Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Я вытащил одну, глянул на наконечник – толстый, с острыми гранями, обмотка стрелы сгорела до такой степени, что он легко отломился. Видно, пламя было жарким. Но дерево струга не загорелось – слой глины сделал своё дело.

Увы! Точнее, ура. Мы победили на земле и воде.

Я вернулся в город и увидел нашего муллу. Он только что приплыл на лодке, пока я осматривал изнутри струги, и теперь шел к месту, где будут лежать убитые татары. Оглянувшись, я заметил еще множество небольших лодок. Плыли назад те, кто уехал перед штурмом. Быстро разнеслись вести о нашей победе! Здесь точно нет никакой мобильной связи? Скоро приедут купцы, и жизнь возвратится в привычное русло.

До следующего нападения, конечно.

На площадку около острога складывали трофеи. Я ожидал увидеть одну большую кучу, но все оказалось не так. Луки были сложены к лукам, сабли – к саблям, щиты к щитам, и так далее.

Стрел было очень много, но пригодна из них осталась лишь часть. Большинство татар погибло от огня, а он не щадил ни людей, ни их имущество. Но наконечники целы, и мы их будем использовать.

Сабли укладывали в кучу посередине. Их было тоже немало. В основном кривых, с выщербленными лезвиями, некоторые с оплавленными рукоятями, словно их держали в огне. На гардах местами прилипли куски обгорелой кожи.

Также около острога появилась гора ножей. Мелких и больших, прямых и с загнутыми лезвиями, с костяными и деревянными ручками. Некоторые ножи были в ножнах, другие без, с почерневшими от копоти клинками.

А еще я очень обрадовался большому числу железных крюков, которые предназначались для забрасывания на стены. Едва ли кому‑то из казаков они потребуются, а их железо мы используем.

Отдельной кучей лежали «предметы роскоши». Сабли с инкрустацией, в узорах, с надписями на арабице, с позолотой. Златоустые ножны – кожа, обтянутая бархатом, украшенная серебром и медью. Расписные лакированные, а иногда и с серебряными накладками луки и колчаны, палаши и ятаганы из османской или бухарской стали и многое другое.

И тут меня отвлекли от лицезрения этих сокровищ. Причем отвлек сам Ермак. Он вышел из «совещательной» избы, назвал меня по имени и махнул рукой – мол, иди сюда.

Интересно! Я быстрым шагом зашел в избу.

Там сидел молодой сотник Черкас Александров, как всегда, самоуверенный и невозмутимый, и писарь отряда – совсем юный и белобрысый парень по имени Михаил. На столе перед ним стояла чернильница и лежала бумага. Похоже, сочиняли что‑то важное. Несколько листов, очевидно, испорченных, было отложено в сторону.

– Только хотел тебя позвать, а ты вот он, – проворчал Ермак. – Слушай меня внимательно и не вздумай никому об этом говорить. Сегодня ночью Черкас с двумя казаками тайно отправится на маленькой лодочке к Строгановым, а затем и в Москву. Расскажет, что мы разбили Кучума, и попросит помощи. И письма отдаст. В них мы попросим пороха, свинца, другого оружия, и прочего. Скажи, что нам нужно для твоих мастерских.

Глава 5

Очень интересно! Идея отправить гонца правильная и даже необходимая. Как на Руси узнают о том, что мы победили? В ближайшее время – никак! С мобильным интернетом в Сибири 16 века существуют некоторые проблемы. Слухи дойдут в лучшем случае через несколько месяцев, да и то, какое им доверие. Поэтому нужно письмо – четкое, точное, настоящий доклад с места событий. И в нем, не стесняясь, просить то, что нужно. А нужно нам много чего…

Конечно, в идеале бы тысячу‑другую казаков. Тогда бы началась совсем другая история. Но про это я говорить не буду, тут Ермак сам разбирается. Мое дело – понять, какие нужны инструменты.

– С Макаром и Лаптем мы разговаривали, – сказал Ермак, – поэтому про всякие клещи и зубила уже написано. Но, может для того, что ты хочешь сделать, надо что‑то еще?

– Да, Ермак Тимофеевич, нужно, и очень.

