Текст книги "Осторожно, бабушка (СИ)"

Автор книги: Медея Колхитида

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Колхитида Меде я

Осторожно, бабушка!

Утро для меня началось со стука в мою дверь. Причем, не деликатного, а самого что ни на есть бесцеремонного грохота. Стучали кулаком, а пару раз мне показалось, что даже пинали закрытую дверь. Вслед за грохотом раздался вопль моего хозяина и работодателя: – Верена, вставай! Давай живее!

Приподняв голову над подушкой, я спросила:

– Что случилось? Зачем кричать? – затем посмотрела в окно. Через щель между занавесками можно было видеть, что рассвет только занимался. В голове всплыл законный вопрос. – Ты что, с ума сошел, в такую рань будить!

– Вставай! У нас аврал. Мне твоя помощь нужна.

– Да ты можешь хоть объяснить, что случилось!

– Ревизия. Завтра проверяющие приезжают. Будут проверять аптеку на предмет торговли запрещенными эликсирами.

– Ну а нам то что. Мы же не торгуем.

– А ты это им объясни. Чего доброго, еще кошачью мяту наркотическим веществом признают. Давай, вставай. Сегодня аптеку закроем, будем инвентаризацию проводить. Чтобы ни к чему не придрались. Потом я бумаги в порядок приведу. Еще деньги надо приготовить на взятки, без них никак. В общем, работы много.

– А как же мой выходной.

– Слушай, давай, я лучше потом целых два тебе дам, сам постою за прилавком.

– Ладно, встаю.

Убедившись, что я окончательно проснулась, он перестал стучать и, судя по шагам, спустился на первый этаж.

Вставать в такую рань абсолютно не хотелось. Я жила в квартирке над аптекой. Когда-то считала такое положение вещей удачей. Никогда на работу не опоздаешь, мама отдельно с отчимом живет. Самостоятельность, не надо ни перед кем отчитываться, где и с кем была. Платить за жилье не надо. Но со временем мои восторги поумерились. Оказалось, что частенько вместо выходного приходится работать, потому что надо подменить хозяина, а ему позарез нужно срочно уехать. За два года моей работы я ни разу не была в отпуске, да и выходные можно пересчитать по пальцам.

Нет, я не жалуюсь. Хозяин аптеки очень добрый и щедрый человек. За переработку платил не скупясь. Я, честно говоря, сама не особо рвалась отдыхать. Мне просто нравится моя работа и моя жизнь, такая спокойная и размеренная, без неожиданностей, не то, что у некоторых представителей моей семьи.

Полежав еще несколько минут, я все-таки встала и начала одеваться. Особо много времени на одевание по утрам я не затрачиваю: во-первых, не принцесса – гардероб, прямо скажем, не богатый, а во-вторых, снять с вешалки платье и скоренько влезть в удобные туфли на низком каблуке много времени не занимает. А мне, зато, так удобно лазать по полкам и грязи можно не бояться.

Наскоро ополоснув лицо и почистив зубы, я пару раз провела расческой по волосам. Заплела косу, перетянула ее шнурком. Ну вот, можно идти вниз.

Внизу меня уже ждал горячий чай и пара бутербродов. Я расплылась в улыбке, – какой заботливый у меня хозяин.

– Давай, перекуси, и начнем. Я тут инвентаризационный список составил.

Чай был вкусный, свежезаваренный, с мятой, как я любила. Огромные бутерброды с ветчиной заставили на время меня забыть о предстоящем кошмаре. Правда, ненадолго. Время дорого, а работы непочатый край.

– С какой полки начнем, – спросила я. Чем раньше начнем, тем быстрее кончим.

– С дальней. Ты выгребай с полок все, потом говори, что нашла, а я буду со списком сравнивать. Когда устанешь, поменяемся.

Так началась наша каторжная работа. Несколько часов были слышны лишь названия препаратов и числительные, изредка прерываемые спорами по количеству найденного:

– Сирень, настоянная на спирту. Две бутылочки.

– Три.

– Две.

– А должно быть три.

– Две.

– Посмотри хорошенько, может быть где-нибудь в сторонке стоит.

– Больше здесь нет. Две.

– Ладно, пишу две. Завтра надо еще поставить настаиваться. Мало осталось.

– Поехали дальше. Согревающая мазь на змеином яде.

