Текст книги "Прокурор дьявола. Жатва"

Автор книги: Майя Астахова

Соавторы: Эльдар Дейноров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

Теперь она шла быстро, почти бежала, едва касаясь земли. Со стороны это, наверное, выглядело даже жутковато: в ее движениях появилось что-то звериное, обыкновенный человек так не ходит. Но парень не обернулся, а больше наблюдать за ней было некому.

Он так ее и не увидел – даже когда остро отточенный узкий кинжал вошел ему в спину.

Кричать и звать на помощь он тоже не стал – удар был рассчитан очень точно, и когда парень повалился на землю, он был уже мертв.

Изабелла наклонилась над ним, потом оттащила метра на полтора – туда, где в арке было темнее всего.

Теперь дело оставалось за малым.

Она осмотрела вынутый кинжал. Крови пролилось совсем мало, пожалуй, напрасно она потребовала две бутылки минералки – сошла бы и одна.

Она достала из пакета бутылку, и, не глядя больше на свою жертву, смыла капельки крови с кинжала и рук. Открытая бутылка издала шипение, а пузырьки приятно защекотали кожу.

Вот и все, дело было сделано.

Она убрала свое оружие, положила пустую бутылку в пакет – ее не следовало выкидывать в ближайшую помойку. А потом, так и не посмотрев на скорчившийся труп, который несколько минут назад был вполне живым хвастуном, развернулась и пошла прочь.

Сожалений в содеянном Изабелла не испытывала. Пожалуй, если бы парень знал, какой именно контракт он заключил, и чем для него это закончится, он и сам полез бы в петлю или выкинулся бы из окна. Хотя… такие, как он, не способны принять решение. Она ему только помогла, но не это было главным.

Сейчас Изабелла очень хорошо чувствовала иное – некая дама вполне благородного и респектабельного вида, живущая за многие сотни километров от Петербурга и от места, где погиб этот парень, должна была скорчиться от боли. А когда приступ уляжется, она должна понять – кое-кто отлично знает, каков род занятий респектабельной дамы. И не только знает, но и встал на ее след.

Выйдя на освещенную улицу, Изабелла направилась к ближайшей станции метро. Настроение у нее было отличным, и никто не мог бы предположить, что эта женщина только что отправила на тот свет человека. Она мурлыкала песенку на странно звучащем здесь, в теперешнем Петербурге, языке, и тихо улыбалась своим мыслям.

* * *

– Все глухо! – с досадой сказала Татьяна, когда к ужину в столовой «Третьей стражи» собралась вся компания. – Ты уже знаешь, что тут сотворилось? – обратилась она к сидевшей напротив Марине.

– Не только знает, а уже работает, – ответил за Марину парень со странным именем Корвин. – Только и у нас пока все глухо. Неужели среди ученичков не нашлось хорошего некроманта?

– Я бы понял, если бы они сделали куколку этой чертовой биологички, а потом истыкали ее и сожгли. Полшколы бы собралось – раз уж нельзя сжечь оригинал, – усмехнулся Алекс. – Ты лучше другое вообрази – мы с Татьяной сегодня изображали методистов из комитета по образованию. Прикинь, как мы выглядели…

Корвин только головой покачал. Вот уж кто не походил на чиновницу, так это Таня. В своем вечном черном платье с серебряными украшениями (а один кулончик, между прочим, – в форме черепа). Хорош методист, ничего не скажешь! Впрочем, отводить глаза и заставлять окружающих видеть то, что нужно, а не то, что есть на самом деле – одна из самых меньших способностей мага. Даже Марина, пробыв здесь всего лишь год, прекрасно освоила эту науку.

– Так вот, эта тварь, – продолжал Алекс, – гораздо гаже, чем мы о ней думали. Знаете, с чего она свою карьеру начала? С доносов – на тех, кому, видите ли, советская власть не нравится. Правда, время быстро поменялось, доносы из моды вышли. Но и потом наша заслуженная училка отличалась.

– Девочкам проверки на девственность устраивала, – поморщилась Татьяна.

– Во-во, и не только. Прелесть! Доброго слова о ней никто не сказал.

