Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

– Все хорошо, – весело сказал он. – Один не пошел на штурм, решил убежать… но у него ничего не вышло!

Сражение заняло пару минут. Нет, даже не так – один миг, во время которого стреляли пушки. Но сколь трудов ушло на подготовку…

Оглядывая окровавленное поле боя, я заметил татарина, выглядевшего богаче остальных. Его лицо было окровавлено, он лежал, запрокинув голову – очевидно, картечь убила его мгновенно. Не начальник ли отряда, подумал я, и пошел к нему, чтобы обыскать. Может, у него есть карта или еще что-то полезное нам.

До него оставался десяток шагов, когда он вдруг резко повернулся и направил на меня пистолет.

Глава 14

Все произошло как в замедленном кино. Я даже не успел выругаться – просто инстинкт сработал. Двинулся в сторону, и пуля просвистела мимо головы. Пистолет не фитильный, вот это да, пронеслось у меня в голове.

Татарин, охрипшим от боли голосом, вскрикнул и рванулся на меня с саблей. Я тоже уже выхватывал свою. Лицо загорелось огнем, но движения были четкими. Мы встретились лезвиями на полушаге – мой удар оказался быстрее. Сабля вошла в бок между рёбер, и враг рухнул, выронив оружие.

Я стоял, тяжело дыша, ощущая, как сабля в руке медленно тяжелеет. Сердце стучало, как молот по наковальне. Кровь из раны на левом боку татарина медленно растекалась по земле. Казалось, тишина вокруг стала гуще.

Первым ко мне подбежал Черкас. За ним – еще двое казаков с саблями.

– Живой⁈ – спросил Черкас, окинув меня взглядом.

– Цел, – кивнул я, осознав, насколько опасной была ситуация. – Но он выстрелил и почти попал.

– У, вражина.… – выдохнул один из казаков, сплюнул и с силой пнул уже мертвого татарина. – Мертвяк, но ожил! И пистолет у него странный!

– А ты глянь, как одет, – сказал второй, приседая рядом с телом. – Кафтан что надо, шелк настоящий, шитьё золотое… Не простой это воин. Начальник какой, не меньше. Мож, сам бек или мурза…

– Вот сукин сын… – хмуро буркнул Черкас. – Ишь как приукрашен. Опасен, тварь. А ты, Максим, молодец. Быстро сработал.

Я опустил взгляд на пистолет.

Какой он странный.

Не похожий на наши. У нас тут всего-то в лучшем случае пяток пистолетов, а то и меньше. Один видел у Ермака, другой – у Матвея, но таких нет и близко!

Я поднял его, стряхнул кровь и присмотрелся. Это не фитильный пистолет, который можно было бы здесь ожидать, не казачий самопал и не восточная копия. Это нечто совершенно иное.

Пистолет тонкой работы, с резным ложем и серебряным обрамлением. Не простое оружие, а предмет гордости богатого человека. Металлические части сделаны с точностью, на которую способны лишь очень хорошие мастера. Но главная особенность в том, что вместо фитиля – круглый стальной диск с насечками, зажатый между двух скоб. Колесцовый замок! Вот так сюрприз. Я видел в музеях такое оружие, но сейчас оно только – только начало появляться в Германии и Италии, и, по идее, никак не могло оказаться в Сибири, у татар.

Конструкция простая, но тонкая и восхитительная. Сбоку ключ для завода, как на часах. Заводишь – колесо сжимает пружину. При выстреле оно отпускается, быстро вращается и, пройдя по кремню или пириту, выбивает искры. Те попадают на полку с порохом, и возникает огонь. Никакого фитиля, никакой возни с тлеющими веревками. Надежнее, быстрее, безопаснее. В сырость – мечта. Почти идеально.

Металл отполирован, винты изящные. Украшен серебром. Затравочная полка прикрывается крышкой, чтобы не намок порох. Словом, это оружие мастера, не кустаря. Скорее всего, пистолет прибыл с каким-то послом, купцом, а может, украден или подарен. Но теперь он мой. Не отдам никому! Даже если Ермак попросит. Мой боевой трофей!

Потом я взял нож и осторожно соскоблил потемневший налёт с наружной пластины замка, и проступило маленькое овальное клеймо. Присмотревшись, я увидел внутри овала изображение раковины с жемчугом, над которой шла изогнутая надпись: «Lucca». А ниже, более мелко, были выбиты буквы: «F. B. M.»

