Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– Как прикажете, Ваша Милость. И чай поставлю, и к чаю соберу.

Зайдя в дом, Марфа сменила шляпку на наколку, а на приличное темно-серое платье с вышитым воротничком надела фартук, что принесла с собой.

– Ваша Милость, Вы не против, что я в своем платье? Мне ведь придется в город выходить – за покупками, с поручениями Вашими…

– Да как тебе удобно. Давай сразу в кухню пройдем.

Марфа огляделась:

– Ваша Милость, а самовар у Вас где? Не вижу его.

– А у нас его нет.

– Нет? С ним намного сподручнее, ежели только чай ставить, а не готовить. Зимой, понятно, печку топить хорошо – и для готовки, и для тепла в доме. А летом и жара ненужная, и расход угля или дров лишний.

– В приданом самовара не было, а сами мы с Яковом как-то и не подумали об этом. Да и все равно я его разжигать не умею…

– Ну я-то умею. Надобно купить.

– А сколько самовар стоит?

– Так смотря из чего и сколько в нем весу. Вам на двоих с Яковом Дмитриевичем даже если с гостями, ведерный-то, поди, ни к чему. А с полведра или чуть поменьше, пожалуй, подойдет. Можно и чаю попить вдоволь, и для другого горячую воду использовать – для бритья или омовения, к примеру, если понадобится. У нас в усадьбе такое случается. Конечно, самовар у нас не один, и на большую компанию есть. Тот, что буфетной, где-то на полведра – и чаю князюшке попить, и если нужно, для других целей тоже.

Анна вспомнила, что когда по прибытии в усадьбу Павлу нужно было привести себя в порядок перед срочным отъездом в Петербург, Матвей налил в ведро горячей воды из самовара, стоявшего в буфетной, и понес его наверх в комнаты Его Сиятельства.

– Да, пожалуй, самовар вещь нужная. Только покупку придется отложить до того, как Яков Платоныч жалование получит.

– У меня есть деньги, от Его Сиятельства. На домашние траты.

Марфа решила не уточнять, что деньги, что у нее были, утром ей дал Виктор Иванович, пригласив ее в кабинет. Павел Александрович просил, чтоб он нашел прислугу для дочери с зятем и потом платил ей. Но князь отправил Марфу, поэтому вся сумма, которую он дал своему поверенному в Затонске, оказалась не потраченной. Денег Павел Александрович обратно не возьмет, в этом Виктор Иванович был уверен. Вот он и посчитал, что будет справедливо дать часть этой суммы Марфе, если ей понадобится купить что-то в Затонске, ведь всего с собой не перевезешь, а часть использовать на ведение хозяйства в доме Штольманов. Марфа ответила, что если для нее самой что-то понадобится, то ей деньги Его Сиятельство и так дал. Лучше пусть они на домашние расходы пойдут. У молодых-то, может, в хозяйстве чего нужного нет. Вот, она как в воду глядела – самовара нет, а надобен.

– Не знаю даже, – ответила Анна Викторовна, – удобно ли так…

– А чего ж неудобного? На вещь хорошую деньги потратим, а не на глупость какую… Павел Александрович приедет, сам из этого самовара чай будет пить.

Последний довод показался Анне очень весомым:

– Хорошо, позже сходим в лавку, где продают всякую утварь. А пока на плите воду вскипяти, а я переоденусь.

– Помочь Вам, Ваша Милость?

– Нет, не нужно, я же не в вечернее платье буду облачаться.

Анна надела голубое платье с синим цветочным рисунком, которое любила.

– Как же Вам оно идет, Ваша Милость! – сделала комплимент Марфа молодой хозяйке. – Прям под цвет глаз! Что ж Вы его в усадьбу не брали?

– Мне оно показалось простоватым. У Павла Саныча ведь еще и графиня в гостях была, а у нее наряды сама видела, какие…

– Видела, и обряжала в них графиню. И прически ей делала. Бывало, за час еле управлялась.Только толку-то? Его Сиятельство все равно с Вами больше времени проводил, чем с ней… Может, поменьше бы графиня старалась перед Павлом Александровичем титулованной дамой быть, он, глядишь, к ней и по-другому расположен был… А так, подобных ей в столице, да и не только там видимо-невидимо…

– Не скажи, Марфа. Наталья Николаевна – исключительно красивая женщина, таких немного.