– А не может она взять и прийти в школу – по старой памяти? – предположила Марина.

– Ну так а наружка на что? – рассмеялся Алекс. – Был тут такой случай…

– Ладно-ладно, потом расскажешь про своих приятелей, – перебила его подруга. Алекс только вздохнул. – Кор, лучше скажи, что у вас? Тоже гадости? – спросила Таня.

– Еще какие! Говоришь, она с отправок людей в лагеря начала? Закончила тоже мерзко. Мы тут побывали у ее бывших квартирантов… Нормальная семья, надо бы Рэкки попросить – пусть организует небольшую материальную помощь, раз уж они попали под наше наблюдение. Не смогли заплатить вовремя – она их выставила. Просто выставила вещи на лестницу. А кошку – вышвырнула в окно. При их ребенке!

– Гм, а не мог тот ребенок… – с сомнением проговорил Алекс.

– Знаешь, тут я уверен не на все сто, – ответил Корвин. – Нам с Мариной пришлось изображать социальных работников, так что рассказали они все даже без гипноза. А девочка – она только «здрасте» сказала – и ушла. Психотравма. Могла и проклясть – неосознанно. Но силы не те, хватило бы, пожалуй, на инфаркт для этой поганой старухи. Но чтобы еще и в зомби превратить – это вряд ли. А ведь с самого начала эта тварьначала юлить перед квартирантами: ах, скажите пожалуйста, девять тысяч за квартиру – кто ж это может в наши дни потянуть такие расходы!..

– Кор, ты лучше расскажи про обыск… – осторожно напомнила Марина.

– А это – дело особое, – продолжал Корвин. – Тут та еще история… Сдается мне, бабуся догадывалась, что ее после смерти ждет. В комнатке – иконки, свечки… Чего только нет!

– И не помогло, – Татьяна зло усмехнулась.

– Да уж, оно и помочь не могло, – согласился Корвин. – Речь не о том – кажется, тварьпри всем при том увлекалась магией, что с православием, мягко говоря, несовместимо. По крайней мере, нашлось масса вырезок из газет. Колдуны-ведуны, порчи-сглазы. Это мы с собой прихватили – он полез в сумку и достал объемистую прозрачную папку.

– Ну вот, а говорил – глухо, – вздохнула Таня, взяв папку – осторожно, двумя пальцами, словно опасаясь запачкаться. – А это самый что ни на есть след. Сейчас посмотрим, – она вынула из папки первую вырезку. – Так, «потомственный колдун… эффективное лечение онкологических заболеваний…» Тут даже подчеркнуто.

– Вряд ли она к нему пошла, – пожал плечами Корвин. – Старуха была еще и жадной… как процентщица. А этот берет слишком много.

– Точно, что процентщица, – заметил Алекс. – Жаль, не встретил ее наш Сережа Казарский с топором…

Он тотчас же осекся, а Татьяна посмотрела на него очень нехорошим взглядом, обещавшим крупные неприятности в самом ближайшем будущем.

Марина сделала вид, что ничего не расслышала, хотя воспоминание о Казарском было для нее болезненным. И Алекс это тотчас же понял, углубившись в обсуждение «ведунов» из газетной рекламы.

…Сергей Казарский руководил совершенно особым отделом «Третьей стражи» – отделом, занимавшимся информационной работой. Именно туда и направили Марину – для дальнейшего обучения. Девушка опасалась признаться себе самой, что Сергей – вполне симпатичный молодой человек – стал ей небезразличен. Неизвестно, к чему могли подойти их отношения, если бы не случилось большой беды.

Было у Сергея весьма небезобидное хобби: уничтожать тех, кто совершил преступления по всем меркам человечности, и продолжал спокойно жить. До встречи с ним, разумеется.

Все бы и обошлось, но он затронул интересы противников «Стражи», причем затронул преднамеренно. Начались поиски, Марина тоже участвовала в них, и начала кое о чем догадываться. И тогда Сергей исчез из города, причем Марина исполняла роль заложницы. О том, что она была заложницей вполне добровольной, не знал почти никто – кроме Рэкки, который, как ни странно, был полностью на ее стороне.