Почесав в затылке, я предложил дополнить список разными сверлами (у нас их мало, а делать их самим очень сложно), разным мерным инструментом (циркулями, линейками, уровнями и прочим), а еще колеса с ручным приводом (для будущих сверлильных станков), детали для токарного станка, сит и жерновов для просеивания пороха и придания ему «гранулированной» формы – рано или поздно у нас порох должен, черт побери, появиться! Не знаю, что из этого нам дадут (большие шансы, что ничего вообще), но тут уже не я решаю.

А дополнительно к этому я попросил семян длинноволокнистого льна – именно такой подходит под тетивы. Защищенные от воды воском, они послужат не хуже звериных жил.

Писарь писал быстро, да еще и хорошо формулировал просьбы – иначе бы я весь мозг поломал, пытаясь доходчиво объяснить, что такое «токарный станок». Кто разбирается, тот, конечно, поймет, но поначалу письмо окажется в руках «неспециалистов», и надо сделать так, чтоб они хоть примерно догадались, о чем идет речь.

«Пришлите семени льня доброго, длинного, чтоб волокно к тетивам и канатам вышло, и семени конопли, а еще буравов длинных, каленых, чтоб стволы пищалей сверлить, ибо без них сварная бочка слабая и треснет».

В Германии, Италии и на Руси в те времена лучшие пищали и аркебузы делали именно сверлёными, потому что сверлёный ствол более ровный, выдерживает большее давление. Маловероятно, что получим такой подарок, но чем черт не шутит. А вдруг! Ну а не дадут – будем делать сверла сами. Либо простые, «буравы‑ложки» (их конец сплющен и выгнут, как ложка, или настоящие буравы, хотя с ними хлопот столько, что страшно становится. И в любом случае, это не самое актуальное на сегодняшний день. Хотя надо заглядывать и в будущее.

Конопля – тоже для веревок и канатов, и больше ни для чего. А здесь растет «дичка», от нее пользы мало. Мда, тяжело говорить о конопле человеку из 21 века. Так и кажется, что могут неправильно понять.

Потом мы с писарем вообще сделали вот такое дополнение, в котором я более‑менее перечислил все, что нужно для нашей оружейной мастерской. Писарь пообещал его соединить с остальным текстом письма, чтоб хорошо звучало и не повторялось.

'Бью челом и молю, прислать к нам не токмо соли и свинцу, но и для кузни вещи редкие, без коих дело оружейное не спорится.

А именно:

– буравов длинных, каленых, чтоб стволы пищалей сверлить,

– шаберов и железок расточных, чтоб канал гладить,

– тиски железные, да мехи малые и большие,

– напильников разных, молотков и щипцов,

– точильных камней,

– коловоротов и буравчиков мелких,

– весы с гирями.

А сверх того, если милость ваша, пришлите медных и латунных листов и проволоки разной – для замков, пружин и обивки.

Без сих вещей не сделать нам ни пищалей новых, ни замков крепких, а с ними и крепость наша, и ваша честь умножится.'

Письма будет два. Одно – Строгановым, другое – царю. Будем надеяться, что хоть одно «сработает». Слова про «умножение чести» – это к Строгановым, «купеческий стиль». Царю надо что‑то вроде «и тем делу государеву служба будет», «и имя твое прославится меж народов» и тому подобное. Иначе – беда!

В опасный путь отправляется Черкас. Втроем им не отбиться даже от небольшого отряда татар. Плыть придется по ночам, а днем где‑то прятать лодку и прятаться самим. А назад пойдут уже зимой, по снегу. Хотя может, и приплывут по весне обозом (если такой будет).

* * *

За столом сидели три брата Строгановых и Елисей Скрыпник. Было сразу видно, кто есть кто – одежда Елисея была куда проще, чем у братьев. И сидел он не так свободно, как они. Посторонний человек за секунду мог определить, где здесь начальники, а кто подчиненный.

– Значит, все плохо, – подвел итог рассказу Елисея старший из Строгановых Яков. – Но ничего нового ты нам не сказал. Мы это знали и так.

– Да, – кивнул Елисей. – Ермаку повезло, что выжил, когда обоз встречал. Утонул бы в своей кольчуге. Драка была страшная. Даже я такого не ожидал.

– Выжить‑то выжил, но, боюсь, ненадолго, – с напускной грустью вздохнул Яков. – Из твоего рассказа получается, что не победит Ермак Сибирь. Не по зубам она ему.

