Текст книги "Военный инженер Ермака. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

– Жил бы себе спокойно, – сказал Елисей, – работал бы на Строгановых. Было бы у меня своё место, тёплая изба и хлеб на столе. Нет, захотелось денег. Ну да ладно, теперь уже деваться некуда. Что сделано, того не воротишь.

Глава 10

Работа – слово нехитрое, но для некоторых казачьих ушей оно прозвучало, как приговор. Особенно после того, как стало ясно, что работать придется не эпизодически, а каждый день.

Возмущение было. Не у всех, но у многих. Хотя недовольны были, конечно, все.

– Да за кого нас держат? Мы что, не воины, а плотники?

– Кабы знал, что тут надо в кузне горбатиться надо, остался бы дома, на Дону!

– Не по казачьему делу это всё! Нам бы саблю, да лошадь, да степь…

– Казак – не батрак!

И тому подобное.

Иногда на крик приходил Ермак. Обычно не говорил ничего, просто смотрел. От его прихода сразу наступала тишина и спокойствие.

Но с кем‑то все‑таки пришлось и поговорить.

– Ты что, хочешь, чтоб татары нам всем глотки перерезали? Так?

– Нет, Ермак Тимофеевич, не хочу!

– Тогда придется поработать. Потом станет легче. А сейчас иначе нельзя.

Было решено, что отправлять казаков и стрельцов на работу буду я и Тихон Родионович совместно с сотниками. Без Ермака, как раньше. Разговор с ним будет, если только возникнут какие‑то сложности. Я беру на себя техническую часть мероприятия, а Тихон – организационную, то есть ведение списков, кто сколько и где работал, чтоб выходило по справедливости.

Стрельцы Собакина, кстати, отнеслись к необходимости работать гораздо спокойнее, чем казаки. Надо – так надо.

Но если говорить в целом, возмущения и криков было все‑таки меньше, чем я ожидал. Свою роль сыграли и расползшиеся слухи о том, что татары придумали защиту от огня, и теперь так же легко, как в прошлый раз, не получится. А жаль! После того, как пожгли татар у стены, ходили разговоры, что Кучум теперь бессилен. Но увы, радовались рано.

Жить хотелось всем, потому и согласились работать. Да и жизнь в городке, в принципе, была не такая уж плохая. Весьма сытая и комфортная. Если вернуться назад, то все равно придется ходить в походы, чем‑то заниматься – и будет ли оно сильно лучше? Еще б Кучум куда делся…

Разрешение на использование боевых подразделений получено было, но когда я сказал, что нужно делать, у Ермака (да и у всех остальных), глаза на лоб, конечно, полезли.

И было с чего, хотя я предложил то, что было основано не на эмоциях, а на точном расчёте.

А именно: сделать еще дополнительно десять кузниц, четыре плотницких мастерских, три избы‑сушилки для дерева, две обжиговой печи для руды и две домницы (сыродутных печи, служащих для получения из руды крицы – железа в «первичном состоянии», сейчас у нас есть только одна такая, в самой первой кузне).

Много? Очень много! Но!

Если подсчитать, что нам нужно, то станет ясно, что в самый раз.

«Русский чо ко ну» – то есть «чо ко ну» с козьей ногой будет являться основой вооружения нашего отряда. Чем‑то вроде автомата Калашникова из другого времени. Он универсален – стреляет достаточно далеко, мощно и часто, научить управляться с ним казака можно за пятнадцать минут. Нам таких нужно к весне не меньше двухсот штук, чтоб хотя бы вооружить половину отряда. И с таким числом кузниц, если смотреть реалистично, так и будет получаться, особенно если не забывать, что есть еще другая работа, и к арбалетам нужны стрелы – они из воздуха не появятся.

О стрелах разговор, кстати, отдельный. Две кузницы, я думаю, мы преобразуем в литейные мастерские – они будут заниматься отливкой наконечников для стрел. Работа не слишком квалифицированная, но нужная.