– Лука… – пробормотал я. – Это же итальянский город. Лукка. Флорентийская торговля, оружейные мастерские.

Мастер, судя по всему, не просто собрал оружие – он вытачивал детали, подгоняя их тщательнейшим образом. Вещь явно для очень обеспеченного клиента.

Рядом с мушкой ещё одна метка: треугольник, разделённый на три части. В левом углу – крест, в правом – молоток, а внизу – буква «R». Это, без сомнений, знак гильдии мастеров-оружейников.

– Ты, родной, через полмира сюда попал… – сказал я пистолету. – Но теперь от меня – никуда.

Как бы узнать, кто скрывается за инициалами. F. B. M… Кто ты? Феличе Барна Моретти? Фабрицио Бартоломео Мекки? Или вовсе Франческо Бернарди?

А что, если…

Чем я хуже создателя этого пистолета, в конце концов⁈ Понятно, что серебро, инициалы и прочее сейчас неактуальны, но сама конструкция?

Я снова повертел пистолет в руках. Да, сделать такой непросто. Но не невозможно, хотя работа очень тонкая. Макар, скорее всего, с этим не справится. Но я сумею. Я знаю, как работают механизмы, как делают крупные и мелкие изделия из железа… много чего знаю. Могу ли я повторить это? Да, черт побери!

Почему нет? Мы уже сделали самострелы! У нас даже пушки из дерева стреляют! Что мешает шагнуть дальше? Если удастся наладить производство колесцовых пистолетов, мы получим огромное преимущество. Один такой стрелок заменит двоих с фитильными ружьями. Особенно если пойдет дождь или придется стрелять в движении. Хотя детали тонкие, будут ломаться, а менять их – невообразимая головная боль.

Однако есть очень большая проблема.

Да, конструкция сложная, но не невозможная. Только вот одно дело – железо, пружины, колеса. Их мы со временем сделаем. А вот искра… тут всё упирается в кремень. Или пирит.

Очень важен материал, трущийся о колесо. Он должен быть твёрдым, давать устойчивую искру. Лучшие пистоли работали на пирите – железном колчедане. Но здесь, в окрестностях, пирита я пока не видел. Кремень – был, да. Но рыхлый, пористый. При ударе крошится, часто вместо искры – пыль. Такой на огниво с трудом годится, не то что на оружие.

Выходит, надо искать. Иначе вся работа – зря. Пистолет без огня просто дубинка. Причем плохонькая.

Ладно, это будет потом.

Я снова опустился над телом татарина и аккуратно перевернул его на спину. Рядом с поясом – добротная кожаная сумка, потемневшая от времени, но крепкая. Богатый владелец, видно, знал цену вещам.

Открыв ее, я нашел всё, что нужно настоящему стрелку: рожок с порохом, кисет со свинцовыми пулями, аккуратные пыжи из войлока. Отдельно лежали инструменты – латунный шомпол, щетка из конского волоса, масло в маленьком пузырьке, медные иглы для чистки, маленькая отвертка, ключ для колеса, ершик для очистки нагара, запасной пиритовый камень. Всё выглядит просто потрясающе.

Отлично.

Я встал и огляделся.

На поле боя стояла странная тишина. Когда-то давным-давно она поражала меня еще в Афганистане. Звуки какие-то странные, будто отдаленные, ненастоящие. Лишь пахло гарью, порохом, кровью и мокрой травой. Затем я увидел, что к руднику приближаются люди.

– Наши идут! – сказал кто-то из казаков, указав рукой.

По дороге, ведущей от переправы к руднику, шел Ермак, с ним Матвей, Лиходеев, Макар, Дементий Лапоть, главный артиллерист Семен и почти все сотники. То есть практически все руководство отряда. А с ними казаки – человек пятьдесят.

По глазам Ермака было видно, что он очень доволен. Уже известно, что бой закончен, и в нашу пользу.

– Живой? – крикнул он мне.

– Пока да, – ответил я и пошел навстречу подходящим людям.

Ермак посмотрел на сгоревший край баррикады, на вмятины от картечи, на тела. Покачал головой:

– Сильно. Очень сильно. Пушки сработали?

– Как часы, – сказал я. – Один залп положил всю толпу…

– Все наши остались живы, – добавил Черкас. – Даже раненых нет. Просто чудеса. Не ожидал такого. Никак не ожидал.

