Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Лес встретил тишиной. Даже ночные птицы молчали. Только ветер шелестел в кронах.

Вышла на поляну. Остановилась, огляделась.

Никого.

Но были следы. Даша присела, провела ладонью по траве: примята во многих местах. Здесь лежали люди, прятались.

У куста она увидела рассыпанные цветы – те самые, что Максим собирал: иван‑чай, колокольчики, зверобой. Валяются в траве, примятые, растоптанные. Рядом – следы нескольких людей. Крови не видно.

След вёл далеко в лес. Даша побежала по дорожке следов, не думая об опасности. Судя по отпечаткам, один человек нес тяжесть – шаги очень глубокие.

У берега следы обрывались. На влажном песке – отпечаток днища лодки.

Увезли. По воде.

Даша выпрямилась, сжала кулаки, развернулась и побежала к городку. Миновала ворота – стражники окликнули, но она уже мчалась к дому Ермака.

У дверей стоял казак.

– Стой! Нельзя!

– Надо, – коротко ответила она и шагнула внутрь.

Ермак сидел за столом с Матвеем Мещеряком и писарем отряда Михаилом. На столе рядом с чернильницей лежали бумаги.

– Даша? – удивился атаман. – Что случилось?

– Максима похитили, – выпалила она. – Ушёл в лес на поляну до заката и не вернулся. Там его схватили и унесли к реке. Увезли на лодке. Я видела следы.

– Кто? – Ермак вскочил.

– Не знаю.

Мещеряк крикнул в дверь:

– Поднимай людей! Живо!

– Сколько их было?

– Не знаю, – ответила Даша. – Несколько человек. Прятались в траве, ждали. Знали, куда он придёт.

– Засада, – мрачно сказал Ермак. – Значит, кто‑то навёл. Иначе откуда бы они там появились?

* * *

Кашлык остался позади. Наверное, меня уже ищут, но что толку. Слишком далеко.

Я закрыл глаза. Надо думать. Должен быть способ выбраться. Всегда есть способ.

Елисей сидел с довольной рожей. Поймал ценную добычу.

Предатель.

Но я ещё поборюсь.

Глава 18

* * *

Острог гудел, как потревоженный улей. Из изб выбегали казаки – кто в одной рубахе, кто кафтан на ходу накидывал. Хватали сабли, пищали, луки.

У дома атамана за несколько минут собралось человек пятьдесят.

– Что случилось, Ермак Тимофеевич? – спросил один казак.

– Максима похитили. Опять. Часа два‑три назад. Схватили в лесу, увезли на лодке.

По толпе прокатился ропот.

– Кто посмел?

– Татары?

– Пока неизвестно, – ответил Ермак. – Савва, бери своих, и в лес с Дашей – она покажет место. Матвей, ты на лодки – смотри всех, кто на воде.

…В лесу свет факелов резал тьму узкими пятнами, тени деревьев дрожали. Даша показала место.

– Вот здесь прятались. Лежали в траве, ждали.

Казаки подсветили. Трава была примята в нескольких местах.

Рассыпанные цветы всё ещё лежали в траве – иван‑чай, колокольчики. Страшное зрелище.

– След ведёт туда, – она указала к реке. – Его несли. Какой‑то огромный человек.

Пошли по следу. Люди шагали осторожно, чтобы не затоптать отпечатки. Впереди, пригнувшись, шёл старый следопыт Митрофан.

– Шестеро их было, – сказал он. – Один нёс, остальные рядом.

Лес казался враждебным. Каждый шорох заставлял тянуться к оружию. Но вокруг только темнота да деревья.

Дошли до берега. На влажном песке следы читались особенно ясно.

– Лодка стояла тут, – показал Митрофан. – Большая, на шесть‑восемь человек. Оттолкнулись и пошли по реке.

Затем он прошел наверх, и в зарослях обнаружились следы стоянки – затушенный костер, примятая земля, мусор.

– Стояли здесь несколько дней и ждали.

* * *

Лодка скользила по тёмной воде Иртыша. Я сидел на корме, с кляпом во рту и со связанными сзади руками. Надо мной висели звёзды, берега проплывали чёрными тенями. Вёсла мерно плескали – гребцы работали веслами.

– Быстрее, – сказал Елисей. – Ермак наверняка людей поднял. Чем дальше уйдем до рассвета, тем лучше.

– Да куда быстрее‑то, – проворчал Тюлень, налегая на весло. – Второй день пошел. Если в первый нас не нашли, то и сейчас не найдут.

– Ты не знаешь Ермака. Он очень упорный.

