску и Фани Теодореску поменялись местами – первая была переведена на должность акушерки района 3., а вторая на ту же должность в район Н…»
Утром, когда репортер явился в редакцию, я встретил его словами:
– Дальше так не может продолжаться, господин Каракуди! С такой информацией мы утопим газету. Разве это сенсация? Вполне понятно, что сегодня состоялось заседание совета министров, потому что оно всегда происходит по четвергам! Разумеется, премьер-министр по субботам уезжает в свое имение «Флорика» и возвращается в понедельник, вторник или в какой-нибудь другой день! Министр культов был во дворце в среду, потому что это его обычный день работы с королем! И в конце концов какое мне дело до помолвки юной Александрины! Какой интерес может представить для наших читателей перемещение ваших акушерок! Послушайте, дружище, вы что, хотите угробить «Ярость»? Отвечайте.
– Ничуть!
– Стало быть, мне нужны сенсационные политические новости, а не всякая там чепуха.
– А если их нет, господин редактор…
– Должны быть! В противном случае, к моему глубокому сожалению, мы должны будем с вами расстаться.
– Понятно, господин редактор.
– Идите, бегите! Суйте нос всюду – в публичные места, в официальные учреждения, в политические клубы, ищите, ройтесь, разнюхивайте, узнавайте, узнавайте, узнавайте!..
Господин Каракуди ушел, готовый к самым решительным действиям. К вечеру он вернулся с гордым, победоносным видом. И впрямь ему было чем похвастаться. У одного политического деятеля, имя которого он не пожелал назвать, Каракуди узнал весьма любопытные новости. Вот в чем они состояли:
1. Большие разногласия в совете министров.
2. Назревает правительственный кризис.
3. Правительство намерено увеличить численность вооруженных сил и удлинить сроки воинской повинности.
4. Слухи о серьезном инциденте в дипломатических сферах.
5. Скандальный развод в высшем свете.
– Ну вот видите?.. Кто же вам все это сообщил?
– Не имею права назвать, – ответил Каракуди. – Я дал честное слово не разглашать его имени. Если он узнает, что я его предал, – прощай информация, в следующий раз не скажет ни слова.
– Браво, господин Каракуди! Прекрасный урожай. Вот это здорово! Продолжайте в том же духе! У вас американская хватка, и вы далеко пойдете в румынской журналистике!
Я оказался прав. Мой репортер с каждым днем все больше преуспевал. В скором времени «Ярость нации» вернула свою былую славу и добилась еще большей популярности. Никогда мы не имели такого успеха. Молодец, Каракуди!
Вот образчик его информации:
«Сообщаем из достоверного источника: вчера во дворце произошла сцена, которая как нельзя лучше характеризует создавшуюся невыносимую обстановку. Подробности – в вечернем выпуске».
Далее в вечернем выпуске:
«Известно, что король давно отдает себе отчет в том, что страна доведена до полного упадка. По всякому поводу он выражает свое неудовольствие правительству. Король давно собирался открыто высказать главе кабинета свое мнение о проводимой им безрассудной политике и только ждал подходящего момента. Так, вчера, когда премьер явился на обычную аудиенцию, король заперся с ним в своем рабочем кабинете и, приняв строгие меры, чтобы никто не мог их подслушать, устроил премьеру баню по первому разряду, подвергнув детальной и беспощадной критике политику кабинета, которая состоит в терпимом отношении к «грабежам, убийствам и скандальным аферам», – как выразился сам премьер в приступе откровенности.
Бледный как мертвец, премьер не отвечал ни слова. Обрисовав создавшееся положение, король решительно заявил:
– Так не может продолжаться, господа, так не может продолжаться.
Даже дворцовые слуги заметили, как бледен был выходивший после аудиенции премьер».
Нечего говорить о том, какой успех имел наш вечерний выпуск. Весь тираж был распродан меньше чем за час, нам пришлось тиснуть еще тысячу экземпляров (три тысячи, – писали мы на другой день).