– Ох, Анна Викторовна, мало Вы еще жизни знаете… На красоту только глядеть приятно, а жить-то с человеком, с тем, что у него внутри – с душой и сердцем его, а не с тем, что снаружи… На внешнюю красоту всерьез только пустой человек зарится, а Павел Александрович не таков. Только графиня этого до сих пор не поняла, хоть дважды замужем побывала.

– Марфа, она за обоих своих мужей по любви выходила. Первый ее муж был другом графа. Они по нему оба скорбели, так и сблизились. А граф красавцем не был, да и ранен был сильно, но человеком был хорошим, вот Наталья Николаева его и полюбила…

– Что ж она тогда в Павле Александровиче человека разглядеть не может, а только князя и видит?

– Не знаю, Марфа, – вздохнула Анна. – Хорошая ведь супружеская пара могла бы быть…

– Могла, да никогда не будет, – уверенно сказала Марфа. – Не та она особа, чтоб ей Павел Александрович сам чай заваривал… Ваша Милость, Вы присаживайтесь, я сейчас все с кухни принесу, и чай, и все остальное.

Она вернулась с подносом, на котором был чайник с сахарницей и чашка с блюдцем, а также тарелочка с пряником:

– Ваша Милость, я больше ничего к чаю не нашла.

– Так Яков Платоныч не покупал, видно, ничего. Без меня-то дома, наверное, чай и не пил. Только у себя в управлении.

Анне хотелось пригласить Марфу выпить чаю с ней, но не будешь же делить единственный пряник – не голод ведь, когда последним куском делятся…

– Анна Викторовна, Вы чаевничайте. Если Вам ничего не нужно, я пойду делами займусь.

– Нет, Марфа ничего.

Чай был вкусный, Марфа умела его заваривать. Только пить его в одиночестве все же было не так приятно как в компании Якова или Павла, поэтому Анна потратила на чаепитие всего несколько минут. За это время Марфа привела в порядок маленькую спальню – взбила подушки, застелила кровать и аккуратно положила клетчатую пижаму и домашнее платье поверх одеяла. Что ж поделать, если у новых хозяев нет гардеробной, где обычно господа переодеваются.

Анна нашла Марфу в комнатке, которую они с Яковом приспособили под кладовку.

– Анна Викторовна, нужно разобрать вещи, которые Вы в усадьбу брали. Что в шкаф повесить, что почистить, что постирать, что починить… Вы скажите, куда какие платья…

– Марфа, шкаф, что в спальне, у нас небольшой – нем только костюмы Якова Платоныча и несколько моих платьев, тех, что обычно ношу. Вечерние платья нужно будет обратно в сундуки сложить. Я ведь их не надеваю…

– Как это не надеваете, Ваша Милость? А на приемы, на званые вечера в чем же ходите? – удивилась прислуга.

– Так не ходим мы туда с Яковом Платонычем… Как поженились, только праздник для родных и друзей в Дворянском собрании устраивали и на балу одном были. В некоторых платьях, что я у Павла Саныча была, Яков меня и не видел…

– Он что ж таких развлечений не любит? Или танцевать совсем не умеет? Так ведь танцам-то можно и не в юности научиться…

– Нет, танцует он прекрасно. Только все как-то не складывается у нас выбираться, как говорят, в люди…

– Ну в Петербурге-то будет по-другому. Даже если Якову Дмитриевичу недосуг будет, с Павлом Александровичем пойдете или на бал, или на суэре какое. Одна Вы дома в столице сидеть скучать не будете… вот как сейчас…

– А мне и с тобой не скучно…

– Будет Вам, Ваша Милость, – махнула рукой Марфа и подумала о том, что другая хозяйка только бы указания дала, а сама поскорей из дома – с подругами своими посплетничать или по магазинам за шляпкой или кружевами, или к портнихе. А девочка эта другая совсем, посиделки с другими дамами, которые только наряды обсуждают да мужьям кости перемывают, не по ней. С графиней компанию она не стремилась делить, все больше с Павлом Александровичем, с которым и по душам разговаривала, и про всякие житейские дела… а теперь вот с ней… И все же придется ей привыкать к новой жизни в столице, той, что не у жены полицейского чина, а у княжеской родственницы. – Анна Викторовна, как вот такое платье в сундуке хранить и людям в нем не показываться? – спросила она о платье цвета чайной розы, которое хозяйка надевала в последний вечер в усадьбе, что провела вместе с Его Сиятельством. – А это? Это просто чудо расчудесное! – кивнула она на расшитое жемчужинками платье в сундуке у окна. – Можно его вынуть посмотреть?