Пять плотницких мастерских (я подсчитал), обеспечит нас достаточным количеством стрел. Тут задержек быть не должно. Сухожилий на тетивы у нас достаточно, перьев, хм, на оперение, тоже. Дерево – вроде есть. Леса, слава богу, богатые. Береза, клен, вяз – все росло, надо только поискать. Ну и вытащить из леса, это тоже работенка на любителя. Еще у нас есть много использованных пушек из каким‑то чудом здесь выросшего граба – порох в них больше не положишь, но попилить на стрелы их очень даже можно.

Однако я, будучи человеком осторожным и стремящимся, чтоб был запас, все‑таки отправил охотников поиски зверя. И за сухожилиями, и за жиром (он нам нужен для огнеметов, от них мы отказываться не собираемся, хотя прошлого эффекта они не дадут).

Дерево, разумеется, нужно высушенное – для этого будут нужны новые избы‑сушилки. И да, тоже с запасом. Много людей в них не нужно – достаточно одного человека на каждую, чтоб постоянно следил за температурой, чтоб дерево не пересохло. Эта работа нетрудная.

Инструментов на новых кузниц и плотницких мастерских нужна тьма – сейчас это ближайшая задача. Но сделать их можно, все необходимые ресурсы у нас есть. И время, пока печи будут сохнуть. Пара недель на это уйдет точно.

Железо у нас есть! Натащили его довольно много, но я все равно хочу больше. Пусть лежит, оно есть не просит. Придет время – переплавим на что‑то полезное. До зимы надо сделать запас еще больше, поэтому я отправил туда целых тридцать человек. По сравнению с прошлым добыча возросла во много раз.

Места для кузниц и прочего мы наши, хотя в города с незанятым пространством напряженка. Но ничего, отыскали, и даже расположили все производство примерно в одном месте – так гораздо удобнее.

Одна из проблем, чуть ли не главная – обучение людей, поэтому занялись этим сразу. Макару и Лаптю я дал указание подыскивать тех, кто поумнее и хочет работать – их потом будем ставить старшими в новых кузницах и мастерских, хотя там все равно первые несколько месяцев будут проводиться лишь несложные работы.

Ну вроде все.

Начало перевооружения положено. «Русский чо ко ну» будем называть «многозарядным самострелом», чтоб меньше ломать язык китайскими словами. В принципе, так всем понятно.

* * *

Ночь над Иртышом стояла чёрная, глухая, беззвездная.

В узкой, покрашенной в темный цвет лодке, едва заметной среди темной воды, сидели трое. Сотник Черкас Александров сидел на носу, обернувшись к спутникам. Он не грёб, только вслушивался, смотрел, водил взглядом по берегам. Его дело – смотреть и решать, когда что делать. За веслами сидели Микита, невысокий и худощавый казак, считавшийся одним из лучших охотников в отряде, и спокойный широкоплечий Кондрат. Слышались только тихое поскрипывание уключин да еще более тихий плеск воды.

Черкас выбрал их не случайно. Сам он говорил мало, и спутники были такими же. В этом походе не нужны были разговоры. Только зоркие глаза, крепкие руки и ровное дыхание.

Они шли на Русь. Письма, завернутые в непромокаемую кожу лежали за пазухой у Черкаса. Один – Строгановым, другое – царю. В них рассказывалось о том, что происходит в Сибири, о победе над Кучумом во время осады Кашлыка. Просилось в письмах о помощи. Людьми, оружием, порохом, инструментами. Если письма дойдут – может, будет помощь. Если не от Строгановых, то от царя. Если нет – вся надежда только на себя.

Плыли ночью, а днём прятались. Лодку – в прибрежные заросли, и сами куда‑нибудь за деревья, туда, где можно незаметно развести костер. Втроем против большого отряда не выстоять.

Теперь – ночь. Время идти дальше.

Они обогнули очередной изгиб. Вода здесь глубокая. Вдруг Черкас поднял руку. Весла замерли. Все застыли.

Послышалось фырканье лошади. Затем негромкий гортанный голос, потом еще один и смех.

– К берегу, – тихо Черкас.

Лодка мягко ткнулась в прибрежную жижу. Все трое выбрались, вытащили лодку в кусты и прошли дальше по течению посмотреть.

На другом берегу виднелся огонь, мутное зарево сквозь деревья. Судя по голосам – татары. Десятка два, не меньше.

– Будем ждать, – сказал Черкас. – Скорее всего, они здесь ненадолго.

