Текст книги "52 Гц (СИ)"
Автор книги: Макс Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)
Майкл слушал его с кислой физиономией и угукал. Скинул штаны, в которых спал, натянул джинсы. Зак перевел дыхание, заговорил спокойнее:
– Ты должен выглядеть таким эталонным натуралом, чтоб рядом с тобой я с моими пятнадцатью годами брака и тремя дочерьми чувствовал себя голубоватым. Ты можешь позволить себе сняться в гей-драме, только если твоя ориентация незыблема, как Гималаи!
– Херовое сравнение, их же трясет постоянно, – пробурчал Майкл.
– Плевать на твои познания в географии, умник! Ты знаешь, о чем я говорю. Нам надо так раскорячиться, чтобы угодить этим долбожопым истеричкам с радужными флагами, но чтобы на тебя даже тень не упала, иначе все остальные порвут тебя на куски. Они решат, что ты их обманывал. Притворялся натуралом, чтобы влезть к ним в сладкие грезы, дать возможность помечтать о тебе, подрочить на тебя – а потом все разрушил! Оказался не тем, за кого себя выдавал!.. Украл у них иллюзию возможности перепихнуться с тобой! Люди ненавидят, когда их иллюзии рушатся. Они впадают в ярость. Они могут убивать за свои иллюзии.
– Я все понял, – мирно сказал Майкл.
– Нам на руку, чтобы они обсуждали на своих форумах, с кем ты спал, – вкрадчиво сказал Зак. – Но только пока это все область теории. Пусть гадают, кто и когда тебе отсосал и как бы ты смотрелся в постели с Лейни. Пусть фантазируют. Но им и в голову не должно прийти, как они близки к правде. Если твоя связь с Сазерлендом всплывет – еще до Ларри к тебе приду я. И положу на твою могильную плиту два толстых черных резиновых хуя, крест-накрест. Понял меня?..
– Угу, – мрачно сказал Майкл.
– Тогда жди звонка, а я полетел вытаскивать тебя из очередной жопы.
Майкл положил трубку на рычаг, повел шеей. Старинная тяжелая трубка – не то что современный смартфон, просто так не удержишь.
Он оставил телефон на неубранной кровати, вернулся на кухню. Открыл обе дверцы холодильника и задумчиво посмотрел внутрь. Обвел взглядом белые пластиковые бутыли с молоком и соком, контейнеры с готовой едой, которые оставила ему домработница. Майкл так и не приучился готовить – полагался то на Эвана, то на Май Ким, то на службу доставки пиццы.
Он наугад вытащил контейнер, вскрыл с тихим щелчком. Выдвинул ящик, чтобы взять чистую вилку. Сел за письменный стол.
Обеденный у них тоже был, но за него Майкл садился, только когда были гости – или когда Эван прилетал с гастролей. Хотя Эван вырос в том же самом нищем районе, что и Майкл, он куда раньше узнал о существовании столового этикета, разных вилок для разных блюд и всей этой ерунды. Он искренне фанател от правильной сервировки. Его, впрочем, положение обязывало – он крутился в мире классической музыки, куда более консервативном и чопорном, а Майкл до сих пор не отличал бокал для белого вина от бокала для красного, заставляя Эвана страдальчески морщить нос, когда тот видел, как Майкл их путает. В общем, когда Эван был в отъезде, Майкл по-простому ел прямо из пластикового контейнера, за письменным столом, придвинутым к окну, и глазел с высоты на ближайшие небоскребы. Как сейчас.
За окном было хмурое белое утро, по стеклам ползли капли дождя, размывая нью-йоркские крыши. Майкл жевал рисовую лапшу с грибами и бездумно пялился в стекло.
Он купил эту квартиру четыре года назад по совету своего финансового аналитика. Они познакомились, когда у Майкла еще не было ни денег, ни репутации, а у Джерри не было его стеклянного офиса в Вашингтоне – только пачка визиток, сделанных на домашнем принтере, и неиссякаемый оптимизм. Но Джерри уже тогда чувствовал себя в мире больших денег, как рыба в воде – и чуйка у него была отменной. Он сунул Майклу свою визитку в карман и пообещал: «Позвонишь мне, когда заработаешь первый миллион – я сделаю из него два».