– Смотри, конечно, – разрешила Анна.

– Ох, Ваша Милость, Вы в таком платье всех столичных дам затмите, ту же графиню… Поди, в нем так и хочется в вальс пуститься…

– Марфа, я в этом платье как раз с Яковом Платонычем вальс и танцевала… Когда мы начало нашей семейной жизни праздновали.

– А подвенечное платье у Вас, Анна Викторовна, наверное, еще прекраснее этого было.

– Не было у меня подвенечного платья, – тихо сказала Анна. – Мы с Яковом тайно венчались… Когда он скрывался… Его же в смерти князя, соседа нашего, обвиняли… Князь ко мне сватался, но я согласия ему не дала…

– А на Его Милость, стало быть, думали, что раз сватался тот князь к Вам, то Яков Дмитриевич не стерпел такого, хоть Вы и отказали?

– Там много всего было, не только это, – не стала вдаваться в подробности Анна. – Поэтому и обвенчаться нам пришлось в тайне…

– Лучше в тайне да по любви, чем при всем честном народе, но по принуждению или только из-за выгоды, – изрекла Марфа. – Вон у других и венчание в богатой церкви, и свадебный пир горой, а живут как кошка с собакой, одна все время шипит, другой гавкает…

Анна рассмеялась:

– Да, бывает так. Слава Богу, не у нас с Яковом.

– Анна Викторовна, тут на подоле чуть шов распустился, – заметила Марфа. – Я зашью, пока дальше не пошло. Я так искусно как Глаша шить не умею, но лучше многих. За дырку на видном месте на дорогом платье я, конечно, не возьмусь, с этим лучше к модистке, чтоб к примеру, вышивкой закрыла. А коли шовчик распоролся как здесь или на нижней юбке дыра, я могу аккуратно починить. Где у Вас нитки с иголками?

Анна принесла шкатулку, Марфа умело подшила подол.

– Вот, теперь хорошо. Может, Якову Дмитриевичу что-то зашить нужно?

Анна подумала, что кое-что из гардероба Якова лучше бы было не зашить, а выбросить, а вместо этого купить новое.

– Марфа, хочу тебя спросить о кое о чем… деликатном… Якову Платоновичу не мешало бы белья купить. Как его заставить сходить в лавку или к портному?

– Да, есть такие мужчины, которые не любят этим заниматься. Ну не хочет, сами сходим. Возьмем его нательное, чтоб размер знать, и купим или закажем. Он ведь обычное исподнее носит, не заграничными портными сшитое.

– Как Павел Александрович?

– У Его Сиятельства всякого хватает. Есть и из-за границы, и из английского магазина в Петербурге, и от столичных портных…

– Мы с Яковом Платоновичем были в английском магазине, он там пижамы себе купил.

– У Его Сиятельства тоже есть. Такие, как у Якова Дмитриевича. Хорошая вещь, удобная. И ему идет.

Анна чуть было не сказала, что она сама видела князя в пижаме. И поинтересовалась у Марфы:

– Ты что же Павла Александровича в пижаме видела?

– Видела. И не только в пижаме, но и без нее тоже.

– То есть совсем без ничего? – уточнила Анна.

– Ваша Милость, я же прислуга. Некоторые господа прислуги совсем не стесняются, как будто и не люди они… Не то что Его Сиятельство. А нагим я его случайно увидела – Демьян занят был, пришлось мне Павлу Александровичу на речку записку нести, что его во дворец срочно требуют. Я пошла к тому месту, где они с Сашей купались. Там тропинка кривенькая, я их увидела, только когда приблизилась. Они там рядом на песочке лежали в чем их мать родила и разговаривали… Внимания сначала не обратили, видать, думали, что Демьян пришел…

– И каков он? – поинтересовалась Анна.

