Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

– Так за неделю и не посетил ее? Зачем же тогда приглашал? – удивилась Анна.

– Ваша Милость, неужто Вы сами не догадываетесь?

– Нет.

– Не мог он Вас одну в первый раз привезти. Не слышал ведь о Вас до этого никто. А сейчас увидели, узнали Вас. В следующий раз и графиня не понадобится.

– Обидно ведь, наверное, ей… что внимания ей как женщине ни разу не оказал…

– А какая тут обида? Чай не супружница ему, чтоб на посещения благоверного рассчитывать. Да и муж не всегда жене ласку дарит… Ничего, потерпит, пока в Петербурге не встретятся, – вынесла вердикт Марфа. – А если не в терпеж будет и с другим кавалером амуры закрутит, то, возможно, это и к лучшему… Его Сиятельству для счастья другая нужна, та, у которой такая красота в душе, что в сравнении с ней ему любая красавица невзрачной будет казаться…

– А так бывает?

– Бывает, Ваша Милость. Когда сердце подскажет, что она – та самая, единственная, с которой свою судьбу связать предназначено.

– А если у человека – душа потемки, как он сам считает?

– Так и в потьмах можно звезды разглядеть, коли захотеть, опять же когда сердце подскажет, – улыбнулась Марфа.

========== Часть 2 ==========

– А сейчас мне сердце подсказывает, что Вам, Ваша Милость, покушать надобно. Если Вы позволите, я на стол накрою.

– Не сердце тебе подсказывает, а желудок, – засмеялась Анна.

– Пусть так, – Марфа расстелила на столе салфетку и стала перебирать в корзине коробки и свертки.

– Марфа, ты помнишь, какой сверток положил Матвей?

– Вот он, Ваша Милость, – нашла служанка сверток.

Анна разорвала бумагу, под ней оказалась узкая коробка, а в коробке столовое серебро с позолотой. Растительный орнамент и вензель князей Ливенов были на каждом столовом приборе маленького набора на две персоны.

– Это что же… Матвей имущество Павла Александровича… разбазаривает? – нахмурилась Анна.

– Ваша Милость, никогда бы Матвей ничего из принадлежащего Его Сиятельству без разрешения не отдал, даже Вам. Наверняка это Павел Александрович велел ему набор дать Вам в дорогу.

– Надо будет потом не забыть его вернуть.

– Думаю, не надо. Мне кажется, это подарок Его Сиятельства. Там бумажка под верхней крышкой.

«Аня, этот скромный столовый набор для Вас с Яковом, в нем не все приборы, только самые необходимые. Большой набор, и даже не один, ждет вас в квартире в Петербурге. Павел».

– Как ты, Марфа, и говорила, подарок Павла Александровича. А тарелки с вензелем он не велел Матвею упаковать? – поинтересовалась Анна.

– Сейчас посмотрим, Ваша Милость, – Марфа открыла квадратную коробку и аккуратно сняла бумагу с чашки. – Нет, тарелки и кружки обычные, без вензеля. И не фарфоровые, а глиняные, чтоб дорогу выдержали, не разбились, – она протерла салфеткой и поставила стол кружку и тарелку из глазурованной керамики темно-синего цвета с необычным рисунком – серебристыми звездами и месяцем. Это было ночное небо.

Анна подумала про звезды, которые можно разглядеть в чьей-то душе, даже если она – потемки, как считал Яков. Если сердце это подскажет. А ей сердце давно подсказало про звезды в душе Якова Платоновича. Звездочки посверкивали в его глазах, когда он с нежностью смотрел на нее, когда улыбался и даже подтрунивал над ней. Теперь это будет ее любимый сервиз. Если он не понравится Якову из-за своей простоты, она сама будет пользоваться им, когда он на службе, и думать о нем. Как сейчас.

– Красивый сервиз.

– Ну у Его Сиятельства есть вкус, даже на простые вещи.

– Это он его купил?

– Он, кто же еще. Даже знаю где – в Царском Селе. Там есть посудная лавка, в ней изделия и из фарфора, и из глины. Лавочник тот глиняные изделия с одного заводика привозит, там его знакомый работает, как раз посуду и расписывает. Его Сиятельство или увидел этот набор, или заказал его.

