Текст книги "Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница"

Автор книги: Михай Эминеску

 
Как от тебя далек я и как я одинок!
Чуть теплится в камине неяркий огонек,
Стучится ветер в ставни, сгустилась ночь в окне,
Огонь воспоминаний чуть греет сердце мне…
Мне чудится, что стар я и голова бела,
Что полумертвым стал я, а ты уж умерла…
И, никому не нужен и никому не мил,
Перебираю тайны, которыми я жил,
Прядет седая память былых событий лен,
И снова ты со мною, и снова я влюблен,
И рук твоих прохладу я чувствую опять,
В твои глаза гляжусь я, стремлюсь тебя обнять,
Прижать тебя, живую, к трепещущей груди…
Не размыкай объятий, постой, не уходи!
Но ты уже исчезла, ты – призрак и обман,
Ты вышла из тумана и скрылась, как туман…
С тобой ушло и счастье, что длилось только миг,
И я один остался, покинутый старик.
 

1878

 
Ищу я стих в бореньях неуклонных,
Что медом полн, подобно летним сотам, —
Чтоб в нем цезурным расцветать красотам,
Чтоб стопы шли торжественно в колоннах.
 
 
Им чувства петь, что движут патриотом,
Чей взор прирос к развернутым знаменам,
И лепет, свойственный красивым женам,
Когда их сердце пронзено Эротом.
 
 
Полюбится ль тот стих родному краю?
Как говор волн им передать – не знаю,
И нужен ли ему поэта дифирамб?
 
 
Но средь размеров самый он певучий.
Он самый нежный, гордый и могучий.
Прекраснее их всех. Его названье – ямб.
 

1878

 
Поднялась над синью взоров
Бахрома ресниц густая,
Рай надежд и ад укоров
Предо мною открывая.
 
 
Воздевая пальчик строго,
Призываешь ты ретиво
Гнать безумье от порога,
Усмирять свои порывы.
 
 
И в счастливом нетерпенье,
Как обнять тебя, не чая,
Нечестивца исправленье
Я на завтра назначаю.
 
 
День за днем куем мы звенья
Нескончаемой цепочки:
Поцелуи, поученья,
Бесконечные отсрочки.
 

1879

 
Угасни, факел жизни, чадящий и бессильный!
Дай мне скорей забыться во тьме моей могильной…
Куда бы ни стремился, я не сумел найти
Ни цели, ни призванья на жизненном пути.
Ни гнева, ни восторга душа моя не знала,
Не снисходила к злату, почета не искала,
Быть доброй не умела и не творила зла,
В мечтанья погрузившись, к свершеньям не звала.
Давно уже для сердца утратили значенье
И помыслы людские, и речи, и влеченья,
В себя уединившись, от суеты устав,
Я будущее понял, былое разгадав.
Одну и ту же пряжу из спутанной кудели
Седая тянет вечность от гроба к колыбели,
От колыбели к гробу… но эта нить вовек
Не даст тебе бессмертья и счастья, человек!
Давно уж не пытаюсь перелистать страницы,
Где, может быть, разгадка добра и зла хранится,
Давно мне все известно, давно я все постиг,
Без древних фолиантов, без обветшалых книг!
Пусть бытия вопросы, его головоломки
Рассматривают наши беспечные потомки:
Нужны игрушки детям, а мне уж все равно…
Но все же в этой жизни хочу понять одно:
 
 
Своим существованьем и смертию своею
Располагаем равно, но отчего ж не смеем
Лишать себя мы жизни, коль нам она страшна,
Коль нам одни мученья всегда несет она?
Ужели в ней таится благое назначенье?
Своим умом и сердцем ужели облегченье
Мы принести способны не только лишь в мечте
Страданию людскому, всеобщей нищете?
Живя под страхом смерти, ужели мы свободно
Располагаем жизнью для цели благородной,
Для блага человека… О, как же мне суметь
Существовать недаром, недаром умереть,
Чтоб не уйти бесследно из круга поколений.
Подобно сну пустому, приснившемуся тени?
Зачем творец вселенной от глаз моих не скрыл
Мое несовершенство, коль сам не засветил
Звезды моих деяний в своей пучине вечной,
И дал мне в оправданье сей жизни быстротечной
Лишь пустоту да скуку и в сердце и в уме,
И дней моих бесплодных открыл завесу мне?
Зачем, свою ненужность так горько разумея,
Бесцельно прозябаю и умереть не смею?
 