* * *

Хан Кучум сидел, не шевелясь, как каменная статуя. Только глаза его двигались – медленно, будто отслеживая в уме линии на ковре, растянутом под ногами. В шатре стояла тишина. Даже жаровня не трещала – угли догорали молча, как будто боялись потревожить мысли повелителя.

Перед ханом, на коленях, замер один из старших нукеров. Моложе сорока, но лицо уже с морщинами, с резким, как резцом вытесанным, подбородком. За плечами – походы, за поясом – клинок, в голове – верность.

Кучум не спеша выпрямился. Потом сделал глоток горячего отвара, поставил чашу, и, не глядя на нукера, заговорил:

– Тишина делает людей глупыми.

Нукер кивнул. Он знал, что с ханом лучше соглашаться, что бы он не говорил.

– Когда вокруг нет врага, – продолжил хан, – человек начинает думать, что враг исчез и можно не бояться.

Он перевёл взгляд на собеседника.

– Но враг, который не нападает – самый страшный. Он смотрит и ждет. Надо направить к Искеру отряд. Небольшой, воинов пятьдесят. Пусть бьет тех, кто выходит за ворота. Пусть Ермак каждую секунду ждет стрелы. Он спрятался за стенами, но то, что за ними, ему не принадлежит.

* * *

…Значит, с основными арбалетами и «производственной частью» мы разобрались. То есть механизм запущен. Кузни и мастерские и все остальное строится, казаки смирились со своей незавидной участью (то есть с тем, что придется работать). Арбалеты в отряде, если ничего не случится, будут.

Меня беспокоил другой момент. Точнее, очень не нравился. Как это так, Кучум взял и сделал недействительными мои огнеметы? Причем вот так просто, средневековыми шерстяными тряпками? Что‑то здесь неправильно, решил я, и, когда выдалось свободное время, решил это дело обмозговать.

Толстый слой войлока очень хорошо удерживает жар. Зная об этом, я заставил делать войлочные рукавицы для наших «огнеметчиков». Но татары пошли дальше, и решили завернуть в войлок своих солдат целиком, и дополнительно промазать его универсальным здесь противоогненным средством, которое, к тому же, всегда под рукой – глиной.

Разумеется, вечно такая защита сдерживать огонь не сможет. Войлок прогорит. Но пока он это сделает, татарин вполне может взобраться на стену, там сбросить с себя пылающую накидку и вступить в бой.

И это очень плохо.

Поэтому я, раздав ценные указания по производству арбалетов и строительству всевозможных кузниц и сушилок, взял огнемет, кучу войлока (столько, сколько смог найти), и отправился на стрельбище экспериментировать.

Сухой сантиметровый войлок, не промазанный глиной, сдавался огнемету довольно быстро. Десяток секунд – и все, прогорал. А вот после промазки глиной держался куда дольше. Полминуты – вполне. Дополнительно хорошо смоченный водой – минуту. А если сделать еще и раствор из золы и пропитать им войлок, то еще секунд двадцать.

Итого почти полторы минуты.

Целая вечность.

Добавка соли, гашеной извести, мела (толченых ракушек) увеличивало еще больше. Еще можно применить кипяченую хвою. Кипяток удалит из нее смолу, и получившая смесь образует на ткани пленку, которая будет работать вместе с глиной, задерживая огонь.

Но и полторы минуты кучумовский татарин находится под стеной или на лестнице не будет. Он либо погибнет, либо заберется на стену и вступит в рукопашную схватку.

Стена‑то у нас не слишком высокая, пятиметровая.

Те, кто держат лестницы, чтобы их не отбросили, окажутся защищены еще лучше, а то и прикрыты переносными конструкциями, которые возьмут на себя основной огневой удар.

Мда, задача.

Головы татар будут закрыты колпаками, сквозь которые они ни черта не увидят, но это не большая проблема, как показывает опыт Европы. Залезут наверх – тут же сбросят.

Весить войлочное одеяние будет не десять килограмм, и даже, возможно, не двадцать, но забраться в нем по лестнице тренированному человеку очень даже можно. И даже не только по лестнице, но и по привязанной к крюку веревке. Ее тоже можно пропитать разными составами, и мгновенно она не сгорит.

