Текст книги "Квест империя. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 99 страниц)

Виктор ожидал, что Виктория сразу же начнет расспрашивать местных или еще что‑нибудь в этом роде. Ну что делают люди, вернувшись в родные места после многих лет отсутствия? Бог его знает. («Наш Бог», – уточнил Виктор на всякий случай.) Он лично, например, ничего такого не делал, когда вернулся в Петербург, который к тому времени успел стать Ленинградом. И все‑таки ожидал от Виктории чего‑то другого. Но та уселась вместе с ним за стол и так же, как и он, принялась за еду. Она ела не торопясь, не выказывая ни волнения, ни особой заинтересованности в происходящем вокруг них, но и разговора не поддержала, так что ели они молча. Возможно, она думала о чем‑то или что‑то вспоминала. Кто знает? Виктор не знал, но и не спрашивал ни о чем, чувствуя, что вопросы здесь неуместны. Так и сидели они с полчаса, ели, прихлебывали пиво из деревянных кружек, молчали. А потом открылась входная дверь, и в зал вошла высокая пожилая женщина в темно‑синем глухом платье до пят и тяжелом фиолетовом плаще. Волосы у женщины – назвать ее старухой Виктор почему‑то не мог – были совершенно белые и лежали величественной белоснежной волной на плечах и спине; лицо, темное от солнца и ветра, испещренное глубокими морщинами, а верхние и нижние клыки вздергивали ее губы в подобие волчьего оскала. Женщина сделала несколько шагов по направлению к их столу и остановилась в двух шагах от вставшей при ее появлении Вики. Теперь шаг навстречу сделала Виктория.

«Что‑то будет», – с интересом подумал также вставший из‑за стола Виктор.

Минуту женщины стояли одна напротив другой, молча и без единого движения, глядя друг другу в глаза. Затем Вика подняла руки к лицу и одним точным движением сняла грим‑маску. Все так же, не отрывая взгляда от старой женщины, она протянула маску Виктору, и Виктор, взяв ее, отошел к стене. А Виктория уже вынимала изо рта вставные клыки. Все.

«Дела!» – потрясенно сказал себе Виктор. Он стоял и смотрел на женщин, по‑прежнему стоявших одна напротив другой ничего не говоря, а только «играя в гляделки». В этот момент Виктор с удивлением обнаружил, что сняв грим и избавившись от клыков, его женщина сейчас не была ни дамой Викторией, ни младшей Йя, ни эльфийской принцессой, а снова стала той'йтши, даже будучи совершенно на них непохожей.

– Пойдем, – сказала наконец седая женщина и, ничего не добавив, повернулась и пошла к двери, ведущей в глубь дома. И Виктория последовала за ней, также молча и не выражая никаких эмоций.

Что там между ними происходило в следующие девять часов, Виктор не знал. Виктория ему ничего не рассказала ни тогда, когда уже глубокой ночью вернулась в общий зал корчмы, где все это время просидел Виктор, ни после, в следующие семь дней их неторопливого путешествия верхами к резиденции князей Сирш. Между тем эти девять часов, которые Виктор провел в ожидании ее возвращения, были не самыми легкими в его жизни, в которой случилось немало всего.

Где‑то минут через сорок после того, как Вика ушла в глубь дома, в ушном телефоне Виктора возник голос Макса.

– Федя! Виктория! – сказал Макс.

– На связи, – тихо откликнулся Виктор, вставая из‑за стола. Но Виктория не ответила.

– Виктория! – повторил Макс.

– Не волнуйся, – успокоил его Виктор, выходя на улицу. – Она на переговорах. Вероятно, отключила связь. Все под контролем.

На самом деле он не был так уж спокоен, потому что не был уверен, что все действительно под контролем. И не сходя с места, решил, что всыплет даме Йя по первое число, когда та вернется со своих «переговоров».

«Только вернись!» – попросил он ее мысленно, чувствуя растущую неуверенность в дальнейшем ходе событий.

– Что случилось? – спросил он Макса.

– У нас гости.

– А именно? – Виктор уже все понял, но в его силах сейчас было только говорить.

– Судя по спектру двигателей, легкий крейсер. Вошел в систему семнадцать минут назад. Курс на Той'йт. Нас увидит примерно через полчаса. Возвращайтесь! – Макс был предельно лаконичен и деловит, но на последнем слове он все же чуть приподнял тон.