 
Я не прошу о счастье, о благе… пусть бы зло
В мою проникло душу и в жизнь мою вошло,
Чтоб мог я с ним сражаться, как мужественный воин,
Что в битве иль победы, иль смерти удостоен…
О, как бы мне хотелось себя найти в бою,
Борясь ожесточенно за истину свою!
Но жизнь моя – все то же глухое бездорожье,
Коль разницы не вижу меж истиной и ложью…
Меж тем и этим станом напрасно я мечусь,
Меж ересью и правдой дорогу выбрать тщусь…
И в мире, как в пустыне, по-прежнему потерян.
Бесцельно прозябаю и ни во что не верю!
 

1879

 
Закончив труд, спешу я на покой.
Но в час, как плоть объята сном глубоким,
Томится дух по странствиям далеким
И в путь уходит следом за тобой.
 
 
И пусть телесный взор мой погружен
В слепую ночь, без мыслей, без паренья,
Тем обостренней внутреннее зренье,
Тем ярче свет, что брезжит мне сквозь сон.
 
 
Желанный свет! Я знаю, это ты, —
Я узнаю прекрасные черты,
Таинственно мерцающие очи…
 
 
Тебе одной, моя жена, мой друг,
Посвящены и труд мой, и досуг,
И странствия души во мраке ночи.
 

1879

 
Пускай башка безмозглая, любая
В великие себя при жизни прочит,
Пусть о себе трезвонит, сколько хочет,
У глупой черни лавры вымогая, —
 
 
Мне все равно: иду своей дорогой,
Дружу я с музой, чуждой суесловья,
И ей одной, взыскательной и строгой,
Дарю по праву песни и любовь я.
 
 
Когда мой стих оценивая взглядом,
Вдруг расцветет она, когда порою
Словцо добавит, вычеркнет другое, —
 
 
Мы в этот миг едины! С нею рядом,
Покинув гавань, в плаванье большое
Плывем рука к руке, душа с душою.
 

1879

 
Не знают многие, что значит горе,
Они живут в усладе и веселье,
В беспечности, в каком-то легком хмеле,
Им все дано, для них сверкают зори.
 
 
Скажи мне, девушка с мечтой во взоре,
Похож ли я на них? О, неужели
Тебя они, как я, постичь сумели?
Ты для меня – маяк на темном море.
 
 
Исчез бы я во мраке безвозвратно,
Вся жизнь моя была случайной пеной,
Не знал я чар природы благодатной,
 
 
Но встречи миг настал благословенный, —
И скорбь людей мне сделалась понятной,
И я соединен со всей вселенной.
 

1879

 
Невоспитан, избалован
Паж лукавый, Купидон.
К юной даме вхож в альков он,
Сны юнца смущает он.
 
 
Тихо шаря пред собою,
В темноте, таясь, как вор,
Влезет он в окно любое,
Отворит любой затвор.
 
 
Горсть безделок золоченых —
Вот и все, чем он богат.
Где не даст и за мильон их,
Где швырнуть задаром рад!
 
 
Средь источенных червями
Пыльных книг и словарей
Попадалась мне ночами
Прядь льняных его кудрей.
 
 
В полумраке спален белых,
В час, когда земля тиха,
Будит он в сердцах незрелых
Предвкушение греха.
 
 
И когда мечтой бессонной
Стеснена девичья грудь, —
Уж, наверно, Купидона
Встретишь близко где-нибудь!
 
 
С виду робкий он мальчонка,
Но в глаза ему взгляни:
Им проказливость чертенка,
Томность вдовушки сродни.
 
 
Выгиб шеи лебединый,
Стан, дразнящий белизной,
Прячет он с невинной миной
Под завесою сквозной.
 
 
Но лукаво и поспешно,
Тронут жаркою мольбой,
Приподнимет он, конечно,
Легкий полог пред тобой.
 

1879

 
Звезды-огни
Блещут далекие.
И одинокие
Гаснут они.
 
 
Знак издали —
Мачты качаются,
И отправляются
В путь корабли.
 
 
Тени громад
Гладь серебристую,
Море волнистое
Вновь бороздят.
 
 
Вот журавли
Высь поднебесную
В даль неизвестную
Пересекли,
 
 
Нет ничего…
Это стремление
К бегу, к движению —
Сущность всего…
 
 
Ландыша цвет,
Юность беспечная,
Жизнь быстротечная —
Были и нет.
 
 
Крылья несут
Счастье пугливое,
Миги счастливые
Не подождут.
 
 
Я еще жив.
Ангел пленительный,
Слышишь томительный
Страстный призыв?!
 