Прошлое у него было темным и скрывалось в середине семидесятых. Тогда в Штаты хлынула волна кокаина, который выращивали в Андах, производили в Колумбии и везли через золотые ворота – Мексику. Джерри когда-то занимался этим, но потом отбился от семьи, сменил имя Густаво Перейра на Джерри Перл, остепенился. Но тонкого нюха на деньги не потерял. Так что когда Майкл в очередной раз позвонил ему (миллионов к тому времени у него было уже пять, а у Джерри было собственное агентство) и спросил, как лучше вложить новый гонорар, тот посоветовал взять квартиру на Манхэттене. Цены на недвижимость тогда слегка просели, это было выгодно. Майкл подумал и согласился.
Он выбирал через агентство, почти не глядя. Ему прислали пачку вариантов, он пощелкал по картинкам, выбрал лофт в СоХо. Когда его спросили, в каком стиле он хочет видеть свою квартиру, он, не раздумывая, сказал: «гараж».
И ему сделали гараж. Модный, стильный, с бетонными стенами, блестящей напольной плиткой и громадными окнами на три стороны света. Майкл подумал, что здорово проебался, едва переступил порог. Квартира оказалась издевательским напоминанием о прошлой жизни. Об отцовской автомастерской, которая была его вторым домом: он в ней работал, ел, спал… Любил. Она была крошечной, запыленной, промасленной, она была пропитана резким запахом лаков, свежей резины, краски, железной гарью, электрической вонью сварки. Воссоздать ее было нельзя. Он сам не понял, почему вообще попытался. Мастерскую давно продали, продали и тесный дом на Скипворт роуд, и каменную развалюху в Чидеоке.
Первое время квартира стояла пустой. Майкл жил в Лос-Анджелесе, поближе к студии. Он останавливался здесь, только когда приходилось приезжать в Нью-Йорк – на съемки, на встречи, на обязательные вечеринки. Три раза в неделю сюда приходила Май Ким, тоненькая вьетнамка неопределенного возраста. Она готовила еду, намывала блестящие полы, протирала пыль на грубых деревянных полках, переставляла с места на место дизайнерские статуэтки из стекла и металла, обмахивала метелкой абстрактные пятна краски на холстах, которые считались современной живописью, полоскала в воде проволочные вазочки, в которых никогда не бывало цветов.
Майкл не держал здесь личных вещей, как-то не сложилось. Разве что десяток виниловых пластинок, купленных по случаю только ради обложек и ни разу не вынутых из конверта. И одежду, пару полок в шкафу. За несколько лет он не купил сюда ни одной новой вещи.
Зато здесь было полно вещей Эвана. На полках стопками лежали его ноты, его книги. Гардероб был забит черными костюмами с ослепительно-белыми рубашками, будто Эван был не пианистом, а киллером. В стойке хранились его диски, в шкафчиках пылилась купленная им посуда, в отдельном углу царил его безумно дорогой рояль, поднять который в квартиру было отдельным приключением: его же нельзя было привезти в разобранном виде и собрать на месте, как кровать из Икеи. В ванной стоял его набор японских шампуней, в гостиной валялись его блокноты, над кухонным островком висели купленные им бокалы десяти видов, а на холодильнике торчали сувенирные магнитики. Хоть что-то сюда привозили они оба.
Эван не сразу обосновался здесь. Сначала просто остановился, пока был в Нью-Йорке на гастролях. Остановился раз, другой. Потом зачастил. А потом Майкл просто отдал ему дубликат ключа. Эван был в полном восторге, он-то сразу влюбился в эту холодную, мрачную строгость. Майкл не понимал, что тут любить, но ему было неважно. Любит – и ладно. Лишь бы продолжал возвращаться.
Смартфон на столе вздрогнул от входящего сообщения. Майкл отвлекся от бездумного созерцания мутного города, подернутого дождем, глянул в мессенджер.
«Сэр! С Бобби проблема. Я нашелся сейчас кровь у него на морде».
Майкл мгновенно забыл про еду. У него чуть вилка из рук не выпала. Бобби, его обожаемая кудлатая лошадь, его радость, его друг, его память!.. Он всегда был здоровым псом, во многом благодаря тому, что Майкл относился к нему, как к хрустальному: в трудные времена мог сэкономить на себе, но никогда не экономил на Бобби. У Бобби теперь был личный ветеринар, личный тренер, личный диетолог, а когда Майкл был в отлучке, с ним сидел его личный компаньеро. У Бобби было все, о чем только можно было мечтать, но Бобби было уже одиннадцать лет, а крупные собаки долго не живут.