– Нет, не победит. В двадцать раз больше войска у Кучума, а может, и больше. И если захочет, еще людей приведет – и издалека, и местных остяков и вогулов идти с ним заставит. Пойдут, никуда не денутся! Иначе – смерть!

– Мы тут ничего уже не сделаем. Уже не раз это обсуждали. Столько помощи Ермаку, сколько он хочет и сколько нужно для победы, мы оказать не можем. Чтобы надежно завоевать Сибирь, Ермаку надо две‑три тысячи бойцов с пищалями, тысячи пудов пороха, двадцать – тридцать пушек. Нам придется строить цепочку складов за Камой, гнать еду, одежду, железо, соль, а Ермаку – много острогов, и чтоб каждый охранялся, как следует. Мы разоримся. Даже если государь оплатит половину, все равно жуткие расходы.

– Не хочет Ермак уходить, – развел руками Скрыпник. – Ну, если решил погубить себя, так хозяин‑барин. Единственное, что хочу сказать…

Все три брата одновременно подняли на него глаза.

– Появился у него казак. Ну как «появился», был такой давно, но в драке с татарами крепко по башке получил, провалялся чуток, будто мертвый, а потом ожил и давай выдумывать всякие хитрости. Арбалет мощный сделал, каких у нас не было, пушки деревянные – разок пальнули, а большего было и не надобно, хлопушки, которые взлетают в небо, ежели кто нитку зацепит… Много всего. Тут бы он помог, и помог здорово.

– Полезный человек, – задумчиво произнёс Яков. – К нам бы его сюда, к делам нашим. Но сам‑то он пойдёт ли?

Елисей развёл руками:

– Ермака бросать не хочет. Говорит, пока атаман жив, буду с ним. Но я думаю, к вам бы он полезнее был. Тут дела мирные, ему простор будет – кузницы у вас, мастерские. Он бы тут такого натворил, что всем польза пошла бы. Его ум бы много денег принес!

Яков нахмурился, глядя куда‑то перед собой:

– Было бы, конечно, хорошо. Да и нужно нам такое умение, – он помолчал немного. – Но, в общем‑то, и без него обойдёмся. Людей своих хватает, кузницы наши работают, рудники есть.

– Жаль будет, если такой человек пропадёт, – произнёс Семён.

– Что поделаешь, – сухо бросил Яков. – На всех нас не хватит. Свои дела вести нужно, а не чужие войны. Если погибнет вместе с Ермаком, значит, на то воля Божья.

– Может, все‑таки попробовать его как‑то к нам? – осторожно сказал Елисей.

– А как ты это сделаешь, если он не хочет? – хмыкнул Яков. – Насильно же не потащишь!

– Почему не потащишь, – возразил Елисей. – Можно и насильно. Коль ум соображает только как железки крутить, надо ему помочь. Неразумных детей розгами лечат, значит, и для взрослых можно что‑то такое. А со временем стерпится – слюбится. Доходу он может принести немеряно.

– И ты хочешь получать с этого долю? – усмехнулся Семен.

– Да. А разве это неправильно? Если кто‑то помог заработать денег, значит, заслуживает благодарности.

– Это что… выкрасть его? – изумленно переспросил Семен? – Так, что ли? А тут посадить в подвал и сказать, чтоб придумывал механизмы всякие? Как ты это себе представляешь?

– А хоть бы и так! – поднял голову Скрыпник. – Уж лучше в подвале, чем с отрезанной башкой в земле! Поймать, когда будет далеко от города, и привезти! Это не трудно!

– Знал я, что ты человек рисковый, но не знал, насколько, – сложил руки на груди Семен.

– Да, – сказал Яков, наливая себе морса. – Было бы хорошо с этим умельцем. Но и без него обойдёмся.

Он отпил, поставил кубок.

– От того, кто в подвале на цепи, толку мало. Нет его – значит, нет. И я не хочу, чтоб о нас говорили, что мы дела делаем, как разбойники. Вреда от них никакого, но все равно. У нас своих мастеров полно. Собираем лучших по всей Руси за большие деньги.

– Так ведь пропадет он вместе с Ермаком! А то бы польза была! – чуть ли не взмолился Елисей.

