Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– Хорошие мишени, Ермак Тимофеевич? – спросил я.

– Неплохие, – качнул головой атаман. – На совесть сделаны. У тебя опять какая-то мысль появилась?

– А ты разве против? – немного дерзко спросил я.

– Нет, ни в коем случае, – успокоил меня Ермак. – Пользу твои знания приносят, да еще какую. Говорят, ты какое-то сильное вино гнать придумал?

– Не совсем так… – покрутил головой я. Как быстро тут вести распространяются!

– То не вино, а спирт для протирки, чтоб грязь в раны не попадала и люди от заражения крови не помирали. Пить его тоже можно, но лучше не надо.

– Не будем, – заверил Ермак.

– Я тебе вот что хочу рассказать, – понизил голос я. – Обещал, правда, этого не делал, но решил, что правда будет нам ох как полезна.

И я передал ему свой разговор с Елисеем.

Ермак нахмурился и с минуту стоял молча.

– Все это, конечно, я знал. Елисей пытался уговорить и меня бросить город и уйти, но я отказался. А теперь он хочет переманить тебя к свои хозяевам. Ну что же, молодец. За такое они его похвалят.

Он вздохнул и продолжил.

– Не только я не хочу уходить. Но и почти все в отряде. Другой жизни себе уже никто не представляет. Свыклись с Сибирью, стала она родной. Не хочется убегать, оставлять дикому хану землю во власть. Правильно Елисей сказал – наши мысли такие, что надо победить в битве за город, а потом перейти в наступление. Кучум гордый, он пошлет войско на штурм, чего бы это не стоило. Поскольку татар очень много, боя в поле мы не выдержим, а под эти стены их положим достаточно. Вот тогда можно будет уже по-другому говорить!

– Думаешь, и Строгановы начнут помогать нам дальше?

– Надеюсь на это. Хотя много пороха нам надо, чтобы двигаться дальше и окончательно победить Кучума. Много пороха и людей. Иди, никому я не скажу о том, что ты сообщил мне про Елисея. А с ним, пока он здесь, общайся так же. Не ругайся, хотя и не делай то, что он просит. Опасно, если он, прибыв к Строгановым, в обиде начнет про нас сказки рассказывать, чтобы окончательно поссорить с купцами. Тогда будет еще одна беда, и какая! А так – ну был посторонний человек в отряде, покрутился, и ушел. Не первый раз такое вижу.

– А много ль пороха и прочего привезут нам?

– Не знаю, – пожал плечами Ермак. – Сколько их к нам приходило, каждый следующий все меньше и меньше. Но нам без него совсем плохо придется. Поэтому пойдем отрядом встречать, чтоб довести до города в целости.

* * *

Шатёр хана Кучума был натянут в стороне от основного стана, среди низких кустов и рыжих валунов. Внутри всё как обычно: ковер, жаровня, плотный воздух с запахом масла и кедровой золы. У стены лежала сабля в ножнах, рядом – чаша с крепким чаем. Кучум сидел, подперев подбородок рукой, и смотрел на огонь. Около него молча стояли двое. Один – высокий, с лицом резким, как зазубренный нож, второй – шире в плечах, с густой черной бородой.

Высокий сказал:

– Ермак пойдет встречать караван сам. Большой отряд он с собой не возьмет.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Кучум. – Тогда и найдёт он то, что ищет. Свою смерть.

Он медленно поднялся, прошёлся по шатру. Свет от огня метался по стенам, отбрасывая его тень. Было слышно, как на улице воет ветер, гоняя сухие листья по земле.

– Значит, город останется без головы. Но пока его трогать не будем. Для начала надо захватить обоз и убить Ермака.

Ему ответил второй человек

– Лучше всего атаковать ночью, когда они станут на берег лагерем. Сначала разгромить встречающих, а потом атаковать караван.

– Вот именно, – тихо сказал Кучум. – В темноте всё одно. Только тени и огонь. Мы будем тенью, а они – тем огнём, что погаснет.

Он подошёл к стене шатра, где была натянута кожа с грубым изображением реки. Положил ладонь на неё, провёл пальцем.

– Тут Ермак встретит свою погибель.