Но вот о том, что отношения Марины с Казарским несколько отличались от обычных отношений «начальник – стажер», знали многие. И Алекс очень стыдился своей оговорки…

– Та-ак, а это еще что такое? – послышался голос у них за спиной. – Любопытный снимочек? Кор, посмотри-ка на нее! Как по-твоему, что это за зверь?

Подошедший незаметно Рэкки протянул руку к одной из вырезок.

– Да я их и не просматривал как следует, – сознался Корвин.

– Неужто – из дома воскресшей старушки? – продолжал Рэкки.

– Именно оттуда, – сказал Кор. – А к чему это?

– А ты на снимочек-то посмотри, – предложил ему шеф «Утгарда». – Кое-что и разглядишь. И потом – кажется, это не вырезка, а отдельная рекламка.

– Дай-ка сюда, – сказал Алекс. Он, не дожидаясь приглашения, взял листовку и не стал внимательно рассматривать снимок, а вместо этого провел над ним рукой. К такому движения все уже привыкли. Алекс был слеп, правда, вряд ли кто-то из плохо знающих его мог бы такое предположить, ну да, смотрит временами как-то странно, наверное, какая-то болезнь зрения, вроде косоглазия. А то, что его глаза – всего лишь умело наведенная иллюзорка, что Алекс пользуется только магическим зрением, не знал никто.

– Вот как хочешь, а мертвячиной от него тянет, – сказал он, наконец. – Кажется, эта женщина на фото – не человек, а какая-то гнусная тварь. Только понять не могу, какая именно…

– Ты прав… Еще бы не знакомая. Не далее как в прошлом году… Только сдается мне, – хмыкнул Рэкки, – только сдастся мне, эта – вполне земного происхождения. Ну-ка, посмотрим-ка, что тут понаписано… «Ага, Анна Дюпон, выдающийся астролог из Франции, почетный член академий…» А по нечетным – не академик… Как же, как же, знаем мы такие академии: всего за сто долларов красивый диплом дают! Таня, зачитай это безобразие вслух! Надеюсь, аппетит никому не перебьет?

– «Семь желаний», – прочла Татьяна. – «Семь желаний из списка госпожа Анна Дюпон готова исполнить совершенно бесплатно! Семь желаний – всего лишь по цене почтовых расходов!» Ага, и анкетка тут имеется. И фотографии надо наклеивать – а потом прислать… Да, прислать куда-то во Францию – вряд ли на квартиру самой Анны Дюпон…

– Конечно-конечно, ты дальше читай.

И Татьяна принялась зачитывать список.

– «Отправиться в круиз вокруг света…» «Никогда больше не нуждаться в деньгах…»

(Рэкки при этом только сокрушенно покачал головой).

– «Выгодно продать недвижимость, которой вы владеете…», – продолжала Таня. – «Стать обольстителем для женщин…» «Получить новое жилье…» «Получать крупные доходы и больше не работать…» «Выиграть в лотерее…»

– Заметим, этот бред отличается от той чуши, которую несут наши ведуны. Сколько там желаний в списке?

– Тридцать девять, – Таня посмотрела последний номер на листовке.

– Вот-вот, трижды по тринадцать. И даже это никого не насторожит, – Рэкки рассмеялся. – Хотелось бы знать, где такие листовочки распространяют.

– Неужто решил написать госпоже Дюпон? – рассмеялся Корвин.

– А почему бы и нет, – в том же тоне ответил Рэкки, но тотчас же стал серьезным. – Что там дальше? Заключение контракта?

– Именно, – сказала Таня. – Выбрать номера семи заветных желаний, заключить контракт, заполнив анкету и обязательно наклеив фотографию. И форма контракта: «Я принимаю все ваши условия, прошу исполнить указанные выше семь моих желаний, за что с меня госпожа Дюпон не потребует денег – ни сейчас, ни когда-либо позже».

– Замечательно! – промолвил Рэкки. – Прекрасный вариант бесплатного сыра. Похоже, ребята, что это – мышеловка. Листовочка обнаружилась на квартире нашей зомби, я правильно понял?