Затем мы прошли внутрь нашей баррикады.

Семен хмуро разглядывал закопченные стволы.

– Держит дерево, – сказал он. – Но тут, смотри, пошли трещины. Ещё один выстрел – и всё, конец.

– Потому и одноразовая, – развел руками я. – Но сейчас большего и не было нужно. Но, если дерево высушить, а потом хорошенько усилить обручами, то, скорее всего, и второй выстрел сделает. Надо разобраться, необходимо ли нам это.

Тут Ермак заметил мой пистолет.

– А это что у тебя?

Я дал его Ермаку.

– Трофей. Татарин, которого мы уже решили мертвым, поднялся и выстрелил. Едва не достал. Но это – не простой пистолет. Колесцовый замок это называется. Таких в мире всего ничего. Как он тут оказался, не знаю.

– Ух ты, – сказал Ермак, взвешивая пистолет на руке. – Никогда такого не видел. И что ж, такие лучше наших?

– Намного, – ответил я. – Без фитиля. Заводится ключом, как часы. Потом колесо даёт искру. Можно стрелять даже в дождь. Только вот беда – для него нужен либо пирит, либо кремень хороший. А у нас… кремень – крошится, рыхлый. Пирита и вовсе не встречал.

Ермак повертел оружие, поднёс к глазам, осторожно постучал по механизму.

– А сможешь такой сделать?

– Сложно, но смогу, Ермак Тимофеевич. Однако без хорошего кремня или пирита он стрелять начнет через два раза, а то и реже. Надежности не будет никакой.

– Значит, искать надо, – сказал он. – Пусть разведка шныряет повсюду и находит кремень такой, чтоб, как ты сказал, не крошился. Или этот, как его, пирит. Объяснишь Прохору, как он выглядит.

– Прохор! – позвал Ермак.

Лиходеев быстро подошел к нам.

– Надо найти кремень. Хороший, крепкий. Не из тех, что на каждом шагу. Такой слабый и для оружия не подойдет. Или другой камень – пирит. Нужно оружие делать новое. Вот такое.

Прохор подошёл, взглянул на пистолет, присвистнул.

– Вижу. Заморская работа. Тонкая!

– Пирит немного на золото похож, почти так же блестит. Если ножом по нему – начнет крошиться. И на язык горьковат. Но для нашего дела он важнее золота. Встретить его можно возле железных руд, среди скал, в глинистых отложениях. Особенно часто там, где раньше было болото или рядом с залежами угля, – рассказал я.

– Понял, – кивнул Прохор.

Затем Ермак высоко поднял руку и крикнул:

– Братцы! Повернитесь!

Казаки мигом повернулись и замерли. Снова наступила тишина. Только ветер гулял по верхушкам сосен шумел, да воронья стая кружила над полем боя.

Ермак выждал секунду и заговорил.

– Послушайте, что скажу. Дело вы сегодня сделали доброе. Победили окаянного супостата, не осрамились ни перед Богом, ни перед людьми. Руки ваши крепки, головы соображают быстро. Тот, кто хотел нашей крови, пролил свою.

Затем он снова выдержал небольшую паузу.

– Так вот вам моё слово: вечер сей – вольный. Можете посидеть, да выпить малость. Только чтоб без глупостей! А кто переберёт – сам перед товарищами стыдиться будет. Так что все, как принято у нас: с песней да с памятью о тех, кто не с нами.

Он махнул рукой и добавил уже почти с усмешкой:

– Отдохните сегодня, соколы.

Казаки заулыбались, кто-то хлопнул соседа по плечу.

… К вечеру дождь закончился, тучи на небе разбежались. Сумерки опустились на Сибир, залив городок серым светом. После победы в битве около рудника дышалось свободнее.

Возле острога разожгли костры и поставили столы, сооруженные из досок. Принесли лавки и бревна. На столы поставили рыбу, вяленое мясо, репу, хлеб, капусту. А еще крынки с кумысом и привозной брагой. Из погребов достали медовуху, вяленые ягоды. Кто-то притащил даже гору лепешек.

Казаки собирались группами – кто поближе к огню, кто с краю. Тянули брагу, закусывали. Шум стоял негромкий, ровный, как и все разговоры у костра. Люди казались уставшими, но довольными. Затем начали петь – негромко, вполголоса. Главным запевалой оказался сотник Иван Алексеев по прозвищу «Шрам». Он начал первым, незнакомую мне песню про Дон и ночную дорогу. Ее подхватили все.

