Текст книги "Квест империя. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 99 страниц)

«Вейж! – думал Меш. – Ну надо же!» Вот где отыскались следы как в воду канувшего принца Ноаша, история которого, во всяком случае, ее финал, была так похожа на историю принца Меша.

Меш отложил кольцо и взял из контейнера пластиковую карточку. На ней оказались крошечные объемные портреты представительного мужчины и девочки лет трех. Ниже портретов было написано: «Сим удостоверяю, что н'Сиан Вейж есть истинная и родная дочь князя Ноаша принца Вейж и благородной дамы – кавалерственной н'Каур». Ниже были расположены факсимильные изображения оттиска перстня и оттиска большого пальца Ноаша. Меш поочередно тронул все четыре изображения, вызывая их сильно увеличенные голограммы. В портрете Ноаша имелись все родовые признаки Вейжей, знакомые Мешу по их портретам, в девочке были запечатлены те же черты и первые отзвуки будущей красоты. А отпечатки… Что ж, Меш был уверен, что оттиск гравировки перстня аутентичен, а отпечаток пальца князя совпадет с тем, что ожидает своей очереди в контейнере. Третьей, и последней, вещью в контейнере был подлинник подорожной, выписанной князю Ноашу Вейжу для проезда к священным пещерам Железной стены. На подорожной конечно же был и оттиск перстня, и отпечаток пальца. Меш догадался теперь, почему цена была такой высокой. Неизвестно как, но в грязные руки н'Туар попали и девушка и вещи, удостоверяющие ее происхождение. Случай редкий. Почти невероятный. А встреча с князем Вайяр… Уникальное стечение обстоятельств. Он чувствовал сейчас женщину напротив не хуже, чем любого другого человека. Разволновавшись, она перестала себя контролировать, и Меш узнал: все правда, и девушка действительно та, о ком идет речь, и есть ведь еще одно доказательство, которое старая тварь решила ему не показывать.

Меш снова взял в руку карточку и поднес ее к глазам. По краю плотного мутного пластика, окрашенного в светло‑зеленый цвет, шла тоненькая черная полоска – магнитный шов. Меш положил карточку в контейнер и посмотрел в глаза женщины.

– Вторую половину и футляр, – мягко сказал он. – Пожалуйста.

Н'Туар побледнела и, не сказав ни слова, встала с места, вернулась к шкафу, снова открыла сейф и принесла Мешу футляр и вторую часть объявления, на которой снова были два портрета – девочки и женщины, бывшей ее матерью, – и два отпечатка больших пальцев: одного – большого и другого – маленького. Меш соединил половинки, спрятал их в футляр и положил футляр вместе с другими реликвиями в контейнер.

– Что случилось с ее родителями? – спросил он.

– Они мертвы, – быстро ответила н'Туар. – И не спрашивайте меня о них. Я вам ничего не могу сказать. Даже за деньги. Да и вам это не принесет добра.

Женщина говорила правду. Во всяком случае, она искренне верила в то, что говорит. Меш кивнул.

– Покажи мне ее, – сказал он.

Н'Туар щелкнула клавишами на пульте, и в голубоватой сфере проекции перед ним возникло изображение женщины той'йтши. Меш увидел совершенную красавицу, фигура которой напомнила ему гравюры Ф'Скаяжа, хранившиеся в библиотеке Сиршей. Ф'Скаяж всю свою долгую жизнь искал идеал женской красоты. Он зарисовал с натуры сотни красавиц, известных в его время, а потом создал серию гравюр, прославивших его в веках. «Томление плоти, томление духа» назвал он свою серию, и уже три века она оставалась для других художников моделью для подражания и недостижимой целью совершенствования. В этих гравюрах Ф'Скаяж уже не отражал реальность, а отображал возникшие в его душе образы красоты. Женщина, вернее юная девушка, которую увидел Меш, была похожа на «Тварную Любовь» Ф'Скаяжа. Те же длинные, но полные ноги; те же широкие бедра и узкая талия; тот же слегка выпуклый живот; и покатые плечи, и полная грудь, и узкие запястья длинных рук. А еще у девушки было то, чего Ф'Скаяж не мог отобразить в своих черно‑белых гравюрах: золотистые, как у Меша, и волнистые, как пшеничное поле под тихим ветром, волосы, узкие голубые глаза и белая, как снега вершин, кожа. Глаза, волосы, строение лица и узкие запястья просто кричали о ее происхождении.