Майкл в панике отыскал на смартфоне Скайп. Вызов приняли через пару секунд, на экране телефона возникло лицо, искаженное фронтальной камерой. Молодой пуэрто-риканец по имени Иберо трижды в день навещал Бобби: выгуливал, развлекал, нянчился с ним, как с капризным ребенком. С Бобби вообще нянчились все, начиная с Майкла, поэтому здоровенный косматый пес привык к тому, что ему все прощается, и вел себя, как примадонна с мелодраматическими припадками.
– Ты позвонил доктору Петерсон? – требовательно спросил Майкл. – Что у него с мордой? Он поранился? Его рвет кровью?.. Покажи, что там!..
Иберо взволнованно поднял брови так высоко, что весь смуглый лоб у него сложился гармошкой.
– Сэр, я не знаюсь, он не дает смотреть, – заговорил он с густым мягким акцентом. – Он веселый, бегается. Но я же не врач. Я не скажу.
– Бегает? – переспросил Майкл, холодея. – Где бегает? Он убежал на улицу? Его кто-то сбил?
– Нет, он здесь в доме бегает, – сказал тот, разворачивась вокруг себя. – Бобби!.. А, уже во дворе возле бассейна, – уточнил он. – Я сейчас покажусь.
Он прошел через дом, держа телефон в руке и позволяя созерцать блестящий каменный пол первого этажа и смуглые ноги в сандалиях. Майкл нервно обгрызал пальцы, пока тот шел. Потом все залил белый свет. Когда камера подстроилась к яркому калифорнийскому солнцу, Майкл увидел ровный газон на собственном заднем дворе, край голубого бассейна, обложенного светлой плиткой, кипарисы, пальмы, агавы – и гонявшую между всем этим длинноногую серую лошадь, которая по какому-то недоразумению называлась собакой.
Бобби был ирландским волкодавом такого размера, что когда он вставал на задние лапы и клал передние Майклу на плечи, то оказывался на голову выше. Если он сидел на жопе, подняв морду, Майкл мог поцеловать его в нос, лишь слегка наклонившись. Он как-то чисто из интереса сравнил, у кого окажутся ноги длиннее – у него или Бобби. Выиграл, конечно, но только за счет того, что человеческие ноги оказались ровнее собачьих.
При всей своей жутковатой внешности Бобби был существом исключительно умным, дружелюбным, ласковым и игривым. Недостаток у него был только один.
Безбрежная, хроническая, истерическая избалованность. Он умел страдальчески вздыхать, смотреть глазами, полными печали всего ирландского рода, кататься по полу, выть, скулить, обижаться, дуться, пакостить и ускользать от наказания. Он был мастером эмоционального шантажа и грандмастером закатывания сцен. Сейчас этот косматый конь рывками бегал по заднему двору, подскакивал к бассейну, будто собирался броситься в него и утопиться, отскакивал и и взлаивал так, будто прощался с жестоким миром и сообщал ему свою последнюю волю. У Майкла тоскливо занудело в груди, он невольно свел брови.
– Он не любит, когда вы уезжаетесь, – сказал Иберо из-за камеры. – У него каждый раз потоп и убийство.
– Что сказала доктор Петерсон? Когда приедет?.. – Майкл пожирал глазами пересвеченную картинку, пытаясь по дерганому изображению понять, что не так с Бобби. – Он не хромает?.. Тебе не кажется, что он хромает? Ты смотрел ему лапы?
– Может, прихрамывается, – неуверенно протянул Иберо. – Вчера не было. Секретарь доктора сделала запись на шесть января.
– Что?.. Почему так долго?..
– Доктор Петерсон в Китае, она поехалась на конференцию по шарпеям.
Майкл сдавленно зарычал, взявшись за голову, потянул себя за волосы. Потом коротко бросил:
– Ладно. Не отходи от него. Что-нибудь придумаю.
Скайп схлопнулся с характерным бульком. Майкл сунул в рот новую сигарету, чтобы успокоить нервы. Сплюнул табак, перевернул. Смахнул пальцем список контактов, нашел иконку с героем кого-то из «Симпсонов», подписанную «Бранвен Левенворт, СЕО Хулиган Роботикс». Барабаня пальцами по столу, дождался, пока тот ответит на звонок.
На экране качнулся белый потолок с гроздью жизнерадостных воздушных шариков подозрительно вытянутой формы, отчетливо напоминающих надутые гелием презервативы. Черным маркером на них были нарисованы снежинки, снеговики и звезды.
