Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Анна продолжила читать «Эмму», отвлеклась она только тогда, когда Марфа спросила ее, не желает ли она поужинать, мясо с тушеными овощами уже готово. Она решила подождать Якова и отпустила Марфу домой. Но когда та ушла, ей стало грустно. Почему-то, вдруг. Почему она и сама не могла понять. Она поставила на пианино ноты «К Анне» и сыграла сочинение Павла, не так хорошо как он, но без ошибок. От берущей за душу мелодии защипало глаза. Какой Павел необыкновенный человек и как одинок, и как она хотела бы, чтоб он был счастлив…

Анна вернулась к роману, ей хотелось узнать, встретит ли Эмма свое счастье. Счастье барышни, как оказалось, всегда было рядом с ней, только она этого не видела. Хорошо, что она сама увидела свое счастье во сне и сумела распознать его наяву… Что-то ее счастье задерживалось со службы, или ей так казалось, потому что она соскучилась по нему?

Яков пришел всего через несколько минут, как Анна подумала о нем. Поцеловав жену, он сразу поинтересовался:

– Аня, милая моя, как тебе было? Не дурно после того, как мы с Карелиным ушли? Я беспокоился о тебе.

– Нет, ничего подобного. Ты беспокоился напрасно. Я действительно выглядела так только потому, что устала и была разочарована, даже скорее огорчена тем, что мне так мало удалось узнать у духа Ульяны. Я думала, что дух матери… проявит большее желание… помочь, чтоб девочка нашлась… А он был таким… безразличным… Неужели Ульяна и к дочери была так безучастна?

– У людей, знавших Ульяну, о ней другое мнение. Но что людям казалось может не совпадать с тем, что было на самом деле… В любом случае, ты сделала все, что было возможно. И я после тоже.

– А что сделал ты?

– Я попросил Трегубова о содействии, он подписал письмо к полицмейстеру из Твери. Я отдал его Карелину.

– Это ты хорошо придумал, надеюсь, это поможет.

– Тоже надеюсь… Аня, я проголодался, если честно. Ты уже ужинала?

– Нет, решила подождать тебя. Марфа потушила овощи с мясом.

– Я разогрею сам. И накрою на стол тоже.

– Яков, что ты со мной как с фарфоровой куклой. Мне было неважно всего несколько минут, когда мы сидели с тобой на лавочке. Ты меня тогда обнял, и у меня сразу же все прошло. Правда. Если хочешь, разогрей овощи и поставь воду для чая. А я накрою на стол.

Штольман разжег плиту и поставил на нее сковороду и чайник.

– Аня, я пока схожу умоюсь.

Когда он вернулся на кухню, Анна переливала кипяток из чайника в бульотку.

– Откуда у нас бульотка?

– Оттуда же, откуда и самовар – из лавки. Марфа еще утюг купила.

– Анна, сколько Павел дал ей, как она сказала, на хозяйство?

– Не знаю. Но думаю, что деньги уже почти все истрачены…

– Вот и хорошо. Надеюсь, продукты не на те деньги куплены?

– Нет, на наши… в основном…

– Как это понимать?

– Вот, – Анна достала из буфета тарелку с пирожными, – за них я сама не платила. Я взяла пирожные в ресторане Дворянского собрания и записала на счет Павла. Я встретила в городе Юрия Дубровина с Егоркой и пригласила к нам. Ну и купила каждому по пирожному… Ты сам говорил, что Юрий очень ограничен в финансах, вот я и решила побаловать его с Егоркой… ну и нас с тобой заодно… Ты сердишься?

– Почему я должен сердиться? Ты пригласила гостей и решила их угостить. Думаю, лишних денег у тебя с собой не было, поэтому ты и записала на счет, открытый князем.

– Я тебя не понимаю. Насчет пирожных, которые я записала на счет Павла, ты не сердишься, а что Марфа купила бульотку и утюг, ты недоволен…

– Аня, ты никогда не будешь тратить больше… чем необходимо… Пирожных ты купила не две дюжины…

– Марфа тоже не тратит больше, чем необходимо… на необходимые вещи…

– Да, но я не знаю, сколько денег у Марфы, и какие покупки еще последуют… Потом она посчитает, что плита нехороша, и что ее нужно заменить… затем, что нужна швейная машинка, чтоб подшивать тебе платья… И все это будет куплено, поскольку Его Сиятельство дал ей денег и сказал, чтоб тратила, сколько она считает нужным для дома его родственников…

– Марфы и без машинки подшивает мои платья, – насупилась Анна.