А что если добавить в горючую смесь толченого угля? По идее, он должен добавить жару. Конечно, хорошо к нему еще и селитры… но ее отдельно нет, она вся в остатках пороха.

Попробовал!

Да, действительно, стало лучше. Десяток‑другой – третий секунд было снято. Дымить пламя стало тоже сильнее, хотя не уверен, что это надо записать в плюс.

Но этого мало. Что же еще придумать?

А вот что! Железные опилки.

Добавленные в огненную смесь, они увеличивают температуру горения. Мелкие металлические частицы накаляются докрасна, достигая температуры около тысячи градусов и превращаются в железные угли и прожигают защиту.

Ну‑ка, попробуем.

Я дошел до кузни, насобирал, сопровождаемый удивленными взглядами людей, металлических опилок, а потом высыпал их смесь.

Эффект был! Войлок стал держать огонь секунд сорок. Это уже намного лучше, хотя все равно, не панацея. Но кое‑что. Больше, я наверное, ничего не сделаю. Разве что с селитрой вопрос решу, но это надо делать не прямо сейчас.

Таким образом получается, что принципиально восстановить эффективность огнеметов не получится. Войлочная защита вместе с различными пропитками будет действовать, хотя ее можно уменьшить. Огнемет теперь не чудо‑оружие, каким был еще совсем недавно, но вместе с арбалетами и прочими устройствами он еще сможет послужить защите города.

* * *

Ночь дышала сыростью и холодом. Черкас Александров и его спутники спрятались за кустами, не отводя глаз от тусклого костерка, зажжённого татарами. Пламя почти погасло, но в нём ещё угадывались тлеющие угли. Трое татар расположились на небольшом возвышении – словно специально для того, чтобы видеть реку.

– Днём не пройдём, ночью – тоже, – тихо произнёс Черкас, едва шевеля губами. Его спутники, Микита и Кондрат, стояли рядом, молча наблюдая за патрулём. – Эти трое отсюда не уйдут. Их оставили следить.

Микита едва заметно кивнул:

– Могут вернуться и остальные. Их было больше десятка.

– Могут, – согласился Кондрат.

Черкас слегка повернулся к нему:

– Нужно спешить. Пока мы не уберём их, дальше не пройти.

Все трое замолчали. Было ясно, что ждать нельзя. Промедление могло означать приход подкрепления.

– Идем, – наконец сказал Черкас. Голос его звучал спокойно и твёрдо. – Ножами.

Микита кивнул. В темноте его лицо было почти невидимо.

Они поднялись осторожно, медленно, избегая малейшего шума. Сапоги остались у лодки, как и арбалеты с ружьями. Только ножи – короткие, удобные, острые. Каждый проверил свой клинок, потрогав пальцем лезвие.

Патруль на берегу уже почти уснул. Один татарин сидел, привалившись к дереву, его голова его клонилась на грудь. Другой, лёжа на боку, глядя на реку рассеянным взглядом. Третий, казалось, спал совсем, повернувшись спиной к воде. Рядом с ним находился лук и колчан со стрелами.

Черкас указал рукой. Микита должен был взять того, что у дерева, Кондрат – лежащего, сам Черкас – того, возле которого лежал лук.

Подкрадывались медленно. Кусты и деревья скрывали казаков. Каждый шаг был выверен, ноги ступали только туда, где мягкая земля гасила малейший звук. Лежащий тяжело вздохнул, не подозревая, что этот вздох – последний в его жизни…

Вблизи Черкас хорошо рассмотрел лицо татарина. Молодой, не старше двадцати, глаза полузакрыты. Черкас не колебался. Одно движение – ладонь закрыла рот врагу, нож мягко вошёл под подбородок вверх, достигнув мозга. Тело дёрнулось и обмякло.

Слева раздался короткий звук удара ножом. Это Микита справился со спящим. Третий татарин только начал поднимать голову, почувствовав неладное, но было поздно. Кондрат вонзил клинок сбоку в шею, перерезав горло. Татарин дёрнулся, но через секунду затих.

Всё кончилось быстро. Патруль был убит бесшумно, аккуратно, без суеты.