– Для себя? Разве он такой посудой пользуется?

– Для Вас, Вам в дорогу.

– А записки там нет?

– Нет. Наверное, не посчитал такую простую посуду подарком. Может, решил, что побрезговать можете дома пользоваться… Но я Вам скажу, Ваша Милость, глина-то хорошо тепло держит, в кружках чай долго будет горячим оставаться. А зимой можно и руки погреть, когда кружку держишь.

– Это хорошо, придет Яков с мороза, а я ему эту кружку с чаем.

– Вот это самое милое дело будет – чайку с мороза… Конечно, такой сервиз гостям не поставишь. Его Сиятельство только для двух человек его и приобрел, для Вас с Яковом Дмитриевичем, если уж все-таки решите дома его когда-нибудь использовать… Заботливый он, беспокоится о родственниках…

– Да, беспокоится, – Анна подумала о том, что когда ей приснился кошмар про то, как Кузьму убивали садовыми ножницами, Павел прибежал ее утешить. Она успокоилась от того, что он обнимал ее и гладил по спине, а затем принес немного вина и горячий чай в большой керамической кружке, который заварил сам.

– Я Вам сейчас в кружку морса налью, а чай потом заварю, когда на большой станции за кипятком схожу. Что Вам покушать достать, Ваша Милость? Его Сиятельство всяких вкусных вещей приказал для Вас в дорогу приготовить.

– Даже не знаю. А ты как думаешь?

– Лучше то, что испортиться быстрее может. Здесь тарталетки разные, может, с них начнете? Буженину, пирожки с мясом, блинчики да сдобу сладкую можно и на потом оставить. А вот пирожные тоже надо бы поскорее съесть, не зима ведь, долго не продюжат, хоть и день сегодня прохладный… – Марфа поставила на стол 2 коробки – одну с тарталетками, вторую с пирожными. – Руки бы надо помыть прежде чем за еду браться. Если Вы, Ваша Милость желаете, я схожу полотенце намочу и Вам принесу.

Когда Марфа ушла в конец вагона, Анна не утерпела и съела маленькую корзиночку с заварным кремом и при этом запачкала пальцы. Вытирать их о салфетку она не стала, раз Марфа принесет полотенце.

– Вот возьмите, Ваша Милость, полотенце только с одного края мокрое, – сказала служанка.

«Вот ведь дитя дитем, хоть и замужем. Как будто бы пирожные у нее кто-то отнимет…»

– Каких тарталеток Вам положить? Вы уж извините, мне рукой их придется брать.

– Я сама возьму, – Анна положила на тарелку несколько миниатюрных формочек из песочного теста, не разглядывая, какая в них была начинка. Первая оказалась с паштетом, вторая с ветчиной, сыром и помидорами. – Марфа, ты почему не ешь? – спросила она, видя что ее попутчица ничего не взяла и даже не поставила перед собой тарелки. – Или тебе тарталетки не нравятся?

– Ваша Милость, как можно барскую еду есть да еще вместе с хозяйкой?

– То есть ты не ешь, потому что… это все для меня предназначено? – нахмурилась Анна. – Сейчас же бери тарелку и выбирай, что тебе больше по вкусу.

– Негоже так, Ваша Милость…

Анна поняла, зачем Павел сказал Марфе одеться поприличнее – прислуга-то точно вместе с хозяйкой не станет есть. Какой же он умный и предусмотрительный.

– Неужели? А что ж тогда Павел Александрович приказал тебе платье хорошее надеть, чтоб ты прислугой не выглядела? Да и графу с женой мы сказали, что ты моя родственница. Они из ресторана вернутся, а я тут одна ем, а родственница голодная, хоть и еды достаточно. Что они обо мне подумают? Что у меня никакого уважения к родне нет?

– Ну коли так, Ваша Милость… только это все равно неправильно…

– Ты это потом Его Сиятельству скажешь, что неправильно. А уж он решит, права ты или нет, – озорно посмотрела на Марфу молодая хозяйка.

«Непросто Якову Дмитриевичу с женой-то. У нее на все ответ готов.»

