Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Глава 12

Грохот был такой, будто сама земля вздохнула от боли. Эхо прокатилось по округе и взметнуло вверх пугливую стаю ворон. В воздухе повисли сизые клубы, в нос ударил острый запах гари и прожжённой древесины. Я помахал рукой перед лицом, отмахиваясь от дыма.

Артиллерист Семен стоял неподвижно, как скала, Лапоть мрачно смотрел на дымящееся жерло, а Макар стиснул зубы – показалось, что он нервничал больше всех. Казаки и рабочие оглядывались по сторонам. Грохот произвел впечатление на всех, хотя Мещеряк и Черкас стояли, подняв головы и слегка улыбаясь. Показывали личному составу, что командирам ничего не страшно. Ну, правильно. Иначе в армии нельзя.

Главным «стрессовым» фактором было ожидание, как поведет себя пушка – выдержит или разлетится к чертовой бабушке, калеча осколками всех собравшихся позади нее.

Однако на первый взгляд все было в порядке.

– Жива? – выдавил Лапоть, косясь на пушку, словно на больного родственника. – Вся?

– Частично жива точно, – слова Лаптя заставили меня улыбнуться.

Я пошел к пушке. Укрепленная на лежащем стволе дерева, на первый взгляд, она хорошо выдержала удар, несмотря на то, что мы обошлись без железных обручей, кожаных ремней и прочего. Да и дерево у нас было не высушенное, а это хуже всего.

Трещины виднелись. Одна была тонкая, как волос, но длинная и опасная. Из дула медленно тянулся дым. Пушка съехала на полметра назад, выдрав вмятины в земле.

Следом за мной к орудию подошли и остальные. Всем было очень интересно посмотреть на это «чудо-оружие».

– Выстояла, – сказал я наконец. – Но это уже предел. Второй раз стрелять нельзя.

– Получилось! – воскликнул Лапоть и посмотрел на своих подмастерий. – Не зря, черт побери, как проклятые крутили этот бурав! Сделали! Одноразовую, но сделали.

– Но нам больше одного выстрела вроде и не нужно, – произнес Матвей.

А потом сурово посмотрел на казаков:

– Если кто проговорится о том, что сейчас видел – лично повешу на воротах! Молчать, как рыба! Одно слово – и из-за него погибнут люди!

– Я думал, разорвет, – сказал Семен. – Уж я-то знаю, какая силища в нутрях пушки громыхает. Железо и бронза порой не выдерживает, а тут дерево. Однако обошлось!

– Остальные стиснем обручами, – произнес Макар. – С ними будет попрочнее. Испытывать удачу больше не надо.

Он вытер лоб. Ладонь оставила серую полосу на коже.

– Пойдём посмотрим, куда ушёл заряд.

Мы двинулись за баррикаду, к полю, на которое направили пушку. Там, среди мелких кустов и сбитой травы, лежали ветки и груды мокрого глины. На этих «мишенях» было легко понять рассеивание картечи.

– Глянь, – сказал Матвей. – Здесь стружка свежая. Пробило насквозь. Даже дальше, чем я думал.

– Вот ещё, – ответил Семен. – Он стоял у почти срезанного стволика куста, в котором торчал камешек размером с небольшой орех. – Камни пошли кучно. Но понизу.

Я осмотрел весь след выстрела. Мох ободран, земля кое-где разрыхлена. Видно, куда попала картечь.

– Ноги нападающих пойдут в хлам, – тихо сказал Черкас.

Мы подошли к доске, поставленной в пятьдесят шагах. На ней зияло три пробоины. Картечь пробила толстую сосновую доску почти навылет. На земле валялись светлые щепки.

– Да, кое-кому не повезет, – кивнул Мещеряк

– Значит, если к руднику полезут, пушка им в лоб, а потом мы с пищалей, с самострелов, луков, – произнес Черкас. – Пушками посеем смятение, и дальше добиваем. Услышав выстрелы, к нас спешит подмога с города.

– Да, – сказал я. – Но второй раз пушки точно не стрельнут. Дерево разлетится.

– А если все-таки укрепить? – спросил Мещеряк, решив показать, что разбирается в вопросе. – Обручи, сверху кожа бычья, веревки, как и говорили?