– Аня, я это для примера. Я не хочу быть в долгу… и по сути жить за счет Павла… Ресторан – я все же смирился с этим, так как могу изредка порадовать тебя хорошим ужином… Но повседневные расходы, а тем более дорогие покупки за счет Павла… это уже слишком…

– Я тебя поняла. Только прошу, не высказывай ничего Марфе. Она тут ни при чем, что князь ей приказал, то она и делает. Напиши Павлу или поговори с ним, когда увидитесь в следующий раз…

– Я сегодня написал ему небольшое письмо, приложил к нему нашу с тобой карточку, что он хотел получить. Поблагодарил его за гостеприимство, что он оказал тебе, и за Марфу. Рассказал о Юрии Дубровине и Егорке и попросил нанести визит попечителю молодого человека и похлопотать за него.

– Хорошо. А я сегодня пыталась узнать что-нибудь про предков Юрия. Оказалось, что фотографии и некоторые семейные документы были уничтожены во время пожара в кабинете его отца.

– Жаль.

– Зато я узнала кое что о Ираиде Мироновой.

– Каким образом? Духа все же вызывала? – строго спросил Яков.

– Нет, не вызывала, честно. Мне недавно приснился сон. В нем Ираида была с мужем, по имени его она не называла. Ираиде было плохо, она умирала. Она сама попросила мужа не писать о их сыне ее родным, так как боялась, что он могут обвинить его Бог знает в чем…

– В том, что это он виноват в ее смерти? Она вышла за него, он наградил ее ребенком, и она от этого и умерла?

– Примерно…

– Не простила, значит, своих родных.

– Не простила.

– Анюта, ты прости меня, – Штольман накрыл своей рукой руку Анны.

– За что же?

– За то, что наговорил всякого. Расстроил тебя, испортил тебе настроение… Я понимаю, что ты хочешь как лучше, и Павел, и Марфа тоже… Но мне неловко принимать от него помощь… Если бы мы действительно нуждались, но я ведь на службе, получаю жалование, неплохое жалование… Мы бы и самовар могли купить, и бульотку, и утюг. Не все скопом с одного жалования, а постепенно… И пирожные мы можем позволить себе купить в этом ресторане, хоть изредка… Я в какой-то мере чувствую себя нахлебником…

Анна понимала чувства мужа, но не могла во всем согласиться с ним.

– Яков, знаешь в чем ты, возможно, не прав?

– В чем же?

– В своем подходе. Если бы ты был лодырем и не желал работать или пропивал жалование как отец Дубровина, и из-за этого Павлу приходилось нас содержать, этого бы стоило стыдиться. А он хочет помочь нам именно потому, что уважает тебя, уважает твою службу, за которую ты получаешь жалование, вероятно, по его мнению недостаточно высокое, чтоб позволить себе некоторые вещи… без того, чтоб пришлось экономить на чем-то другом… Пожалуйста, когда будешь говорить с ним о его помощи, постарайся сделать это… деликатно…

– Я постараюсь… Аня, давай все же сядем за стол. Я принесу все сам.

За ужином Яков Платонович похвалил блюдо, приготовленное Марфой, и поблагодарил Анну за пирожное, которое она купила для него… пусть и на деньги Павла. Эклер был не менее вкусным, чем если бы он заплатил за него сам.

========== Часть 12 ==========

Анна проснулась, когда Якова уже не было дома – он снова положил свою пижаму так, чтоб ей казалось, что она обнимает его – так же, как когда они заснули поздно ночью…

Она вышла на улицу и села на лавочку. Утренних разговоров с Павлом ей определенно не хватало. Ведь с ним можно было поговорить обо всем, в том числе и о них с Яковом… Она вздохнула. Ей снова сделалось грустно, и она, как и накануне, пошла к пианино и сыграла «К Анне». Как все же Павел умел передать музыкой свои чувства… Она была уверена, что помимо «К Элизе» и «К Анне» у него были и другие сочинения, но вряд ли он играл их для кого-то. Хотя для Лизы, возможно, и играл. Исполнит ли он для нее, если она попросит?