Потом пошли разговоры. Рассказывали и о схватке на руднике, и о прошлых боях.

Кто-то объяснял, как снаряжали пушки, как стреляли. Кто-то – как татарин выскочил с саблей, а он его, значит, из пищали…

Я сел на бревно рядом с Лаптем и Макаром, то есть вроде как в команде «мастеровых». Хотя, черт побери, за последние дни я несколько раз участвовал в схватках, да еще в каких рискованных! Не каждому казаку такое выдается! И ножом победил татарина с саблей, и от пули уклонился… Ну да ладно. Бои выигрываются не только силой, но и умом. Без моих пушек неизвестно, как бы все произошло на руднике.

Скорее всего – никак. Поставили б большой отряд, и татары бы не атаковали. А так без потерь уничтожили большой диверсионный отряд Кучума. Гвардию, можно сказать. Элиту.

Я пытался держаться в стороне от выпивки, но и мне в ладонь сунули деревянную кружку с лёгким запахом хмеля. Пришлось пить со всеми, а потом закусывать.

Мы молча жевали, а потом Лапоть попросил взглянуть на трофейный пистолет.

– Хорош, – сказал он с некоторой завистью.

Я показал ему еще и сумку с пулями, пыжами и прочим.

– Хозяйственный был татарин, – хмыкнул Лапоть.

– Ага, – кивнул я. – Понять бы, откуда это у него. Кто-то из Европы или Москвы здесь появлялся.

Потом кто-то затянул частушку. Смеялись, не очень громко. Пели про баб у Волги, про коней, про горелку. Хотя и без особой пошлости.

Ермак тоже пришел. Встал у края, с чашей в руках, оглядел всех. Затем поднял чашу, сказал:

– Сегодня мы победили. Однако не забывайте, что завтра снова в дело. Но сегодня можно выпить.

Затем залпом осушил чашу и ушел.

А казаки вернулись к разговорам. Сидевшие рядом с нами плотники из команды Лаптя обсуждали, как сушить стволы под навесом, как бы ещё укрепить дула деревянных пушек, чтобы стрельнуть второй раз. Другие казаки говорили про набеги, про схватки, про страшных чудовищ, прячущихся в сибирских лесах. А кто-то сидел молча и смотрел на огонь.

Царила темнота, разбавленная неярким светом костров.

– А я вам вот что скажу, – рассказывал худощавый казак, поправляя нож на поясе. – Было это лет десять назад, когда я по Волге шастал. Зашли мы тогда в одно село, меж болот, заброшенное. Люди там – ни крестов, ни икон, всё молчаливые, как будто глухие от рождения. Глаза светятся непонятно, будто в них луна отражается.

Переночевать нас пустили, но староста сказал: «Лучше уходите, а то вдруг туман ляжет». Мы посмеялись. Мол, тумана бояться – не по-казачьи.

А как вечер наступил – туман и правда пришёл. Не туман, а муть какая-то, сизая, будто живая. И началось…

Ночь, мы в избе сидим. Вдруг – тук-тук. Сначала тихо. Потом громче. Будто кулаком, потом ладонью, потом всей тяжестью. Дверь ходуном заходила.

Мы с Филатом к двери – кто там? Тишина. Только снова тук. Филат приоткрыл щёлку – и хлопнул резко: «Не смотри туда». Но я всё равно глянул. Там что-то стояло… не зверь и не человек. Спина горбатая, лицо в шерсти, пальцы – длинные, костяные, только что скребли по косяку.

Не впустили мы его, понятное дело! До самого рассвета сидели со свечами и с ружьями. А как солнце появилось – осторожно выглянули. Никого! Только на дереве у двери – борозды, будто когтями прошлись.

С тех пор – если туман, я хоть три раза пьяный – а дверь на засов.

– Заливаешь… – посмеивались над рассказом казаки.

И тут я заметил её.

Чуть поодаль, около избы, в полутени, стояла Даша. Та самая, из лекарни. Которая как я и любит купаться в холодной воде Иртыша.

Мне показалось, что она смотрела на меня.

Я опустил глаза, сделал вид, что пьяный. Потом снова посмотрел – она всё ещё там. Не двигается. Как будто ждёт. Как будто зовёт.