– Лучше не надо, – ответил я. – Доверия такой конструкции нет. Если кто-нибудь будет рядом, когда её разорвёт – считай, нет человека. Поэтому один выстрел, и достаточно.

Мы вернулись к пушке и снова посмотрели на нее. Дым из ствола уже не шел, но срез выглядел так, будто внутри топили печь. Черный, обугленный, в нагаре и копоти.

– Нет, – еще раз повторил я. – Никакого второго выстрела. Деревьев у нас хватит на другие пушки. А эту только положить в баррикаду.

Вечерняя темнота опускалась с огромной быстротой. Наступала пора кому-то отправляться в город, а кому-то не спать всю ночь и сверлить злосчастные бревна. Я хотел остаться здесь, чтобы заняться этим вместе с Лаптем и его плотниками, но Мещеряк запретил. Намекнул, что мне следует выспаться, чтобы завтра быть полезным.

Поскольку он тут начальник, выбора у меня не осталось. Попрощавшись с командой, я поплыл в Сибир.

Спалось плохо. В голове только и крутились мысли о предстоящей засаде и схватке. Вдруг сломается сверло? Успеем ли тогда сделать пушки? Как их закрепить? Сможем ли замаскировать? И как сделать так, чтобы баррикада, сделанная нарочито абы как, защитила от стрел. Ведь татары просто так не полезут, будут стрелять из луков.

В общем, проблем – уйма. Но, все равно, сон, хотя его было мало, очень освежил. Сибирский воздух, не отравленный всевозможными заводами, творит чудеса. Голова поутру стала ясной, а тело – бодрым, готовым к любым схваткам.

Я проснулся вместе с рассветом и решил, по своему обыкновению, сбегать на речку. Чистое тело – залог здоровья. А купание в холодной воде добавляет ему дополнительных бонусов.

Сказано – сделано, и вот я уже миновал ворота и сонных хмурых казаков в охране, ждущих, когда их сменят.

Подойдя к своему пляжу, так уютно спрятанному между деревьев, я услышал негромкий плеск. Рыба? Не похоже. Она так не плещет, тем более, что звук несколько раз повторился.

Тут кто-то есть⁈

Положив руку на нож, я подошел ближе и выглянул из-за деревьев.

Точно. Человек. Не я один облюбовал эту заводь для утренних купаний.

В воде виднелась женская голова. Девушка бесстрашно и не спеша плыла по холодному Иртышу.

Я узнал ее. Даша. Та самая, которая работала в лекарне и умела заговаривать боль.

Во как.

И что же теперь делать?

Признаюсь, я бы с удовольствием поплавал вместе с ней. Девушка она красивая. Но большие шансы на то, что ей это не понравится. Поэтому такой вариант отменяется. Идти дальше не хочется, берега крутые и заросли травой – вылезешь из воды и будешь в грязи.

Поэтому надо ждать, пока она уйдет. И, желательно, отойти подальше в лес. Туда, откуда реки и пляжа не видно. А то можно получить репутацию человека, подсматривающего за купающимися женщинами. Такое мне точно ни к чему.

И я ушел глубже за деревья, мысленно поглядывая на часы. Долго она в воде не будет – холодно.

Минут через двадцать я снова вернулся к пляжу. К своей радости и к своему огорчению, никого на нем не обнаружил. Поэтому быстро сбросил одежду и сиганул в воду, стараясь думать не о девушках, а о предстоящей работе.

…По дороге обратно в город я внимательно посмотрел на небо. Оно не предвещало ничего хорошего. Ветер, собирались облака. Похоже, будет дождь. И сегодня, и завтра.

А дождь – это очень плохо. Самое плохое, что только может случится.

Во-первых, дождь может намочить деревянные стволы наших орудий, а сырость – источник дополнительной опасности. Насколько возрастет шанс разрыва пушки, сказать трудно, но возрастает точно. А во-вторых, в дождь у фитильных ружей и пушек осечки случались чуть ли не в половине случаев!

Если случится дождь, к тому же сильный, то можно не волноваться, что татары не нападут. Нападут, да еще как! Получить такой бонус – минус пятьдесят процентов выстрелов по тебе дорогого стоит.