– Четыре коробочки.

– Все верно. Сбор почечный.

– Шесть.

– Точно? Должно быть четыре.

– Шесть.

– Значит так, четыре оставь на полке, а две отложи пока. Потом посмотрим, как поступить.

К полудню я была уже вымотавшаяся. Хорошо еще, что проверять осталось уже меньше половины. Одежда порядком покрылась пылью, на голове – гнездо, которому бы позавидовала любая ворона.

Интересно, я ведь каждый день вытираю полки влажной тряпкой и мою полы. Так откуда берется столько пыли? Правильно говорят, есть два неразрешимых вопроса: откуда берется пыль, и куда деваются деньги.

Я жалобно попросила пощады:

– Дядя Лука, может, передохнем? А?

– Уже устала?

– Ага.

– Хорошо. Сходи, поставь чайник. Ты права, нужно передохнуть, – он с трудом разогнулся, держась за спину.

Я схватила чайник и метнулась на кухню, пока хозяин не передумал. Налила ковшиком из ведра воды, разожгла огонь в печи и поставила чайник. Пока ждали, когда закипит вода в чайнике, я соорудила небольшую горку бутербродов. Конечно, следовало что-нибудь приготовить, но совершенно не хотелось после такой каторжной работы еще и едой заниматься.

После так называемого обеда мы продолжили инвентаризацию. Пару часов напряженной работы, и вот, наконец, этот кошмар кончился. Со вздохом облегчения мы внесли последние данные.

– Уф, наконец-то! Я уж думал, что мы еще долго будем возиться, – сказал дядя Лука. Пробежал глазами по записям и радостно отметил: – А мы молодцы, почти все сходится. Верена, я сейчас пойду документы проверять, а ты, давай, открывай аптеку.

Я посмотрела на часы. Он прав, еще много времени оставалось до вечера. Взмахнув еще пару раз тряпкой напоследок, я убрала уборочный инвентарь и пошла к себе. Поднявшись в свою комнату, я посмотрела на себя в зеркало. Вид был такой, что поставь меня вместо чучела на поле, у ворон был бы разрыв сердца от ужаса. Хмыкнув, я стала старательно уничтожать следы аврала.

Если бы я могла себе позволить принять ванну, как мечтала, и навести красоту, то времени ушло бы гора-аздо больше. Но, увы, работа не терпит. Хозяин, кстати, тоже. Пришлось ограничиться сокращенным вариантом гигиенических процедур.

Через час я уже открывала аптеку.

Правильно говорят, если утро началось с неприятностей, то продолжение дня будет еще хуже. Не успела я приступить к работе, как нелегкая принесла в аптеку Богдана, младшего сына мельника.

С тех пор как ему взбрело в голову, что я должна стать его женой, он не дает мне прохода. Матушка, например, считает его подарком Судьбы для меня. В мои двадцать три года, когда средний возраст невест достигает шестнадцати, я считаюсь перестарком. По ее словам, в этом возрасте нужно любого парня, не горбатого, не хромого, не урода, благодарить за сватовство. И, правда, парень довольно красив, только для меня это не главное. Важнее, чтобы с ним не страшно было даже в чаще леса, да и поговорить по душам или посмеяться вместе, не объясняя, можно было. К Богдану это не относится. Он глуп как пробка и труслив. В этой семейке только один человек вызывает у меня симпатию – помощник мельника по прозвищу Кот. Бедняга, тяжело ему приходится, из неприятностей постоянно вытаскивать Богдана.

Ну и сейчас, вошел и встал в дверях поперек порога.

– Добрый день. Заходи... те. Вы что-то желаете? – сверкаю я всеми тридцатью двумя зубами. А как же, с покупателями надо быть вежливой.

– Я, эта... пришел, – от непривычного обращения Богдан, похоже, совсем растерялся. Городок наш маленький, все друг друга по именам знают, а тут к нему, как к чужому.

– Я вижу. Так что вы хотели?

Он робко сделал несколько шагов вперед:

– Мне... эта... – и замолчал. Мда, похоже, надолго. Вдруг он вскинул голову, как будто вспомнил, – нужно... – и опять замолчал.

Я готова была его прибить за молчание, но мама мне этого никогда не простит.

– Так что тебе... вам, нужно? – я попробовала добиться от него ответа, продолжая усиленно улыбаться.

