Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

– Будь осторожен, – на прощание напутствовал Ермак. – Если не понимаешь, что сказать, лучше промолчи.

– Так и сделаю, – пообещал я.

Через час мы уже были в лодке. Тело убийцы лежало в мешке из оленьей шкуры, связанное по рукам и ногам. По-прежнему от него пахло рыбой. Лодка шла легко – весла держали руки опытные. Мы шли вверх по Иртышу, потом свернули в протоку, петлявшую между топкими берегами.

Юрпас, кстати, с нами не отправился.

Зато следом молчаливо плыл струг с казаками.

Какая я важная персона сегодня, подумалось мне. Прям дипломат с охраной! Правда, случись что, эта охрана не спасет. Если встретим большой отряд, десяток человек не справится. Но тут уже ничего не поделаешь.

Плыли мы не слишком долго. Я смотрел на берега, изучал местность, но в основном видел заросшие лесом высокие берега.

Потом один из охотников встал, что-то произнес на своем языке, и указал на приближающийся песчаный пляж. Очевидно, там надо было остановиться.

У берега виднелось множество лодок. Некоторые – с парусами, другие – узкие охотничьи. Вдоль берега шёл помост, за ним сушилась рыба, шкуры.

Юрты – точнее, чумы – были поставлены полукольцом на возвышении. Обтянутые ровной лосиной кожей, с дымниками на вершине. Ветер бродил по открытому пространству, пахло костром, рыбой, болотом и кедром. В поселении находились люди. Кто-то готовил сети, кто-то чистил рыбу или занимался другими делами.

Мужчины-остяки носили суконные кафтаны с меховой опушкой, широкие пояса и кожаные штаны. Женщины – длинные рубахи с орнаментом, перетянутые ремнями. На ногах – сапоги из тюленьей кожи, тоже плотно обвязанные ремешками.

Меня проводили в центр селения, к большому чуму. У входа стояли два охотника с копьями. При виде нас они молча шагнули в стороны.

Внутри на вытесанной колоде сидел высокий старик. Густые седые волосы, ожерелье из медвежьих зубов на груди и кожаная туника, вся в непонятных знаках. Это был Ханг-Ян, «Понимающий след», вождь, шепнул мне на ухо приплывший в город шаман перед тем, как мы вошли.

Ханг-Ян, увидев меня, приветственно поклонился.

Я поклонился в ответ.

Я ожидал долгого разговора, но его не случилось. Наверное, вождю было достаточно на меня просто посмотреть и самолично убедиться, что я не демон. А может, здесь было что-то еще.

После паузы он задал вопрос на языке остяков. Шаман перевел.

– Он спрашивает, нравится ли тебе у нас.

– Да, очень, – ответил я, не понимая, «у нас» – это где, в поселении или в этом мире? Хотя мне неплохо и там, и там.

Потом нам принесли варёную рыбу – жирную, разварившуюся, но вкусную, и к ней похлёбку с чем-то похожим на пшено. Оказалось своеобразно, но хорошо.

После еды мы попрощались с вождем, и шаман повел к роще за селением. Она, как я понял, была священной. Там стояли идолы – столбы с вырезанными лицами, пучками шерсти и лентами. В воздухе витал запах жертвенных масел и угля.

– Сейчас ты увидишь Эм-Нэллы, – сообщил сопровождающий меня шаман.

По всей видимости она – его начальник. Главный шаман племени. О ней говорил и Никита.

Эм-Нэллы оказалась невысокой, согбенной, с лицом, как сухая кора. На одежде из шкур нарисовано множество разных символов. В руке она держала бубен.

Смотрела она меня, как ни странно, очень недружелюбно и не говорила ни слова. Я тоже молчал, ожидая, чем это все закончится.

Вдруг она подняла руку. В отдалении послышались шаги, и в роще показались десятки вооруженных остяков с копьями с луками. Все, как один, с мрачными неподвижными лицами.

Неужели ловушка, подумал я.

Глава 9

Но как это может быть? Мне говорили, что ханты миролюбивые и в хороших отношениях с Ермаком. Откуда может появиться ненависть ко мне? И как они потом собираются тут жить, ведь Ермак неизбежно отомстит за гибель своего человека и за предательство?