Она открыла один из нескольких нотных сборников, которые обнаружила под книгами на дне сундучка. В них были в основном сочинения композиторов-романтиков, какие и нравились Павлу. Конечно, такого мастерства, как у него, ей не добиться никогда, да и ноты ему не нужны – он почти все играл по памяти. Вот же память у человека – помнит столько музыкальных произведений и играет так, будто только этим постоянно и занимается. А ей хоть бы, глядя в ноты, без запинок сыграть что-нибудь…

Пролистав несколько страниц, она остановилась на сочинении Вивальди, рядом с названием «Лето» в скобках стояло «Шторм». Надо попробовать, возможно, Шторму или Павлу Ливену, как она его знала, это произведение итальянского композитора по вкусу. Она проиграла несколько тактов – не исключено, что эта экспрессивная пьеса Павлу и нравилась, но определенно он не был бы рад слышать ее в ее исполненин – сыграть ее с листа, да еще в таком темпе, что был указан, для нее было сложно, она лишь сбивалась… С «Маленькой ночной серенадой» Моцарта дело обстояло лучше, тем более, что она играла ее прежде. В этом же сборнике она нашла «Утро» Грига, которое Павел исполнял для нее в последний их вечер вместе. Ей захотелось сыграть его самой – так, как уж получится. Но у нее вышло довольно неплохо…

Анна закончила играть, закрыла крышку пианино и встала со стула. В дверном проеме, прислонившись к косяку, стояла Марфа.

– Марфа, ты давно тут стоишь?

– Не так чтобы давно. Самовар во дворе поставила и вернулась Вас послушать…

– А я и не слышала, как ты пришла.

– Я тихонечко, беспокоить Вас не хотела. Шибко уж мне Вашу игру послушать хотелось… Анна Викторовна, что же Вы у Павла Александровича не играли?

– Стеснялась, – призналась Анна. – Я неважно играю. Даже с Сашей не сравнить, а с Пал Санычем тем более…

– Да разве ж им было бы важно, как бегло Вы клавиши перебираете? Им было бы просто приятно, что Вы для них играете… Графиня, вон, вообще никакими талантами не блещет, кроме… определенных…

Анна ухмыльнулась:

– Ну, как мы видим, и такие ее таланты ценятся… Павел Александрович вон уже сколько времени с ней…

– Так оно, только скучно ему с ней… помимо того, как она эти свои таланты проявляет…

– А со мной не скучно?

– С Вами не скучно. Как и с Сашей. Они всегда найдут, чем себя вместе занять и от чего радость получить. Хоть на рояле поиграть или на бильярде, хоть на речку сходить искупаться или на лошадях вместе проехаться…

– Саша пытался учить меня кататься на лошади. А потом это как-то… сошло на нет…

– В следующий раз, значит, продолжит – или он, или Павел Александрович. В усадьбе-то прогулка на лошадях – одно из главных развлечений для многих помещиков. Помимо охоты…

– А Павел Саныч и Александр охотой увлекаются?

– Нет, ни тот, ни другой. Его Сиятельству, видать, стрельбы и на службе хватает. А Саше каждую зверушку жалко. Маленький был, так то котенка таскал, то кутенка… Павел Александрович тоже зверье любит.

– А почему тогда в доме хотя бы кошки нет?

– Думаю, из-за того, что у Его Сиятельства бумаги важные. А за животным не всегда и уследишь – мало ли что… У нас во флигеле кот живет, здоровенный, пушистый, рыжий с зелеными глазами. Его Павел Александрович сам откуда-то принес, когда тот размером с ладошку был, и Васькой назвал. Сказал, что у него в детстве такой же Васька был.

– А я его не видела.

– Он больше в людской обитает, а Вы туда и не заходили. Васька часто там на диване спит, как развалится, так и сесть места нет. А мурлычет так громко, что, бывает, в других комнатах слышно, особенно когда Его Сиятельство его на руки берет и гладит. Видно, помнит, кто его в дом принес…

– А кто за Васькой ухаживает?