Но вот радоваться, что атака состоится…

…Первым делом я потребовал лодку и отправился к руднику. Там сердце немного успокоилось – над рабочими местами Лапоть развернул парусиновые тенты, поэтому вероятный дождь заготовки и готовые пушки не намочит.

Молодец, Лапоть! Соображает в своем деле.

Пушек, кстати, за ночь было сделано четыре штуки. Вид у Лаптя и его помощников был уставший-уставший. А им еще целый день вкалывать. Нужно еще двенадцать орудий, чтобы получилось по четыре на каждую сторону.

Ну что я могу поделать! Только посочувствовать и не встречаться с их недовольными взглядами.

А еще на месте находился Семен, артиллерист. Он показал мне кожаные чехлы, которые будут надеваться на стволы после зарядки. Вместе с промасленной паклей они защитят пороховой заряд от влаги.

Значит, эта проблема исчезла. Но осталась еще одна, главная – фитили!

Что они из себя здесь представляли? Научно выражаясь, кручёный хлопок, лён или пеньку, пропитанную селитрой. На месте его казаки не делали, везли с собой, он был почти такой же драгоценностью, как порох.

Но под дождем или в сыром климате они могли запросто погаснуть.

И этот вопрос надо срочно решать.

Я вернулся в город, нашел Мещеряка (к Ермаку не пошел, решив, что вопрос не такой уж и сложный), и попросил выдать мне фитилей для экспериментов.

– Хочу сделать так, чтоб горели даже под дождем, – сказал я.

– Это было бы здорово, – согласился Матвей, – а получится ли?

– Буду пробовать. Заранее сказать ничего нельзя.

Как выяснилось, можно было направиться не к Мещеряку, а сразу к Семену-пушкарю – за порох, пыжи, фитили и прочее отвечал именно он. По совместительству, так сказать.

Выслушав меня, он сказал, что фитили даст, но не уверен, что у меня что-то получится. Пробовали такое неоднократно, например, пропитывали жиром, но особой пользы не выходило. Или гас, когда не надо, или вообще плохо загорался. Некоторые казаки на свой страх и риск продолжают мазать ружейные фитили, но чтоб получалось очень удачно, он не слышал.

Но, так или иначе, по десятку ружейных и орудийных фитилей я получил.

Отличались они толщиной (орудийные чуть ли не вдвое толще) и скоростью горения (которые для пушек, горят медленнее). Ну и по методу применения – в пищали фитиль вставлялся в курок (хотя правильнее сказать – в «собачку», в фитильный держатель), и при нажатии на спуск он опускался на полку с порохом. А чтобы выстрелить из пушки, его подносили к фитильной трубке.

Различия невелики, но их надо учитывать.

Дальше мой путь лежал к старосте Тихону. Найдя его, я озвучил ему список того, что мне нужно. Тот нахмурился (он почти всегда хмурился, когда его о чем-то просили), но повел меня к складам и даже к купцам. Кое-какие ингредиенты выдали мне именно они (так сказать, добровольно-принудительно).

И я начал экспериментировать, уйдя в недостроенный «тир», в котором должны испытываться самострелы. Но увы, обстоятельства немного отвлекли. Все рабочие и плотники, кто его делал, срочно отправились на рудник.

Я сделал себе навес из парусины (дождь был совсем не за горами), налил в разные емкости растворы и принялся макать фитили.

Первый я пропитал гусиным жиром. Второй – пчелиным воском. В третьем к гусиному жиру добавил березового дегтя, в четвертом к воску добавил золу, а с пятым использовал рыбий жир. Вонял последний просто невыносимо.

Затем понес все это к печи сушиться. Сушка заняла час-другой. Это дело тоже непростое – надо, чтоб высохло, но и не загорелось. Просто повесить и ждать, пока работу сделает ветер, не выйдет. Суток– полутора (а то и больше), у меня нет.

А потом я начал их испытывать. От обычного толку не было никакого, гас при имитации даже слабого дождя. Воск, в принципе, уже кое-что, но с золой – хуже, хотя мне когда-то рассказывали, что зола якобы делает пламя устойчивей. Я засомневался, а теперь на опыте убедился, что это неправда. Который с жиром – загорелся и тлел, но давал много дыма.