Анна снова подумала, как хорошо, что она едет домой и скоро увидит Якова. А потом о том, что Марфа уезжала из дома, а вдруг у нее есть мужчина? Когда коробка с тарталетками опустела, она спросила:

– Марфа, я могу задать тебе вопрос про… личную жизнь?

– Задавайте, Ваша Милость.

– А у тебя есть… кавалер, который оказывает тебе внимание… как женщине?

– Есть, как не быть.

– И вам придется расстаться, так как ты к нам в Затонск едешь? Мне так жаль…

– Отчего же расстаться? Он будет приезжать иногда…

– Будет? – воодушевилась Анна Викторовна. – Значит, чувства у него к тебе есть… Затонск-то ведь от столицы не ближний свет…

– Ну коли первым классом ехать как мы с Вами или вторым, то не так уж далеко, – улыбнулась Марфа.

– Первым классом? – удивилась Анна. – Он что же из людей с деньгами и положением, если себе такое может позволить?

– Сам он не может, а вот князь может, – засмеялась служанка. – Ваша Милость, да Демьян это. Когда Его Сиятельство к Вам поедет, и Демьян с ним. Так что будем мы с ним видеться, редко, правда, но мы и в усадьбе встречались нечасто, он ведь все время с Его Сиятельством, то в столице, то в поездках его сопровождает, а в усадьбе бывает как получится. Ну и в Затонске так же будет. А когда Вы в Петербург переедете, там уж, конечно, чаще.

– Марфа, а как это… любить одного мужчину… а сойтись с другим? Ты ведь Дмитрия Александровича любила… а отношения у тебя с Демьяном… Извини, что я такие вопросы задаю.

– Ваша Милость, так любовь любовью, а жизнь жизнью… Я ведь знала, что Дмитрий Александрович никогда на меня внимания не обратит… А ласки каждой женщине хочется… Только Вы не подумайте, что я с Демьяном только из-за ласки, что у меня к нему никаких чувств нет. Он мне нравится, и внешность у него приятная, и характер не чета другим. И хорошо с ним – и как мужчиной, и как с человеком, а это уже очень много.

– А замуж бы за него вышла?

– Я как-то об этом не думала. Может, если бы отношения с ним были серьезные, когда помоложе была, и вышла бы… А то что сейчас – мне сорок один, Демьяну пятьдесят через год-другой, детей нам уже не заводить. А для другого и жениться не за чем.

– А что разве только из-за детей жениться стоит?

– Нет, конечно, у всех свои причины для женитьбы… Просто у нас, у господских слуг, жизнь не совсем такая, как у других. Например, мы живем у Его Сиятельства, как говорится, как у Христа за пазухой, на всем готовом. И едим мы за счет князя, за еду у нас денег не вычитают. И комната у меня своя, и у Демьяна тоже, и не платим мы за это. И если б поженились, у нас бы ничего не изменилось. Но если б по какой-то причине нам пришлось новое место искать, то было бы очень трудно найти дом, где сразу нужны двое слуг – и камердинер, и горничная. Нашел бы, например, Демьян новое место, а мне куда? Мне бы вместе с ним жить не позволили, даже если б я ему и женой была. Снимать угол только для меня одной да еще за еду платить с одного его жалования было бы накладно. Мне бы пришлось свое место искать. А кто знает, где это место могло бы быть? Зачем тогда жениться, если порознь жить да еще далеко друг от друга? Лучше уж просто встречаться… до тех пор, пока это возможно… А у нас возможность есть. И Его Сиятельство насчет этого никогда не серчал… хотя, как оказывается, знал. Даже, похоже, про один раз в Петербурге…

– Ты о чем?

– Его Сиятельство разрешает выходной брать, особенного когда его самого нет в усадьбе. Ну вот я как-то поехала в Петербург встретиться с Демьяном. А он вечером мне предложил остаться у него, так как Павел Александрович был в отъезде по служебным делам. А утром мы проснулись, когда Его Сиятельство домой вернулся. Пришел к Демьяну и понял, что он не один… и с кем тоже, думаю, понял… Я свое пальто в прихожей оставила… Крикнул Демьяну, чтоб завтрак ему быстро сообразил, а то Харитон-то в усадьбе. И потом добавил, чтоб побольше приготовил, чтоб и ему самому с его дамой хватило. Ну и вышел из квартирки, к себе пошел.

