Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

– Необычного в том, что я цветы собираю, мало.

– Это точно, – усмехнулся он. – Даше несёшь?

Я кивнул. Спорить не хотелось, но что‑то в нём настораживало. То ли слишком пристальный взгляд, то ли то, как бесшумно он подошёл.

– Ладно, не буду мешать, – сказал Степан. – Только осторожнее. Вчера следы видели в двух вёрстах отсюда. Может, охотники, а может, и татарские лазутчики.

Он пошёл по тропе в сторону города, а я остался стоять с букетом в одной руке и пистолетом в другой. Чувство тревоги не отпустило. Слишком уж удачно он оказался здесь, именно сейчас. И главное – я не слышал, как он подошёл. В лесу каждый шаг слышно: хруст веток, шелест листьев. Разве что крался…

Я подождал, пока Степан скроется, и тоже пошел в город.

Даша ждала в избе. Увидев букет, улыбнулась, но тут же нахмурилась, заметив моё лицо.

– Что случилось?

– В лесу встретил Степана Кривцова из разведки. Такое впечатление, что он за мной следил.

Она поморщилась.

– Знаю его. Не нравится он мне. Смотрит как‑то… будто всё время что‑то высматривает. И молчит много. Молчуном его зовут.

– Мне тоже не нравится, – признался я. – Но пока ничего за ним плохого не замечал.

Наутро я рассказал о встрече Прохору Лиходееву. Тот внимательно выслушал, потер подбородок.

– Степан хороший разведчик. Со странностями, но не обращай внимания. Он на всех непонятно смотрит. Но в бою пока не подводил.

Ну хорошо, подумал я. Может, действительно устал от работы, вот и мерещатся повсюду враги.

Глава 16

Лодка бесшумно ткнулась носом в мягкий ил и сразу потонула в тени камыша. Елисей Скрыпник ступил на землю первым и провалился до щиколотки. Глина потянула сапог к себе и не хотела отдавать.

Пахло сыростью и речной тиной. На берегу рос ивняк, камыш, повыше – сосны и ели стеной. До Кашлыка несколько верст. Как раз то, что нужно.

– Вылезайте, – сказал он тихо. – Ну, давайте.

Бандиты выбрались не спеша. От долгого сидения в лодке ноги становились ватными. Тяжеленный Прохор Тюлень провалился чуть ли не по колено и от злости фыркнул.

– Прячем лодку, – сказал он. – Тут, в камыши.

– Они здесь редкие, – не согласился Елисей. – Будет видно, что в них что‑то есть. Надо наверх. Там густые заросли. Хоть лодка и тяжеленная.

Внимательно посмотрев по сторонам, бандиты согласились с ним.

– Хорошо, – кивнул Харитон.

Лодку, выгрузив вещи, с трудом, но подняли и потащили дальше на берег.

Савва Губарев, не изменяя себе, забормотал:

– Господи Иисусе, спаси и сохрани… от стрелы летящей… от язвы притаившейся…

– Заткнись! – чуть ли не хором прикрикнули на него. – И без тебя тяжело!

Лодку протянули саженей на двадцать от кромки воды, в разросшиеся кусты. Земля под ногами там будто пружинила из‑за толстого слоя прошлогодней хвои и прелых листьев.

– Вроде не видно, но лучше еще и ветками обложить, – подумал вслух Елисей.

Через несколько минут понять, что тут находится лодка, стало возможно, только если знать о ней.

– Ждите, я отлучусь ненадолго, – сказал он.

– Куда это? – хмыкнул Бритва.

Он отлично знал, куда, но посчитал нужным все‑таки сказать.

– К городу, – помолчав, ответил Скрыпник. – Буду узнавать, как нам найти того, за кем мы приехали.

… Елисей Скрыпник стоял в густом ельнике и смотрел на Кашлык. Прищурился, разглядывая знакомые стены. Что‑то изменилось. Сильно изменилось.

Перед стенами тянулся частокол из рогатин – заостренных кольев, воткнутых в землю под углом. Но не целый – во многих местах колья были поломаны, повалены, обгорели. Черные, обугленные остовы торчали как гнилые зубы. Явно был штурм, и жестокий.

Появился ров перед стеной. Край рва был будто оплавлен от сильного жара. Огонь тут использовали, много огня.

Сами стены почернели от копоти. На парапете следы от стрел – десятки, сотни зарубок и сколов.