Хорошо показал себя вариант с воском и дегтем. Еще лучше – с гусиным жиром и берёзовым дёгтем. Он не только тлел под дождём, но и давал ровный жар, почти без гари и дыма. Вариант с рыбьим жиром, как я и думал, оказался самым стойким – но вонь шла настолько мерзкая, что хотелось убежать.

Дальше был второй вопрос – как спасти от воды порох на затравочной полке!

Одного фитиля мало. Сам по себе он выстрел не сделает.

Тут вариантов всего два.

Первый – всевозможные чехлы, колпачки, крышечки и прочее. Нечто подобное я видел на пищалях казаков. Можно попробовать усовершенствовать конструкцию, но недостатки останутся. От ветра защитят слабо, их надо снимать и легко потерять.

Второй – поинтереснее, хотя тоже не идеальный – лоскут ткани, пропитанной жиром и уложенный прямо поверх затравки. Тлеющий фитиль прожигает ткань и воспламеняет порох.

Предупредив охрану и снова сымитировав дождь, я пальнул. Без пули, холостыми, но какая разница. Получилось! Вместо жира, наверное, можно использовать воск или смолу, но я решил обойтись без них. Жир – надежнее.

Для демонстрации своих опытов я позвал все руководство отряда. Пришел и Ермак, и сотники, и главный артиллерист Семен.

Смотрели поначалу скептически, а потом, когда увидели, что фитили горят чуть ли не под водой, начали переглядываться с удивленными и довольными рожами. И пропитанный жиром кусок ткани понравился.

Начались вопросы, на которые я подробно отвечал. В принципе, подходил любой вариант, если пропитывать тщательно и давать высохнуть. Кто самый стойкий, тот может вообще использовать рыбий жир.

– Рыбий жир, – Семен махнул рукой, как отрезал. – Мои будут с ним делать. И пусть воняет. Пусть даже в тысячу раз сильнее, зато пушка точно выстрелит! Если кто у меня пожалуется или заскулит – будет глотать его на завтрак огромными ложками. И скажу ребятам, пусть дегтя попробуют добавить, может, еще лучше окажется. Хотя и так отлично.

На этом мы и договорились. Каждый начальник подразделения возьмет по кусочку разного фитиля и покажет бойцам. Кому какое подойдет – пусть то и используют. Самому пропитать фитиль можно запросто. Но обязательно надо пробовать, потому что это все-таки не панацея, и защищать фитиль от воды все-таки нужно. С тканью для защиты затравочной полки надо быть вообще осторожными, потому что чересчур плотная не подойдет.

Окончив с этим делом и пообедав, я отправился к руднику. Когда плыл на лодке по Иртышу, подул ветер и начался дождь. Сначала мелкий, но с каждой минутой он становился все сильнее и сильнее.

Баррикада была уже полностью закончена. Получилось отлично. Именно так, как надо – не слишком высоко и не слишком низко. Пушки будут надежно спрятаны в валежнике, заметить их там невозможно.

Пушек, кстати, уже восемь. Ровно половина от необходимого числа. Люди устали дальше некуда, но кое-кто из рабочих и казаков оказался башковит и смог подменить Лаптя и его подмастерьев. А теперь пришел и я. Я тоже умею крутить бурав. Быстро и очень точно.

Макар тем временем делал в кузне железные обручи, которые мы наденем на стволы для надежности. От кожаных ремней и веревок решили не отказываться. Хотя, если разорвет железо, не спасут и они.

Яма, в которой должны спрятаться казаки Черкаса, полностью готова, накрыта жердями с парусиной и замаскирована землей. Не поймешь, что она есть, буквально с двух шагов. И дождь яму почти не заливал, находиться там достаточно комфортно. Я полагал, что будет гораздо хуже.

Лапоть, как и я, подумал о том, что от татарских стрел надо будет защищаться, и притащил сюда досок. Их превратили в щиты, которые стояли, прислоненные к баррикаде. Настолько толстые, что почти неподъемные, но поднимать их и не надо – просто сесть под ними и переждать первую волну стрел. Мы замазали грязью, замаскировали ветками, чтоб они в глаза не бросались.

…Я работал до самого вечера. Почти до темноты. Сделали всего четырнадцать пушек, еще две осталось на ночь. Укрепили их железом, нацепили пропитанные маслом чехлы. А потом приехал Черкас со своим отрядом. С теми, кто должен был прятаться в яме.