– Который из них? – не смогла сдержать усмешки Марфа.

– Павел Александрович.

– Мужчина как мужчина – голова, две руки, две ноги и остальное все при нем, природой-матушкой не обижен. Как и Саша – все же его сын.

– Марфа, я не об этом спрашивала, – смутилась Анна. – А о том, как Павел Саныч сложен. Какая фигура у него, наверное, мышцы одни, он ведь физическими упражнениями занимается, фехтованием… – ей было любопытно потому, что после того, как Павел фехтовал с Демьяном, он переодевал рубашку и попросил ее отвернуться.

– Очень хорошо сложен, хотя и немолод уже. Хоть сейчас статую с него лепи.

– А шрамы у него есть?

– Какой же офицер без шрамов, коли он на войне был? На левом плече отметины от пули, что насквозь прошла.

«Как у Якова», – подумала Анна.

– Еще сбоку и на бедре. Тонкие шрамы, полосы только, не страшные как у некоторых. Хорошая рука была у того доктора, кто его зашивал.

– Когда он с войны вернулся, жил в усадьбе?

– Больше в нашей усадьбе, но и в Стрельне тоже. Дмитрий Александрович там специально по его возвращении усадьбу купил – она на море, а морские купания, говорят, хорошо помогают здоровье восстанавиливать… У Дмитрия Александровича на взморье около Риги была усадьба, только туда ездить далеко. А Павлу Александровичу по службе все же нужно было в Петербург наведываться… Когда он у брата в Стрельне гостил, у нас в усадьбе в некоторых комнатах ремонт сделали – к примеру, в той спаленке, что рядом с его кабинетом. И еще в той комнате, где бильярдный стол потом поставили. Чтоб Его Сиятельство лучше руку разрабатывал после ранения в плечо. Он ведь обеими руками управляться может – и стреляет, и фехтует… На войне-то, наверное, ему это шибко помогло, чтоб в живых остаться…

– Вы очень боялись, что Павел Александрович мог погибнуть?

– Конечно. Не за себя, за него переживали, ведь и человек прекрасный, и хозяин, какие редко бывают… Мы-то что, мы бы все равно в усадьбе остались – она бы Александру Дмитриевичу досталась, и ей бы Дмитрий Александрович управлял, пока тот не вырос.

– Марфа, ты знаешь такие подробности…

– Так Павел Александрович сам нам сказал об этом. Что беспокоиться не о чем. Что если он не вернется, Дмитрий Александрович усадьбу не продаст, ее Александр Дмитриевич унаследует.

– Он о таком говорил слугам? – удивилась Анна.

– Говорил. Всех нас тогда собрал и объявил об этом. Мы ему в ответ, что, мол, о таком лучше и не думать. А он сказал, что о таком как раз нужно думать. Поскольку это касается не только его самого и его родственников, но и людей, которые ему верой и правдой служили.

– Он во всех своих поместьях известил слуг об этом?

– Не думаю. В том имении, где он вырос, и в другом, что рядом с поместьем Дмитрия Александровича в Лифляндии, слуг в основном управляющие нанимали, так как туда Его Сиятельство ездит редко. А если и едет, то берет Демьяна и Трофима. А в нашу усадьбу он отбирал людей очень тщательно, как в свой дом в Петербурге. Причем сам судил о человеке, а не на чужое мнение полагался…

– Ты о том, что, мне как-то сказали, там у каждого своя история?

– Ну не у каждого, но у многих. Матвея, к примеру, один граф выгнал, обвинил его в том, что он деньги украл.

– Так что ж он его в полицию не сдал, если тот кражу совершил? – спросила жена начальника Затонского сыска.