– Да, тут, судя по всему, была еще одна анкета, – Корвин указал на неровно обрезанный ножницами край. – Видимо, ее-то старушка и выслала…

– Ага. Перед тем, как лечь в могилу и никогда больше не испытывать нужды в деньгах, – подытожил Рэкки. – А потом наша старушка возьми да и воскресни. Неплохо все придумано, господа… Очень неплохо. Кажется мне, что это – след. Знать бы только, кто эта госпожа Дюпон. Да, наружку установили?

– А как же, – хмыкнул Корвин. – Сразу же…

«Наружку?» – Марина вдруг подумала, что около квартиры Лидии Максимовны они не встретили никого. И тут же она поняла, ктомог быть в наружном наблюдении.

– Только Лукреция, увы, сейчас не работает, – улыбнулся Корвин.

– Наслышан…

Если кто-то наивно полагает, что человечество – это единственная разумная раса планеты Земля, он очень сильно заблуждается. Потому что это совсем не так. Совсем рядом, буквально под ногами, живет еще одна вполне разумная раса, которая обладает способностями, коих иной раз очень недостает людям. Например, возможностью уходить в параллельный мир, на кромку, как к себе домой, – а потом спокойно возвращаться. А иной раз эти разумные существа даже живут на два дома – на кромкеи в текущей реальности. И самое примечательное – ни здесь, ни там никто на них не обращает никакого внимания. Зато сами кошки видят и слышат все.

Речь идет, разумеется, о кошках. О самых обыкновенных мурках, которые так любят тепло и уют. Правда, большинство породистых и «декоративных» кошек выпадают из определения разумных. Но, если вдуматься, далеко не все длинноногие фотомодели могут считаться разумными существами. Мерзкого вида помойные тваритоже не относятся к разумным. Зато самые обыкновенные мурки могут по некоторым способностям превзойти хозяев.

В «Третьей страже» официально существовало три подразделения, связанные с тем, что посвященные называют спектром энергетики, а непосвященные «цветами магии». Но было и еще одно. Пожалуй, когда Марина впервые очутилась в «Страже», ее больше всего поразили не магические действия, не мысль о параллельном мире, а картина, знакомая каждому, кто хоть раз побывал в здешней столовой. К расставленным в специально отведенном месте мискам неторопливо и чинно шествовали кошки – каждая к своей. Ни шума, ни драк не возникало: каждое животное знало отведенное ему место. И, видимо, каждая кошка знала свою роль в «Страже»…

– А что Лукреция? – спросила Марина.

– А, так ты еще не знаешь! – вообще-то, в ведении Корвина состояло большинство кошек, но Лукреция была любимицей. – У нее котята…

То, что кошке было уже пятнадцать лет, не считалось важным обстоятельством. Маги живут долго, и надолго сохраняют силы и молодость. Кошки при них не были исключением.

– Потом посмотришь, – улыбнулся Кор. – Просто чудо…

– Что-то наши Светлые задерживаются, – сказал, между тем, Рэкки. – Не иначе, поймали-таки зомби на кладбище…

– Это вряд ли, – задумчиво проговорил Алекс. – Скорее, пытаются выяснить все обстоятельства. Если второй мертвец – такая же гадость, как эта Лидия Максимовна…

– Что вряд ли, – покачал головой Рэкки. – Скорее, глупец. Нужно будет выяснить, отправлял он послание госпоже Дюпон, или нет. И если отправлял, дело примет совсем иной оборот.

Остаток дня Марина посвятила домашним делам, телевизору, вручению сувениров из Англии – всем тем мелочам, которые и делали ее жизнь в «Страже» приятной и уютной. Зашла она и к Корвину – полюбоваться на котят. Лукреция хмуро заворчала, почувствовав, что в комнате есть кто-то еще, но, увидев Марину, решила сменить гнев на милость, потерлась об ноги и тихонько мурлыкнула: мол, посмотри, какие у меня симпатичные дети.

Котята и в самом деле были симпатичны, и в другое время Корвин увлеченно рассказывал бы обо всех их проделках. Но сейчас он был мрачен и собран. Если правда, что «стражники» взяли след, то… То, если предчувствия не обманут, предстоит долгий бой. Эта госпожа Дюпон в любом случае – далеко не простой шарлатан, а нечто куда худшее.