– Ночевать будем здесь, – сказал он мне. – А ты возвращайся к Ермаку, он приказал.

Опять меня спасли от ночной работы, но я в этом не виноват. Попрощавшись со всеми, отправился к Ермаку.

Он сидел в своей избе и пил густо пахнущий травяной настой.

Когда я вошел, он внимательно посмотрел на меня и произнес:

– Разведка заметила большой татарский отряд. Идут прямиком к руднику. Завтра бой. И есть одна большая проблема.

Глава 13

Я почувствовал, как застучало сердце.

– Какая?

– Татар гораздо больше, чем мы ожидали.

– Сколько их?

– Точно сказать разведчик не смог. Но больше, чем пятьдесят. Человек сто минимум.

– И что мы будем делать? – спросил я.

– Вот я и хотел у тебя спросить. Пока что знают только четверо – я, ты, Матвей и Лиходеев.

– А Елисей? – не удержался от вопроса я.

– А ему-то зачем? – удивленно вскинул брови Ермак. – И почему ты спрашиваешь?

Я сделал недоуменно-наивное выражение лица. Возможно, зря сейчас спросил про Скрыпника.

– Ну как же, он твой заместитель, Ермак Тимофеевич… Есаул!

– Мой заместитель – Матвей, – отрезал Ермак. – А Елисей – человек, поставленный есаулом по требованию купцов Строгановых. Им отказать я не мог. Они дали денег на поход. Им государь пообещал дать в использование сибирские земли.

– Понял, Ермак Тимофеевич, понял… – сказал я.

И сразу перевел разговор на тему завтрашнего сражения. О Елисее поговорить можно будет когда-нибудь потом.

Вот только настанет ли это «потом».

– Думаю, надо принимать бой.

– Врагов вчетверо больше. Здесь не городская стена, она никого не удержит. Да татары и через стену перескочат в два счета. Научились! Крюк с веревкой забрасывают и лезут. Пока ты веревку перерубишь, татарин уже здесь.

– Так что, вся надежда на твои деревянные пушки, – продолжил Ермак. – Хотя можем посадить на руднике и большой отряд. Но в этом случае заметят. И там заметят, и в городе увидят, что много народу куда-то отправилось. А людей Кучума здесь полно. Да и любой приезжий купец ему все расскажет. Врать себе дороже! Схватят его кучумовские, клинок к горлу, и все. Что знал и что видел, мигом поведает.

Я посмотрел в сторону. Получается, все замыкается на мне. Моя была идея встретить врага импровизированными пушками. И если она не сработает, татары будут праздновать победу, а наши двадцать пять человек погибнут. Первоначально рассчитывали, что нападающих будет вдвое меньше.

Рискнуть? А имею ли я право рисковать?

Если что-то пойдет не так, нашему «гарнизону» на руднике – смерть. Испытания прошли успешно, но кто знает, как пойдет в бою. Если пушка не выстрелит, это еще полбеды. А если взорвется, то поубивает артиллеристов. И остальные после этого не слишком смогут драться – взрыв на маленьком пятачке оглушит и деморализует.

Угол рассевания картечи будет такой, что на расстоянии пятидесяти шагов поражающая зона будет метров шесть-семь. Если дальше – то вдвое больше. Татары, скорее всего, помчатся толпой. Если только с одной стороны, то те, кто побежит позади, будут закрыты от картечи телами передних. Они погибнут совершенно точно, но остальные выживут и могут продолжить атаку.

Если бы их было меньше, тогда другой разговор… Хотя у нас за баррикадой будет не меньше двадцати пяти человек, включая артиллеристов… Из них бойцы в стрелковом и рукопашном бою не такие, как из линейных казаков, но все же… После выстрелов из пушек могут взяться за ружья.

Расстояние между лесом и баррикадой – метров двести с каждого края. Татары захотят использовать фактор внезапности. Позиционного боя не будет, он им не выгоден. Начнутся выстрелы, и сразу из города подмога пойдет. Им надо успеть всех убить и убраться.