– Первое января, мудила, восемь утра, – сказал за кадром сиплый голос Брана и сочно зевнул. – Че те надо в такую сраную рань?..
– Бран, проснись, есть серьезное дело! – позвал Майкл.
– Твою мать, – глухо пробормотал тот. Потом экран затемнила лапища Брана, послышался громкий шелест ткани, и в окошке Скайпа появилось лицо с заплывшими от недосыпа глазами.
Бран, как и десять лет назад, брился налысо. Говорил – привык. Говорил – его ссать как прет заявляться на деловые встречи в таком виде, отыгрываясь за все те разы, что он тусил на них в костюмчиках и при галстуке. У него был густой калифорнийский загар, короткая темная щетина на морде и татуировка от плеча до уха со стилизованным валлийским драконом.
– Че стряслось?.. – спросил Бран, держа телефон над собой, будто собирался делать утреннее селфи, как типичная звезда Инстаграма. На его татуированном плече сонно заворочалась чья-то макушка с голубыми и бирюзовыми завитушками. Судя по неоновому цвету и съехавшей на нос челке, это был парик.
– С Бобби что-то случилось, а его врач улетела в Китай, – сказал Майкл. – Можешь съездить туда?
Бран бросил протирать глаза – от изумления они у него и так раскрылись.
– В Китай?! – громко переспросил он. Неоновая голова у него на плече застонала и послала его нахуй хриплым девичьим голосом.
– К Бобби! Ко мне домой, в Лос-Анджелес.
– Ты ебанулся, мужик?.. – с непередаваемым сочувствием спросил Бран. – Где я, а где Лос-Анджелес? Да я буду часов пять ехать!
– Возьми билет на самолет! – мгновенно предложил Майкл.
Бран громко зевнул и почесал грудь.
– Слуш. Я тя канешн люблю, но ты пизданулся. Я не поеду за триста пятьдесят миль нянчиться с твоей псиной.
– Бран!.. Я тебе оплачу билеты туда и обратно! Первым классом! Чартер закажу, хочешь?!
– Дай я те сам оплачу чартер по направлению в нахуй, – дружелюбно предложил Бран. – Ты над своим Бобби дрожишь так, что у меня щас тут все аж завибрирует. Эта конина вечно выкаблучивается, когда ты уезжаешь. Знаешь, как это называется? Эмоциональный шантаж. Тебя шантажирует твоя собака, а ты ведешься, как малолетка на мороженку.
– Бран, с ним что-то случилось, – взволнованно повторил Майкл. – Иберо говорит, у него кровь на морде. А у него слабый желудок, ты знаешь.
– А у тя слабые мозги, эт я тоже знаю, – недовольно сказал Бран и пошевелил плечом, чтобы голова девицы с бирюзовым париком сползла за границы кадра.
– А если у него язва?.. Если он съел что-то? Стекло?.. Проволоку?
Бран недовольно вздохнул, заворочался, откидывая тонкое одеяло и спихивая с себя чужие руки и ноги. Сел на краю постели.
– Знаешь че. Он может вертеть тобой, скока хочет. Тока не мной. Я не куплюсь, лети к нему сам.
– Я не могу, – взмолился Майкл. – У меня работа!.. Ларри меня еще дня три не выпустит. Если с Бобби что-то случится, пока меня нет, если он правда заболел, а я не вырвусь – он же будет там один, без всех!.. Тебе он хотя бы доверяет! Просто побудь с ним, три дня всего, потом проси у меня, что хочешь!..
Бран со стоном закрыл глаза рукой.
– Сволочь ты голливудская, еще лицо пожалостливее сделай!.. – сердито бросил он. – Знаешь же, что я те не могу отказать, и пользуешься.
– Просто съезди, проверь, как он там, – попросил Майкл. – Он тебя любит, ему будет спокойнее. Иберо он не слушается.
– Он никого не слушается, потому что ты ему мозги набекрень сдвинул, – проворчал Бран. – Я те скока раз говорил: нельзя так баловать собаку, он же всякий стыд потеряет. И че? Он и потерял. Спать мы, видите ли, только в постели можем, жрать только рагу из единорога с трюфелями. Ты ему еще корону купи и к башке привяжи, чтоб было понятно, кто у тя в доме главный.
Бран поднялся, положил телефон на тумбочку у кровати, и Майкл снова увидел потолок с летающими презервативами. От движения воздуха они тихонько покачивались, натыкаясь друг на друга.
– Он просто… с потребностями, – вывернулся Майкл.