– В воду, – едва слышно сказал Черкас. – Чтобы не нашли сразу.

Тела, обыскав, перетащили вниз по берегу и спрятали в камышах. Костёр погасили, забросав угли влажной землёй.

Спустя несколько минут казаки уже снова гребли по реке. Вёсла опускались бесшумно, и лодка скользила вперёд, не оставляя следов.

 Глава 11

Царь Федор Иванович сидел у окна, задумчиво перебирая пальцами край парчового покрывала. Слабый свет свечи едва освещал комнату, заставляя тени колыхаться по углам, словно живые существа. Он был бледен, глаза его были беспокойны, а лицо выдавало тревогу и печаль.

– Государь, – тихо обратился к нему Борис Годунов, стоя чуть поодаль и внимательно наблюдая за царём. – Ты устал. Позволь, я распоряжусь, чтобы слуги приготовили тебе постель.

Царь вздрогнул и повернулся к Борису с тревожным взглядом.

– Не хочу я спать, Борис Фёдорович. Иначе снова увижу его. Ночью снова приходил отец мой, Иван Васильевич, царство ему небесное. Ничего не говорил, только смотрел на меня. Так строго и сурово, как бывало при жизни. Что это значит, как думаешь?

Годунов приблизился и остановился рядом, внимательно глядя в глаза царю.

– Не беспокойся, государь. Это всего лишь сон. Душа твоя скорбит о родителе. Покойному царю небось и самому невдомёк, что тревожит он тебя своим видом.

– Боюсь я, Борис, – едва слышно проговорил Фёдор, опустив взгляд на руки. – Боюсь я, что не справлюсь с делами, что батюшка мой гневается на меня с того света. Ведь я ничего в государственных делах не разумею. Дела эти тягостны для меня. Как же мне теперь быть?

Годунов осторожно присел напротив и взял руку царя в свою. Голос его звучал мягко и уверенно, будто успокаивая ребёнка.

– Не печалься, государь. Нет таких дел, что были бы тебе неподвластны. Ты, царь, помазанник Божий, и нет никого, кто был бы достойнее тебя сидеть на этом престоле. А что касается дел государственных, так на то и есть твои слуги верные, чтоб помогать тебе. Я буду рядом и во всём поддержу.

Фёдор смотрел на Бориса с надеждой, но тревога не покидала его глаз.

– Ты говоришь так уверенно, Борис Фёдорович. Но сердце моё полно сомнений. Как бы не разгневать мне Господа. Ведь страна – это большая ответственность, люди ждут решений, а я их дать не могу.

Борис слегка улыбнулся и чуть сжал руку царя, пытаясь придать ему уверенности.

– А на то тебе и я, государь, чтоб облегчить твою участь. Ты только скажи, что тревожит тебя, а я всё устрою. Не бойся. Господь не оставит тебя, да и я не покину. Отец твой суров был, но любил тебя и желал добра. Не суровость это, а забота родительская, чтоб ты крепче стоял на ногах своих.

Фёдор медленно кивнул, словно размышляя о чём‑то глубоком и непонятном.

– Может, и правда, Борис Фёдорович. Только я чувствую, что не место мне здесь. Я бы лучше в молитвах провёл жизнь, в монастыре, подальше от мирских забот. Там бы мне было легче.

– Это не твоё предназначение, государь, – твердо сказал Борис. – Твоё место здесь, в Кремле, на престоле. Такова воля Божья. Ты не думай о трудностях. Бог даст силы, а я тебе помогу.

Царь посмотрел на Бориса долгим, благодарным взглядом, словно ухватившись за протянутую руку спасения.

– Ты добр ко мне, Борис Фёдорович. Один только ты понимаешь меня и не оставляешь в беде. Но всё же тяжело мне. Очень тяжело.

– Потерпи, государь, – тихо произнес Годунов. – Всё устроится. Скоро и сон твой тревожный забудется. И будет мир в душе твоей.

– А если отец снова придёт? – спросил царь с испугом в голосе.

– Пусть приходит, – ответил Борис мягко. – Пусть видит, что царство его в надёжных руках. Ты только не тревожься. Я всегда рядом. Вместе всё преодолеем.

Фёдор глубоко вздохнул и медленно кивнул.