Его беспокойство передалось и Марине. Даже кошка тихо и настороженно прошла к своему ящику, что-то приказав котятам.

Интуиция не подвела Корвина и теперь. Когда оперативники из «Асгарда» прибыли с кладбища, выражение их лиц и в самом деле было кладбищенским. Зомби отловить не удалось. Зато выяснилось, что покойный, сбитый три недели назад машиной, вряд ли заслужил какое-то особое проклятие. Скорее уж, при жизни ему просто могли набить морду – да и то, если стал бы нарываться.

Лысоватый и невзрачный сорокалетний мужчина с фотографии не был доносчиком, не ломал ничьих судеб. И уж ни в коем случае, если бы он надумал сдавать квартиру, не стал бы изгонять людей, просрочивших плату. Скорее уж, простил бы их…

Игорь Николаевич злодеем по призванию не был. Вот бабником был – что правда, то правда. Особенно в последние месяцы своей грешной жизни.

Глава 3
Охотники и жертвы

Как правило, люди вроде Изабеллы предпочитают не бывать там, где много людей. Многолюдные гуляния вроде пивного фестиваля, шумные толпы в день города – уж точно не для них. Да и в «час пик» в метро они не любят соваться. Как там заповедал классик? «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»? Правильно сказано! А отсюда вывод: хочешь быть свободным от общества – не живи в обществе. А Изабелле давно уже хотелось быть свободной от общества.

Вот только сделать это было невозможно. И собственными правилами приходилось пренебрегать. Особенно сейчас, когда она, наконец-то, решилась покончить с нечистью, которая питалась именно толпой. Эмоции людей толпы были необходимы твари,как воздух или еда. Вот именно, людей толпы. Тех самых, для которых в разные эпохи придумано очень много названий. Как правило, очень добрых. Например, «чернь». Или же – «быдло».

«Быдло!» – с отвращением прошептала Изабелла, словно бы сплевывая это слово. Среди тех, кто гнался за счастьем и находил собственную смерть, других и не попадалось, да и быть не могло. Только быдло, которое уверили, что оно вытянет счастливый билет. Просто так, «на халяву», как принято говорить в этой стране, ныне избранной полем деятельности для нечисти. Быдло легко становилось меченым. И умирало, так и не сознавая, что, собственно, приключилось. Ну, или же меченыйумирал после встречи с Изабеллой – тем более, не понимая ничего, но, по крайней мере, почти безболезненно.

Для поиска меченыхИзабелле и приходилось поступаться собственными правилами. Пожалуй, будь ее воля, она села бы в электричку и уехала бы куда-нибудь в Павловск – подальше от Петербурга с его шумом и толпами на Невском, от людного метро и толчеи в универмагах. Пожалуй, она уезжала бы туда рано утром, а возвращалась бы в город поздно вечером, весь день гуляя по старинному парку. …Но в это время тварьиз далекого города в Европе будет вытягивать энергию и жизнь из очередных жертв. И этому пиршеству Изабелла должна помешать. Иначе и прогулка по безлюдным аллеям парка, и одиночество будут ей не в радость.

Неважно, что жертвами становятся искатели «счастливого билета», люди толпы, «чернь». Во-первых, и в толпе изредка попадаются люди – ведь не все жертвы тварибыли такими уж пропащими. Изабелла, при всей ее огромной «любви» к человечеству, отлично это понимала. Может быть, кто-то, к примеру, решил «заработать» денег на лечение – и даже не для себя, а для близких. Можно сколько угодно издеваться над любителями «халявы», но ведь не каждый может своим горбом заработать на дорогую операцию. Или на то, чтобы жить в нормальной квартире. Вот и хватаются люди за соломинку, полушутя заполняют анкету, надеясь на чудо в самом глубоком уголке души. Их желание сбудется. Со всеми «побочными эффектами», разумеется.

