Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

– Анна увидела связь между братьями Бессарабовыми, однако ее вывод не совсем правильный. Сергей затаил злобу только против меня, к тебе у него ненависти нет.

– Как нет? – удивился Штольман. – Я убил его брата.

– Возможно, это лучшее, что ты мог для него сделать. Хотя в этом он, конечно, никогда не признается.

– Что?! – Яков Платонович был в полном недоумении.

– Слухи про аферы Артемия Бессарабова достигли и того гарнизона, где служил Сергей. У офицера, которого хотел обобрать Артемий, в гарнизоне был знакомый. Он написал ему, что согласился играть с Артемием лишь потому, что знал его брата Сергея, а он оказался проходимцем… Капитана Бессарабова допросили насчет того, знал ли он об этой деятельности брата. Он все отрицал. Он и до этого не был принят в полку с распростертыми объятьями, а после и вовсе кроме пары офицеров никто не хотел иметь с ним дела, среди сослуживцев он стал почти изгоем. Отец еще больше обозлился, писал ему гневные письма, винил во всех грехах, кроме него-то винить было некого, Артемий как сквозь землю провалился. Спустя несколько месяцев у отца случился удар, и он скончался. Капитан Бессарабов подал в отставку – служба все равно не предвещала ничего хорошего, и поселился в имении. Через некоторое время в поместьи появился Артемий, братья крепко поссорились. Сергей высказал брату, что его карьера и так рухнула, а из-за него и вовсе дала дуба. Артемий высказался, что на военной карьере свет клином не сошелся, тем более когда можно иметь в подчиненных не несколько сот людей, а миллионы, для этого нужно совсем немного – завладеть их волей. И он знает способ, как это сделать. Сергей назвал брата сумасшедшим и посоветовал больше не попадаться ему на глаза. А Артемий сказал, что он еще будет у него в ногах валяться, как и остальные… – рассказал Павел Александрович известную ему историю.

– Думаешь, тогда Артемий Бессарабов и провозгласил себя Магистром?

– По крайней мере, встал на этот путь.

– Дух Магистра сказал Анне, что он был арестован за ритуальные убийства, но заключил соглашение с полицией работать на них.

Ливен нехорошо усмехнулся:

– Соглашение с полицией, говоришь? Полагаю, Магистр думал, точнее его заставили думать, что он работал на полицию. Никакой полицейский чин не стал бы предлагать сделку безумцу, промышлявшему ритуальными убийствами, и использовать его для… государственных интересов… Соглашения подобного рода заключаются… с адекватными людьми, с теми, кто понимает, на что они идут… и что последует, если они нарушат условия… А не с невменяемым, одержимым стать властителем мира… Такой человек сегодня твой союзник, а завтра пустит в расход тебя самого – ради достижения своей возвышенной цели… Однако люди, занимавшие должности представителей закона, могли решить, что в их собственных интересах можно использовать и такого… маловменяемого. И нашли способ, как заставить его встать на их сторону.

Яков Платонович ошарашенно посмотрел на своего собеседника:

– Как ты себе это представляешь?

– Я думаю, никакого ареста и суда с вынесением приговора на самом деле не было. За ним следили те, кому он был нужен, схватили его, а потом разыграли перед ним спектакль, в который заставили поверить. Слушание по делу о ритуальных убийствах явно не было публичным – такие случаи стараются не делать достоянием общественности, то есть на нем присутствовали бы лишь несколько человек, поэтому для постановки даже большой труппы не понадобилось. Не сомневаюсь, что организовать подобное у заинтересованных чинов из Департамента полиции, Министерства юстиции и других ведомств возможности были, – с уверенностью произнес Ливен.

– И Бессарабов ничего не заподозрил?