– Так Матвей не крал ничего. Он честнейший человек, оговорил его барин. Он и сам не был уверен, что это дворецкий. Но кого-нибудь надо было обвинить… Его Сиятельству про него Демьян сказал, что тот новое место ищет, только не берут его никуда – слухи-то о том, что он нечист на руку, уже поползли. Павел Александрович сказал, что ему на слухи плевать с высокой колокольни, к тому же он уверен, что дворецкий ничего не воровал. Он предполагает, кто украл деньги – один из сыновей графа, который завел новую содержанку-мотовку. Вот только графу проще в воровстве обвинить слугу, чем признать, что его собственный сын – вор. А Матвею сказал, что верит ему, что у графа он ничего не крал, но ежели в его доме что-то пропадет, то он будет первым на подозрении. Матвей чуть князю ноги целовать не бросился, что он на службу его взял.

А недели через две посмел спросить Его Сиятельство, не нужен ли тому повар отменный. Он знает одного, у того тоже на службе не все ладно. Хозяин его мнительный очень, в последнее время вообразил, что повар на его жену стал заглядываться да еще и отравить его задумал. Вот он и хотел на новое место поступить, пока барин сам чего негожего не съел и ему отравление не приписал. Павел Александрович решил, что повар ему подходит, мол, жены у него нет, чтоб на нее засматриваться, сам он ничего испорченного есть не собирается, скорее повара заставит это съесть – силой. Так и сказал Харитону, что если он приготовит что-то непотребное, то будет стоять над ним с револьвером, пока тот все до последней крошки не съест.

– Суров у вас хозяин, – усмехнулась Анна.

– Не то что бы суров, но порядок любит, чтоб все делалось ладом, а не как у некоторых бывает через пень колоду. Постращал он, конечно, а как без этого, коли новый человек в дом приходит? Зато у нас в господском доме такой порядок, что другим и не снилось. А уж еда на столе у князя, говорят, получше, чем в иных столичных ресторанах. Да и у нас не как в других домах, где слуг или отбросами кормят, или тем, что негоже уже. Заморских явств, понятно, нет, простая еда, но свежая… Однако и нам удавалось попробовать то, что никогда бы слугам не позволили. Не раз бывало, что Его Сиятельству приходилось спешно уезжать, а для него что-то или уже сготовлено или еще на огне было… Тогда Павел Александрович говорил, чтоб его кушания между слугами разделили. И никогда Харитон и Матвей своим положением не злоупотребляли, как некоторые старшие слуги у других господ. Так что я раньше и рыбу фаршированную пробовала, и мясо с каким-то мудреным соусом, и тарталетки, и пирожные…

– А мне в поезде говорила, как можно еду с барского стола есть, – улыбнувшись, покачала головой новая хозяйка Марфы.

– Так я с барского стола и не ела, блюда на стол во флигеле ставились, – также с улыбкой ответила горничная.

– Я смотрю, ты, Марфа за словом в карман не полезешь…

– Это правда, и Его Сиятельство так говорит…

– Ты как с платьями моими закончишь, только пыль протри. Нам ведь в город надо.

– Да, в городе дел много – за продуктами на рынок, за самоваром в лавку…

– Я пойду почитаю книгу, что мне дал Павел Александрович.

Анна решила начать с “Эммы” Джейн Остен. С первых страниц роман увлек ее. Вот почему Павел назвал ее Эммой – потому что она как и та английская барышня пыталась, если так выразиться, сводничать… Только между ней и Эммой была разница, она в отличии от героини романа не только пыталась уговорить знакомых составить партию, которая, по ее мнению, могла быть удачной, но и сама нашла свою судьбу. Интересно, к концу романа Эмме все же повстречается молодой человек, который сможет завоевать ее сердце? Но Анна не успела прочесть и двух следующих глав, как пришла Марфа.

– Ваша Милость, с Вашими нарядами я управилась. Вы приказали пыль протереть. Прикажете подождать, когда Вы чтение закончите? Или разрешите при Вас?

– При мне. У нас не так много пыли, чтоб я расчихалась, если ты этого опасаешься.

Марфа прошлась метелочкой по мебели и остановилась у пианино с портретами.

– Это тот праздник, что Вы говорили, Ваша Милость, когда Вы с Яковом Дмитриевичем семейную жизнь начинали? – спросила она про фотографию четы Штольман, на которой Анна Викторовна была в платье с жемчугом. – Вы такая замечательная пара, так бы и любовался на вас…

– Да, это снимок с того праздника. Мне он самой очень нравится. Такой Яков собирается Павлу Александровичу послать.