 
Нам суждено
Только мгновение.
Взять наслаждение
Разве грешно?
 

1879

 
Убожество и скука незримо входят рядом
Во все, что, восторгаясь, ловлю я жадным взглядом…
Я помню, облик нежный мне мнился всех чудесней;
Я помню: сердце милой хотел пленить я песней;
Но там, куда стремил я безумных песен звуки,
Теперь – лишь след жестокий убожества и скуки…
Ведь то, чего добиться не смог ты в миг желанья,
Со временем теряет свое очарованье —
Надолго ль облачают твои мечты, надежды
Уродливую сущность в красивые одежды?
И юности порывы, и разума кипенье,
И трепетного сердца горячее биенье,
И чудо глаз, в которых вся жизнь твоя читалась,
И даже та, чья близость блаженством почиталась,
Чей нежный, светлый образ ты обожал когда-то, —
Все, все во тьму забвенья уходит без возврата…
Твоя звезда угасла, утихла страсти мука, —
Что ж после них осталось? Убожество и скука.
Да, только время нужно, чтобы понятно стало,
Как много мог ты сделать и как ты сделал мало!..
Тебя природа щедро дарами наделила:
Даны тебе и мудрость, и красота, и сила,
Прослыл ты благородным, был добрым, справедливым, —
Но разве был бы прав ты, назвав себя счастливым?
Ведь свет опору ищет – так издавна ведется —
Не в том, кого он славит, а в том, чья шея гнется:
Извлечь он пользу может из чьей-то злобы дикой,
Он может чью-то глупость провозгласить владыкой,
Он может ослепить вас торжественностью праздной,
Поработить вас лестью или интригой грязной,
Он никогда героя не предпочтет уроду…
За что ж тебе, избранник, благодарить природу?
За то, что подхалимам, за то, что душам темным
Служил ты украшеньем – бесценным, но никчемным?..
 
 
Порою добродетель мне кажется лишь сказкой,
Бичом великодушных, их слабостью и маской, —
Их мысли благородны, их чувства тонки, хрупки,
Им просто не под силу бесчестные поступки:
Как можно им неправду звать истиной святою?
Как путь мостить желанный то черной клеветою,
То лицемерьем подлым, то лживым увереньем?
Как братьям за участье вдруг отплатить презрением?
Как обмануть наивных? Как разорить убогих?
Как жизнь свою украсить ценою жизней многих?
Но люди, не колеблясь, готовы делать это…
Лишь ты один страдаешь, все ищешь ты ответа
На жгучие вопросы, на давние сомненья,
Лежащие на сердце, как тяжкие каменья;
Ревнуешь чью-то славу и бредишь ты величьем,
Хоть на толпу взираешь с глубоким безразличьем.
Нет! Ты в своих деяньях был бескорыстен все же:
Ты долг и справедливость ценил всего дороже,
Ты ратовал за правду, познал борьбы науку, —
И что ж нашел в итоге? Убожество и скуку.
 
 
Любил ли ты?.. Ах, где он, тот сон неповторимый,
Где локоны льняные вокруг чела любимой?
Ты словно вновь родился, когда смотрел впервые
На эти плечи, руки, как будто восковые,
Когда тебя повергло в сладчайшее страданье
Ее очей небесных лучистое сиянье…
Но этот плод цветущий ты тронуть устрашился,
К устам невинным, юным припасть ты не решился,
Ушел ты – благородный, исполненный печали.
И вот, забавы ради, бездельники сорвали
Цветущий плод блаженства… Ступай теперь, несчастный,
Ступай и полюбуйся на лик ее прекрасный!
Во что он превратился? Что от него осталось?
В ее душе – жестокость, и на устах – усталость,
Давно поникли плечи, на них – позора бремя,
Чело пером суровым избороздило время,
Ни прежнего веселья, ни пламени былого
В очах ее померкших ты не увидишь снова,
В их пустоте холодной раздумья искры редки.
Любовь – лишь вожделенье для ветреной кокетки:
Короткие минуты утехи сладострастной,
А вслед им – отвращенье и дни тоски ужасной…
И все ж ты знал то чувство неутолимой жажды,
Которое к нам в сердце приходит лишь однажды;
Ты испытал ту радость, ты знал ту окрыленность,
Слов сокровенных святость и страстную влюбленность
В ее лицо, улыбку и в каждое движенье,
Когда в глазах любимой – вселенной отраженье,
Когда за свет их жизнью готов платить своею,
Когда весь мир – во мраке, коль ты не вместе с нею…
Но где оно, то счастье? Где верности порука?
Что, что у вас осталось? Убожество и скука!
 