– Когда человек мнит себя особенным, не имеющим себе равных, способным властвовать над другими, властвовать над ним самим проще простого. Нужно лишь создать видимость, что вы верите в его превосходство и неуязвимость. А дальше – дело за малым. Устроить так, чтоб происходящее с ним он принял за чистую монету. И он ваш со всеми потрохами. При том, что Магистр был человеком огромных амбиций, огромных желаний, но небольшого ума, это и вовсе было проще простого.

– Почему ты думаешь, что Магистр не отличался умом? Вон сколько последователей у него было.

– Его последователи – такие же спятившие фанатики. Насчет его ума – как я понял, ему была нужна Анна, чтоб вызвать Люцифера. Ну так и похитил бы ее, увез подальше от Затонска, где бы ее не смогли найти. Подержал в плену, глядишь, она бы через какое-то время и присмирела или и вовсе лишилась воли… под его воздействием… и приняла его предложение… Или потом предстал бы в роли ее освободителя, предложил бы принять участие в обряде в награду за ее спасение… В любом случае провел бы обряд в каком-нибудь безлюдном месте. Зачем это было делать в Затонске, где напавшие на его след помешали завершить его? На Затонске, как говорится, свет, точнее тьма клином сошлась, и Люцифер может появиться только в этом провинциальном городке? Он что, не Князь Тьмы, а какой-то местячковый князек, который властвует только в пределах своей вотчины, коей является Затонский уезд? Если так, то зачем он вообще нужен, в чем его власть над миром?

– Магистр сказал, что он получил от куратора приказ выкрасть химика Брауна, – объяснил Штольман. – Наверное, решил помимо выполнения задания заполучить Затонского медиума. Брауна он упустил, ну и решил компенсировать свой провал… обретением власти с помощью этого медиума.

– Он провалил задание – упустил Брауна потому, что вместо того, чтоб тщательно планировать операцию, занимался всякой… театрализованной хренью… – со знанием дела сказал подполковник Ливен. – Если ему помимо Брауна был нужен медиум, похитил бы обоих и сразу увез их из Затонска, Брауна отдал своему куратору, медиума оставил себе. И тогда уже ставил свой спектакль. А он в Затонске действовал так неосторожно, так нарочито, будто хотел, чтоб на его представление помимо адептов собралось население всего городка… Постановщик из погорелого театра, – наградил он своеобразным определением Артемия Бессарабова, – а не агент на секретном задании,

– Постановщик из погорелого театра… Да, все действие выглядело очень театрально, – согласился Яков Платонович. – Но я считал, что это делалось для того, чтоб произвести наибольшее впечатление на адептов.

– Как знать, как знать… – пожал плечами Павел Александрович.

– Про знания, точнее сведения. Ты столько знаешь про братьев Бессарабовых. Откуда тебе известно про аферы Артемия, про то, как это повлияло на службу Сергея? Ну и остальные детали, например, про Измайлова?

– Тот офицер, которого Артемий Бессарабов и Михаил Измайлов пытались обманом лишить денег, рассказал мне об этом случае сам. Он раньше не раз садился за карточный стол с капитаном Бессарабовым, и тот всегда вел честную игру, ну или уж на то пошло, в шулерстве замечен не был. Он не ожидал, что брат капитана был мошенником. Своей историей он поделился со знакомым офицером, служившим в гарнизоне, куда перевели капитана Бессарабова. Тот потом написал ему и про допрос капитана, и про то отношение к нему сослуживцев, и не только. А он пересказал письмо мне. Остальные сведения про Бессарабовых я получил… из другого источника… Что касается Измайлова, у меня не один знакомый в Министерстве юстиции, о случае с ним я мог узнать от любого из них.

– Павел, ты был взволнован тем, что твоего офицера все же убили. Но не был особо удивлен, что это сделал Бессарабов. Я не о том, что он оказался убийцей, а о том, что он был в том самом месте… Ты же сказал, что он сейчас живет в имении…

– Имение Бессарабовых всего в паре часов от того городка, где погиб Серебренников. Поместье мужа этой профурсетки с другой стороны города, примерно на таком же расстоянии. С тем любовником, с которым она была в гостинице, она тайком встречалась обычно в другом городке. Но, как выяснилось, и в этом тоже.

