Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– Пригласи его, пусть заходит через пару минут.

Лицо Яков Платоновича посерьезнело.

– В чем дело? – поинтересовался Павел Александрович.

– Это здешний помещик, в Петербурге пропала его приемная дочь после того, как погибла ее мать. Вчера пришла телеграмма, что там, где мы думали, она могла быть, ее нет. Вот не знаю, как ему об этом сообщить.

– Почему не обратился ко мне?

– Я обратился к своему бывшему сослуживцу в Петербурге, так как у меня сначала был подозреваемый, который был ранее уличен в… неблаговидных поступках. Но в этот раз он оказался не при чем. После этого появилась версия, что девочка могла сама уехать к родному отцу, повесе-ротмистру. Однако выяснилось, что несколько лет назад он был под следствием, после этого вышел в отставку по решению полкового суда чести и скрывал это и свое место жительства от знакомых. Я задействовал Дубельта, чтоб найти его.

– Дубельта, значит, задействовал. И это он сообщил, как тот ротмистр оказался в отставке?

– Он. Он был в том полку, когда это произошло.

– Ну еще бы вездесущего Дубельта там не было, – ухмыльнулся Ливен. – А потом он попросил кого-то из полка помочь разыскать того молодца?

– Да. Его нашли, а девочку нет.

– Почему ты не обратился сразу ко мне? – повторил свой вопрос Павел Александрович. – Я мог бы подключить к поискам своих людей.

– Не хотел тревожить тебя. Тебя и Анну. Хотел, чтоб Вы с Анной спокойно побыли в твоей усадьбе.

«С Анной да спокойно? – усмехнулся про себя Павел. – О своей ли Вы женушке, Ваша Милость?»

– Карелин вообще-то изначально приходил ко мне просить, чтоб Анна с помощью своего дара поспособствовала найти девочку. А у нее после того… случая со мной дар проявляется, как ему заблагорассудится, если вообще проявляется… Как ты уже сам мог убедиться… Кроме того, мне не хотелось вмешивать ее в это дело. Хотя позже, когда она от тебя вернулась, я все же рассказал ей об этом. Из ее контакта с духом матери девочки мы узнали только о том, что Таня жива, и в каком городе ранее проживал ротмистр – про последнее также было получено подтверждение от его бывшего сослуживца. А потом полиция выяснила все остальное… А про твоих людей я тогда и не предполагал, что у тебя такие есть…

– Теперь знаешь. И теперь мне известна суть истории. Я хотел бы услышать ее полностью, со всеми подробностями.

– От меня?

– От того господина, которому ты собираешься сообщить неутешительные новости.

Карелин зашел в кабинет, теребя от волнения шляпу. Взглянув на хмурого Штольмана, он, даже не поздоровавшись, сразу спросил:

– Нет у него Тани, да?

– Нет, – покачал головой Яков Платонович. – У него в доме была уездная полиция, не нашли ни девочки, ни следов ее пребывания там. Мне очень жаль.

– Значит, теперь и надежды никакой не осталось найти ее?

– Ну почему же, надежда всегда есть, она умирает последней, – приободрил Карелина Ливен.

– Благодарю Вас за добрые слова… Но Вы же не знаете, что у меня случилось… Моя надежда, похоже, уже умерла… Я так надеялся, так надеялся… и вот…

– Я знаю, что у Вас случилось, поэтому и сказал, что не нужно терять надежды. Но я слышал Вашу историю в двух словах, а чтобы помочь Вам, мне нужно знать все подробности, все малейшие подробности.

– Помочь мне? Ваше Сиятельство, Вы ведь князь Ливен, да? Я узнал Вас по снимку в газете. Вы – такой… непростой и занятой человек… Я не посмею воспользоваться Вашим… минутным порывом благородства, – неказисто выразился Карелин.

– Да, Вы правы, я князь Ливен. И Вы посмеете. Обязаны сделать это. Или, может, на самом деле Вы не хотите найти девочку? – чуть повысил голос Его Сиятельство.

«О! Гордый Ливен тут же отплатил Карелину за невольное оскорбление в виде предположения о его минутном порыве благородства», – заметил про себя Яков.