* * *

Глава 18

…Удочку я начал мастерить еще накануне вечером, когда стемнело и заниматься что-то серьезным стало уже лень. Сделал ее из орешника – он легкий и гибкий. На леску пошла конопляная нить, которую я взял у Лаптя. Поплавок был из выструганной веточки бузины – в ней сердцевина мягкая, легко выковырять. Крючок – из небольшого гвоздя.

Наживку выбрал простую, зато надежную – мякиши хлеба. Некоторые вымочил в козьем молоке, а к еще одному кусочку добавил капельку меда. И еще накопал червей. Здоровенных, жирных. До того больших, что страшно их было в руки брать (шутка).

Да, я решил сходить на рыбалку! Понимаю, что не вовремя, но иначе на нее вообще можно не выбраться! Война – не повод отказываться от простых человеческих радостей. Даже более того, в трудных условиях они становятся куда более ценны. Отвлекаться надо, это я понял еще в Афганистане. Психику надо разгружать обязательно. Даже если ты хорошо переносишь все тяготы, отдых, по меньшей мере, заставляет мозги работать лучше. А хорошо работающий мозг, скажу по секрету – штука в хозяйстве очень важная. Практически незаменимая.

К тому же, я просто обожаю рыбалку!

Утром проснулся рано. Солнышко только-только начало просыпаться, свет едва коснулся верхушек деревьев. Воздух – чистейший, с привкусом хвои и чуть влажной земли.

Я выскользнул за ворота и пошел вдоль берега. Не туда, где обычно купаюсь. Подальше. Рыба там должна быть более смелой.

Место выбрал там, где течение слегка замедляется, а деревья нависают над водой. Вода здесь темная, глубокая. Закинул удочку, уселся, начал ждать. Сидел в тишине, почти не шевелясь.

…Первая поклевка оказалась такой, что я чуть не выронил удилище. Удочка согнулась дугой, будто кто-то снизу решил утащить ее на дно. Минуты три я тянул, осторожно, по сантиметру, замирая на каждом рывке. Рука уже подустала, когда в воде показалась серебристая спина. Лещ! Но не обычный, к каким я привык в Подмосковье, а величиной больше ведра. Килограмм девять, не меньше. Я подцепил под жабры, выволок подальше на берег. Он полежал, пошлепал хвостом и затих.

Начало, надо сказать, многообещающее. Такого я не ожидал.

Смотрел на леща долго и с восхищением.

Потом снова забросил удочку. Не прошло и минуты, как потянуло с такой силой, что я чуть не улетел в реку. То, как тащил лещ, по сравнению с этим подводным монстром оказалось ерундой.

Я боролся с рыбиной где-то полчаса. Леска тянулась в сторону, то под берег, то в глубину, но потом все же на секунду показался. Когда спина чудовища мелькнула у поверхности, у меня в животе похолодело – осетр! Настоящий! Сомнений быть не могло.

Он не рвался резко, но упрямо давил вниз, в глубину. Удочку сгибало до предела. Я боялся, что леска – хоть и крепкая, но самодельная – просто не выдержит. Но потом я все-таки вымотал его окончательно. Завел его к самому берегу, схватил за жабры и выволок на сушу.

Не меньше двадцати килограмм. А то и двадцать один. С половиной. И это, наверное, еще небольшой для этих вод.

Я твердо решил, что если останусь в живых, серьезно займусь рыбалкой. Потому что это не рыбалка, а фантастика! Вот что экология животворящая делает. Отсутствие промышленности имеет свои плюсы.

Наверное, на сегодня все. Хватит ловить. Если попадется еще что-то подобное, дотащить до города будет проблематично. Поэтому рыбу – на веревку, и возвращаться.

Отдать ее, наверное, в общий котел. Проблем с едой в городе нет, но я внесу еще и свой вклад.

Закончив рыбные дела, я засобирался в кузню, но по дороге меня остановил Ермак.

– Никуда не ходи, будешь сейчас нужен. Ты у нас башковитый стал после того как по башке получил, хахаха, и я хочу, чтоб посидел на встрече.

– Как скажешь, Ермак Тимофеевич, – ответил я. – А что за встреча?

– С одним ханом, – коротко ответил он. – Сибирских татар. Кучум ведь не отсюда, как и мы, пришел издалека и разбил старую татарскую власть. Он связан с Бухарой, как мы с Москвой. Правда, кажется, что сейчас его Бухара поддерживает его больше, чем нас Москва. Но некоторые рода остались и в драку не вступали. У тех, кто приплывет, поселение в верховьях Вагая, туда никто не сует нос без крайней надобности. Считается, что они ни за Кучума, ни за нас.