Я попробовал пошевелить руками. Верёвки врезались в запястья, узлы затянулись ещё туже. Мда, чем больше дёргаешься, тем хуже.

Митка Бритва, сидевший рядом, заметил мои попытки и усмехнулся своей нервной ухмылкой:

– Не развяжешься, даже не думай.

Елисей обернулся от рулевого весла:

– Не делай глупостей, Максим. Всё равно деваться некуда: кругом вода, берега далеко. Прыгнешь за борт связанным – утонешь. Да и зачем? Ещё спасибо скажешь, как на Руси окажешься. Человеком себя почувствуешь, а не одним из этих диких казаков. Будешь в тепле жить, сыто есть, работать головой, а не саблей махать.

С кляпом я ответить не мог.

– Вынь‑ка ему тряпку, – сказал Елисей. – Пусть поговорит. Будет кричать – здесь всё равно никто не услышит.

Митка выдернул кляп. Я закашлялся, сплюнул.

– Сколько ж ты денег за меня взял, Иуда? – спросил я.

Елисей покачал головой:

– Не задавай глупых вопросов. Какая тебе разница? Достаточно. Ты лучше о себе думай, о своей судьбе.

– Предатель ты, Елисей. Казаков продал, Ермака предал…

– Хватит, – оборвал он.

Мы поплыли дальше. Я сидел, смотрел на звёзды и думал: как выбраться? Верёвки не поддавались, узлы только затягивались. Даже если каким‑то чудом освобожусь – что дальше? Прыгать в воду? Далеко не уплывёшь, догонят.

Тянулись часы однообразной гребли. Плеск вёсел, скрип уключин, тяжёлое дыхание гребцов. Иногда мимо проплывали тёмные массивы островов, иногда берег подходил близко.

Я всё думал о побеге. Должен же быть способ. Всегда есть способ.

Большая Медведица висела прямо над головой. Плывём на запад, к Руси.

Затем начал накрапывать дождь. Бандиты накрылись шкурами и ругались вполголоса. Я сидел, и вода стекала по лицу. Но дождь быстро кончился.

Вдруг я услышал тихий всплеск за бортом. Совсем тихий, едва различимый, будто весло неосторожно коснулось воды. Никто из бандитов не обратил внимания.

А потом я почувствовал прикосновение к руке. Холодное лезвие скользнуло по верёвкам. Раз, другой.

Верёвки ослабли, руки освободились.

Я замер, боясь пошевелиться. Кто это? Откуда?

Я сидел на корме лодки, изображая, что всё ещё связан. Верёвки на запястьях были перерезаны, но я держал руки за спиной, не шевелясь. Кто это сделал? Откуда взялся помощник посреди реки, ночью?

Левонтий дремал рядом со мной, Митка и Харитон гребли, Савва бормотал молитвы ближе к носу лодки. Тюлень сидел на корме слева, спиной к воде. Елисей – на носу, смотрел вперед.

И вдруг Тюлень вскрикнул – коротко, сдавленно. Его огромное тело качнулось и повалилось спиной в воду с громким всплеском.

– Что за чёрт⁈ – вскочил Елисей.

– Тюлень свалился! – крикнул Митка, бросая весло.

Харитон перегнулся через борт, пытаясь схватить товарища за руку. Тот лежал на воде лицом вниз, не двигаясь. Похоже, что мёртвый.

– Тащите его! – заорал Левонтий.

В этот момент из воды высунулась рука – чёрная, будто вымазанная сажей или краской. В руке блеснул нож. Лезвие вошло Харитону в горло сбоку, под челюстью. Он захрипел, схватился за шею, кровь брызнула между пальцами. Харитон рухнул за борт вслед за Тюленем.

– В воде кто‑то есть! – завопил Митка, хватаясь за нож. – Там кто‑то!

Савва вскочил, озираясь. Левонтий выхватил кинжал и встал спиной к Митке. Елисей тоже схватил нож.

– Где он? Где⁈ – орал Митка, глядя на тёмную воду.

Я сидел, не шевелясь, ждал момента. С четырьмя вооруженными людьми в лодке я не справлюсь.

Прошла минута, другая. Бандиты стояли, глядя в воду, держа оружие наготове.

– Может, уплыл? – прошептал Савва.

В этот момент из воды снова показалась чёрная рука. Движение было молниеносным – из пальцев вылетел нож. Лезвие вошло Митке в горло. Он выронил оружие, схватился за шею и упал рядом со мной. Кровь хлынула на доски.

Его нож упал прямо возле моих рук. Большой, тяжёлый, с широким лезвием.