Но город стоял. На стенах мерно ходили часовые с пищалями. В поле горел костер. Из‑за частокола поднимались дымки от печей – значит, жизнь в городе продолжалась.

На угловой башне Елисей разглядел пушку. Даже две – одна смотрела на реку, другая на дорогу. На соседней башне еще одна. Здесь было все, как обычно.

«Был штурм, – подумал Елисей. – И серьезный. Кучум, наверное, приходил со всем войском.»

На поле перед городом – выжженная земля. Черные круги от кострищ, вытоптанная трава, которая только начинала пробиваться зелеными ростками. Там стоял лагерь осаждающих. Судя по размеру – несколько тысяч человек минимум. Может, даже десять. Огромное войско.

Елисей присмотрелся внимательнее. Вон там, у леса, виднелись свежие холмики – татарские могилы. Много холмиков. Значит, потери у татар были огромные. По меньшей мере, сотни человек.

«Как же они отбились?» – изумился Елисей.

Внизу, у пристани, покачивались на воде струги. Рыбаки чинили сети. Женщины стирали белье. Обычная жизнь, только следы недавней войны везде видны.

Из ворот выехал небольшой отряд – человек десять всадников. Поехали вдоль реки, наверное в дозор. Елисей издалека узнал одного по кафтану – Савва Болдырев, сотник. Значит, живы старые командиры. Ермак, наверное, тоже жив – без него отряд бы развалился.

«Надо будет все выяснить у Степана,» – решил Елисей. «Если он, конечно, живой».

От этой мысли Елисей вздрогнул. Бандиты спрашивать не будут, виноват он или нет, что похитить Максима не удалось. В этом случае у него только один путь – вернуться к Ермаку, состряпав какую‑нибудь правдоподобную историю. А тех, кто с ним приплыл, хорошо бы убить… Вопрос, как. Навести на них казаков, сказав, что приплыли люди грабить местных – и те мигом разберутся с Тюленем и его друзьями. Ермак, чтоб подозрения в разбоях не упало на его отряд, с такими поступает очень сурово. Но есть большой риск, что кто‑то из пятерки попадет к казакам живым (до поры, конечно), и все расскажет. И про себя, и про Елисея, и про цели появления здесь. Тогда будет плохо, и даже очень.

Солнце клонилось к закату, длинные тени ложились на выжженное поле. Скоро стемнеет. Пора идти к условленному месту – к расщепленной молнией сосне. Там должна быть весточка.

Елисей отполз от края пригорка, встал, отряхнул колени и пошел через лес знакомой тропой.

Шёл уверенно, дорогу помнил. За время, проведенное в отряде Ермака, он бывал здесь не раз. Пара верст по едва заметной звериной тропе, у поваленной берёзы – влево, полверсты через овражек. Вот и приметная сосна: старая, могучая, когда‑то рассечённая молнией. Из одного корня – два ствола. На уровне груди – дупло, узкое и глубокое. Кулак не пролезет, а клочок бересты – в самый раз.

Елисей прислушался. Тишина. Лишь дятел долбит и ветер в кронах шелестит. Он быстро нацарапал остриём ножа на бересте: «Я вернулся. Ты жив? Приходи к реке на это место и прокричи ястребом» Нарисовав схему места неподалеку от их стоянки, он сунул бересту в дупло. Теперь все готово.

Затем он возвратился к своим.

Тюлень сидел, привалившись к кедру, с прикрытыми глазами. Савва раскачивался всем телом, как вылезшая из кувшина змея, и молился. Бритва точил нож о гладкий камень – медленно, со скрежетом. Харитон с Левонтием делили сухари. Горел небольшой костерок – совсем маленький, без дыма. На нем в котле варилась собранная в лодке ханта рыба.

– Я же говорил, чтоб не разводили костер, – зло сказал Елисей.

– Жрать охота, – ответил Харитон. – Тут ни дыма, ни огня.

– Ладно, – бросил Елисей. – Но сухарей и вяленого мяса нам на неделю хватит, если без жадности.

– А если застрянем надолго? – спросил Бритва.

– Не сядем, – уверенно ответил Скрыпник. – Схватим – и уйдем. Неподалеку к этому месту подойдет мой человек. Когда – не знаю. Когда сможет. Может, день, может, два или три. Он прокричит ястребом. Увидите его – не трогайте, просто не показывайтесь на глаза.

…Ночь вышла тяжёлой. В зарослях была уйма мошки и комаров. Сидели, кутались в шкуры, мазались грязью, хотя толку от этого почти не было.