– Подожди! – бросил Виктор на ходу, возвращаясь в корчму. Он быстро прошел через общий зал, в котором уже появилось несколько посетителей – мужчин, пивших пиво за дальним столом, – и толкнул дверь, за которой недавно скрылась Виктория. За дверью оказался коридор, ведущий к еще одной двери, расположенной в противоположном конце. Как раз посередине коридора, преграждая дорогу ко второй двери, стояли двое рослых мужчин, вооруженных мечами. Виктор с ходу оценил их и понял, что сможет их пройти, даже не применяя бластер. Будет непросто, но он их пройдет. Он шагнул в коридор, и сразу же один из мужчин сделал шаг навстречу.

– Туда нельзя, – сказал мужчина.

– Мне нужна женщина, которая пришла со мной, – объяснил Виктор.

– Я понял, – ответил мужчина. – Но сейчас она занята. Не надо ее тревожить.

– Но!.. – сказал Виктор, но его остановил взгляд голубых глаз стоящего против него мужчины.

– Ты сильный воин, – сказал мужчина. – Я вижу. Ты можешь меня убить. И моего друга тоже. Но тебе не надо туда ходить. Сейчас туда нельзя. Но если ты хочешь нас убить, это твое право. Будем сражаться.

И Виктор понял, что Викторию действительно нельзя сейчас беспокоить. Что бы и как бы ни происходило вокруг, то, что сейчас происходит между ней и той старой женщиной, слишком серьезно, чтобы им мешать. Он ничего не ответил, просто повернулся и ушел. Снова прошел через общий зал, чувствуя спиной любопытные взгляды, и вышел на улицу.

– Макс! – позвал он, подходя к старому дереву с потрескавшейся корой и облокачиваясь на него спиной.

– Здесь, – сразу же откликнулся Макс.

– Попробуй заговорить им зубы, – посоветовал Виктор. А что еще он мог сказать?

– Вы не вернетесь, – констатировал Макс.

– Мы не можем. Я тебе потом все…

– Я сброшу несколько атмосферных ретрансляторов, чтобы они не засекли нашу линию.

«Разумно», – мысленно согласился Виктор.

– Макс… – позвал он.

– Да, – голос Макса звучал так же ровно, как если бы они обсуждали меню ужина. Впрочем, если бы речь шла об ужине, Макс не был бы так спокоен.

– Ты где? – спросил Виктор.

– Мы в рубке. Оба, – объяснил Макс.

– Слева от кресла пилота должен быть подковообразный пульт.

– Да, – подтвердил Макс. – Три кресла. На возвышении.

– Точно. – Виктор собрался с мыслями. – Сядь в центральное кресло и включи вычислитель.

– Есть, – сообщил через минуту Макс.

– Главное меню, подраздел «Дама треф».

– Секунду, – сказал Макс. – Есть.

– Программа «Каприз».

– Есть.

– Теперь слушай. – Виктор перевел дыхание. – Это программа первого удара, но рассчитана она на дураков с обеих сторон. В нормальной войне практически неприменима, но это все, что у нас есть. Смысл тут в том, что крейсер без подготовки, и без специальных процедур прицеливания, и без маневров, что важно, выстреливает одним залпом, в автоматическом режиме, все, что есть у него на данный момент в «стволах». Понял?

– Да, – ответил Макс. – Большой залп. Но, Федя, что значит выстрелит? Куда выстрелит?

– Запусти программу, – вместо ответа приказал Виктор.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил Макс и добавил через минуту:

– Есть.

– Обозначь чужого как цель. Знаешь, как это делается?

– Сейчас… Да, вижу. Делаю. – Молчание. – Есть.

– Хорошо, – сказал Виктор. – Теперь выставь ограничение: только по данным пассивного наблюдения.

– Где это? – спросил Макс. – Не надо. Нашел. Ввожу.

– Ну? – нетерпеливо спросил Виктор, когда молчание слишком затянулось.

– Не торопи, – остановил его Макс. – Так. Есть. Тут появилась кнопка «Залп». Это оно?

– Да. Посмотри, в верхнем правом углу должны быть оранжевые цифры.

– Есть цифры, – отрапортовал с орбиты Макс.