Время настало.

Я схватил нож и вскочил. Савва стоял ко мне спиной, глядя в воду. Я ударил – лезвие вошло между лопаток. Савва обернулся, в глазах мелькнуло удивление. Он попытался что‑то сказать, поднять руку, но я выдернул нож и ударил ещё раз – в шею сбоку. Голова откинулась под неестественным углом, и монах лицом вниз на дно лодки.

Остались двое – Елисей и Левонтий.

Левонтий кинулся на меня с кинжалом. Он был быстр, но я успел уклониться – лезвие чиркнуло по рёбрам, разрезав рубаху. Я ударил левой рукой в висок. Левонтий не ожидал такого, полностью сконцентрировавшись на моем ноже, и пошатнулся, как боксер в стоячем нокдауне. Мой второй удар был ножом в сердце. Левонтий выронил кинжал и повалился за борт.

Елисей стоял на носу, держа лук со стрелой. Тетива натянута, наконечник направлен мне в грудь.

– Брось нож, – сказал он ровным голосом. – Или я выпущу стрелу.

Я остановился. До него было несколько шагов. Бежать бесполезно, стрела быстрее.

– Всё кончено, Елисей. Сдавайся.

Он усмехнулся.

– Кончено? Для тебя – да. Сначала я тебя убью. Потом разберусь с тем, кто в воде. И поплыву дальше. Один. Мёртвые купцу не нужны, но и живой ты ему теперь не достанешься.

Елисей еще сильнее натянул тетиву – так делают не слишком опытные лучники перед выстрелом. Я приготовился прыгнуть в воду – может, успею…

И тут лодку резко качнуло. Кто‑то из воды толкнул борт. Елисей пошатнулся, стрела ушла мимо.

Я кинулся вперёд. Он попытался выхватить кинжал, но я был быстрее – ударил кулаком в челюсть. Елисей упал, но тут же попытался подняться. Я ударил ещё раз, в висок. Бывший есаул обмяк и потерял сознание.

Я быстро обыскал его: кинжал, подаренный Ермаком мне нож за голенищем, и мой пистолет. Затем веревкой связал ему руки и ноги, крепко затянув узлы.

Встал, отдышался. Лодка покачивалась. Пятеро мёртвых тел – двое в лодке, трое в реке. И Елисей, связанный, но живой.

Я подошёл к борту и посмотрел в тёмную воду.

– Покажись! – крикнул я. – Кто ты?

Тишина.

– Я знаю, ты здесь! Покажись, не бойся!

Вода у борта колыхнулась. Медленно, осторожно из неё поднялась голова. Лицо и шея чёрные – выкрашены сажей или ещё чем‑то. Блестели только глаза. Девушка. Молодая девушка. Из местных. Хантов или вогулов.

Она смотрела на меня молча, не мигая. Потом, не сказав ни слова, снова ушла под воду.

– Подожди! – крикнул я.

Но её уже не было. Только круги на воде. Я стоял ошеломлённый. Кто она? Откуда? Как оказалась посреди реки, ночью? И главное – зачем спасла меня?

Стон Елисея вернул меня в реальность. Надо было действовать.

Сначала я избавился от трупов. Обыскал карманы – несколько монет, кремни, огниво, другая мелочь…. Потом по одному выволок тела к борту и сбросил в воду.

Елисей пришёл в себя и попытался вырваться.

– Не дёргайся, – сказал я. – А то свяжу покрепче. Так, что будешь орать от боли. Ну или не будешь из‑за тряпки во рту.

– Кто это был? – прохрипел он. – Кто нас убивал?

– Не знаю. Но кто бы это ни был, большое спасибо за это. Хотя ты, наверное, со мной в этом не согласишься. Даже не знаю, почему.

– А что теперь? – хрипло спросил Елисей.

– Теперь – обратно в Кашлык. К Ермаку. Он будет очень рад видеть своего бывшего есаула.

– Ты не доплывёшь, – пробормотал Елисей. – Тебя поймают татары.

– Это мы ещё посмотрим.

Я сел за вёсла. Лодка тяжело развернулась, и я начал грести обратно.

– Не доплывешь, – снова сказал Елисей.

– Помолчи, – ответил я. – А то кляп в рот засуну.

Он замолчал, но смотрел зло.

Грести оказалось тяжелее, чем я думал. Руки быстро устали, спина заныла. Но я упрямо налегал на вёсла. Каждый гребок – шаг к дому. К Даше. К товарищам.

Дождь опять начался. На востоке светлело. Скоро рассвет.