– Сдохнем, – прошипел Бритва, расчесав шею до крови.

– Заткнись, – ответил ему Тюлень.

К утру все были злые дальше некуда. Безумный Савва, такое впечатление, всю ночь не спал – качался и шептал свои молитвы‑заклинания. Когда он становился слишком громким, Тюлень пихал его носком сапога.

Ближе к полудню недалеко прошёл казачий дозор. Слышно было хорошо. Казаки говорили громко, не таились, лошади фыркали.

– Лечь! – прошипел Тюлень. – Морды в землю.

Они вжались в землю, в сухую хвою и листья. Три всадника проехали шагах в пятидесяти. Переговаривались как обычно.

– … в прошлый раз следы будто видели…

– Да кто тут шастать будет.

– Татары, кто же еще!

Лошади унесли их дальше, не задержались. Лишь когда стук копыт стих, Елисей выдохнул.

– Близко, – сказал Бритва.

– Ещё будут, – ответил Елисей. – Поэтому сидим тихо.

В этот день Степан не появился. Правда, Елисей этого и не слишком ждал. Он точно не каждый день приходит к дуплу проверять, нет ли там посланий.

На следующий день Елисей опять сходил к сосне – пусто. На третий с утра зарядил противный дождь. Моросил и пробирал до костей. К полудню поднялся туман – густой, как молоко. В трёх шагах – белая пелена.

– В плюс нам, – сказал Елисей. – В тумане нас не заметят.

– И мы никого не заметим, – ответил Харитон. – Прямо на нас выйдут – и все.

Туман продержался до полудня. А потом…

А потом невдалеке раздался крик:

– Кииик! Кииик!

Крик ястреба. Условный сигнал.

Бандиты схватились за оружие.

– Это не птица, – сказал Тюлень. – Уж я‑то знаю. Это кто‑то кричит, как она. Твой человек?

– Похоже на то, – ответил Елисей. – Сидите тихо. Скоро вернусь.

Птичьи крики раздались еще несколько раз.

Он пошел по лесу, на всякий случай держа нож наготове. В тридцати шагах от их места, наполовину спрятавшись за деревом, виднелась человеческая фигура.

– Кто? – негромко спросил Елисей.

– Степан.

Елисей расслабился, спрятал нож за пояс.

– Хорошо.

– Один пришёл? – спросил Елисей на всякий случай, подходя ближе.

– Один. Никто меня не видел.

Они отошли в сторону от землянки, сели на поваленное дерево.

– Быстро ты возвратился, – покачал головой Степан.

– Были на то причины. Рассказывай, что в городе.

Степан потер подбородок, собираясь с мыслями.

– Много чего было, пока тебя не было. Главное – Кучум приходил. Со всем войском. Тысяч пять, не меньше. Может, и шесть, а то и десять

– Видел я следы. А как вы отбились?

– С трудом. Но получилось. Максим, тот самый, придумал огненные трубы. Из них жидкий огонь бьёт, как из пасти дракона. Горит всё – люди, кони, дерево. Не потушишь. Татары в день штурма потеряли сотни людей. Жгли их, как свечки.

Елисей присвистнул.

– Огненные трубы?

– Ага. Течет из них жидкость из смолы, жира, крепкой браги, которую тоже Максим научился делать, и горит, как огонь в преисподней. Даже смотреть на это страшно. Под стенами после боя лежали горы горелого человеческого мяса.

– И Кучум отступил?

– Да. Они нападали наскоками, сначала стрелы выпустили, затем хотели рогатины попилить‑пожечь, а потом пошли уже на стены… Полегло их там под тыщу человек…. Ушёл в Барабинские степи, как говорят. Зализывать раны. Но это не конец – он вернётся. По слухам, татары придумали защиту от огня.

– Это как?

– Толстый войлок, промазанный глиной. Накидки из него делают и одежду. Вроде помогает – огонь не сразу жгет. Но это все‑таки слухи. Придется проверить, когда Кучум вернётся.

– А он вернётся?

– Обязательно. Злой он теперь, как тысяча чертей. Столько людей потерял. Отомстить хочет. Но не раньше весны – зимой воевать в Сибири смерть.

– А что с порохом? У казаков порох ещё есть? Или много его не потратили, когда с Кучумом воевали?

Степан грустно хмыкнул.