– Сколько там? – спросил Виктор, зная заранее, что ничего хорошего не услышит.

– Двадцать три десятитысячные, – ответил Макс. – И что означают эти цифры?

– Это расчет шансов попасть в цель при данных обстоятельствах, – объяснил Виктор. – Для уверенного поражения боевого корабля нужно примерно восемьдесят процентов. Этого типа надо приманить, Макс, тогда у нас будет шанс.

Он сказал у НАС, и он знал, что говорит. Во‑первых, он сейчас окончательно понял то, что интуитивно знал почти с самого начала их эпопеи – они одно целое. Группа. И что бы там ни было где‑то и когда‑то, теперь они вместе, и будут вместе до конца, каким бы этот конец ни был. А во‑вторых, случись что с «Шансом», им с Викой тоже конец. Пусть не сразу, но…

– Понял, – сказал Макс. – Приманить как можно ближе. Федя, а на каком уровне вероятностей он меня опознает?

– Не знаю, – честно признался Виктор. – Но второй залп ты сделать не сможешь. Да если бы и мог, не успел бы. Так что у тебя, Макс, один заход на все про все.

– Понял, – спокойно ответил Макс. – Буду держать тебя в курсе. Отбой.

И Виктор вдруг, казалось бы, ни с того ни с сего вспомнил давнюю историю, произошедшую между ними двоими и так и оставшуюся маленькой загадкой, забытой за давностью лет и последовавших вскорости гораздо более значимых событий.

Лето 1936 в Праге выдалось во всех отношениях жарким. Виктора выдернули из Вены и срочно подключили к операции «Незабудка». Дело было в том, что в поле зрения пражской резидентуры неожиданно попал непонятный канадец‑франкофон, активно проявившийся в контактах одновременно с разведкой Муссолини и польскими сионистами‑бейтаровцами[63]. Канадца – объект Винт – плотно вели, но понять, что он и кто, пока так и не сумели. Вот Виктор и должен был «доделать дела».

…было жарко. Летнее солнце палило немилосердно, и Винт, судя по всему, решил промочить горло, да и перекусить, по дневному времени, не мешало. Выбор подходящего места затруднений не вызывал. Все пивные здесь были для него одинаково незнакомы. В Праге Макс Холмен, если верить его легенде, оказался впервые. Выбрав заведение, приличное на взгляд канадца, он неторопливо спустился по каменным ступеням и вошел в небольшое полуподвальное помещение со сводчатым потолком и белеными стенами. Несколько человек пили здесь пиво из высоких кружек, но свободных столиков оставалось достаточно, чтобы предоставить новому посетителю возможность выбирать. Винт окинул зал медленным, оценивающим взглядом, и уже было остановил свой выбор на столике у дальнего от входа окна, когда заметил мужчину в светлом чесучовом костюме. Так это выглядело со стороны. Мужчина сидел как раз за соседним к приглянувшемуся Холмену столиком. Взгляды их встретились, и Макс Холмен неуверенно улыбнулся, одновременно выгибая вопросительно бровь. Мужчина улыбнулся в ответ и приглашающе махнул рукой. Подойдя ближе, Винт вежливо поздоровался по‑немецки и, получив ответное приветствие на том же языке, сказал:

«Значит, мне не показалось. Мы ведь встречались прежде, гер…»

«Рейтер, Гуго Рейтер».

«О! – сказал Макс. – Гуго Рейтер! Ну конечно! В Берне».

«В Берне? Нет, не думаю. Да садитесь же, гер…»

«Макс Холмен», – напомнил Винт, садясь.

«И верно, Макс Холмен. И встречались мы в Вене. В тридцать третьем или, пожалуй, в тридцать втором…»

«В тридцать третьем», – уверенно сказал Холмен и попросил подошедшего официанта принести ему пива.

«В тридцать третьем… – задумчиво протянул Рейтер. – Я у вас что‑то покупал, или это вы покупали что‑то у меня?»

«Смотря чем вы торгуете».

«Я торговал металлоломом», – напомнил Рейтер, и Винт улыбнулся с очевидным облегчением.

«Ну вот, теперь я вспомнил совершенно точно. В Вене я покупал именно лом. Черные металлы. И вы тоже покупали».

«О да, – лучезарно улыбнулся Рейтер. – О да. Я покупал это чертово железо».

В следующие полчаса, не забывая про пиво и сосиски, Рейтер и Холмен заново познакомились и обсудили целый рад животрепещущих проблем мировой и европейской политики и экономики.

Из пивной вышли друзьями – они ведь теперь не были даже конкурентами (железом не торговал ни один из них). День был впереди, а дел особых, как видно, не было ни у того, ни у другого. Поэтому они отправились гулять. После трех часов прогулок и пяти заходов в разного уровня заведения, где они пили все подряд: пиво, сливовую водку, кофе, «Бехеровку» и шнапс, новые друзья вышли к Влтаве. Смеркалось.

Холмен оперся одной рукой о парапет, а другую сунул в карман – за сигаретами – да так там и оставил.

«Гуго, – сказал он Рейтеру. – Это твоя тень или моя?»

«Похоже, что общая».

«Не возражаешь, если я его позову?»

«Отчего же… Попробуй».

Винт неторопливо поклонился Рейтеру и, махнув на прощание рукой, отправился в долгий пьяный путь по лабиринту темных улочек старой Праги. Он петлял по этим чертовым мышиным тропам, ругаясь в голос по‑французски и по‑английски и поскальзываясь непонятно на чем в темноте. Он искал и не находил пути и выхода. А затем он исчез. Он растворился в тенях, голос его слился с далекими шумами улиц Езефова.

Идущего за Рейтером мужчину Винт нагнал почти на Самкова, бесшумно приблизился к нему сзади и вырубил одним стремительным движением распластанной в широкое лезвие ладони.

«Недурно», – отметил про себя Виктор.

Человек упал. Рейтер, успевший уйти довольно далеко и уже почти невидимый на плохо освещенной улице, быстро вернулся, присел над телом, коснулся пальцами горла лежащего на мостовой Коли Вербишева и удовлетворенно крякнув: «Жив», стал обыскивать. «Иди, – бросил он Винту, извлекая из Колиной наплечной кобуры «Ческу Зброевку» калибра 7.65. – Иди. Чего вдвоем‑то отсвечивать. И… рад был тебя повидать».

Холмен взглянул на Рейтера, кивнул и, ничего не сказав, пошел прочь, с каждым шагом раскачиваясь все больше и начиная тихо бормотать проклятия по‑французски. Виктор решил, что Холмен представляет больший интерес и, послав вслед за Рейтером своего напарника, в одиночку пошел за Винтом. Он уже почти решился брать Винта на прием, когда почувствовал присутствие третьего. Виктор успел даже оглянуться, но тут же был отброшен к стене дома и прижат к ней чьим‑то мощным телом. Ощущение было такое, что на него напал паровоз.

– Не ходи за ним, Федя, – тихо, но внятно сказал по‑русски очень знакомый голос. И немецкий акцент Макса был тоже здесь, при нем. – Не ходи. Это не твоя операция.

– Я перебежал кому‑то дорогу?

– Ты перебежал дорогу мне. – Макс был невозмутим.

– Могу я спросить, во что ты играешь? – Виктор чувствовал себя раздавленным, хотя по‑прежнему стоял на ногах. – И ослабь, пожалуйста, хватку. Ты меня по стене размажешь.

Макс хватку ослабил, и по‑прежнему не выражая голосом никаких эмоций, сказал:

– Федя, это не имеет отношения к нашим играм. Ты же меня знаешь .

В этом знаешь было заключено много такого, что знали и понимали только они двое.

– Знаю, – согласился Виктор.

– Поверь, Федя, никому не будет плохо от того, что эта операция не состоится, даже Коля твой отделался легко. Ведь Холмен мог его убить. Ты мне поверь, я знаю.

– Верю, но что значит не состоится? Это, Макс, провалом называется.

– Ну и что? – возразил Макс. – Провал так провал. Мелочь. Все живы. История изначально путанная. Может быть, вы случайно на уголовников вышли.

– Случайно… – сказал Виктор, понимая, что хоть он и не понимает ничего, но и отказать Максу почему‑то не может. – Уголовники… А?..

– Их уже завтра здесь не будет, – ответил на невысказанный вопрос Макс. – Ни Гуго, ни Холмена.

– И ты мне, конечно, все объяснишь, но потом, – ехидно заметил Виктор.

– Нет, Федя, ничего я тебе не объясню. Ни сейчас, ни потом. Хочешь верь на слово, хочешь не верь. Это твое дело.

– Ладно, – сказал Виктор и неискренне удивился своему благородству. – Будем считать, что фигуранты убегли. Да! – спохватился он. – А как же Рейтер? Я за ним напарника отправил…

– Все в порядке, – ответил Макс. – Жив твой напарник. Только голова пару дней поболит…

«Почему я вспомнил об этой истории именно сейчас? – спросил себя Виктор. – А вообще‑то забавный эпизод. Надо будет спросить, если живы будем… Вот, – понял он вдруг. – В этом‑то все и дело! Если будем живы. Подсознание играет».

Этой истории скоро семьдесят лет, а их с Максом разговору семь дней. И все эти семь дней легкий крейсер «Рысь 11» висит на высокой орбите и регулярно запрашивает капитана рудовоза Ка97/97, почему оный рудовоз все еще не покинул район, объявленный закрытой военной зоной. Капитан Ка97/97 отбрехивается как может, объясняя, что у него серьезные неполадки в системе охлаждения маршевых двигателей, в связи с чем он, собственно, и вынужден был нарушить директиву командующего девятой зоной ответственности о запрете на посещение гражданскими судами системы Той'йт. Его, капитана, люди работают день и ночь, но что поделать, они выполняют сложный ремонт, а он требует времени. И так все семь дней. Капитаны спорят, и это скорее хорошо, чем плохо, потому что, по всей видимости, флотские еще ничего не заметили и подозрениями не отяготились. Но сколько такое положение дел может продолжаться? И когда кончится терпение у командира «Рыси» капитана Ийри? А пока на орбите наблюдается это виртуальное противостояние, они с Викторией едут шагом, потому что бот использовать теперь нельзя.

Но, видимо, терпение капитана Ийри закончилось.

– Они засекли нашу связь, – сказал с орбиты Макс. – Требуют объяснений.

– Пся крев! – выругался Виктор. – Как он смог?

– Смог! – ответил Макс. – Может быть, что‑нибудь запустил в атмосферу… Мне же отсюда не видно ничего. О! Сейчас он начинает маневр сближения.

– Вероятность? – Виктор задал вопрос от безнадежности, примерный ответ он знал и так.

– Два и три десятых процента, – ответил Макс. – Связь прерываю. Попробуйте спрятаться.

– Держитесь! – крикнул Виктор, но связь уже оборвалась.

– Будь готова, – сказал он, просто чтобы что‑нибудь сказать, и не увидел, а почувствовал, как рядом с ним стремительно прорастает в любимой женщине боевой монстр Серебряной Маски. Внимание Виктора, однако, было сосредоточено сейчас не на ней, в ней он не сомневался, а на зависшей в трех метрах над дорогой туше «Кречета». Похожий на маленького кита с дымчато‑сизой окраской корпуса, тяжелый планетарный штурмовик бесшумно возник из‑за деревьев практически одновременно с окончанием разговора с орбитой. «Оперативно!» – отметил про себя Виктор, оценивая диспозицию. Штурмовик перекрывал им путь вперед, одновременно лишая возможности отступить, потому что отступать пришлось бы в гору, а по сторонам дороги громоздились каменные осыпи, одна с уклоном вверх, а другая – вниз.

Переждав пару секунд, Виктор медленно поднял правую руку и помахал тем, кто засел в бронированном чреве штурмовика, плавно переходя от дружеского жеста к флотскому сленгу.

«Привет, охотники», – просемафорил Виктор.

В штурмовике «задумались» на долгую минуту, но повторять приветствие Виктор не стал. Сидел на своем скакуне и молча ждал. И Вика ждала, не подавая никаких признаков нетерпения.

«Кто вы?» – используя универсальный флотский код, просигналил, наконец, штурмовик курсовым прожектором.

«Гарретские Стрелки», – показал Виктор на пальцах, одновременно снимая левой рукой грим‑маску со своего лица.

«Что вы здесь делаете?» – спросили из «Кречета».

«Спускайся. Поговорим», – показал Виктор. Он демонстративно медленно вынул изо рта клыки, вбрасывая одновременно на язык капсулу с боевым стимулятором, сложил клыки и маску в седельную сумку и, спрыгнув с коня, сделал шаг вперед.

Морозная горечь охватила язык, быстро распространяясь по полости рта и гортани, и почти сразу вслед за этим – Виктор едва успел спрыгнуть с «коня» – огонь ворвался в его кровь и сердце начало стремительно взбираться в гору. Ощущение было такое, словно он вынырнул из глубины, где холодная толща воды сжимала его в своих смертельных объятиях, к воздуху, теплу и свету, к свободе и самой жизни. Мир стал многократно ярче, краски – сочнее; звуки обрели силу и вещественность. Виктор услышал биение сердца своего скакуна и его медленное дыхание, одновременно «почувствовав» и скакуна Вики и ощутив ее саму, наливающуюся нечеловеческой силой. Сила разливалась сейчас и по его телу, омывала кости, гнала по жилам кровь, наполняла мощью его мускулы.

В штурмовике бесшумно открылся люк, и два человека в тяжелой броне легко спрыгнули на дорогу с трехметровой высоты. Экзоскелеты приняли на себя всю силу удара, и десантники, едва коснувшись земли, уже сделали первый шаг вперед.

«Идите, идите голуби!» – весело подумал Виктор, увидев, что люк остался открытым.

Дежа‑вю. Это уже было. Так было! Именно так завис над лесной опушкой вертолет огневой поддержки, и он, Виктор, так же выжидал момент, чтобы начать. Так, да не так. И сам он изменился, окончательно вернувшись к своему имперскому уровню, но и противник был на этот раз гораздо серьезнее. Броню флотского образца низкотемпературным бластером не взять, но может быть, господа десантники будут так любезны, чтобы «окончательно разоружиться перед партией»?

– С кем имею честь говорить? – спросил полковник Вараба. Он говорил в нос и почти не открывал при разговоре рта, процеживая слова сквозь плотно сжатые зубы. Гнусавое произношение всегда отличало Гарретских Стрелков от всех прочих гвардейских полков.

– Лейтенант Юггайрр, – представился первый десантник. – Старшина Тцуюс. – Он сделал движение головой назад, указывая на второго десантника, стоявшего в нескольких метрах позади.

– Полковник Вараба, верк, – прожал сквозь зубы аназдар Абель Вараба, и от его тона могло скиснуть молоко.

Десантники подтянулись, насколько позволяла им броня, и почти синхронно подняли свои забрала. «Ну вот вы и покойники, судари мои», – констатировал Виктор, взбрасывая правую руку в приветствии. Крохотный метательный нож, выскользнувший перед этим из рукава в ладонь, практически мгновенно вошел в левый глаз лейтенанта Юггайрра. И в то же самое мгновение Вика вылетела из седла, перелетела через голову своего коня, перевернулась в воздухе, легко коснулась ногами земли и вновь взметнула свое тело вверх, взлетая по дуге к распахнутому люку штурмовика.

Длинное мгновение вместило в себя множество событий, действий и чувств. Умирал ничего не успевший понять лейтенант‑десантник. Он все еще стоял вертикально, не только благодаря экзоскелету своей брони, но и потому, что мышцы его тела еще не успели получить последнего «прости» от разрушающегося мозга. Экипаж «Кречета», живя в медленном человеческом времени, все так же переживал свое собственное длинное мгновение шока от встречи с целым гвардейским верком на дикой, богами забытой планете. Твердо стоял на четырех мощных ногах скакун Виктории, нервная система которого не успевала сообщить мозгу о том, что выпрыгнувшая из седла наездница своим прыжком сломала ему спину. А левая рука Виктора уже вытягивалась вперед, удлиненная коротким стволом офицерского бластера, выхваченного из кобуры на пояснице. И старшина Тцуюс физически не успевал ни понять происходящего, ни адекватно отреагировать. А великолепная дама Йя уже исчезла в открытом зеве десантного люка штурмовика.

А потом все кончилось. Длинное мгновение завершилось, и все, что должно было случиться, случилось, и время рывком вернуло себе свой естественный темп. Умер скакун Виктории, его из жалости добил Виктор. Умерли лейтенант Юггайрр и его старшина. Умер экипаж «Кречета», а сам штурмовик лежал теперь у основания каменной осыпи метрах в ста от дороги. Убежал куда‑то конь Виктора, и только они вдвоем сидели на камнях близ дороги и молча курили. Боевой транс Виктора еще не прошел, и организм вопил, надрываясь, требовал, чтобы он куда‑нибудь бежал, кого‑нибудь рвал или что‑нибудь метал, но все было напрасно. Делать было уже нечего, и самому Виктору ничего этого делать не хотелось. Все решалось сейчас не здесь, и они сидели и ждали окончания того, что началось всего несколько минут назад, после вызова с орбиты.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил Виктор.

– Кое‑что я тебе расскажу, – неожиданно согласилась Вика.

– И то хлеб, – усмехнулся Виктор.

– У меня была сестра, – сказала Виктория ровным голосом. – Как ты понимаешь, это было давно.

– У меня тоже была семья, – осторожно вставил Виктор. – И у Макса… практически у всех.

– Я не об этом, – объяснила Виктория. – Ее внук – это нынешний вождь племени.

– Но дело ведь не в этом? – уточнил Виктор.

– И да и нет, – ответила Виктория. – Его дочь вышла замуж за князя Сирш. Пятнадцать лет назад ее убил религиозный фанатик.

– Скажи слово, и я вырежу весь этот клоповник, – серьезно предложил Виктор.

– Не надо. Это их жизнь… У нее остался сын, – Виктория бросила окурок на землю и растерла подошвой сапога. – Принц живет в замке Сирш. Он коама – порченый. Так думают все в замке. Он… Как это сказать? Немой, инвалид и все такое.

– Сожалею, – сказал по‑английски Виктор. По‑английски это звучало правильно, но не слишком эмоционально.

– Три года назад, – Вика, казалось, не обратила никакого внимания на реплику Виктора, – к Сиршам ездила делегация. Они хотели пересмотреть торговый договор. Впрочем, неважно. В посольство входила и… та женщина, с которой я говорила. Она… – Виктория была, по‑видимому, сильно взволнована. – Виктор, этот парень не такой, как думают. Он не коама. Он другой, не такой, как все, но не коама. Он играет в какую‑то свою игру, на в нынешних обстоятельствах у него нет ни единого шанса. В Вайяре он или коама, или мертвец.

– Ты хочешь, чтобы мы забрали его с собой. – Виктор не спрашивал.

– Да.

– Почему бы и нет, – пожал плечами Виктор, думая о том, что Макс все еще молчит.

– Я знала, что ты не будешь возражать. – Вика вдруг напряглась и вскинула глаза к темнеющему небу.

Виктор тоже рывком взбросил голову вверх, и в то же мгновение в глаза ему ударил яркий свет. В налившейся тьмой синеве вспыхнула ярчайшая звезда. Огромный бриллиант сверкнул и выбросил во все стороны ослепительные лучи.

«Кто?!! – молча завопил Виктор, смыкая веки, из‑под которых лились слезы, и стискивая зубы. – Кто?!»

– Вы там как? Живы? – ответил ему с сияющих небес спокойный голос.

«Нет, врешь, мерзавец! – возликовал Виктор. – Подрагивает голосок‑то! И ты не железный, сударь мой».

– Макс! – первой откликнулась Виктория.

– Мы их сделали, – объявил Макс. – Правда, дорогая?

Ответа Лики они не услышали.

– Мы в порядке, – наконец ответил Виктор. – Китайские ревизионисты получили достойный отпор.

– Рад за вас, – усмехнулся Макс, оценивший шутку.

– Сколько у вас было? – Вопрос не был животрепещущим – теперь не был – но Виктору он не давал покоя все эти дни.

– Пятьдесят три процента, – ответил правильно понявший его Макс. – Они нас как раз увидели. Так что больше ждать было нельзя.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – улыбнулась Вика.

– Ждем вас, – сказал Макс.

– Подождите еще одну ночь, – ответил Виктор. – Мы только смотаемся по быстрому в цитадель Сиршей, и домой – баиньки.

– Ну ладно, – согласился Макс. – Тогда мы пошли мыться, питаться и спать. Семь дней в рубке… сами понимаете.

Связь прервалась, и Виктор обнаружил, что все это время стоял, а когда и как встал, даже не запомнил. Он хотел снова сесть, но к нему подошла Вика, обняла и поцеловала в губы.

«Пропади все пропадом! – сказал он себе. – Я любил бы тебя, даже если бы ты рвала мне своими клыками губы каждый раз, как целуешь меня».

ИнтерлюдияКАК ДЕЛАЮТ МОНСТРОВ‑3

Ей снились сны. Иногда приятные, иногда не очень. Когда как, когда что. Иногда ей снился Питер, но в ее снах город терял все признаки вещественности и превращался в сказочный город, в котором одновременно могли жить и Петр и Екатерина – вторая, разумеется, – и многочисленные Александры, но не могли жить обычные люди, которых знала она. Сны о Питере были окрашены легкой печалью, с привкусом ностальгии, но в них не было сожаления, тоски и боли. Это были нормальные сны. Наверное, они означали прощание с тем, что ушло и не вернется, но чего сильно не жаль.

А иногда ей снился бой в «Невском Паласе». Эти сны были как наркотик, они были сладостны и заставляли ее кричать во сне от невозможного счастья, от чувства свободы и всесилия. Ее не пугала кровь, заливающая эти сны, и не страшила боль, которая была неразрывно связана с тем боем. Это были сны о силе и славе. И просыпаясь, она еще долго чувствовала на губах привкус своего ликующего крика. Что означали эти сны? Возможно, они объясняли ей, что она есть теперь. Или, может быть, это были и не сны вовсе, а грезы монстра, вырастающего в ней?

Странно, но ей почти не снились сны «сломанной куклы». Только два эпизода всплывали по временам из раскрепощенной сном памяти. Тот, когда Макс обрядил ее в шинель и нес на руках, прорываясь к «Сапсану», и другой, когда смерть стояла перед глазами, воплотившись в чужой крейсер. Когда ей снился побег с Земли, она просыпалась, полная светлой печали, и всегда шла в гардеробную, открывала шкаф и долго стояла, рассматривая все эти странные и неуместные на «Шаисе» вещи: зимний шлем, маузер и шинель.

А вот второй эпизод был совсем иным. Ей всегда снились только последние минуты той растянувшейся на семь дней эпопеи. Ей снилось, как она, измученная болью и усталостью, грязная и голодная, сидит на коленях своего железного Макса и, забыв обо всем, смотрит на экран, где скачут оранжевые цифры вероятностей и несется навстречу им крейсер императорского флота. Напряжение растет стремительно, и предугадать, чем все это кончится, не так уж и трудно. И Макс вдруг говорит ей своим спокойным уверенным голосом: «Все будет хорошо». «Все будет хорошо! – говорит он, крепко прижимая ее к себе правой рукой – левая лежит на кнопке пуска. – Все будет хорошо, потому что я тебя люблю». Вот что ей снится иногда. О чем этот сон? Это сон о счастье. О любви. О радости.

Но ужасы ей снятся тоже. Вернее, один ужас. Один ужасный сон. Сон о принце Меше, похожем на Чудовище из американского мультика, и каменном саркофаге, в котором умерла девушка Лика, и исчезла сломанная кукла, и родилась она. Безымянный монстр с памятью Лики и с памятью куклы, но не являющийся ни той и ни другой.

Теперь ее зовут Нор. Ай Гель Нор. Странное имя, как кусок дерна, вырванного из бесконечного травяного поля; тысячами корешков, ниточек, своей природой и историей связанный со всем остальным, утраченным и обретенным, миром. Кто утратил? Кто потерял? А кто нашел и обрел?

Мир Сцлогхжу, в котором жило это имя, был утрачен навсегда. Прорыв флота Ратай[64] во внутренние системы империи стал кульминацией последней большой войны между империей и Федерацией Ратай. Шестой флот – Серые всадники принцессы Чшерш – перехватил ратай в системе Удода, дал бой и разбил их наголову, но Сцлогхжу был полностью уничтожен. Умирая, ратай буквально испепелили единственный имперский мир, до которого они смогли дотянуться. Немногочисленные уцелевшие гегх – а все гегх принадлежали к дочерней линии народа ахан, являясь его южной ветвью, – в большинстве своем умерли от радиационного поражения в течение следующих трех‑четырех лет. Остальные растаяли как дым под ветром, растворившись среди шестидесяти миллиардов граждан империи.