Я встал и пошел к ней. Она скользнула в темноту, дальше от костра. Дойдя до места, около которого она стояла, я заглянул за угол и снова увидел Дашу.

Вот она, около другой постройки. Стоит и смотрит на меня. Точно на меня, больше тут никого нет.

– Даша… – сказал я и направился к ней.

Она пошла по направлению к стене, ограждающей город. Я – снова за ней. Сейчас я ее снова увижу. Дальше идти некуда.

Но за углом девушки не оказалось. Только земля, притоптанная подошвами, кусок стены и чёрная тень от деревянных зубцов частокола. Тихо. Даже гул праздника будто отодвинулся.

Я остановился. Прислушался. Ни шороха.

– Даша? – тихо позвал я.

Тишина. Лишь с другой стороны стены закричала сова – громко, неожиданно. Сердце ёкнуло.

Я обошел все вокруг, но Даши не было нигде.

Глава 15

Утром я проснулся мгновенно, будто не спал вовсе, а лишь ждал, когда серый рассвет вытеснит остатки темноты из углов избы. Тело, несмотря на вчерашний вечер, бодрое. Готовое к работе и к схватке.

Я быстро оделся, вышел на улицу и пошёл к Иртышу.

Воздух был свежим, влажным, с тонким ароматом дыма и тины. Где-то вдали скулил пёс, а над крышами стелился лёгкий туман – лето в здешних краях бывает разным. Я шёл быстро.

Интересно, придет ли сегодня на речку Даша. И куда она, в самом деле, вчера подевалась? Превратилась в птицу и перепорхнула через стену? Да уж. В мистику я верю слабо, хотя несколько раз приходилось сталкиваться с непонятным.

Неужели она и вправду ведьма, как о ней говорят некоторые.

А зачем она звала меня за собой? Решила поиграть?

…Даши на речке не было. Хорошо это или плохо – не знаю.

Я разделся, шагнул в воду. Холод охватил грудь, сбивая дыхание, но я нырнул, разом отбрасывая и мысли, и тревоги. Вода Иртыша бодрит, да еще как!

Когда я вышел на берег, оделся и пошёл обратно в город.

Там уже просыпалась жизнь. Кто-то чистил оружие у избы, кто-то топил печь. Пахло хлебом и углём. Мимо прошёл Лиходеев, кивнул мне, но не стал останавливаться – дел, видать, по горло. В кузнице уже звенело железо.

Все, сказал я себе, настраивайся.

Сегодня много работы. Засада на руднике, пусть и очень удачная, выбила из графика. Надо достраивать стрельбище и делать самострелы. Кузни уже готовы, печи благодаря огню подсохли. Кучум наверняка скоро захочет отомстить. Колесцовое оружие – интересно, но пока что неактуально. Подходящего кремня или пирита нет, а без них эта затея бессмысленна.

Я кивнул свои мыслям и пошел к кузнецу Макару.

* * *

…Совещание проходило в просторной избе, находящейся в остроге под Сольвычегодском. Она была обшита тесаным кедром, с окнами из слюды и высоким потолком. Под кровлей темнел брус, на котором висели связки сушёных трав. По углам – массивные сундуки, обитые железом. У стены – натёртый до блеска длинный стол из лиственницы.

За ним и сидели три брата Строгановых.

Старший, Яков, держался прямо, как на казённом приёме. Суровое лицо, аккуратно подстриженная борода, одежда – простая, но дорогая: черный кафтан, серебряный пояс, перстень с резным агатом. Он казался человеком железного порядка и жесткой воли. В этих краях его слово весило больше, чем грамота воеводы. На вид ему было лет сорок.

Средний, Семён, был мягче, и внешне походил на священника: округлое лицо, широкие ладони, чуть поношенный, но тоже очень дорогой кафтан.

Максиму, младшему, было меньше тридцати. Рядом со своими братьями он казался почти мальчишкой. Он держал на коленях пухлую счетную книгу с чернильными пятнами на страницах.

На столе стояли расписанные кубки с морсом, лежали кожаные тетради. Потрескивал огонь в каменной печи.

– Значит, вот что, – сказал Яков, уперев ладони в край стола. – Хватит с нас этих фантазий. Поход Ермака – дело гиблое. Деньги он жрёт, как прорва, людей – как мясорубка, а отдачи нет ни гроша.