– Как это не хочу? Хочу, конечно. Очень хочу. Только мне неудобно.

– Неудобно сапоги не по размеру носить, жмут или натирают. А в отношении розыска ребенка никаких «неудобно» в принципе быть не может.

Заместитель начальника охраны Императора занял место начальника сыскного отделения, даже не спросив его разрешения на это, положил перед собой лист бумаги и карандаш и жестом показал Карелину на стул с другой стороны стола.

– Рассказывайте. Все с мельчайшими подробностями, которые Вам известны. Если Вы что-то упустите, Яков Платонович дополнит. У меня несомненно появятся вопросы. Прошу отвечать на них с предельной откровенностью, ничего не скрывая.

Карелин рассказал все, что счел относящимся к делу. Про свои отношения с женой, про ее любовников. Про дочь от офицера, которую считал своей. Про гибель жены и пропажу девочки. Про то, как ее искали, и они сами с Полянским, и Белоцерковский, и как помог Дубельт и полиция Твери. Во время рассказа подполковник Ливен делал заметки.

– Яков Платонович, Вам есть что добавить?

– Нет, Алексей Александрович, как мне кажется, ничего не упустил, – ответил Штольман, стоявший у окна.

– Тогда перейдем к вопросам. Допустим, что девочка пропала не сама. Кому могло быть выгодно ее исчезновение?

Карелин с удивлением посмотрел на князя Ливена, занимавшего стол начальника Затонского сыска:

– Никому.

– Так не бывает. Всегда есть кто-то, кто выгадывает от сложившейся или созданной им же самим ситуации.

– В случае с Таней я такого представить не могу.

– Хорошо. Каков размер капитала Полянского? О каких деньгах идет речь?

– А это-то тут причем? Он ведь Таню удочерять не собирался, и выкуп за нее никто не просил… даже Каверин…

– И все же?

– Полянский несомненно человек денежный, состоятельный. О конкретных размерах капитала не имею представления.

«Полянский, Илья Полянский, это имя он точно слышал ранее, но вот в связи с чем?»

– Давайте поговорим о том дне, когда погибла Ваша жена. Вы сказали, что это случилось в день помолвки Полянского. Когда точно и где это произошло? Где в это время был Полянский? Все еще на праздновании помолвки? Откуда он узнал о гибели любовницы? Кто и когда сообщил ему об этом? Как о смерти матери узнала Татьяна? – задал Ливен несколько вопросов сразу.

– Ульяна попала под лошадь недалеко от дома, на глазах соседа, он и сообщил полицейским, кто она такая и где живет. Было это часов в шесть вечера. Дома была только прислуга, готовила ужин, Таня еще не вернулась от подруги по гимназии. Про Полянского полицейским сказала прислуга, и они пошли прямо к нему, он уже был дома. После их ухода он зашел на почтамт отправить мне телеграмму, а оттуда пошел домой к Ульяне, дождался Таню, сказал ей о том, что маменька умерла. Забрал ее к себе домой. Говорит, что сидел с ней весь вечер и полночи, утешал ее, успокаивал, пока та не уснула.

– Когда девочка исчезла?

– На следующий день. Сказала лакею Полянского, что пойдет к себе домой и пропала.

– Одна пошла? Почему без Полянского?

– Так его дом всего в паре кварталов от квартиры, которую он снимал для Ульяны с Таней. Когда Таня стала постарше, она от него домой сама, бывало, ходила. Например, пригласит он Ульяну с Таней к себе на обед, после обеда Таня домой шла, а Ульяна у него оставалась на какое-то время.

– Для любовных утех?

– А для чего же еще?

– То есть Ваша жена дочь домой отправляла, а сама с любовником в постель? Как мило, – хмыкнул князь Ливен.

– Ну как уж у них там было, мне неведомо. Просто знаю, что бывало такое, что Таня от Полянского возвращалась одна.

– А где был Полянский, когда она собралась идти домой? – задал очередной вопрос Павел Александрович.