Воины подошли совсем близко и окружили нас. Я молчал и не двигался. Никакого оружия, кроме ножа, с собой не было, да и что тут поможет. Шаман, который привел меня, стоял молча и спокойно. Похоже, он заранее знал о том, что произойдет.

Ханты пока не нападали. Наверное, чего-то ждут. Но чего?

Эм-Нэллы подала мне странную вещицу – зуб неизвестно мне животного на длинном кожаном ремешке и что-то сказала.

– Возьми, – перевел ее слова шаман. – Держи в ладони.

Я положил амулет себе на ладонь, а затем сжал пальцами. Показалось, что он покалывает руку, будто электричеством. Эм-Нэллы, не отрывая глаз, смотрела мне в лицо.

Я стоял спокойно, дожидаясь развязки.

Затем Эм-Нэллы улыбнулась. Вот уж чего не ожидал увидеть, так это ее улыбки! Но, тем не менее, она случилась. Действительно улыбнулась и посмотрела уже доброжелательно. Затем она забрала у меня амулет.

Лица окружавших нас воинов тоже перестали быть суровыми. Теперь они не глядели на меня, как на врага. Эм-Нэллы взмахнула рукой, и они ушли.

Она начала что-то говорить.

Шаман переводил.

– Ты смелый, – сказала она. – Добрый, и смелый. Ты не испугался наших воинов и держал в руке амулет Юв Сэрпа. Только у доброго человека он может лежать на ладони. Злой почувствует боль и изменится в лице. Мы проверяли тебя.

– Почему наш род поддерживает Ермака? – спросила Эм-Нэллы и сама же ответила:

– Потому, что он приносит добро на эти земли. Он спасает нас от Кучума. Он несет с собой справедливость. Он несколько раз помогал нашим людям и давал нам ценные вещи. Именно поэтому даже многие татары перешли на его сторону. Да, мы платим ясак, но таков мир. Любая власть будет собирать дань. Без власти люди жить не смогут.

Она на секунду замолчала, потом продолжила.

– Кучум – другой. Люди для него – пылинки под ногами его коня. Он считает, что может казнить любого, кто ему не понравится. Получив силу, он запретит нам верить в наших богов и убьет тех, кто не согласится с этим. Ты овладел знаниями, которых нет в этом мире. Ты окажешь влияние на Ермака и на других больших людей в его отряде. И нам сообщили, что ты можешь изменить их. Ты скажешь, что нужно идти по нашим землям огнем и мечом, и с тобой согласятся. Поэтому мы решили тебя проверить. Если бы ты действительно оказался человеком с черной душой, мы бы убили тебя и скрылись от гнева Ермака в лесах.

– Кто вам сообщил, что я буду просить Ермака стать злым и жестоким? – изумился я. – Юрпас?

– Этого я тебе сказать не могу, – ответила шаманка. – Нет, не он. Есть и другие глаза, которые смотрят на жителей вашего города. Но теперь ты можешь не волноваться.

– Спасибо тебе, Эм-Нэллы, за доверие, – я наклонил голову в небольшом поклоне. – Я тебя понимаю. Ты переживала за своих людей и за свой край. Но поверь, я не желаю зла людям. Я создаю для Ермака оружие, но только затем, чтоб с его помощью сражаться со злом.

Эм-Нэллы снова улыбнулась.

– Скажи, у тебя когда-то была собака?

– Да… овчарка по имени Турана. Она была для меня чем-то большим, чем собакой. Другом. Она погибла.

– Не совсем так, – покачала головой Эм-Нэллы. – Тебя спас волк, правильно?

– Да, – ответил я. – Так мне сказали.

– Дух твоей собаки, ненадолго оказавшись здесь, выручил тебя.

Услышав это, я только покачал головой.

– А сейчас, в знак того, что мы доверяем тебе, ты увидишь Того, кого нельзя называть, – произнесла Эм-Нэллы.

Мне очень захотелось спросить, кто это, но я сдержался. Логично предположить, что если его нельзя называть, то и не назовет!

– Ты будешь первым «пелы-хум», белым человеком, увидевшим его.

– Спасибо за честь, – я наклонил голову.

Из-за деревьев снова показались воины остяков, но теперь их было всего четверо. Двое несли завернутое в шкуры тело убийцы из далекого северного племени, и еще двое с копьями их сопровождали.

