Текст книги "Только сердце подскажет (СИ)"

Автор книги: Марина Леманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Вы из каких краев будете, Марфа Федоровна? Я вот сам из поволжских немцев, на Волге-матушке вырос. Батюшка мой Франц Фридрихович был аптекарем, весьма уважаемым в нашем городе человеком. Хотел, конечно, чтоб я продолжил его дело, но только я предпочел лекарства не составлять, а назначать их.

– А мы из Новгородской Губернии. Батюшка Федор Гордеич скобяную лавку имел. Она после его смерти старшему брату досталась.

«Скорее, батюшка Ваш имел скобяной завод и земли, на которых этот завод стоял», – решил доктор Милц, смотря на женщину, у которой были слишком тонкие черты лица для дочери лавочника.

Марфа, видимо, поняла, о чем он думал:

– Батюшка меня во младенчестве у дома нашего нашел, вот они с матушкой меня и взяли. А кому я своим появлением на свет обязана, не знаю.

– Простите, Марфа Федоровна, что свое мнение выскажу, но Ваши кровные родители ребенка подкинули все же тем, кто бы его в свою семью взял… Это лучше, чем иногда бывает…

– Знаю, о чем Вы. О том, что просто выкинуть могли или грех на душу взять… Поэтому я на тех людей не в обиде, видно, не могли они младенца у себя оставить, но и на произвол судьбы бросить тоже.

– Добрый Вы человек, Марфа Федоровна. Другой бы на мир обозлился, что судьба у него могла быть другая…

– А я на свою судьбу не ропщу. И у господ иных судьбинушка куда хуже бывает, чем у меня. А я только у хороших людей служила. У помещика камеристкой его дочек была, пока они все замуж не вышли. Потом вот у Его Сиятельства. Ну и сейчас у Их Милостей.

– А у князя сколько прослужили?

– Лет пятнадцать.

– Не тяжело было уезжать?

– Так место новое, я семья та же – Ливены. Когда в семье остаешься, легче, чем к совсем чужим людям.

– А с родными своими отношения поддерживаете?

– Как к Его Сиятельству уехала, так не видела их более. А письма писать они не горазды, так раз в пару лет напишут… А вот с барышнями своими я чаще письмами обмениваюсь. А младшую барышню, что за столичного чиновника вышла, еще и навещаю изредка… А Вы, доктор Милц?

– Родители мои, конечно, давно умерли. А младший брат, который дело отца продолжил, тоже не большой любитель переписки… Ну вот, сударыни, мы и пришли, – придержал Милц дверь для обеих женщин.

– Анна Викторовна, доктор Милц, сударыня! – приветствовал дежурный компанию.

– Яков Платоныч у себя? – спросила Анна.

– У себя. Один.

– Яков Платоныч! Мы вот решили к Вам зайти, пирожков принесли. Ну и Марфе показать, где Вы служите…

– Пирожки, это хорошо. Мы их с Коробейниковым разделим, он должен скоро прийти, – Штольман взял у жены бумажный кулек. – Марфа, это, как ты понимаешь, мой кабинет. Я здесь вдвоем с помощником, Антоном Андреевичем. Если тебе что-то будет нужно мне передать, а меня не будет на месте, можешь сказать ему или дежурному. Или записку на моем столе оставить.

– Лучше записку, Ваша Милость. На словах-то бывает ненадежно. Есть люди, у кого голова дырявая, влетело и сразу вылетело…

– Ну это не про Коробейникова. У него голова не дырявая. Да и Павел Александрович ему записную книжку подарил, чтоб важные вещи записывать…

– Как скажете. Ваша Милость, Вы что-нибудь желаете на ужин? А то мы с Анной Викторовной на рынок собрались.

– Что Анна Викторовна будет, то и я.

– Хорошо. Тогда, если позволите, я Ее Милость у крыльца подожду, – Марфа вышла из кабинета сыскного отделения.

– Яков Платонович, я к Вам по делу, – сказал доктор Милц.

– По делу? – встрепенулась Анна. – У нас что же, новое убийство?

– Не знаю, как у Вас, Анна Викторовна, а у нас, слава Богу, насильственных смертей в последнее время не было, – сказал начальник Затонского сыска. – Тьфу-тьфу, хоть бы не сглазить… Так что у Вас, Александр Францевич?