Я всё думал о девушке из воды. Кто она? Зачем спасла? Она точно из местных. Но откуда такие навыки: бесшумно плавать ночью, убивать профессиональных бандитов? И эта чёрная краска на лице и руках – явно для маскировки в темноте. Так делают только диверсанты…

Солнце поднялось над лесом. Берега были незнакомыми. Плыли мы всю ночь, я так устал, что не понял, какое расстояние миновали.

Я пристал к небольшому заливу, вытащил лодку на песок, спрятал в кустах. Елисея привязал к дереву.

– Не вздумай кричать, – предупредил я.

День был тёплый, ясный. Я решил отдохнуть до вечера и набраться сил. Ночью плыть безопаснее – меньше шансов нарваться на татарский разъезд.

Сидел у костра и думал. Вспоминал лицо девушки‑спасительницы. Молодая, лет восемнадцати. Черты лица в темноте разглядеть не удалось, но глаза… Глаза были странные – не злые, не добрые, просто внимательные. Изучающие.

Я сидел у догорающего костра и думал о Даше. Как она там без меня? Наверное, решила, что я погиб. Прошло несколько дней с моего исчезновения – для таёжного края это приговор. Если человек пропал в лесу больше двух дней, обычно его уже не ищут. Считают мертвым.

Плачет ли она? Вряд ли. Не при всех точно. Женщины здесь другие, не такие, как в моё время. Привыкли к тому, что их мужья могут не вернуться в любой день. Уйти в лес и не прийти. Уплыть по реке и исчезнуть. Выйти на бой с татарами и остаться там навсегда. Здесь жизнь короткая, жестокая, непредсказуемая. И это женщины знают с детства. Учились жить с этим знанием.

Даша сильная. Она уже теряла мужа – того первого, за которого её выдали без ее желания. И сейчас переживёт. Будет работать в лекарне, помогать раненым, заговаривать боль. Будет жить дальше, если я не вернусь.

Нет, об этом думать не хочу. Надо быстрее назад.

Елисей сидел у дерева, смотрел исподлобья. Я подошёл, присел на корточки.

– Расскажи, кому меня вёз. К Строгановым?

В ответ было молчание.

– Елисей, тебе всё равно конец. В Кашлыке Ермак тебя повесит за предательство. Но если расскажешь всё – может, просто изгонят. Так к кому вёз? К купцам Строгановым?

Он отвернулся, уставился в лес.

– Ладно, – сказал я. – А про Степана Кривцова что скажешь? Он ведь твой человек, да? Следил за мной, докладывал тебе?

Снова молчание. Но я заметил, как дёрнулся уголок его рта при упоминании Степана. Значит, попал в точку.

Теперь всё сходилось. Степан не просто так в тот вечер оказался на поляне. Следил за моими маршрутами во время прогулок, а потом передал информацию Елисею.

Интересно, сколько ещё предателей в отряде? Только Степан или есть другие?

Вечером я снова сел на вёсла. Елисею заткнул рот тряпкой и положил на дно лодки. Грёб всю ночь, останавливаясь только, чтобы передохнуть и выпить воды.

На рассвете увидел знакомый изгиб реки. До Кашлыка оставалось несколько верст. Я пристал к берегу в густых зарослях ивняка. Место глухое, сюда вряд ли кто заглянет.

Вытащив лодку подальше от воды, замаскировал ее ветками. Елисея привязал к дереву покрепче, проверил кляп.

– Посиди тут, – сказал я. – Скоро за тобой придут.

В город сразу идти не стал. Если Степан всё ещё там и узнает о моём возвращении – он может сбежать или, того хуже, попытаться меня убить. Надо действовать осторожно.

Устроился в кустах у лесной дороги, по которой обычно ездят дозоры. Ждать пришлось недолго – через час послышался топот копыт.

Двое верховых. Я пригляделся – знакомые лица. Фёдор по прозвищу Рыжий и молодой казак Афанасий. Надёжные ребята, из тех, кто со мной в кузнице работал. Им можно доверять.

Подождал, пока подъедут ближе, тихо окликнул:

– Фёдор! Афанасий!

Они резко натянули поводья и схватились за сабли.

– Кто там?

Я вышел из кустов.

– Это я, Максим.

Фёдор чуть не свалился с коня.

– А мы тебя уже похоронили!

– Рано похоронили, как видишь.

Афанасий спрыгнул с коня, подбежал, схватил меня за плечи, проверяя, не призрак ли я.

– Живой! Точно живой! Где ж ты был? Тебя весь отряд искал!