– С какими? – язвительно спросил Бран.
– Эмоциональными. Он нуждается в общении.
– В тапке по жопе он нуждается! – отрезал Бран. – И в дрессировке. Короче, – Майкл услышал, как затрешали клавиши ноутбука под быстрыми пальцами, – я смотрю ближайшие рейсы. Могу вылететь… сегодня в одиннадцать. А ты за это познакомишь меня с клевой девицей.
– Да хоть с тремя! – с облегчением сказал Майкл.
– Ну, с тремя не надо, – сумрачно сказал Бран. – Я уже это… Не мальчик. Одну давай. Как дела-то? Как Новый год?
Майкл выдохнул, потер лоб рукой, вспоминая о своих проблемах – о Джеймсе, о разговоре с Заком.
– Да, так… – уклончиво протянул он. – По-разному. Нормально. Как обычно.
– Я читал, тя на Оскар за что-то там номинировали?.. – судя по звукам, Бран натягивал узкие джинсы, подпрыгивая, чтобы втиснуться в них. Потом бряцнула пряжка ремня, вжикнул зиппер. – Тя поздравлять или ты суеверный?
– Не надо пока, – равнодушно сказал Майкл. – Первая номинация ничего не значит. Это просто знак, что заметили. Если получу, то только через год.
– Да ладно, а как же твоя, эта?.. Не помню, как ее. Ей сходу дали, а она начала позже тебя.
– Виктории дали, потому что Ларри договорился. Из-за ее награждения скандал был.
– Не слышал, – сказал Бран. Судя по внезапно поплывшему потолку, он подхватил телефон и пошел куда-то. – Давай вкратце, пока я кофе пью.
Он закрепил телефон на гибкой «лапе», подправил угол, чтобы Майкл мог видеть всю кухню – стильную, серебряно-льдистую, с рабочим островком, выгнутым, как пульт управления звездолетом. У Брана в доме Майкла никогда не покидало ощущение, что он на летающей тарелке. Что Бран сейчас нажмет кнопку – и окна затянутся силовыми полями, дом качнется, отрываясь от земли – и они рванут куда-нибудь к Альдебарану.
– В общем, ей дали Оскара за лучшую роль второго плана, – сказал Майкл. – А она играла главную.
– И че? – спросил Бран. – Не вижу интриги.
– Ну, это поперек правил, – пояснил Майкл, повысив голос, чтобы перекрыть шум кофемолки. – Совать актрису с первого плана в номинацию по вторым – все равно что ставить Шумахера против младшей лиги. Понятно, Шумахер их сделает. Про это все говорили. Но Ларри хотел, чтоб ей дали.
– И че, подкупил судей?.. – спросил Бран. Босиком, в одних джинсах с тяжелой пряжкой и с голым торсом, он лениво шарил по шкафчикам кухонного гарнитура, доставая разобранный блендер, посуду, разделочную доску и овощи из холодильника.
Майкл фыркнул.
– Все подкупают судей. Просто не напрямую. Взятки никто не дает, но всегда можно найти способ договориться. Членов жюри целый год облизывают, насколько бюджет позволяет – вечеринки, уступки, услуги, подарки семье… Кто сумел угодить лучше всех, тот и выиграл. Ларри просто перешиб всех деньгами, поэтому ей и дали награду вне очереди.
– Вот же гадюшник у вас там, – с отвращением сказал Бран и хрустнул палкой сельдерея, прежде чем разломать и бросить ее в стакан блендера.
Он всегда хорошо выглядел, а сейчас был практически на пике формы. Широкоплечий, мощный, согнавший с себя весь лишний жирок, он смотрелся едва ли не выигрышнее Майкла. Особенно сейчас, со своими раскачанными грудными мышцами идеальной формы. Майкл вечно был жилистым и с большим трудом набирал вес. Зато он мог есть пиццу, бургеры, тако и прочий фастфуд, а Брану приходилось строго учитывать все, что он брал в рот.
– А ты как? – спросил Майкл.
– О!.. – с энтузиазмом начал Бран, сдирая шкурку с моркови какой-то футуристической херью. – Знаешь, кого я себе отхватил? Томаса Мюллера!
– Ммм, – сказал Майкл. – Это кто?
– Мужик, ты в своем Голливуде пропускаешь всю жизнь мимо себя, – с укором сказал Бран и ткнул в его сторону очищеной морковкой. – Это руководитель отдела разработки двигателей в SpaceX. Ты хоть слышал, что такое SpaceX?