– Разве Демьян не в доме Павла Александровича живет?

– Конечно, в его доме. Только для слуг там помещение с отдельным входом. Как квартирка, но в ней только Демьян и Матвей. А Трофим и Харитон над каретным сараем обитают.

– И все? Что же женской прислуги у него в столице нет?

– Живут только мужчины, да и то, как живут? Демьян и Трофим чаще там, где Его Сиятельство, куда он, туда и они. Харитон с Матвеем тоже то в городе, то в усадьбе. Его Сиятельство лишних слуг не держит. Есть Маняша, приходящая прислуга, она племянница Матвея. В кабинете и покоях Его Сиятельства убирает Демьян, там она только пол моет да ковры чистит, и то в его присутствии. Она убирает в остальных комнатах и стирает вещи Его Сиятельства. А если нужно большую уборку сделать, так для этого слуг из княжеского особняка на набережной присылают, комнат-то немало…

– А сколько всего?

– Так, дайте сообразить, Ваша Милость. Полуподвальный этаж – прихожая, буфетная, кладовая и кухня, квартирка, где Демьян и Матвей живут, за ними ворота во двор. На первом этаже большая гостиная, малая, столовая, кабинет Павла Александровича и библиотека. На втором покои Его Сиятельства – гостиная, спальня и гардеробная, и еще две спальни, одна для гостей, если к примеру, Дмитрий Александрович или Сашенька бы у него засиделись и остались на ночь, и еще одна… на всякий случай…

– На всякий случай… это если у него останется дама? – догадалась Анна.

– Ваша Милость, Вы уж извините, что прямо скажу… не расположен Павел Александрович к такому… Он и просто-то в гости своих дам приглашает не очень охотно… А уж что бы у себя дома дальше гостиной с ней время провести, это… исключительный случай…

Анна вспомнила о том, что Наталья Николаевна говорила ей, что дальше гостиной у князя и не была. Видимо, исключительного случая у Его Сиятельства с графиней не было…

– То есть сам он к себе дам приглашать не любит, а то что Демьян тебя пригласил, не возражал?

– Ваша Милость, если бы комната Демьяна рядом с покоями Его Сиятельства была, я бы никогда не осталась. Как можно было бы? Да и если бы он с другой женщиной встречался, не той, которая сама у Его Сиятельства служит, он бы ее тоже никогда у себя не оставил, он Павла Александровича очень уважает.

– Скажи, а теперь, когда ты к нам переедешь, кто твои обязанности будет выполнять?

– Глаша, возможно, первое время, а потом найдут кого-нибудь. Глаша в основном занимается одеждой Его Сиятельства – стиркой, глажением, чисткой, починкой, если нужно – последним не только в усадьбе, но и в столице, она туда ездит, когда потребуется. Такая мастерица, что никогда не найдете, где зашито было. Она и шить умеет, только, конечно, Его Сиятельству она ничего не шьет, он все у портных заказывает. А нам, кто в поместье, бывает, и шьет – вот это мое платье Глаша сшила и вышила сама. Вышивает очень красиво и аккуратно, Вы сами видели, как она для Вас платочки вышила. Это она вензеля князей Ливенов на постельном белье и других вещах, к примеру, на тех же носовых платках князя вышивает. Павел Александрович очень ценит ее умения, поэтому к уборке она не так много привлекается. Вашими нарядами и нарядами графини тоже она занималась.