Меш смотрел на девушку, и в его сердце плавилось какое‑то до сих пор неизвестное чувство. Но одновременно из мутных глубин памяти поднималось страшное видение убитой им н'Цохи. Ужас уже подобрался к границе сознания, когда Меш остановил его движение неимоверным усилием воли. «Хватит! – сказал он себе. – Достаточно! Мой грех страшен, но если не я, то этой звездой все равно будет кто‑то владеть. Сегодня ей выпал шанс, и я не имею права украсть его у нее и… у себя». Он понял – как ни тяжел груз прошлого, с ним надо жить, а не умирать. Он знал, что сделает для этой принцессы все и будет ей и защитником и опорой. Он чувствовал, это та, единственная женщина, которая предназначена ему богами. И он трезво оценивал вероятность случая, приведшего его сегодня сюда.

«Таких совпадений не бывает, – решил он. – По‑видимому, боги спасают ее моими руками. Или, – добавил он, подумав, – боги спасают меня через нее или нас обоих. И не мне ломать планы Вечных».

Меш засунул руку за пазуху и достал кольцо Пина, висящее под ошейником на стальной цепочке.

– Приступим, – сказал он. – Где тут у тебя расчетный автомат?

Глава 9КРОВАВЫЙ ОБЕТ

– Ты сумасшедшая, – спокойно сказала Вика и отвернулась к «окну». За «окном» – на самом деле это был экран внешнего обзора – шел дождь.

– Возможно. – Лика не собиралась спорить. – Но дело сделано. Я дала согласие и слова не нарушу.

Она тоже смотрела на дождь. Это был ее первый дождь на Сше и вообще первый дождь вне Земли. Этот дождь был медленным и печальным. Так его видела она. Возможно, только она и видела его таким, но кого спросишь?

В словах Вики была правда. «Имела место быть». Все, что делала Лика, было безумием, но ее вел не разум, а инстинкт. В этом она отдавала себе полный отчет.

«Ну и пусть!» – думала она, глядя на дождь, сеявшийся с низких сумрачных небес, на ставшее серым и мокрым бескрайнее стартовое блюдо порта.

«Ну и пусть!» – кричала девочка Лика, потерявшаяся в смятенной душе безумной графини Нор, потерявшая себя, но обретшая… Что? Холодный цинизм великосветской стервы? Или гонор сиятельной графини? Или гордую и безрассудную отвагу Несущей Свет?

«Ох, гегх недоделанная! – подумала она в сердцах. – Что же ты хочешь доказать? И кому?»

Неприятно сознаваться, но ответ на последний вопрос она, кажется, знала. «Назло маме отрежу уши!» – вот было ее кредо. «А слово‑то какое! Кредо! Как говорит Федя, сразу узнаешь образованного человека». А все дело в том, что она просто не желала поступать так, как должна была, исходя из их ожиданий. Их. В этом было все дело. Кто она для них? Ребенок в компании умудренных жизнью старцев, супертяжеловесов шпионских игр, суперменов и суперменш имперского Олимпа? «Подотри сопли, девочка! И не забудь надеть теплые штанишки, а то застудишь сама знаешь что ».

«Знаю, – сказала она себе. – Все знаю. Вы хотите мне добра. Спасибо».

– Вика! – сказала она в спину дамы Йя. – Ты не должна обижаться.

– Я не обижаюсь, – ответила Вика, но не обернулась. – Но ты должна понимать, в какие игры играешь.

– Я понимаю, – устало ответила Лика. – Я все понимаю. Как большая. Но и ты должна понять! – Она не собиралась сдаваться. – Это моя игра. Мое дело!

– Твое, наше… Мы начали делить пирог? – Вика наконец повернулась к ней лицом и посмотрела в глаза. Строго посмотрела.

– Нет. – Лика почувствовала смысл вопроса и ответила не на выраженное словами, а на подразумевавшееся за ними.

– Отлично, – сказала Вика. – Тогда следующий вопрос. Ты понимаешь, в какое дерьмо мы вляпались?