Поэтому кинутся бегом на баррикады. Может, сначала из леса дадут навесной залп, хотя точность его будет никакой. Слишком большое расстояние. Когда побегут, начнут стрелять безусловно. Каждый, Это будет гораздо опасней, хотя у нас есть щиты и мы за баррикадой.

– Ну, что задумался? – спросил Ермак. – Сомневаешься? Учти, еще и дождь. Фитили пропитали по твоему методу, но если начнет сильно лить, осечки случатся…

– Нет, – ответил я. – Подсчитывал. Все получится. У артиллеристов ружья будут?

– Конечно.

– Значит, все будет хорошо для нас. Я верю в свои пушки.

– Завтра узнаешь, как прошел бой, – кивнул Ермак.

Мне эти слова не очень понравились.

– То есть… узнаю? Я буду на руднике, когда нападут татары!

– Нет, – ответил Ермак. – Ты слишком нужен нам, чтобы рисковать твоей головой. Ты знаешь много того, о чем мы и не догадывались. Ты придумал сильные самострелы, деревянные пушки, не боящиеся огня фитили…

– Я так не могу, Ермак Тимофеевич, – воскликнул я. – Встретить татар пушками – целиком моя идея. И если ничего не получится, весь наш отряд погибнет. Как мне потом жить? Я должен быть там! Победить или умереть вместе со всеми!

Ермак тяжело посмотрел на меня. Задумался.

– Ладно, будь по-твоему. Я бы на твоем месте захотел бы точно так же. По-нашему, по-казачьи… Смерть остерегается смелых. Но сейчас – спать. Завтра до рассвета отправишься на рудник.

Говорить о том, что хотел бы еще и ночью вместе с плотниками покрутить бурав, я не стал. Чересчур получится. Не надо ссориться с атаманом. Тем более что в отряде ты в новом качестве всего ничего.

И я отправился в свою избу. Перед тем, как лечь, проверил оружие – пищаль и саблю. Порох, пули, все на месте. Порох не отсырел, фитили тоже – они у меня пропитаны жиром и воском. Все будет хорошо, сказал себе я и закрыл глаза.

…Утром – если время суток до рассвета можно назвать утром – я проснулся и заставил себя идти на речку. Сражений будет еще много, и надо воспринимать их спокойно. Будто ничего не происходит. В принципе, я особо и не переживал. Единственное, погода была мерзкой – накрапывал небольшой дождь. Но хорошо хоть не ливень.

Ворота были открыты, но люди спали. На свой пляж я не пошел (не хватало еще переломать ноги по темноте), окунулся в холодный недружелюбный Иртыш около дремлющих на воде стругов. Женщин поблизости нет, да и темно, так что не страшно. Пока плавал, вспомнил о Даше – увижу ли ее еще раз? Если нет, то грустно.

Я вернулся в свою избу, и через несколько минут меня пришел будить один из артиллеристов Семена. Сказал, что сейчас выдвигаемся на рудник. Он же принес мне одежду, в которой мне придется изображать рабочего – землекопа. Этим же будут заниматься и артиллеристы, чтоб татары ничего не заподозрили. А настоящие рабочие будут находиться в городе.

Шестнадцать артиллеристов поедет к руднику – почти вся команда Семена. И если она там поляжет, стрелять из пушек будет некому. Поэтому Семен останется здесь.

…Струг медленно заскользил по темной реке. Пушкари сидели молча, сжимая в руках пищали. У парочки из них были с собой еще и луки – молодцы, что умеют с ними обращаться.

Я, помимо пищали, захватил еще и самострел. К нему я уже привык. Надо его еще как-то назвать, подумал я. Но это завтра. Сейчас надо думать о другом.

Злые и слегка промокшие воины Черкаса, как и он сам, провели ночь в яме под парусиной. Можно было их отправить и утром, как артиллеристов, но для конспирации Ермак приказал ночевать на месте. В принципе, правильно.

Но хуже всех пришлось Дементию Лаптю и его помощникам. Вот уж кто провел последнее время, как в аду. Всю ночь в полутьме сверлили дула для пушек! Устали вусмерть, но сделали. Все шестнадцать орудий готовы, осталось только зарядить. На каждое было надето по два железных обруча – больше кузнецы не успели. В идеале, конечно бы, десяток, но хоть это. Кроме этого, пушки еще и обвязали кожаными ремнями. Должно сработать!