Во-вторых, «соискатели счастья» нужны тваритолько сейчас – для поддержания энергии. А потом будут и другие жертвы – если источник энергии для тваривовремя не рассмотреть и не уничтожить. И вот среди них наверняка окажется немало вполне достойных людей.

Поэтому нечего и думать о поездке в Павловск, не говоря уж о более далеких путешествиях. Об этом и мечтать нельзя. Точнее, уехать-то как раз, возможно, и придется – чтобы лицом к лицу встретиться с уже достаточно выбитой из равновесия тварью, если та не пожелает покинуть место своего обитания. А уж потом можно отправляться куда угодно, если «потом» наступит вообще.

Конечно, Изабелла отлично знала, как теперь зовут тварь. Но человеческие имя и фамилия никак не вязались в ее сознании с образом нелюди. Каким бы именем не звалось существо, выкачивающее из людей их энергию и саму жизнь, человеком оно уж точно не было.

…Изабелла вышла из вагона метро в вестибюль, осмотрелась. Мимо нее, едва не задев корзинкой, прошла полноватая женщина. Из корзинки, закрытой марлей, донесся жалобно-испуганный мяв. Вероятно, кота везли с дачных гулянок домой, в городскую квартиру. Должно быть, хозяйке пришлось изрядно попотеть, гоняясь за зверем по грядкам и клумбам.

«Ну, хорош плакать, приятель, успокойся», – Изабелла невольно коснулась сознанием кота, и тот и в самом деле затих на дне корзинки.

И как раз в этот момент – Изабелла была уверена, что ей это не почудилось – она заметила что-то настораживающее. Пассажир (или пассажирка), садившийся в вагон, меченымне был. Просто его аура сильно отличалась от того, что обычно можно встретить у людей. Такой могла предстать перед посвященными и сама Изабелла – если бы не было долгих лет, научивших ее не выделяться ничем, никогда и ни для кого.

Меченыхздесь не было, поэтому Изабелла решила добраться до пересадочной станции. Уж там-то, в толпе, она обязательно встретит сегодняшнюю жертву.

Изабелла тяжело вздохнула. Пожалуй, нелюбовь к толпе у нее с юности. Слишком хорошо она все помнит – например, бешеную толпу в «городе света». Давно все это было, пора бы и позабыть – да как-то не получается. К тому же, именно тогда она и увидела впервые тварь. Только, разумеется, понять не могла, кто перед ней.

* * *

Париж, 21 января 1793 года.

– Везут, везут!.. – прошелестело по толпе.

В задних рядах началось какое-то движение, оно передалось тем, кто стоял ближе к помосту. Изабелле больно наступили на ногу, тут же она услышала:

– Простите, гражданка!

Сказавший это человек даже не посмотрел на нее, его мысли были заняты совсем не этим – похоже, он решился протолкаться к самому помосту.

И не он один, уже через минуту Изабелла почувствовала, что ее сжали со всех сторон. Ей неожиданно захотелось выбраться из этой душной толпы. Людской толпы, пришедшей посмотреть, как будут убивать человека.

Честно говоря, все слова о миге, который запомнит история, о последователях Брута, казнящих тиранов, ее нисколько не трогали. Такие речи горланили студенты на собраниях секций, и к ним можно было не прислушиваться. Те, кто поумнее, разъяснял на тех же собраниях, что казнь предотвратит большую кровь, что республика в опасности, и в такое время на одной чаше весов – жизнь всех, на другой – жизнь одного-единственного человека.

Речи выслушивали, ораторам аплодировали – а теперь, в это холодное январское утро, толпа горожан пришла на площадь Революции, в центре которой стоял помост со странного вида механизмом. Помост оцепили национальные гвардейцы в своей сине-бело-красной форме. Но и без них от сочетаний синего, белого и красного цвета рябило в глазах – ленточки или кокарды этих цветов виднелись почти на всех. Даже Изабелла ими не пренебрегла – прикрепила к платью патриотическую кокарду. На всякий случай.

Командир гвардейцев скомандовал что-то подчиненным, и те начали легонько теснить толпу. Напирали, впрочем, не сильно – ведь и гвардейцы, и их командир, и любой уличный зевака – все они были гражданами, равными среди равных. Гражданином ныне звался даже тот, чья голова должна была слететь с плеч – правда, был он осужденнымгражданином.