– Мятной воды, вот! – закончил он.

– Чего? – я опешила. Честно скажу, не ожидала.

– Мятной воды.

– Зачем? – мои глаза наверняка были квадратные.

– Ну, чтобы тебе понравиться, – смутился Богдан.

Такая мысль просто не могла родиться в его голове. Интересно, кто подсказал?

– Откуда ты взял, что мне это понравится?

– Твоя мама сказала, что когда к девушке идешь, что сначала нужно прополоскать мятной водой рот. Для свежести. Она еще сказала, что это всем девушкам нравится. Ну, еще я тебя увижу. Это предлог.

Ну, матушка, ну, спасибо.

Я порылась на полке, достала бутыль с мятной водой и протянула Богдану:

– Держи. С тебя две медяшки.

Я получила деньги и усиленно делала вид, что очень занята, в надежде, что он уйдет. Как же, размечталась. Он отошел к дальней стене и молча стоял, наблюдая за каждым моим движением. На мое счастье, в аптеку заглянула Иллина, а следом за ней Кот. Поймав мой умоляющий взгляд, он улыбнулся и чуть заметно кивнул головой.

– Хозяин, ваш отец просил вас найти. Пойдемте, он вас ждет, – и, обняв Богдана за плечи, вывел его из аптеки.

Интересно, что этот прохвост попросит за услугу?

– ... выйти замуж, – ворвался в мои мысли пронзительный голос Иллины.

– Извини, что ты сказала? – переспросила я.

– Ты что, совсем не слышишь, что я говорю?! – возмутилась она. – Я говорю, мама права, тебе давно пора выйти замуж. Из-за тебя я не намерена в девках сидеть до старости. Чем тебе Богдан не нравится!

Моя сводная сестра Иллина, шестнадцатилетняя дочь матушкиного второго мужа, была ее любимицей. Надо отдать должное сестрице, она – красавица. Длинные, слегка вьющиеся золотистые волосы, тонкие черты лица, прекрасная фигура. Кроме всего прочего, легкая стервозность и любовь к сплетням. Как результат, толпы поклонников, которые даже ее недостатки считают очаровательными. Главная цель жизни – выгодно выйти замуж.

А по обычаю, младшая дочь не может выйти замуж, пока не просватана старшая. Надо ли добавлять, какие чувства она ко мне питает.

– Зачем он мне? Он же дурак, ни поговорить с таким, ни посоветоваться, – сказала я и тут же пожалела, теперь она долго не уйдет.

– Сама ты дура. Глупый муж – это же такая находка. Таким мужем управлять просто, будешь сама себе хозяйкой.

– Вот ты за него и выходи, – рассердилась я. Пигалица, еще меня поучать вздумала!

– Нет, я себе получше найду, – рассмеялась она. – Да, вспомнила, я же к тебе не просто так пришла. Мне розовая вода нужна и крем для лица, помаду не забудь.

– Воду я тебе дам, а вот крема нет. Помады тоже нет, не успела приготовить новую.

– В чем дело! Сделай новую.

– Я устала, сегодня пришлось инвентаризацию делать. Может, завтра зайдешь? – устало спросила я.

– Ну, уж нет. Обещаю, что не скажу маме о том, что ты опять не хотела общаться с Богданом, если ты мне дашь чай и приготовишь помаду. Так и быть, за кремом я завтра зайду.

Шантажистка, ведь знает, что я мамины лекции на тему замужества боюсь до дрожи в коленках. Пришлось поставить чайник на огонь и начать приготовление. Так, сначала надо растереть в порошок кармин.

Пока я пестиком в фарфоровой ступке растирала кармин, Иллина успела рассказать половину новостей и слухов.

– Еще рассказывают, что вчера в Овражках оборотня поймали. Он несколько дней за молоком к бабушке Охам каждый день ходил, а тут наткнулся на нового жреца Единого. Тот в нем оборотня как-то опознал и в крик: " Как вы, нечестивые, можете терпеть рядом эту тварь богомерзкую!" Мужики за вилы и колья схватились, скопом навалились, да и повязали. Посреди села столб вкопали, хворост принесли, хотели прилюдно сжечь. Народу, говорят, набежало посмотреть на казнь. Привязали оборотня, а жрец ему говорит: "Покайся!"

