Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

– У Якова Платоныча нет кабинета.

– Как это нет? Его Милость же при чине хорошем и при должности, – сказала Марфа и тут же извинилась. – Вы простите меня, Анна Викторовна, что глупость сморозила… Просто мне казалось, что у господ, которые положение занимают, всегда кабинеты имеются…

– Я тебе говорила, что сейчас у нас домик маленький.

«Что же за домик такой, что даже кабинета там нет? Совсем крохотный, видать. С одной стороны, хорошо, меньше хлопот. С другой, я же мешать им буду, если им захочется нежностями обменяться. Мне ведь Его Сиятельство говорил об этом, чтоб не смущала их… Вот голова дырявая» – подумала Марфа.

– Запамятовала я, Ваша Милость. Вы уж простите меня, я, видать, с домом, что в Петербурге, спутала.

– Наверное. Вот в той квартире у Якова Платоныча кабинет будет.

– Конечно будет, раз в ней князья жили. Князю без кабинета никак. Не в гостиной же ему делами заниматься.

– А Яков Платоныч в гостиной делами занимается. Но он и не князь.

– Хоть и не князь, но сын княжеский. Значит, кабинет положен, – изрекла Марфа. – А столовая есть?

– Столовой нет, мы в гостиной едим.

– Ну, а спальня-то есть? – на всякий случай спросила Марфа, а то вдруг еще княжеский сын с женой в гостиной спят и… супружескими делами занимаются.

– Спальня есть, небольшая, и кровать там тоже не такая большая, как в усадьбе.

– Ну, наверное, в квартире в столице в господской спальне кровать большая. Хотя, может, и нет, князья-то без жен там жили. А Вы с Яковом Дмитриевичем – супружеская пара, Вам большая кровать нужна. Но Вы, Ваша Милость, не беспокойтесь, если что, Его Сиятельство большую кровать вам купит.

Анне стало немного неловко, вот они с Марфой дошли и до обсуждения спальни… А Марфа как в воду глядела. Павел пообещал купить для них с Яковом большую кровать с балдахином в усадьбу и обновить в квартире мебель, если им будет не по вкусу та, что есть.

– Вижу, смутила я, Вас, Ваша Милость своими разговорами… Вы уж на меня не серчайте, для меня-то как для прислуги такие разговоры привычные… Прислуга ведь на то и нужна, чтоб хозяев обслуживать, все стороны их жизни, включая и ту, что для других глаз не предназаначена.

– Я понимаю, Марфа. У родителей дома ведь Прасковья есть. Только там дом большой, и я… замужем тогда не была…

– Ваша Милость, понимаю, о чем Вы. Что Вам с Яковом Дмитриевичем уединение нужно, а тут прислуга под носом. Какие уж тут супружеские радости? Но я ведь у Вас жить не буду, только приходить. И приходить буду, как сами скажете, как Вам удобно.

Анна подумала:

– Может, будешь по утрам приходить, как Яков Платоныч на службу уйдет? Чай или кофе утром я и сама могу сделать. А вот с обедом и ужином мне помощь нужна. А вечером, если он рано домой придет, то после ужина будешь уходить, а если он задерживаться будет, как часто бывает, то и ждать его не нужно.

– Как скажете, Ваши Милость, как Вам будет угодно.

– А днем он очень редко домой приходит.

– Ну если придет, а Вам с ним наедине побыть захочется, так я всегда могу в лавку или на рынок уйти.

Анна снова смутилась.

– Анна Викторовна, ну дело-то молодое. Поженились Вы недавно, конечно, Вам друг с другом помиловаться хочется. Так и должно быть, когда люди по любви женятся, как Вы с Яковом Дмитриевичем… Вот что я Вам скажу, Ваша Милость, слуги всегда рады, когда у их хозяев любовь и согласие. Любой желает служить в такой семье, а не там, где распри да ссоры бесконечные. Это неслыханная удача, что Его Сиятельство предложил у Вас служить. И уж будьте покойны, я все возможное буду делать, чтоб Вы с Яковом Дмитриевичем счастливо жили.