– Понимаю. – Лика полагала, что понимает.

– Нет, не понимаешь! – возразила Вика. – И не обижайся. У тебя просто нет достаточного опыта. Имперского опыта . Дело наживное, как говорит Федя, но пока это факт.

– Я… мы пережили пять покушений, – сказала Лика.

– Шесть, – поправила Виктория. – И ты была на высоте. Кто же спорит! Но пойми, то, что происходит, перешло уже все допустимые рамки. Графиня гегх не может – понимаешь? – не может быть объектом такой охоты! Это похоже на политическую игру с очень большими ставками, но при чем тут ты? Я не понимаю. И наших мужчин здесь нет, чтобы помочь… – Она осеклась, увидев реакцию Лики.

«О да. Что тут скажешь? Я реагирую!»

Вчера пришла почта. Все новостные каналы империи сообщали – с комментариями, разумеется, и с какими комментариями! – о «фамильном деле Ё». Лика не могла без содрогания вспоминать финальный «взлет». Даже если бы не было замедленного показа, она видела все, что следовало, в реальном времени. Эта стерва Ё была круче крутых яиц! У нее была филигранная техника – Нор было до нее, как до неба, – помноженная на невероятную силу и пластичность мышц, – в этом они были теперь почти равны – и скорость – ну хоть в этом она Нор уступала. У Лики сжалось сердце, когда она увидела, что Макс недотягивает, провисает, и… Она предугадала дальнейшее за миг до того, как оно обрело силу свершившегося, но вот концовку боя она представить себе не могла. Такое – не могла. «Кошка драная!» – орала она, круша все, что попадалось под руку. «Козел старый!» – Она бесновалась, как будто Макс был ее мужем и она застукала его с другой женщиной.

«Но ведь так оно и есть, или нет?» – спросила она себя сейчас.

«Муж? – спросила она себя не в первый раз и ответила: – Да».

«А тогда… кто кому изменил первым?» – честно спросила она себя, и на душе стало муторно. Плохо стало.

– Не бойся, – сказала она Вике. – Мебель ломать не буду. Больше не буду.

– Не будешь так не будешь, – согласилась Вика. – Но что с нашим делом?

– Я пойду, – тихо сказала в ответ Лика. – Не мешай мне, пожалуйста, – попросила она. – Я все понимаю. Может быть, это и ловушка. Так что? Кисмет.

– Не поняла, – сказала Виктория. – Что есть кисмет?

– Судьба, – сказала Лика. – По‑татарски, кажется. Сегодня я пойду одна – тебе все равно нельзя – и встречусь со своей судьбой.

– Суицид какой‑то! – возмутилась Виктория, но неискренне. Лика видела, что Вика уже приняла ее решение. Трудно сказать, поняла ли она Лику – «А сама я себя понимаю?» – но приняла ее решение как факт.

– Суицид не суицид, а ехать надо! – улыбнулась Лика и, повинуясь внутреннему импульсу, подошла к Вике и поцеловала ее в щеку. И тут же отпрянула, испугавшись, что та поймет ее неверно. Но Виктория поняла.

– Я не розовая… – сказала Вика, ехидно улыбнувшись. – Впрочем, – она уже почти смеялась, глядя, как краска заливает лицо Лики, – впрочем, и ты, моя прелесть, насколько я понимаю, тоже. Так, легкий румянец на белизне гетеросексуальной девственности… – Она расхохоталась. – Не обижайся, – сказала Вика, отсмеявшись, и подойдя к Лике, крепко ее обняла. – Обещай, что будешь осторожна! – потребовала она, отпуская Лику.

– Буду, – пообещала Лика и пошла переодеваться. Время. Время уже поджимало, а поездка предстояла и в самом деле странная.

В два пополудни из госпиталя вернулись ее мечи, Фата и Эйк, целые и невредимые, и вполне здоровые, во всяком случае, на вид. Фата выглядела просто замечательно, но девочка прятала глаза, то ли стесняясь того, что произошло перед нападением, то ли переживая за то, что произошло в ходе схватки. А что, собственно, произошло? Она дралась, как… как отважная лиса. До конца. А вот Руй Эйк глаз не прятал. Он твердо знал, что сделал все, что мог, и даже сверх того, потому что ни опыта, ни подготовки, достаточных для такого боя, у него не было. Но Медведь справился. И по праву этим гордился.