– Я не поняла, в чем каяться? Он же оборотень! – недоуменно спросила я.

– Ну что ты меня спрашиваешь, я же не жрец. Вечно ты перебиваешь! – надула губы Иллина, – Не хочешь, вообще не буду рассказывать!

– Не обижайся. Рассказывай дальше, – мне и самой стало любопытно.

– Значит, жрец ему говорит: "Покайся!" Вместо покаяния этот оборотень так ему ответил, что даже сапожник покраснел.

Я тихонько, чтобы не отвлекать от рассказа Иллину, захихикала. Представляю, что он ответил, если сапожник, известный в округе сквернослов, краснеть начал.

– Жреца, говорят, от этих слов совсем перекосило, он первый и поджег хворост. Только, когда огонь разгорелся сильно, не знаю, как, ему удалось веревки опаленные разорвать и сбежать, – рассказала она.

– Не поймали? – не удержалась я от вопроса.

– Нет. Всю ночь мужики искали, но не нашли, – закончила рассказ сестрица.

Пока я пересыпала в мисочку кармин и добавляла в него растопленный гусиный жир, Иллина продолжала рассказывать разные сплетни и слухи. Помада была уже почти готова, когда в аптеку ворвался сын старосты:

– Верена, мы с отцом только что из Дубровиц приехали. В общем, твоя бабушка...

– Заболела? Да говори толком, что случилось!

– Она арестована.

По полу покатилась выпавшая из рук мисочка.

Кто не удивится, услышав подобное? Бабушка у меня на других не похожа. Живет отдельно, периодически ездит на какие-то встречи, знает толк в алкогольных напитках. Нет-нет, вы не думайте, она не пьющая, просто очень хорошо разбирается в разных напитках. И все же трудно устоять на ногах, когда тебе говорят, что твоя бабушка арестована. И тут только два пути: либо не поверить, либо разозлиться.

– Повтори, что ты сказал?

– Твоя бабушка арестована. Точнее, задержана, – повторил мальчик. – Папа велел тебе сказать.

– Поверить не могу! Но за что? – до моего сознания никак не доходило, что бабушка арестована.

– За нарушение общественного порядка. Так капитан Стражи сказал, который твою бабушку арестовывал. Он велел тебе передать, чтобы ты приехала и забрала ее, они не хотят ее отпускать без тебя.

– Почему именно я?

– Твоя бабушка сказала, что если приедет кто-то другой, то она никуда из тюрьмы не уйдет, – ухмыляясь, пояснил мальчик.

– Я поеду. Только скажи, с ней все в порядке? В смысле, бабушка не пострадала?

– Что ты! Она великолепно себя чувствует. Развлекает в камере преступников и стражу, заодно, – паренек явно веселился.

– Не сомневаюсь.

Я хотела расспросить его подробнее о происшедшем, но мальчишка сказал, что отец давно его ждет дома, и убежал, так ничего и не сказав. Я с растерянным видом осталась стоять, бессильно опершись на стойку.

Что же она натворила? Почему просила приехать именно меня, а не маму? Правда, ответ был очевиден: матушка бы живо показала своей свекрови, как себя вести. А отец, бабушкин сын? Тут тоже долго думать не надо, папа, скорее всего или в бегах, или опять какую-нибудь аферу проворачивает. Повезло мне с семьей, нечего сказать.

Из задумчивости меня вывела сестрица, я совсем забыла, что она все слышала:

– Теперь мне понятно, в кого ты такая уродилась. Из всех членов твоей семьи, только мама у вас единственный приличный человек. Хорошо, что папа запретил ей общаться с родственниками твоего отца.

– Не смей говорить плохо о моей семье! – возмутилась я.

– Скажешь, что я неправа?

Увидев, что я набрала воздух для гневной тирады, добавила примирительно:

– Ну, хорошо, хорошо, молчу. Пойду матушке расскажу.

Угу, кто бы сомневался. Я мрачно наблюдала, как она медленно покинула аптеку, довольная, что последнее слово осталось за ней. Демон с ней, потом разберусь. Надо бабушку выручать.

Я с удивлением заметила, что за окном, оказывается, уже начало темнеть. Я закрыла аптеку и пошла к хозяину. Подойдя к комнатке, которую он использовал одновременно и как лабораторию, и как кабинет, я робко постучалась:

– Дядя Лука, можно?