– Долгая история. Слушайте, мне нужно, чтобы вы привели сюда Ермака. Ено и кого‑нибудь из сотников. И Лиходеева. И главное – чтобы в городе не знали, что я вернулся.

– Почему? – нахмурился Фёдор.

– В отряде предатели. Минимум один точно есть. Может, больше. Пока не выясню кто – показаться нельзя.

Фёдор с Афанасием переглянулись.

– Предатели? Кто?

– Потом поговорим. Сначала приведите Ермака. Скажите ему: Максим жив, ждёт здесь в лесу. И пусть возьмёт с собой Прохора Лиходеева.

Они вскочили на коней и помчались в город. Я вернулся к укрытию, ожидая.

Прошёл час. Послышался топот – несколько всадников. Я выглянул из кустов: Ермак, Мещеряк, Прохор Лиходеев. И всё.

Ермак спрыгнул с коня, подошёл ко мне быстрым шагом. Лицо суровое, но в глазах – облегчение.

– Максим! Живой! Где ты был? Что случилось?

– Меня похитили, Ермак Тимофеевич. Твой бывший есаул Елисей Скрыпник с пятью бандитами. Хотели увезти в Россию, продать какому‑то купцу.

Ермак побагровел.

– Скрыпник⁈ Он был здесь⁈

– Не просто был. Он сейчас тут, в лесу, связанный. Я его взял. А его подельников перебил. Точнее, не я один…

Я рассказал всю историю: о похищении, ночи на реке и таинственной спасительнице. Ермак слушал, всё больше хмурясь.

– Девка из воды, говоришь? С чёрным лицом?

– Да. Убила троих бандитов. Быстро, тихо. Они не сразу даже поняли, что происходит.

– Да кто же она?

– Не знаю. Спасла и исчезла. Ни слова не сказала.

– Ладно, это потом разберёмся, – сказал Ермак. – Где Скрыпник?

Я отвёл их к месту, где оставил бывшего есаула. Тот сидел, злобно глядя на подошедших. Ермак подошёл к нему, сорвал кляп.

– Здравствуй, Елисей. Не ждал встречи?

Скрыпник сплюнул.

– Делай что хочешь, Ермак. Мне всё равно.

– Посмотрим, как запоёшь потом. Мещеряк, заберёшь его. Будем допрашивать.

Потом мы с Ермаком и Прохором отошли подальше. Он повернулся ко мне:

– А теперь расскажи про предателя в отряде.

– Степан Кривцов. Он следил за мной по приказу Скрыпника. Докладывал, куда я хожу, что делаю. Благодаря ему меня и взяли – знали, где и когда я буду один.

Я рассказал, как однажды встретил его на поляне.

Лиходеев помрачнел.

– Степан? Мой разведчик? Не может быть.

– Может.

– Надо поточнее узнать… – проговорил Ермак. – Прохор, бегом в город, и скажи, чтоб со Степана глаз не спускали. Дай ему какую‑нибудь работу в городе и поставь надежных людей у ворот. Захочет уйти – пусть не выпускают, но и не говорят ничего.

Лиходеев умчался в Сибир.

Ермак улыбнулся.

– Разберёмся. А ты… Рад, что жив, Максим. Очень рад. Без тебя туго. В город пока не ходи, но Дашу сюда привести нужно. Пусть знает, что ты жив. Она не плачет, но лицо у нее черное.

– Да, так правильно, – согласился я.

Но через полчаса к нам прискакал обратно Лиходеев. Глаза – обезумевшие от злости.

– Степан куда‑то ушел, никому ничего не сказал. Найти его не могут. Сбежал, скорее всего.

Глава 19

Ермак стоял молча, сжав кулаки. Лицо у него налилось кровью.

– Степан убежал… – сказал он медленно, будто не веря. – Тогда он точно предатель. А я его хорошо знал. Он в грамоте разбирался прям как писарь.

Он повернулся к Елисею, который все еще сидел, прислонясь к дереву.

– Теперь тебе будет очень плохо. Очень. Ты расскажешь всё. Где Степан? Куда он мог уйти? Ты все знаешь!

Скрыпник молчал, отвернув голову.

– Мещеряк, – сказал Ермак. – Развяжи ему ноги. Пусть встанет. Но руки остаются связанными.

Мещеряк перерезал верёвки на ногах. Елисей с трудом поднялся – ноги затекли от долгого сидения.

– Постой немного. Почувствуй, как это хорошо – стоять, – сказал Ермак ровным голосом. – Будешь молчать – начнём с пальцев на ногах. А потом буду пальцы на руках.