Анна не задумывалась, как Прасковья относилась к супружеской жизни ее родителей. Но знала точно, что самой ей несомненно повезло с Марфой, у которой было и доброе сердце, и житейская мудрость.

========== Часть 3 ==========

Когда граф и графиня Закревские вернулись из ресторана и с ее позволения присоединились к ним в купе, Анна припомнила слова Демьяна о том, что могут попасться всякие соседи, и такие, от которых покоя не будет. Граф почему-то считал, что приглядывать за дамами – это развлекать их разговорами. Притом теми, которые Анну совсем не занимали – о свете. Не то что бы ей совсем было не интересно, как живут столичные аристократы. Но она не знала никого, про кого он говорил. Повторялась история с Котом Василием, то есть графом Мусиным, с которым они с Павлом были в ресторане поезда. Но там Павел беседовал с графом с целью, чтоб светский сплетник разнес новость о том, что у него появился племянник – достойный член семьи Ливенов, человек уважаемый, солидный, при хорошей должности и чине, да еще женатый на очаровательнрой молодой особе, брак с которой перед смертью одобрил Димитрий Александрович, оставив ей кольцо, предназначенное супруге князя…

Анна посмотрела на кольцо и улыбнулась – пусть Яков и не князь, но для нее он лучше всяких князей. И даже при том, что он не законный наследник, а побочный сын, Дмитрий Александрович оставил и свой перстень именно ему. И Павел, и Саша, оба считали, что Дмитрий Александрович поступил в этом случае по совести, завещав его своему родному сыну… Дмитрий Александрович позаботился о том, чтоб Яков имел право его носить – попросил Павла отнести его ювелиру, чтоб его переделали в перстень бастарда. Интересно, что Павел не отдал этот перстень Якову в Петербурге, когда они там встретились. Наверное, хотел дать ему время осознать свое новое положение, так сказать, примириться с ним. Видимо, не исключил возможности, что незаконный сын брата со злости мог кинуть ему этот в перстень в лицо. Мол, ему ничего от Ливенов не надо, никаких подачек. Но если не брать во внимание, какую сцену Яков устроил в гостинице, когда они вернулись от Саши, он отнесся к известию о своем неоднозначном происхождении с достоинством. И даже, переступив через свою гордость, что было не в его характере, согласился принять от князя квартиру в Петербурге – не для себя, для них обоих. В той квартире они и обнаружили кольцо, которое было сейчас у нее на руке…

Думая о своем, Анна слушала графа в полуха. Графиня, скорее всего, догадалась об этом и сказала, что, по-видимому, Его Сиятельство еще мало кому представил свою племянницу, поэтому она вряд ли понимает, о ком ее муж ведет речь. Анна подтвердила, что сама она очень мало с кем знакома, разве что с графиней Потоцкой, которая в то же время гостила в усадьбе Павла Александровича. Граф ухватился за тему о графине как утопающий за соломинку – ведь ее можно было обсудить с Анной Викторовной вдоль и поперек. Ах, какая Наталья Николаевна дама – красивая, изысканная, бывает в таких модных салонах и на суаре, куда попасть очень непросто. Ее там всегда рады видеть, и одну, и, конечно, с князем Ливеном. Как они приходят, многие мужчины не сводят с графини глаз, и, естественно, завидуют князю, что у него такая дама. Анна подумала о том, что, возможно другие мужчины ему и завидуют, а вот он сам себе нет. Принимает роман с ней как данность, только и всего. Но этого графской чете знать совершенно не за чем.

– А Вы с графом, покойным мужем Натальи Николаевны были знакомы? – спросила Анна, чтоб хоть как-то поддержать разговор.

– А как же! Прекраснейший человек был граф Потоцкий, только, конечно, попроще князя Ливена. Не было в нем того светского лоска, да и талантов тоже, что есть у Павла Александровича. Знаю, не должен так говорить, поскольку граф и графиня Потоцкие были женаты по любви, но как пара Наталья Николаевна с Ливеном смотрятся гораздо лучше. Как созданы друг для друга.