Он поднял подслеповатые глаза от учетной книги и улыбнулся:

– Заходи, чего скребешься.

– Дядя Лука, мне надо уехать на пару недель. Отпустите, а? – попросила я, жалобно заглядывая ему в глаза. Я прекрасно знала, что такой взгляд на него действует магнетически – отказать не получается. Однако, надо отметить, редко пользовалась такой возможностью.

– И куда это ты собралась ехать, да еще так неожиданно? – он поднял бровь, лукаво поглядывая на меня, – случаем не на свидание к милому пареньку какому-нибудь или замуж собралась?

– И вы туда же. Скажете еще, замуж, – скривилась я. – Вы же знаете, что я замуж не собираюсь и на свидания, кстати, не хожу.

– Знаю-знаю. Что-то ты сегодня обидчивая очень. Может, расскажешь, что случилось?

– Сегодня Михал, сын старосты, прибегал. Они с отцом только что из Дубровиц приехали. Он говорит, что бабушку арестовали. Надо ехать за ней, штраф заплатить и забрать ее. Я за нее беспокоюсь, она старая, а они ее там камере держат.

– Успокойся, все будет хорошо. Завтра поедешь за бабушкой.

– Так вы меня отпускаете? – обрадовалась я.

– А ты что думала, что я не отпущу тебя? Я считал, что ты обо мне лучшего мнения, – похоже, что я его обидела.

– Спасибо! – я просияла и чмокнула его в лоб. – Дядя Лука, вы самый лучший, самый добрый, самый... просто слов не нахожу. Если бы вы были помоложе, точно за вас бы замуж вышла.

– Хватит уж, егоза, подлизываться, – я видела, что он доволен. – Может, бабушку сюда привезешь? Вряд ли теперь ей разрешат одной, без присмотра, жить.

– А можно? – я удивилась, помнится, он с трудом согласился мне сдать комнатку. Я обещала, что буду жить одна, и проблем из-за меня у него не будет, только после этого дядя Лука разрешил мне жить над аптекой.

– Я ведь тебе сам предложил, значит, можно.

– А как же завтрашняя ревизия? – обеспокоено спросила я. Все-таки я себя чувствовала неловко из-за того, что приходиться оставлять его одного на растерзание этой ревизии.

– Не волнуйся, справлюсь. В конце концов, это же не в первый раз, – он поспешил меня успокоить. Иди-ка спать, завтра тебе еще в дорогу собираться. Дорога-то не близкая.

Я же говорю, что моему хозяину не хватает только крыльев за спиной и сияющего нимба. У меня давно сложилось мнение, что он видит во мне дочку, которой у него никогда не было.

Пожелав дяде Луке доброй ночи, я отправилась в свою комнату. Раздевшись, я нырнула под одеяло и закрыла глаза, намереваясь поспать.

Моя идея поспать полностью провалилась. Я почти всю ночь не могла уснуть, лишь изредка проваливаясь на короткое время в дремотное состояние. В голову лезли разные мысли: я волновалась за бабушку, возраст-то у нее не маленький, за предстоящую дорогу, за то, что подвожу хозяина. Ворочаясь с боку на бок, я пролежала в кровати до первого проблеска зари.

Когда за окном забрезжили первые лучи солнца, я все-таки решила встать. Одевшись и умывшись, я, стараясь не шуметь, спустилась в аптеку. Вчера я получила разрешение взять лекарства. Теперь мне предстояло решить, что с собой брать.

В тюрьме я не была, поэтому она у меня в сознании ассоциировалось с мрачным сырым каменным зданием. Разумеется, я взяла различные притирания и мази от ревматизма: настойку из цветков белой сирени, мазь со змеиным ядом, вытяжку корня репейника. Подумав, добавила баночку с мазью из смеси прополиса и воска, помогающую при гнойных ранах, серебряную воду в качестве обеззараживающего средства, куски корпии.

Я остановилась только тогда, когда почувствовала, что сумка становится неподъемной. Честно говоря, я даже удивилась, вроде бы ничего лишнего не брала, а сумка уже переполнена. С горьким вздохом, я прекратила обирать аптеку. После меня там и так образовались на полках большие бреши, но я-то знаю, если что-то забудешь, то именно это понадобится.