Елисей взглянул на него, потом на меня, на Мещеряка. Помолчал, плюнул на землю и заговорил:

– Ладно. Всё равно я уже не жилец. У разведки есть припрятанная лодка на крайний случай. Где‑то неподалеку. Степан должен был взять её.

– И куда направиться?

– К нам. На остров. Должен был прийти через пару дней после того, как мы возьмём Максима. Но раз всё сорвалось… Или всё равно плывёт туда, не зная, что случилось.

Ермак повернулся к Прохору Лиходееву:

– Ты знаешь эту лодку?

– Конечно, знаю. Держали на всякий случай.

– Проверь, на месте ли. Быстро.

Прохор исчез между стволов. Я молча смотрел, как Елисей стоит, чуть покачиваясь, о чем‑то думая. Жалеет, наверное, в очередной раз, что ввязался в эту авантюру.

Ермак обернулся к Мещеряку:

– Бери три струга, какие побыстрее, и догоняй. Людей чтоб достаточно было, если начнет на берегу где‑то прятаться. Он на легкой лодчонке, один. Далеко не уйдёт. Попробуйте схватить его живым. Нечего ждать Прохора, и так все ясно.

Матвей прыгнул на лошадь и умчался в город.

– А если ушёл пешком? – спросил я, хотя сам в это не верил.

– Куда пешком? – покачал головой Ермак. – Здесь пешком далеко не уйдешь.

Вернулся Лиходеев, развёл руками:

– Нету лодки. Он взял её, больше некому.

Ермак кивнул.

– Да, все правильно.

Меньше чем через полчаса на реке показались три струга. Паруса подняты, по воде бьют весла. Быстро идут. Маленькой лодочке не сбежать.

– Подождем, – сказал Ермак. – Деваться все равно некуда.

Затем он пристально взглянул на Елисея.

– Чувствовал я, что ты с гнилью, но не знал, насколько…

Мы ждали. Час, другой. Солнце поднялось высоко, стало жарко. Противно звенели комары. Прохор нервничал, ходил туда‑сюда, ковырял носком землю. Похоже, чувствовал вину, что недосмотрел за человеком в своем подразделении.

Еще через несколько часов показался один струг. Он плыл медленно – гребцы устали. За ним на верёвке тянули узкую лодчонку. На носу стоял казак и размахивал руками.

– Есть! Поймали!

Струг причалил к берегу. Казаки вытащили Степана. Руки у него были завязаны за спиной. Лицо бледное, но спокойное, лишь глаза суетливо смотрят на всех. Его подвели к Ермаку. Я стоял рядом и видел, как бегают у Степана глаза – от атамана к Прохору, затем на связанного Елисея и на меня.

– Где нашли его? – спросил Ермак у Мещеряка.

– В нескольких верстах отсюда. Увидел нас, попытался пристать к берегу, но не успел. Драться не стал.

Ермак повернулся к Степану:

– Что скажешь?

Степан коротко усмехнулся:

– А что говорить? Поймали – значит, так надо. Рискнул – не повезло.

– Зачем, Степан? Я тебе доверял. Прохор доверял. Почему предал?

Степан помолчал и спокойно произнёс:

– Я не предавал, Ермак Тимофеевич. Я хотел уйти отсюда живым. Здесь нас ждёт только смерть. Нас – четыреста, их – тысячи. Помощи не будет: Строгановы отвернулись, царю мы не нужны. Кучум вернётся с новым войском. Мы все тут ляжем. Елисей предложил деньги за помощь – я согласился.

– И продать своего товарища? – спросил Прохор.

– А что такого? Он бы работал на купца. Делал свои вещи. Принёс бы деньги. Жил бы в тепле, сыто. Лучше, чем здесь. И я бы получил своё. А тут что? Ждать, пока татары всех перережут?

– Без Максима мы бы не отбились от Кучума, – сказал Ермак.

– Всё равно не отобьётесь в следующий раз, – пожал плечами Степан. – Это бесполезно. Теперь их огнем не напугаешь Пороха у нас нет, а к стрелам они привыкли.

Ермак молчал, смотрел исподлобья. Потом махнул рукой:

– Хватит. В город обоих. Мещеряк, мешки на них. Не хочу, чтобы люди раньше времени пялились.

На головы Степану и Елисею натянули холщовые мешки. Посадили на лошадей. Повезли в Кашлык. У ворот караульные вытянули шеи.

– Кого везёте?

– Потом узнаете, – отрезал Ермак.

Мы въехали в город. Люди оборачивались, но мрачное лицо атамана не давало задавать вопросы.