– Идем, – велела Эм-Нэллы, и мы направились за ней.

– Как тебя зовут? – спросил я через пару минут сопровождающего нас шамана-переводчика. – Неправильно, когда ты не знаешь имя того, кто с кем разговариваешь.

– Ингир, – ответил он.

Мы шли медленно. Тело убийцы несли на носилках из ивовых прутьев. Впереди – шаманка Эм-Нэллы, за ней Ингир, я и остальные. Мы шли по тропе вдоль небольшой речки. Воздух был влажный. Мы шли молча. Лес почему-то тоже молчал, не раздавалось ни пения птиц, ни звериных шорохов. Неужели здесь нет никакой живности? А почему так?

Через полчаса тропа привела нас к скалистому обрыву. У его основания зияла огромная черная пасть пещеры. Рядом со входом лежали почерневшие от времени вырезанные из дерева символы: спирали, лапы, фигуры зверей и людей.

И еще кости. Много костей. Животных, больших и не очень, птиц, рыб… и даже несколько человеческих. Точно человеческих, спутать невозможно. А вот и череп виднеется, смотрит на нас, будто спрашивает, зачем пришли.

Очень интересно. По коже пробежал бодрящий холодок. Не страх, но это место очень зловещее и без кладбища костей, а уж с ним…

Метрах в тридцати перед пещерой был выложен круг из небольших булыжников. Я, шаманка, Ингир и остяки с копьями зашли в него. Затем и двое носильщиков, положив тело у входа в пещеру, быстро прибежали к нам.

Шаманка закричала – я не ожидал, что она сможет кричать так громко. Гортанный, древний крик. Наверное, так кричали шаманы за многие века до этого.

Это было обращение к духам. Я в этом разбирался не слишком, но сейчас мог утверждать с уверенностью. Духи должны прийти за телом? Точнее, тот, «кого нельзя называть». Ну, посмотрим. Если все это не выдумка, то сейчас я увижу что-то фантастическое.

Нет, не выдумка.

Из пещеры раздалось дыхание. Настолько громкое, что оно слышалось даже на том расстоянии, на котором находились мы. Потом послышались шорохи и мягкие шаги. А затем показался ОН. Я сначала не понял, что это. Потом – понял, и не поверил глазам.

Медведь. Нет, не просто медведь, настолько он огромный. Выше человека, даже стоя на четырёх лапах. Шерсть густая, серо-бурая, местами – белёсая. Жуткие лапы и чудовищная голова.

Он остановился перед телом, понюхал. Замер. Потом раскрыл пасть и поднял голову к небу, выдав утробный рёв, от которого у меня задребезжали кости.

Медведь начал есть. Медленно. Неторопливо. Как человек ест жертвенную пищу. Кусать, глотать. Кровь стекала на камни. Ханты смотрели молча и не шевелясь. Я тоже стоял, будто прибитый ногами к земле. Ритуал наверняка проходит не впервые, но все равно, лишнее внимание жителя пещеры лучше не привлекать. Мы стоим в круге из камней, выложенном, как я понимаю, должен защищать от косматого божества, но насколько эффективна эта преграда, если зверь окажется не в настроении⁈

Когда медведь насытился, он поднял голову и посмотрел прямо на меня несколько долгих секунд. Его взгляд – будто не звериный. Я почувствовал себя так, будто все мои мысли и чувства оказались на ладони. Потом зверь повернулся, ушёл в пещеру, и наваждение скрылось вместе с ним.

– Он принял подарок, – сказала шаманка. – Мы можем идти. Дух убийцы из далеких краев никого не потревожит.

…Через несколько часов я вернулся в город на струге казаков. Встретив Ермака и Матвея, рассказал им обо всем, что видел.

Матвей только покрутил в удивлении головой, а Ермак задумался.

– Видишь, опасаются, что мы лютовать будем. Кто-то из кучумовских использует это и поддерживает страх. Мы ко всем пытаемся относиться хорошо, но все равно боятся. Мечеть в Сибире стоит по-прежнему, молиться могут все, кто захочет, ясак собираем совсем немного, но…

Он вздохнул.