Я и не заметила, что день уже давно наступил, если бы в аптеке не появился бы дядя Лука. Увидев меня, сражающейся с застежкой сумки, он подошел и помог ее застегнуть, заметив шутя:

– Никак, Верена, ты пол-аптеки решила с собой захватить. Может, телегу возьмешь?

Я смутилась:

– Скажете тоже, дядя Лука. Я же только самое необходимое взяла.

– Да я ничего против не имею. Только тяжело будет. Хоть Птичку возьми, верхом быстрее доберешься.

Птичкой звалась старая гнедая кобыла, которая обладала покладистым характером и непомерным аппетитом, благодаря которому выглядела как бочонок на ножках. Я ее любила за мягкий характер и терпение, с которым она выполняла любые команды.

Я обрадовалась предложению хозяина. На лошади я гораздо быстрее доберусь до Дубовиц, да и сумки на руках тащить не придется. Сумки? Ах да, кроме сумки с лекарствами, я собрала еще одну сумку, в которую положила смену одежды, деньги, продукты и еще кое-что по мелочи. Дорога предстоит не близкая, никогда не знаешь, что может пригодиться. Кошелек с деньгами мне дал дядя Лука, причем сумма там была гораздо больше, чем я заработала. На все мои возражения он ответил, что мало ли, сколько понадобится в дороге, приеду – отработаю. Пришлось согласиться.

Он помог мне вынести сумки во двор и навьючить лошадь, когда из-за поворота показалась моя мама с Иллиной. Несмотря на свои немаленькие габариты, она довольно быстро приближалась ко мне, держа в руках огромную корзину. Я застонала про себя.

Ну, как же не везет! Это все сестрица разлюбезная виновата! И ведь в глазах ни тени раскаяния!

Пока я размышляла о вселенской пакости, подстроенной Иллиной, матушка уже была рядом.

– Уф, хорошо, что успела, – переводя дыхание, произнесла она. – А я вот тебе на дорожку пирожков принесла. И надо же было твоей бабке опять что-то учудить, уже одной ногой в могиле, а все никак не угомонится. Тебе о замужестве думать надо, а не ее из тюрьмы выручать.

Кто о чем, а матушка опять о замужестве! Ну, как ей объяснить, что замужество нужно мне как прошлогодний снег.

– Вот, корзинку возьми, – тем временем, не обращая внимания на мое кислое лицо, продолжала матушка. – Я тебе в дорогу немного пирожков напекла. С вареньем, с мясом, с грибами, с яблоками, как ты любишь. Горшочек масла тебе положила, ветчинки немножко, курочку жареную...

Я с тихой паникой слушала перечисление снеди и не заметила, как матушка сунула мне корзину в руки. Не ожидая подвоха, я взялась за ручку и чуть не уронила ее на ногу. Корзинка была неподъемная. Вот когда я очнулась!

– Мам, ты что! Куда мне столько!

– Ничего, детка, ты у нас девушка молодая, аппетит хороший. Дорога дальняя, на свежем воздухе всегда есть хочется.

– Я не возьму ее.

– Возьмешь. Слушай, что тебе мать говорит.

– Мама, ну как я поеду верхом с корзинкой в руках? Лошадью править надо, – я жалобно посмотрела на мать.

– Ну, хорошо. Возьми еще одну сумку, я тебе помогу уложить.

Переубедить мою мать невозможно, проще согласиться. Спорить с ней никакого здоровья не хватит. Тем более что она же добра мне желает, не обижать же.

– Только немного.

Мое замечание она просто проигнорировала. Пришлось идти за сумкой. Когда я вернулась, матушка взялась за перекладывание. Вот тут я невольно ужаснулась. Приготовленной еды хватило бы на большой отряд голодных орков.

– Мам, куда мне столько. Курицу забери, я ее не возьму. И масло. Горшок в дороге разбиться может.

– Так и быть, масло оставляй, а курицу возьми.

Мама пыталась запихнуть многострадальную птицу в сумку, а ей пыталась помешать. За нашей возней наблюдали, еле стоя на ногах от смеха, дядя Лука и Иллина. Вскоре, привлеченные их смехом, к ним присоединились Богдан и Кот. Я и не заметила, как вокруг начала собираться толпа. Желающих понаблюдать за бесплатной комедией все возрастало.