– А чего они к нам направились?

– Кто его знает, – развел руками Ермак. – Вот это и надо понять. Может, предложить чего хотят, а может, с другими целями. Или Кучум им пригрозил, союза ищут. Это было бы неплохо, да только вряд ли. И с такими союзниками надо держать ухо востро – в любую секунду в спину ударят.

Прибытие намечалось довольно скоро, и я снова побежал на Иртыш, смыть с себя рыбий запах. А то нехорошо как-то важная дипломатическая встреча, а я тут, как не знаю кто.

Ермак, кстати, приказал выдать мне одежду, какую, наверное, сам бы не надел – слишком уж яркая. Но для встречи с ханом она годилась. Рубаха из плотного сукна, темно-синяя, с вышивкой по вороту – не золотой, конечно, но тонкой и аккуратной. Поверх нее – кафтан, тёплый, длинный, застёгивающийся на кожаные петли с костяными пуговицами. Цвет – тёмно-зелёный, почти черный.

На ноги – сапоги новые, мягкие, с узорами на голенищах, вырезанными резцом. Штаны тоже не простые – суконные, серо-стального цвета, узкие в голени, но удобные. В общем, все говорит о том, что я не простой работяга, а человек весьма важный.

– Пояс, – сказал Ермак, показывая на лежащий в свертке широкий темно-синий кушак. – Без оружия не пойдешь, но саблю не вешай. Пусть будет нож. Покажи, что ты не воин, а умный человек, советник. Таким и выгляди. Есть у тебя большой нож? Нет? Сейчас будет.

Ермак ушел и через минуту вернулся.

– Его возьми. Под стать одежде. Это хороший нож.

Я взял в руки, взвесил. Тяжёлый, ладный. Рукоять тёмная, гладкая, сделанная из рога. Без украшений, только простое кольцо на конце для темляка. Гарда небольшая, но аккуратная, удобная. Стальное лезвие длиной сантиметров двадцать пять не широкое и не узкое, гладко наточенное, с едва заметной волной узора.

Ножны – чёрная кожа, прошитая жилой, с железным наконечником и креплением на ремень. Видно – вещь серьёзная, не показная, но уважаемая. Такой нож на пояс вешают не для драки, а чтобы показать: обладатель его человек не простой.

Но и для драки он подойдет, да еще как.

– Я его когда-то из степи привёз, – тихо сказал Ермак. – Хороший нож. Не потеряй.

Делегация Хана Агдаша прибыла к городу через час на двух лодках – широких, низкими, с высоко поднятыми носами. Они шли неспешно, под управлением опытных гребцов. Весла двигались в такт, не слышно ни голосов, ни лишних звуков – всё сдержанно, почти церемониально.

На первой лодке, как мне сказал Ермак, сидел сам Агдаш и его советник Каптак. Молодой хан держался прямо, цепким взглядом оглядывая берег. Лицо – смуглое, одет в длинный синий халат из плотной ткани с тёмно-золотым орнаментом по краю. На голове – небольшой тюбетей, украшенный узором. На поясе – короткий кривой меч в ножнах из светлой кожи с медными накладками.

Советник оказался гораздо старше хана. Худощавый старик с лицом, похожим на высушенное яблоко, в халате серого цвета и с платком, обёрнутым вокруг шеи. Никакого оружия он не носил.

Во второй лодке – свита: шесть человек в кожаных доспехах. Луки за спиной, сабли у поясов. Один держал флаг – квадратное полотнище, на котором чернел профиль птицы.

На берегу их ждали. Ермак стоял первым, чуть позади – Мещеряк, сотники, Скрыпник и я. Людей вокруг почти не было – стража оттеснила зевак. Казак с барабаном отбил короткую дробь, как при встрече уважаемого гостя.

– Хан Агдаш, – сказал Матвей, – из рода Тайбугидов. Они правили этими землями до Кучума. Когда тот пришел, некоторые сибирские ханы пытались сражаться и были разбиты, а некоторые вроде как признали власть Кучума, но сохранили самостоятельность. Агдаш правит не как Кучум. Больше как старейшина. У них есть совет, единолично важные вопросы он не решает.