Анне тоже казалось, что внешнее Павел и Наталья Николаевна очень подходили друг другу и были очень красивой парой, но вот только у Его Сиятельства на этот счет было свое мнение. Графиня подходила ему только до определенной степени и для определенной цели. Поддерживать образ дамского угодника в глазах таких, как сидевший напротив нее граф.

Объявили какую-то станцию, и граф Закревский, извинившись, вышел на перрон выкурить сигару. Анастасия Станиславовна обратилась к племяннице князя:

– Анна Викторовна, Вы простите моего мужа, если он Вам докучает. Он человек общительный, бывает, чересчур, особенно, когда человек ему нравится… Вы его в свете будете встречать чаще меня. Я хоть и люблю общество, но не могу в нем долго находиться, у меня от шума мигрени случаются.

– Он один, без Вас бывает в свете?

– А что тут такого? Не дома же ему сидеть пасьянсы раскладывать, если можно и в карты сыграть, и побыть в обществе красивых дам.

Анна вопросительно посмотрела на графиню. Та рассмеялась:

– Анна Викторовна, милая, мой муж только потанцевать и пофлиртовать горазд, больше ничего. Чтоб волочиться за дамой, будучи женатым – это не про него. Если б он был такого склада, не вышла бы за него, хоть он и был старшим сыном графа. Я хотела мужа и семью. И муж у меня чудесный, и трое детей – сыновьям десять и девять лет и дочке семь. Они сейчас у свекрови в Тверской губернии, туда и едем – из Царского Села, где были в гостях у моего брата, он служит там. Мы сойдем перед Тверью, так что завтра Иван Вам определенно надоедать не будет.

Когда граф вернулся, жена увела его в их купе, мол, нечего после того, как он выкурил сигару, подсаживаться обратно к дамам.

– Марфа, у меня от его болтовни даже голова разболелась, – тихонько сказала Анна.

– Немудрено. Может, у его жены мигрени-то вовсе не от шума случаются, а от того, что он трещит без умолку как сорока, – так же тихо ответила Марфа. – Может, приляжете, Ваша Милость? Я полотенце намочу или платок, на голову Вам положим, авось полегчает. Я когда вернусь, постелю Вам.

Отдохнуть Анна не удалось, даже если бы хотелось. В вагоне появился молодой человек, который не самым лучшим образом вел себя в первую дорогу – был пьян, пытался навязать ей свое общество, и Павлу пришлось увести его на его место в другой вагон. Увидев ее, он остановился:

– Мадам, я Георг Берге, Вы, должно быть, меня не помните. А если и помните, то отнюдь не с приятной стороны…

– Нет, я Вас помню, господин Берге.

– Я бы хотел принести Вам свои искренние извинения за тот случай. Я вел себя совершенно неподобающе. Рад, что Его Сиятельство не скинул меня тогда с поезда. Хотя тогда, наверное, я этого и искал…

– Искали того, кто бы скинул Вас с поезда? – не удержалась от улыбки Анна. – Что за странные… желания?

– Ну в тот момент мне жизнь была не мила. Я ехал из Москвы от невесты, она мне отказала. Такого поворота я и предположить не мог… От этого и напился… до непотребства… и искал внимания красивой женщины… Нет, не для непристойностей, просто чтоб почувствовать, что я, может, и не совсем пропащий человек… Я бы хотел пригласить Вас с Его Сиятельством в ресторан. Обещаю, что лишней рюмки я себе не позволю.

– Павел Александрович остался в усадьбе, у него дела по службе в Петербурге.

– Ах вот как. Но Вы едете не одна? Не мог же он отпустить Вас одну. Вдруг рядом будут такие пассажиры… как я в прошлую дорогу…

– Я еду с дальней родственницей. Она отошла на несколько минут.

– А я снова один, и снова в Москву, и снова свататься…

– Снова? – переспросила Анна.