– Глаша, он ее любимец, а Харитон кормит его. Только он не любит, когда Васька в кухню приходит. Он под ноги может попасть, а мяукает так, что хоть уши затыкай. Да еще с видом, будто неделю ничего не едал. Страсть, как любит покушать, а до остального ленив, даже до женского пола не охоч. Есть у нас в конюшне кошечка Муська, обычная правда, пятнистая. Так у нее котятки лет за пять только два раза и были – по котеночку. Первый пестренький, сильно пушистый, его Степка, сын управляющего взял. А второй раз рыженький с белым брюшком получился, но не пушистый, мастью в папашу, а короткой шерстью в мать. Его в деревне захотели взять, как же, кот из княжеского дома. Глаша перед тем как котейку в деревню снести, принесла его Ваське показать. Мол, смотри, какой у тебя сынок – на тебя похож. А Васька так мявкнул, будто недоумевал: «Это пищащее недоразумение мое? Да ты, верно, шутишь». Как же, барином, видать, себя мнит, раз в доме на диване спит, а не на сене. Милость простой оказал, удостоил, как сказать, своим вниманием, но потомство от простой иметь да еще такое неказистое, не уж, увольте…

Анна рассмеялась:

– Марфуша, ты так рассказываешь, что слезы из глаз.

– Ну вот и повеселели, Ваша Милость. А то грустная были, как я пришла…

– Грустная. Яков ушел, тебя нет, Павел Саныч далеко…

– Да уж, когда Вы с Его Сиятельством по утрам встречались, никогда Вас печальную после этого не видела. Может, конечно, и сервиз особенный в том роль играл… – чуть усмехнулась Марфа.

– Возможно, и это… Марфа, я сегодня хочу чай попить из той чашки, что Павел Александрович в дорогу дал.

– А отчего ж не попить? Вы ведь одна, не с господами какими из высшего света, чтоб на это криво посмотрели.

– Нет, не одна. С тобой.

– Ваша Милость, так я чай уж пила, в доме Ваших родителей.

– Ничего, еще чашку выпьешь. Как там, кстати, они?

– Оба в добром здравии, слава Богу. Мария Тимофеевна Вам записку отправила, я хотела Вам ее после чая дать. Она сказала, что неспешно…

– Давай уж сейчас прочитаю.

В записке мать просила Анну отпустить Марфу с ней к тете Липе, так как отец занят подготовкой к слушанию на следующей неделе. Там будет званый вечер со старыми знакомыми, а Марфа умеет преобразить даму. Она убедилась в этом накануне, когда городе в разных местах ей сделали несколько комплиментов по поводу ее новой прически.

– Марфа, ты знаешь, что в записке?

– Думаю, то, что Мария Тимофеевна хочет, чтоб я с ней к ее сестре Олимпиаде Тимофеевне поехала, у той именины, а Виктор Иванович компанию ей составить не может, занят.

– А сама ты как? Хочешь поехать?

– Как Вы, Ваша Милость, скажете.

– А на сколько мама ехать собирается?

– Дней на пять, не больше. Сказала, что в следующие выходные они с Виктором Ивановичем куда-то приглашены, здесь, в Затонске. Вроде к помещику какому-то, чьи дела Виктор Иванович ведет.

– Если так, то поезжай. Уж пять-то дней, надеюсь, выдержишь… Да и мама не все время будет тебя при себе держать. С тетей Липой будет время проводить, с гостями ее. Если совсем уж невмоготу будет, скажи, что я тебе какое-нибудь поручение дала. Например, кружев в магазине посмотреть или для Якова Платоныча что-нибудь. В общем, сама придумаешь…

– Тогда я поеду… Но я все по дому сделаю, полы помою, наготовлю разного, чтоб хоть пару дней у Вас что на обед и ужин было, и в подпол поставлю… А сейчас все к чаю соберу.

После чаепития из сервиза со звездами было решено идти в город. Поскольку Марфа уезжала, нужно было купить продуктов про запас. Марфа предложила сходить на рынок одной, без Анны Викторовны, но Анне не хотелось оставаться дома в одиночестве.

– Марфа, нам еще мои туфли нужно забрать. Я их хочу у сапожника посмотреть, вдруг мне не понравится, как он их починил.

– Ну давайте тогда сначала к сапожнику и зайдем. Потом в лавку, а уж после на рынок.