– В полиции, а потом в похоронной конторе, о похоронах договаривался. Лето же, нужно было побыстрее похоронить. До этого он был у своей невесты, рассказал, что случилось. Извинился, что не сможет пойти с ней на обед к ее родственникам, так как будет занят. Она потом сама к нему заходила по пути к тем родственникам, на всякий случай, вдруг он уже освободился.

– Когда она заходила, Татьяна уже ушла к себе домой или все еще была у Полянского?

– Была у Полянского. Она в фойе выбежала, когда лакей дверь открывал, думала, что Полянский вернулся, а там та дама. Таня очень расстроилась, что это был не Илья Анатольевич, мол, он же обещал вернуться поскорее. Решила, что лучше она к себе домой пойдет и там его будет ждать, хоть он и сказал ей оставаться у него.

– И дама это слышала?

– Слышала, она же там стояла.

– Вы с ней знакомы?

– Нет. Знаю только ее имя, Перовская Варвара Аркадьевна, ее дядя – граф.

Штольман заметил, как при упоминании этого имени серьезное, сосредоточенное лицо Павла на долю секунды чуть ли не перекосило.

– Вы сказали, что невеста Полянского была очень недовольна тем, что он решил отложить свадьбу из-за смерти любовницы.

– Очень. Правда, Ульяна тогда уже не была его любовницей. Перестала, когда он объявил ей о предстоящей помолвке.

– Когда это было?

– Недели за три до того, как она погибла. Я тогда был в Петербурге, сразу предложил ей с Таней ехать в Затонск. Она отказалась, сказала, что дождется, когда состоится помолвка. Может, в глубине души надеялась, что Илья Анатольевич передумает. А он не передумал. Ведь такая исключительная партия.

– Да уж, партия поистине исключительная… – почти незаметно скривился Ливен, но Яков уловил, как снова изменилось выражение его лица. – Эта дама была знакома с Вашей женой?

– Нет, конечно. Полянский же не идиот, чтоб будущую жену знакомить с любовницей. Но она знала, что он много лет содержал женщину и ее дочь.

– Откуда знала?

– От каких-то общих знакомых. Хотя Илья Анатольевич вел себя очень уважительно по отношению к Ульяне, никогда не выставлял ее своей содержанкой, даже любовницей не называл, его знакомые, конечно, понимали, что у них не просто приятельские отношения. Ну и просветили ту даму. Она потом заявила, что не потерпит любовницы, тем более той, которую муж содержит. А Илья Анатольевич ответил, что уже расстался с той дамой, и ей не о чем беспокоиться.

– Конечно, не потерпит, на содержанку-то немало денег уходит. Только вот почему-то ей в голову не пришло, что если муж будет постоянно развлекаться в борделях, то это тоже может в копеечку вылететь. В этом случае и содержанка без особых запросов могла бы дешевле обойтись, – высказал свое мнение Павел Александрович.

– Ваше Сиятельство, к чему Вы это сказали?

– К тому, что Полянский собирается жениться, как Вы сами выразились, на исключительной, то есть с его точки зрения исключительно выгодной партии. Насколько я смог понять из Вашего рассказа, без любви, ведь он имел чувства к Вашей жене. И его невеста приняла его предложение не из-за сердечной склонности, а из, скажем уж прямо, меркантильного интереса. А подобная жена, да еще с претензиями, не та, к которой муж будет спешить в спальню… Нет, будет, пока та наследником не затяжелеет, а потом… Я бы не удивился, что при всей своей порядочности Полянский через какое-то время не стал бы посматривать на сторону…

– Какое отношение Ваши… измышления имеют к исчезновению Тани? – Карелин не смог увидеть связи того, о чем сказал князь, с ситуацией, которую они обсуждали.

– Опосредованное… Хочу лишь сказать, что по мнению подобной жены любая особа женского пола будет представлять угрозу.

– Любая? Это Вы про Таню?

– В том числе и про нее.

– Ваше Сиятельство, Вы в своем уме?! – не сдержался Алексей Александрович. – Тане всего десять лет, она только выглядит лет на тринадцать!