– Тогда будет воля Божья, – ответил Яков. – Мы за всех не отвечаем. А чего ты так переживаешь? Мы тебя не бросим. Ты помог нам, пошел с Ермаком в его поход. Был нашими глазами и ушами. Теперь будешь дальше у нас работать. Работа несложная – смотреть, чтоб народец не воровал, только и всего. А платить тебе мы будем хорошо.

Скрыпник хотел ещё что‑то сказать, но промолчал. В избе послышался стук дождя по слюдяным окнам. Только он, да еще треск поленьев в печи нарушали тишину.

* * *

После того, как письма были дописаны, я вышел из избы, оставив Ермака, Черкаса и писаря наедине, но остался недалеко от острога, ожидая, что они разойдутся. Буквально через пятнадцать минут так и случилось. Вышел и Черкас, и писарь, а я направился к Ермаку. Я хоть и теперь начальник над кузнецами да плотниками, но кое‑чего в моем распоряжении нет.

Ермак сидел на длинном бревне возле своей избы, спиной прислонившись к стене. Атаман смотрел перед собой, теребя бороду, явно о чем‑то напряжённо размышляя. Лицо его выглядело усталым, но при этом выражало ту же решительность и спокойствие, за которые его уважали все казаки.

Я подошёл к нему.

– Атаман, дело у меня есть важное. Надо мне сегодня по окрестностям поездить, поискать серный камень – пирит. Без него пороха нам не добыть, а порох нужен как воздух.

Ермак взглянул на меня, поморщился, будто вспомнив что‑то:

– Пирит, говоришь? Помню, ты уже говорил об этом камне Прохору Лиходееву. И я потом спрашивал у него – не нашли ничего подобного. Трудное это дело, похоже.

– Трудное, – согласился я. – Но без него порох делать не из чего. Поищу снова, может, на этот раз повезёт. Должен он тут где‑то быть, я уверен.

– Ну, пробуй, – вздохнул Ермак. – Только осторожнее там. Татары вроде ушли, но кто их на деле знает. Подойди к Мещеряку, пусть даст пару своих тебе в охрану.

Через полчаса мы уже выезжали из ворот Кашлыка. Со мной были двое казаков: Тимофей Жила, коренастый и широкоплечий, с бородой рыжеватого оттенка и цепкими глазами, и молодой, почти мальчишка, Иван Чиж, худощавый и юркий, зато молчаливый и зоркий, как охотничий пес.

Мы направились вдоль берега Иртыша в сторону реки Тобол. Пейзаж открывался перед нами ровный и простой: степные луга с густой травой, кое‑где поросшие кустарником и перелесками. Деревья стояли одиночно и небольшими рощицами, словно небольшие островки посреди зелёного моря.

Пока мы ехали, я объяснил казакам, что именно ищу:

– Нам нужен такой камень, что блестит, словно золото, и состоит из кубиков. Может быть в глине, в породе, в песке, но всегда яркий, с металлическим блеском.

Казаки кивали, но в глазах их читалось сомнение. Золото – это понятно, а какой‑то кубиками камень – дело для них новое и странное.

Первые часы прошли в безуспешных поисках. Мы медленно ехали по берегу, останавливаясь у каждого небольшого обрыва, где Иртыш подмывал берег, обнажая породу. Здесь были корни деревьев, выпирающие из глиняных стен, песчаные косы, кое‑где открывались слои красноватой глины. Я спешивался, осматривал куски породы, ломал их руками и искал знакомый металлический блеск.

– Что нашёл? – спросил Тимофей после третьей или четвертой остановки.

– Пока ничего, – ответил я, вытирая руки о плащ. – Глина да песчаник. И раковины какие‑то.

– Это что, море тут раньше было? – удивился Иван.

– Было когда‑то давно, – коротко ответил я, снова вскакивая на коня.

Продолжили путь. Часы текли медленно. Проехав ещё несколько километров, мы свернули от основного русла в сторону мелких притоков и оврагов, которые глубоко прорезали землю после дождей.

В одном из таких оврагов я снова спешился и, взяв казачью лопатку, принялся копать у основания размытого склона. Глина была вязкой и тяжёлой, с примесями камешков и песка, но нужного мне блеска не было. Лишь следы зверей да остатки старых кострищ местных охотников.