– Думаешь, и с Бессарабовым она также там встречалась?

– Не исключаю того. Возможно, имела рандеву с обоими в один и тот же вечер.

– Не вместе? – скривился Яков Платонович.

– О таком не слышал. Хотя при ее разнузданности подобному бы не удивился… Но на одного воздействовать проще. Она ведь затаскивала мужчин в постель не только ради плотских страстей, но и чтоб подчинять их себе… В тот раз, вероятно, назначила свидания обоим, а Бессарабов пришел намного раньше времени. Решил подождать рядом с гостиницей, услышал тот разговор и увидел, как Серебренников выпал из окна. Ну и воспользовался удачей. Добил своего врага и, кроме того, возможно, еще надеялся таким образом подставить своего соперника.

– Чтоб, если ему повезет, того обвинили в убийстве?

– Да. Постоянного любовника княгини в любом случае кто-нибудь видел, хотя и отрицают. А вот его самого вряд ли…

– Но царского родственника и так ждал перевод в Туркестан. А саму княгиню переезд в Тверь…

– Не думаю, что Бессарабов знал об этом. Хотел убрать соперника с дороги… чтоб ему доставалось больше страстных свиданий с ненасытной любовницей. Ну и, конечно, устранить своего врага, из-за которого он поплатился своей карьерой.

– А Серебренников, как он оказался там?

– Совершенно случайно. Ему там была назначена встреча. Возможно, потому, что в гостинице ремонтировали заднее крыльцо, и из-за этого в ней было меньше постояльцев. То, что он оказался в том месте наряду со всеми остальными персонами – не более чем трагическое совпадение. Он был на деловом свидании, а не на любовном. Княгиня – не та, к кому он бы мог проявить интерес, у него с мозгами было все в порядке.

– Павел, и тем не менее, что в ней такого, что мужчины так сходят по ней с ума? Я видел ее, ничего особенного она из себя не представляет…

– Почему ты спрашиваешь об этом меня? – сделал удивленное лицо Павел Александрович. – Я таких особей обхожу стороной… Она такая же как Нежинская. Такая же шлюха, и так же вертит… кобелями как ей вздумается.

Штольман хмыкнул:

– Как ты меня… припечатал…

– Я сказал в общем, не имея в виду кого-то конкретно… и уж тем более тебя. Ты все же смог разорвать связь с Нежинской, когда понял, что она из себя представляет… На княгиню ведутся мужчины, у которых похоть и глупость преобладают над всем остальным – как я уже сказал про Сергея Бессарабова… Похоже, оба брата Бессарабова были в какой-то степени одержимы – один сладострастием, другой – своими бесовскими идеями…

– А Измайлов, чем одержим он? Только жаждой наживы? Или еще и жаждой мести?

– Ты снова о том, не попытается ли он предпринять каких-нибудь… активных действий против тебя с Анной?

Яков кивнул.

– Нет, у него не тот склад характера. Он умный и трусоватый, он даже не стал отправлять тебе письма на служебный адрес – чтоб это не восприняли как угрозы полицейскому чину и, не дай Бог, не открыли дело. Посылал их тебе домой, зная, что на службу ты их не понесешь… Яков, за ним с этого времени будет более пристальное внимание.

– Ты сможешь устроить подобное?

– Поскольку за ним уже водились грешки в Петербурге, это возможно. Не исключено, что он продолжил заниматься аферами и в Твери, только более осторожно… Кстати, одним из писавших записки мог быть тот, кто проиграл ему в карты. К примеру, Измайлов сказал, что хотел разыграть кого-то и попросил помочь ему – в счет долга.

– Ты сказал, что у Измайлова были влиятельные знакомые, поэтому он так легко отделался.

– Были. И я подозреваю, что они могли использовать его несколько раз в своих грязных делишках.