– Да, к моей Кларочке… Понимаете, c осени она жила в Петербурге у своих дяди с теткой, которые дружны с моими родителями. В начале лета я уехал в имение, а она вернулась в Москву к старшему брату с семьей. Мы оба очень скучали в разлуке, я приезжал к ней раз в месяц, но разве этого достаточно, когда так тоскуешь? Вот я и решил, что хватит уже мучиться, что нам нужно быть вместе. Приехал, руки ее попросил. Сказал, что после свадьбы будем жить в отцовском поместьи в Лифляндии. А зимой в Петербурге с моими родителями, поскольку своих средств на хорошую квартиру у меня нет, а в дешевую я ее никогда бы не привел. А она ответила, что всю жизнь в городе прожила, и это не для нее, чтоб жить в лифляндской деревне… а если в столице, то с родителями мужа… Что она жизнь со мной по-другому представляла, не так, как я ей ее описал, и что не может выйти за меня… Ну я тогда напился не только от того, что она мне отказала, но и от переживаний, неужели сам я ей никогда не был нужен… что она принимала мои ухаживания, так как считала, что если я сын барона, то ее ожидает жизнь в роскоши, а без этого я ей и не мил более…

– Мне очень жаль, – искренне сказала Анна.

– Я тоже себя жалел. Неделю с лишним. Пока от ее брата письмо не получил. Что Кларочка плачет целыми днями, клянет себя на чем свет стоит, что наговорила всяких глупостей, обидела меня… Что пишет мне письма и рвет их, пишет и рвет… Что поехала бы ко мне в Петербург, и в поместье бы поехала, что хоть куда бы поехала, хоть на край света, только я такой обиды не прощу и даже на порог ее не пущу… Что я, наверное, все родителям уже рассказал, и она не знает, как им в глаза смотреть, ведь они к ней всегда относились радушно. Что могли бы жить все вместе дружно, коли не ее глупость несусветная… и гордыня, непонятно откуда взявшаяся…

– А родителям рассказали?

– Матушке нет, зачем ее волновать. А отец и так понял, что что-то стряслось, я ведь несколько дней сам не свой был, переживал очень из-за своего разбитого сердца… Не знаю, как рассказал ему про все. А он сказал, что я дурачина и простофиля, как в сказках, где младший сын дурак. Кто же про такое говорит, когда сватается? Помолвку заключили, обвенчались, а там семейная жизнь началась. Если счастливо жить, душа в душу, как они с матушкой, то не так и важно, где – хоть в лифляндском поместье, хоть в столице в квартире родителей… Сказал, чтоб не брал в голову то, что она наговорила. Что если бы она встречалась с мужчиной только из-за положения в обществе и возможного богатства, то им уж точно был бы не я. Младший сын лифляндского барона, у которого имеются два старших брата, ни титула не унаследует, ни Крезом никогда не будет. Хотела бы титулованного богатого мужа, нашла бы. Словила бы какого-нибудь вдовца на свою юношескую свежесть и очарование, а не влюбилась в мальчишку, которому чуть больше двадцати… Чтоб я поостыл немного, отпустил обиду и снова ехал свататься и не в коем случае не напоминал ей, что она сказала в прошлый раз, как этого и не было вовсе. Но чтоб не забыл сказать, с каким нетерпением барон с баронессой ждут встречи с ней. А если речь про имение все же зайдет, пояснил, что оно не в глуши какой, а в паре часов от Риги, куда можно ездить, когда она того захочет.

– Мудрый человек Ваш отец.

– Да, этого у него не отнять. У меня были романы, но отец видел тех дам и говорил, что это так, легкие увлечения, которые пройдут. А Клара ему сразу приглянулась – не кокетка, не легкомысленная барышня, нрава доброго и из хорошей семьи, из Остзейских дворян, как и мы сами, только, правда, они давно в Лифляндии не живут. Отец ее был офицером, как и брат. У нас в семье тоже военные, оба моих старших брата на службе, один в Варшаве, другой на Кавказе. А я вот с родителями, они ведь уже немолоды, на мою долю выпало за ними приглядывать, раз оба брата так далеко. Да и поместью тоже нужно внимание.

– Это так, – согласилась Анна. – Надеюсь, что и Ваша невеста это поймет.