– Я сегодня получил посылку из Петербурга. Не по почте, доставили поездом, оставили для меня на станции. Там микроскоп Цейса, о каком я только мог мечтать, и набор хирургических инструментов, сделанных в Германии.

– Рад за Вас, доктор Милц. Наконец-то сбылась Ваша мечта.

– Я был в замешательстве, от кого посылка. И только когда распаковал все, узнал, кто сей благодетель. На бумаге, в которую был обернут ящик с микроскопом, было указано, что это заказ для П.А. Ливена… Это Вы попросили Его Сиятельство это для меня купить?

– Нет, это Павел Александрович спросил меня о том, что Вам нужно. Я сказал про микроскоп, так как сам от Вас о нем не раз слышал, – честно сказал Штольман. – Хирургические инструменты – это его инициатива.

– Яков Платонович, Вы хоть представляете, сколько все это стоит?

– Думаю, столько, насколько Павел Александрович считает себя признательным Вам… за то, что его офицерская карьера не закончилась во время обучения в военном училище…

Милц посмотрел на Штольмана – точно племянник своего дяди князя Ливена. Павел Александрович, скорее всего, ответил бы ему так же.

– Передайте мои слова благодарности Его Сиятельству, как будете писать ему… Ну не буду больше отнимать у Вас время.

– Яков, я тоже пойду, – сказала Анна и поцеловала мужа в щеку, когда доктор Милц повернулся к двери.

У кабинета Анна и доктор Милц столкнулись с Коробейниковым. Он расплылся в улыбке:

– Анна Викторовна, рад, что Вы вернулись. Вы ведь к нам еще зайдете?

– Зайду, Антон Андреевич, – улыбнулась в ответ Анна. – Только в другой день.

– Хорошего Вам дня. И Вам тоже, Александр Францевич.

– Антон Андреевич, что Вы так сияете? – спросил Штольман своего помощника.

– Анну Викторовну только что видел… И еще даму у входа, она такая… глаз не оторвать… Дежурный сказал, что она к Вам с доктором Милцем и Анной Викторовной приходила.

– Впечатлила, значит, Вас та дама, Антон Андреевич?

– Впечатлила. Очень впечатлила…

«Скоро, похоже, Марфа весь Затонск впечатлит. И про меня уже не так интересно будет, что я незаконный сын князя. Поутихнут слухи, когда появился другой объект для людского любопытства».

– Не из местных жителей дама. Из благородных, но не богата – платье скромное… хотя шляпка миленькая… Может, на воды приехала, да еще доктор Милц ее пользует? На больную, правда, не похожа, но, возможно, меланхолию приехала лечить? А приходила она зачем? Случилось у нее что?

– Нет, у нее ничего не случилось. Она приходила наш участок посмотреть.

– Да разве в полицию ради любопытства ходят? – спросил Коробейников. – Хотя о чем это я, ходят и для этого. Вон какое нашествие на участок было, сколько народу приходило на Вас, Яков Платоныч, посмотреть… Неужели и она с той же целью была?

– Вы правы, приходила удостовериться, так ли я похож на князя Ливена, как говорят. Князей-то она знает, а я для нее – новое лицо, – Штольман решил не раскрывать пока правды, а посмотреть, к каким еще выводам придет его помощник.

– Князей Ливенов знает. Из Петербурга, значит, дама…

– Из Петербурга.

– От молодого князя Ливена, что Вам семейный портрет и молитвенник с Баллингом отправлял, поклон передать приходила? – предположил помощник начальника сыскного отделения.

– Скорее, от Павла Александровича.

– А от него-то зачем? Неужели он его через Анну Викторовну не передал?

– Передал, только, видимо, подумал, а что, если она его не довезет, потеряет по дороге. Вот и подстраховался. Он ведь все наперед привык учитывать, при его-то должности… Вот и решил передать еще один поклон, так сказать, с оказией, раз уже его знакомая тоже в Затонск ехала.

– Шутить изволите, Яков Платонович?

– А это уж как Вам будет угодно, Антон Андреевич.

– Но эта дама – также знакомая доктора Милца?

– Нет, доктор Милц ей по дороге встретился, взялся проводить в полицейское управление.

– И Анна Викторовна ей тоже по дороге встретилась?

– Нет, вот Анна Викторовна с ней и пришла. Точнее она с Анной Викторовной.

– Откуда?