Когда лодка ткнулась в берег, Агдаш ловко прыгнул на берег. Его советник вышел медленно и осторожно, и они пошли к нам. Татарская охрана держалась на расстоянии десятка метров.

Ермак шагнул вперёд, прищурившись, будто от солнца.

– Здрав будь, хан Агдаш, – сказал он. – Гостю у нас всегда рады, коли он с открытым лицом и без злого умысла.

– Здрав будь и ты, Ермак Тимофеевич, – спокойно ответил Агдаш. – Я пришёл, чтобы поговорить о мире.

– Пройди в наш дом, присядь, и мы выслушаем твои слова, – проговорил Ермак, и все направились в город.

Мы прошли в избу, в которой у нас проводились совещания. В ней меня и обратно принимали обратно в отряд.

На столе без скатерти стояли миски и блюда с хлебом, лепёшками, вяленой рыбой, тонкие полоски сушёного мяса и прочим. Чай налит в деревянные кружки, из глиняного чайника ещё тянулся пар. Здесь пили в основном иван-чай, и судя по запаху, в этот раз налили его же.

Охрана – как казачья, так и татарская, осталась снаружи. Внутрь прошло всего пятеро, включая меня. Сотники и Елисей – тоже за дверью. Мне показалось, что я спиной чувствую недовольный взгляд Елисея. Чего ты нервничаешь, хмыкнул я. Все равно собрался сбежать. Но вообще-то я думал, что на встрече с нашей стороны будет побольше людей. А тут Ермак, Матвей, и я. С ума сойти, большая честь мне оказана. Видать, ценит Ермак мои мозги.

Ермак сел на торце стола, слева рядом с ним – я, Мещеряк – по правую руку от атамана, Агдаш устроился напротив Ермака, его советник – справа, то есть недалеко от меня.

…Когда кружки с чаем опустели наполовину, Агдаш отодвинул свою подальше и немного повернул ее, будто делая какой-то знак. Затем он медленно взглянул на Ермака.

– Мы с тобой не первый день живём на этой земле, – сказал он. – Хотя и ты пришёл недавно, а я родился здесь. Но так устроена жизнь – кто-то пришёл раньше, кто-то позже, а земля всех помнит и принимает к себе, когда придет срок.

Ермак молчал. Только качнулся чуть на лавке – то ли удобней сел, то ли просто показал, что слушает.

– Я недавно говорил с Кучумом, – продолжил хан. – Он умный человек. Он понимает, что война с тобой будет стоить дорого. Людей много погибнет. Сил много уйдёт. Потому он передал мне слова – мир возможен. Но с условиями.

Мещеряк чуть повёл плечом, но ничего не сказал. Я посмотрел на Каптака – тот не сводил с меня глаз. Взгляд сухой, цепкий. Как будто не Ермака он слушал, а мою реакцию оценивал.

– Говори, – сказал Ермак. – Какие условия?

– Первое – раздел. Где ваши, где наши. Чтобы граница была ясна. За чужую границу войска не заходят. Второе – ясак. Кучум согласен, чтобы ты собирал его с тех, кто останется под тобой. Но не с чужих.

– А третье? – спросил Ермак, будто зная, что будет еще что-то.

Агдаш посмотрел ему прямо в глаза.

– Ты должен покинуть Искер. Этот город – ханский. Его построили до тебя. Он – знак власти, и пока ты в нём, вся Сибирь видит, что власть перешла к тебе. Кучум не потерпит этого. Хочешь земли – будут тебе земли. Хочешь торговать – торгуй. Хочешь мира – он возможен. Но не отсюда. Не с этого берега.

Повисла тишина такая, что я стал слышать стук своего сердца. Ермак, слушая Агдаша, сидел недвижимо, как скала.

– Говорит Кучум красиво, – сказал Ермак наконец. – И ты, Агдаш, человек неглупый. Но ответ мой будет простой. Город мы брали с боем. Мы здесь кровь проливали. Мы его удержали. И оставим за собой. С этой земли мы не уйдём.

Агдаш прищурился.

– Тогда ты отвергаешь предложение?

– Нет, – ответил Ермак. – Границу – давай определим. Где чья земля, чей род – пускай ясно будет. Торговать – тоже ладно, я не против. Пусть идут караваны, пусть товары текут по Иртышу, лишь бы без оружия. Ясак с чужих я не возьму, а с моих – буду. Но Сибир – мой.