– Тоже надеюсь… А поместье хорошее, ей там понравится. И соседи замечательные. Князья Ливены ведь можно сказать нам соседями приходятся. От имения Дмитрия Александровича наше только два поместья отделяет, а вот до имения Павла Александровича подальше, оно с другой стороны находится. Дмитрий Александрович в последние годы мало приезжал, говорят, предпочитал имения в Эстляндии и Гатчине, так они к Петербургу ближе. Теперь, может, Александр будет чаще наведываться. В этом году был весной недолго, по делам, но мы сами тогда еще в столице были.

Анна предположила, что в то имение Саша и уехал спешно, когда они с Яковом были в Петербурге.

– Мы с Александром виделись в последний раз ранней весной в Петербурге, набежали, как говорится, друг на друга. А Вы его давно видели?

– Только что. Он приезжал к Павлу Александровичу в Царское Село на несколько дней из Гатчины.

– Вы извините, я не совсем понял, в каком родстве Вы с Ливенами.

– Мой муж – сын Дмитрия Александровича, – сказала Анна, не вдаваясь в подробности.

– Вот как, близкие родственники, а не дальние, как я было подумал. Значит, Александр Вам приходится шурином, а Павел Александрович дядей. А что же муж с Вами к Ливенам не поехал?

– У него служба, он не мог отлучиться.

– Тоже офицер как Павел Александрович?

– Полицейский, начальник сыскного отделения, коллежский советник.

– Уважаемый, значит, человек, в приличном чине и в хорошей должности. Я другого от племянника Павла Александровича и не ожидал… Вы когда в Петербурге будете, обязательно приходите к нам. А если в Лифляндию к Александру или Павлу Александровичу поедете, тоже милости просим. Родители будут очень рады видеть сына Дмитрия Александровича, они с Его Сиятельством были в теплых отношениях. Вы кланяйтесь Их Сиятельствам от меня. Надеюсь, Павел Александрович на меня зла не держит.

– Да он, наверное, забыл уже.

– У Его Сиятельства хорошая память, особенно на такие… фортели, что я выкинул… – грустно улыбнулся Георг Берге. – Не буду больше утомлять Вас своим присутствием, госпожа Ливен. Желаю здравствовать, – поклонился он.

Анну снова назвали госпожой Ливен, поскольку не знали фамилии ее мужа, но считали его Ливеном в любом случае. Георг знаком с князьями Ливенами довольно хорошо, раз они соседи, и знает, что у Дмитрия Александровича только один законный сын – Саша. Сразу же понял, что ее муж – побочный сын Его Сиятельства, но не заострил на этом внимания и тем более не выказал своего пренебрежения, наоборот пригласил в гости. Приедет домой, кроме вести о помолвке – Анна надеялась, что барышня на этот раз Георгу не откажет, привезет родителям новость о сыне князя Ливена, которого те будут рады принять в своем доме.

– Ваша Милость, извините, что задержалась. То местечко не только мне понадобилось… А что это за молодой человек был? – полюбопытствовала Марфа.

– Это сын Остзейского барона, их имение в Лифляндии рядом с имениями Саши и Павла Александровича. Мы с ним встречались в первую дорогу.

– Знакомый, значится. А то я уж обеспокоилась, не успела я Вас одну оставить, как кавалеры возле Вас увиваться стали.

– Марфа, у него невеста есть.

– Молоденький вроде для жениховства. Хотя кто этих господ поймет, когда им жениться вздумается… Давайте, Ваша Милость, я Вам все же постелю.