Анна вспомнила, что когда она намочила подол платья, пытаясь достать кувшинки, она думала, что Павел был сердит на нее за это. Но он сказал, что ее платье стирать не ему, а Глаше. А беспокоился он, так как боялся, как бы она не упала в воду и не захлебнулась или не ударилась головой… Беспокоился, когда ему самому, возможно, грозила опасность от замышлявший против Шторма парочки негодяев. Анна погрустнела – хоть Павел и пытался успокоить ее, она понимала, что это… только слова… А на самом деле все может обернуться по-другому…

Как бы ей хотелось помочь Павлу. Только как? Попробовать дома еще раз вызвать дух Серебренникова? Может, она увидит еще немного? Например, как его стащили за рукав вниз. Тогда эти двое виновны в его смерти, и, кто знает, возможно, будет основание… призвать их за это в ответу… А когда они будут под подозрением в убийстве, пусть и непредумышленном, у них вряд ли будет возможность организовывать что-то против Шторма. Да, она непременно попробует в Затонске вызвать дух Серебренникова еще раз. Хорошо, что она не выкинула пустой лист из записной книжки капитана, а положила его в роман «Джейн Эйр», который Павел разрешил ей взять домой.

– Ваша Милость, Вы отчего загрустили?

– Про Павла Александровича подумала. Мало ли по какому делу его срочно вызвали…

– Ясно по какому, по служебному. Анна Викторовна, у Его Сиятельства служба такая. Вызвать могут в любое время, как и Якова Дмитриевича. Но это не означает, что случилось что-то плохое. Не так, как это у Якова Дмитриевича в полиции бывает… Он может в Петербург срочно уехать, как тогда, когда Вы только прибыли. Да куда угодно, туда, где будет нужен Государю. Мы к этому давно привыкли. И Вы со временем привыкните. Как привыкли к тому, что Яков Дмитриевич хоть когда может на службе понадобиться.

– Да тут привыкать особо не к чему. Мы ведь с Павлом Александровичем вместе жить не будем, только видеться будем изредка, когда в гости к нему будем приезжать.

– Сейчас так, а когда с Яковом Дмитриевичем в столицу переедете, будете чаще встречаться. А вот тогда и придется привыкать, пригласил Вас Его Сиятельство на ужин, Вы с Яковом Дмитриевичем приехали, а его дома нет – только что Государь вызвал по неотложному делу. И будете ужинать одни, без него.

– То есть как это без него?

– Ну как, как Дмитрий Александрович и Александр Дмитриевич, бывало, ужинали. Харитон-то уже ужин из нескольких перемен приготовил, в пору за стол садиться, а Его Сиятельство во дворец бегом. Не пропадать же явствам, хоть родственников Павла Александровича ими порадовать.

– Так прямо и бегом? – засмеялась Анна.

– Ну не бегом, быстрым шагом, если в Зимний дворец вызывают, до туда и десяти минут не будет. На извозчике, конечно, быстрее, но они не всякий раз поблизости бывают. А если в Аничков, то уж без извозчика не обойтись, свой-то экипаж время нужно заложить.

– Что же за ним коляски не посылают? Вестовой на лошади ему бумагу привозит?

– Ваша Милость, в столице Его Сиятельству обычно по телефону сообщают, что он незамедлительно прибыть должен.

– У него телефонный аппарат дома есть? – удивилась Анна. Хотя чему удивляться, если князь Ливен – заместитель начальника охраны Императора.

– Имеется, но диковинка эта дорогущая, а расходы за пользование баснословные, вроде больше двух сотен. Демьян говорил, что поставили тот аппарат Его Сиятельству даром, и хоть он за пользование из своего кармана платит, ему какую-то часть этой суммы возмещают, ведь аппарат-то для служебной надобности поставлен.

– А у нас в Затонске телефонной связи нет. Когда еще будет, может, только в следующем веке появится. Но ты не думай, что наш Затонск совсем как деревня. У нас в городе электричество есть, например, в полицейском управлении, где Яков Платоныч служит, и гостинице, где Павел Александрович останавливался. Водопровод в городе есть, у родителей в доме и в том, что мы сейчас с Яковом Платонычем снимаем. У нас даже ванна есть. Ну не настоящая ванна как в усадьбе, что-то вроде большого корыта, но помыться наскоро можно. И баня у нас есть.

– Баня – это хорошо, а водопровод – это и вовсе благо.

– Да, тебе гораздо легче будет убирать, чем если бы воду надо было носить.