Лика увидела, однако, и другое. Эйк не просто вернулся к своей госпоже, он что‑то с собой принес. «Интересно, что бы это могло быть?» Впрочем, она его не торопила. Ждала и дождалась.

Поклонившись Нор, Эйк попросил ее о разговоре с глазу на глаз. Удивившись – не без этого – Лика согласилась. И вот, когда они остались в ее кабинете вдвоем, он передал ей послание от «Круга воев». Оказывается, в своей паранойе гегх зашли так далеко, что начали возрождать социальные институты такой древности, что, казалось, давно и прочно были забыты самими гегх. Таким, с позволения сказать, институтом и был «Круг воев». Когда‑то, во времена королевства Гегх, то есть так давно, что и вспоминать не о чем, «Круг» играл роль социального буфера между свободными общинниками и феодалами, включая сюда, конечно, и королей гегх, чья корона хранилась теперь, как главная государственная реликвия, в сокровищнице императоров Ахана. Выступая в политических, и не только политических, битвах королевства как самостоятельная сила.

«Круг» то поддерживал короля против разъевшихся феодалов, то, напротив, поддерживал феодалов в борьбе против абсолютизма королей. Дело давнее, грязное и кровавое, но спустя три тысячи лет… Тем не менее Эйк уверял, что с ним говорили вполне вменяемые и серьезные люди: его лечащий врач, флотский офицер – «Не тот ли это капитан?» – спросила себя Нор – и виноторговец из Кой Сше. Они обратились к Эйку, как к старшему из мечей, воспользовавшись тем, что он оказался в госпитале и разговор мог проходить конфиденциально. Они просили передать графине Нор, что им очень не нравится то, что происходит вокруг нее. И еще они предлагали встретиться. Нет, не так. Они просили о встрече и предлагали встретиться сегодня в полночь, в имении виноторговца Вуа Седжа. То, что мечи будут ее сопровождать, было очевидно и для приглашавших и для мечей, так что Нор оставалось принять это как данность. Но вот относительно дамы Йя… «Круг воев» настаивал, что это дело гегх и только гегх и решаться соответственно должно между самими гегх.

Все это выглядело как «игры детсадовцев в конспирацию» (аутентичное определение Феди для таких вот ситуаций), но, с другой стороны, приглашение хорошо сочеталось с тем, что узнали они с Викой о генсеком возрождении из информационных сетей. Проведя две ночи кряду за вычислителями яхты, они пришли к выводу, что гегхское движение от его начала и до сегодняшнего дня было странным сплавом карнавала, местечкового политиканства и игры личных амбиций. Но за всем этим пестрым этнографическим праздником просматривались не совсем понятные пока интересы. И интересы эти, судя по некоторым признакам, были отнюдь не копеечными. Другой, совсем другой – тревожно высокий – просматривался уровень. Всплывали вдруг ни с того ни с сего немалые капиталы, и люди не из последних появлялись тут и там, чтобы немедленно скрыться в тени и анонимности. А уж события на Сше, тоже каким то боком связанные с движением гегх, хотя бы вовлеченностью в них графини Ай Гель Нор и тем, что происходили они не когда‑нибудь, а в дни фестиваля; события эти были из ряда вон выходящими. Что‑то здесь было, ведь так? Что‑то очень гадкое и именно поэтому серьезное. И почему бы не заполучить в такой ситуации новых союзников, – «А что, были старые?» – если те сами предлагают помощь и поддержку?

«Разве нам что‑нибудь предлагают? – удивилась Нор. – Об этом я ничего не слышала».

«Ладно, – сказала себе Лика. – Решила ехать, значит, поехаем !»

Служанка помогла ей натянуть узкие, как чулки, штаны из рыжей замши, высокие сапоги, чуть более темного тона, изумрудного цвета рубашку и длинный пиджак, больше похожий на камзол из темно‑бронзовой кожи с золотым шитьем по рукавам, стоячему воротнику и подолу. Волосы она скрепила витым золотым шнурком с большим изумрудом прямо на лбу, а на шею надела Барса Норов, выполненного из черных алмазов. Подумав с минуту, Лика сняла пиджак и надела под него две перевязи из золоченой кожи, с бластером – под левую руку и реком[91] – под правую. Осмотрев себя в зеркале, она осталась довольна и вышла из гардеробной в салон, где ее уже дожидались Фата, одетая в точно такой же, как у Лики, костюм, но в серо‑стальных тонах, и Эйк, затянутый в черную кожу.