– Куру не возьму, мне пирожков хватит. Ветчину забери, колбасу, сыр. А варенье мне зачем?

– Так оно же клубничное, твое любимое.

– Не возьму.

– Как же ты столько времени голодная-то будешь?!

– Какая голодная! Мам, да мне столько за полмесяца не съесть!

После долгих споров от большинства продуктов мне удалось отказаться, но тут матушке пришло в голову, что в дороге я могу простудиться. И наш спор пошел по новому кругу, с одним отличием: теперь поводом стала теплая одежда.

Из села я выехала только во второй половине дня. Провожать меня до околицы отправились мать, Иллина, дядя Лука и Кот. Богдан тоже хотел пойти с ними, но к счастью, его позвал отец.

Выйдя за ворота, мы остановились попрощаться. Напоследок мама одела на мою голову что-то красное.

– Я тебе шапочку связала. Это чтобы ты голову не застудила.

Увидев мое лицо, Кот и сестрица уже плакали от смеха, держась за ограду.

Паразиты! Ну, ничего, вы у меня еще попляшете!

– Спасибо, мама.

– Береги себя, деточка, – она смахнула слезу. – Езжай по тракту, хоть дорога и длиннее, но безопасней.

– Хорошо.

Я наклонилась и поцеловала ее, на мгновение, прижавшись щекой к щеке. Мама, не скрывая слез, осенила меня знаком Единого. Тронув пятками Птичку, я потихоньку поехала по дороге, постоянно оглядываясь. Они стояли у ограды и махали мне вслед.

Хорошая у меня мама, добрая. Зря я на нее обижаюсь, она мне только добра желает. И о других, как о своих родных заботится. Правда, частенько не спрашивает, нужна ли кому ее забота.

Убедившись, что я отъехала достаточно, чтобы меня не было видно из села, я сняла шапочку. Компрометирующий головной убор представлял собой нечто среднее между беретом и мочалкой, причем, ярко-красного цвета. Повертев его немного в руках, я сунула ее в сумку. Буду возвращаться – одену, а то потом упреков не оберешься.

Погода стояла прекрасная, тепло, солнце. Почки начинают раскрываться, трава зеленеет, распускаются первые цветы. Да, стоило выехать из села, чтобы убедиться, что весна в самом разгаре. Скоро нужно будет ехать собирать травы. Пожалуй, кое-что уже можно заготавливать.

Размышляя так, я доехала до развилки. Передо мной встал вопрос выбора. Ехать прямо, через лес, или налево, в объезд по тракту. По тракту дорога займет где-то около недели, а если через лес, то всего три дня.

А бабушка в тюрьме, меня ждет. Тем более что я лес люблю и знаю.

Я слегка пришпорила лошадь.

.

Путь пролегал по красивому мшистому лесу, высокие сосны вздымались ввысь, попадающиеся среди них лиственные деревья были покрыты легкой зеленой дымкой распускающихся листьев. Вокруг кипела лесная жизнь. Пение птиц просто оглушало после относительной тишины зимы. Пару раз я видела порхающих бабочек, значит, сильного холода больше не будет. Весна входит в свои права.

От пронзительной красоты щемило сердце. Как жалко, что я не умею рисовать! Как бы хотелось запечатлеть подобную красоту, чтобы и через много лет можно было бы ею любоваться.

Затем мои мысли плавно перешли на более прозаические вещи. А точнее, пора было уже заниматься сбором лекарственных трав. Взгляд невольно выхватывал из общей массы то мать-и-мачеху, то хвощи, то ятрышник. Руки так и тянулись заняться любимой работой. Сейчас как раз пора кору и корни заготавливать.

Вот, например, лапчатка прямостоящая, или как его еще называют, калган. Сушеный калган можно хранить несколько лет. Его отвар – прекрасное кровоостанавливающее средство, заживляет открытые раны, язвы, кожные заболевания. Им можно полоскать рот, если десны после суровой зимы кровоточат.

Ветла тоже хороша. Собирать нужно кору по весне. Она снимает жар, воспаление, отеки. Ну, я еще отваром коры предлагаю голову мыть, чтобы перхоти не было.

Скоро зацветут деревья и кусты. Нужно будет собрать цветы липы, крушины, бузины. А травы? Да, не вовремя бабушка у меня в тюрьму попала.