– Ты же сказал, что он трус и не стал бы рисковать своей шкурой…

– Они могли сделать это, не посвящая его в суть. Как он использовал человека, писавшего половину записок, что ты получил… Например, написать или подписать какие-то бумаги. Для того, чтоб поставить подпись, не обязательно знать содержание документа. Таким образом Измайлов мог получить для себя место в Твери, а не, скажем, на Камчатке… И позже эти люди также обращались к нему для подобного.

– Павел, ты говорил про чиновников, которые могли поставить пьесу для Магистра… чтобы заставить его действовать в их интересах… Не про них ли ты сейчас?

– Про них, – кивнул Павел Александрович. – Как вариант, Бессарабову могли быть предъявлены фальшивые документы, на которых Измайлов поставил подпись вместо какого-то чиновника. Ты будешь сомневаться, если полицейский чин покажет тебе документ, подписанный, например, начальником Департамента полиции? Думаю, что нет. Вот и Артемий Бессарабов не сомневался. И уж точно не думал, что к этому мог быть причастен его приятель…

– А Измайлов не знал, в чем он замешан?

– Полагаю, что понимал, что это что-то незаконное, но что именно – не имел понятия. Этому есть еще одно подтверждение. Если бы он знал, что он сыграл какую-то роль в деле Бессарабова, он сидел бы тише воды, ниже травы и не стал бы посылать тебе гадкие письма.

– А чиновники, благодаря которым Измайлов был переведен в Тверь, присмотрелись к его подельнику Артемию Бессарабову еще в Петербурге?

– Почти уверен. Люди с такие способности никогда не остаются без внимания… Рано или поздно их постараются использовать… для чьей-нибудь выгоды…

– Как все просто… с одной стороны… С другой, зачем этим людям вообще понадобился Бессарабов для того, чтоб выкрасть Брауна?

– Для меня это тоже пока непонятно.

– С этим Магистром Бессарабовым какая-то темная история.

– Я бы сказал туманная – как с Брауном, – с ухмылкой посмотрел заместитель начальника охраны Императора подполковник Ливен на начальника Затонского сыска.

========== Часть 28 ==========

– Туманная история? – переспросил Штольман. – Интригуешь ты меня…

– Да, как Затонский туман, – кивнул Ливен. – Ученый занимается опытами на полигоне около маленького городка под охраной военных из гарнизона. Начальник службы охраны Его Величества через своего офицера передает опальному полицейскому чину распоряжение присматривать за ним… Однако, у службы охраны Государя совершенно другие функции, возможно, ее начальник мог бы проявить собственный интерес к ученому, если бы подозревал его в проведении опытов по созданию веществ, применение которых потом будет использовано непосредстаенно против Императора. Например, какое-то новое взрывчатое вещество, которое планируется заложить в бомбу. Но даже это, строго говоря, относится к сфере деятельности совершенно других ведомств. А уж про исследования иного рода и говорить нечего. У этих ведомств есть свои люди. Везде. В том числе, конечно, и среди военных. Если бы в Затонском гарнизоне подобного человека не было, в нем появился бы новый офицер, который бы и приглядывал за ученым, и докладывал о его достижениях кому следует. Еще проще и продуктивнее было бы направить в Затонск агентов соответствующих служб. И приказать им и охранять Брауна, и держать под наблюдением… и под прицелом любителей шпионских игр.

– Ты про… небезызвестное отделение?

– Не только. Но и про него в том числе… Привлекать к этому начальника сыска, занятого на своей службе выше головы, весьма странно и непрофессионально, – высказал свое мнение Павел Александрович. – Возможно, тебе дали в помощь филеров – но таких, которых было бы не жалко потерять… А вот чрезвычайных полномочий, чтоб действовать в экстренной ситуации, я полагаю, тебе не предоставили…

– А у тебя они, как я представляю, были бы?

– Разумеется, были бы.