– Из дома. Нашего дома, Антон Андреевич.

– В гости, значит, с Анной Викторовной приехала…

– В услужение. Не буду Вас, Антон Андреич, больше мучить. Павел Александрович отправил эту женщину Анне Викторовне в помощь по дому. Она из его усадьбы.

– Ну сейчас-то Вы точно меня разыгрываете.

– Нет, не разыгрываю.

– Быть такого не может, – не поверил Антон Андреевич. – Она не похожа на прислугу.

– Не похожа, но ей является.

Коробейников стал серьезным.

– Что, Антон Андреевич, разочарованы?

– Нет, озадачен… и, если можно так сказать, сочувствую ее положению…

Однако Марфа, судя по всему, в сочувствии Антона Андреевича Коробейникова не нуждалась. Пока она ждала Анну Викторовну с доктором, ей поклонились двое проходивших мимо господ, и она ответила им улыбкой. Как бывало всегда в таких случаях. Особенно во время ее поездок в Петербург, когда она надевала свои лучшие платья и шляпки. Для встречи с Демьяном или для визита к Лидии Даниловне, младшей дочери помещика Пшеничникова, вышедшей замуж за столичного чиновника Свиридова. Она никогда не пыталась намеренно вводить людей в заблуждение. Просто ей нравились красивые вещи, а князь платил ей достаточно, чтоб она могла позволить себе несколько платьев, какие носили некоторые женщины из более высоких сословий, чем то, к которому она принадлежала не в силу своего рождения, а жизненных обстоятельств. Вкус у нее тоже был – это она слышала от самого Его Сиятельства. Видимо, это передалось ей от родителей, которых она никогда не видела. Платье, которое она надевала в дорогу, было отнюдь не самым элегантным изо всех, что у нее имелись. Оно было из хорошей материи, добротным, практичным и отлично сидело. Как и то, что было на ней сейчас.

– Марфа, ты потом найдешь дорогу из дома в участок? – спросила Анна, как только вышла на улицу. – Не заблудишься?

– Так чего тут блудить? Затонск ведь не Петербург. Всего несколько улиц… А нет, так спрошу у кого. Люди, смотрю, у вас приветливые.

– Да, хорошие у нас люди, по большей части. Как и везде… Как у вас в усадьбе. Вон как ко мне были добры и сколько всего подарили. Как и Павел Саныч… Кстати, он прислал доктору микроскоп.

– Да, Его Сиятельство был очень щедр. Эта модель микроскопа – исключительная для нынешнего времени, вершина технического прогресса. Я видел только его фотографию и читал описание в одном медицинском журнале… Не хотите, Марфа Федоровна, как-нибудь посмотреть, как в микроскопе преображается мир?

– Спасибо за приглашение. Только видела я. У Его Сиятельства тоже микроскоп имеется, в его кабинете. Они с Александром Дмитриевичем, когда он поменьше был, что только в нем не рассматривали, и листья, и цветы, и букашек всяких – флору и фауну, как Павел Александрович говорит. И мне как-то тоже давали посмотреть. Там Божья коровка размером с корову видится…

– У меня объекты для исследования гораздо более прозаичные, хотя для меня куда более важные… Но я могу принести то, что бы Вы хотели рассмотреть, но не имели возможности у Павла Александровича. И Вы, конечно, тоже, Анна Викторовна.

Марфа задумалась:

– Пчелу можно? Интересно, она такая же пушистая, как на ощупь кажется, будто меховая…

– Пчелу так пчелу, – согласился доктор. – А Вы, Анна Викторовна?

– А я бы пулю посмотрела… Мне Павел Александрович револьвер подарил и стрелять научил. Когда мы с Яковом Платонычем пойдем в оружейную лавку пострелять, я пару пуль подберу и к Вам принесу посмотреть, одинаковые ли они…

«И как это князя Ливена угораздило племяннице револьвер подарить… Хоть бы без Штольмана за него не бралась, а то ведь всякое может случиться… Идет человек по улице или по лесу, и нет его… Как бы Штольман не сглазил про отсутствие насильственных смертей. Лучше бы по голове себе постучал, чем сплюнул…»

– Вы уж, Анна Викторовна, поосторожнее с оружием…

– Не беспокойтесь, доктор. Я попрошу Его Милость, чтоб он револьвер под ключ куда-нибудь запер… от греха подальше…

– Марфа?! У меня слов нет! – возмутилась Анна.