– Ну что, скоро там? – бодро выкрикнул кто-то из зевак, обращаясь к гвардейцам. – А то уж заждались этого кровопийцу!

– Вчера он кровушку пил, а нынче из него кровушку выцедим! – заверил его приятель.

– Тише, спокойней, граждане! – увещевал один из гвардейцев расходившихся зевак. – Все увидите! А теперь – шаг назад, граждане! И еще! Вот так…

Толпа еще раз колыхнулась, и Изабелла оказалась плотно притиснутой к какой-то гражданке – судя по заплатанной одежде, та была из самых низов, из «добродетельных домохозяек», у которых дома, в общем-то, и не было – уж, скорее, конура.

Хотя эта женщина могла быть кем угодно – сейчас было модно рядиться под бедняков-санкюлотов. Да и безопаснее.

Мысли Изабеллы, прерванные движением толпы, потекли дальше. Честно говоря, она никогда не видела человека, которого сейчас везли через толпу, запрудившую площадь Революции, на казнь. При дворе Изабелла не состояла, хотя знала, что его величество, а в особенности – королева, – нередко посещали ее коллег по ремеслу. Вот только эти посещения, похоже, нисколько им не помогли. Быть может, они обращались к гадалкам просто так, ради развлечения.

Изабелла, или же, «мадемуазель Исабо», как назвали ее здесь, была именно гадалкой. Ее счастье, что она жила именно теперь, а не лет на сто раньше – тогда за такое и на костер можно было бы угодить. А сейчас гадание стало развлечением, и все больше и больше людей верили, что нет ни Бога, ни Дьявола, ни чудес. Тем более, республика эту веру всячески поощряла.

Но работать Изабелле не запрещали (хотя она свою работу не афишировала), к тому же, клиентов у нее было довольно много даже теперь. Все по мелочи – порча, любовный приворот. Это было при короле, это осталось и при республике. Разве что обращение поменялось – теперь положено всех называть гражданами. Так что нечему удивляться, когда очередная клиентка, смущенно улыбаясь, начинает просить: «Я знаю, что у моего мужа, гражданина Анри Леклерка, есть любовница. Гражданка, помогите его удержать…» А другая слезно просит навести порчу на гражданку Мари Эруэль, которая расстроила свадьбу…

Конечно, способностей у Изабеллы было куда больше, чем требуется для такой ерунды, как сглаз и приворот, но их лучше всего было не выставлять напоказ. Ее прабабка была сожжена на костре в Испании, и эта история, передававшаяся из поколения в поколение, стала залогом некоторой осторожности – даже когда бабка Изабеллы обосновалась в чуть более вольной Франции.

…Хотя в толпе было почти жарко, отчего-то сейчас Изабелла почувствовала, что на дворе – неласковый январь, а над городом дует холодный ветер. Она слегка повернулась – и встретилась взглядом с той самой «добродетельной домохозяйкой».

– Простите, милочка, если я вас толкнула, – сказала женщина, обращаясь к Изабелле. И это обращение, столь непривычное сейчас, и хорошо поставленный голос говорили только об одном – рядом с гадалкой стояла ряженая, возможно, даже из бывших аристократок.

– Нет-нет, ничего, – Изабелла кивнула, успев рассмотреть лицо еще не старой женщины с пронзительно-холодным взглядом синих глаз.

– Как вы думаете, мы все отсюда увидим? – продолжала «домохозяйка», слегка облизав губы.

– Да, – согласилась Изабелла, которой отчего-то сделалось очень не по себе – то ли от холода, то ли от ожидания казни.

Толпа еще раз качнулась, и Изабелла вместе со своей соседкой оказались в первых рядах, хотя, вроде, и не думали прорываться. Теперь помост был прямо перед ними, он виднелся из-за спин гвардейцев.

– Ну, сейчас… – пробормотала «домохозяйка», вновь нервно облизывая губы.