Анна согласилась, ей и самой захотелось прилечь. Она думала, что как и в первую дорогу не сможет заснуть, но, возможно, влажное полотенце, которое Марфа все же настояла положить ей на голову, помогло ей расслабиться. Она заснула и, как ей казалось, спала без сновидений. Разбудил ее шум, через купе появились новые пассажиры, которые говорили на повышенных тонах. Она вздохнула – прав был Демьян насчет пассажиров, которые не дадут покоя. Она сходила в уборную, привела себя в порядок и заплела косу, расчесавшись гребнем, который подарил ей Павел. Она почувствовала, что немного проголодалась, но будить Марфу, чтоб она накрыла стол, не стала. Слугам тоже нужен отдых, и если нет в этом необходимости, беспокоить их не стоит – так считал Его Сиятельство князь Ливен, и она была с ним полностью согласна. Анна съела пару пирожков с мясом, которые нашарила в корзине, запила их чаем, который Марфа приготовила, пока она спала. И снова легла. На этот раз заснуть было труднее, но раскачивание поезда все же помогло ей задремать. Ей приснилось, как они с Яковом сидели на лавке около их дома. В одной руке Яков держал ее руку и тихонько сжимал, а в другой письмо от Павла, которое читал вслух. О чем было письмо, проснувшись, Анна вспомнить не смогла. В предвкушении встречи с мужем, она потеряла всякий аппетит, и Марфа буквально заставила ее съесть последний пирожок с абрикосовым вареньем. Когда они проезжали мимо какого-то села, в котором была красивая деревянная церквушка, Анна подумала о том, что кое кто в Затонске считал, что общавшейся с духами барышне не место в храме, и что она еще не поговорила с Марфой о том, что той нужно было знать обязательно.

– Марфа, я тебе должна сказать кое-что важное до того, как мы приедем в Затонск. Чтоб ты решила, захочешь ли ты у нас остаться. Ты бы сама в Затонске узнала. В городе у некоторых жителей не только к Якову Платонычу особенное отношение, но и ко мне. Меня некоторые люди считают ненормальной, проклятой или ведьмой… Захочешь ли ты, чтоб у тебя была хозяйка, о которой ходят такие слухи…

Марфа недоуменно посмотрела на Анну Викторовну:

– Ваша Милость, Вы же в уездном городе, а не в глухой деревне живете. Неужто у вас про всякую нечистую силу байки сказывают… про ведьм да леших…

– Байки не сказывают, а пальцем могут показать… и похуже…

– Вы что же знахарка, Ваша Милость? Травками людей лечите, а Вас за это глупые люди нечистью считают?

– Нет, я людей не лечу. Скорее наоборот… Я вижу духов умерших, разговариваю с ними. Точнее раньше видела и разговаривала…

– Так Вы, Анна Викторовна, духовидица, значит?

– Да.

– И поэтому в Затонске некоторые Вас считают не в своем уме или одержимой?

Анна кивнула.

– Читала я про такое в газете, которую к нам в усадьбу доставляют, что в столице устраивают сеансы. Только вот люди там не духовидцами называются, а по-другому.

– Медиумами

– Вот-вот. Эти медиумы духов вызывают, а господа через них, к примеру, со своими умершими родственниками могут поговорить. Вы из этих?

– Ну можно сказать… Только я больше другим занималась. Когда происходили убийства, старалась духа убитого человека вызвать и узнать у него, что произошло, чтоб его убийцу найти. А, бывало, духи ко мне сами приходили… Я до Якова Платоныча… пыталась донести то, что узнавала…

– Яков Дмитриевич не из тех, кто в такие вещи верит?

– Не из тех, – вздохнула Анна. – Материалист он. Но со временем все же стал ко мне прислушиваться… и признавать, что мои… видения помогают ему раскрывать преступления…

– А сколько нужно дать, чтоб так лиходея найти? Наверное, немало.

– Марфа, полиция жалование получает, чтоб преступников искать. Если ты про подношения, то ни Яков Платоныч, ни его помощник Антон Андреич никогда бы себе не позволили подобного.

– Нет, я про то, чтоб дух на лиходея указал. Сколько за это нужно заплатить? А то, может, люди недовольны были, что позволить себе не могли…

На этот вопрос Марфы Анна не обиделась. Марфа же знала о медиумах из газеты, а там, наверное, упоминали, что спиритические сеансы – удовольствие недешевое.

– Я не знаю, сколько за такое берут. Я никогда ни с кого ничего не брала. Просто помогала. Людям, которые близких потеряли, ну и Якову Платонычу…

– То есть Вы людям от своего доброго сердца помогали, а они еще и напраслину на Вас возводили?

– Получается, что так…

– Ваша Милость, а это больно духов видеть?

– Больно? Нехорошо может быть. Иногда так, недомогание, а иногда и очень плохо. У меня такое бывало… Но сейчас у меня способности почти исчезли. Если я что-то и вижу, то больше как сны… Они в основном сами ко мне приходят, без моего желания… После того как мы с Павлом Александровичем съездили на место, где убили Кузьму, мне сон приснился, как его убивали…

– Страсти-то какие! Кричали, поди, от того кошмара.