Около сапожной мастерской они снова встретили доктора Милца, он в очередной раз навещал своего пациента. Доктор тут же напомнил о своем предложении касательно изучения предметов с помощью микроскопа.

– Сударыни, я Вас жду, непременно жду! Вы и не представляете, какой это прибор! Выше всяких похвал! Даже не знаю, как благодарить за него Его Сиятельство.

Анна вспомнила, что когда Яков сказал ей, что написал короткое письмо Павлу, он не упомянул о том, что передал для него слова благодарности от доктора Милца. Нужно будет напомнить ему, чтоб сделал это в следующий раз.

– Так как, сударыни, окажете мне честь своим визитом? Марфа Федоровна? Анна Викторовна?

– Может быть, через неделю, Александр Францевич? Марфа завтра уезжает с моей мамой, а я еще с Яковом Платонычем в оружейном магазине не была, чтоб Вам пули принести… – Анна подумала, что завтра у Якова свободный день и нужно будет уговорить его во что бы то ни стало сходить и пострелять.

– Ну хорошо, давайте через неделю… Марфа Федоровна, про пчелу я не забыл. Но, может, Вас еще и заинтересует бабочка или стрекоза – какие у них крылья при увеличении? Если так, то за неделю я постараюсь найти… Хотя, я бы, скорее, предпочел лицезреть бабочек и стрекоз, так сказать, в их естественной среде… Не желаете, Марфа Федоровна, прогуляться как-нибудь? У реки, например, там стрекоз много… Вы ведь еще ничего у нас не видели, а природа в Затонске красивая…

Анна припомнила, что когда Саша приглашал ее на прогулку у реки, Павел посоветовал ему не забыть гвоздичное масло, чтоб комары не покусали. Сказать что ли доктору?.. И хоть бы он как Саша в воду за кувшинками для Марфы не полез…

– Благодарю за приглашение. Но пока ничего Вам обещать не могу. Давайте об этом после поговорим, как мы с Анной Викторовной к Вам в Ваш чудный микроскоп придем посмотреть.

Простившись в доктором, они направились лавку Потапова. Купили там конфет взамен тех, что отдали Юрию с Егоркой, пряников – чтоб Якову было что брать на службу, и печенья. Затем пошли покупки по списку, составленному Марфой: мука, дрожжи, гречка, манка… Насчет манки Анна выразила сомнение, нужна ли она.

– Анна Викторовна, я, как вернусь, Вам котлеток манных пожарю. Александр Дмитриевич маленький кашу манную не любил, вот ему Харитон котлетки из манки и пек. А тот их с малиновым или клубничным вареньем уплетал. Такое-то варенье у Вас дома есть, от родителей Ваших.

Лавочник Потапов предложил им нового кофе, который только что получил и обжарил. Анна сначала хотела отказаться, у них дома еще было немного. Но потом подумала, что Марфы не будет дней пять, а за это время кофе дома все же может кончиться, и согласилась взять четверть фунта на пробу. Михаил Иванович спросил:

– Марфа Федоровна, а кофей Вы мелете?

– Я. Только я уезжаю на несколько дней.

– Я понял это. Я сейчас же и смелю, что ж Анне Викторовне потом этим заниматься. Я кофей даже еще с подноса не пересыпал. Оттуда сразу и возьму для помола. А потом в баночку ссыплю, чтоб аромат не выдохся.

– Сделайте любезность, Михаил Иванович, – улыбнулась Марфа.

– А в какие Вы, голубушка Марфа Федоровна, края едете? Не в Тверь ли? А то мне в Тверь по моим торговым делам нужно. Может, вместе бы и поехали…

– Нет, не в Тверь. И я не одна еду, а Марией Тимофеевной.

– А как едете? Поездом или по воде?

– Не знаю, не спрашивала.

– Может, как вернетесь, я Вас на лодке покатаю?

Анне хотелось сказать – только после того, как Марфа с доктором Милцем на стрекоз налюбуется.

– Право, не знаю, Михаил Иванович. Как бы меня в лодке не укачало…

– Так ведь по реке, не по морю… Хотя иным и в коляске дурственно бывает…

– Михаил Иванович, Вы нам кофе обещали смолоть, – напомнила Марфа. – А то у нас еще и другие дела в городе имеются.

– Уже иду, это не займет долго.