Елисея и Степана повели в острог, а я побежал к Даше. Она сейчас наверняка была в лекарне.

Люди при виде меня расступались, смотрели удивленными глазами, не веря, что я жив. Наверное, хотели что‑то узнать, но разговаривать с ними желания у меня не было.

Даша, увидев меня, будто не поверила своим глазам. Потом подошла, дотронулась до меня, будто желая окончательно убедиться, что я не привидение.

– Ты вернулся… Живой. Я думала, что больше тебя не увижу…

Мы зашли в избу,

Там Даша заплакала. Тихо, спрятав лицо у меня на груди.

– Тише, – сказал я, погладив её по волосам. – Я здесь.

– Я думала, что потеряла тебя навсегда.

– Не потеряла. Никуда я не денусь.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Мы зашли в избу. Даша села рядом, прижалась плечом.

– Расскажи всё.

Я рассказал. Про попытку похищения, про драку, про неизвестную, что спасла меня, про погоню на реке и поимку Степана. Даша слушала молча, сжимая мою ладонь.

– Кто же она? – спросила, когда я закончил. – Та, что спасла?

– Не знаю. Может, из местных. Может, вообще не отсюда. Без неё я бы не выбрался.

– Наверное, кто‑то из шаманов остяков сказал ей это сделать. У них какие‑то свои планы.

– Пока мы этого не узнаем. Она исчезла, как вода в песке. Ничего не сказала. Я даже не знаю, зачем она это сделала.

Даша задумчиво проговорила:

– Странно всё это. Девушка, которая убивает бандитов, плавает ночью по реке, красит лицо черной краской, как лазутчик… О таких я не слышала.

– Я тоже. Загадка.

Мы посидели молча. За окном ходил народ, слышались голоса.

– И как удивительно, – сказала Даша. – Степан оказался предателем. Ходил по городу, улыбался, но думал о своем.

– Враги всегда так делают, – пожал плечами я. – Хотят, чтоб им доверяли, чтоб ударить в спину.

– А с ними что будет? С Елисеем и Степаном?

– Сейчас будет круг. Скорее всего, ничего хорошего их не ждет.

Даша вздохнула и кивнула. Мы посидели ещё. Она не отпускала мою руку, словно я мог пропасть.

Затем я вышел на улицу, и ко мне подбежал молоденький казак.

– Люди спрашивают – кого привезли? Люди говорят, что видели Елисея Скрыпника! Правда? И Степан – не то на сторону татар переметнулся, не то еще что‑то сделал?

– Ничего пока не скажу. Скоро все узнаешь, – ответил я.

Но со слухами было бороться бесполезно. Хотя Ермак приказал молчать всем, кто знал о том, что случилось, скоро весь город уже знал: скоро будет круг, на котором будут судить вернувшегося в Сибирь Елисея Скрыпника и Степана Кривцова. За то, что хотели похитить меня.

Через час ударил колокол, затем кто‑то из казаков закричал на весь городок:

– На круг, братцы! Всем на круг!

Казаки бросали работу, выходили из изб, спускались со стен. Шли к площадке у острога. Именно там проводились большие собрания. Там выступал Ермак перед сражениями и после них.

Я пошёл вместе с остальными. Мне деваться некуда – без меня, к сожалению, на этом мероприятии не обойтись. Даша хотела идти со мной, но я ее отговорил.

На площади уже стояло человек триста. Становились широкими кольцами, плечом к плечу. В центре – Ермак, рядом сотники и другие руководители отряда.

Привели Елисея и Степана. Руки связаны за спиной, головы непокрыты – пусть смотрят в глаза тем, кого предали. Поставили в середину круга. Они казались спокойными. Наверное, смирились со своей судьбой.

Ермак вышел вперёд. В руке держал булаву – знак атаманской власти. Голос у него звучал тяжело.

– Братцы! Эти двое, называя себя казаками, хотели побратима продать. Похитить и отдать в руки врагу. Максима собирались увезти на Русь и сбыть какому‑то купцу, как раба, чтобы он ему оружие делал, а тот продавал его и великие деньги зарабатывал. Что скажете? Как будем судить?

По кругу прошёл гул. То, что сказал Ермак, было уже всем известно, но когда об этом объявляют «официально», все равно действует очень сильно.

– Говорить будем по порядку. Сначала – Матвей.

Вперёд вышел Мещеряк. Встал лицом к кругу, коротко кивнул.

– Братья казаки, расскажу, как было. Три дня назад вечером Максим пошел в лес. Там его ждали в засаде шестеро: Елисей Скрыпник и пятеро наёмных душегубов. Схватили, связали, бросили в лодку. Понесли вниз по воде – хотели сбыть купцу.