– Пусто, – сообщил я, отряхивая руки и тяжело вздыхая.

Казаки лишь переглянулись и снова молча уселись на лошадей. Дело это было им явно непонятное, но приказ есть приказ, и никто не жаловался.

День клонился к середине. Мы проехали уже изрядный круг и начали второе полукольцо поисков, теперь уже ближе к лесным окраинам и болотам. Воздух стал прохладнее, появились комары, и я снова стал чаще останавливаться, исследуя каждое место, где вода или ветер вымыли грунт.

Здесь я ковырял лопаткой возле поваленных деревьев, заглядывал в ямы, которые нарыли бобры, но и тут удача отворачивалась от меня. Глина, песок, куски кварца, да ещё окисленное железо – красновато‑бурые разводы, которые были всюду. Но пирита так и не нашлось.

К вечеру мы уже изрядно устали. Лошади тяжело дышали, казаки начали зевать и поглядывать на меня с некоторым раздражением. Я понимал, что надо заканчивать и возвращаться обратно.

На обратном пути мимо нас пролетели журавли, в кустах мелькнула лиса. Следы лосей были повсюду – зверя тут хватало. Но не за зверем я приехал.

Солнце уже почти коснулось горизонта, когда мы снова выехали к берегу Иртыша, ближе к тому месту, где он сливался с другой рекой – Тоболом. Это в примерно в двадцати километрах от города. Я остановился возле обрыва, где деревья повисли над рекой, держась за край корнями, словно пальцами. Осмотрел берег, расковырял землю, но лишь нашёл очередной кусок песчаника и несколько раковин.

– Нет тут твоего камня, – сказал Тимофей, уже не выдержав.

– Пока нет, – согласился я, понимая, что казаки раздражены бессмысленной, на их взгляд, поездкой. – Но найдётся. Только не в каждой канаве он лежит. Надо искать в другом месте, где тяжёлая порода есть, не глина эта везде.

– Ну так поехали домой, – предложил Иван. – Завтра снова поищем, может и найдём.

– Сейчас еще немного проедем вперед, и возвращаемся, – ответил я, и мы отправились дальше.

Здесь река делала плавный изгиб, и открывалась широкая пойма с песчаными косами, на которых белели россыпи гальки и валунов.

Я осмотрелся, прищурившись от низкого солнца. Место выглядело многообещающим – кое‑где виднелись обрывы, выходы каменистых слоёв, где можно было надеяться найти тот самый пирит, блестящий золотом кубиков.

Только я собирался спешиться и подойти к ближайшему обрыву, как Иван вдруг резко дёрнулся и негромко, но тревожно сказал:

– Там кто‑то есть.

Я сразу обернулся. Из‑за ближайших деревьев медленно, без суеты и криков, вышли пять человек.

Вогулы.

Одеты они были в полукафтаны и штаны из грубой ткани и кожи, многие в меховых жилетах, волосы у всех длинные, неухоженные, заплетённые в косы или убранные кожаными повязками. Вооружены они были по‑охотничьи: луки и копья с короткими железными наконечниками.

Из‑за деревьев проступали силуэты других – ещё десяток стоял в тени, держа оружие наготове.

Выглядели вогулы очень угрожающе.

Глава 6

Вперед вышел один – явно самый старший или тот, кого вогулы выбрали для разговора с нами. Лицо его было темнее, чем у других, с глубокими морщинами. В руках он держал короткое копьё.

– Спокойно, – тихо сказал я казакам, хотя сам чувствовал, как напряжение сковывает тело. – Пока не делайте резких движений.

Но Тимофей и Иван уже держали руки на саблях. Хотя как они помогут против такого числа врагов.

Вогул медленно приблизился к нам и остановился в десяти шагах. Остальные стали за ним полукругом, мрачно и молча глядя на нас. Что за чертовщина⁈

– Кто вы? – спросил вогул по‑русски с сильным акцентом. Голос был низким и ровным, будто он ожидал встречи с нами.

– Мы из отряда Ермака, – ответил я ровно, не повышая голоса, очень удивившись тому, что он это не понимает. Или это какая‑то ритуальная фраза?

Вогул мрачно и задумчиво глядел на нас.

– Что вы ищите?

– Камни, – честно сказал я. – Нам нужны редкие камни. Объездили все вокруг в их поисках.