– Вот тут интересно. Был пороховой склад., как ты знаешь. В остроге. И тут – бах! Взрыв. Ночью. Татарин переоделся в сотника нашего, охрана его не прознала, кинул в окно бомбу. Попытался бежать, но застрелили. Очень удачно для Кучума получилось. Без пороха казаки – как без зубов. Пищали есть, а стрелять нечем. И огненные трубы неизвестно, помогут ли.

– И что теперь?

– А теперь Максим опять выкручивается. Делает самострелы. Но не простые, а особенные. Мощные и быстрые. Вроде стрела из такого пробивает толстую доску на сто шагов. И скоро перезаряжаются. – какой‑то механизм придумал.

Елисей усмехнулся.

– Умный, значит, этот Максим.

– Очень умный. Хотя и странный. Делает такое, чего никто раньше не видел.

– Где он сейчас? В городе?

– В городе. В кузницах днями пропадает. Всех казаков заставил работать – кто стрелы точит, кто тетиву плетёт, кто ложа для самострелов делает. Ермак его поддерживает. Говорит – без Максима мы все погибнем. Но казаки недовольны, хотя и не все. Целый день в кузне – голова потом звенит. Я, правда, в мастерской по дереву. С Лаптем работаю. Не так уж и трудно. Даже интересно. А иначе скукота. Придешь в город и не знаешь, чем заняться.

– О как… – Елисей потер пальцы. – Уважаемым человеком стал этот Максим, если может весь отряд заставить работать…И Ермак к нему прислушивается. Даже удивительно. Был простым казаком, ничем не выделялся, и тут такое… Чудеса…

– А охрана у него есть?

Степан хмыкнул.

– Нет. Иногда с ним пара казаков бывает, но чаще один. Не боится.

– Но из города он выходит?

– Выходит. Еще как! По делам в течении дня, а потом каждый вечер.

– Зачем?

– Бабе своей за цветами, – Степан криво улыбнулся. – Сошёлся он с Дашей из лекарни. Той самой, что боль заговаривает. Красивая девка, но тоже странная. Два сапога – пара. Так вот, Максим ей каждый вечер цветы носит, уже, наверное, в избе складывать некуда. В лес ходит. На поляну, которая справа, если смотреть на ворота.

– Один, значит…

– Да. Но пистоль с собой берет.

Елисей встал, прошёлся туда‑сюда, потирая ладони.

– Очень хорошо. Значит, можно взять его в лесу.

– Запросто. Вечером выходит, когда солнце к закату. Возвращается через полчаса. Дорога одна и та же – на поляну за цветами и назад. А ты что, всерьез его воровать собрался?

– Всерьез, – мрачно ответил Елисей. – Не просто так я сюда вернулся. Со мной люди. Он много денег принесет, если будет работать не на Ермака, а на моего купца. Его знания стоят столько, что и не сосчитаешь. Мы с этого заработаем на всю жизнь.

Степан только покрутил головой.

– Ну, если ради больших денег… А потом что? Вы схватите его, а я как? Мне тут что делать?

– Мы отплывем подальше, чтоб когда начнут его искать, на глаза не попасться. Остановимся у Медвежьего острова. Знаешь такой?

– Конечно, – кивнул Степан.

– Лодку добудешь где‑нибудь?

Степан огляделся.

– У разведки есть лодка. Припрятана для особых случаев. Знаю где. Украду её и приплыву к вам.

– Когда?

– Через пару дней после того, как возьмёте Максима.

Елисей кивнул.

– Договорились. Мы берём Максима сегодня. Ты узнаешь, получилось у нас или нет. Потом ждём тебя у острова.

– А когда деньги? – спросил Степан прямо.

– Получишь на Руси. Не бойся.

– Надеюсь. А то рискую головой. Все, я пошел.

Степан кивнул и растворился в темноте леса. Елисей вернулся к костру, сел.

Бандиты обернулись на него.

– Ну что? – спросил Тюлень.

– Сегодня идём, – сказал Елисей. – Он пойдет вечером в лес. Все просто.

– Наконец‑то, – обрадовался Митка. – Надоело здесь сидеть.

– Действовать будем так, – сказал Елисей бандитам. – Ждем его у поляны в лесу. Он появляется – наставляем на него луки. Дергаться он не будет, хотя у него с собой пистолет. Связываем, кляп в рот, в лодку – и по реке.

– А если сопротивляться начнет? – спросил Харитон.

– Нас много, ничего у него не выйдет. Не думаю, что захочет стрелять. Но риск есть, да.

– А если за ним погоня пойдёт?