– А про медведя интересно ты рассказал. Я такого большого еще не видел. Хотя здесь зверья много. Слышал, ученые люди говорят, что это сохранившиеся с давних времен. Как на деле – не знаю. Остяки считают медведя почти богом. Никогда не называют его по имени, делают ему подношения, охотятся на него, только если деваться некуда – какой-нибудь больной зверь ходит около селения и хочет напасть. А потом извиняются перед ним, проводят обряды, чтоб возродился мишка в лесу в новом теле.

– Ты молодец, – с улыбкой добавил Ермак. – Теперь, если что, на переговоры с остяками тебя отправим. И они тебя приняли, и их бог-медведь тебя не сожрал, хахаха.

– Если они такого на город натравят, то его стрелять только из пушки, – хмыкнул я.

– Да, точно, – засмеялись Матвей и Ермак.

Но медведи – медведями, а главное сейчас – самострелы. Сами они себя не сделают. Что у нас там получается? А то с этими приключениями да путешествиями и глянуть некогда.

И я отправился, что называется, с инспекцией. Глина на второй кузне потихоньку подсыхала, через пару недель можно будет использовать. Если начать греть ее на слабом огне, то высохнет и раньше… если, конечно, не потрескается. Тогда – печаль. Но попробовать ускорить процесс очень хочется. Сидеть и ждать – это не мое.

С сушилкой и «обжиговой избой» почти та же ситуация, там тоже печи, хотя и для более низких температур. Так что ждем.

Но работа, пока меня не было, на месте не стояла – а городе появился второй самострел, точная копия моего! И он был сделан тоже быстро! А самое любопытное, почти всю работу делал не кузнец Макар, а его подмастерье, совсем юный Фома по прозвищу Заря!

Макару говорить об этом хотелось не очень, но врать он не стал. Смышленый паренек, которому оказалось не двадцать, а всего семнадцать лет, посмотрев, как я работаю, смог полностью повторить мои действия. А теперь, вдохновленный своими успехами и личной похвалой Ермака, делает второй самострел. Ложе к нему уже есть, Лапоть сработал. Хотя ложе по сравнению с остальным трудом дело быстрое и нетрудное.

Самострел уже испытали, и получилось, по словам Фомы и Макара, очень неплохо – доски и шкуры пробивал прям как мой. Времени, правда, на его испытания ушло очень много. Дойти до леса, установить там мишени, пострелять, потом забрать все и вернуться – долго. Очень долго.

Что-то с этим надо делать, подумал я. Мало того, что теряется драгоценное время, так еще и опасно – рано или поздно татары попытаются засаду сделать.

Походив несколько минут взад-вперед около кузни, я, хм, нагулял идею. Очень простую и надежную. Если стрельбище далеко – значит, его надо сделать близко. По-моему, логично.

Нарисовав на куске кожи небольшой чертеж, я отправился к Ермаку.

– Ситуация, Ермак Тимофеевич, – сказал я. – Самострелы делать можем, да ты уже об этом знаешь, но кучу времени уносят их проверки стрельбой. И лес далеко, и татары, к тому же, рядом. Того и гляди, подстерегут за елками.

Ермак почесал в затылке.

– И что ты предлагаешь?

– Сделать стрельбище прямо здесь. В городе. А точнее – в остроге, вдоль стены. Коридор в пять саженей шириной. От острога не убудет. Места и расстояния тут хватит. Только надо будет поставить забор из бревен, чтоб ни дай бог стрела никого из посторонних не задела, да и вообще, чтоб лишние люди в работу не совались.

– Хорошая мысль… – пригладив бороду, задумчиво сказал Ермак. – Ну, зови старосту, будем решать, как что делать.

Я сбегал за Тихоном Родионычем и привел его к атаману.

– Ну что, – сказал Ермак, кивая в сторону северного забора, – делаем тут коридор?

– Так-то надо, – развел руками Тихон. – Но бревен уйдет немеряно. И труда. Бревна ж надо в землю закапывать.

– Надо, – кивнул я. – Непременно надо. Все надо делать прочно и безопасно. Новые самострелы стрелой прошьют человека насквозь, что чужого, что своего. Испытания должны быть без лишних глаз и чтоб никто не мешал.

– Тогда делаем, – согласился Ермак. – Отряжай, Тихон, людей в лес за деревьями и на рытье ям. Если делать, то делать все по уму, не абы как. Надежно и хорошо.