– Его Сиятельству будет приятно. Поставит его у себя в покоях.

Анна подумала, вот еще один пример, как хорошо Марфа знает князя – сразу поняла, где будет стоять карточка – не в его кабинете, а личных комнатах.

– Смотрю я на Дмитрия Александровича, на матушку Якова Дмитриевича, на него самого, – сказала Марфа, смахивая пыль с другого портрета, – какая семья могла бы быть счастливая – жили бы в любви и согласии, деток еще нарожали. Если б не отец Дмитрия Александровича со своим сквалыжничеством… Дмитрий Александрович смог себя отцом проявить, только когда Сашенька появился. Матушка Якова Дмитриевича, поди, от разбитого сердца умерла, что ее с любимым разлучили да за нелюбимого выдали. А Яков Дмитриевич после сиротой вырос… Вы извините мое любопытство, Анна Викторовна, а портрета родителей Якова Дмитриевича нет? Я имею в виду матушки его и Штольмана? Хоть бы посмотреть, что за человек был тот, кто все же ему свое имя дал…

– Марфа, у Якова даже с матушкиного портрета не было, пока ему Саша не отдал тот, что у Дмитрия Александровича нашел. Павел Александрович говорил, что Штольман был высоким статным мужчиной, похожим на испанца, приятной наружности, с темными волосами и глазами…

– А как у сыночка глазки зелено-голубые увидел, сразу понял, что не его кровинушка, а князя Ливена… – вздохнула Марфа. – Говорите, ранее у Якова Дмитриевича даже портрета матушки не было? Он хоть помнит ее?

– Почти не помнил. В последнее время начал вспоминать.

– Знать бы, где тот портрет, что я в комнате у Дмитрия Александровича на полу находила. Хоть и младенец на нем Яков Дмитриевич, а все ж с матушкой…

– Вот он, – Анна достала портрет из комода. – Я его случайно нашла. Мне Павел Саныч разрешал в комнаты Дмитрия Александровича заходить…

– Отчего ж ему не разрешить? Вы ж Дмитрию Александровичу невесткой бы приходились.

– Я в комнате за ковер запнулась, налетела на секретер, из него ящичек выпал, а в нем этот портрет был, – сказала Анна Марфе то же самое, что и Якову.

– А что ж Яков Дмитриевич его со всеми на пианино не поставил?

– Сказал, что и так все пианино семейными портретами заставлено, куда еще…

– А, может, больно ему на него смотреть… Это ведь настоящий портрет, на самом деле срисованный с него и матушки, а не… воображением Дмитрия Александровича и художника созданный…

– И так может быть, – согласилась Анна.

Она окинула взглядом гостиную, Марфа не только смела пыль, но прибрала немного – сложила аккуратной стопкой книги, которые Анна получила в пользование от Его Сиятельства и, пролистав, в беспорядке положила на стол. Гостиная выглядела очень уютно.

– Марфа, спасибо, что так в комнате постаралась. Сейчас в город пойдем. Я только ридикюль возьму и туфли другие надену. Ой, нам еще нужно одну пару в починку отнести, у меня вчера каблук расшатался. Яков обещал башмачнику занести, но, видно, забыл.

– Ваша Милость, как будто у Его Высокоблагородия других дел нет, как по башмачникам ходить. На то прислуга имеется.

– Ну и к башмачникам он ходит – по служебной надобности, если они к преступлениям касательство имеют, – улыбнулась жена начальника сыскного отделения. – Марфа, я про твои служебные обязанности хотела спросить. Тебе Павел Александрович ключи от комнат доверял?

– Доверял, конечно, как без этого. Комнаты-то некоторые, бывает, и на ключ закрыты…

– Тогда если в городе кто-то будет слишком любопытствовать, кем ты у князя служила, скажем, что ключницей была. Что Его Сиятельство по своей доброте такую прислугу к племяннику отправил. Глядишь, некоторые к Якову Платоновичу большее уважение будут иметь…

– Это Вы о том, Ваша Милость, что князь настолько своего племянника ценит, что не комнатную прислугу ему дал, а рангом повыше для того, чтоб в его доме управлялась? Ох и голова у Вас, Анна Викторовна! – восхитилась Марфа. – Да, при таком раскладе и к Его Милости уважения будет больше, и мне в городе полегче. С горничной-то некоторые церемониться не станут, а вот с экономкой многого уже себе не позволят и на обман, о товарах своих, к примеру, не так просто пойдут. Так что получается, с какой стороны не взгляни, одна выгода.