Теперь плотники, еле держащиеся на ногах от усталости, отправились в Сибир отдыхать и отсыпаться. Не знаю, есть ли у Ермака медали и ордена, но плотники за эти дни их заслужили точно.

Из ямы осторожно вылез Черкас и мы с ним провели эдакое совещание. В окрестном лесу притаились разведчики и наблюдают за подходом татар. Те пока не появлялись, даже шпионов не было. Когда заметят, прокричат птицей. Один раз – если одинокий татарин пришел посмотреть, больше – если идет отряд на штурм.

Так что ждем и изображаем добычу руды. Возим потихоньку на телеге к Иртышу, где ее перекладывают в лодку. Когда начинается бой, стреляем в подбегающую толпу, затем добиваем ее из ружей.

В городе наготове отряд для выдвижения к нам на помощь, но скорее всего, он не успеет – схватка будет скоротечной.

…И началось томительное ожидание. Накрапывал дождь, я и пушкари лениво «добывали руду», поглядывая по сторонам и ожидая внезапного птичьего крика. Один раз даже отправили телегу к лодке, которая переправляла руду в кузню.

Общем, конспирацию старались соблюсти на уровне. А куда деваться, татары тоже не лыком шиты. Хотя представить, что их тут встретят из пушек, они не могли точно.

Я уныло долбал киркой рыхлую землю, и вдруг из-за елей раздалось:

– «Киииик!»

Резко. Один раз. Очень точно. Я мгновенно замер. Позвоночник холодом пробило, но потом снова продолжил изображать из себя прилежного работника.

Кричала не птица, а разведчик Прохора Лиходеева. Один крик ястреба – шпионы. Один или парочка. Но не отряд. Татарская разведка пришла взглянуть на место предстоящей схватки.

Затем, не поднимая головы, я сделал вид, что поправляю рукавицу, и пробормотал:

– Одиночка в лесу. Работаем как раньше. Без суеты.

Один из артиллеристов, изображающий такого же горемыку, как я, спросил:

– Значит, началось?

– Пока только смотрит, – ответил я и всучил ему пустой мешок. – Основной отряд еще не подошел. Как закричит птица много раз подряд – вот тогда действительно все начнется. Сразу готовимся выстрелить так, чтоб застать подбегающую толпу.

Вопрос этот очень важный. Если бабахнем раньше, картечь попадет не по всем. Если позже… то кошмар еще больше. Запоздалый залп будет означать, что враг уже на баррикадах.

Из ямы высунулась голова Черкаса.

– Слышал крик? – спросил он.

– Да. Пришел разведчик.

– Сейчас походит, и начнется веселье. У меня все готовы. Уже заждались. Надоело сидеть земляными кротами.

– Хорошо, – сказал я. – Ну а мы пока продолжаем мирный труд.

Артиллеристы – молодцы. Ребята спокойные, выдержанные. Им сказали, что надо притворяться, будто долбаем землю – они так и будут делать.

Только неспешные движения. Мешки. Кирки. Будто и правда трудимся. В стороне, у казённой ямы, где собирали несуществующую породу, один пушкарь бросил кирку, потянулся. Затем встал спиной к лесу и присел на корточки – утомился, дескать.

Я сел на бревно, тоже притворяясь усталым. Сделал вид, что прикидываю, где рыть дальше. На самом деле я во все глаза рассматривал лес. Но никого не видел, хоть тресни. Опытный. Умеет прятаться. Однако наши разведчики его все-таки заметили. Как бы им не попасться татарам, когда отряд пойдет. У них пушек нет.

Тянуло дымом от костра – мы специально держали его, чтобы якобы разогревать пищу. Но заодно он прикрывал запах от жаровен, в которых тлел уголь, чтобы поджечь фитили.

Прошло минут десять. Может, пятнадцать. Время текло вязко, словно мед. Я наконец-то увидел, как с западной стороны балки за молодым кустарником что-то мелькнуло. Может, конечно, какое-то животное, но вероятнее всего – татарский разведчик.

Я не обернулся. Только тихо сказал:

– Он на западе. У балки. Смотрит, как мы «работаем».

Прямо театр. Два десятка человек играют на сцене, чтобы зритель воскликнул «Верю!» и привел за собой своих друзей.