– Не игрушки это, Ваша Милость. У Его Сиятельства оружие всегда в сейфе, никогда на виду не лежит. А у вас дома сейфа нет, значит, надо запереть куда-нибудь…

– Мудрая Вы женщина, Марфа Федоровна. Снимаю перед Вами шляпу, – Милц приподнял свой котелок. – Ну вот мы и до больницы дошли. Не желаете зайти?

– В другой раз, Александр Францевич, а то мы так до рынка и не дойдем. А у нас дома, к нашему стыду, и продуктов почти нет, – призналась Анна. – Яков Платонович-то дома не ужинал.

– Марфа Федоровна, Вы уж за Яковом Платоновичем приглядывайте. Чтоб он днем не только чай с засохшими пряниками пил. Его Сиятельство-то поди себя так не изводит…

– Нет, пряников засохших Его Сиятельству не подают, – улыбнулась Марфа. – У нас выпечка свежая, как и все остальное. Повар у нас замечательный. Я, конечно, изысков готовить не умею, но Их Милости голодными не будут.

– Вот и славно. Ну что ж, сударыни, пойду, пациенты ждут. Желаю здравствовать! – откланялся доктор.

– Марфа! Мне же Павлу Александровичу телеграмму нужно отправить! – вспомнила Анна.

Они зашли на почту, но она не знала, что писать. Поэтому написала только «Доехали благополучно». И отправила телеграмму на адрес князя Ливена в Петербурге, раз он собирался ехать туда.

– Это чтоб Павел Саныч не беспокоился.

«А он все равно будет беспокоиться, еще как будет…» – подумала Марфа.

– Теперь на рынок. В усадьбе-то, наверное, почти все свое, не так, как у нас…

– Своего, конечно, много. Но и покупного тоже. Рыбу красную, птицу дикую, какой у нас не водится, Харитон из города привозит. Так это в любом имении так – у Пшеничниковых также было, что свое, а за чем и в город приходилось ездить… Вон, для князя Ливена, когда он приезжал, помню, повар стерлядь покупал…

– А как Павел Саныч вообще у твоих хозяев оказался?

– Сестра Данилы Ниловича удачно замуж вышла – за офицера из Петербурга, и сын их единственный тоже офицером стал. Вот его князь и знал по службе. Как-то разговорились они о лошадях, и он сказал князю, что у его дяди лошади настолько хороши, что такие мало у кого и в столице есть. Дядя решился продать пару из них, так как все три дочери замуж собрались. И если Его Сиятельство интерес имеет, то надо ехать сразу, медлить никак нельзя, а то их купит кто другой. Вот и приехал Его Сиятельство с Никитой Константиновичем к нам. Ему Ураган с первой минуты в сердце запал. Сделку совершили, с тем условием, что Ураган у Пшеничниковых останется, пока князь хорошего конюха не найдет. Грех ведь такого коня кому попало в руки давать. Его Сиятельство приезжал к Урагану раза три, проведать, так сказать. А потом они с Данилой Ниловичем сговорились, что он Климку отпустит, чтоб за Ураганом ухаживал. Климка, хоть и молод еще совсем был, лет пятнадцати, но в лошадях толк знал и относился к ним с душой. Тогда же Павел Александрович и предложил, что и меня может в усадьбу забрать после свадьбы моей третьей барышни.

– И больше ты в этом имении не была?

– Была однажды. Его Сиятельство тогда решил кобылку у Пшеничниковых купить. Ну и взял с собой меня с Климом. Клима, понятно, для дела, а меня, чтоб господ своих прежних повидать. Тогда и сказал, чтоб оделась хорошо, чтоб Пшеничниковы видели, что не зря меня к нему отпустили, – улыбнулась Марфа. – А Молнию, что мы привезли, позже с Ураганом связали, от них Гром и появился.

– Марфа, а когда Павел Александрович к Пшеничниковым приезжал, неужели на него внимания не обратила? – не удержалась от вопроса Анна.

– Обратила, конечно. Что и говорить, князь, красивый мужчина, да, видно, дамский угодник еще тот, раз брал меня к себе не только в горничные, но и для своих дам, а не для жены… Только не юбочник он, какие среди господ бывают, чтоб от одной к другой метаться, а то и с несколькими амуры крутить… Романы у него с дамами, а не абы что…

– И сколько его дам ты видела?