– Я в своем уме. Если бы у меня были проблемы с умственным здоровьем, я бы не занимал своей настоящей должности, – со стальной ноткой в голосе ответил Ливен. – Это сейчас Татьяне десять и выглядит она на тринадцать. А через пять лет ей будет пятнадцать, а выглядеть она будет на восемнадцать-девятнадцать, а то и старше. Юная прелестница… на содержании мужчины, тратящего на нее деньги, которые он мог бы тратить на жену.

– Ваше Сиятельство, что за вздор Вы несете?! У Вас что это семейное, подозревать людей в таких мерзостях?! – Карелин вскочил со стула, лежавшая у него на коленях шляпа упала на пол. – Штольман подозревал Стаднитского, сейчас Вы подобную же гадость сказали про Полянского! Совесть у Вас есть?!

– Господин Карелин, полегче. А не то можете сказать или сделать то, о чем потом очень пожалеете, – жестко сказал князь Ливен. – Сам я ничего подобного о Полянском не думаю. Я лишь выразил возможные опасения ревнивой и скаредной супруги состоятельного человека, вышедшей замуж за его капиталы. Сядьте и успокойтесь. Воды выпейте. Если Вам рюмка поможет в себя прийти, Яков Платонович Вам нальет. Яков, у тебя же есть коньяк?

– Не уверен, но могу посмотреть, – предложил Яков Платонович.

– Нет, не нужно коньяка, я воды выпью. Спасибо, – Карелин сделал несколько глотков из стакана, поданного ему Штольманом. – Ваше Сиятельство, не знаю, что со мной… Я за собой подобного не припоминаю, чтоб я вот так на людей кидался, тем более тех, кто мне сочувствует и помочь желает… Вы примите мои извинения? Или я прошу о слишком многом?

– Приму, куда уж денусь… Это у Вас от печальных новостей. Нужен был выход нервному напряжению, отчаянию, боли, вот Вы и сорвались… Не думаю, что в других обстоятельствах Вы позволили бы себе подобные высказывания.

– Нет, никогда бы не позволил, – заверил Карелин князя.

– Продолжим?

– Да. А вопрос можно?

– Разумеется, можно, – кивнул Ливен. – Вы же не на допросе, где вопросы задаются исключительно в одностороннем порядке.

– Вы считаете, что невеста Полянского могла быть причастна к пропаже Тани? Почему она?

– Помните, в начале разговора я Вас спросил, кому выгодно исчезновение Татьяны? Так вот, этой мадам оно выгодно.

– Каким образом? Неужели Вы думаете, что она, и правда, могла вообразить, что Илья Анатольевич положил глаз на десятилетнюю девочку? Или, видя ее красоту, приревновала, так сказать, заранее, до того, как, по ее мнению, Таня повзрослеет настолько, чтоб стать любовницей ее мужа?

– Ну я бы женскую ревность полностью со счетов не сбрасывал. Но я думаю больше о другом. Полянский несколько лет содержал мать девочки и ее саму. Как только с матерью случилось несчастье, сразу взял девочку к себе. Не попросил полицейских определить ее в приют, как мог бы сделать любовник матери, которому безразлична ее судьба. Скорее всего, сказал им, что является дальним родственником девочки, как она сама считала. Или же просто дал им по купюре. Или и то, и другое. Дома, по Вашим словам, сидел с ней вечер и полночи, пока она не успокоилась и не уснула. На следующий день пошел к невесте, рассказал, что бывшая любовница погибла, а ее дочь сейчас у него. Может, сказал, что очень устал, так не спал половину ночи, утешая ребенка. Невеста решила зайти и посмотреть, что же там за ребенок. Приходит, а там Таня, прекрасная как утренняя звезда юная барышня, которой Полянский сказал оставаться у него.

– То есть у нее могло сложиться впечатление, что Полянский решил оставить Таню у себя насовсем? А не на несколько дней, пока ее не заберет законный отец? – вступил в разговор Штольман.

– Да, если Полянский не вдавался в подробности, могла так подумать. Да и по мнению некоторых людей нет ничего более постоянного, чем временное… Для дамы подобное означало присутствие в их доме чужого ребенка, даже не являвшегося ребенком мужа, и траты на него, причем не копеечные, поскольку такую красивую девочку в обноски не оденешь, ей нужны наряды, а Полянский по Вашим словам, господин Карелин, человек не скупой. Дама еще замуж не вышла, а чужой ребенок уже ей будущую семейную жизнь подпортил. А что будет потом?