– Ну, не совсем так, – возразил Семён, нахмурившись. – Люди Ермака Кашлык взяли, хан в бегах. Это, хочешь не хочешь, успех.

– Успех, – фыркнул Яков. – Во сколько он нам обошелся? Мы за огромные деньги снарядили отряд Ермака, а потом постоянно посылаем ему лодки с солью, оружием, порохом. Мы знаем, во сколько нам обходится такая экспедиция! А еще и не каждая доходит.

– Надеемся, что будут доходить, – вмешался Максим. – Провожатые теперь у нас надёжные, казаки опытные. Ермак сам велел не рисковать зря.

Яков отмахнулся:

– Надежды – для дураков. А мы с вами купцы, не игроки. Нам отчёт важен. Что там по цифрам, Максим?

– Большие издержки, – честно вздохнул тот. – А доходов, по сути, ноль. Ясак, то есть дань, собираемая отрядом, мала. Только письмо от Ермака, где он просит ещё, ещё и ещё.

– Вот то-то и оно, – кивнул Яков. – Ермак – человек военный. У него меч вместо счёта. А у нас – лавки, рудники, варницы. Нам дела вести надо. А не войну с диким ханом, которую выиграть, похоже, не получится.

Семён потёр бороду:

– Всё так. Но и бросить его – это подставить. Имя наше с Ермаком связано. Люди говорят: Ермак пошёл – Строгановы отправили. Не станет поддержки, скажут, что предали.

– Глупости, – отрезал Яков. – Мы – не цари, чтоб вести полки. Мы – купцы. Да и Москве, скажу так, эти земли на краю мира не так уж и дороги. Пока казна пуста, нет дела до Сибири.

– А если татары возьмут Кашлык? – спросил Максим. – И перебьют весь отряд? Да и люди Ермака – не все наёмники, там наши тоже есть. Кто за них будет отвечать?

– Если перебьют, значит, на то божья воля. Ты хочешь, чтоб мы ещё один караван снарядили? – поднял брови Яков. – Опять деньги кидать в омут? Я сказал – больше не отправим. Пусть тот, что сейчас идёт, будет последним. Дальше – посмотрим. Хотя и так все ясно. Смотреть не на что. Сибирь остается для нас чужой.

Семён посмотрел в сторону.

– У Кучума войско большое, и злобы у них много. Не забудут они падение Кашлыка, и не простят. Даже если Ермак сейчас справится – сколько ещё он выстоит? Год? Два? А потом? – произнес Яков.

– Потом – пусть государь решает, – после паузы продолжил он. – И отправляет войско, если захочет. Мы свою работу сделали. Открыли путь, оснастили, поддержали. Но уже хватит. Денег Сибирь нам не дала. Один дым да потери. Нам нужно заботиться о солеварнях и медеплавильнях. Вот где наше дело.

В комнате повисла тишина. Трещала полена в печи, тихо закапал дождь по окнам.

Максим вздохнул, закрыл книгу.

– Значит, один обоз идёт, но других не будет. А если он не дойдёт – Ермаку очень быстро конец. Пороха у них надолго не хватит.

– Да, – твёрдо сказал Яков. – Всё. Конец. Но даже если и дойдет, все равно, особо он ничего не изменит.

– Жаль, – сказал Семён. – Великим могло бы стать дело.

– Могло, – согласился Яков. – Но не стало. Наш отец и дед потому и заработали богатство, что умели вовремя останавливаться. Мы должны поступать так же.

* * *

…Работа кипела. Стены кузниц дрожали от ударов молотов, воздух пропитался запахом раскалённого железа, древесного угля и пота. Мы готовились к войне. С татарами, с Кучумом, со всей Сибирью.

Работали все четыре кузницы. Старая и три новых.

В первой – Макар. Мрачный, ворчливый, но опытный и умелый. К нему Тихон Родионович приставил двух новых подмастерьев – оба молодые, по восемнадцать лет, выглядят, как деревенские парни, руки грубые, но глаза живые. Макар поначалу недовольно рявкал на них, но быстро привык к новым людям: показывал, как ставить шаблон, как подгонять плечи к ложе, как выгибать сталь для дуги.

Через несколько дней, как я прикинул, ребята уже сумеют делать простейшие заготовки сами, а потом и собирать самострелы без посторонней помощи. Пока только самострелы по шаблону, выполнять другую кузнечную работу так быстро не смогут, но это пока и не слишком нужно. Главное сейчас – оружие.