Каптак впервые пошевелился. Медленно кивнул, всё ещё глядя на меня. Было в его взгляде что-то тяжёлое.

– Я передам твои слова, – тихо сказал Агдаш. – Но Кучум вряд ли согласится. Для него Искер – сердце власти. И он хочет вернуть его себе.

– Это не получится, – произнес Матвей. – Тут даже нечего обсуждать.

Агдаш не ответил и поднялся из стола. И сразу за ним – советник.

Ермак тоже встал.

– Ещё увидимся, хан. И лучше бы, чтобы ты тогда снова пришёл с миром.

– Лучше бы, – повторил Агдаш. – Только не всегда мы выбираем, с чем приходить.

…Когда Агдаш с советником и свитой уплыл, мы снова вернулись в избу. Но в этот раз людей в ней стало побольше.

Пришли все сотники, Елисей, Лиходеев, начальник охраны, в общем, все боевое руководство.

Все быстро расселись и стали смотреть на Ермака в ожидании того, что он скажет.

– Вот что сказал татарский хан – Кучум хочет мира, – произнес Ермак.

Раздалось хмыканье. Кто-то не сдержал усмешку.

– Мир ихний такой: поделить земли. Часть Сибири нам, часть остаётся под Кучумом. Ясак собирает тот, кто хозяин земли. И чтоб чужие туда не совались.

Лиходеев недоверчиво покрутил головой.

– Аж не верится, что Кучум перестал хотеть крови.

– Я сказал: мир, это хорошо. Торговать, договариваться без стрельбы – можно. А про себя думал – начать с этого, а там, как помрет Кучум, можно будет и его земли осторожно перевести под власть царя. Великие дела часто начинаются с маленьких шажков. Но увы, у Кучума имелось одно условие.

– Какое? – спросил кто-то из сотников.

– Мы должны уйти из Сибира. Город должен достаться Кучуму.

Молчание в избе оборвалось, как струна. Все загудели.

– Чего⁈

– Совсем с ума спятил?

– В чисто поле, что ли, нас гнать хочет?

– Нет татарам доверия! Помним, что случилось с Иваном Кольцо!

– То есть, они нас выпроводить хотят, как попрошаек? – переспросил Лиходеев. – Хахаха!

Мещеряк пожал плечами:

– Он нас на бой вытягивает, известное дело. Уйдём – потеряем всё. В чистом поле нас сожрут. Это ловушка. Сейчас у нас не хватит сил с татарской ордой без защиты стен сражаться. Тут и со стенами нам придется ох как сложно…

– Потому, – произнес Ермак, чуть повысив голос, – я и не согласился. Сказал Агдашу, как есть. Земли делить – ладно, можно поговорить. На том политика и держится. Испокон веков враги договаривались. Торговать – пожалуйста. А вот Сибир – мой. Мы его брали, мы тут стоим. Мы укрепляли, строили, кровь лили. Отдашь – больше не вернёшь.

– А что Агдаш? – спросил Черкас. – Зачем тогда приехал? Что, не знал, что мы отсюда не уйдём? Глупый, что ли?

– Он не глупый точно, – ответил Ермак. – Думаю, его попросил Кучум. Съездить, посмотреть, что у нас тут. Поговорить, узнать, есть ли у нас воля и решительность. А может, еще зачем.

* * *

…Кучум сидел на подушках, облокотившись на меховую подстилку, возле него лежала сабля в ножнах. Лицо казалось спокойным и холодным.

Перед ним стоял, склонив голову, Агдаш. Его были руки сложены на поясе. Он не шевелился.

– Ну что… – лениво проговорил Кучум. – Они, конечно, отказались?

– Да, повелитель, – тихо отозвался хан. – Ермак не соглашается покинуть Искер. Сказал, что город брали с боем, и уходить не намерен. Поделить земли и торговать – да, но из города ни на шаг.

Кучум усмехнулся.

– Ермак не глуп, – сказал он. – Он знает, что только выйдет из-за стен, я ударю. У него нет шансов и в городе, а уж вне его – тем более. Хотя нельзя было исключать возможности того, что он настолько в отчаянии, что согласится и на такое.

Хан помолчал, глядя куда-то за полог. Дым из жаровни тонкой струйкой полз кверху. Потом Кучум повернул голову и посмотрел на Агдаша.