«Маскарад!» – радостно сообщила себе Лика и двинулась вперед.

До имения Вуа Седжа, как и обещал информаторий, было около часа лета, так что добрались они вовремя. До полуночи оставалось всего три минуты. С высоты птичьего полета имение, а попросту говоря, небольшой замок в горах, залитый светом полной луны и окруженный древними дубами и кедрами, смотрелся, как иллюстрация к историческому роману. Тем более что замок был и в самом деле старый. Он был выкуплен Седжем у какого‑то местного аристократа, предки которого построились здесь, в горах, еще четыреста лет назад. Флаер приземлился прямо у ворот замка, и Лика вышла в ночь, под призрачный свет луны, к деревянным, обитым бронзовыми полосами воротам замка, а навстречу ей уже спешили мужчины и женщины в старинных гегхских костюмах, опоясанные мечами и кинжалами. Ну и пламя факелов, конечно. В общем, очень зрелищно, таинственно и… стильно.

Нор сделала шаг вперед и остановилась. За ее плечами встали Фата и Эйк. Люди, спешившие к Нор, плавно разделились на два потока, открывая проход посередине, по которому уже шла к ней группа из нескольких человек. В центре и несколько опережая остальных, шел Дей Саар, тот самый капитан из разведки флота, а за ним еще двое мужчин и женщина. Все они были в гегхских плащах, темных шерстяных штанах и коротких сапогах, как будто сошли с полотен старых живописцев, воспевающих седую гегхскую старину.

– Добрый вечер, графиня, – сказал, подходя и останавливаясь в двух шагах от нее, капитан Саар. – Благодарю вас за то, что вы пришли на наш зов.

Он низко поклонился, и сопровождающие его люди поклонились тоже. Вслед за ними склонили головы и все остальные гегх, вставшие сейчас полукругом за спиной капитана. «Человек полтораста, не меньше», – отметила Лика.

– Добрый вечер, капитан, – пропела Нор. – Добрый вечер, друзья. – Она обвела взглядом мужчин и женщин, стоявших вокруг. – Я вижу, воины снова в походе. – Она понизила тон голоса, и в нем зазвучала уже не песня веселой кошки, а баллада охотящегося барса. – Спасибо. Вы пригласили меня в полночь, в мой час! Я ценю старинное вежество, как глоток водки в ледяную метель.

Она снова обвела взглядом собравшихся, оценивая эффект, произведенный ее словами. Он был впечатляюще зрим.

– Вы звали, – сказала она, и голос ее снова стал чист и холоден, как сталь клинка. – Вот я.

Она увидела, что ее слова произвели на людей гегх неожиданно сильное впечатление. Один за другим люди начали опускаться на колени, причем первыми это сделали женщины.

«Интересно, – подумала отстранение Лика. – Что же я такого сказала? И кто из нас больший безумец, я или они?»

На лице Саара было отчетливо видно смущение.

«О нет, – поняла Нор. – Он не смущен, он растерян и раздражен».

Она посмотрела прямо в его глаза, и не прошло и секунды, как Саар и три его спутника тоже стояли на коленях.

«И что теперь?» – запаниковала Лика, но Нор уже несло волной власти, которая текла в ее жилах вместо крови.

– Мастер Саар, – сказала Нор тихо. – Будьте любезны, подойдите ближе.

Он встал с колен, посмотрел ей в глаза и шагнул вперед.

– Что вы хотели мне сказать? – Она говорила, почти не разжимая губ.

– Я хотел сказать вам, что не понял вас при нашей первой встрече, – сказал он очень тихо. – И недооценил. Надеюсь, вы знаете, что делаете, ваша светлость. В любом случае для меня обратной дороги нет, так что я всецело ваш. Вы можете рассчитывать на меня.

– Спасибо, капитан, – ответила Нор. – Я уважаю искренних людей и ценю правду. Если вам потребуется моя помощь, моя рука по‑прежнему лежит на рукояти меча.