– Спасибо тебе, Борис. Что бы я без тебя делал…

Годунов опустил глаза, улыбнувшись едва заметно. Тень уверенности мелькнула в его взгляде.

– Не думай об этом, государь. Отдохни теперь. Я распоряжусь, чтоб свечу не гасили, если так будет спокойнее.

Царь вздохнул снова, глубоко и облегченно.

– Пусть не гасят, Борис Фёдорович. Пусть не гасят.

Годунов медленно вышел из комнаты, аккуратно прикрыв дверь. За его спиной остался одинокий, тревожный царь, сидящий у окна и всматривающийся в ночь, которая так пугала его и манила одновременно.

Борис остановился за дверью, глядя в полумрак коридора, и усмехнулся про себя едва заметно.

– Всё устроится, государь, – тихо сказал он себе. – И даже лучше, чем ты думаешь.

И шагнул прочь, туда, где его ждали дела государственные и власть, которой он уже почти полностью владел. Осталось лишь убедить в этом самого царя. Впрочем, это казалось ему самой простой задачей из всех, что он должен был решить.

* * *

…За неделю упорного труда все, что запланировал, было построено. Кузни, плотницкие мастерские, обжиговые печи, сушилки, сыродутни… большой список. Еще неделя – и можно будет работать, если сейчас потихоньку начнем подсушивать печи огнем. Осторожно, аккуратно, чтоб не пошли трещины. С огнем быстрее, а времени у нас нет. Но сейчас – небольшая пауза, и это хорошо. Надо дать людям немного прийти в себя, отдохнуть. Особенно казакам, они в долгую работать непривычны. Собраться на какое‑то время, построить (например, так были сооружены стены Сибира) – это да, могут и умеют. А постоянно, изо дня в день «ходить на работу» – это не их от слова совсем.

Но придется, других вариантов нет. Иначе мы проиграем.

Пауза возникла и для меня, и это очень хорошо. Работы я не боюсь, но для размышления все‑таки нужен отдых. Когда тело не уставшее, то и голова ясная, лучше соображает.

Арбалеты – многозарядники (русские чо ко ну) станут основой нашего вооружения, но их, как мне кажется, будет все‑таки мало. Перестрелку на дальней дистанции с татарскими луками им вести сложно. Да и кто знает, какую защиту от выстрелов придумают татары? Кучум, похоже, далеко не дурак, или у него есть умные советники.

Взять, например, те же щиты. Их можно значительно утяжелить, укрепить сыромятной кожей, сделать многослойными и так далее. В этом случае простому арбалетному болту придется тяжко. Разумеется, все в войске Кучума такими не обзаведутся, но даже если их будет использовать только элита, нам придется несладко.

Поэтому дополнительно к многозарядникам нам придется делать что‑то еще.

Вопрос, что.

Ответ на него одновременно прост и сложен. Конечно, арбалеты, более мощные, чем многозарядники и даже тот, который я сделал первым. По скорострельности и удобству использования они будут уступать им, но тут уже ничего не поделаешь.

Надо решить, какие.

Можно с системой перезарядки на основе той же «козьей ноги», только еще тяжелее и сильнее. Вариант неплохой, но не единственный.

Есть конструкции арбалетов еще более мощные.

Например, с так называемым «английским воротом» – с винтовым механизмом взвода. Его отличие от других арбалетов, которые здесь известны в том, что он использует сложный рычажно‑редукторный механизм, позволяющий одному человеку взводить тетиву с усилием в несколько сотен килограммов, чего нельзя добиться вручную или даже с помощью «козьей ноги».

А в остальном все примерно то же самое. Ложе длиной около метра, изготовленное из плотной древесины – например, граба или ясеня, либо из хорошо высушенной и обработанной берёзы. Плечо арбалета – железное и может иметь ширину до метра. Оно создаёт усилие натяжения от трехсот до пятисот килограммов. В центре находится спусковой механизм с вращающимся стальным крюком, удерживающим тетиву. Позади ложа крепится ворот – механизм с двумя рукоятками и приводным тросом, который при вращении постепенно тянет тетиву назад.