– Ты скажи, что тебе нужно, – сказал Тихон. – Давай определимся, чтоб я точно знал, сколько нужно людей, материала и инструмента. Работы-то и другой хватает.

Я кивнул, достал кусок размеченной кожи и развернул перед ними.

– Вот, глядите. Вот тут забор острога. А вот здесь – участок, длиной с двадцать сажень, шириной в три. По бокам – стены из толстого бревна, выше человеческого роста. Можно поставить брусья с пазами, в которые вставить щиты из досок. А у дальнего концом – земляной вал. На всякий случай, чтоб стрелы тормозить.

– Бревно-то какое пойдёт? – спросил Тихон, вглядываясь в схему.

– В конце, куда полетят стрелы, лучше всего лиственницу. Но она твердая, с ней тяжело. Так что хотя бы сосну. Главное, чтобы крепкая, не гнилая. Толщиной не меньше локтя. На стены можно поменьше, лишь бы стрела ненароком не пробила. Стены ставим встык, без щелей. Так можно будет, если что, удержать стрелу.

Ермак молча кивал, прислушиваясь.

– А насчёт крыши? Надо? – спросил Тихон. Похоже, ему идея стрельбища тоже понравилась, хотя сейчас оно для него – лишняя головная боль.

– Хорошо бы, – ответил я. – Хоть лёгкий навес из досок. От дождя защитит, свет убавит – легче будет прицеливаться. А ещё хочу поставить вешки вдоль стен с отметками – для замера точности. Но это уже мелочи.

Тихон усмехнулся:

– Мудрено. Раньше мы по мишени на сосне стреляли, а тут тебе целый ход стрелковый. Ну да ладно. Сделаем.

Ермак согласился.

– Давай так, Тихон. Выделяй людей. Пусть рубят и ворочают. А ты, Максим, будешь смотреть и указывать. Как построим – так и испытаем. Только чтоб надёжно всё. Не хочу, чтоб кто-то потом в спину стрелу получил. И давай не двадцать сажен, а побольше. С запасом. Целых тридцать! Чтоб на дальних дистанциях пробовать, если еще какое-нибудь оружие придумаем, более грозное.

– Понял. Безопасность – прежде всего, – сказал я.

Часть бревен у нас в городке уже была – Тихон создал запас для непредвиденных случаев, и вот как раз такой и случился.

Через полчаса на месте уже работали люди. Я показывал, куда ставить бревна. Так что у нас началось строительство испытательного коридора – первого в Сибири защищённого тира под самострел. А может, и не только под него.

Через час к нам пришел на помощь Лапоть, и с ним стало намного проще – дело он знал, и строители его слушались. Вторая команда ушла в лес валить дополнительные деревья, я хотел пойти с ними, но передумал и ушел к себе в избу еще помозговать.

Получается что – нам нужно не меньше сотни самострелов, и это для начала. А к ним, соответственно, стрелы. Если работать в две кузни, то, занимаясь только самострелами, наверное, можно делать их в общей сложности максимум один в день. Итого в общей сложности – три месяца.

Но это, как говорится, только теоретически, по невероятно оптимистичным подсчетам, и при работе на износ, по двенадцать часов в сутки и без выходных. Которые положены по трудовому кодексу, хахаха.

На практике дней будет куда больше. Дай бог один арбалет в три дня на кузню сделать. И стрелы много времени отнимут, и другой работы у Макара хватает – до моей идеи перевооружения он без работы не сидел. Да и кузня вторая когда заработает-то… И проект с самострелами – не единственное, что я смогу сделать, если пораскину мозгами. То есть стоять не отходя от печи будет не лучшим способом потратить время.

Нет, надо как-то ускоряться. Кучум на месте тоже не сидит, собирает войско. Поэтому… поэтому вот что мы сделаем. Ермак (да и все остальные), наверное, обалдеют от моих предложений, ну да ничего.

Глава 10

Надо делать еще кузню. Нет, две! Не меньше! Кто знает, сколько времени осталось до больших битв? Чем быстрее мы станем к ним готовыми, тем лучше. Сотню самострелов желательно получить уже через месяц – полтора после того, как печи станут готовы к эксплуатации. А к ним нужны еще и стрелы. И, помимо прочего, надо еще и другими кузнечными делами заниматься – самострелы, конечно, очень важно, но свет клином на них не сошелся.