«Молодец Каракуди! – подумал я. – Откуда у него такие сведения? Надо обязательно узнать, кто его информирует».
Однако все мои старания ни к чему не привели. Каракуди оставался непреклонным и ни за что не соглашался открыть источник своей информации. В конце концов его упрямство вывело меня из себя, и я твердо решил вырвать у него секрет любым, пусть даже нечестным, способом.
На другой день была чудесная осенняя погода и утром мой репортер заявил:
– Кажется, к вечернему выпуску у меня будет свежая информация в связи со вчерашней сценой, разыгравшейся между королем и премьером. По дороге в редакцию, я заметил, что премьер снова входил во дворец. Ну, я пошел… Через час вернусь со свежими новостями.
«На этот раз я тебя накрою, голубчик!» – подумал я и отправился вслед за моим репортером, преследуя его по всем правилам детективного искусства.
Ничего не подозревая, Каракуди спустился по бульвару и вышел на улицу Каля Викторией. На минуту он остановился перед витриной галантерейного магазина, потом двинулся дальше спокойной походкой прогуливающегося человека. Дойдя до угла улицы Ноуэ, Каракуди задержался у кафе Капша и сел за один из столиков, стоявших на тротуаре. Я остановился на противоположном углу улицы, у входа в гостиницу «Бульвар». Минут двадцать он просидел за столиком, а я стоял на углу. Потом он встал и направился в сторону королевского дворца. К несчастью, возле гостиницы Отетелешану, на Театральной площади, я потерял его из виду. Не удивительно – народу тьма. Спешу вперед, возвращаюсь назад, оглядываюсь по сторонам – парень как в воду канул. Наверное, зашел в одну из ближайших гостиниц, где у него было назначено свидание с депутатом или сенатором. Кто его знает! Потеряв всякую надежду, я уже собирался вернуться в редакцию, чтобы возобновить игру в другой раз, как вдруг вижу: мой репортер выходит из табачной лавочки с пакетиком в руках. Он попросту покупал себе табак!.. Не оборачиваясь, он отправился дальше, к дворцу. Я за ним. Проходя мимо табачной лавки, я все же заглянул внутрь: может быть, свидание происходило там?.. Но в лавке, кроме продавщицы, не было ни души. Проходя мимо дворца, Каракуди поклонился кому-то стоявшему в окне и зашагал дальше.
Поравнявшись с дворцом, я тоже заглянул в окно и увидел молодого кавалерийского офицера. Каракуди остановился у собора и повернул обратно. Я мигом нырнул в подворотню. Он прошел мимо. Я последовал за ним на некотором расстоянии, не спуская глаз с его серебристой шляпы. У дворца он снова приподнимает шляпу, и я снова вижу в окне офицера.
«Может быть, он?» – мелькает у меня мысль.
Каракуди свернул направо и вышел на улицу святого Ионикэ. Я за ним. Он вошел в парк Чишмиджиу, перешел мостик и направился прямо в буфет. Не сводя с него глаз, я спрятался за холмиком.
Он уселся за столик, выпил чашку кофе и закурил сигарету. Теперь я был убежден, что именно здесь состоится свидание с тем, кто доставляет ему информацию. Каракуди ждет. Я тоже. Каракуди вынимает блокнот и начинает писать. Погода великолепная. Парк удивительно красив. Тишина. Только шуршат желтые листья, которые падают с деревьев, описывают в воздухе широкие круги и плавно опускаются на землю. С озера доносятся крики лебедей.
Однако Каракуди уже закончил свое писание, расплачивается, встает из-за столика и направляется в мою сторону. Я мигом прячусь за холмиком. Он выходит на улицу Брезояну и прибавляет шагу. Я тоже.
Куда он меня ведет? Посмотрим.
В редакцию!.. Я кидаюсь за ним. Когда я открываю дверь, Каракуди вынимает блокнот.
– Ну? – спрашиваю я с нетерпением.