Человек может с помощью этого механизма взвести тетиву, прикладывая усилие не более десяти–пятнадцати килограммов на каждую руку. Полный цикл взведения и выстрела занимает от тридцати до шестидесяти секунд. Из‑за этого скорострельность составляет всего один‑два выстрела в минуту.

Короче, надо будет крутить рукоятку для взвода стрелы.

Но зато мощность! На дистанции до пятидесяти метров такой арбалет пробивает кольчугу, железные пластины толщиной в несколько миллиметров, щиты и даже лошадь. Болты, используемые для стрельбы, весят около сто двадцать‑сто сорок граммов. Эффективная дальность – до ста пятидесяти метров, а максимальная по навесной траектории – все триста.

Вес самого арбалета без воротного механизма – шесть – восемь килограммов. Ворот в съёмном исполнении весит ещё два‑три килограмм. В боевом положении, итого, получается девять – одиннадцать. Поэтому иногда после взвода ворот снимали, чтобы стрелок не был перегружен.

Такие арбалеты проще не в открытом бою, а на стенах крепостей – там, где было время на прицеливание и взвод, и не требовалось маневрировать. Это оружие медленное, но чрезвычайно мощное.

Как тебе такое, хан Кучум?

Все войско, конечно, такими не вооружить. Пробный экземпляр удастся сделать, скорее всего, только через месяц, учитывая сложность конструкции, а потом производство каждого арбалета займет еще пару недель. Ворот – штука весьма сложная для наших условий.

Но в сочетании с многозарядниками эти арбалеты создадут совершенно адскую смесь. Те будут бить по рядовой пехоте, а мощные арбалеты с воротом выбивать врагом, использующих прочные доспехи или прячущихся за переносными укреплениями, которые не пробьют многозарядники.

Сколько нам таких нужно? Хороший вопрос. Думаю, штук двадцать минимум. Это будет двадцать‑сорок выстрелов в минуту… в принципе, нормально, учитывая, что вблизи, когда на штурм бежит толпа, каждый болт принесет погибель.

* * *

Двенадцать всадников подъехали к излучине Иртыша на рассвете. Вчера вечером они оставили здесь троих – Темербека, Касима и молодого Булата следить за рекой. Казаков Ермака дать далеко от Искера не ожидали, но люди здесь появлялись, и надо было знать, кто они и куда идут.

Мурза Ишим натянул поводья и оглядел берег. Никого. Костер потушен, пепел остыл. Кони часовых паслись поблизости, но самих воинов не было видно.

– Где они? – спросил Карабай, подъезжая ближе.

Ишим соскочил с коня и подошел к остаткам костра. Земля вокруг была взрыта копытами, трава примята. На песке темнели пятна крови.

– Схватка была, – сказал мурза.

Воины молча спешились и стали осматривать место стоянки. Следы борьбы читались ясно. Вещи разбросаны, седельные сумки перевернуты. В траве отпечатки ног.

– Казаки, – констатировал Алтын. – Больше некому.

– Много их было?

– Нет. Трое. Я вижу следы только троих.

– Похоже, что наши ничего не успели сделать, – сказал он. – Их зарезали спящими.

– А где тела? – спросил кто‑то

Ишим указал на камыши у воды.

– Или в реке, или там. Больше их деть некуда.

– Да, там, – сказал следопыт Алтын. – Следы ведут туда, хотя они попытались их уничтожить.

– Но зачем они прятали тела?

– Чтобы мы их искали и задержались.

Через минуту раздался голос Алтына.

Он стоял по пояс в камыше возле небольшой заводи. Все трое лежали здесь, в одном месте. Темербек – лицом вниз, Касим – на боку, молодой Булат – навзничь. Вода вокруг них была мутной от крови.

– Ножами, – сказал мурза, осматривая тела. – Всех ножами.

У всех троих были перерезаны горла. У Касима виднелся еще след от удара в спину, между лопаток. Булат получил нож в грудь. На его руках была кровь, но, похоже, своя.

– Он никого не успел ранить, – заметил Карабай, указывая на окровавленные пальцы юноши.

– Наверное, да, – мрачно ответил Алтын, изучая следы.

Картина восстанавливалась постепенно. Казаки подошли тихо, по берегу. Напали внезапно, татары не успели схватиться за оружие. Бой был коротким и жестоким. Хотя какой это бой, резня. Потом убийцы затащили тела в камыши, чтобы скрыть следы.