И опять она сказала что‑то такое, что заставило капитана Саара едва ли не вздрогнуть.

– Прикажете начинать церемонию? – спросил он после короткой паузы, потребовавшейся ему, чтобы справиться с волнением. – Я полагаю, уже никто не будет возражать.

– Начинайте, – разрешила Нор, а спрятавшаяся за ее спину Лика могла только удивленно хлопать глазами и задавать себе один и тот же вопрос: «А о чем мы, собственно, говорим?» Но ответа не было. Его не знала даже Нор, которая, сама не ведая того, дала толчок камнепаду.

Капитан повернулся и пошел к своим людям, а Нор и ее мечи – Медведь и Лиса – остались стоять около флаера.

Текли медленные мгновения, светила луна, наполняя прохладный воздух гор своим желтовато‑бронзовым светом, безмолвно стояли деревья и люди. Нор вынула из внутреннего кармана камзола кожаный портсигар, неторопливо открыла, выбрала пахитосу и, спрятав портсигар обратно, повернулась к Эйку, в руках которого почувствовала оживший огонь. Прикурив, она поблагодарила его кивком и снова повернулась к людям из «Круга воев». Они совещались.

– Госпожа, – тихо сказала Фата (в ее голосе звучали ужас и восхищение). – Вы примете Кровавый Обет?

«Кровавый Обет? – спросила себя Нор. – А что! Пожалуй, девочка права».

«Кровавый Обет? – ужаснулась Лика. – Силы небесные! Я даже подумать о таком не могла!» Но, по‑видимому, Фата была права, и выражение лица Эйка, когда он подавал огонь, говорило о том же.

– Потерпи. Увидишь, – ответила Лика устами Нор, а сама в это время с оторопью, переходящей в панику, думала о том, что эти люди – вой гегхского круга – действительно свихнулись, если готовы вернуть к жизни обряд, существовавший… – «Дайте подумать!» – существовавший… «Боги, сколько тысячелетий гегх не клялись на крови?»

«Но, – сказала себе Нор, – ведь если это так, то это означает…» Что это означает, Лика знала. В трудные времена – гегх говорили «последние», – когда выбор стоял между смертью и смертью, а мерилом выбора была одна только честь, круг выбирал «Зовущего Зарю», отрекаясь в его пользу от своей примитивной, но действенной демократии. «Великие боги! Они что, думают, что наступили последние времена? Зачем им «Зовущий Зарю?» – Нор была напугана и обескуражена. Такой поворот событий был совершенно внезапен и вопиюще неуместен.

«Анахронизм! – ужасалась Лика. – Каменный век! Они же современные люди…»

«Не все так просто, – подсказывала ей Маска. – Рассмотри проблему со всех сторон».

«Да, – согласилась Нор. – Подумаем. Зачем вообще они пригласили меня сюда?»

«Они говорили о поддержке, кажется», – предположила Лика.

«О нет, – усмехнулась Нор. – Они хотели поговорить. Посмотреть, прицениться и определиться. Возможно, договориться о союзе, сотрудничестве, взаимодействии. Да, пожалуй, именно так. Взаимодействие . Они же не поспешили мне на помощь, когда эта стахг[92] начала охотиться на меня, как на какую‑нибудь куропатку!» В этом была правда. Но если дела обстояли именно так, то что же изменилось теперь? «Похоже, – решила Нор, – они зашли слишком далеко в своем путешествии вспять. Они стали воспринимать как истинные речения стандартные речевые обороты, которым учат с ранних лет каждого дворянина, но лишь как фигурам речи, давно лишенным какого‑либо практического смысла». Но тогда выходило, что она, не ведая того, сломала весь заранее выстроенный Сааром и его друзьями план и подвигла воев на какой‑то острый спонтанный шаг. Вопрос – какой? Какую интерпретацию в их головах могла получить традиция кровавого обета, ведь истинное значение этого ритуала по любому не укладывалось в нынешний контекст. Ведь не собираются же они на самом деле поднять мятеж против императора? Нет, конечно.