– Ну… они ракеты запускают?.. – вспомнил Майкл. – Я слышал, слышал, многоразовые ракеты, Фальконы. И че с ним?..
– Им сейчас светит огромный контракт с NASA, а за NASA толкается ВВС США. Задешево летать на МКС и выводить спутники, знаешь, всем хочется.
– Ты же роботами занимаешься, а не двигателями.
– Угу, – таинственно ответил Бран и дернул бровями. – В общем, я пока не хвастаюсь, но если он сведет меня с Илоном Маском – вот тогда и посмотрим.
– Удачи, – искренне пожелал Майкл.
– С тебя баба, – строго напомнил Бран, закрывая крышку блендера, в который накидал овощей для своего утреннего смузи.
– Блондинка или брюнетка?.. – спросил Майкл.
– Брюнетка, – сказал Бран. – Все, вали. Ты трепло, а мне скоро выезжать и крутить хвост твоему Бобби. Еще собраться надо.
Они попрощались. Майкл словно вынырнул из солнечной Калифорнии, окунулся обратно в январь и Нью-Йорк. Крыши, дождь. Рисовая лапша с грибами. Она и так была холодной, а сейчас, кажется, остыла еще сильнее. Майкл ткнул в нее вилкой, покрутил, наматывая лапшу на зубцы. Есть не хотелось.
Он вернул ее в холодильник, устроился на диване. Включил телевизор. Позвонил Иберо, сказал ему, после обеда прилетит Бран. Спросил, как там Бобби. Посмотрел, как тот ныкает морду под диванные подушки и закрывает ее лапами, не давая себя осмотреть. Утешил себя разговором с Иберо, что если Бобби ведет себя, как обычно – наверное, он прямо сейчас не умирает. Поужасался на отчетливые следы крови, оставшиеся на диване. Велел Иберо не спускать с Бобби глаз.
Потом второй раз позвонил Зак.
– Значит, так, я поговорил с Боннаром, – энергично заговорил Зак. – Он повлияет на Сазерленда, тот не бросит проект. С тобой я тоже поговорил, ты тоже никуда не уходишь. Боннар – деловой мужик, умеет работать с творческими натурами. Мы сделали свою часть работы, теперь вы покажите, что не трехлетние дети и тоже умеете работать. Ты сегодня обедаешь с Сазерлендом в три часа. Я заказал тебе столик в «Даниэль».
– Ладно, – с неприязнью сказал Майкл. – Только я не понял, этот… этот его хер тут при чем?
– Кроме того, что этот хер с ним спит? Боннар – издатель Сазерленда, все права на книгу у него.
Майкл поморщился, но промолчал.
– Мы договорились? – напористо спросил Зак.
– Да. Мы договорились.
– Отлично! А теперь скажи, Майки, что ты вчера сделал с Кинман?..
– С кем?..
– Кинман, Кимберли Эл Кинман, – Зак явно зачитал имя с бумажки или с экрана, судя по его выразительной интонации. – Ведет блог на ПерецХилтон. Она накатала про вчерашнюю вечеринку «Киприани» такую статью, что у меня волосы на яйцах поседели. Что ты ей вчера сделал?
– Я даже не знаю, кто это.
– А она пишет, будто что знаешь. Она пишет, что вчера на вечеринке ты был пьян, как цирковой медведь. Оскорбил ее, напал на нее и назвал жирной шлюхой.
– Не помню. Я вроде ни с кем не дрался, – с сомнением сказал Майкл. – Статья уже вышла?
– Майки, ты думаешь, на тебя работает агентство лохов? Конечно, нет, блядь! Не вышла! Но выйдет, если ты не дашь ей эксклюзив, не извинишься и не снимешься в рекламном ролике парфюмерной линии ее сестры.
– Так, ну с роликом она оборзела!
– Оборзела, – согласился Зак. – Молодец. Не давай себя нагибать. Эксклюзив и извинения, с нее хватит. Позвони Кармен, пусть подберет вам время и вообще проследит, чтобы эта шлюха не зарывалась. И будь паинькой.
– Хорошо, – сказал Майкл.
– Не пей, высыпайся и держи себя в тонусе. На фотосессии ты должен излучать счастье и позитив.
– Буду, – сказал Майкл.
– Сазерленд, сегодня, в три, «Даниэль». Я буду следить за тобой, Майки. Будь с ним милым, или тебе пизда, – на прощание пригрозил Зак и повесил трубку.