========== Часть 9 ==========

Марфа посмотрела на свою хозяйку, которая вернулась с туфлями, ридикюлем и шляпкой в руках.

– Я только шляпку закреплю.

– Ваша Милость, позвольте мне к этой шляпке Вам прическу сделать? Несколько минут, не более.

– А по мне и так хорошо. Разве нет?

– И так неплохо… Но у Вас, Анна Викторовна, вон какие волосы богатые. А при этом фасоне шляпки их можно показать во всей красе.

– Ты меня точно не будешь как графиню час мучить? – с сомнением спросила Анна. – Прическа все же дело долгое… и болезненное.

– Ваша, Милость, это правда займет совсем немного, и за волосы я Вас не собираюсь дергать… Зато все увидят, что у Вас прислуга появилась, которую стоило из столицы привозить…

– Ну хорошо, – вздохнула Анна.

Марфа ее не обманула, ей потребовалось несколько минут, чтоб соорудить новую прическу и закрепить шляпку. Анна посмотрела в зеркало:

– Марфа, как?! Ты даже лишней шпильки не попросила, а прическа будто из журнала какого! Где ты так навострилась? Дамы-то у Павла Александровича нечасто бывают…

– Дамы нечасто, зато женщин вокруг много, – улыбнулась Марфа. – Жена управляющего Евдокия Кондратьевна, дочь их Арина, Глаша, другая прислуга… Я им прически делала, если, к примеру, праздник какой, и Павла Александровича нет. Конечно, не такие прически как дамам, попроще, но такие, которые им к лицу, и на которые времени мало уходит…

– Ты, наверное, и Наталье Николаевне могла прически быстрее делать? – хитровато посмотрела Анна на Марфу.

– Могла. А зачем? – усмехнулась Марфа. – Ей нравится, когда ее прислуга обихаживает. А Вам с Павлом Александровичем, глядишь, время лишнее чай вдвоем попить… из того сервиза, которым он так дорожит… Третьей-то чашки в том сервизе нет, на две персоны он только…

– Павел Саныч им действительно очень дорожит, но не потому, что фарфор мейсенский, больших денег стоит. Для него этот сервиз Елизавета Алексеевна заказала. А получил он его, когда ее уже не стало. Это ее прощальный подарок ему – чтоб он после нее пил чай с тем, кто станет ему дорогим человеком…

«Кто станет ему дорогим человеком», – повторила про себя Марфа.

– Простите, Ваша Милость. Стало быть, ценность этого сервиза в памяти, а не в стоимости… Я этого не знала, конечно… Мне казалось, что это в какой-то мере… прихоть Его Сиятельства. Что сервиз настолько дорогой, что даже больше чем на две персоны его князь купить не мог. А когда купил, решил, что если уж сам разобьет, то себя и винить будет, а не кого другого… А если уж и прикажет поставить вторую чашку, то только тому, на кого, ежели он побьет, зла держать не сможет… Вот только не понимала раньше, почему он этот сервиз не приказывал ставить ни для Дмитрия Александровича, ни для Саши, когда он вырос…

– Думаю, Дмитрий Александрович знал, чей это подарок, и понимал его назначение… А Саша, возможно, и не задумывался – ну не разрешает Павел Александрович никому кроме себя этот сервиз выставлять, какая в том беда, в доме вон сколько других сервизов, не менее дорогих и красивых…

– Ваша правда.

Анна еще раз глянула в зеркало:

– Теперь-то мы можем идти в город?

– Теперь можем. Ваша Милость, надо бы сначала туфли Ваши в починку отдать, а потом уж на рынок.

Так они и сделали – сначала зашли к сапожнику. Из дома напротив вышел доктор Милц, видимо, он навещал пациента. Анна окликнула его:

– Александр Францевич!

– О, Анна Викторовна! Рад Вас видеть! Вернулись от Его Сиятельства?