– Кричала. Я такого ужаса раньше никогда не видела…

– Ладно хоть Его Сиятельство успокоить Вас прибежал, как крик услышал.

– Откуда ты знаешь? Он ведь… не говорил тебе от этом?

– Конечно, нет. Зачем он мне будет о таком рассказывать? Я у Вас из будуара утром его большую кружку убирала, ту, что он из Неметчины привез. Вы не сами ее взяли, она не на виду стоит, значит, он сам принес. Чай Вам ночью сам заварил и в кружке той принес, чтоб Вы поскорее успокоились. А то Вас от страха-то, поди, колотило всю…

Анна посмотрела на Марфу – все было так, как сказала она.

– Ты права, колотило… Павел Александрович у меня недолго пробыл… только пока я чай пила…

– А если б и долго. Сколько нужно, столько бы и пробыл, пока не удостоверился, что Вам полегчало. Кто бы Вам еще помог? Вы же с ним в ту ночь одни были. Графиня-то по гостям разъезжала. Да и какой бы от нее прок был? От ее ахов и охов Вам еще бы дурнее стало. А Павел Александрович не растерялся, он всегда знает, что сказать и сделать, чтоб другому страдания облегчить, такой уж он человек.

– Да, хорошо, что тогда графини не было… Она бы не поняла…

– Не поняла чего, Ваша Милость? Того, от чего Вам дурно сделалось? Или того, что Его Сиятельство к Вам прибежал?

– И того, и другого…

– Ну про первое ей бы Его Сиятельство вряд ли сказал, сказал бы, что Вам просто сон дурной привиделся, она вон от самой новости про убийство чуть чувств не лишилась. А если бы она сочувствие и заботу Его Сиятельства по отношению к Вам… по-другому расценила, то, думаю, в усадьбе она бы недолго задержалась… Павел Александрович бы не стал терпеть подобные… инсинуации.

– И откуда тебе такое мудреное слово знакомо? А еще говоришь, что не образована, – хотела подзавести Анна прислугу.

– Так было у нас в усадьбе событие одно, года три назад. В усадьбе тогда гостил Александр Дмитриевич, с камердинером своим Марком приезжал. Да уехал один на пару дней в Петербург, а в это время к Павлу Александровичу приехала дама, без приглашения приехала.

– Что значит без приглашения? Просто так… заявилась?

– Сказала, что была у кого-то в гостях неподалеку и решила нанести визит Его Сиятельству… Вот только у Павла Александровича не было ни желания, ни времени развлекать непрошенную гостью, она его из кабинета вытащила, где он бумаги изучал… Ну посидели они в малой гостиной, вина выпили. Он ее на ужин пригласил остаться, не выгонять же сразу, надо приличия соблюсти. Сказал, что до ужина, пока он занят, она может по саду погулять или книгу почитать, и если ей что-то будет нужно, то камердинер Марк к ее услугам. Демьян-то по делам Его Сиятельства отсутствовал, а у Матвея и своих забот полно. В общем, сначала ей сопровождение по саду потребовалось в лице Марка, вроде как заблудиться боялась. А чего там блудить-то, не лес густой, дорожки везде. А затем, как из сада возвернулись, то чаю принести, то шаль из дома. Так Марк и бегал взад-перед. Все разговоры у него с ней: «Да, Ваша Милость, нет, Ваша Милость, как угодно, Ваша Милость…» А она с ним разговаривать пыталась. И то за руку тронет, когда он чай на стол ставит, то попросит шаль ей на плечи накинуть. Он уже не знал, куда деваться от той дамы, но Его Сиятельство же приказал ей прислуживать… И за ужином та дама пожаловалась Его Сиятельству, что Марк на ее смотрит… непотребно… да еще и руки к ней протягивает…

– Вот нахалка!