1879

Николае Григореску (1838–1907)

«Крестьянка из Мусчела»

 
«Ты останься здесь, останься,
Только я люблю тебя,
Тайные твои признанья
Буду слушать я, любя.
 
 
Словно добрый принц из сказки,
Одинок, задумчив, тих,
Ты невольно заглядишься
В зеркала озер моих.
 
 
Меж стволами в отдаленье
Ты услышишь, задремав,
Робкие шаги оленьи
В колыханье сочных трав.
 
 
Чарами завороженный,
Запоешь ты песнь свою
И ногою обнаженной
Тронешь чистую струю.
 
 
Лунным серебром озера
Заколышутся слегка, —
Годы станут – как мгновенья,
А мгновенья – как века».
 
 
Так шумел мне лес ветвями,
Но в ответ на зов лесной
Я лишь свистнул, усмехнулся,
Выйдя на простор степной.
 
 
Но сейчас, вернись я к лесу,
Не сольюсь душою с ним…
Где ты, детство, сказки леса —
Все, что было мне родным?
 

1879

 
Снова в том же переулке
Светит бледная луна.
Только ты меня не встретишь
У раскрытого окна.
 
 
Под окном все те же вязы,
И под ними та же тень.
Только этим старым вязам
Не вернуть ушедший день.
 
 
Ты теперь совсем другая,
И глаза твои не те.
Только я, оставшись прежним,
Все блуждаю в темноте.
 
 
Помнишь, опустив ресницы,
Словно в смутном полусне,
Приходила тихо-тихо
В рощу темную ко мне.
 
 
И на грудь мою склонялась
И, смущенье поборов,
О любви мне говорила
Речи страстные без слов.
 
 
Сердце радостно стучало,
И кружилась голова.
Поцелуи заменяли
Нам ненужные слова.
 
 
Но не знал я, опьяненный,
То, что знает мир давно:
Обнимать ли тень иль верить
Женским клятвам – все равно.
 
 
В занавесках бьется ветер,
Меркнет бледная луна.
Только ты меня не встретишь
У раскрытого окна.
 

1879

 
Любимая, лишь вспомню минувшие годины,
Я вижу в океане бесчисленные льдины.
Ни звездочки на небе, – в безмолвии туманном
Луна лишь одиноко плывет пятном шафранным.
Над тысячами глыбин, швыряемых волнами,
Парит уныло птица с усталыми крылами.
Другая же на запад несется, улетая
В простор, где исчезает подруг пернатых стая.
Оставшаяся птица страдальчески взирает,
Не жаль ей, безразлично – она ведь умирает,
Ее в тот миг о прошлом томит воспоминанье…
………………………………………………………
Все шире, необъятней меж нами расстоянье.
Я одинок всецело, – темнею, замерзая, —
А ты уже исчезла в сиянии без края…
 

1879

 
Когда слита с вселенной была земная твердь,
Когда скрывались в тайне бессмертие и смерть
И на вчера и завтра не расчленялась вечность,
А в множестве едином царила бесконечность;
Когда еще не знали про землю, воздух, небо
И все вокруг казалось загадочно и немо,
Ты был один в то время, и я постичь пытаюсь:
Кто этот бог, пред кем я смиренно преклоняюсь?
 
 
Он появился раньше богов высокочтимых,
Наполнил силой искру из вод необозримых,
Дает богам он душу, приносит миру счастье,
Людское избавленье – в его высокой власти.
Воспряньте же сердцами! Умножьте песнопенья!
Он смерть жестокой смерти и жизни воскресенье!
 
 
Он дал мне взор, чтоб видеть красу небесной тверди,
Вдохнул мне в сердце радость добра и милосердья.
Его я поступь слышу, когда бушует ветер,
И в песнях его голос торжествен и светел.
Но об одном еще я не устаю молиться, —
Чтоб в вечное забвенье он дал мне погрузиться.
Тех, кто меня жалеет, пусть он предаст проклятью,
А тех, кто угнетает, наполнит благодатью,
Пускай его участье заслужит мой хулитель,
Пусть моего убийцы он будет охранитель,
И пусть среди потомков не смолкнет славословье
Тому, кто вырвет камень, что взял я в изголовье.
 