– Не пойдёт. Пока хватятся, пока соберутся – мы будем уже далеко. Ночью по реке нас не догнать.

– А этот, твой человек? – спросил Левонтий. – Он тут остается?

– Он приплывёт позже, через пару дней. Мы подождем его у острова, я покажу, у какого.

Тюлень почесал затылок.

– А можно его потом того… – он провёл пальцем по горлу. – Свидетели ни к чему.

Елисей усмехнулся.

– Посмотрим. Если будет нужно – уберём. Но сначала дело сделаем.

Савва вдруг заговорил, раскачиваясь:

– Грех это. Большой грех. Человека красть, продавать. Господь видит всё. Накажет.

– Заткнись, – оборвал его Митка. – Твой Господь нам золота не даст. А купец даст.

– Всё, ждем вечера, – приказал Тюлень. – Можно даже поспать. Харитон, ты первый на страже. Потом Левонтий.

Бандиты улеглись вокруг костра. Елисей тоже решил подремать, но не смог. Думал. План хороший, но что‑то его беспокоило. Слишком гладко всё. А когда слишком гладко – жди подвоха.

Вспомнил слова Степана про огненные трубы. Если этот Максим такое придумал, то он действительно стоит тех денег, что обещал купец. Может, и больше стоит. Надо будет поторговаться с Анисимом. Хотя попробуешь ему перечить, тебя тут же зарежут. Надо быть очень осторожным.

Недалеко закричала какая‑то птица. Пронзительно, тревожно. Елисей вздрогнул, потом успокоился. Это просто птица. Нервы. Сегодня всё решится. Либо они возьмут Максима и станут богатыми, либо… Нет, не думать о плохом. Всё получится.

Костёр догорал, угли покрывались пеплом. Где‑то далеко взвыл волк. Потом другой. Елисей натянул на себя шкуру и попытался заснуть.

Сегодня решится его судьба.

 Глава 17

* * *

Солнце клонилось к западу, когда бандиты вышли из своего убежища. Шли медленно, осторожно, стараясь не хрустнуть веткой и не зашуршать сухой листвой. Впереди шел Елисей, за ним – Тюлень, остальные следом.

До места добрались, когда солнце уже золотило верхушки деревьев. На опушке остановились, там, где лес переходил в поляну с высокой травой и кустами иван‑чая.

Бандиты без лишних слов расползлись полукругом, заняли позиции. Каждый нашёл себе укрытие – кто за стволом дерева, кто в густой траве, кто за кустом. Митка устроился слева, его худая фигура почти слилась с корявой берёзой. Тюлень залёг справа, его огромное тело скрылось за зарослями орешника. Харитон и Левонтий заняли центр. Савва лёг рядом с Елисеем за поваленным стволом.

Все, кроме Елисея, достали луки, положили стрелы на тетивы. Ждали.

Елисей лежал, вжавшись в землю, и думал о том, что они пришли слишком рано. В траве, конечно, можно спрятаться, но для опытного глаза их укрытия будут заметны. Трава примята, да и их можно при желании разглядеть.

Савва рядом беззвучно шевелил губами – молился. Его драная ряса пахла кислым потом и грязью.

«Если Максим все‑таки выстрелит, то пусть лучше в него», – мрачно подумал Елисей. «Надоел этот сумасшедший, никаких сил не осталось».

Солнце опускалось всё ниже. Длинные тени вытянулись по поляне. Комары начали свою вечернюю атаку – вились над головами людей, кусали немилосердно. Митка морщился, но не смел пошевелиться, чтобы отогнать их.

«Но все‑таки надеюсь, что он стрелять не будет», – думал Елисей. – «Чёрт его знает, что у этого человека на уме. После выстрела он умрёт, но что толку от мёртвого? И дозор сюда прибежит»

Елисей снова пожалел, что ввязался в это дело. Слишком много может пойти не так.

Небо начало окрашиваться в розовые и оранжевые тона. В траве зашуршало – пробежала мышь. Птицы устроились на ночь, тихо переговаривались. Где‑то ухнула сова.

Солнце коснулось горизонта. Золотой свет залил поляну.

Внезапно в отдалении послышались шаги. Из‑за деревьев вынырнула фигура.

* * *

День выдался тяжёлым. С утра – в кузнице, к обеду – на руднике, к вечеру – опять кузница. Железо сегодня шло плохо, приходилось много перековывать. К тому же один из новеньких приложил к раскалённому металлу деревянную линейку. Измерить хотел! Та мгновенно вспыхнула и восстановлению не подлежала. Завоняло гарью немилосердно, она ведь была пропитана маслом и даже покрыта воском. Я смотрел на этого умника и недоумевал: как можно до такого додуматься?