– На основании бумаги, подписанной Императором?

– Написанной Государем собственноручно, подписанной им и заверенной Императорской печатью. У меня не одна такая. Для разных случаев, – наконец признал подполковник Ливен.

– Как я и думал… А у Варфоломеева есть такой документ?

– Безусловно, документ у него есть. Но сомневаюсь, что он предоставляет ему практически неограниченные полномочия. Но у него есть полномочия получать другие документы, например, из Департамента полиции… и не только… когда есть необходимость привлечь определенного человека… для выполения определенного задания… Хотя, насколько я понимаю, в твоем случае было… несколько иначе…

– Иначе? Это как же?

– У каждого действа есть свои… особенности… в зависимости от обстоятельств… и действующих лиц…

Штольман недоуменно посмотрел на подполковника Ливена:

– Я не понимаю тебя.

– Что ж, придется объяснить тебе, что к чему. Гордон Браун – зацикленный на своих идеях и довольно самоуверенный ученый, хотя как про человека такого о нем не скажешь. Не стоило никаких усилий чуть подольстить ему насчет его достижений и заинтересовать его возможностью проводить опыты за счет Российского правительства. Полигон Затонска – самое подходящее для этого место. В гарнизон в последние несколько лет отправляют замешанных Бог знает в каких грехах и не отличающихся благонадежностью офицеров, а полигон, какая удачная случайность, находится вблизи имения князя Разумовского…

В городок направляют проштрафившегося полицейского чина, которому позже помимо его служебных обязанностей вменяется охранять ученого. На самом же деле нужного для того, чтоб у князя, а также других заинтересованных лиц создавалось впечатление относительно значимости исследований Брауна. В Затонск прибывает фрейлина Императрицы, бывшая любовница полицейского, чтоб постараться склонить его к возвращению в Петербург, поскольку он мешает осуществлению их планов… или чтоб соблазнить ученого и таким способом завладеть его разработками… которые на самом деле, вероятнее всего, никогда бы не достигли конечного результата… которого, впрочем, разбирающиеся в данном вопросе чины никогда от него и не ожидали… в отличии от других…

– То есть все было по-другому, не так, как казалось?! Браун – подсадная утка?! – Яков Платонович не мог поверить тому, что только что услышал от Ливена.

– Я бы назвал это отвлекающим маневром. Стоящие исследования у него были, но не на том уровне, чтоб охранять его как корону Российской Империи. В основном он был нужен для того, чтоб отвлечь внимание от других ученых, на которых и делается ставка. Браун был представлен нескольким генералам и штаб-офицерам, в том числе начальнику охраны Его Величества, который стал благоволить ему. Так называемые покровители Разумовского и Нежинской заглотили наживку моментально. Если к делу привлечен начальник службы охраны Императора, а через него бывший чиновник по особым поручениям, то не остается никаких сомнений в том, что это дело государственной важности. А если полковник Варфоломеев и следователь Штольман не фигурирут в документах, доступных довольно высоким военным и полицейским чинам, то это дело еще и под грифом «совершенно секретно». А секрет этого дела в том, что никакой тайны нет, лишь ее видимость… Вот это и есть государственная тайна, – с самым серьезным выражением лица сказал заместитель начальника охраны Государя.

Яков хотел присесть на лавку, так как у него подкосились ноги, но сел помимо ее, поскольку все еще во все глаза смотрел на Павла.

– Твою мать! – в который раз за день выругался он. – И ради этого… балагана я не имел права даже намекнуть Анне о своих чувствах, а должен был… якшаться с Нежинской?!

Павел протянул племяннику руку и помог ему встать:

– А как Вы хотели, господин служивый невидимого фронта? Такая стезя и опасна, и трудна, а видна должна быть только в том ракурсе, который требуется… А женатый или влюбленный… не в одобренную кое-кем особу – увы, не тот, кто был нужен в данном случае… для правдоподобности сюжета.