– Камни, – медленно повторил он. – Здесь нет камней. Уходите.

– Нам не нужна ваша земля, – спокойно сказал я. – Только камень. Найдём – уйдём.

Один из молодых вогулов что‑то тихо сказал старшему на их языке. Тот покачал головой, не отводя взгляда от нас.

– Нет камня тут, – повторил он, и глаза его сузились. – Уходите. Не уходите – мы вас убьем.

Его слова звучали спокойно, почти буднично, но в них не было сомнений – убьют без раздумий, не опасаясь ни нашего сопротивления, ни последующей мести Ермака.

Казаки переглянулись. Иван тихо произнёс:

– Их много.

Да, в бой вступать не стоит. Их действительно слишком много, да и вообще ссориться с вогулами на ровном месте нельзя.

Я пожал плечами и примирительно сказал:

– Уходим. Но если знаете, где есть желтые блестящие камни – скажите, мы вас наградим.

Вогул помолчал, внимательно смотря на меня. Затем чуть улыбнулся – улыбка вышла странной, очень кривой:

– Здесь камня нет.

Я коротко кивнул казакам, и мы, натянув поводья, осторожно стали отъезжать назад, чувствуя на себе мрачные взгляды вогулов.

Они стояли, не двигаясь. Мы отдалились на сотню шагов, и их силуэты стали растворяться в надвигающихся сумерках, исчезая так же беззвучно, как и появились.

Когда мы отъехали еще дальше, Тимофей тихо выдохнул и пробормотал:

– Ну и ну. Вот так встреча. Священное место у них тут, что ли.

– Повезло нам, – ответил я негромко. – Сейчас могли бы лежать там стрелами утыканные.

Я ещё раз оглянулся на темнеющий лес и подумал, что в поисках пирита придется ездить и ездить. Других вариантов у нас просто нет.

Когда мы въехали в ворота Кашлыка, уже почти совсем стемнело. За день небо заволокло серыми облаками, из которых время от времени срывались редкие и крупные капли дождя. Двор острога был почти пуст, казаки уже разошлись по избам, уставшие после дневных дел. Только у ворот ещё стояли двое часовых, которые коротко кивнули нам, провожая взглядами.

Я передал своего коня казаку из конюшни, затем молча направился к избе Ермака. День прошёл впустую, пирит мы не нашли, а еще наше путешествие едва не закончилось стычкой с местными вогулами.

Внутри было тепло, пахло дымом и свежими досками. Ермак сидел за столом и пил из кружки ароматный отвар. Он поднял голову и коротко кивнул:

– Ну, как дела? Нашёл свой камень?

Я устало сел на лавку напротив него и отрицательно покачал головой:

– Нет, атаман, не нашёл. Объездили лес, степь, берега, овраги, болота – везде глина, песок, земля, что угодно, только не пирит.

Ермак нахмурился:

– Плохо. А где ездили‑то?

– По округе, – ответил я. – Кое‑ где выходы из глубины есть, казалось – вот‑вот найду, да не вышло. А потом ещё вогулы появились…

Ермак внимательно посмотрел на меня:

– Вогулы? Где?

– Где Иртыш с Тоболом сходится, – ответил я. – Их там человек пятнадцать было, вышли прямо из леса с луками и копьями. Рожи суровые, сразу ясно – пришли не просто так. Один из них говорил с нами по‑русски. С трудом, но разобрать можно. Сказал, чтоб мы уходили оттуда, и быстро.

– А вы что?

– Да что мы, – вздохнул я. – Спорить пока не стали. Не время сейчас новых врагов наживать, да и много их. Сказали им, что уйдём мирно, предложили награду, если помогут пирит найти. Но они на это не ответили.

Ермак задумчиво потеребил бороду, лицо его чуть расслабилось:

– Правильно сделали, что ушли. Там у них место особенное. Говорят, будто дух там какой‑то живёт, то ли речной, то ли лесной. Я сам в это не верю, но для вогулов оно значит многое. Они туда никого не пускают – ни нас, ни татар, никого другого. Был уже один случай раньше – наши разведчики туда сунулись, и чуть до стрельбы не дошло. Но все‑таки ссориться мы не стали. Незачем. Вогулы за то, что для них священно, готовы и убивать, и самим помирать.