Вскоре Потапов вернулся с баночкой с кофе, поместил ее в бумажный пакет да еще завязал узкой ленточкой, которой обычно перевязывал гостинцы с конфетами:

– Кофе я со всеми Вашими покупками с Ефимкой отправлю, как только он от других господ вернется. Не извольте беспокоиться.

Когда они вышли из лавки, Анна усмехнулась:

– Я смотрю, Марфа для тебя и бабочек готовы наловить, и кофе смолоть… Что-то доктор Милц меня стрекоз смотреть не приглашал, а Потапов ни мне, ни маме кофе молоть не предлагал и кататься на лодке не звал…

– Анна Викторовна, у Марии Тимофеевны муж имеется да еще адвокат. Скажи лавочник хоть слово игривое, Виктор Иванович бы засудил его, – ухмыльнулась в ответ Марфа. – А доктору Милцу Вы поначалу, наверное, девочкой казались, а потом, когда Вы с Яковом Дмитриевичем расследованиями занялись, понял, что преступлениями-то Вы гораздо больше интересуетесь, чем, к примеру, насекомыми…

– А сама ты насекомыми интересуешься?

– Интересуюсь, с того боку, чтоб их ни в овощах, ни во фруктах не было. А ежели окажутся, чтоб к Их Милостям на стол не попали… Хотя, говорят, яблоки, где червяк поселился, самые вкусные… Вы, Анна Викторовна, ничего не желаете?

– Может, того, чего у родителей в саду нет? Винограда, например?

Они нашли прилавок, где торговали виноградом и взяли пару кистей. В соседнем ряду Марфа выбрала мяса, оставалось только молоко. Прислуга прошлась вдоль нескольких торговцев и остановилась у женщины, которая в отличии от других покупателей не зазывала и свой товар не расхваливала. Одета она была бедновато, но чисто, и прилавок, на котором стояли кринки, тоже содержался в порядке. Марфа спросила, давно ли она занимается торговлей. Та ответила, что совсем недавно, что ранее нужды в том не было. Сын ее старший вместе с постояльцем, что у них комнату снимал, в Москву подались. Теперь и денег от сдачи в наем нет, и на два мужицких рта в доме меньше, а корова много молока дает. У всех соседей свои коровы, им молока не надо. Вот она и пытается на рынке продавать, чтоб хоть что-то выручить. Марфа попробовала ее молоко – оно было свежим, приятного вкуса, не горчило, творог и сметана тоже были ей одобрены. Она отозвала Анну Викторовну в сторону:

– Ваша Милость, я нашла женщину, у нее все молочное хорошее и берет недорого. Торговать она не приучена, а излишек продавать бы хотела. Как Вы насчет того, чтоб она для Вас с Яковом Дмитриевичем прямо домой к Вам свой товар приносила? Без меня-то хоть творожка со сметанкой покушаете или свежего маслица намажете. Женщина она чистая, опрятная и вроде как честная – молоко водой не разбавлено. Думаю, она была бы рада прямо в дом к господам приносить, а не на рынке стоять. Да и Вам хоть за этим самой не ходить. А если Вам ее провизия понравится, могли бы потом у нее постоянно покупать.

Анна согласилась – в вопросах хозяйства она доверяла Марфе.

– Голубушка, Ее Милость хотела бы, чтоб ты к ним домой свой товар доставляла. Пока раза два-три, а если по вкусу придется, то потом она может подумать и о том, чтоб все время у тебя брать. Семья почтеннейшая, Его Милость человек в Затонске уважаемый – начальник сыскного отделения, никого, склонного к обману или уверткам, не потерпит. Поэтому ежели ты согласна, нам надо знать, кого мы в свой дом пускаем.

Торговка широко распахнула глаза:

– Барыня, да неушто Ваш муж – это тот господин из полиции, что самому князю из Петербурга родственник?

Марфа ответила за хозяйку:

– Тот самый. Так что, ты согласна?

– Согласна-согласна! Вот уж не думала, что до меня такие господа снизойдут… А насчет семьи нашей не извольте беспокоиться, она у нас приличная. Муж мой Иван Федотов на складах у купца Игнатова работает, там же и Савка сын старший был, пока в Москву не уехал. В Москве он тоже у Игнатова на складах. Был бы на руку нечист али ленив, разве ж ему бы купец у себя в Белокаменной место предложил?