– Правдоподобность сюжета… Браун – отвлекающий маневр… – в голове Штольмана был полнейший сумбур. – Но папка? Была одна папка, очень важная…

– Папка? Я представляю, о чем ты. Она не была столь важной. Скажем так, сведения, содержавшиеся в ней… несколько не соответствовали действительности… А их значимость была несколько преувеличена, приукрашена…

– Несколько – это насколько? – еще больше впился взглядом Штольман в Ливена.

– Настолько, чтоб создать такую видимость, чтоб этот… блеф казался правдой… Только не сядь мимо лавки снова… – посоветовал родственнику Павел.

Яков Платонович со злостью стукнул кулаком по столу так, что руке стало больно.

– Павел, откуда ты все это знаешь? – хмуро спросил он. – Ведь не Варфоломеев же поделился с тобой этим?

– Разумеется, нет. Я изучил документы, сделал выводы, а о том, чего не было в бумагах, задал несколько вопросов одному весьма высокому чину, – признался Павел Александрович. – Но его имени, я, конечно, назвать тебе не могу.

– У тебя есть доступ к документам такого уровня?

– Да, есть.

– И сколько потребовалось времени, чтоб их получить?

– Сколько занимает дорога находящегося под моим началом офицера от Зимнего дворца до зданий, где они хранятся, и обратно, – чуть заметно ухмыльнулся подполковник Ливен. – Яков, когда я сказал тебе, что дело Стаднитского было бы у меня в течение часа, я не шутил. Когда я запрашиваю документы, мне доставляют их незамедлительно.

– Офицер знает, что это за документы?

– Нет, не имеет об этом ни малейшего представления. Как именно это происходит, я тебе сказать не имею права.

– Ты сказал, что в тех документах, что ты читал, не было ни моего имени, ни полковника Варфоломеева. Я правильно тебя понял? – снова внимательно посмотрел Яков на Павла.

– Правильно.

– Как это понимать?

– Судя по всему, у Варфоломеева были какие-то устные договоренности, но он действовал неофициально, так сказать, на свой страх и риск… Но смог убедить тебя в том, что все это исходило… от чиновников, обладавших соответствующими полномочиями…

– То есть Варфоломеев разыграл передо мной такой же спектакль, какой был сыгран для Магистра?! – Штольман нервно подергал манжет на левом рукаве.

– В какой-то степени.

– А я, идиот, поверил… – угрюмо пробурчал бывший чиновник по особым поручениям.

– А тебе не оставалось ничего другого. Любой бы поверил начальнику собственной охраны Императора.

– Но не ты?

– Я бы потребовал соответствующий документ. Не удовлетворился бы запиской, в которой было, что подробности будут переданы на словах.

– Павел, полковник Варфоломеев проделывал подобное и ранее?

– Если ты имешь в виду, что какая-то информация передавалась только устно через доверенное лицо – несомненно. Если то, что твоя миссия оказалась не той, какой ее тебе представили, этого я тебе сказать не могу.

Хоть Штольман и понимал, что Павел не стал бы лгать ему, ему не хотелось верить, что Варфоломеев поступил с ним так низко. Видимо, все эмоции были написаны у него на лице, так как Павел сказал:

– Яков, я представляю, что это тяжело, но лучше не тешить себя… иллюзиями… Прими как данность – Варфоломеев тебя использовал. И постарайся забыть об этом… чем скорее, тем лучше… Не ты первый, не ты последний.

– Мне он казался… порядочным человеком… – на лице Якова Платоновича все еще было мрачное выражение.

– Политика – грязная игра. И все мы в ней лишь фигуры – кто-то пешка, кто-то ладья, кто-то ферзь… В этой партии ты был пешкой.

– Павел, а могут быть какие-то документы… очень секретные… к которым нет доступа… и в которых содержится что-то, чего ты не знаешь… что могло бы представить данную ситуацию… в другом ракурсе, – высказал Штольман свою мысль, хватаясь за нее как утопающий за соломинку.