– Четверых, считая графиню – за десять с лишним лет… Первую он только после Турецкой войны пригласил. Она потом еще раз или два приезжала. Одна дама в тот же день уехала.

«Наверное, та, про которую Павел сказал, что она слуг за людей не считает», – подумала Анна.

– Следующая раза четыре приезжала, а, может, и все пять. Это года три-четыре назад было. Вот эта мне изо всех больше всего понравилась – красивая, умная, добрая, участливая, к Павлу Александровичу душевно относилась, и он к ней тоже… Мы надеялись, что Его Сиятельство женится на ней. Но нет, не женился. Видать, не хватило ему всех ее добродетелей, чтоб женой своей сделать… Ну и графиня, эта дважды была. Может, еще пригласит, а, может, и нет… Анна Викторовна, вон на Вас один господин смотрит, только подойти не решается, – кивнула Марфа в сторону мужчины, стоявшего около лоточника.

Анна увидела, про кого сказала Марфа – помещик Карелин. Наверное, не подходит, так как Яков просил его ее не беспокоить. Но раз уж встретились…

– Господин Карелин, добрый день. Яков Платоныч рассказал мне о Вашей беде. Я готова попытаться помочь Вам…

– Премного Вам благодарен, госпожа Штольман. Только у меня образовались дела, я должен буду уехать на пару дней…

– Дела касательно Тани? Что-то прояснилось? – с надеждой спросила Анна.

– Увы, нет. Это касательно дел в имении. Про Таню пока никаких новостей.

– Яков Платоныч ждет вестей от полковника Дубельта… Но что, если их не будет? Вы завтра еще не уедете?

– Нет.

– Тогда давайте условимся встретиться завтра. Мне будет нужна какая-нибудь вещь Вашей жены. Надеюсь, мне это поможет вызвать ее дух.

– Я принесу.

– Зайдите к Якову Платоновичу в участок, скажите, что уезжаете и договоритесь, где и когда встретиться, – Анна решила, что будет лучше переложить ответственность за принятое решение на плечи приемного отца пропавшей девочки, с которым Штольман будет более сговорчив, чем с ней.

– Непременно. Тогда до завтра.

– У этого господина в Петербурге после смерти жены пропала приемная дочь. Яков Платоныч помогает ее искать, – пояснила Анна. – Я тоже хочу помочь – вызвать дух матери девочки, чтоб расспросить ее. Яков согласился, только медлит. Ждет новостей от одного полковника из Петербурга…

– Значит, на это у Его Милости есть свой резон. Боится, как бы Вам не стало плохо, как в усадьбе…

– Да понимаю я это. Но ведь с каждым днем, возможно, найти девочку будет все сложнее… А вдруг бы у меня получилось, и я смогла узнать у духа ее матери, где она…

Тут по телу Анны пробежала дрожь – как бы после духа Ульяны к ней не пришел дух Тани. Сам.

========== Часть 10 ==========

После рынка Анной с Марфой купили в одной лавке конфет и печенья, а в другой самовар – тот, который посоветовала выбрать Марфа. В самоварах, судя по ее разговору с лавочником, она разбиралась неплохо. От обеда Анна отказалась, сказала, что лишь попьет чаю из нового самовара – с печеньем и конфетами. И непременно с Марфой, сама-то она не поймет, хороший ли самовар они приобрели, а Марфа в этом понимать должна.

Марфа усмехнулась – придумала новая хозяйка повод, чтоб одной не чаевничать… Не дело это, конечно, но Павел Александрович велел, чтоб она была Анне Викторовне не только прислугой, но и какой-то мере компаньонкой… Видно, сейчас такой случай и есть – разделить с хозяйкой компанию. Обедать она, конечно, вместе с хозяевами никогда садиться не станет. Это было бы уж совсем… из рук вон… А когда Анна Викторовна одна, и никто не видит… пусть, раз уж ей так хочется…

– Вы правы, Ваша Милость, надо самовар опробовать.

– Ну и как твое мнение? Хороший? – спросила Анна, когда они пили чай с печеньем, в центре каждого цветочка которого была капелька варенья – клубничного, вишневого или малинового. От конфет Марфа отказалась, как она не настаивала.