– Тебя-то саму как зовут? – спросила Марфа.

– Авдотья я.

– Ну так вот, Авдотья, в понедельник утром принеси Ее Милости Анне Викторовне молока, сметаны, масла и творога. Молока-то у твоей коровы на все это хватит?

– Хватит, Зорька у нас за две коровы молока дает, повезло нам с ней.

– На рассвете не приходи, Их Милости еще почивать изволят. Его Милость, как ты поняла, в полицейском управлении служит, а не на покос по первой росе ходит.

– Как Ее Милости удобно, так и приду.

Анна решила, что в первый раз, пока она не знает женщины, лучше, если та придет, когда дома еще будет Яков, чтоб она сама видела барина, состоявшего на важной должности и имевшего высокородных родственников в столице.

Только они с Марфой добрались до дому, как появился Ефимка с их покупками из лавки. А вслед за ним прибежал мальчишка с запиской – его послал барин, вышедший из полицейского участка.

– Анна Викторовна, надеюсь, ничего… нехорошего… – забеспокоилась Марфа.

Анна развернула бумажку и улыбнулась:

– Нет, наоборот. Яков Платоныч пригласил меня на прогулку в парк. Видишь, не только тебя приглашают.

«Ну надо же, сподобился! Жену пригласить, хоть и в парк. Полюбовниц-то своих в Петербурге, поди, не только в парке выгуливал… Неужели не понимает, что к жене как к женщине надо гораздо больше внимания проявлять, чем к тем, чьи спальни время от времени посещал…»

– Анна Викторовна, очень за Вас рада! А сколько времени у нас в запасе?

– Ты куда-то торопишься?

– Я нет. Но мне нужно знать, каким временем я могу располагать. Если Вы выберете платье, которое в порядок привести надо, то я сразу скажу, успею ли, или лучше другое надеть, чтоб не опоздать. Конечно, чуть-чуть даме опоздать позволительно, но намного все же… неуважение к мужчине…

– Ты хочешь меня… приодеть?

– Ваша Милость, я хочу Вас так нарядить, чтоб при Вашем виде у мужчины, который Вас на свидание пригласил, дыхание перехватило, а другие оглядывались и завидовали ему, что у него такая дама.

– Так муж пригласил… стоит ли так наряжаться…

– А муж что же не мужчина? Вы уж извините, Анна Викторовна, Яков Дмитриевич мужчина хоть куда. Его хоть в лохмотья одень, а порода все равно видна будет. Хотя, конечно, в костюмах он более привлекателен… И ему будет приятно, когда Вы при всем параде покажетесь. Для Павла Александровича ведь согласились красивое платье надеть. Разве Вы были разочарованы, что князь Вам комплемент сделал? Дайте же и своему мужу возможность побыть галантным кавалером…

– Ну хорошо, – вздохнула Анна. – Тогда давай выберем платье вместе.

Выбор пал на синее платье, отделанное серебряной нитью – одно из тех, что она согласилась заказать, когда ожидала возвращения Штольмана. Платье, возможно, могло бы показаться строгим, но вышивка очень оживляла его, однако делала не легкомысленным, а элегантным. К платью Марфа подобрала шляпку с вуалью и потрудилась над ней. После обновления шляпка понравилась Анне даже больше той, которую они с Яковом купили в английском магазине в Петербурге.

Когда Марфа причесала и одела хозяйку, она решила, что Ее Милость была настолько хороша, что ее было бы лучше сопроводить до парка, а то как бы она не припозднилась на свидание из-за внимания местных господ, расточающих комплименты. На ее удачу около дома проезжал извозчик, и Анна Викторовна воспользовалась им.

Коляска остановилась у парка, и Анна прошла на знакомую аллею. Яков в ожидании сидел на скамье.

– Анна Викторовна, – приподнялся он и поцеловал Анне руку. – Вы выглядите блистательно! Вас можно поздравить?

– С чем? – не поняла Анна.

– Слышал, князь просил Вас погостить в его усадьбе, – лукаво посмотрел на жену Штольман.

– Просил, и что же?

– Вы что же согласились?