Он помолчал, провёл взглядом по кругу, дождался тишины.

– А помогал им Степан Кривцов. Наш человек, из разведки Прохора Лиходеева. Следил за Максимом, докладывал Елисею – где ходит, когда один, с кем бывает. Благодаря ему и знали, где брать.

Из толпы гаркнули:

– Позор!

Кто‑то ответил:

– Иуды!

Ещё кто‑то выкрикнул:

– Как же можно было своего продать?

Мещеряк поднял руку.

– Максим смог спастись. Как – сейчас неважно. Вернулся и привёл Елисея связанным. А Степана мы сами взяли, когда он на припрятанной лодчонке шёл к сообщникам. Вот и всё дело. Максим, подтверди.

Головы повернулись ко мне. Я вздохнул и вышел вперед.

– Подтверждаю, – сказал я. – Всё так и было.

Ермак кивнул, перевёл взгляд на обвиняемых.

– Теперь слово им. Елисей, что скажешь в своё оправдание?

Скрыпник выпрямился, посмотрел по людям, будто присматривался к каждому.

– Оправдываться не буду. Да, хотел увезти Максима. Да, договорился с купцом. Считал, что поход обречён. Мы тут всё равно ляжем рано или поздно. Хотел спасти хоть что‑то и кого‑то. И заработать при этом – не скрою. Делайте со мной, что хотите.

– Предатель! – крикнули из задних рядов.

– Пусть так, – пожал плечами Елисей. – Называйте, как хотите. Я для себя все решил.

– Степан! – обратился Ермак к Кривцову. – Твоё слово.

Степан поднял голову. Лицо бледное, голос ровный, без надрыва.

– Братья, простите. Да, я помогал Елисею. Да, следил за Максимом. Но не со зла. Мне страшно. Мы окружены врагами. Все против нас. Пороха нет. Помощи не будет. Русь забыла нас. Я хотел уйти, пока жив. Если можете – простите.

Круг зашумел.

– Врёшь!

– Трус!

– Предателю не жить!

– Смерть изменникам!

О прощении Елисею и Степану не говорил никто.

Ермак поднял булаву. Ропот стих.

– Хватит. Выслушали обвинение, выслушали их слова. Теперь решать. Как поступим? Кто за смерть – поднимите руку.

Руки взметнулись густым лесом. Кажется, все.

– Значит, так тому и быть, – сказал Ермак. – Не место на земле иудам.

Елисей криво усмехнулся и презрительно посмотрел на толпу. Хотел что‑то сказать, но передумал.

Степан опустил голову. Плечи дрогнули.

– Повесить завтра утром, после исповеди.‑ сказал Ермак. – На воротах острога. Чтобы все видели и помнили: так будет с каждым предателем.

Елисея и Степана увели обратно в острог. За ними последовал отец Игнатий Тихомолв.

– Теперь – за работу! – крикнул Ермак. – Только так мы победим врага.

Люди начали потихоньку расходиться. Я тоже ушел. Напряжение спало, я понял, как устал за эти дни. Толком я и не спал. Вернувшись в избу, я упал на лавку и мгновенно уснул.

… На следующее утро двое дюжих казаков взяли Елисея под руки, повели к воротам. Шел сам, гордо выпрямившись. Ещё двое – Степана. Тот шёл, спотыкаясь, ноги подкашивались.

У ворот уже приготовили верёвки: перекинули через верхнюю перекладину, свили петли.

Перед острогом стояла толпа. К ней вышел Ермак, Матвей, другие сотники.

Я, хоть и пришел, отвернулся. Не хотел смотреть. Да, предатели. Да, заслужили. Но всё равно – тяжело видеть, как вешают людей. Смерть в бою все‑таки что‑то другое. На лодке я бы зарезал Елисея не задумываясь. А тут…

– Не поминайте лихом, – крикнул на прощание Елисей. – Я делал то, что считал нужным.

Степан молчал. Губы шевелились беззвучно – молился, наверное.

Накинули петли. Казаки подняли Елисея и Степана, отпустили, и они повисли над землей.

Собравшаяся толпа молчала. Даже те, кто вчера кричал «смерть», притихли. Многие крестились.

Ермак подождал с полминуты и громко произнес:

– Братцы! Пусть это будет уроком. Кто товарища предаст – сам зовёт свою смерть. Мы здесь одни против всех, и выстоим, только держась друг за друга. Запомните: предательство не прощается. Никогда.