Он снова вздохнул и отпил из кружки:

– Ты у них про то, что искал, спрашивал?

– Конечно, – сказал я, пожимая плечами. – Но они только промолчали.

– Жаль, – кивнул Ермак, задумавшись. – Если б знали, где такое есть, сказали бы. Они понимают, что благодарить мы умеем.

– Завтра поеду дальше. Порох нужен. Без него нам никак. С казаками ещё поговорю, а потом может кто из местных все‑таки подскажет, где лучше искать. Здесь по округе их много. Может, кто и согласится помочь.

– Поосторожнее только. Разведчики татар скоро вернутся. Придет Кучум в себя после того, что случилось, и снова начнет людей посылать.

– Понял, – кивнул я. – Буду внимателен.

Ермак снова задумался. Затем коротко махнул рукой, отпуская меня:

– Ладно, иди отдыхай пока. День трудный был, а завтра новый будет – не легче. С порохом надо не затягивать.

Затем я, как мы и договаривались, пошел к нашему с Дашей пляжу на реке. По дороге оглядывался – не хотелось встретиться с кем‑то из казаков.

Даша уже была на месте. Стояла около воды и смотрела на темнеющую реку.

Услышав мои шаги, Даша повернулась.

– Думала, что ты не придешь.

– Почему? – удивился я. – Я же обещал.

Даша мягко рассмеялась и кивнула в сторону реки:

– Пойдём плавать? Вода холодная, но это лучше, чем стоять здесь.

– Да, конечно, – ответил я.

Мы разделись и прыгнули в воду. Вечерняя вода обжигала. Через несколько минут все пошло своим чередом – поцелуи, и все остальное.

Потом мы вернулись на берег.

– Даша, всё, конечно, прекрасно. Лес, река, пляж, Но так не может продолжаться вечно. Чего ты опасаешься? Никаких кривых взглядов не будет. Здесь никто не запрещает людям встречаться друг с другом.

– Я уже была замужем, – помолчав, ответила девушка и посмотрела в сторону.

– Давай хотя бы не прятаться! – произнес я. – Это просто глупо. Все рано поздно станет известно. Не надо быть слишком умным, чтобы догадаться о том, что если двое людей выходят каждый день уходят в одном направлении, то это неспроста.

– Я подумаю, – сказала Даша после паузы.

Я взял ее за руку.

– Пойдем. Пора возвращаться. Уже совсем ночь.

Вернулись в город мы все‑таки поодиночке – я не стал на нее давить. Думаю, скоро все будет хорошо. Даша сама прекрасно понимает, что в нашей жизни надо что‑то менять. И чем скорее, тем лучше. А приходить сюда, если мы будем жить вместе, нам никто не запретит и в будущем.

* * *

В углу небольшой харчевни, в небольшой и не самой светлой комнате, за тяжёлым дубовым столом сидели двое.

Один из них – Елисей Скрыпник. Он то и дело оглядывался, будто ожидая, что кто‑то может их услышать.

Напротив него, вытянув ноги и спокойно откинувшись на спинку стула, сидел купец. Одежда у него была богатая: дорогой кафтан из тёмно‑синего сукна, обшитый золотыми нитями, меховая шапка рядом на столе, кольца на толстых пальцах. Его лицо плохо располагало к доверительной беседе – тяжелое, надменное, с холодными и злыми глазами.

Купец выслушал Елисея и теперь медленно поглаживая бороду, размышляя над его словами. Казалось, что он не слишком верил своему собеседнику.

– Значит, говоришь, мастер есть у Ермака такой, какого и в Москве, и в Европе не сыщешь? – купец произнёс это с лёгким презрением. Он не то действительно не верил, что у простого казацкого атамана мог появиться такой человек, не то хотел надавить на Елисея.

– Анисим, я не лгу, – ответил Скрыпник, пожав плечами. – Я сам видел то, что он делает. А может делать гораздо больше. Он принесет горы денег.

– Но будет ли он работать‑то? – хмыкнул купец.

– А куда ему будет деваться? Выбор невелик. Либо делать то, что ему скажут, либо не жить на свете. Он же не дурак! Холопы работают, и он пусть тоже. Только надо караулить его хорошенько, чтоб не сбежал. А то он хитрый. Если будет артачиться, можно и больно сделать. Боль – штука такая, заставит кого угодно.