Сейчас у нас три готовых кузнеца. Я, Макар и Фома. Может, Фома не всю работу может осилить, но если он один самострел сделал, то сделает и два, и десять, и двадцать.

А кузни я хочу, что их стало четыре. Хотя в одной работать пока некому.

Но на самом деле все не так. Надо делать еще суровей. Городу угрожает опасность? Значит, надо ускоряться, и работать В ДВЕ СМЕНЫ. Днем и ночью, и никак иначе! Как завоюем Сибирь, тогда и отдохнем! Огонь в печах должен полыхать безостановочно. От этого они изнашиваются быстрее, но не беда – глины, досок и камней в округе предостаточно. Жаль, если возникнет пауза, но куда деваться. Без риска не обойтись.

То есть, кузнецов должно быть восемь. Где-то надо взять еще пять. И к ним еще помощников. И увеличивать добычу железа. Не пригодится пока – пусть лежит про запас. Но польза от этого будет, и огромная. Мы быстро сделаем нужное число самострелов и большой запас стрел к ним, что сможет частично компенсировать нехватку пороха.

Интересно, что скажет Ермак.

Его в городе не было, пришлось дожидаться. Он приплыл откуда-то на струге, затем прошел в ту самую избу, в которой у нас все совещания и происходили. А вместе с ним зашел Елисей Скрыпник, есаул. Он, получается, чуть ли не второе по важности лицо в отряде. Заместитель атамана. Хотя на деле таким является Матвей Мещеряк. Елисею я не нравился с самого начала, и сейчас он тоже уставился на меня, скривив рожу. Что-то они обсуждали, похоже, когда я зашел. Какая-то карта на столе расстелена, но, увидев меня, Елисей ее тут же свернул. Не доверяют мне еще некоторые секреты.

– Еще что-то случилось? – спросил Ермак. – Вид у тебя непонятный. Говори, с чем пришел.

– Да, вроде того. Подсчитал я, Ермак Тимофеевич, и понял, что нам нужны еще две кузни.

– А чего не двадцать! – фыркнул Елисей. – Давай все бросим, и начнем только ковать. Других дел ведь нету.

– Двадцать не надо, а две – необходимо, – ответил я. – Нам срочно нужно оружие и стрелы. И работать там придется в две смены – одни люди днем, другие – ночью.

Елисей аж захохотал от удивления.

– Ну точно, больше никакой работы. Только железо. Ты, Максим, похоже в кузне на жару перегрелся.

– Ты погоди такими словами бросаться, – зыркнул на него Ермак. – Максим уже не раз доказал, что он в отряде человек не лишний. Голова у него варит. Если б у всех наших так варила! И за дело общее у него душа болит. Нельзя просто так набрасываться на человека, даже если он ошибается. Может, он ошибается совсем чуть-чуть, и есть часть правды в его словах. Объясни нам подробнее, почему нельзя обойтись без новых кузней и ночной работы.

Я вздохнул и тщательно изложил свои соображения. Рассказал, сколько будем делать самострелы в одном и другом случае.

– А что говорит Макар, кузнец? – спросил Ермак. – И староста наш, Тихон Родионович?

– Не знаю, не спрашивал, – ответил я и подумал, что все, конец моей затее. И один скажет «не нужно», и второй. Люди так устроены – не любят нового. А татары… татары пока далеко. К войне с ними привыкли. Война идет потихоньку, не спеша, будто и нестрашная. А тут придется менять привычный уклад жизни, думать, волноваться…

Столько таких людей я перевидал. Умных, хороших, не ленивых, но к новому относящихся примерно так, как черт относится к ладану. А если учесть, что я уже заставил строить и печь, и сушилку, а теперь еще и тир…

– Я их сейчас позову, – вдруг сказал Елисей. – Сам за ними сбегаю. Разомну ноги. А то затекли после струга.

Все понятно. Дойдешь до них, и по дороге скажешь, чтоб сопротивлялись моим идеям. Они и так не слишком их воспринимают, так еще и ты. А Ермак, похоже, эту хитрость своего заместителя не понял. Кивнул – иди, мол.