– Для меня таких документов не существует, – твердо сказал Павел Александрович. – Я посмотрел все, что было возможно. Все. Если мне не предоставили других документов, то только потому, что их попросту нет. Иначе бы я их видел.

– Ты можешь получить любые документы?

– Абсолютно.

– Иными словами, можешь узнать любые секреты и тайны, как личные, так и государственные.

Ливен промолчал – ответ был очевиден.

– И кому известно, что у тебя есть такие полномочия?

– Только Государю… и теперь тебе.

– Не боишься того, что признался мне в этом?

– Нет. Если что – я могу устранить человека… очень аккуратно… – буднично произнес Ливен. – Если такой человек как ты способен на предательство, то и жить незачем – ни ему, ни мне самому… – он пристально посмотрел на племянника.

– Извини, я сказал глупость…

– Яков, я не читаю про тайны из любопытства или, как некоторые, чтоб извлечь выгоду. Я делаю это лишь по служебной необходимости. И не злоупотребляю данными мне полномочиями. Поэтому Государь мне доверяет.

– Но те документы, о которых мы сейчас говорим, ты ведь запросил, исходя из своих личных интересов, а не по служебной надобности.

– Имеешь в виду мой интерес по поводу твоего участия в этих делах?

Штольман кивнул.

– Вы заблуждаетесь, господин следователь. Мой интерес лежал в иной плоскости, Ваша роль в этих делах была, скажем, так сопутствующим моментом. Яков, я говорил тебе, что в последние годы… я был занят в основном другим… И мне нужно было… восполнить свои пробелы.

– И когда ты читал документы?

– На днях, когда приехал в столицу из усадьбы. До этого я их не видел. Поэтому можешь не задавать следующего вопроса – к тому, каким образом… ты выбрался из той… клоаки, я не причастен.

– Но ты знал о том, что со мной случилось.

– Я знал о только о том, что ты пропал и являлся подозреваемым в убийстве Разумовского. Об этом мне сказал Дмитрий. Когда ты объявился в Петербурге, меня там не было. Вскоре после похорон Дмитрия я уехал по служебным делам почти на месяц, был в нескольких поездках, и после сороковин тоже. За это время с тобой все уже разрешилось… само собой…

– То есть без твоего участия? – уточнил Яков.

– Да, без моего. Я не хотел вмешиваться… без крайней на то необходимости… Если бы члены преступного сообщества, у которых, конечно, были глаза и уши, узнали, что ты – мой племянник, ты мог бы оказаться в еще худшей ситуации, чем был… Поэтому я позволил всему… идти своим чередом… И как видишь, для тебя все закончилось благополучно.

– А если бы не закончилось?

– Яков, этого бы не случилось. Я бы этого не допустил. Если бы у тебя было все очень плохо, мне бы сообщили. И тогда бы я стал действовать.

– Пошел бы за меня просить? Как Дмитрий Александрович к Палену?

– Пошел бы. Только не к Палену. Я обратился бы к Государю.

– Чтоб меня помиловали? – недобро усмехнулся Штольман.

– Я бы просил о назначении компетентных, непредзвятых и неподкупных чиновников… тех, в ком полностью уверен… И тогда бы вскоре ты из подозреваемого перешел в свидетели, и, следовательно, до суда дело бы не дошло.

– Ты бы действительно обратился к Императору?

– Яков, я никогда ни о чем его не просил. Но я столько сделал для короны, что считаю, что просить об одном одолжении имел право, – ответил подполковник Ливен, у которого были и другие обязанности помимо охраны Александра Третьего.

– Ты дал Дмитрию Александровичу слово… что поможешь мне?