– Ваша Милость, я работы не боюсь. Надо бы, носила бы. Но с водопроводом оно, конечно сподручнее. И обед приготовить, и посуду помыть, и пол. И устаешь не так, и на остальное времени больше остается, на одежду, к примеру. Рубашки Его Милости погладить или воротничок Вам к платью пришить… Да и на Вас саму, конечно. Анна Викторовна, Вы не представляете, как я рада, что у меня хозяйка появилась, после стольких-то лет, мне ведь очень нравилось за барышнями Пшеничниковыми ухаживать… Все мы, и я в том числе, очень надеялись, что Его Сиятельство когда-нибудь женится, а он так и не сподобился. Но теперь-то понятно, почему – была у него женушка да Господь ее забрал… А другой, которая ему так же дорога бы была как Елизавета Алексеевна, так и не повстречал…

– Не повстречал, – согласилась Анна.

– Ваша Милость, спрашивать подобное я права не имею… Но все же не могу не спросить… Это не из любопытства, а чтоб понять лучше… Вы сказали, что Дмитрия Александровича и Елизавету Алексеевну поженили насильно, без их согласия. Это из-за богатства, да? Потому что у Елизаветы Алексеевны приданое было большое, а Дмитрий Александрович был старшим сыном, основным наследником отца?

– Да, поэтому.

– А у Павла Александровича такого состояния не предвиделось, ведь он самым младшим сыном был… Понимал, видать, свое незавидное положение…

– Понимал, и тем не менее просил у отца позволения самому жениться на Елизавете Алексеевне, поскольку видел, что Дмитрий Александрович был совершенно равнодушен к ней, как и она к нему. Думал, что с ним самим в браке ей в любом случае будет лучше… – Анна посчитала, что может поделиться с Марфой тем, что знала сама.

– Значит, жениться хотел на Елизавете Алексеевне… А она была согласна выйти за него?

– Она о его намерениях тогда и не знала, он ей даже своего сердца открыть не посмел, ведь она считалась невестой его брата…

– А отец, получается, не разрешил ему жениться?

– Не разрешил да еще в лицо посмеялся…

– Носит же земля таких иродов, – покачала головой Марфа. – А Павел Александрович, значится, хотел, чтоб все… правильно было, а не так… как после получилось… Хотел, чтоб Елизавета Алексеевна женой ему была, а не полюбовницей… поэтому и жил с ней потом как с женой…

Анна кивнула.

– Вот ведь охота до богатства до чего доводит, сколько судеб ломает… Павлу Александровичу жениться не позволили, Дмитрию Александровичу жену навязали, которая ему не нужна была, а Елизавете Алексеевне мужа в возрасте, с которым семьи так и не получилось… Всех троих мне жалко, а пуще всего Елизавету Алексеевну…

– Почему ее?

– Потому что только счастье узнала, и женское, и материнское, и Господь ее к себе забрал… Как вот на той свет уходить было, зная, что сыночка и отца его на произвол судьбы оставляешь…

– Думаешь, она была счастлива с Павлом Александровичем? – решила узнать Анна мнение Марфы.

– Думаю, была. Павел Александрович не такой мужчина, чтоб женщину около себя удерживать… если он ей не мил… А Елизавета Алексеевна, как сейчас понятно, жила с ним как жена. Была бы к нему безразлична, вернулась бы к Дмитрию Александровичу. Дмитрий Александрович все же был ей супруг венчанный… а не муж тайный, как Павел Александрович… Счастлива была да переживала шибко, что ее положение было такое… запутанное… Не могла о таком не переживать, коль порядочной женщиной была… Может, от этого и болела больше… – вздохнула Марфа, а затем смахнула слезу.

– Марфа, что с тобой?

– Совестно мне, Ваша Милость, что я плохо про Его Сиятельство думала. Сейчас понять не могу, как мне в голову взбрело, что он мог Елизавету Алексеевну соблазнить. Он ведь мужчина порядочный, щепетильный, совсем не такой, чтоб к замужним дамам интерес проявлять. А тут дама не только замужем, а замужем за его братом… Просто у меня другого понимания не было. Сашенька ведь как-то у Павла Александровича с Елизаветой Алексеевной получился, а для этого нужно за женщиной не просто ухаживать, а в плотских отношениях с ней состоять… Вот я, грешная, и решила, что Павел Александрович так смог Елизавету Алексеевну обаять, что она не сумела устоять перед чарами красивого мужчины, на двадцать лет ее мужа моложе… А когда Сашенька от того романа родился, Дмитрий Александрович его своим сыном признал и полюбил его… Хоть и не свой сынок, а все же родная кровиночка… радость великая на склоне лет… коли своих-то деток Бог не дал, как я тогда думала… Про Якова Дмитриевича-то никто тогда и слыхом не слыхивал…