– И что она могла сделать с Таней? – обеспокоенно спросил Карелин.

– Например, обманом увезти ее из столицы.

– Но куда?

– Да хоть куда.

– А зачем тогда Таня забрала письма Каверина? Деньги, понятно. А письма? – недоумевал Алексей Александрович.

– Дама велела взять. Или для отвода глаз, или чтоб девочку отвезти к отцу.

– Ее у Каверина не было, полицейские же делали обыск и ничего не нашли, – напомнил Яков Платонович.

– А вот в этом я не уверен. А что касается полицейских, то или не там искали, или искали… без усердия. Вам ли не знать, господин следователь, как некоторые полицейские чины проводят обыск – лишнего движения не сделают. А нужно было все перерыть… Хорошо было бы это сделать сразу после их обыска… но возможности нет…

– Да, возможности у Вас такой нет, – вздохнул Карелин.

– Возможность у меня есть, у меня сейчас нет на это времени. По делам службы я должен быть завтра в Петербурге, а затем несколько дней вне его. А ко времени, когда я освобожусь, Каверин может уничтожить то, что не нашли полицейские. Вот тогда будет сложно доказать, что Татьяна была у него… Но попробовать в любом случае можно и нужно.

– Вы попробуете, Ваше Сиятельство? – с надеждой посмотрел Алексей Александрович на князя Ливена.

– Да, как только позволит моя служба. О результате я незамедлительно сообщу Якову Платоновичу. Не смею Вас более задерживать, господин Карелин.

– Век Вам буду благодарен, Ваше Сиятельство. И Вам тоже, Яков Платонович, – Карелин поднял с пола свою истерзанную шляпу и вышел.

========== Часть 23 ==========

– Как Вам в роли следователя, Ваше Сиятельство?

– А что в ней есть что-то особенное?

– А стул начальника провинциального сыска не слишком жесткий для фигуры такого ранга как Вы? – с усмешкой поинтересовался Яков Платонович.

– Я и не на таких сиживал, – ответил Ливен, освобождая место Штольману. – И в моих кабинетах атласных подушек на сидениях нет, хотя иногда не мешало бы подложить что-нибудь под мягкое место. Поскольку часто сидеть приходится подолгу.

– Павел, у тебя есть опыт ведения допросов? – спросил Яков, предполагая, каков будет ответ.

– Ты же уже понял, что есть, зачем было спрашивать.

– А с пристрастием?

Ливен промолчал.

– Скажи, для чего ты делал пометки, если у тебя прекрасная память, и, как я полагаю, все вопросы были у тебя в голове? – полюбопытствовал Яков Платонович, заняв свой стол.

– Чтоб дать понять Карелину, что я его внимательно слушал, – объяснил Павел Александрович. – Если бы я сидел просто так, у него могло бы сложиться впечатление, что я действительно предложил ему помощь в минутный порыв благородства. И тогда бы, возможно, он не стал стараться излагать все основательно и упустил что-то важное, о чем ты не знал. Ведь о некоторых подробностях происшествия ты услышал от него сегодня впервые?

– Да. Но потому что ты задавал правильные вопросы. Каких не задавал я.

– Ты задавал другие, которые считал правильными. И во многом преуспел.

– Во многом, но не в главном. Девочка так и не нашлась, – вздохнул Штольман.

– Пока не нашлась, – поправил его Ливен.

– Ты веришь, что ее можно найти спустя столько времени?

– Я основываюсь не на вере, а на наличии объективных предпосылок. А они в этом деле таковы, что далеко не все возможные варианты исчерпаны. Это я и пытался втолковать Карелину. Это вторая цель беседы помимо основной – извлечь из нее как можно больше информации.

– Ты практически оборвал разговор с ним. Не смею более задерживать…

– Не оборвал, а закончил его формально. Все, что я мог узнать, я узнал. Зачем понапрасну мурыжить человека, у которого горе и который едва может держать себя в руках. Он и так уже сорвался. Нужно проявлять… снисхождение.