Купец снова задумчиво погладил бороду и прищурил глаза:

– И, говоришь, не хочет он от Ермака уходить?

– Нет, – покачал головой Скрыпник. – Предлагал я ему сам уйти к Строгановым – те приняли бы с руками и ногами. Он отказался. Говорит, что без атамана никуда не пойдёт, пока жив тот.

– Верность – штука полезная, – медленно проговорил купец, криво улыбнувшись. – Но иногда и вредная.

Елисей осторожно оглянулся и, убедившись, что никто их не слушает, тихо продолжил:

– У Ермака остался мой человек. Он сможет помочь с этим делом. Подскажет, когда Максим уйдет в лес или куда‑то еще.

Купец подался вперёд.

– Думаешь, казаки не станут его искать?

– В тех местах пропасть может кто угодно. Если кто‑то исчез – ничего удивительно. А найти человека невозможно. Подумают, что татары.

– А Строгановы ничего не скажут? С ними я ссориться не хочу, – сказал купец. – Они в этих краях решают все. Царь далеко, а эти здесь. Кто перейдет им дорогу, долго не живет. Я с ними тягаться не могу. Ну, может, пока. А как подниму денег на твоем мастере…

– Они и не узнают, – пожал плечами Скрыпник. – Да и какое им дело. Они от Ермака уже отказались. Не хотят финансировать безнадежное дело. Не в их это правилах.

– Можно будет сделать все тихо. А потом пусть сидит там, где его никто не найдет, и придумывает всякие вещи, приносит деньги.

Анисим усмехнулся.

– А как все придумает все, что знает… В землю его?

Скрыпник пожал плечами.

– Видно будет. Но какая разница, иначе ему все равно погибать с Ермаком. А так немного подольше проживет.

Купец снова задумался, барабаня пальцами по столу. Он молчал долго, взвешивая риски, и наконец заговорил снова. Голос его звучал тихо, но твёрдо:

– Дело заманчивое. Слишком заманчивое, чтобы отказываться. Людей я дам тебе. Таких, кто привычен к этому делу. Ты поведешь их. Если все будет, как ты говоришь – станешь богат. Мое имя нигде не упоминай, ни в каком разговоре. Хотя знаю я таких как ты… если будет выгодно, все расскажешь!

– Нужна пара лодок, – сказал Елисей, сделав вид, что не заметил последних слов купца. – Лучше небольших, плыть все равно только ночью, чтоб татары не застали, а днем прятаться. Где – я знаю, мне те места известны. Может, конечно, оказаться, что пока будем на месте, Кучум уже взял город, тогда я уже ничего не сделаю. Из мертвых никого не воскресить!

Купец медленно поднялся из‑за стола, надел шапку, оправил кафтан и посмотрел на есаула сверху вниз:

– Готовься. Через пару дней надо отправляться, чтоб успеть до холодов. Но смотри, если что‑то пойдет не так, тебе первому голову снимут.

* * *

Карачи и Кучум стояли на пригорке, откуда было видно, как внизу ревёт и пляшет пламя. Жёлтые‑красные языки хватали воздух. Ветер рвал дым, и порой сквозь него мелькали странные чёрные фигуры, похожие на людей в толстых черных одеждах.

– Видишь, Кучум, как всё просто, – сказал мурза Карачи.

Он, как всегда, улыбался.

Хан медленно повернул голову.

– Ты очень умный, Карачи. Очень.

– Да, погибнут многие наши воины, – сказал Карачи, – но так и должно быть. А большинство выживет.

Снизу, от пылающего костра, к ним поднялся один из телохранителей хана. В руках у него была побывавшая в огне промазанная глиной войлочная накидка.

Карачи взял ее и поднес Кучуму. Хан внимательно посмотрел на нее.

Войлок, когда‑то мягкий и плотный, теперь стал жёстким, как старое седло. Слой глины потрескался, посерел, местами облупился, обнажая подпалённые, чернеющие волокна. Пахло гарью и жжёной шерстью. Кучум потрогал его рукой, и крошки глины осыпались, словно пепел.

Но внутри войлок почти не пострадал. Чуть потемнел, но остался мягким, почти как прежде.