– Пожалуйста, – отвечает Каракуди и, победоносно улыбаясь, кладет мне на стол исписанный листок с разметкой шрифтов, на котором я читаю следующее:
«Вчера мы сообщили о сцене, разыгравшейся во дворце между королем и премьером. Сегодня мы имеем возможность дать почерпнутые из вполне авторитетного источника подробности этой сцены, подтверждающие слухи о неизбежном министерском кризисе.
Сегодня около девяти часов утра премьер с кислой миной поднялся по ступеням дворца. Король заставил его ждать в приемной более получаса. В это время слуги и дежурные офицеры могли слышать, как премьер тяжело вздыхал, по-видимому, вспоминая те прекрасные дни, когда он судил и рядил, пользуясь полным доверием монарха. Теперь (лучше поздно, чем никогда!) король повернулся к нему спиной, как к лакею, услугами которого хозяин недоволен и которого собирается выгнать.
Наконец король принял премьера в своем рабочем кабинете и повторил ему прежние упреки по поводу создавшейся в стране тяжелой обстановки. Дрожащим, почти плачущим голосом премьер сказал:
– Тогда, ваше величество, мне не остается ничего иного, кроме…
– Кроме? – спросил монарх.
– Кроме…
И, не найдя в себе сил произнести роковые слова: «…как подать в отставку и удалиться на покой», – премьер расплакался, как старая баба.
Итак, дни политики грабежа, убийств и скандальных афер сочтены. На этот раз не может быть и речи о частичной реорганизации кабинета, не помогут заплаты, которые так любит премьер. Всему кабинету грозит полный провал!»
– Браво, Каракуди! – воскликнул я радостно. – Вы умнее, чем я думал! Это настоящая находка для «Ярости нации»! Но позвольте вам сказать, что теперь-то мне известен…
– Что вам известно?..
– Источник вашей информации… Я все узнал…
– Да ну?
– Хотите пари?
– На что угодно.
– Обед у Йордане. Согласны?
– Согласен, – отвечает Каракуди, не сомневаясь в победе.
– Сказать вам откуда?
– Откуда?
– Подойдите поближе…
Беру его за руку и тихонько вталкиваю к себе в кабинет. Закрываю дверь тщательнее, чем король, когда он хочет остаться наедине с премьером, смотрю репортеру прямо в глаза и говорю:
– Из парка Чиш-ми-джиу!
Каракуди бледнеет еще сильнее, чем премьер и его информации. Но… я крепко жму ему руку и говорю:
– Это ничего не значит!.. Я очень доволен вашей работой… Без нее «Ярости» грош цена со всеми ее статьями и фельетонами. Пошли обедать!
Пообедали мы на славу. Каракуди был в восторге.
– Слушайте, дружище, – сказал я ему за десертом, после того как описал со всеми подробностями его утренний маршрут, – слушайте, когда хорошая погода, как сегодня, все это понятно; но что вы делаете в ненастные дни?
– В ненастные дни?.. Сижу дома.
– Выпьем еще по одной! Я плачу.
Мы рассмеялись. Расплатились – он за обед, я за остальное – и вернулись в редакцию навеселе.
– Три часа дня!.. Каракуди, бегите за информацией. Только, смотрите, покрепче.
– Сию минуту! – отвечает мой бравый репортер и отправляется к королевскому дворцу.
Я остаюсь в прохладном кабинете редакции и начинаю писать передовицу. «О чем думает король?..» О чем это может думать король?..
Обмакиваю перо в чернильницу и, наклонившись над столом, думаю… думаю…
Какой прекрасный день! Как хорошо, наверное, сейчас в парке Чишмиджиу под ясным осенним небом… Какая тишина!.. И перед глазами мелькают увядшие листья, которые срываются с деревьев и медленно падают на землю, описывая в воздухе широкие круги… и как будто снова слышится издали крик лебедей…
Молодец Каракуди! Прямо американская хватка, далеко пойдет!
Но о чем все-таки думает король?..
1899