Я и не заметила, как начало садиться солнце. Пора было искать место для ночлега. Проехав еще немного, мне повезло наткнуться на небольшую полянку. Рядом протекал ручей, можно было умыться и набрать воды. Перекинув ногу, я попыталась слезть с лошади, но, отвыкнув за зиму от езды верхом, скорее свалилась с нее. Мышцы противно ныли. Кряхтя и охая, как старая бабка, я прошлась туда-сюда по полянке, прежде чем боль стала затихать. Я расседлала Птичку, обтерла ее насухо пучком прошлогодней травы, напоила из ручья и, спутав предварительно ноги, отпустила ее пастись.

Теперь можно было заняться собственным ночлегом. Вот тут и ждал меня неприятный сюрприз. Оказалось, что я забыла взять почти все, что должен брать путешествующий по лесу. Это же надо! В сумке не оказалось ни маленького топорика, которым очень удобно нарубить ветки, ни одеяла или хотя бы плаща, ни веревки.

Нет, это все моя матушка виновата! Если бы она с Иллиной не пришли меня провожать, я бы такую оплошность не допустила. А все это она со своими пирожками!

Ранней весной земля в лесу очень холодная, да и ночи тоже, так что ночевка мне предстояла чудная. И ведь лапник на подстилку нечем нарубить! Хорошо еще, что нож не забыла, только много ли им нарубишь.

Вооружившись ножом, я пошла все-таки за лапником, лежать на холодной земле мне не улыбалось, тем более без одеяла. Подойдя к небольшому ельнику, я попыталась отпилить ножом ветки. Минут через двадцать я, основательно попотев, стала обладательницей охапки еловых веток. Совесть мучила за варварское обращение с бедными деревьями, ветки были частично отпилены, частично обломаны. Хорошо, что поблизости нет эльфов.

Нож я, понятное дело, основательно затупила.

Приготовив ложе из лапника, я посмотрела на небо. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, но было еще достаточно светло. Я решила не терять времени и пошла за хворостом, в лесу рано темнеет, а мне не хотелось в потемках блуждать в поисках топлива.

Сходив несколько раз, я решила, что запаса хвороста хватит на всю ночь. Теперь можно разводить костер. Для начала я наметила, где я его буду разводить. С помощью ножа мне удалось снять дерн. Притоптав землю, я начала укладывать топливо.

Это целая наука – правильно сложить костер. Меня научил этой премудрости один охотник, когда я только начинала ходить в лес за травами. Есть разные способы укладки: сигнальный, его выкладывают из тонких веточек, наподобие высокой пирамиды, используют, понятно, для подачи сигналов; пламя высокое, но тепла практически не дает, горит недолго. Обычный, он же "муравейник", используется чаще всего; его выкладывают из веточек разной толщины, укладывается невысокой пирамидой; пламя разгорается средней высоты, тепло умеренное, но тут требуется регулярно подкладывать новые ветки. "Колодец" или "звезда"– самое предпочтительное для меня; его выкладывают из толстых веток. Такой костер чаще всего используют опытные охотники, когда в одиночку ночуют в лесу, так как он почти не дает дыма. Пламя очень низкое, ветки, скорее, тлеют, а не горят, а жар от него, как от печки, и подкладывать дрова можно редко. Единственный минус – это то, что его трудно разводить.

Порывшись основательно в сумке, я нашла огниво, кремень и трут. Какое счастье, что я их не забыла! Через минут сорок я уже грелась у огня. Взяв один из пирожков, я надкусила его и зажмурилась от удовольствия, он оказался с грибами. Как вкусно!

Нет, я все-таки свинка неблагодарная! Мама, наверное, всю ночь пирожки для любимого чада пекла, а я ее обвинила в том, что вещи дома забыла. Сама ведь виновата, надо было проверить, все ли с собой взяла!

Съев с аппетитом несколько пирожков, мне пришло в голову, что неплохо бы попить чайку. Меня даже не смутило отсутствие котелка для воды. Как почти все деревенские жители, я умела из бересты плести туески, да так, чтобы если наполнить его водой, из него не вытекло ни капли. Зимними вечерами на вечерках не принято было сидеть без дела, поэтому почти все брали с собой какое-либо рукоделие. Отойдя к краю полянки, где я еще при свете заметила четыре березки, я сняла бересту и, вернувшись к костру, начала плести туесок.