– Однако, ты отбрил Карелина, когда он задел твою гордость, – заметил Яков.

– Моя гордость здесь совершенно не при чем. И он меня нисколько не задел своим высказыванием. Человек в отчаянии, неужели я буду придираться к тому, что он не может найти подходящих слов? Я его, как ты выразился, отбрил вовсе не по этой причине. Мне не понравилось другое. Неловко, возможно, даже стыдно, было бы кидаться в ноги высокопоставленному человеку с мольбой о помощи, поскольку он мог попросту пнуть. Но я сам предложил ему помочь, а он, видите ли, не посмеет этим воспользоваться, неловко ему. У него пропал ребенок, любой родитель схватился бы за руку, протянутую ему для помощи в его поисках, как утопающий за соломинку, а не беспокоился об учтивости.

– Ну дочь все же не его.

– Он считает ее своей. Ждал, когда она родится. Воспитывал ее до двух с половиной лет как свою. Жена к любовнику за плотскими радостями бегала, а он в это время с ребенком оставался. Девочка явно называла его папой, другого-то она в то время не знала. И лучше бы никогда не узнала. Тот – не отец, а подлец, которому в порыве страсти, все равно, куда слить свое семя, и какие от этого будут последствия… А вот Карелин – отец, хочет вернуть свою дочь, которую у него забрали. Каким бы порядочным и ответственным он ни был, не было совершенно никакой необходимости ездить в Петербург передавать деньги лично, а он ездил. Ездил, чтоб повидаться, но не с фактически бывшей женой, к которой у него уже не осталось никаких чувств, а с дочерью, для которой он был уже не родителем, а дальним родственником. Думаю, и с Полянским из-за этого поддерживал хорошие отношения. Удивляюсь только, как Полянский опустился до того, чтоб иметь дело с подобным омерзительным типом как Каверин. Да что уж, скажу, как есть на самом деле – дерьмо он полнейшее, – весьма нелестно высказался Павел Александрович о бывшем ротмистре. – Хорошо, что в полку были офицеры, которые проявили сознательность и принципиальность – выгнали его из своих рядов. От такого нужно держаться подальше, чтоб самому не запачкаться… А мадам Карелина, вот же дура форменная! – хлопнул он рукой по столу у окна, возле которого встал. – Вот зачем рассказала дочери про то, что Каверин – ее отец? Сколько нагородила, что теперь не разгрести… Ну скакала бы по любовникам, коли ей неймется, но ребенка в свои амуры впутать – это уж совсем без мозгов надо быть! Девчушку жалко, большая ведь уже, поймет все, когда ей расскажут. Карелину, видимо, придется это сделать. И про себя самого сказать, кем он ей приходится на самом деле, и про Полянского… – грустно сказал он.

– А что там с невестой Полянского, о чем ты не посчитал нужным сообщить Карелину? У тебя аж лицо два раза скривилось, когда разговор зашел о ней.

– Лицо скривилось? Даже так? Не думал, что выдам свои эмоции… Теряю столь необходимые в некоторых ситуациях навыки? Если так, то это весьма прискорбно… – покачал головой Ливен. – А дамочка – лживая и алчная стерва наподобие Нежинской. Даже отчество такое же. Тоже мастерица обводить особей мужского пола вокруг пальца с помощью своего притворства. Если не знать ее натуры, то можно и поверить… и потом огрести по полной…

– А ты, выходит, ее натуру знаешь? Из собственного опыта?

– Знаю, но, к моей радости, из чужого. Не Варвара, а варварша. Охотница за состоянием и паскуда. Думаешь, Полянский ее первый жених? Как бы не так! Я знаю о двух разорванных помолвках и женихах, которые выплатили ей за это компенсацию.

– Такое бывает в действительности? Что мужчина платит за это? – не особо поверил Яков в правдоподобность того, что сказал Павел.

– Бывает. Если у женщины ни стыда, ни совести, а мужчина слишком порядочный.

– Если мужчины порядочные, зачем же расторгали помолвку?