Во второй кузне – Фома Заря. Раньше был у Макара учеником, теперь сам за главного. Стал серьёзен, будто повзрослел на пять лет. У него тоже два подмастерья – один бывший охотник, второй вообще гончар. Но ничего, руки и терпение есть, остальное приложится. Фома оказался хорошим наставником: не кричал, но всё проверял и переделывал, если надо. Я видел, как он сам перековывал неудачную заготовку, хотя устал так, что руки тряслись. Молодец, Фома.

Третья кузня – самая тяжёлая для меня лично. Там работал Гриша Малый. Мальчишка. Четырнадцать лет, но мастерство – будь здоров. Всё, чему его учил Макар, он впитывал, как губка. Знал, как работать с каленым железом, сам вёл подмастерьев – двух серьёзных мужиков, старше его лет на пятнадцать с лишним каждый. Они поначалу смеялись, потом замолчали, когда Гриша показал им, как правильно ковать плечо для самострела. Но я видел – тяжело ему. И физически, и морально. Всё на себе тянет. Поэтому я часто заходил к нему, смотрел, хвалил, когда надо. Макар с Фомой тоже помогали, когда советом, когда делом.

А четвёртая кузня – моя. Подмастерья мои оказались очень толковые, даже не ожидал. Я быстро поставил им задачи, объяснил суть.

Обучение шло быстро. Метод был простой: сначала – смотрим, потом – повторяем, затем – делаем.

Потом подключим еще людей, но они будут выполнять в основном вспомогательное, вроде работы с мехами. Так-то надо в течении дня чтоб в кузне было минимум три человека. А для работы в две смены, получается, за одной кузней должны быть закреплены шестеро. Тихон Родионович с Ермаком обещали найти. Но для начала надо попробовать без большой толпы.

Дементий Лапоть со своими учениками, тем временем, делал ложи для нашего оружия. У него работа была попроще и никаких трудностей не возникало. После сверления пушечных стволов любая плотницкая работа теперь покажется пустяковой. Они же собирали самострелы – натягивали тетиву, закрепляли механизмы. Серьезнейшая помощь!

К вечеру общими усилиями сделали самострел. Над сложными деталями работали мы с Макаром, Фома с Гришей – над остальными. Наверное, быстрее и не получится. Самострел, все-таки, не лошадиная подкова. Плюс нужны стрелы, а они тоже отнимают время. Может, не столько, но все-таки. Однако мы все сделали, и теперь несли оружие на стрельбище проверять.

Его уже полностью достроили внутри острога. Все готово, разве что табличка «добро пожаловать» не висит.

Длинный коридор, отделённый от остального пространства частоколом из бревен. Высокие стены, с земляным валом на конце. Мишени – деревянные и набитые соломой кожаные татарские доспехи. Одна мишень – с железными пластинами, для совсем суровой оценки пробивной способности.

Посмотреть на испытания пришло куча народу, в том числе и Мещеряк с другими сотниками.

Я встал первым. Зарядил. Натянул тетиву. Прицелился. Выдох. Выстрел.

Стрела с легкостью прошила одетую в кожу соломенную куклу.

Второй выстрел сделал Макар. Стрела легко пробила деревянную доску.

По металлу можно не пробовать. Все ясно и так.

Мы переглянулись. На наших уставших лицах появились улыбки.

– Бьет, – сказал Макар. – Мощный.

– Получается, – кивнул я. – Будем дальше работать.

* * *

Шатёр хана Кучума был наполнен ароматом благовоний. Почти не было слышно звуков снаружи – только редкое ржание коней и мерный скрип деревьев за ветром. Хан сидел, опершись на левую руку, пальцами правой перебирая узел на бахроме подушки.

Вдруг в шатер вбежал гонец. Он упал на колени, склонив голову к земле.

– Говори, – негромко сказал Кучум, безразлично глядя на него.

Голос гонца дрожал.

– О повелитель… Отряд Батукая… тот, что шёл к руднику…

Кучум поднял бровь.

– Что с ним?

Гонец сглотнул и опустил голову ещё ниже, почти касаясь лбом ковра.

– Они не вернутся, господин. Ни один. Поляна, на которой стоит рудник, залита кровью. Ермак приказал мулле Искера похоронить наших воинов согласно обычаю. Всё указывает на засаду.