– Замечательный самовар. Надо бы будет Вас, Анна Викторовна, разжигать его научить на то случай, если меня у вас в тот момент не окажется.

– Боязно мне как-то…

– А лампу Вам не боязно зажигать?

– Лампу нет.

– Значит, бульотку* надо купить, как та, в которой Павел Александрович себе воду кипятит, когда в доме на ночь один остается. Они тоже разного объему бывают. У Его Сиятельства на две чашки или большую кружку, Вам с Яковом Дмитриевичем можно на четыре… Только попроще, чем в имении, на серебряную да со всякими узорами нечего зря деньги переводить, в квартире в Петербурге уж точно есть такая. Завтра же и купим, если в город пойдем. Вам с ней намного легче будет. Если Его Милость утром плотно не завтракает, а только чай пьет с чем-нибудь, то бульотка самое то. В ней и яйца варить можно. Павел Александрович, конечно, в ней яйца не варит, только для чая воду кипятит…

Анна засмеялась:

– Еще бы князь себе яйца в бульотке варил…

– Анна Викторовна, Павел Александрович не только аристократ с титулом, но и человек военный. А такие приучены к тому, чтоб, если придется, и себя обслужить…

– Да, наверное, это так… А то, что Павел Саныч вечером всю прислугу отпускает – как это в усадьбе воспринимают?

– Ну это не как у всех, конечно. Но так у нас и хозяин не праздный господин, а подполковник, да еще при какой должности – при самом Государе состоит, чтоб его безопасность охранять… Вы сами видели, сколько времени он с бумагами проводит. А самые важные, где думать надо и сосредоточиться, видно, ночами и изучает, когда уж совсем никто отвлечь не может. Ну и завел себе этот порядок – чтоб одному с вечера до утра быть… Конечно, если б мужчина семейный был, по-другому было бы. Но раз холост, живет, как ему больше удобно… Анна Викторовна, я посуду после чая помою, а затем Ваши воротнички постираю и накрахмалю. Да и рубашки Якова Дмитриевича тоже. А потом ужин приготовлю.

Марфа занялась домашними делами, а Анна продолжила читать книгу. Штольман вернулся домой довольно рано. Марфа только что пожарила мясо с картофелем и яиц к нему – то, что из простых блюд предпочитал Его Сиятельство, и поставила самовар.

– Ваша Милость, хорошо, что Вы пришли уже, я на стол собралась подавать.

– Марфа, а откуда у нас самовар? – поинтересовался Яков Платонович. – Только не говори мне, что ты привезла его из Петербурга?

– В лавке сегодня купили с Ее Милостью. Затонск ведь не в степи безлюдной, чтоб сюда из Петербурга самовар везти. Все ж уездный город.

– А на какие деньги Вы его купили, я могу спросить?

– Конечно, Ваша Милость. На те, что Павел Александрович на хозяйство предназначил, – сказала Марфа. Князь ведь адвокату Миронову давал деньги, чтоб хозяйство хорошо велось. Так что вроде как и правда…

– И много ты на хозяйство получила?

– Немного, на самовар хватило и еще на бульотку хватит. Сами-то Вы, Ваша Милость, вряд ли утром самовар растапливать станете, а Анна Викторовна все ж дама, чтоб с таким самой справляться. Вот и купим бульотку, чтоб ей по утрам было сподручно.

– Да, пожалуй, ты права, бульотка бы в доме не помешала. Как и самовар. А насчет денег с Его Сиятельством я потом… улажу.

«А тут и улаживать нечего. И вообще о таком с Его Сиятельством разговор лучше и не начинать… Но, видно, Вы, Яков Дмитриевич, этого пока все еще не поняли…»

– Как Вам будет угодно, Ваша Милость.

Штольман похвалил простое, но очень вкусное блюдо, приготовленное Марфой, и за чашкой чая из нового самовара поделился с женой новостью:

– Аня, ко мне заходил Карелин, сказал, что уезжает. Я подумал, что раз так, то лучше, если ты попытаешься вызвать духа его жены до этого. Я предложил ему прийти ко мне в полицейское управление завтра утром, часов в десять.

– Ну не в участке же Ее Милости этим заниматься. Мало ли что… – посмотрела на хозяина Марфа – неужели он не понимает, что Анне Викторовне может сделаться дурно, а полиция совсем не то место, где следует приводить даму в чувство…

– Нет, конечно. Просто я еще не решил, где лучше…

– Дома, наверно, мне было бы легче попытаться, чем в другом месте… – высказала свое мнение Анна.