Нор докурила пахитосу и раздавила окурок каблуком. Маска не вмешивалась, позволив Лике вполне насладиться «процессом табакокурения». «Я бы и от рюмочки не отказалась, но это был бы уже перебор», – подумала Лика, чувствуя, как приятно холодит кожу лица ночной воздух.

«Будем рассуждать здраво, – решила она. – Какова может быть функция «Зовущего Зарю» в современных условиях? Партийный лидер? Это связано с борьбой интересов в гегхской среде? Они определяются в своей позиции?»

«Вот! – поняла она. – Они выбирают платформу».

«Бедные, – пожалела она воев. – Вы думаете, что я принадлежу к какой‑то из партий, а я не принадлежала никогда, и не…»

«Господи!» – снова оторопела Лика, набредя наконец на что‑то очень сильно смахивающее на ответ.

«Не принадлежала, – сказала она себе через минуту, обдумав происходящее со всей возможной тщательностью. – А теперь принадлежу, потому что только что я инициировала создание новой партии. Моей партии».

«Тушите свет!» – пискнула спрятавшаяся в глубине души Нор Лика, но Нор лишь хищно улыбнулась полной луне. Это был ее час, час Властелина Полуночи. Это была ее ночь. Ночь графини Ай Гель Нор, и игра начинала ей нравиться. Если бы позволяли приличия, Нор зарычала бы сейчас на луну, как рычит барс, объявляя, что он вышел на ночную охоту.

Обряд Кровавого Обета был несложен в исполнении, несмотря на глубокий сакральный смысл, который вкладывали в него древние гегх. Все, что требовалось, так это лесная поляна, ритуальная чаша – а это могла быть на самом деле любая емкость, сделанная из природного материала, – да ночь на дворе. Так что приготовления много времени не заняли. Большую часть времени, как догадывалась Лика, вои обсуждали сам факт проведения ритуала, но опять‑таки, судя по тому, что уже через полчаса Нор стояла на лесной поляне, дискуссии были короткими, и решение вои приняли быстро.

Это была большая поляна в настоящем горном лесу. Она находилась всего в пяти минутах неторопливой ходьбы от замка, но замок, скрытый высокими деревьями, отсюда виден не был, и создавалось полное впечатление, что находишься в глубине первозданного леса. Мужчины – а ведь среди них, напомнила себе Лика, были люди совсем не простые – быстро сложили и разожгли пять больших костров, а в центре образованного ими круга, там, где стояла Нор, поставили дубовую колоду, на которую водрузили тяжелую даже на вид каменную чашу. Нор подошла к чаше, а люди «Круга» отступили за костры и как будто растворились в ночной тьме. Взглянув на чашу – она была грубо высечена из темно‑красного гранита, – Нор быстро разделась и, оставив себе только рек, передала вещи Фате, и та тоже отступила в непроглядный мрак за костром. Теперь Нор осталась одна. И в то же мгновение, когда Нор ощутила себя в одиночестве, во мраке ночи родилась песня. Это был старинный гегхский напев, ритуальная песня воев и, по сути, единственный, освященный временем или даже священный, текст «Круга». Сейчас в ночной тишине звучали только высокие женские голоса. Женщины гегх пели на обрядовом наречии, которое нечасто можно было услышать и сто лет назад на Сцлогхжу, и уж тем более странно было слышать теперь на Сше. Нор прислушалась. Женщины пели о любви и расставании, о рождении и смерти, о радости и печали. На втором куплете в женский напев начали вплетать свои низкие ноты отдельные мужские голоса, и вскоре два потока – высокий, рвущий сердце своим эмоциональным накалом, и низкий, в котором звучали грозные ноты воли и мужества, – слились, и песня «Круга воев» зазвучала во всей своей красоте и мощи. Мужчины пели о войне, о крови, пролитой не напрасно, о мужестве и чести, о праве встретить свой последний час с мечом в руке.

Вершилось волшебство ночи. В огне ритуальных костров сгорало само время, и не было уже здесь ни юристов, ни виноторговцев, ни офицеров флота, ни врачей; опали, как листья осени, приметы новой эпохи, и сквозь мглу тысячелетий всплыла и растеклась по округе другая эпоха. И снова в ночной тиши, в глухом первозданном лесу, за границей света, рождаемого живым огнем, стояли плечом к плечу вои гегх. Это были точно такие же вои, что и те, кто две тысячи восемьсот лет назад встретил грудью армию королевства Ахан. Тогда аханцев было вчетверо больше, но сражение продолжалось почти двое суток, и цена победы была такой, что и до сих пор аханцы зовут долину в среднем течении Ледяной Смертным полем.