– Собаки, – процедил сквозь зубы Карабай. – Нападать исподтишка.

– В войне все средства хороши, – ответил мурза. – Мы бы так же поступили.

– Но мы бы не прятали тела.

– Мы бы их в степи оставили. Да и нет разницы. Казаки Ермака – сильные воины. Это надо знать. Эти трое оказались слишком самоуверенны и беспечны.

Воины молчали, глядя на мертвых товарищей. Злости в их лицах было мало – больше усталости. Война шла уже не первый год, и смерть стала привычной.

– Увезем их подальше отсюда? – спросил кто‑то.

– Незачем, – возразил мурза. – Здесь похороним. По обычаю.

Могилу копали в сухом месте, подальше от воды. Землю рыхлили кинжалами – лопат с собой не было. Работали молча, по очереди. Солнце поднималось выше, становилось жарко.

Тела завернули в походные кошмы, положили в одну общую яму.

Ишим прочитал краткую молитву. Остальные стояли молча, сняв шапки. Потом засыпали могилу землей и камнями. Сверху положили несколько крупных валунов, чтобы звери не разрыли. Хотя, наверное, все равно разроют, мрачно подумал мурза. Видел такое уже неоднократно. Но лучше не сделать.

– Ермак, – сказал Карабай, когда работа была закончена. – Чтоб жена твоя овдовела, а дети – сиротами стали.

– Чтоб конь твой споткнулся, а сабля в ножнах заржавела, – добавил другой.

– Чтоб стрелы твои мимо летели, а раны твои не заживали, – подхватил третий.

Проклинали без особой злости, скорее по обычаю. Мертвых товарищей нужно было отомстить, такой закон степи, тогда когда это удастся сделать. И самим бы не погибнуть во время мести.

Ишим слушал молча. Потом поднял руку – хватит.

– Ермак, – сказал он негромко. – Ты убил троих наших братьев. Мы не забудем этого.

– Что будем делать дальше? – спросил Карабай.

– То же, что делали. Следим за местностью. Если видим большой отряд казаков – сообщаем. Если малый – убиваем всех. Таков приказ.

– А если снова нападут?

– Будем осторожнее. Выставим дозор.

Мурза еще раз оглядел место битвы. Кровь на песке уже подсохла, следы едва заметными. Скоро и вовсе ничего не останется – только свежая могила под деревом.

– Собираемся, – приказал он. – Нужно найти новое место для наблюдения.

Воины сели на коней. Никто не оглядывался на могилу – мертвые остались в прошлом. Живые должны были продолжать службу.

Отряд двинулся вверх по течению. Искали удобное место для новой стоянки – такое, где нельзя подойти незаметно. Река делала здесь крутой поворот, берега были высокие и обрывистые.

– Здесь станем, – решил Ишим, указывая на небольшую поляну на холме. – Отсюда всё видно.

– Костер?

– Без костра. Холодную пищу едим.

Карабай недовольно поморщился, но спорить не стал. Мурза прав – нужно быть осторожнее. Казаки показали, что умеют подкрадываться бесшумно.

Лагерь разбили быстро и тихо. Коней привязали в низине, чтобы не были видны издалека. Поставили двоих дозорных.

Ишим устроился на краю поляны, откуда хорошо просматривалась река. Достал из‑за пазухи кусок вяленого мяса, стал жевать. Думал о погибших товарищах, о войне, которая, казалось, никогда не кончится.

Темербек был хорошим воином. Касим – метким стрелком. Булат – ещё совсем молодым, но храбрым. Теперь их нет. Завтра могут убить и его самого. Или Карабая. Или Алтына. Такова война – живых становится меньше, мертвых – больше.

А сколько людей погибло под Искером… Как повезло ему, что он не успел попасть страшные огненные трубы Ермака. Эта смерть куда страшнее пули или удара саблей. Теперь, правда, говорят, что придумали одежду, спасающую от огня. Но как это будет на деле, еще неизвестно. Обещать можно что угодно. Для хана люди – пыль под его сапогами. Неважно, сколько их погибнет, лишь бы он остался доволен.