– Скажи лучше, что ты там увидел? Внимательно смотрел? Мои разведчики проникнуть в острог толком не могут.

– Смотрел, повелитель, – кивнул Агдаш. – Людей в городе столько же, сколько в тот раз, когда я был там прежде. Новых укреплений в остроге нет. Ничего нового. Ни складов, ни сооружений, ни пушек, ни каких-то странных вещей. Только отделили часть острога, сделали стрельбище, как я понял. В остальном – все по-старому.

– Это хорошо, – кивнул Кучум. – А кто был на разговоре с тобой?

– Ермак, Мещеряк, и какой-то человек, я его не знаю. Раньше его не видел. Держался он скромно, все время молчал. Я велел советнику понять, кто он и чего хочет. Советник умеет заглядывать в душу, но сейчас не смог. Человек закрыт. Спрятан.

– Это и есть тот, чью душу изменил шайтан, – помрачнел Кучум. – Как его Ермак ценит, даже на переговоры пригласил.

Он помолчал.

– Ладно, – после паузы произнёс Кучум. – Что мы хотели, то мы узнали. Ничего нового в Искере нет. Ермак хочет держаться. Ну, пусть будет так. После уничтожения каравана мы захватим город. А ты… – он внимательно и жестко посмотрел на Агдаша – будь готов вмешаться.

– Понял, повелитель, – еще ниже склонил голову тот.

– Все случится очень скоро.

Глава 19

….Проснулся я, как и вчера, очень рано. Только-только небо начало светлеть, как в дверь постучал молодой казак, нерешительно переминавшийся с ноги на ногу.

– Ермак зовёт, – сказал он.

Сон моментально исчез. Видать, что-то срочное.

Я быстро оделся и пошёл. Ермак сидел у себя в избе, согнувшись над столом, на котором лежала нарисованная на пергаменте карта. Выглядел он уставшим и грустным.

– Садись, – буркнул он, не поднимая глаз. – Слушай. Сегодня ночью выдвигаемся. Идём навстречу обозу. Пять стругов, примерно сто человек. Пушки брать не будем. Идём налегке.

Я слушал молча. Ермак говорил коротко и сухо, словно уже мыслями был на реке.

– Обоз поднимается вверх по Тоболу, потом по Иртышу. У них, скорее всего, людей на лодках примерно столько же. Все сотники, кроме Черкаса, остаются здесь. Мещеряк тоже. Если встретим крупный отряд татар, не отобьёмся никак, потому и пушки не берем, бесполезно. Нам главное – с главой обоза переговорить, забрать припасы и вернуться обратно. Поведу я лично. Надо самому понять, что будет дальше, а тот, кто ведет обоз, должен хоть немного знать, что на уме у Строгановых.

Он резко поднял глаза и посмотрел прямо на меня.

– Ты остаёшься здесь. Ты нужен здесь. Дело очень рискованное, поэтому не пойдет со мной ни Матвей, ни другие. Если что случится, Мещеряк станет главным.

Я вздрогнул от неожиданности.

– Подожди, Ермак. Я пойду с тобой. Я буду там полезен. Я не хочу тебя оставлять.

Он нахмурился, но не повысил голоса.

– Нет. Ты здесь важнее. Будешь делать самострелы и прочее, что отряду пригодится. А там, если что, ничего уже не изменишь. Я сказал – остаёшься.

Кровь ударила мне в лицо. Понятно, что Ермак жалеет меня, но такое чувство, будто он не верит, что сможет встретить обоз, привести сюда и остаться в живых.

Поэтому я сказал:

– Тогда я уйду обратно к Строгановым. Им я точно нужен. И они давно звали меня к себе.

Ермак побелел, сжал кулаки и вскочил.

– Ты что, мне условия ставишь? – процедил он сквозь зубы.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, как боксеры перед поединком.

Потом Ермак вздохнул, махнул рукой и снова сел за стол.

– Ну спасибо, что не бросаешь. Ладно, пойдёшь с нами. Есть мысли, как укрепить струги? Слишком большой отряд, надеюсь, нам не встретится, но в сотню-другую ожидать можно.

– Сейчас подумаю, Ермак Тимофеевич, – ответил я. – Что-нибудь соображу, и сразу к тебе с докладом.

– Хорошо, – снова вздохнул Ермак.