– Потому что отделаться потерей денег было меньшим злом в сравнении с тем, на что они могли обречь своих близких в браке с ней.

– Поясни.

– Ну что ж, слушай, если тебе интересно. Первый ее жених был вдовцом с двумя детьми, искал не только жену, но и мать детям. До помолвки мадам восхищалась, какие чудесные дети, какие ангелы. Как только он сделал ей предложение, и она приняла его, она стала настаивать, чтобы он немедленно отправил сына в кадетский корпус, а дочь в пансион. Он воспротивился, мол, дети маленькие, сыну семь, дочери пять, да он никогда и не хотел отсылать их из дома. Тогда при каждом визите к домой к жениху она всячески задевала и обижала детей и при этом возмущалась, какие они несносные. Говорила, что когда станет мачехой, она примет меры к их правильному воспитанию, и они будут как шелковые. Жених решил не давать ей такой возможности и предложил расстаться. Она обвинила его в том, что он опозорил ее, сделал предложение, а затем отказался жениться. И сказала прямо, что за подобное оскорбление полагается денежная компенсация. Он заплатил.

– А почему она стала предъявлять претензии до свадьбы, а не после ее? Ведь если бы она стала его женой, ему бы пришлось к ней хотя бы прислушиваться. А так она вынудила его разорвать помолвку.

– Она этого и добивалась. Она никогда не собиралась выходить за него замуж. Он был не так богат, чтоб по-настоящему заинтересовать ее для брака. Но был так порядочен, чтоб подойти для объекта ее аферы.

– А второй жених?

– У того была матушка, старенькая и больная, жила с ним. До помолвки даме это не мешало. Со старушкой она и чаи распивала, и в карты играла. И за ручку ее держала, когда той нездоровилось. После заключения помолвки она стала требовать, чтоб жених отвез старуху в имение, там на природе ей будет лучше. Он говорил, что имение – не то место, где матушке будет хорошо, там земскому врачу до их поместья добираться больше часа, а в Петербурге у нее хороший врач-немец, совсем рядом с домом, и она этому врачу полностью доверяет, и в имение из-за этого из столицы не поедет. Тогда капризная невеста высказалась, что старухе, неверное, немного и осталось, нечего потакать ее прихотям, надо думать, как самому устраивать свою жизнь с молодой женой. Ответ был, что он молится, чтоб его матушка жила как можно дольше и была в добром здравии. И что мать одна, а невесту и другую можно найти. Отверженная невеста потребовала возмещения нанесенного ей ущерба, а не то она дойдет до суда, а там как бы его матушке не занедужилось от такого позора сына.

– Вот тварь! Так подло играть на чувствах к престарелым родителям и детям… Но откуда ты все это знаешь?

Ливен повел глазами:

– Титул князя дает мне возможность знать представителей света, а должность заместителя начальника охраны Императора – знать о них самих.

– А если серьезно? Без… позерства?

– Это серьезно. Как князь я знаю лично или хотя бы в лицо многих представителей дворянства, как в Петербурге, так и вне его. Когда меня интересует что-то о ком-то из них, как заместитель начальника охраны Государя я легко могу получить нужные мне сведения.

– Эта дама была среди тех, о ком ты собирал информацию?

– Нет, первый жених – мой знакомый, офицер, разоткровенничался за бутылкой. О том, как женщина может измениться всего за несколько недель. И о том, что потерял определенную сумму, которой ему, конечно, жалко. Я ответил, что важнее, что он пожалел своих детей. Разорвал отношения с той мегерой до того, как она стала по-настоящему измываться над ними. А второй – в этом случае я нечаянно подслушал разговор. Как говорится, навострил уши, услышав похожую историю с известной особой.

– Эти мужчины говорили прямо, что она не собиралась за них замуж на самом деле и попросту облапошила? – осведомился Штольман.

– Нет, не говорили. К такому выводу пришел я, сделать его было нетрудно. Особенно, если знать, что представляет из себя эта… лицедейка. Я бы усомнился, если бы пьесы были разные, а то одна и та же, прекрасно отрепетированная и сыгранная.

– А Полянский, считаешь, с ним она хочет провернуть то же, что и с двумя предыдущими женихами?