 
Пускай он даст в удел мне гоненья и угрозы,
Пока из глаз ослепших не вытекут все слезы;
И вот, когда я в каждом врага лишь видеть буду,
Когда былой свой облик навеки позабуду,
Когда от горя сердце в груди окаменеет,
Когда проклясть язык мой родную мать посмеет
И ненависть любовью покажется мне страстной, —
Тогда, быть может, смерти настанет миг прекрасный.
 
 
И если так умру я, отверженным, забытым,
Пусть труп мой недостойный оставят незарытым,
И тот, кто на съеденье собакам сердце бросит,
Венец твой драгоценный пускай с почетом носит,
А кто лицо у трупа побьет каменьев градом,
Тому даруй, владыка, бессмертие в награду.
 
 
Лишь так смогу тебе я за тщетный дар воздать,
Что счастье жить на свете ты захотел мне дать.
Не милостей прошу я, колени преклоняя, —
К проклятиям и гневу тебя я призываю,
Чтоб тихо растворилось в твоем мое дыханье
И я исчез навечно в бесследном угасанье.
 

1879

 
Цветами белыми черешни
Дано красе твоей цвести.
Явилась, ангела безгрешней,
Ты мне на жизненном пути.
 
 
Ты по ковру проходишь мимо,
Шуршат холодные шелка, —
Ты вся, как сон, неуловима
И, как мечта моя, легка.
 
 
Вот из тяжелых складок платья
Ты, словно мрамор, поднялась.
Души не в силах оторвать я
От влажных и счастливых глаз.
 
 
Мечтаний светлая зарница!
Невеста в золоте лучей!
О, почему я стал страшиться
Улыбки ласковой твоей?
 
 
Не улыбайся, нет, не надо!
Мне счастье очи обожгло….
И только – рук твоих прохлада,
И только – губ твоих тепло.
 
 
Но словно траур темной ткани
Завесил свет лучистых глаз.
О тень несбывшихся желаний!
Любовь, как сон, оборвалась.
 
 
Уходишь ты, но, все теряя,
Тебя не буду я искать…
Мечта души моей святая,
Отныне я один опять.
 
 
За призрак счастья – боль разлуки,
За дивный взгляд, за светлый сон
И простирать напрасно руки
Тебе вослед я обречен.
 
 
Но ты вернешься! В сумрак черный
Ты погрузиться мне не дашь…
Как девы лик нерукотворный,
Ты засверкаешь, – о, когда ж?
 

1879

 
Срывает осень хрупкие листы;
Дожди шумят, по стеклам ударяя…
Поблекших писем строки разбирая,
Всю жизнь свою припоминаешь ты.
 
 
В чудесных пустяках часы теряя,
Блаженствуешь, а двери заперты,
И скоро песня вьюг из темноты
Тебя баюкать станет, замирая.
 
 
Сижу один я около огня,
О Докии мечтая, фее снежной;
Ночная мгла плывет на смену дня;
 
 
Твои шаги скользят во тьме мятежной,
И руки тонкие, обвив меня,
Коснулись глаз моих прохладой нежной.
 

 
Проходят годы худшей из разлук;
Но в памяти моей, как сновиденья,
Живут любви священные мгновенья,
Глаза огромные, прохлада рук…
 
 
Приди же вновь! Даруй успокоенье!
Твой чистый взгляд спасет меня от мук;
В его лучах ожившей лиры звук
Вновь затрепещет силой вдохновенья.
 
 
О, ты не знаешь, как тебя я жду, —
Склонившую ко мне свое сиянье,
Прекрасную и тихую звезду!
 
 
В душе угаснет целый мир страданья,
Когда к твоей улыбке возведу
Горящий взор мой, полный ликованья.
 

 
Объяты даже мысли тишиной,
Но все нежнее песнь благоговенья.
Зову тебя. Услышишь ли моленья?
Развеешь ли холодный мрак ночной?
 
 
Твои глаза прольют ли утешенье,
Спасительно сияя надо мной?
О, посети же сон тревожный мой, —
Приди, приди, желанное виденье!
 
 
Ты близишься… ты здесь… тебя нашло
Измученное сердце. Мы, как реки,
С тобой слились, и счастье к нам пришло.
 
 
Твоих ресниц мои коснулись веки,
Твоих объятий чувствую тепло,
Ушедшая, любимая навеки!
 

1879

 
На воде, слегка дрожащей,
Солнца луч дробится длинно,
Тихо на опушке дальней
Я внемлю душой печальной
Песенке перепелиной
Где-то в чаще.
 
 
Шепчут сонно, приглушенно
Воды всей лесной округи.
Если ж солнце редко-редко
Проскользнет к ним через ветку,
Волны вскинутся в испуге
Всполошенно.
 