– Он его не требовал. Он знал, что если понадобится, я сделаю это сам. Но мне, слава Богу, этого делать не пришлось… И без меня были люди, кто внес свой вклад в то, чтоб ты не отправился на каторгу. Например, Варфоломеев, втравивший тебя в историю в Затонске и, как я полагаю, посчитавший своим долгом вытащить тебя из той выгребной ямы… при этом как можно меньше замаравшись самому… И Васильев, который видел в тебе порядочного и честного человека, не способного на подлое убийство, и не хотел, чтоб тебя необоснованно обвинили в совершении преступления.

– Васильев был тем, кто должен был сообщить тебе, если… – предположил Яков Платонович.

– Нет, мелкий чиновник, который никогда тебя не видел, через него проходят некоторые документы. Он иногда предоставляет мне сведения, не имеющие большой ценности, но тем не менее полезные… Для него сообщить о Штольмане было обычным незначительным поручением… наряду с парой других, полученных им в тот же раз.

– Как он мог сообщать тебе, если ты был в отъезде?

– Послать записку мне домой, без фамилии того, о ком шла речь. Мне бы передали информацию.

– И ты бы вернулся в Петербург?

– При первой же возможности. Вернулся хотя бы на день или даже на несколько часов… Но я рад, что мне не пришлось прерывать своих поездок, они были тогда очень важны.

– Ты ездил по делам Императора?

– Разумеется.

– Павел, ты – эмиссар Его Величества?

Ливен рассмеялся про себя – утром он подумал о том, что брившийся Яков еще бы в бане, когда парились, спросил о его роли в политике государства. Сейчас они не парились, но были в бане, и Якова интересовал тот же вопрос.

– Эмиссар, к Вашему сведению, господин начальник сыскного отделения, действует за пределами своей страны. Свои же служебные обязанности я выполняю на территории Российской Империи… в основном… По большей степени, как я говорил тебе ранее, я занимаюсь анализом информации. Но чтобы эту информацию добыть, бывает, приходится отправляться в путь самому.

– Поэтому меня привлекли к паре дел, касавшихся Императорского двора? Потому что тебя тогда не было в Петербурге?

– Вполне возможно.

– И эти поездки не всегда безопасные?

– Далеко не всегда. Но Господь, как видишь, меня хранит… В сравнении с другими людьми, тем же Брауном, – Ливен решил вернуть племянника к разговору, к которому, в отличии от обсуждения его самого, он был более расположен.

– А что с ним случилось?

– Коляска, на которой Лассаль в спешке увозил Брауна, провалилась под лед на реке около деревеньки в Тверской губернии. Точнее, провалилась лошадь и потянула за собой коляску. Лассаль, сидевший на козлах, тоже сразу оказался в воде, но не смог выбраться – то ли из-за мешавшей ему лошади, то ли еще по какой причине. Когда мужики, случайно увидевшие происшествие, подоспели, в полынье бултыхался только один человек, его они и вытащили. От пережитого потрясения он был не в себе. Его доставили в больницу в ближайший городок. Через несколько недель он начал говорить. Назвался Британским подданным Гордоном Брауном, поправлявшим свое здоровье на водах в Затонске.

– Что?! Какие к чертовой матери воды да еще зимой?!

– Горячие источники, видимо, природные или же созданные с помощью химикатов, – усмехнулся Павел Александрович. – Может, Браун работал над созданием терм на открытом воздухе зимой, а не над прожектом, который интересовал разведки нескольких стран. Но этого, по-видимому, уже никто не узнает…

– Ты сейчас о чем?

– О том, что он провел много опытов, хоть и успешных, но довольно далеких до желаемого результата – по крайней мере так значится в документах. Возможно, он и вывел конечную формулу и держал ее в голове – как гарантию сохранения своей жизни или, что менее вероятно, получения приличного вознаграждения. Но после того происшествия у Брауна якобы пропали все познания в химии. Обычные вещи он помнит, а то, что связано с химией – нет. Химические формулы читает теперь как абракадабру на английском… Так что, как ты назвал его, балаганное представление, в какой-то мере провалилось.