– Нет, судя по всему, у него такой капитал, что она действительно хочет стать мадам Полянской. Видишь, как негодует, что свадьба теперь отложена, боится, как бы такой состоятельный жених не сорвался с крючка. Вцепилась в него мертвой хваткой. И постарается устранить любое возможное препятствие своему замужеству. А также причину возможной утечки семейных денег.

– Думаешь, она рассматривает Таню в таком свете?

– Более чем уверен.

– Что же привлекло Полянского в такой стерве?

– Предполагаю, ее происхождение – родство с графьями. Ее дед со стороны матери и дядя, брат отца, графы. Для нетитулованного дворянина Полянского, особенно являющегося фабрикантом, внучка и племянница графов – блестящая партия, брак с ней – ступенька вверх… – высказал свое мнение князь Ливен. – Кроме того, мадам умеет произвести впечатление. Вряд ли он имеет представление о ее сучности.

– Сучности? Павел, ты не оговорился? Ты хотел сказать сущности?

– Я сказал то, что хотел. Сучья сущность. И не смотри на меня так. Я, бывает, употребляю слова и позабористей.

– Такие, какие, похоже, записывает полковник Дубельт?

– А он их записывает? – усмехнулся Павел Александрович. – А я думал, что у него отличная память…

– Может, он, выйдя в отставку, хочет издать сборник крылатых фраз князя Ливена? – подзавел Яков Павла.

– А что, это идея. Только лучше я сам возьмусь за это. Всех-то моих выражений Дубельту уж точно не известно…

Усмешка на лице Ливена сменилась серьезным выражением:

– Возвращаясь к Полянскому, родство с графами через жену безусловно возвысит его в глазах общества. Ну или хотя бы в его собственных.

– Да, а то у него только какое-то дальнее родство с графами Стаднитскими.

– У графов Стаднитских нет в родственниках Полянских, я бы знал. Их родственная связь, скорее всего, через отца Полянского и мать Владислава Стаднитского… Мать… Я все думал, откуда мне известно имя Полянского, он ведь не моего круга… Я пытался покопаться в своей памяти, и вот наконец смог вытащить из ее закоулков то, что для нас может быть интересным. Дед Полянского по матери – Третьяков, родственник тех самых Третьяковых, которые открыли картинную галерею в Москве. Капитал у него был не такой огромный, но все же очень привлекательный, чтобы сделать его единственную дочь желанной партией для членов нескольких дворянских семейств. Взаимовыгодный брак был заключен между барышней Третьяковой и Анатолем Полянским, а их сын единолично унаследовал капитал деда, который потом приумножил. Такого состоятельного мужа хотели бы многие дамы, а уж варварша Перовская и подавно. Эта ни перед чем не остановится, когда на кону такие деньжищи.

– Деньжищи?

– Для нее именно деньжищи. Для кого-то более обеспеченного просто деньги, – уточнил Ливен.

– Карелин говорил, что он бы не удивился, если б Полянский вообще предумал жениться после того, как его невеста повела себя подобным образом в связи с гибелью Ульяны и его решением отложить свадьбу. Я поэтому и спросил, не считаешь ли ты его жертвой номер три ее афер.

– Думаю, она просто не ожидала, что Полянский из-за гибели какой-то там любовницы решится перенести свадьбу с племянницей графа, вот и взбрыкнула. Наверное, уже не раз кусала локти, что так глупо повела себя. Тем более после того, как удачно спровадила подальше дочь той самой любовницы жениха, к которой он был привязан.

– Ты все же думаешь, что это она? – спросил Штольман.

– Основываясь на рассказе Карелина, у меня нет другого подозреваемого… Кстати, если бы ты обратился ко мне по поводу пропажи девочки, я бы сразу посоветовал тебе не тратить время на проверку причастности к этому Стаднитского. Не понимаю, почему ты посчитал его возможным виновником исчезновения девочки. То, что он завсегдатый «Казановы», «Тридцати трех богатырей» и подобных им заведений, где процветают Содом и Гоморра, и жеребец с перпетум мобиле, не делает его подозреваемым в деле о пропаже ребенка.