Я повернулся, чтобы уйти, но он остановил меня.

– Погоди.

Он полез куда-то под лавку, достал тяжелый свёрток, положил на стол и аккуратно его развернул. Кольчуга.

Металлические кольца, мелкие и ровные, были соединены настолько искусно, что издалека могли показаться тканью. В лучах утреннего света кольчуга отливала тусклым, немного синеватым блеском. Очень дорогая вещь. Прочная и тяжелая. Кое-где кольца были немного смяты – очевидно, в бою кольчуга побывать уже успела.

– Подарок государя. Живи он сейчас, было бы все по-другому… Прочная. Стрелу держит, и даже саблю с пикой. Но думаю, стоит ли брать. Окажешься с ней в воде – моментом на дно.

Он задумался, щупая рукой плетение кольчуги, затем коротко тряхнул головой, и, не дожидаясь моего ответа, сказал:

– Всё-таки возьму.

На этом разговор закончился. Ермак снова замолчал, глядя в стену. Я вышел из избы, размышляя над его поручением.

На реке плыл плотный туман, стелющийся над водой, словно тяжёлое покрывало. Я пришел на берег, к нашим стругам. В голове крутились тревожные мысли. Неспроста Ермак, такой грустный, точно неспроста.

Лодки вытянулись стройной линией. В тумане они выглядели угрюмыми и почти мёртвыми. Мачты торчали вверх, как сухие деревья. Я приблизился к ближайшему стругу и медленно его обошёл.

Сделано всё было крепко, добротно – дерево хорошее, доски плотно пригнаны друг к другу, но их борта совсем низкие, почти без защиты. У казаков здесь я видел переносные щиты, но они здесь не совсем то, что нужно. А это значит, что в случае нападения татарам будет очень легко нас обстреливать – и не только простыми стрелами, а горящими. Я мрачно вздохнул, представив себе картину, как лодка, охваченная пламенем, беспомощно дрейфует по реке.

Нет, такого допускать нельзя.

Я шагнул дальше, внимательно осмотрев ещё несколько стругов. В голове, одна за другой, стали возникать идеи. Первая – самая простая и очевидная – заключалась в установке по бортам мощных деревянных щитов. Простые в изготовлении, они могли бы спасти людей от стрел, пущенных с берега.

Я даже уже представлял, какие щиты можно сделать – толстые доски, возможно, сдвоенные для надёжности, высотой больше метра, закреплённые на прочных опорах, чтобы выдержать удар стрелы. От пищали, конечно, не спасут, но огнестрельного у татар вроде бы мало, а древесины у нас предостаточно.

Потом пришла в голову еще одна мысль. Я вспомнил свой опыт из Афганистана. Там солдаты часто обмазывали бронетехнику глиной, надеясь, что она поможет от кумулятивных зарядов. На той войне это была защита скорее психологическая, а здесь глина вполне может пригодиться.

Даже если промазать глиной дерево, то оно немного «впитает» ее, изолирует от кислорода. А если на дереве образуется глиняный слой, то совсем хорошо. Он, правда, недолговечен. Если ходить по нему ногами, то разобьется мгновенно, поэтому для палубы такое не подходит. Но для бортов – вполне, особенно если смешать глину с соломой, песком или пеплом – тогда она будет лучше держаться.

Я подошёл к одному из стругов и провёл ладонью по гладкому борту, мысленно прикидывая толщину слоя глины. Полтора – два сантиметра будет достаточно, чтобы защититься от пламени. Поджечь лодку, покрытую таким слоем, будет практически невозможно. И держаться он сможет хорошо. Слишком тонкий быстро пойдет трещинами, высохнет и не прицепится к древесине, а толстый свалится под собственным весом.

Глины у нас полно, как и дерево. И еще тьма соломы, золы, песка. Для моего огнеупорного зелья хватит.

А вот хватит ли нам дня на все это? Почему Ермак, черт побери, не поставил задачу немного раньше? Зачем оставлять все на последний момент? Хотя, может, чтоб шпионы не видели и не успели быстро понять, что происходит что-то важное.

– Ермак Тимофеевич, появились у меня соображения, – сказал я, снова зайдя к нему в избу. Надо лодки укрепить. От стрел обычных и огненных.

– Объясни, что ты хочешь, – проговорил Ермак.