– Марфа, мне кажется, что ты не просто догадалась, что Саша – сын Павла Александровича, а знала об этом, – внимательно посмотрела Анна на Марфу. – Саша ведь мог просто на дядю походить больше, чем на отца, и не только внешностью, но и повадками, как ты сказала. Такое бывает.

– Бывает такое, – согласилась Марфа. – И Вы правы, Ваша Милость, я не только догадалась, знала я. Сначала догадалась, а потом, несколько лет спустя, подтверждение своим догадкам случайно услышала. Тогда Его Сиятельство с Турецкой войны вернулся, раненый, в усадьбе много времени проводил, на свежем-то воздухе лучше… Я поднималась у Александра Дмитриевича убрать. И из-за неплотно закрытой двери покоев Павла Александровича услышала голоса. Он с Дмитрием Александровичем беседовал.

– Димий, ну выжил же я, к чему теперь эти разговоры?

– Павлуша, а если бы не выжил, что бы я тогда нашему с тобой сыну сказал? Алексаша ведь тебя не меньше меня любит, сердцем чувствует, как с тобой связан…

– Ваша Милость, я больше не стала слушать, негоже чужие тайны подслушивать. Спустилась тихонечко, пошла большую гостиную убирать. И тогда то, что услышала, несколько раз в моей голове прокрутилось… Наш с тобой сын… У двух-то мужчин общего ребенка не может быть, не заведено такое природой. А сыном он обоим приходится, и одному Его Сиятельству, и другому. Дмитрию Александровичу, поскольку был его законной супругой в браке рожден, а Павлу Александровичу, получается, так как он истинный отец Сашеньки и есть. Значится, я прежде правильно поняла, почему Сашенька так на Павла Александровича похож…

– Значит, правильно. Наблюдательная ты, Марфа, и умная, вот и поняла.

– Будет Вам, Ваша Милость, – махнула рукой Марфа. – Но если бы я Якова Дмитриевича увидела, догадалась бы, что он сын Дмитрия Александровича, раз он с батюшкой своим на одно лицо… Вот ведь судьба злодейка какая – Дмитрий Александрович брата своего Павла Александровича, посчитай, как сына воспитал, а потом уже его сына Сашеньку как своего. А собственный сыночек без родного батюшки вырос…

– Марфа, Яков, можно сказать, вообще без отца вырос. Когда ему было девять лет, Платон Павлович отвез его в Петербург, в пансион, который, как оказалось, Дмитрий Александрович оплачивал. И ни разу к нему потом не приехал, не написал даже…

– Видеть его не хотел, потому что жену свою не простил? Чего на жену-то пенять, что изменила, коли удержать ее не смог. Не вертихвостка ведь какая была, приличная женщина…

– Екатерина Владимировна Дмитрия Александровича любила, как и он ее. А Александр Николаевич не разрешил ему жениться на ней, как позже и Павлу Александровичу на Елизавете Алексеевне… Родственники ее так же как Елизавету Алексеевну помимо ее воли замуж выдали… А потом они с Дмитрием Александровичем встретились… и Яков родился…

– Ирод он ирод и есть! Это я про Его Сиятельство Александра Николаевича. Тогда ж, поди, тоже из-за погони за богатством жизнь сыну и его нареченной сломал. Бедной, видать, матушка Якова Дмитриевича ему показалась, недостойной…

– Так оно и было.

– А Штольману тому думать надо было, прежде чем жениться, где князь, и где он, тем более, что знал, что барышня Его Сиятельство любила… Она ведь до свадьбы ему самому в вечной любви не клялась, а затем полюбовника завела, потому что он с титулом был… Был бы муж с ней обходителен и любезен, да ласку проявлял, может, она бы в нем что хорошее увидела, а оттуда хоть симпатия появилась… А то он, поди, только и выговаривал, что облагодетельствовал ее, женившись на ней… А как Яков Дмитриевич родился, наверное, и вовсе ей житья не давал своими упреками…

– Кто его знает, но Якова своим сыном признал.