– Не то слово, Ваша Милость. Марк никогда бы себе подобного не позволил – чтобы на гостью Его Сиятельства заглядываться, а уж прикасаться к ней и подавно. И Павел Александрович это знал. И на ее жалобу ответил, что в его доме такое невозможно. Что, должно быть, ей показалось. Она стала настаивать, что ей ничего не показалось. Что его холопа надо наказать за дерзость. А он сказал, что не видит повода для наказания в виду его отсутствия. Она еще что-то пыталась говорить, но Его Сиятельство сказал, что у нее слишком богатое воображение. Этот их разговор Матвей слышал. А на следующий день Его Сиятельство Демьяну рассказал, что произошло. Мол, плохо, что его самого по делам отправил, пришлось к ней Марка приставить, а оно вон как обернулось. И добавил: «Правду говорят, незванный гость хуже татарина. Вот чего добивалась? Вызвать у меня приступ ревности, чтоб я на нее внимание обратил? Так не того сорта женщина, чтоб я мог ей заинтересоваться. Или думала, что молодой красивый мужчина поддастся ее заигрываниям и тут же проявит всю страстность плотской любви? Может, у других прислуга и падкая на дамочек фривольного поведения, но не у меня в семье. И в своем доме я инсинуаций не потерплю».

– То есть она пыталась Марка соблазнить?

– Так ясно как белый день. Это ведь не только Его Сиятельство понял, но и прислуга. Бесстыжая женщина, что и говорить, хоть и барыня.

– А что там за Марк такой, что на него дама глаз положила? Или ей было все равно, с кем? Все же камердинер, не дворянин.

– Так если не знать, что Марк – камердинер, и не догадаться сроду, что из прислуги. Выглядит-то он попородистей иного барина. Фигура высокая, статная, кость узкая, руки с длинными тонкими пальцами, лицо красивое, благородное… И внешностью и умом выделяется, и образован получше многой прислуги… То что он из слуг, только одежда выдает. А надеть на него платье дорогое, так барин барином, ну или раздеть… Такого иная богатая дама бы и на содержание взяла, и на людях вместе с ним показаться бы не постыдилась… Вы уж извините, Ваша Милость, что про такое говорю…

– Марфа, я знаю, что подобное бывает. И мужчины богатые женщин на содержание берут, и дамы любовников содержат…

Анна ухмыльнулась про себя – графиня Потоцкая сказала ей, что у князя Ливена никогда содержанок не было, а вот его некоторые дамы сами были бы рады взять на содержание. Дорогое это, наверное, удовольствие – содержать князя… не то что мужчину, бывшего в слугах… Хотя, если такого, которого они видели в Петербурге, и на него средств нужно немало… Может, у князей Ливенов прислугу в том числе и по внешности отбирают? Марфа красивая, Глаша миловидная, Демьян хоть и не красавец, но видный мужчина, лакей в особняке князей привлекательной наружности, Марк…

– А у князей Ливенов много такой прислуги как Марк? Александр приглашал нас на обед в особняк на набережной, познакомиться, – сказала Анна. О том, что Саша приглашал их, чтобы сообщить, что Яков Штольман был не его отцом, как тот предполагал, а сыном Дмитрия Александровича, она умолчала. – Там был лакей, который подавал обед. Я его внимательно не разглядывала, но мужчина определенно приятной внешности, не мужицкой…

– Так это Марк и был. Больше в доме никого похожего нет.

– А почему он за столом прислуживал? Разве это обязанности камердинера? – удивилась Анна.

– Нет, конечно. Видно, Александр Дмитриевич его попросил. С ним ему спокойнее. Он ведь Вас с Яковом Дмитриевичем ранее не видел. Не знал, как между вами все сладиться может… Изо всей прислуги Марк ближе всех молодому Его Сиятельству. Марку он доверяет, а лакеи – зачем лишние люди при такой… деликатной встрече? Мало ли бы о чем потом судачить стали…

– Очень предусмотрительно, – согласилась Анна.

– А то, – улыбнулась Марфа. – Сашеньке есть в кого умом быть, явно в Павла Александровича пошел.

– А как Марк появился у князей Ливенов? Может, до этого и не камердинером был… А служащим, в конторе какой или управляющим… а жизнь так повернулась…