У лестницы, ведущей к помосту, появилась процессия. Ее возглавлял незнакомый Изабелле человек в форме гвардии, поодаль от него держались несколько штатских. А за ними конвоиры вели человека в белой рубахе, рядом с которым шел аббат, напутствовавший идущего на казнь.

– И вороньё при нем! – заорал кто-то в толпе. – И его побрейте, с королишкой заодно!

– Бритую макушку – под бритву!

– Смерть! – подхватили другие голоса.

Изабелле показалось, что орут все, но это было далеко не так. Кто-то мог и посочувствовать осужденному – если не словесно (это было слишком страшно), то хотя бы взглядом.

Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого многоголосого рева. Но звук все равно проник бы в ее сознание:

– Смерть! Смерть Луи Капету! Смерть королям!

Толпа жаждала крови, жаждала невиданного доселе зрелища. Нет, конечно, все знали, что в Италии давно уже казнили преступников при помощи падающего топора. Но республика не просто взяла этот способ на вооружение, она усовершенствовала его, довела до идеала. Кто бы мог сомневаться – на то и республика, чтобы все в ней было совершенством!

Казалось, воплям не будет конца. Но, наконец, крики начали затихать, человек в форме, стоявший на помосте, подал знак рукой, и раздалась резкая барабанная дробь.

Наступила тишина.

Изабелла взглянула на помост. Тот, кто еще совсем недавно повелевал всей Францией, не выглядел величественно перед смертью. Он был испуган и растерян, чувствуя приближение смерти и уже потеряв всякую надежду. Одутловатое лицо, бледность – вот что бросилось ей в глаза в первую очередь.

Тем временем, один из штатских начал зачитывать приговор, составленный Национальным Конвентом. Перечисление злодеяний осужденного было не слишком долгим, казалось, самая большая его вина – в том, что он был королем Франции. Вероятно, так оно и было.

Оратор закончил зачтение приговора. Теперь Изабелла узнала его – это был один из вожаков митингующих толп, ныне, судя по всему, избранный в Конвент.

Теперь настала очередь финала.

Депутат конвента убрал бумагу, подошел к аббату, неприязненно спросил о чем-то (до Изабеллы, оказавшейся впереди, долетели слова «можно бы и быстрее…»)

А дальнейшее случилось в считанные минуты.

Осужденный в последний раз поцеловал крест, ему связали руки за спиной, бросили лицом вниз на гильотину. И оказавшийся на помосте высокий человек с испитым лицом дернул за рычаг.

Толпа замерла, по ней прошел вздох. Кажется, ахнули даже те, кто только что выкрикивал: «Смерть!»

Изабелла прикрыла глаза – а когда вновь посмотрела на помост, палач уже показывал окровавленную голову короля народу – перед тем, как бросить ее в корзину.

Это уже потом сочинят, будто аббат благословил короля, сравнив его с Людовиком Святым, это уже после станут говорить, будто сам король обратился с кроткой речью, простив всех своих врагов, как истинный христианский государь. Действительность была куда будничнее. И куда страшнее.

И снова толпа вновь разразилась буйными нестройными возгласами, качнулась вперед, к эшафоту, с которого сняли оцепление.

– Идемте же, я вижу, что вам тоже интересно! – соседка Изабеллы подхватила ее под локоть, и в следующий миг девушка оказалась почти что рядом с помостом, который уже не охраняли гвардейцы.

«Добродетельная домохозяйка» выхватила носовой платок и каким-то невероятным образом дотянулась до капель крови, стекавших по доскам эшафота.

– Это вам – за сожженных тамплиеров! – заорала она, подняв платок над головой, словно знамя. – Как вы с нами – так и мы с вами! Смерть! – орала она, приходя в безумный экстаз.

– Смерть! – подхватили стоявшие рядом. – Смерть Людовику! Смерть королям!

Казалось, безумие «добродетельной домохозяйки» передалось всей толпе, всем, кто сейчас окружал Изабеллу. Она хотела закричать – нет, не от ненависти, а от ужаса перед происходящим. Но вместо крика из ее горла вырвался хриплый кашель.

– Смерть! – продолжали орать в задних рядах. И теперь казалось, что это безумие воцарится на площади навсегда.