Звучала песня. В ней уже не было слов, и только плели сложный узор напева низкие голоса мужчин, и вплетали в него высокие ноты голоса женщин. Из темноты, к свету и стоящей около чаши Нор, вышел Саар. Он был обнажен и сжимал меч в правой руке. Приблизившись, он быстро преклонил колено, снова выпрямился и, посмотрев Нор в глаза, сказал:

– До конца!

С этими словами он полоснул себя мечом по левой руке и сцедил потекшую из раны кровь в чашу. Теперь один за другим начали выходить к чаше другие мужчины и женщины, звучало «До конца!», и чаша наполнялась кровью гегх. Последней к чаше подошла Фата. Глаза ее сияли, и руку над чашей она держала дольше всех. «Идиотка!» – хотела сказать ей Лика, но Нор заткнула ей рот.

Фата скрылась во тьме, и Нор снова осталась одна. Прекратилось и пение. На поляну опустилась тяжелая давящая тишина ожидания. Нор подняла с земли свой рек и вскрыла вену на левой руке. Маска забеспокоилась, но Лика подавила ее спонтанную реакцию на боль и кровопотерю и не дала затянуть рану. Она подняла руку над чашей и смешала свою кровь с кровью воев. Затем, отбросив меч в сторону, она взялась за края чаши обеими руками и, напрягшись, подняла ее над головой. Нор держала тяжелую чашу высоко над головой, и тишина плыла над поляной, напряженная, тревожная, чуткая. Казалось, смолкли все звуки. Даже костры горели бесшумно.

– До конца! – прокричала Нор и опрокинула чашу на себя.

Волна теплой крови окатила ее с головы до ног, и одновременно слитный вопль десятков мужчин и женщин огласил ночной лес.

– До конца! – кричали вой.

«До конца!» – соглашалась с ними торжествующая Нор. «До конца!» – отвечало им горное эхо. До конца!

«Это массовый психоз, – сказала себе Лика. – Они фанатики, а фанатики…» – Но закончить мысль она не успела, потому что к ней пришло Озарение.

Жар наполнил ее тело, жар такой сильный, что она едва смогла удержаться от крика боли. Внутри нее снова бушевало знакомое ей пламя, но Маска не спешила помочь, напротив, это именно Маска пылала сейчас внутри Лики. Но это не была смерть, поняла Лика. Это было что‑то другое, что‑то сродни тому, что происходило с ней внутри Саркофага и о чем у нее остались лишь смутные воспоминания. А сейчас к ней пришла необычайная ясность мысли. Она поднялась над обыденным и смогла увидеть мир и себя совсем иначе.

И она поняла, что нет никакой Нор. Настоящая графиня умерла восемьдесят лет назад, а нынешняя Нор – это всего лишь карнавальный костюм Лики, ее Маска. Но и в костюме графини или под маской графини есть только она, Лика, и нет никого больше. Она одна. И Маска – сплав волшебного Золота и волшебного Серебра – ничего не решает, ибо лишена свободы воли. Маска всего лишь живет в Лике, как живет в человеке, скажем, иммунная система: помогает, поддерживает, но не властвует. Не Маска и не Нор, а Лика, тот человек, который любит и ненавидит, делает то и это, живет, наконец. И не надо больше прятаться, не надо делать вид, что она все еще та простушка, которая, как кур в ощип, попала в фантастический триллер с супергероями и пришельцами из космоса. Та женщина «ну если тебе так хочется, та женщина умерла». На самом деле ничего особенного с ней не произошло, она всего лишь изменилась. И значит, та и эта Лика – это один и тот же человек, только Лика нынешняя научилась играть в маски во всех смыслах, – с маленькой буквы и с буквы большой. Вот что вдруг поняла Лика. Ее сознание стало ясным, а мысль четкой, и она поняла – теперь у нее больше не будет проблем со сменой ролей. Это искусство называется персонификацией, и Макс владеет им виртуозно. Теперь точно так же будет и у нее.