Прошел час. Не происходило ровным счетом ничего. Больше никаких шорохов. Дождь продолжает накрапывать.

И вдруг…

– Киииик! Киииик! Киииик!

Ястреб кричал, как сумасшедший. Вот теперь действительно началось.

Согнувшись в три погибели, чтобы не быть замеченными, из ямы полезли казаки Черкаса во главе с ним самим.

– Поджигаем фитили и ждем, – скомандовал я.

Вот теперь движение в лесу было заметно. Много людей. Очень много. Они старались не шуметь, но это получалось лишь отчасти. Хотя уставшие работяги и промокшие стрельцы из охраны вполне могут и не заметить.

Татары обходили рудник отовсюду.

Ну что ж, правильно. Все по науке. Так намного проще штурмовать. Быстрее, меньше потерь.

Но увы для татар, не в этом случае. Если бы они пошли с одной стороны, часть нападавших спаслась бы, прикрытая от картечи телами впереди идущих. А так – если по тридцать человек на каждую сторону баррикады в форме квадрата, то если пушки сработают вовремя, достанется всем. Даже не только от одного орудия – углы разлета картечи будут перекрещиваться.

Видно только нескольких из нас (и меня в том числе), остальные скрылись под баррикадой. Перед атакой последует залп из луков – прицельно с такого расстояния попасть нелегко, но не хочется стать жертвой и шальной стрелы. Раньше времени прятаться нельзя – татары почувствуют неладное.

Я, повернувшись к лесу боком, изо всех сил изображаю невозмутимость, но глаза уже начали слезиться от напряжения. Сделают татары шаг из-за деревьев и кустов, чтобы ветки не мешали стрелам, или нет?

Тишина.

И вдруг крикнула птица – не наш ястреб, а другая. Сорока. Надо же, какая громкая.

– Чррр-чррр-чрр!

Я понял, что не одни мы такие умные, использовать птичьи голоса, потому что след за этой командой из леса в нас полетели стрелы.

– Прячься! – сказал я, и мы кинулись вниз, под спасительные деревянные щиты, установленные у завала.

А затем раздался жуткий крик, и на нас с четырех сторон кинулись толпа.

Все пешие. Одеты в кожаные доспехи, хотя некоторые и в кольчуги – видимо, их владельцы не бедствовали.

– Ура-га!!! Ааааа!

Луки отложены, сабли вытащены из ножен. До баррикад – две сотни шагов. Я и Черкас глянули из-за баррикад, чтобы поведение охраны казалось правдоподобным. Черкас даже выстрелил из пищали в кого-то и попал. Татары ответили криком с удвоенной силой.

Человеческая волна накатывала на нас. Полторы сотни шагов, сто, семьдесят, пятьдесят…

И тут ударили пушки. Почти одновременно. Грохот безумный. Я даже подумал, что все взорвались при выстреле. Нет, наоборот! Все целы! И все артиллеристы живёхоньки!

Яростный крик нападавших татар сменился воплем ужаса и боли.

Пространство перед баррикадой вмиг стало усеяно окровавленными телами. Картечь пощады не знала. Некоторые были еще живы – железо, камни и осколки черепицы прошли по ногам, но их час настал. Казаки Черкаса, высовываясь из-за баррикады, хладнокровно и неспешно добивали раненых – только тех, кто пытался схватиться за лук. Для других, с целью экономии пороха, была приготовлена смерть от холодного оружия.

В лес побежало всего несколько человек, да и те до него не добрались, сраженные пулями в спину.

Все кончено. Все, хотя выстрелы еще гремели.

План сработал. Нелепые деревянные орудия, наспех сооруженные падающими от усталости плотниками, сделали то, что от них требовалось.

Несколько раненых пытались уползти, но были убиты.

Казаки перемахнули через баррикаду, вытащили сабли и пошли высматривать живых. Таковы жестокие законы войны. Пленных Черкас брать не собирался.

Я пошел с ними, хотя помогать казакам выполнять их работу не хотел. И даже думать об этом.

В лесу прогремел выстрел. Часть казаков бросилась туда, но из-за деревьев вышел улыбающийся разведчик Лиходеева. Из дула его пищали вился дымок.