К вечеру усталость навалилась свинцом. Руки не поднимались, в голове гудело. Из дел оставалось одно: пойти в лес, нарвать цветов для Даши. Она просила больше не ходить, говорила: опасно, татары могут быть рядом. Я кивал, соглашался, но всё равно тянуло. Хорошо, когда в избе цветы. И красиво, и запах стоит.

– В последний раз, – каждый день говорил я ей. – Сегодня точно в последний!

Она поняла, что бороться со мной в это вопросе бесполезно.

Я захватил пистолет, накинул кафтан и пошёл к воротам.

Стемнело ещё не до конца: полоска заката держалась над лесом, но в низинах уже сгущались сумерки. Караульные не спрашивали, куда я иду. Они вообще редко это делали, а я с недавних пор все‑таки большой (ну, почти) начальник.

Лес встретил тишиной. Под ногами хрустела прошлогодняя хвоя, пахло сырой землёй и корой. Лениво гудели комары. Я шёл знакомой тропой. Корни тут выпирают из земли. Помнил каждый поворот, каждую яму – однажды зацепился, споткнулся, и чуть не упал. С тех пор хожу осторожнее.

Дятел стучал где‑то в кронах. Птицы переговаривались перед сном – коротко, по‑деловому.

На поляне рос иван‑чай. Я сорвал несколько цветков. Дальше нашёл купальницу, колокольчики, таволгу. Собирал понемногу.

Темнота наступала быстро. Я пошел дальше, к дальнему краю поляны, и тут меня встретили.

Они вышли из‑за деревьев одновременно, будто по команде. Пятеро. Луки натянуты, стрелы направлены мне в грудь. Я замер с букетом в одной руке, другая машинально метнулась к пистолету.

– Не дёргайся, – прошипел худой с нервной ухмылкой. – А то ляжешь.

Я медленно поднял руки, выпустив цветы. Они рассыпались по траве – иван‑чай, колокольчики, зверобой. Всё, что собирал для Даши.

Огромный детина, похожий на медведя, подошёл сзади и выдернул пистолет из‑за пояса. Потом – нож из‑за голенища. Профессионально обыскал: проверил карманы, пояс, даже в сапоги заглянул.

– Теперь все, – буркнул он.

Кто они? Лица русские, не татары. Одежда простая, дорожная, говорят без акцента. Но что им от меня надо? По приказу Кучума действуют? Купил русских наёмников? Скорее всего, вышли еще не все, кто здесь находился.

Смуглый, гибкий тип достал моток верёвки.

– Руки за спину.

Я не двинулся, хотя на меня все еще была направлена пара стрел, а другие достали большие ножи.

– Быстрее! – рявкнул косоглазый. Один глаз смотрел мне в лицо, другой уходил вбок. Жуткое зрелище.

Медленно завёл руки за спину. Смуглый обмотал запястья верёвкой.

– Кто вы? Чего вам надо? – спросил я.

Вместо ответа худой сунул мне в рот тряпку. Потом на голову натянули мешок. Вонял он плесенью и прогорклым зерном.

Кто‑то – судя по шагу, медведеподобный – взвалил меня на плечо, как мешок с мукой. Понесли. Я попытался рвануться, но не тут то было. Меня потащили через лес. Ветки хлестали по ногам, носильщик пригибался, проходя под низкими сучьями.

Через полчаса я услышал плеск воды. Река. Меня бросили на что‑то твёрдое – долблёнку, судя по звуку. Кто‑то сел сверху на ноги, придавил.

– Давай, греби! – раздался новый голос. Почему‑то он показался мне знакомым.

Лодка качнулась и пошла. Вёсла мерно заскрипели в уключинах.

Я лежал, пытаясь понять, что происходит. Похищение – ясно. Но зачем? Если бы хотели убить, сделали бы это сразу. Значит, нужен живым.

Выкуп? У меня ничего нет, кроме знаний. Или как раз знания им и нужны? Кто‑то узнал про огнемёты, про новые арбалеты?

Через мешок ничего не видно. По звуку понял: их как минимум шестеро. Пятеро, что взяли меня, и ещё один.

Лодка шла быстро, по течению. Уплываем от Кашлыка. Но куда?