 
У овсянки, у кукушка
Что сегодня на примете?..
Племена болтают птичьи,
Щебеча, друг дружку клича.
Знают жители опушки
Все на свете.
 
 
– Где она, моя сестрица?..
Не беда ль случилась с нею?.. —
Говорит, грустя, кукушка. —
Где она, моя подружка?..
Не пора ли доброй фее
Появиться?
 
 
Липа смотрит: не она ли?
– Возвратиться доведись ей,
Ветку ей дала б погуще,
Вознесла бы вверх над пущей.
Чтоб ее цветы и листья
Осыпали!
 
 
И о том же слабо, нежно
Ручеек лепечет малый:
– Неужель не повторится?..
Не придет опять царица,
Та, что ножкою ступала
Белоснежной?..
 
 
И ответил я в печали:
– Лес, не повторится это!
Не блеснут ни днем, ни ночью
Синевой небесной очи,
Те, которые все лето
Мне сияли!
 
 
Не вернуть нам сказки-были,
Колдовского сна лесного!
И мрачнее нет развязки,
Чем у светлой этой сказки!..
…О, приди, чтоб все мы снова
Вместе были!
 

1879

 
– Как живешь, лесок родимый?
Как проводишь вёсны, зимы?
С давних пор, как мы расстались,
Годы быстрые промчались,
Уезжал надолго я
В чужедальние края.
 
 
– Я, как прежде, милый мой,
Вьюгу слушаю зимой, —
Вьюга ветки гнет мои,
Подо льдом таит ручьи,
Певчих пташек разгоняет,
Снегом тропки заметает…
Я, как прежде, милый мой,
Светлым летом и весной
Дойну слушаю свою:
Там, где тропочка к ручью,
Зачерпнув в кувшин водицы,
Дойну мне поют девицы.
 
 
– Лес мой с тихими ручьями,
Годы мчались за годами,
Ты ж не сохнешь, не редеешь,
Год от году молодеешь…
 
 
– Что мне время, коль навеки
Звездным блеском полны реки,
И ненастье ль, ведро ль будет —
Ветер в листьях песню будит;
В ясный день, в густую хмарь
Мой Дунай течет, как встарь.
Только в людях перемены
Непрерывны, непременны,
Мы ж остались те, что были,
Облик свой не изменили, —
Речки те же и поныне,
Те же горы и пустыни,
Та же синева небес,
То же солнце, тот же лес.
 

1879

 
Что у тебя на память я попросить бы мог?
Тебя, а не увядший в твоем венке цветок!
Но ты теперь чужая, прошу я, потому
Забудь меня навеки, когда уйду во тьму.
 
 
Когда угасло счастье, сгоревшее дотла,
Желать ли, чтобы вечно разлука сердце жгла?
Волна, волну сменяя, уходит по реке:
Зачем же предаваться мучительной тоске,
Когда, как сновиденье, и даже тенью сна,
Мы по земле проходим и смерть предрешена?
Так надо ли годами томиться обо мне
И о других, уснувших в могильной глубине?
Сегодня или завтра уйду из жизни я, —
Что в том? Хочу забвенья, хочу небытия!
Хочу, чтоб ты забыла года, когда вдвоем
Мечтали мы о счастье. Не вспоминай о нем;
Чтоб я исчез в суровой и непроглядной мгле,
Как будто не нашли мы друг друга на земле,
Как будто были тщетны все годы, все мечты!
То, что тебя любил я, простить мне сможешь ты?
 Вокруг – одни чужие; мечтаю лишь о том,
Чтоб горестное пламя в глазах застыло льдом.
Когда же прахом в землю вернется плоть моя,
Там вряд ли разгадают, кто я, откуда я?
Мне среди стен холодных и днем и в час ночной
Молитвой будут вечный выпрашивать покой.
А я хочу, чтоб кто-то у век поникших стал
И дорогое имя твое мне прошептал…
А там – пускай бросают в пыли дорог… В тот час
Мне все же будет лучше и легче, чем сейчас!
Пусть вороны нагрянут, как черная гроза,
И неба не увидят ослепшие глаза!
И пусть примчится буря на огненных крылах
И сердце бросит ветру и растерзает прах!
 
 
А ты, как день апреля, всегда сияй, цветя!
Ты – с влажными глазами – невинное дитя, —
Все той же белокурой и вечно юной будь.
Я сам себя забуду, и ты меня забудь.
 

1879