– А куда деваться было? Сколько господ детей жен от полюбовников признают и не сосчитать. И не такие господа, как тот Штольман, а те, кто и титулы, и состояния огромные имеют, которые потом дети наследуют, которых им жены в подоле принесли… У Штольмана жена сына все же от князя родила, а не от холопа, и не от арапа какого-нибудь… Я вот тут историю вспомнила, говорят, что правда. Князь один жену графа соблазнил, она и затяжелела. А граф тот не будь дураком, княгиню окрутил и ребенком наградил. Княжеский-то родной сынок даже графом не стал, так как наследник уже имелся, а графский князем родился…

– Марфа, ты это к чему рассказала?

– Да так, к слову пришлось про детей, что женами от полюбовников рождены… У Штольмана-то, чай, не миллионы были, чтоб жалеть, что они сыну жены от полюбовника достанутся. Поместьице, поди, какое-нибудь завалящее было, если вообще имелось.

– Усадьба была, где Яков вырос. Только отец ему ничего не оставил, ни копейки.

– Что ж, и так бывает. Господь ему судья. Зато Дмитрий Александрович, насколько я слышала, оставил ему квартиру в Петербурге. А она-то той Штольманской усадьбы, поди, подороже будет. Хоть, конечно, и не равняется дому Павла Александровича, а особняку князей на набережной и подавно.

– А ты в той квартире была?

– Нет, ни была. А в особняке была. Последний раз, когда в город ездила по своим надобностям, и Его Сиятельство попросил от Дмитрия Александровича привезти одну вещицу, которую он в своих комнатах оставил.

– В своих комнатах? У Павла Александровича что же комнаты в том особняке есть?

– Есть, гостиная и спальня, он же иногда и в особняке ночует. Но в его комнатах я не была, мне дворецкий сверток в прихожей отдал… Ваша Милость, когда я Вам про дом Павла Александровича рассказывала, Вы, чай, подумали, что я по нему без позволения шныряла, когда к Демьяну приезжала. Без позволения я бы никогда не осмелилась. До Маняши у Его Сиятельства другая приходящая прислуга была, тоже Матвея племянница, но она замуж вышла да к мужу переехала на другой конец города. Вот я недели две-три и помогала дом убирать. Его Сиятельство меня сам по комнатам провел. Сказал, чтоб не трогала его покои и стол с бумагами в кабинете – как это в усадьбе заведено, а в остальных комнатах чистоту наводила. Ну вот я и старалась.

– А что же из княжеского особняка никого не прислали?

– Так Дмитрий Александрович с Сашенькой тогда в городе жили, зима же была. У них-то особняк больше дома Павла Александровича. Когда они в столице, ежедневной работы прислуге хватает. Были бы в одном из имений, Павел Александрович, может, на время бы из особняка прислугу и взял. Только вот, насколько я поняла, он не очень-то тех слуг жалует.

– Почему?

– Как Вам сказать… У Павла Александровича слуги, которым он полностью доверяет. Я не о том, что чужого не возьмут или тайком чего княжеского не съедят… Его Сиятельство бумаги на столе оставляет, и никто из нас никогда в них свой нос не сунет. Не из любопытства, и уж тем более с дурными намерениями. А при его-то должности всякие бумаги могут быть, государственные, к примеру…

Анна подумала, что секретные бумаги заместитель начальника охраны Императора уж точно на столе не оставляет. Когда кто-нибудь заходит в кабинет, сразу их переворачивает, притом делает это машинально. И шторы он задергивает, когда за стол садится… На столе у него бумаги, которые никакого значения для государственной политики не имеют и секретными не являются.

– Когда прислуга из особняка приходит, Демьян или Матвей всегда за ними приглядывают. А за нами никто не приглядывает, ни за мной, ни за Глашей… И если Яков Дмитриевич какие бумаги со службы приносит, я их трогать не буду. А если хотите, в его кабинете буду убирать только при Вас.