Тряпка во рту мешала дышать. Приходилось втягивать воздух носом через грубую ткань. Голова начала кружиться от нехватки воздуха.

Кто‑то наклонился надо мной.

– Не дёргайся и будешь жить, – прошептал у самого уха тот самый худой, я узнал его по интонации. – А начнёшь выделываться – прирежу. Мне всё равно, живой ты или мёртвый.

Врёт. Если бы было всё равно, давно бы прирезал. Значит, строгий приказ – живым.

Но от кого приказ? И куда меня везут?

Время тянулось мучительно медленно. Руки затекли, верёвки врезались в запястья. Тот, кто сидел на ногах – судя по весу, не «медведь», кто‑то полегче – иногда ёрзал, устраиваясь поудобнее.

Послышалось бормотание, словно молитва.

– Савва, заткнись! – рявкнул кто‑то.

Бормотание стихло.

Савва. Запомню. И другие имена наверняка всплывут – надо слушать.

– Митка, смени Харитона на вёслах, – снова голос того, кто меня нес.

Я лежал неподвижно, делая вид, что смирился. Пусть расслабятся, потеряют бдительность. Шанс будет. Главное – дождаться.

В голове крутилась одна мысль: кто они и что им нужно? Русские – но на кого работают? На Кучума? Еще на кого‑то? Или сами по себе, разбойники?

И как они знали, где и когда меня искать? Следили? Или кто‑то из своих сдал?

Мысль неприятная, но возможная. В отряде четыреста человек – всего не знаешь. Мог найтись предатель.

Уже утром лодка пристала к берегу. Сквозь мешок на голове немного показался свет. Меня снова подхватил Тюлень и занес в какие‑то заросли – судя по всему, днем похитившие меня собирались прятаться, а ночью плыть.

А потом мешок с головы был снят и я увидел человека, которого увидеть здесь очень не ожидал.

Елисей Скрыпник. Бывший есаул Ермака.

Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня с усмешкой. Всё тот же острый профиль, те же холодные глаза. Только теперь одет не в казачий кафтан, а в простую дорожную одежду.

Кто‑то выдернул кляп изо рта. Я закашлялся, сплюнул, пытаясь выровнять дыхание.

– Елисей? – выдавил я, всё ещё не веря своим глазам. – Ты? Зачем ты это сделал?

Он присел на корточки рядом, разглядывая меня как трофей.

– Так надо, Максим, – спокойно сказал он. – Теперь тебя ждёт другая жизнь. Будешь служить не этим оборванным казакам, а уважаемым людям. Людям с деньгами и властью. Там ты по‑настоящему пригодишься. Нужны твои знания, твои навыки. А здесь… – он обвёл рукой лес и реку, – здесь всё бесполезно. Никому Ермак не нужен. Никому эта Сибирь не нужна. Строгановы уже отказались от замыслов, царю далеко, ему не до окраин. Вы тут все сдохнете через год‑другой или раньше.

– Нет, – сказал я твёрдо. – Я работать на твоих «уважаемых людей» не буду.

Елисей покачал головой.

– Максим, Максим… Ты не понимаешь. У тебя нет выбора. Работать будешь. Либо добровольно – и тогда тебе будет хорошо. Золото, почёт, всё что захочешь. Либо… – он посмотрел на бандитов, – либо тебе будет очень плохо. И всё равно будешь работать, только уже через боль и страдания. Выбор за тобой.

Худой тип с бегущими глазами и нервной ухмылкой достал нож, повертел перед моим лицом.

– Может, сразу начать учить? – спросил он у Елисея. – Пару пальцев отрезать, для начала?

– Не торопись, – остановил его Скрыпник. – Наш заказчик хочет получить товар в целости. Пока что.

Я попытался сесть поудобнее, насколько это возможно со связанными руками.

– Что именно вам от меня нужно? Что я должен делать?

– Всё, – ответил Елисей. – Абсолютно всё, что умеешь. Оружие, инструменты, механизмы, порох. Нужны все твои хитрости. Как вы отбились от Кучума? Огненными трубами, что жгут людей, как свечки? Вот такие же будешь делать для нас. И не только их. Самострелы твои новые – их тоже. Я слышал, ты много чего понаделал в Кашлыке. Теперь всё это будешь делать не в Сибири.

Я прищурился.

– Откуда ты знаешь про огнемёты? Тебя же не было в штурме. Ты ушёл раньше.

Елисей усмехнулся.