– А что мне нельзя сделать такое предложение как любой другой девушке? – Анна продолжила игру, в которую ее вовлек Яков. – И кроме того, Вы же сами, Яков Платоныч, на этом настаивали…

Она не смогла больше удерживать серьезное выражение и улыбнулась:

– Помнишь, значит, ту встречу.

– Конечно, помню. Всегда буду помнить… Аня, я вел себя так глупо, как настоящий идиот…

– И я не лучше…

– Аннушка, я хотел просто прогуляться по парку, там, где мы не раз встречались… А пока ждал тебя, та сцена стала крутиться у меня в голове… Вот я и… переиграл ее.

– Вам это удалось, Яков Платоныч, – Анна сдвинула набок котелок Якова.

Штольман поправил шляпу, а затем протянул Анне цветок, который до этого держал за спиной – такой, что подарил ей, когда приходил навестить ее в усадьбу Разумовского.

– Что же, Яков Платоныч, снова клумбу у дома князя Разумовского разорили?

– Нет, на этот раз по дороге у кого-то в палисаднике сорвал, пока хозяева не видели, – признался Яков.

– А если бы они увидели Ваш неблаговидный поступок?

– Сказал бы, что цветок нужен для следствия, что на месте преступления кто-то обронил такой же. Что их цветы вроде бы не очень похожи, но сравнить нужно.

– Ну Вы и жук, Яков Платоныч!

– Чего не сделаешь для любимой женщины, – Яков поцеловал жену в щеку, чуть приподня вуаль на шляпке. – Особенно, когда приглашаешь ее на свидание.

– Мне было очень приятно, что Вы пригласили меня прогуляться.

– Так пройдемтесь же, Анна Викторовна, – Штольман взял жену за руку. – Я вижу Вам настолько это приятно, что надели платье, которое надеваете очень редко, и шляпку, которая немного преобразилась…

– Какой Вы наблюдательный, господин сыщик! Это Марфа ее так переделала.

– Тебе очень идет. А прическа у тебя такая, что и иной куафер не сделает, – остановившись на секунду, Яков провел пальцем по волосам за ухом Анны.

– Да, Марфа постаралась, чтоб я была… неотразима на свидании.

– Ты действительно неотразима! Вон, господин, который только что прошел мимо нас, обернулся и чуть не налетел на дерево.

– У меня не было намерения поражать так… других господ. Я хотела поразить только тебя.

– Тебе это удалось, милая моя. Ты чудо как хороша. Хотел спросить тебя, серьги и кулон, это те, что тебе подарил Павел?

– Да, это украшения Ливенов, – Анна решила не сообщать, что это был гарнитур, изначально подаренный Павлом Лизе. – Павел сказал, что семейные украшения, что у него есть, сейчас больше некому носить кроме меня. Я не стала обижать его отказом.

– Да, он бы, наверное, обиделся, если бы ты отказалась принять. Украшения очень красивые, изящные, но, насколько я могу судить, не безумно дорогие…

– Да, именно так. Я уже говорила тебе, что Павел предлагал мне и другие, но те я не взяла. А на эти согласилась, так как они попроще и походят к разным нарядам.

– К этому платью и шляпке несомненно. Я даже смущен, что я в своем обычном костюме. Рядом с такой очаровательнейшей дамой. Надо было зайти домой переодеться…

– Тогда бы не было сюрприза. А твоя записка меня… заинтриговала…

– Значит, я, по-твоему, интриган? – улыбнулся Штольман.

– А Вы в этом сомневались, Яков Платоныч? Я предпочитаю такого мужа, а не как у других – с которым можно умереть от скуки.

– Рад, что тебе со мной не скучно. Хоть иногда. Что ж, буду тебе и впредь посылать интригующие записки…

– Буду ждать с нетерпением! Яков, у меня сегодня день записок, твоя была второй. Утром Марфа принесла записку от мамы. Та написала, что Марфа вчера сделала ей прическу, и она произвела большое впечатление в городе. Она хотела бы завтра ехать к тете Липе, у той именины. Отец отказывается, говорит, что у него в начале следующей недели заседание суда, и ему нужно готовиться.

– Если бы не было, я бы подкинул Виктору Ивановичу какого-нибудь клиента, чтоб у него появился повод не ехать, – ухмыльнулся Штольман. – Но Мария Тимофеевна, должно быть, рассержена, что не может поехать одна.