Когда Елисей убежал, Ермак сказал мне:

– А ты Мещеряка позови. Пусть тоже выскажет свои соображения. Он где-то здесь.

Матвея найти быстро не получилось, пришлось спрашивать, где он. Пока отыскал, объяснил ситуацию… В общем, пришли мы, когда все уже собрались.

Я повторил свое предложение. По виду Тихона и Макара понял, что им по дороге Елисей все уже рассказал.

Эх, не пойдут они против него. Ермак к моему предложению отнесся спокойно, будто говоря «решайте сами», а Елисей аж на дыбы встал. Остается еще Мещеряк. Он вроде меня сейчас ценить начал, но не стоит забывать, что не так давно он относился ко мне, мягко говоря, с недоверием (то есть был готов отправить на виселицу или на костер).

Лицо Елисея довольное. Похоже, считает, что со всеми договорился и ждет победы. Хотя какая тут победа, придурок. Скоро война разгорится страшным костром, а ты думаешь только о том, кто главнее.

– Ну, Макар, тебе слово, – произнёс Ермак. – Ты в железе разбираешься. Говори честно, без утайки.

Встал Макар с лавки, посмотрел вниз, призадумался и сказал:

– Правильно говорит Максим.

Видно было, что с трудом эти слова ему даются. Елисей вытаращил глаза, явно ожидая другого. Обалдел и я. Недооценивал я Макара. А он, оказывается, человек с принципами. Ради общего дела готов работать много и тяжело. И, если надо, даже идти на конфликт с большим начальником.

– А двадцать кузней не надо? – сквозь зубы спросил Елисей.

– Двадцать – не надо, – со вздохом ответил Макар, будто не замечая ехидства Скрыпника, – а вот две не помешают, и даже очень. Думал я уже об этом, и думал много. Нужно нам и оружие, и стрелы, и много чего еще. И чем быстрее, тем лучше. Чует мое сердце, враг недалеко.

– Сердце должно чуять у гадалок да шаманов, – наморщился Елисей, – а твое дело молотом размахивать.

– Вот он и размахивает, – неожиданно заговорил Мещеряк. – А оттого, что размахивает днями напролет, много о железе знает. Лучше некоторых. Я с ним согласен.

Елисей вспыхнул, встретился взглядом с Матвеем, но быстро отвел глаза. В открытую ругаться с ним не решился, но в душе явно что-то затаил.

– А ты что скажешь? – обернулся Ермак к Тихону.

– Если говорят, что дело нужное, значит, так оно и есть. Людей найдем. Снимем с других работ.

– Значит, строим, – подытожил Ермак. – А насчет людей, решайте сами, сколько нужно.

Я, Макар и Тихон дошли до строящейся сушилки, и, сев на бревна, обговорили остальные вопросы.

Ставить кузни начнем уже сегодня. Одна кузня останется за Макаром – он будет ей по-прежнему заниматься, и ускоренно обучать делу еще одного человека. Помощников ему сразу надо будет человек шесть – это с учетом учеников еще и для второй смены. Для сложной работы, наподобие самострела, два помощника надо как минимум.

Тихон аж за голову схватился, представив, сколько потребуется людей. На первую кузню, и на все остальные. Но промолчал. Деваться уже некогда.

Во второй, в которой сейчас сохнет глина, главным буду я. Мне надо двух постоянных помощников, чтоб я не просил кого-то, как при работе над самострелом, поработать с мехами. И еще троих – одного, самого толкового, сразу обучать на кузнеца, а других ему в помощь.

В третьей командовать будет Фома Заря – он уже показал свое умение, выковав второй самострел. Поэтому вперед, к новым свершениям, на руководящую должность.

С четвертой кузней главная проблема. Второму помощнику Макара, Грише Малому, только четырнадцать. Хотя тот, по заверению кузнеца, работу знает не хуже Фомы, долго махать молотом он не сможет, силенок еще слабовато накопил. Да и учить других у него хорошо не получится. Поэтому в ту кузню будем постоянно заглядывать мы с Макаром и решать возникшие вопросы по мере возникновения. Если получаться будет не особо, там станем делать только простые работы вроде стрел или мелкого ремонта.

А еще нужны люди на обжиг руды, и их тоже надо научить. Человека два туда необходимо.