– Можно и дома, только… скромно у нас… Кроме того, мне и пригласить Карелина некуда, если ты, Аня, будешь в гостиной…

– Ничего, у нас тут, конечно, не барокко или рококо, но мебель не поломана, чтоб с нее гости падали… Так что стыдиться, Ваша Милость, нечего… Поздоровается тот господин с Анной Викторовной, а потом Вы с ним вместе у дома на лавке посидите, пока Ее Милость с духом беседует. Чай не зима.

– Марфа, ты и с князем Ливеном такая бойкая? – усмехнулся Яков Платонович.

– Его Сиятельство сам бы предложил вне дома обождать. Он из любой ситуации быстро выход находит.

– И на лавке бы с гостем сидел?

– А то он не сиживал… В былые времена на лавках в трапезных и цари сидели, – поделилась своими познаниями Марфа, – а он только князь… Хотите для Вас с тем господином столик вынесу – чаю попить или чего покрепче…

Штольман представил картину – они с Карелиным сидят на лавке, а перед ними столик с чайными чашками или графинчик с рюмками…

– Нет уж, чай мы потом можем попить… все же в гостиной… как сейчас…

Это Яков Платонович и предложил Карелину, когда привел его домой следующим утром. Сначала Анна Викторовна попробует вызвать дух Ульяны, а потом они выпьют чаю. Алексей Александрович принес с собой обручальное кольцо жены, которое вернул ему Полянский, и фотографию Ульяны и Тани:

– Больше я не знал, что взять… Есть и старые вещи Ульяны, к которым она не прикасалась несколько лет, с того времени, как уехала с Кавериным. Но вряд ли они могли бы быть Вам полезны, Анна Викторовна… А кольцо она носила… А карточка, сами понимаете…

– Думаю те вещи, что Вы мне дали, самое лучшее.

– Давайте подождем Анну Викторовну на улице, дадим ей возможность сосредоточиться в полной мере.

– Да, конечно, – кивнул Карелин.

Как только мужчины покинули гостиную, Анна поставила фотографию на стол, села за него, и, зажав кольцо Ульяны в руке, стала пристально вглядываться в снимок. Пока ей не стало казаться, что женщина на снимке пошевелилась.

– Дух Ульяны Карелиной, явись! Дух Ульяны Карелиной, явись! Дух Ульяны Карелиной, явись! – повторила она и увидела, как дух женщины, покинув снимок, вплыл из него в комнату. Красивая женщина в элегантном платье с фотографии встала перед ней.

– Ульяна, я хочу поговорить с тобой. Это важно. Твоя дочь Таня пропала. Где она?

– Не знаю, – монотонно ответил дух.

– Таня сейчас тоже дух? – спросила Анна о самом ужасном.

– Нет.

– Тане кто-нибудь желал зла?

– Нет.

– А тебе?

– Нет.

– Ты говорила Тане, что делать, если с тобой что-то случится?

– Ехать к Алексею.

– К какому Алексею? У тебя их было двое.

– Карелину.

– У него Тани нет, он сам ищет ее. Может, она у Каверина?

– Не знаю.

– Каверин собирался переезжать. Куда?

– Не знаю.

– Где он жил?

– В Твери.

– Где именно в Твери?

– Не знаю.

– Но ты же ему писала. Какой у него адрес?

– Не знаю.

– Как не знаешь? – удивилась Анна. – Может, не помнишь?

– Не знаю.

Она задумалась, как лучше задать вопрос.

– Ульяна, какой адрес ты писала на конверте?

– Почтамт. До востребования.

– Когда от Каверина было последнее письмо?

– В июне.

– Этого года?

– Того.

– А когда ты видела его в последний раз?

– В мае.

– Этом мае?

– Прошлом.

– Что он писал?

– Просил денег.

– Ты дала?

– Нет

– А раньше давала?

– Да.

– Когда?

– Когда приезжал к Тане. Он ее отец.

– А в последний раз почему не дала?

– Много просил. У меня не было.

– Много, это сколько?

– Пятьсот. Илья бы узнал…

– Второе письмо тоже было про деньги?

– Да.

– Зачем ему деньги?

– Был должен.

– Кому?

– Не знаю.