– Нужно поставить деревянные щиты и обмазывать борта глиной. Это защитит нас от обстрелов.

– Щиты – хорошо, а с глиной мы пытались, но у нас особо ничего не получилось.

– Теперь получится, – пообещал я. – Знаю, как надо. Какой толщины слой делать, и с чем ее смешивать. Держаться будет. Наш поход точно выдержит. А потом, если что, поправить можно.

– Хорошо, – сказал Ермак. Потом выглянул за дверь, и сказал какому-то казаку:

– Зови Лаптя и Тихона, надо дело обмозговать.

Не прошло и трех минут, как в избе стояли главный плотник и староста. Тихон выглядел озабоченно. Потирал бороду, понимая, что сейчас придется заниматься чем-то новым, а Лапоть смотрел спокойно, словно заранее зная, что дело серьёзное, но он с ним справится.

Я начал сразу, без предисловий.

– Лодки нужно срочно укреплять. Пять штук. Два дела нужно сделать за день. Первое – поставить большие деревянные щиты по бортам, чтобы стрелы не пробивали. Второе – обмазать борта и палубу глиной с золой и песком, чтобы не подожгли нас. Если прямо сейчас начнём, успеем к ночи закончить.

Лапоть кивнул сразу, даже не раздумывая:

– Щиты поставим быстро, дерево есть. Людей мне дайте помощников пять-шесть, и к вечеру управимся.

Тихон Родионович задумчиво нахмурился:

– Глины много понадобится, людей придётся снимать со всех остальных дел. Но если срочно надо, сделаем.

Ермак махнул рукой.

– Очень срочно. Снимай всех, кого сможешь. Дело важнее нет. Лапоть, берись за щиты. Максим, руководи всей работой. Если кто не из казаков будет много вопросов задавать, чего это вдруг начали со стругами заниматься, тотчас сообщать об этом Лиходееву, пусть думает, не шпион ли это.

Мы втроем дружно кивнули и пошли работать. Тихон направился снимать людей с других работ, а мы с Лаптем стали прикидывать, какие нужны щиты и сколько уйдет на них древесины.

Через четверть часа пошла работа. Щиты стали сбивать из крепких сосновых досок, благо их у нас хватало. Работа над самострелами, как и вся остальная, ушла в сторону. Начали с подмастерьями, а потом пришло десятеро от Тихона. Спросили, что им делать, и Лапоть тут же обеспечил их работой. Звуки от пил и молотков разносились далеко по округе.

Тем временем староста Тихон Родионович, взяв еще два десятка людей, лично пошёл за глиной. Мужики шли следом, вооружённые лопатами, тачками и вёдрами. Землю разрывали быстро, тяжёлая глина уходила в тачки и вскоре уже лежала кучами у берега реки, рядом с лодками. Другие таскали золу от костровищ и песок. Все смешивали прямо на месте, размягчая водой, пока глина не превращалась в плотную липкую массу.

Я лично контролировал работу на берегу. Как только первая порция смеси была готова, мы начали обмазку бортов. Работа шла быстро, хотя и была тяжёлой. Руки моментально стали липкими от глины. Ее наносили толстым слоем, втирая между досок и тщательно разглаживая ладонями, чтобы покрытие получилось равномерным и плотным.

Чуть позже Лапоть и его помощники принесли первые щиты и стали их крепить на бортах. Щиты были высокими, надёжными, их крепили на прочных опорах из досок. Через некоторое время лодки начали меняться прямо на глазах: деревянные борта покрывались коркой глины, а сверху вырастали крепкие стены щитов, способные защитить от стрел, а может, даже от пуль, если выстрелили издалека.

К полудню, когда солнце поднялось высоко и глина начала подсыхать, лодки стали приобретать совсем грозный и неприступный вид. Я почувствовал удовлетворение: то, что ещё утром было просто задумкой, становилось реальностью. Но отдыхать было рано. До вечера работы оставалось еще очень много.

Люди работали без передышки, перекусывая на ходу. Ермак время от времени подходил, смотрел и молча одобрительно кивал. Почему-то он был очень мрачным и грустным, таким я его еще не видел. Но размышлять об этом было некогда.

Лапоть продолжал сбивать щиты, а Тихон Родионович неустанно следил за подвозом глины и качеством замеса. Я же метался от одной лодки к другой, проверяя надёжность креплений и толщину глиняного слоя.