– Знаю. Я много чего знаю, Максим. У меня везде есть глаза и уши. Голова у меня варит, а не то что у Ермака. Дурак думает, что Сибирь можно покорить сотней оборванцев. Если бы я был на его месте, мы бы уже давно всю Сибирь захватили. Я бы договорился с нужными людьми, нашёл бы деньги, оружие. А не сидел бы в Кашлыке, как мышь в норе.

– Ты предатель, Елисей, – сказал я, глядя ему в глаза. – Предал Ермака, предал товарищей. И теперь вот похищаешь людей.

Он пожал плечами.

– Жизнь – сложная штука, Максим. Каждый живёт, как умеет. Я не собираюсь подыхать в этой дыре ради призрачной славы. Ермак может играть в героя сколько хочет. А я выбираю жизнь и деньги.

– И для этого продался кому‑то?

– Не продаюсь. Я договариваюсь. Они получают тебя и твои знания. Я получаю золото. Все довольны. И даже если продаюсь… Лучше так, чем положить голову в Сибири неизвестно за что.

Здоровенный детина, что нёс меня, заговорил сонным голосом:

– Много он болтает. Может, заткнуть обратно? А то если не перестанет, я ему сейчас рёбра поломаю. Для воспитания.

– Не надо, Тюлень, – сказал Елисей. – Пусть говорит. Всё равно скоро поплывём, там в лодке помолчит.

Тюлень подошёл ближе, навис надо мной. Действительно похож на тюленя – круглое лицо, маленькие глазки.

– Слушай сюда, умник. Нам сказали – сильно калечить тебя нельзя. Но немного поучить можно. Так что не выпендривайся. А то я тебе пару рёбер сломаю так, что дышать больно будет. Или пальцы на ногах выверну – ходить сможешь, но каждый шаг будет мукой. Понял?

Я молчал.

– Понял он, – сказал Митка, вертя нож. – По глазам вижу. Смирненький стал. Небось думает, как бы сбежать. Не выйдет, умник. Мы таких ловили и не раз.

Монах в драной рясе забормотал:

– Господь видит всё. Господь накажет грешников. Но и честных вознаградит. Может, это поддержка тебе, а может – кара за грехи.

– Заткнись, Савва, – оборвал его Тюлень. – Твои молитвы никому не нужны.

Косоглазый детина с широкими плечами молча точил нож о камень. Один глаз смотрел на меня, другой – в сторону. Жуткое зрелище.

Елисей вздохнул, скрестил на груди руки.

– Ладно, хватит разговоров. Ждем ночи. Пока сиди без тряпки во рту, но только попробуй крикнуть. Хотя здесь едва ли кто‑то услышит.

* * *

Даша накрыла на стол к ужину. Похлебку с мясом. Лепешки. Квас. Максим должен явиться очень скоро.

Села у окна, стала ждать. Солнце уже село, в избе потемнело. Зажгла лучину, поставила её в железный держатель у стола. Тени заплясали по стенам.

Но что‑то его долго не было.

Даша начала прислушиваться к каждому шороху у двери. Вот шаги… нет, прошли мимо. Опять шаги – тоже не он, слишком тяжёлая поступь.

Похлебка остыла. Придется снова разогревать.

Стемнело совсем. У караульни зажгли факелы. Даша вышла во двор, посмотрела на ворота: закрыты.

Вернулась в избу. Села снова у окна. Лучина догорала, пришлось зажечь новую.

Что‑то случилось.

Даша вышла из избы и быстрым шагом пошла к воротам.

Около них дежурили двое – молодой казак Петруха и старый Семён по прозвищу Борода.

– Максима не видели? – спросила она.

– Нет, не возвращался, – ответил Петруха. – Странно как‑то. Помню, что уходил на закате.

– Откройте ворота. Я выйду.

Семён покачал головой.

– Нельзя. Ночью не велено никого выпускать. Приказ Ермака.

Даша посмотрела на него долгим взглядом.

– Ты хочешь поругаться со мной?

Семён вздохнул, посторонился.

– Нет… ни за что. Ладно… Только недалеко. И быстро назад.

Ворота открылись. Даша выскользнула наружу.

Даша хорошо видела в темнота. За это и за умение заговаривать боль ее многие тихо называли ведьмой, но она не обращала внимания. Зато к ней нередко обращалась разведка и охрана, чтобы она посмотрела своим кошачьим взглядом, не прячутся ли в ночи татары. Она быстро пришла на поляну в лесу – именно туда обычно ходил Максим за цветами.