– Ему угрожали?

– Не знаю.

– Сколько денег было у тебя в шкатулке?

– Не помню.

– Таня могла отдать Каверину те деньги?

– Да.

– Каверин мог забрать деньги и выгнать Таню?

– Не знаю.

– А продать Таню он мог?

– Не знаю.

– Ты хоть что-нибудь еще знаешь про свою дочь? – не смогла сдержаться Анна.

– Ничего, – дух Ульяны начал становиться более прозрачным, а затем, потеряв свою форму, словно струйка дыма проплыл к фотографии и исчез в ней.

Анна положила на стол кольцо Ульяны и взяла карточку. Обычный портрет матери и дочери. Или нет? Она присмотрелась к снимку – на правой руке Ульяны не было обручального кольца… Ей казалось, что ранее кольцо было. Или не было, а ей это именно казалось? Может, Ульяна не всегда носила его? Она ведь не жила с мужем, у нее был другой мужчина. Нужно будет спросить об этом Карелина позже… Пока же ее больше занимал другой вопрос – это дух Ульяны такой… несведущий, или сама Ульяна даже толком не знала своего бывшего любовника, от которого родила дочь? Одно хорошо, что раз Таня не дух, то она не на том свете, а на этом, то есть жива.

Анна вышла на улицу. Яков тут же бросился к ней и обнял ее:

– Аня, ты очень бледная. Тебе было дурно?

– Нет, я просто устала и… разочарована…

– Пойдем в дом, милая моя.

– Нет, на воздухе мне лучше…

– Присядь тогда, – Штольман усадил жену на лавку и снова приобнял:

– Аннушка, ты в порядке?

– Да, в порядке. Мне просто нужен свежий воздух и ты…

Марфа решила, что чужие глаза сейчас тут совершенно лишние:

– Господин Карелин, Вы, должно быть, желаете чаю. Не изволите ли пройти в дом?

– Да, от чашки чая я бы сейчас не отказался. – сказал Карелин, хотя ему сейчас бы не помешал коньяк…

Марфа, видя в каком состоянии был гость хозяев, поняла об этом и принесла ему рюмочку:

– Господин Карелин, выпейте, пока Их Милости там отдыхают… Яков Платонович пить не будет, так как ему на службу, а Анна Викторовна и вовсе коньяк не пьет… А Вам нужно, Вас же почти трясет от переживаний, оно и понятно, дочка пропала… Хоть и глоточек, но, может, успокоит.

Карелин подумал, что успокоить его сейчас вряд ли мог целый графинчик. Но и глоточек лучше, чем ничего.

– Премного тебе благодарен. Ты уж убери рюмку, а то еще хозяева ругать будут…

– Господин Карелин, если б Яков Платоныч сейчас не был с Анной Викторовной, он бы Вам и сам предложил… А Вы уж извольте все же чаю с хозяевами выпить…

Когда Штольманы зашли в дом, Марфа усадила Анну Викторовну за стол, на котором были не только фотография и кольцо, но и поставленный ей чайный сервиз.

– Анна Викторовна, сначала чайку сладкого, а потом уж все разговоры. А то Вы хоть и не такая бледненькая, как на улицу вышли, но все же не как обычно…

– Спасибо, Марфа.

Марфа сходила за шалью и накинула ее на плечи хозяйке:

– Вот так-то лучше, Ваша Милость… А теперь, если Вы не возражаете, я в кладовую пойду, мне Вашими платьями нужно заняться.

Штольман с одобрением посмотрел на Марфу – заботливая женщина и понимающая, не зря ее Павел отправил к ним:

– Да, Марфа, иди. Я позову тебя, если будешь нужна.

Анна сделала несколько глотков чая, от чего ей стало почти совсем хорошо, так же, как и после чая из большой кружки, которую в усадьбе ей принес Павел. Сколько теперь у нее людей, которые заботятся о ней – Яков, Павел, Марфа… Ее есть кому поддержать… от отличии от Карелина с его бедой…

– Алексей Александрович, мне удалось вызвать дух Ульяны.

– Ну слава Богу… – выдохнул Карелин. – Если, конечно, это не богохульство сказать так относительно духовидения…

– Господин Карелин, давайте оставим рассуждения по вопросам теологии и спиритизма на потом, – довольно резко сказал Штольман. – И послушаем Анну Викторовну.