Хан напрягся, глаза его сузились.

– Засада?

– Да, о господин. Там были пушки. Откуда, неизвестно, но точно были. Наши люди слышали залпы с рудника. Били картечью. Где Ермак взял новые пушки, неизвестно, потому что все, какие у него были, оставались на стенах города.

– Пушки? – переспросил Кучум и встал с подушек. – Новые?

– Да, господин.

Повисла тишина. Хан сидел неподвижно, будто закованный в камень, только ноздри раздувались от тяжелого дыхания.

– Кто предложил атаковать рудник? – спросил он медленно.

– Этим ведал Тимир-ага. Он уверял, что рудник почти не охраняется. Что это будет лёгкая добыча.

Кучум отвернулся и с минуту молчал.

– Позвать Тимира, – бросил он через плечо.

Прошло несколько минут. В шатёр вошёл человек лет пятидесяти, в богатом кафтане, с серьгой в ухе и короткой бородкой. Его лицо было бледным от ужаса. Он упал на колени еще быстрее, чем гонец.

– Чего молчишь? – спросил хан.

И, не дав ответить, продолжил.

– Ты велел послать людей на рудник.

– Да. Это был правильный расчёт. Там не должно было быть много солдат. Они добывали руду. Там всегда находились несколько рабочих и солдат, и все. Удар должен был случиться неожиданным.

– Но не случился, – мрачно сказал Кучум.

– Да, господин, – чуть слышно ответил стоящий на коленях.

– И закончился смертью для всех. Никто не ушёл. Все мертвы от пушечной картечи.

Тимир не отвечал.

– Ты знаешь, почему это произошло?

– Нет, – проговорил Тимир, – но я узнаю. Мы отомстим за смерть наших людей…

– Ты говорил, что рудник без защиты. Все оказалось не так. Значит, ты солгал.

– Я… – начал Тимир, но Кучум махнул рукой.

– Молчи. Ты погубил наших воинов. И дал Ермаку понять, что мы глупы. Что не умеем думать. Что не боимся лезть в ловушки. Теперь он ликует.

Он шагнул к Тимиру.

– Ты сделал из меня посмешище, – прошептал хан. – И ты за это заплатишь.

Он вытянул руку, и один из стражей подал саблю.

Тимир вскочил, попятился, но выхода не было – за его спиной стояли охранники хана.

– Пощади! Это была ошибка! Я…

– Молчать, – бросил хан, и резким движением рассёк саблей воздух.

Тимир упал на колени, зажимая горло. Сквозь пальцы ручьем текла кровь. Через несколько секунд он рухнул ничком, дрогнул и замер.

Кучум бросил саблю стражу и тяжело сел обратно. Тишина повисла над шатром.

– Завтра соберёте совет, – сказал он, словно ничего не случилось. – Нужно решить, что делать дальше.

Гонец всё ещё стоял на коленях, бледный как мел.

– Ступай, – бросил ему Кучум. – Пусть все знают, что ошибок я не прощаю.

* * *

…После испытаний самострелов в голове гудело, пальцы ныли от работы. Всё было хорошо, но усталость давала себя знать. Я уже собирался ложиться спать, когда снаружи послышался лёгкий скрип – будто кто-то осторожно ступил на сухую доску. Я выглянул за дверь.

Она стояла в тени. Черное платье, несмотря на лунный свет, почти сливалось с темнотой. Даша. Та самая. Мистическим образом пропавшая накануне.

– Здравствуй, – сказал я.

– Здравствуй, – с едва заметной улыбкой откликнулась она.

– Куда ты пропала вчера?

– Я никуда пропадала, – произнесла Даша все с той же улыбкой.

– Тогда, получается, случилось наваждение.

Она чуть слышно засмеялась.

– Не боишься пойти со мной?

– Нет, – ответил я. – Я смелый.

– Тогда иди.

Она пошла к городской стене, к тому месту, где бесследно исчезла вчера. Несмотря на луну, темень там была, хоть глаза выколи. У самой стены Даша наклонилась и подняла из земли темный люк.

– Это что? – спросил я, хотя все стало понятно и так.

– Подземный ход. Один из нескольких, какие есть в городе. Мне разрешено выходить наружу по ночам. Охрана знает. Я собираю травы, а некоторые из них сильнее, если сорвать их ночью.