– Вернулась, и не одна, – улыбнулась Анна. – Позвольте Вам представить Марфу Федоровну. Она заправляла хозяйством у Павла Александровича в усадьбе, а вот сейчас у нас с Яковом Платоновичем.

– Приятно познакомится, – поклонился Александр Францевич красивой женщине, совсем не похожей на прислугу. – Милц Александр Францевич, здешний доктор. Врачую пациентов и обследую усопших. Добро пожаловать, Марфа Федоровна, в наш городок. Как он Вам?

– Я почти ничего еще не видела. Мы приехали только вчера.

– А устроились как? Надеюсь, не в мебелированных комнатах, где царит черт знает что? – спросил с опаской доктор Милц, зная о том, что у Штольманов в доме нет места для пристуги. – Простите, такой привлекательной женщине как Вы в подобном месте нужно быть очень осторожной. Там такие постояльцы бывают, что не неделя, так я там – то один так напьется, что на тот свет еле не отправится, то другой драку затеет, а то и поножовщину…

– Не извольте беспокоиться. Я у господ Мироновых живу, к Их Милостям только прихожу.

«Если у Мироновых, то, возможно, ненадолго там задержитесь, – подумал Милц. – Как бы от хозяйки в те же мебелированные комнаты не сбежали. С непривычки. Князь-то уж точно истерик не закатывает».

– Это хорошо. Как у Марии Тимофеевны здоровье? Как настроение?

– И со здоровьем, и с настроением все благополучно. И Виктор Иванович тоже в добром здравии.

– Вот и прекрасно. А если сами занедужите – бывает так у некоторых после переезда, то обращайтесь. Пожалуйте в больницу или в морг, – сказал Милц, не сводя глаз с новой знакомой.

– Александр Францевич, что ж Вы Марфу в морг приглашаете? – рассмеялась Анна. – Это только я к Вам туда хожу.

– Сплоховал, каюсь… Морг, конечно, неподходящее место… Меня еще, бывает, в полицейском участке можно найти…

Анна продолжала смеяться:

– Одно не лучше другого, то морг, то полицейский участок. Марфа подумает о Вас Бог знает что. Марфа, доктор Милц еще и патологоанатом, он помогает в расследовании преступлений, делает вскрытие и разные экспертизы. И знаешь, благодаря кому он стал им?

– Кому же?

– Дмитрию Александровичу! Он ему книги по медицине подарил, после того, как он Павла Александровича вылечил. А он увлекся этими книгами, – поделилась Анна о том, что когда-то рассказал ей Яков.

– Значит, Вы, доктор Милц, с князьями Ливенами знакомы?

– Знакомства, конечно, я никогда с ними не водил – не их я круга человек. Но Павла Александровича в его отрочестве как-то врачевал. И книги Дмитрий Александрович мне дарил… Но не подумайте, что я только книги по медицине читаю…

– А что еще?

– Газеты читаю. «Затонский вестник», к примеру, где статьи про Якова Платоновича и Его Сиятельство были. Ребушинский, журналист здешний, местных жителей развлекает, когда правдой, когда байками, когда и вовсе глупостями несусветными… Если он к Вам будет с расспросами про князей Ливенов приставать, проходу не давать, скажите, что или следователю Штольману об этом доложите, или адвокату Миронову, иначе не отвяжется, – посоветовал Милц.

– Это точно. Этот Ребушинский приставучий как банный лист, – подтвердила Анна.

– Сударыни, не соблаговолите составить мне компанию для прогулки в полицейский участок? Я ведь, собственно говоря, туда и собрался. Мне нужно сказать Якову Платоновичу пару слов.

– Как Марфа? Давай и правда зайдем к Якову Платонычу? – предложила Анна. – Рынок от нас никуда не убежит… А ты посмотришь, где Яков Платоныч служит. Вдруг придется когда обед ему туда нести…

– Давайте тогда Его Милости по дороге купим чего-нибудь. Негоже ему пустым чаем на службе довольствоваться.

Анна купила у лоточника несколько пирожков с разными начинками, и они направились к полицейскому управлению. Доктор Милц, которого очень заинтересовала новая знакомая, продолжил разговор с ней: