Текст книги "Квест империя. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 99 страниц)

– Все, что есть, готовь к старту, – сказал Виктор, глядя ей прямо в глаза. – Все! Готовность сорок восемь часов.

– Что ты собираешься делать? – Только Виктор мог оценить то, что теперь слышал. Его валькирия сняла все барьеры, буквально все. Столько эмоций в ее лице и голосе он не видел и не слышал с самого их возвращения на Землю. Вероятно, поэтому он не стал изображать из себя «железного дровосека», а ответил так, как есть, и так, как мог ответить, будучи предельно искренним.

– Не знаю, – сказал Виктор. – Но что‑то же надо делать?

Он и в самом деле не знал, как поступить, что предпринять, куда бежать и кого крушить. Может быть, впервые в жизни он оказался в таком положении, но и бездеятельным оставаться тоже не мог. По уму следовало оставаться на месте и продолжать, как ни в чем не бывало, крутить их сраную – «Мегаломаны хреновы!» – операцию. По уму… Сколько дел! И каких. Кто‑то ведь должен строить флот, развертывать армию, систему отношений – в трех мирах! – выстраивать. В общем, по уму выходило, что его судьба – сидеть на хозяйстве и ждать развития событий. А по сердцу? Ведь он живой человек, а не «статуй командора»! По сердцу выходило, что все, что подсказывала логика, не то и не так. Сердце рвалось, буквально обливалось кровью, сердце…

«Кусок дерьма!» – подумал он зло, имея в виду и сердце свое, и себя самого, поддавшегося трепыханиям этого мускулистого, но глупого куска мяса.

– Не знаю, – честно признался он Йфф. – Но пусть все будет готово, а там посмотрим.

– Ты главком, – сказала она вдруг.

– И что? – спросил он, не сразу сообразив, куда она клонит.

– Твой уровень – даже не стратегическое планирование, а стратегическая философия, – «холодным», адмиральским голосом сказала Йфф. – Поговори с Викой, – предложила она, чуть смягчив голос. – С Йёю. Посиди в Ставке.

Она была конечно же права.

«Права», – согласился он с ней в душе, чувствуя, как тоска «царской водкой»[309] заливает грудь.

– Хорошо, – согласился Виктор, неожиданно обнаружив, что едва смог протолкнуть это простое слово через горло. – Договорились… Но ты… Ты будь готова, Йфф.

– Будет исполнено, господин главнокомандующий. – В голосе Йфф вновь зазвучала оружейная сталь, но в глазах – Виктор был уверен, что увидел именно то, что увидел, – в ее глазах стояли слезы!

– Отбой, адмирал, – почти шепотом сказал он и прервал связь.

«Поплыл, – признал он нехотя. – Мякиш с говном!»

Виктор вытащил из встроенного контейнера флягу‑термос, не глядя, отщелкнул крышку и приник к горлышку. Вкус того, что он пил, Виктор почувствовал только на пятом или, может быть, шестом глотке. На седьмом – оторвался от фляги и вернул ее в стенную нишу. Шестидесятиградусный шидам[310] оказался очень кстати, Виктор прислушался к ощущениям, пришел к выводу, что «силы восстановлены», и, закурив, снова дернул Кержака.

«Дело, – подумал он, затягиваясь. – Делай, что должно… Вот ведь хрень какая в голову лезет! Делай, что должно, или иди на…»

– Слушаю вас, Федор Кузьмич. – Кержак смотрел на него выжидательно, но без раздражения.

– Игорь, – сказал Виктор, – свяжись с княгиней Рэй и с полковником Шця, и из своих тоже отбери… Мне к следующей ночи, в Питере, нужна хорошая оперативно‑тактическая группа. Человек тридцать‑сорок с тяжелым оружием и оснащением класса «дракон». Спроси Шця, он знает.

– Есть, – подтянулся Кержак.

– Оставь, Игорь, – попросил Виктор.

– Сделаем.

– Вот и ладушки, – кивнул Виктор. – В восемнадцать ноль‑ноль, на «Свечном заводике».

– В Утопию пойдете. – Кержак не спрашивал, он уже все понял.

– Да, – подтвердил Виктор. – Надо с ними кое‑что перетереть.

– Меня не возьмете, – почти обреченно констатировал Кержак.

– А знаешь что? Возьму! – неожиданно для самого себя решил Виктор. И в самом деле, идея показалась ему небезынтересной. – Форма у тебя советская сохранилась? – спросил он.

– Сохранилась… – Кержак был явно смущен. – Но размер… и знаки различия я тогда перешил.

– Ну, так свистни нормального портного! – отрезал Виктор. – И знаешь, что еще? Добавь звезд. Для солидности.

– Генерал‑лейтенант?

– Да хоть полковник. Считай, я тебя произвел в генерал‑полковники!

– А не перебор? – осторожно спросил Кержак.

– Никак нет, – покачал головой Виктор. – В самый раз будет, и свиту себе подбери… соответствующую.

– Сделаем! – весело пообещал Игорь Иванович.

– Ну вот и славно, – в свою очередь улыбнулся Виктор. – Только ты настоящих офицеров бери, а то спецы ряженых, сам понимаешь, за версту чуют.

– За кого вы меня держите, Федор Кузьмич? – искренне возмутился Кержак.

– За друга, – улыбнулся Виктор. – Возражения есть?

– Нет. – Кержак был мало что ошарашен, он едва не впал в прострацию.

– Конец связи.

Разговор с Кержаком, как ни странно, «привел его в чувство», и это было хорошо, тем более что борт «Кармин Прим»[311] был уже на подходе к базе «Вымпел‑3».

– Ваша светлость! – Начавшие было успокаиваться и организовываться мысли прервал срочный вызов, но он же благодаря сигнатуре «высший приоритет» мгновенно вырвал Виктора из состояния «где‑то там» и вогнал, как патрон в ствол, в состояние «товсь!». – Господин главнокомандующий!

– Здесь, – коротко сообщил Виктор сквозь зубы.

– Срочное сообщение.

– Телись.

– На рабочих частотах штаба Флота принят анонимный вызов, координаты источника прилагаются. Содержание: троекратно повторенное открытым текстом пожелание счастья и здоровья его светлости жемчужному Ё и вам, господин главнокомандующий, передаваемое источником от имени Тени его светлости герцога Рекеши.

– Источник на линии?

– Так точно.

– Переключайте, – приказал Виктор. – Каналу высший приоритет. Код Синий.

– Есть.

На линии прошла рулада смены протокола и «щебетание» дополнительного кодирования.

– Слушаю, – сказал Виктор в пустоту.

– Кто? – спросил оттуда, из неведомого далека, искусственно смоделированный голос.

– Князь Яагш, – представился Виктор. – С кем имею честь?

– Къесш.

– Вы ревнитель? – уточнил Виктор.

– Да. – Голос был бесплотен.

«И слава богу!», – честно признал Виктор, имевший уже в прошлом сомнительное удовольствие общаться вживую с настоящими ревнителями.

– Слушаю вас, Къесш, – сказал он вслух.

– Герцог мертв, – равнодушно сообщил голос. – Тень обрела плоть. Договоренности остаются в силе.

«Так, значит, мы о чем‑то договорились? Ну‑ну, хорошо знать».

– С нашей стороны тоже, – дипломатично ответил он ревнителю. – Это все?

– Нет. У вас бродит Дух Горы.

– Ратай? – уточнил Виктор.

– Знаете. – Это был не вопрос и не вводное слово. Ревнитель констатировал факт. – Не просто ратай. Как я. Много сильнее. Темный Дух, Дух Горы. Црой говорили: Выдох Отца. Опасен. Очень.

– Уже нет, – успокоил ревнителя Виктор.

– Хорошо, – сказал тот, но спрашивать, как это произошло, не стал. – У него был Ключ?

«Ключ? Ах вот ты о чем?»

– Нет, – не моргнув глазом, солгал Виктор. Свои карты он предпочитал держать ближе к орденам.

– Плохо, – сказал ревнитель. – Придет другой.

– А без Ключа можно? Или у вас тоже есть Ключ? – А вот знать чужие карты устав партии не запрещал.

– Нет. – Голос ревнителя звучал так, как если бы с Виктором общался испорченный граммофон. – У Черной Горы есть Тропа. Возможно, у ратай тоже есть Тропа. Не знаю.

– Выход один? В Иерусалиме? – уточнил Виктор.

– Да, – ответил ревнитель. – Иерусалим. Гора. Да.

– Вы уходите?

– Нет. Выход. Не вход. Для меня. Вы поможете?

– Да, – не раздумывая, ответил Виктор. – Но не сейчас. Владелец Ключа отсутствует.

Виктор вдруг понял, что уже какое‑то время говорит в той же лапидарной манере, в которой говорил ревнитель.

Ну что ж, с кем поведешься, как говорится.

– Я буду ждать.

– Приглашаю вас в гости, – сказал Виктор, хотя ему совсем не улыбалось тесно общаться с этим бродячим кошмаром. – У нас удобнее ждать.

– Хорошо, – согласился собеседник. – Где?

– Держите карту, – сказал Виктор и в несколько движений сбросил ревнителю файл с картой.

– Принял, – сообщил через мгновение посланец Горы. – Завтра. Вечером. Будем говорить.

– Будем, – согласился Виктор. – Но не завтра. Завтра меня там не будет. Вернусь послезавтра утром. Тогда и поговорим.

Связь прервалась, но Виктор, все еще находясь под впечатлением только что произошедшего «обмена мнениями», не был способен думать о чем‑нибудь еще, тем более что обстоятельства этого и не требовали. Он был уже на подлете к базе и с тем, чтобы продолжать суетиться, мог подождать. Однако если в предыдущие полчаса всех доставал он, то теперь все неожиданно захотели его самого, и ревнитель, как оказалось, был лишь первым из тех, кто жаждал пообщаться с главкомом Яагшем.

Островок в греческих территориальных водах, на котором располагался «Вымпел‑3», едва показался на курсовом экране, а Виктор уже принял очередной «срочный вызов», проходивший по приоритетному списку персон, «особо приближенных» к еще не родившейся императрице. Зуммер коммуникатора разорвал плетение «логических узоров», и Виктор нашел себя в реальном времени, стремительно приближающимся к «Вымпелу» с полупустой флягой шидама в одной руке и трубкой в другой.

Для активации связи пришлось зажать трубку в зубах и сыграть левой «что‑то веселенькое» на сенсорной панели вычислителя. Изображение на экране тактического блока на мгновение подернулось туманом, и из него возник Иван Никанорович Чулков. Старик сидел где‑то в освещенном закатным солнцем саду – «И где бы это могло быть?» – прямо среди отягощенных огромными красными плодами яблонь. Вот так просто – деревья яблоневого сада, обыкновенный деревянный стол с оборудованием «оттуда» и старорежимными бумагами, резное кресло, и в нем одетый в малиновую шелковую пижаму бывший Лорд‑Директор Ордена Легиона Чулков.

Старик посмотрел на Виктора, кивнул каким‑то своим мыслям и, не здороваясь, сказал тихим спокойным голосом:

– Не порите горячки, Виктор Викентьевич. Я человек старый но из ума, как вы знаете, пока не выжил. Кризисы тем и опасны что даже самые трезвые люди начинают суетиться. Это, собственно, все, что я хотел вам сказать. Извините, если помешал.

– Что предлагаете взамен? – спросил Виктор. – Ваше здоровье! – И сделал очередной глоток из фляги.

– Спасибо. – Старик был невозмутим. – Ничего. Я просто не располагаю всей необходимой информацией. Решать вам, Виктор Викентьевич, но я посоветовал бы не спешить. Оглядитесь, подышите носом, тогда и действуйте.

– Звучит соблазнительно, – усмехнулся Виктор. – А если время уходит?

– А если уже ушло? – Старик чуть опустил тяжелые веки под густыми седыми бровями и смотрел теперь на Виктора как‑то так, ненормально, из‑под век.

– Я не знаю, – устало признался Виктор.

– Тем более. – Голос старика был очень тих, но сталь в нем явно не проржавела. – Как же вы можете знать, что поступаете верно, если не знаете даже, существуют ли действительные причины для ваших действий?

Виктор обдумал сказанное. Возможно, Чулков был прав. Возможно, но не обязательно.

– Хорошо, я подумаю, – сказал он вслух. – Спасибо.

– Если понадоблюсь, я всегда к вашим услугам. Конец связи.

«Конец связи, – согласился Виктор. – Конец…»

– На месте, – сообщил Даэйн и плавно посадил массивную машину на газон перед старой гостиницей, с некоторых пор значившейся в реестре кодов под обозначением «Вымпел‑3».

– Спасибо, капрал, – поблагодарил Виктор и сбросил с себя сбрую принудительной фиксации.

– Витя! – Вике «коммутатор» был не нужен. Она располагала прямым доступом к телу. – Ты как?

– Как… – Он хотел сказать «как срак», но вовремя себя остановил. Вика ни при чем, ей самой сейчас…

– Ты где? – спросил он.

– На «Вашуме».

– Как там… – Он споткнулся об это имя, но все‑таки взял себя в руки и произнес его вслух: – Ци Ё?

– Она Ё, Витя, – мягко сказала Вика, но Виктору очень не понравился подтекст, едва обозначенный интонацией.

«Что она имеет в виду?»

– Она Ё, – сказала Вика. – Сейчас Ци Ё поет «Последнюю песню», а завтра вырежет на плече «волну», и у тебя появится одной головной болью больше.

«Вот же черт!» – Об этом он как‑то и не подумал, занятый своей суетой. Просто не успел. Не сообразил сразу, начав уже отвыкать от аханских нравов и обычаев. И совершенно напрасно. Совершенно. Это в его глазах Ци Ё маленькая славная девочка, дочь его друга, подруга его собственной маленькой Яны.

Однако в данном случае было совершенно неважно, что думает о ней Виктор. В собственных глазах, но, главное, с точки зрения аханского права и обычая, Ци Ё сегодня стала взрослой женщиной, тем более что ей уже исполнилось десять лет.

«Десять… – повторил Виктор, нашаривая в голове какой‑то дополнительный факт, о котором он, по собственному ощущению, все‑таки забыл. – Десять… Ох!»

– У нее что, и месячные уже?.. – с неподдельным ужасом спросил он.

– Месяц назад, – тихо ответила Вика. – Витя, тебе придется с этим смириться. Она полноправная Ё, и в отсутствие других претендентов она – Первая Ё, а пока не вернется Макс – «А он вернется?» – еще и глава клана. Как я.

– Как ты, – повторил за ней Виктор, уже понимая, в какую пропасть заглядывает.

– И учти, – добавила через мгновение Вика. – Она Чьёр[312] и она сзиждай.[313] Любой ратай, в пределах досягаемости, ее законная добыча и жертва.

– Вот же!

– И ты обязан их ей отдать, – закончила Вика.

– Они пленные, – попробовал возразить (Кому? Себе? Ей?) Виктор.

– А ты – князь Яагш, главнокомандующий аханской армией и друг ее отца, жемчужного господина Ё.

– Я приказал Йфф готовиться к выступлению, – сказал он вместо ответа. – Всеми силами.

– Куда?

– Для начала на Той'йт.

– Ты не прав, Витя, – возразила Вика. – И сам знаешь, что не прав. Просто у тебя горит сердце.

– Вероятно, это от бессилия, – признал он.

– А вот это уже преувеличение, – не согласилась Вика.

– Хорошо, – немного помолчав, сказал Виктор. – Я подумаю.

– Прилетишь?

– Да, часов около двенадцати.

– Жду. – Улыбка окрасила ее голос, и он снова зазвучал, как песня дивной, из неведомых краев прилетевшей птицы.

* * *

Когда Виктор подошел к главному корпусу гостиницы – четырехэтажному зданию в колониальном стиле – уже светало.

Как‑то незаметно, буквально нечувствительно, ночь прошла.

Он оглянулся на светлую полосу, обозначившую встающее над морем солнце, и вошел в лобби отеля, которое тянуло максимум на название «вестибюль». Впрочем, здесь было чисто и даже уютно.

«Вот именно! Чистенько, но бедненько. Зато без претензий, – утешил он себя. – И фрак носить не надо».

Он прошел лобби насквозь, махнув рукой, чтобы не вставали, трем сидевшим в баре гарретским стрелкам из активного резерва обороны и через короткий коридор вышел на террасу, нависавшую над спускавшимся к бухте парком. Среди стволов деревьев и в их кронах еще прятался мрак, но небо стремительно светлело. Виктор достал трубку, покрутил ее в пальцах и спрятал в карман.

– Девушка, – сказал в никуда, активируя связь. – Дайте‑ка мне барона Счьо.

– Лейтенант Глиэр, ваше высокопревосходительство, – откликнулся из заоблачных высей низкий баритон.

– Рад за вас, офицер, – сказал Виктор, переходя на гегхский. – Барона Счьо, пожалуйста.

– Прошу вас, господин главнокомандующий.

– Спасибо.

– Доброго времени суток, барон, – сказал Виктор, услышав сигнал подключения.

– У нас девять часов утра, – сообщил Счьо. – Почти. Доброе утро, князь.

– Барон… – Виктор все‑таки достал трубку снова и стал ее неторопливо набивать душистым вирджинским табаком. – Не то чтобы в мои планы входило вас торопить, но обстоятельства заставляют нас быть несколько более поспешными, чем мне хотелось бы.

«О как!»

– Я понимаю. – Счьо не был удивлен и расстроен не был тоже. – Мы работаем во «фронтовом» режиме, но должен заметить, что объекты оснащены первоклассной защитой. Очень серьезные печати. Тем не менее первый уровень мы уже прошли. Доламываем второй. По мнению экспертов, следует ожидать не более четырех уровней защиты. Так что, по моим расчетам, сегодня вечером вы получите мой отчет, хотя я и не ожидаю, что мы найдем что‑то особенно интересное. Но это неважно. В полночь объекты станут доступны жемчужной госпоже Ё.

Ну что ж, барон был плоть от плоти Аханской империи. Он был носителем ее духа, и то, о чем Виктор – за суетой – забыл, Счьо знал с самого начала и принимал как данность. Факт жизни – не больше, но и не меньше.

– Спасибо, барон, – поблагодарил Виктор, пытаясь смириться с неизбежным. Однако в нынешнем своем, земном, статусе, переваривал он такие вещи с трудом, если вообще мог переварить.

Он посмотрел в парк. Где‑то там, в темноте, сидел под деревом «кузен» Макса, но идти к нему сейчас Виктору не хотелось. Не сейчас, не этим утром. Потом. Может быть, днем или, лучше, вечером, непременно. Старик все‑таки троюродный племянник Макса, родная кровь, так сказать. Чуть ли не единственный родственник на всем белом свете.

«На этом так уж точно», – поправил себя Виктор.

Но дело было не только в этом, хотя и в этом тоже. Старик пришел говорить от имени целого мира, и не считаться с этим было нельзя. Неправильно. Но ведь было и еще кое‑что, причем такое, что требовало к себе очень особого отношения. Маркус носил на груди Ключ, точно такой же Камень, какой вынес Макс из развалин резиденции покойных Ю и какой нашли на мертвом теле ратайского ревнителя.

«Три, – думал Виктор, куря трубку и глядя в темный парк. – Три, а должно быть, если Лика не ошибается – а она вряд ли ошибается, – семь. Значит, семь. Для чего?»

Этого они пока не знали, но еще полгода назад они вообще ничего про Ключи не знали, а теперь все‑таки кое‑что проясняется, и местонахождение трех из семи Камней уже известно.

Виктор непроизвольно поднял свободную руку и коснулся груди, там, где под рубашкой висел теперь на цепочке третий Камень. Камень молчал. Возможно, пока он находится у Виктора, вообще не заговорит никогда. Возможно. Но пока пусть будет там, где есть, даже если Виктор и не тот человек, который нужен Камню. В глубине души, в самых темных ее закоулках, ворочалась, подавая иногда робкий голос, надежда, что все это неспроста. Что Камень не случайно попал этой ночью именно к нему и именно тогда, когда Макс…

«Ладно, – не желая соглашаться с очевидным, решил он. – Будем посмотреть».

Однако ему было ясно, что со стариком в любом случае придется говорить ему самому. Только не сейчас и не днем, потому что тогда он будет на «Вашуме», и не вечером.

И это тоже было объективным обстоятельством. Вечером Виктор должен был быть в Питере.

«Значит, послезавтра, то есть завтра. Значит…»

Как ни изощряйся, а вывод был прост до очевидности. Обстоятельства и обязательства просто не оставляли ему выбора.

* * *

Мужчин он нашел на небольшой смотровой площадке над бухтой. Маркус действительно сидел прямо на траве, привалившись спиной к корявому стволу старой оливы, бог весть как оказавшейся среди «культурных» деревьев парка. Его «внучек» Роберт расположился неподалеку на мраморной скамье – «Просто Сочи какое‑то, а не Греция», – оба молчали, неторопливо покуривая и глядя кто куда. На шаги Виктора они, казалось, не обратили никакого внимания, хотя наверняка их слышали. Не могли не слышать. Виктор шел, не таясь, и старательно хрустел камешками.

– Доброе утро, господа, – поздоровался он, подойдя почти вплотную. – С вами, Маркус, мы уже знакомы, но просто для формальности и для молодого человека, – Виктор коротко поклонился Роберту, который вряд ли был сильно младше нынешнего Виктора, – Виктор Викентьевич Дмитриев.

– Доброе утро, – сказал старик и затушил свою сигарету, просто ткнув ее в траву. – Мордехай Холмянский.

– Доброе утро, – сказал по‑русски Роберт и встал. – Подполковник Лемке, господин…

«Сказать ему, что я генералиссимус? – равнодушно подумал Виктор. – Не поймет, пожалуй».

– Фельдмаршал, – криво улыбнулся Виктор.

– Настоящий, – добавил он через мгновение, увидев реакцию обоих мужчин. – Фельдмаршал, князь… Только Дмитриев, а не Кутузов.

Лемке при этих словах едва ли не во фрунт встал, хотя какой там фрунт у шпионов? Издевательство одно. А вот Винт[314] неожиданно развеселился.

– А дяденька мой тогда кто? – спросил он, улыбаясь, как довольный жизнью пенсионер.

– Господин Дефриз является местоблюстителем престола. – Сердце сжало и даже будто бы в виски ударило, хотя при его здоровье это было более чем странно. – И так далее, и тому подобное. Да не тянитесь вы так, подполковник! Без чинов! Просто Виктор Викентьевич. Этого достаточно.

Он посмотрел внимательно на Лемке. Тот взгляд, естественно, выдержал – не мальчик – и через мгновение согласно кивнул.

– Павел Владимирович Лемке, – представился он снова. – Генеральный штаб Российской империи.

– Ну вот и славно, – через силу улыбнулся Виктор. – Поговорим немного, в предварительном порядке, так сказать.

Он подошел к скамейке, на которой до того сидел подполковник.

– Да садитесь же, господа!

Лемке не стал дожидаться второго приглашения и сел, ну а Маркус, собственно, и не вставал.

– Или мы должны подождать госпожу Ульрику? – спросил Виктор, тоже усаживаясь на скамейку.

– Не надо, – в голосе старика слышалась откровенная тоска. – Деби моя внучка.

– Дела, – тихо сказал Виктор. – Выпить у вас случайно нет? А то я могу свистнуть кого‑нибудь…

– Не надо, Виктор Викентьевич. – Лемке чуть нагнулся вбок и достал из‑за скамейки початую бутылку водки. – Только без стаканов…

– Да хрен с ними, со стаканами, – пожал плечами Виктор. – Что мы, три боевых офицера, из горла отравимся?

Глава 2НА ХОЗЯЙСТВЕ

Два месяца назад, когда база «Вымпел‑3» только создавалась, два этажа в западном – трехэтажном – крыле гостиницы были капитально перестроены под медицинский комплекс. «Больничка» здесь была такая, что лучшие университетские клиники мира могли от зависти удавиться. Но, как и те самые «больнички», о которых – казалось, ни к селу ни к городу – вспомнил вдруг Виктор, занималась она и многими другими, весьма нетривиальными вопросами, какие обычно в перечне медицинских услуг даже самой накрученной больницы не значатся.

Виктор прошел мимо поста охраны, впрочем, как и положено, не встретив никого из бойцов «безпеки» вживую, и оказался в небольшом круглом холле. Вот здесь уже нашлись и живые люди. Целых двое.

В кресле перед холодным камином то ли спал, то ли медитировал кто‑то из персонала профессора Зужайши. Худой и, по‑видимому, высокий, если судить по относительным размерам, лекарь в черной рабочей робе сидел с прямой спиной, подтянув под себя длинные ноги в узких фиолетовых штанах. Руки его лежали на коленях, глаза были закрыты. А на диване, у дальней стены, широко распахнув темно‑синие глаза, сидела, тоже подтянув под себя ноги, но уже совсем по‑другому, молодая красивая женщина с бледным и каким‑то уж очень суровым лицом. Казалось, что взгляд ее направлен не вовне, а внутрь, но, когда Виктор вошел в помещение, она сразу же сфокусировала на нем этот свой взгляд, полный такой запредельной тоски, что собственная смертельная тоска Виктора тут же откликнулась и развернула пыльные серые крылья. Однако все внимание женщины к новому лицу, появившемуся здесь, этим и ограничилось. Она ничего не сказала и не сделала никакого движения, обозначающего хотя бы тень попытки встать, сменить позу или что‑нибудь еще в этом же роде.

Виктор постоял пару секунд, оценивая ситуацию, потом плюнул на вежливость и, подойдя вплотную к лекарю, тронул его за плечо.

– Какие новости? – спросил он на верхнеаханском диалекте, на котором обычно проходило обучение во всех академиях империи, хоть в военных, хоть в медицинских.

– Пять раненых, – ответил равнодушным голосом лекарь, не открывая глаз. – Трое тяжелые, двое – нет.

– А тот парень, который поймал в грудь «ратайский фейерверк»?

– Он… Ох! – Лекарь вдруг подхватился, как ужаленный, и вскочил на ноги. «Узнал!» – Ох! Мое почтение, ваша светлость! – Он склонился в низком поклоне, буквально сломавшись пополам. – Я…

– Ты устал, – спокойно кивнул Виктор. – Я не в обиде.

– Моя жизнь – ручей, омывающий ваши…

– Умолкни, – прервал его Виктор. – Соберись с мыслями и отвечай на заданный вопрос.

– Пациент… – Лекарь так до конца и не выпрямился и говорил теперь, глядя себе под ноги. – Он шестой. Ранения… Господин лейб‑лекарь превзошел самого себя. Такой партитуры для восемнадцати эффекторов еще никто… Я даже не знал, что такое возможно! В академии нас учили, что двенадцать – это предел, но восемнадцать эффективных воздействий в контрбалансе при асинхронном вводе в действие – это!..

– Вернемся к моему вопросу, – мягко перебил его Виктор.

– Он все еще жив.  – Лекарь быстро коснулся пальцами левой руки своей щеки («Невероятно!» ) и, наконец, поднял взгляд на Виктора.

– Что это означает?

– В моих руках он умер бы уже к середине ночи («Признание своего несовершенства, смирение, почтение к старшим» ). – В глазах мужчины плескалось безумие.

– Значит? – поднимаясь на третий уровень выражения, спросил Виктор («Объяснись!») и, как оказалось, не ошибся.

Лекарь понял и вопрос, и подтекст.

– У Кша Йарц Кшойнишана[315] тонкое чувство юмора, господин главнокомандующий, – сказал лекарь, изящно балансируя между вторым и третьим уровнями выражения. – Так говорил мой дед.

«Значит, шанс есть, – понял Виктор. – И это хорошо».

– Как звали вашего уважаемого деда? – спросил он вслух.

– Барон Фъя. – Лекарь скачком перешел на третий уровень («Гордость, почтение, память» ).

– Вытяните этого парня, – Виктор демонстративно заговорил на простонародном сленге, грубом и убогом, но зато однозначно выражающем любую доступную плебсу мысль, – и ваши внуки будут произносить это имя, имея в виду вас самого.

Он отвернулся от лекаря – больше им просто не о чем было говорить – и посмотрел на Ульрику. Все время разговора, она, по‑видимому, пыталась понять хоть что‑нибудь из того, что сказали друг другу Виктор и, «будем надеяться», будущий барон Фъя. То, какого напряжения ей это стоило, было видно по ее лицу, но что она слышала на самом деле? Пение райских птиц или кряканье серых уток? Восприятие аханских языков землянином, с ними не знакомым, было Виктору не вполне понятно. Сам он, как нетрудно догадаться, воспринимал их несколько иначе.

– Меня зовут Виктор, фрейлейн, – сказал он по‑немецки, обращаясь к женщине. – Как насчет рюмочки чего‑нибудь более крепкого, чем кофе?

– Я бы не отказалась и от кофе, – ответила она серьезно, вероятно, пытаясь понять, кто он такой и чего от нее хочет.

– Ульрика, так вышло, – Виктор пожал плечами, показывая, что сам он тут ни при чем, – что сейчас я здесь самый главный. – Самый, – повторил он. – Но не для вас. Для вас я просто Виктор. Скажем, старший товарищ. ОК?

Женщина кивнула, но было видно, что она все еще озадачена и насторожена.

– Пойдемте, – пригласил ее Виктор и сделал жест рукой, указывая на выход.

– Куда?

– Да куда угодно, – снова пожал плечами Виктор. – Тут есть пара мест, где можно спокойно посидеть, выпить и поговорить, но я предлагаю подняться на крышу. Там тихо и вид хороший. И я прикажу сварить вам кофе.

– Пойдемте, – снова позвал он, так как женщина продолжала неподвижно сидеть на диване. – Вас все равно к нему пока не пустят. Пойдемте!

– Хорошо, – согласилась наконец Ульрика и встала.

Одета она была в какое‑то тряпье, которое, скорее всего, ей дали прямо здесь, в «больничке». Впрочем, даже в этом «рубище», усталая и измученная физически и морально, она оставалась очень интересной женщиной, необычной и чертовски привлекательной.

«Непорядок!» – решил Виктор.

– Секунду, – попросил он Ульрику и снова, в который уже раз за этот день, активировал связь.

– Двадцать второго! – сказал он диспетчеру по‑английски, чтобы Ульрика могла его понять. – Карл, будь любезен, перебрось вещи наших друзей из Эйлата на «Вымпел‑3».

– Да, срочно, – ответил он на вопрос Карла, который сейчас взял на себя всю логистику завершающего этапа операции в Израиле.

– Прошу вас, фрейлейн Ульрика, – сказал Виктор женщине через секунду. – Идемте. Ваши вещи будут здесь часа через полтора‑два.

Они вышли из медицинского блока, молча миновали ностальгически обшитый потемневшими деревянными панелями коридор и вышли к лестнице, по которой медленно – Ульрика была действительно на пределе своих сил – поднялись на плоскую крышу гостиницы. Справа, довольно далеко от того места, где они вышли, располагался один из трех оставшихся базе в наследство ресторанов. Сейчас он, естественно был пуст, но ближе к вечеру в нем собирались, чтобы пообедать и обменяться впечатлениями, многие сотрудники «Вымпела». Однако целью Виктора был сейчас не этот ресторан, а расположенная недалеко от выхода с лестницы и прятавшаяся за декоративной стеной, увитой диким виноградом, беседка, выстроенная по приказу Вики еще в самом начале освоения гостиницы. Внутри беседки, между витыми деревянными столбами, подпиравшими навес из циновок, стояли круглый стол и несколько мягких полукресел вокруг него. На полированной столешнице чьи‑то заботливые руки уже успели расставить бутылки с французским коньяком и итальянской минеральной водой и какую‑то легкую закуску на блюдах под выпуклыми, сверкающими в солнечных лучах, как зеркала, металлическими крышками.

– Заказать вам вино? – спросил Виктор, галантно отодвигая кресло и предлагая Ульрике сесть.

– Спасибо, не надо, – ответила та, садясь в кресло. – Я с удовольствием выпью с вами коньяка.

– Коньяк так коньяк, – кивнул Виктор. – Кофе? Какой?

– Да, спасибо. По‑венски.

– Кофе по‑венски, – попросил Виктор, сняв трубку интеркома. – И большую чашку кофе по‑турецки для меня.

Вообще‑то на кухне знали его вкусы, но уточнить никогда не помешает. Этому Виктора научили все его три или даже уже четыре жизни.

Не садясь, он взял, не глядя, одну из бутылок – «что бог пошлет, то и хорошо» – открыл и разлил по бокалам.

– Нам тоже, – попросил из‑за спины Кержак, шаги которого Виктор слышал уже с полминуты. Игорь пришел с Татой, и Виктор, не обращая внимания на явное непонимание ситуации, появившееся в глазах Ульрики, разливал коньяк не в два, как она ожидала, а в четыре бокала.

– Мы подумали, – сказала Тата, подходя. – Что вам сейчас компания не помешает.

– Она мне никогда не мешает, – буркнул Виктор и оглянулся.

Кержак действительно держался только на «честном слове коммуниста» и той разнообразной химии, которую в него напихали в «больничке». Все‑таки в его годы поединок с ревнителем – не самое простое из обрушившихся на него сегодня ночью приключений. Тата, которой досталось больше, чем Игорю, выглядела куда как более энергичной, но и ей эта ночь обошлась дорого. На ее обычно симпатичное лицо сейчас без содрогания могли смотреть только Виктор и Кержак, видевшие в жизни и не такое. Впрочем, что чувствовал, глядя на разбитое лицо любимой женщины, Игорь, Виктор вполне себе представлял и сочувствовал ему. А вот самой Тате, судя по всему, ничье сочувствие было и даром не нужно. Она была солдатом и мечом, и могла сейчас переживать только о том, что ее искусства и силы не хватило на то, чтобы сделать больше того, что она смогла все‑таки сделать, даже если бы за это «большее» и пришлось заплатить собственной жизнью.