Как-то так.

Места под новые кузни отыскали. Тихон ушел, как сказал «добывать людей», а мы привели Лаптя, сообщили новость, что расслабляться некогда, еще два здания ему строить.

Он только головой покрутил.

– Ну вы даете. Но все правильно. Железу сейчас первое внимание нужно.

Строителей Тихон нашел быстро, и работа завертелась. Я сначала помогал, а потом отошел в сторону. Конфликт с Елисеем не выходил из головы.

Как странно, что в отряде есть человек, который ставит свои интересы выше общего дела. Да и какие там интересы? Я ему, похоже, просто не понравился, вот он и начал. Не хочется человеку, чтобы кто-то становился уважаемым человеком?

Как ему объяснить, что я об этом и не думал! Наверное, никак, он судит людей по себе. Есть такие, встречались мне неоднократно. Но почему он, с такой мелкой интриганской душой, занимает столь высокий пост? Формально есаул, если я ничего не путаю, по сути заместитель атамана, его правая рука.

Но, на основе того, что я видел и знаю, вторым человеком здесь является Матвей Мещеряк, сотник. У него и выше авторитет, и распоряжается он тоже куда больше. Да и как человек он, черт побери, гораздо лучше! Даже ошибки свои умеет признавать, а это безумная редкость для людей! Ермак приглашает его для решения почти всех вопросов. И он командир первой сотни – наверное, сильнейшей в отряде.

Тогда откуда взялся Скрыпник? Если б он устраивал Ермака, то Матвей не обладал бы таким влиянием. А если Скрыпник не нужен, то почему Ермак его тут держит, и тем более на такой должности! Нравы здесь простые. Сибирь, знаете ли. Тут церемониться не будут. Или первым обозом обратно в Москву, или, если заупрямишься, кое-что похуже.

В общем, загадки. Но враг у меня тут появился, тут гадать нечего. Чужой среди своих. Надо будет держать ухо востро. В ход может пойти все, вплоть до интриг, сплетен и безумной лжи.

Спрошу как бы невзначай у Никиты, кто такой Скрыпник – он знает тут чуть ли не все. Если не сможет ответить на вопрос, буду искать обходные пути для получения информации.

И еще вспомнил про шамана вогулов Кум-Яхора, из-за которого едва не погиб. С тех пор я его почти не видел, но осадочек остался. И немудрено. Когда тебя хотят отправить на виселицу или на костер, такое плохо забывается.

…Я сидел, глядя себе под ноги, думал, а потом поднял голову и увидел Прохора Лиходеева.

Он куда-то шел, но не торопясь, поглядывая по сторонам, и я понял, что он особо ничем не занят

– Прохор, можно тебя? – спросил я.

Он обернулся, хитро прищурился, потом кивнул:

– Конечно.

– Надо поговорить.

Он сел на бревно рядом со мной.

– Про Кум-Яхора хотел спросить. Про шамана вогулов.

Прохор весело скривился:

– Ты никак не можешь ему простить то, что он назвал тебя «черной душой»?

Я махнул рукой.

– Речь не о мести. Просто странно, почему он настолько не хотел, чтобы я находился здесь.

– Почувствовал что-то, – пожал плечами Лиходеев. – На то и шаман, чтоб чувствовать. Ведь правильно понял, что с тобой что-то стряслось.

– Только заявил, что я буду пить кровь у людей или что-то такое.

Прохор рассмеялся.

– Ну да, тут он что-то не то сказал. Вроде пока не пьешь, хахаха!

– Я думаю, – медленно сказал я, – что это не просто так. Он не хотел, чтобы я сделал отряд сильнее. То есть, ему выгодно, если татары нас победят.

Прохор молча потер подбородок. Потом закинул ногу за ногу, положил на неё локоть.

– Мы давно за ним следим, – сказал он наконец. Без улыбки.

– Есть все-таки подозрения?

– Сложно сказать. Вогулы – народ упрямый, воинственный. Куда более злой, чем остяки. Они сейчас вроде бы как в нейтралитете. Не с нами, и не с Кучумом. Но это тонко. Потому что если мы их разозлим – могут и переметнуться. А воевать они умеют. Луки у них хорошие. И ножи. Поэтому решили: ссориться с вогулами, только если нет никакого выхода.