Текст книги "52 Гц (СИ)"

Автор книги: Макс Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

– Прекрати! – выкрикнул Винсент, заметно краснея. – Что ты знаешь!.. О ненависти!.. Что ты можешь знать! Ты идешь, куда ноги несут, говоришь, что думаешь – что с тебя взять, какие грехи!..

– Это ты, что ли, грешник? – снисходительно спросил Майкл. – Кого ты обидел – мухе крылышко оторвал?.. Паука газетой прихлопнул?..

Винсент побелел так резко, что Майкл схватил его за плечи, чтобы подхватить, если вдруг от переживаний грохнется в обморок.

– Ты думаешь, мне не за что себя винить? – с глухой яростью спросил он. – Ты думаешь, в своей жизни я не сделал ничего, достойного упоминания? Когда мне было шестнадцать!.. – резко начал он и прервался. Оглядевшись, нашел взглядом оставленный на книжной полке бокал.

Шагнул к нему, выпил, как воду. В уголках рта остались красные следы – будто нарисованная улыбка. – Я встретил одну девушку, когда мне было шестнадцать, – сказал он. – Я всегда знал, что мужчины привлекают меня сильнее, но я был молод, мне хотелось экспериментов. Она жила в деревне, куда я приезжал на лето. Она тоже была юна. Ее звали Марта, – с нежностью сказал он, и Майклу почему-то показалось, что Винсент не выговаривал это имя уже много лет.

Майкл огляделся, обо что бы незаметно вытереть испачканные в земле руки, но ничего не нашел – пришлось отряхивать и вытирать об задницу, хорошо еще, земля была сухая. Он взял кружку с вином, подошел к Винсенту, будто чтобы позаимствовать бутылку. Для вида подлил себе, добавил ему в пустой бокал. У него было предчувствие, что Винсенту сейчас пригодится. Тот выпил.

– Однажды она написала мне, – сказал он. – Уже осенью. Что беременна. Я удивился, но не придал этому большого значения. Я имею в виду, – Винсент развернулся от книжных полок, испытующе глянул на Майкла, будто проверял, начал ли тот его осуждать. Майкл не начал – он слушал. – Я имею в виду, я не считал, что это трагедия или проблема или вообще что-то значительное. Я приехал к ней, мы с Мартой поговорили. Я сказал, что не буду на ней жениться, но и одну не оставлю. Что я признаю ребенка, позабочусь о нем, о ней. Если что-то понадобится – она всегда может мне позвонить, написать.

Майкл сел на диван, обхватив кружку пальцами, будто в ней был горячий чай. Поставил локти на колени, чуть ссутулился, глядя на Винсента.

– У нас большая семья, – сказал тот. – Внебрачным ребенком я никого бы не удивил – не я первый, не я последний. Часть побочных ветвей сохранилась только благодаря бастардам, так что, – он пожал плечами, – я считал, что это скорее хорошая новость. Я присылал ей деньги – достаточно, чтобы она ни в чем не нуждалась. Все было хорошо…

Винсент прихватил зубами нижнюю губу, медленно выпустил. Майкл следил за ним, не отводя глаз. Винсент долил в свой бокал остатки. Его заметно пошатывало, он взялся за спинку дивана, подождал.

– Она позвонила мне, когда он родился, – сдержанно сказал он. – В тот же день. Напуганная, сказала – что-то не так. Что ребенок болен. Я подумал, что речь о простуде или вроде того, посоветовал позвать врача, но она сказала, что не знает таких врачей. Что с ребенком что-то не так. Что мне лучше приехать.

Казалось, ему тяжело стоять. Он вцепился в спинку дивана до белых пальцев. Он показался вдруг постаревшим, уставшим. Стал тусклым в одно мгновение – как краски блекнут, если солнце заходит за тучи.

– Садись, – шепнул Майкл.

Винсент обошел диван, задевая его коленями. Кажется, он был уже порядочно пьян. Он сел, постаравшись сесть ровно, но быстро ссутулился.

– Я приехал, – сказал он, стараясь держаться спокойно. – По телефону Марта ничего толком не объяснила, я не знал, чего ждать. Я думал – господи, зачем я здесь, что я понимаю в детских болезнях? Мне казалось, она преувеличивает, как любая молодая мать. Что бы там ни было, я был готов найти какого-нибудь врача, который скажет, что ее страхи беспочвенны, и оставить побольше денег, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Он замолчал, глядя строго в бокал. Нахмурившись, поджал губы, будто ему предстояло отчитать Майкла за какой-то проступок, и своим молчанием он хотел придать большего веса своим словам. Майкл на такие уловки не велся – тем более что у Эммы хмурое выражение лица в таких случаях выходило куда убедительнее.

– Как его звали? – тихо спросил Майкл. – Ребенка.

– Пьер, – сказал Винсент впервые за все время дрогнувшим голосом. – Марта назвала его Пьер. Он родился с синдромом Дауна. Я даже не смог взять его на руки, – признался он. – До момента, как я увидел его, моя жизнь была безоблачной. У меня было прекрасное детство, беспечная юность. Я был любимым, забалованным ребенком. Мне ничего не приходилось решать. И вдруг я обнаружил себя – там. Марта в слезах спрашивает, что ей делать, держит на руках моего первенца – а я не знаю, что ей сказать, чего она хочет. Чем я могу помочь?.. Я даже не понимаю, откуда он взялся – мы же предохранялись. Я смотрел на него и понимал, что это не может быть правдой, это какой-то сон, бред – я просто увлекся девушкой, мне было интересно, ново – и вдруг, ты моргнул – а она стоит рядом и держит на руках…

Винсент залпом допил остатки вина, поморщился, даже зажмурился.

– Он казался мне таким уродливым, – сдавленным голосом сказал Винсент. – Неправильным, неприятным – я не смог заставить себя даже прикоснуться к нему. Это маленькое жалкое существо, которому была пара дней от роду, разрушило мой идиллический мир, в котором все всегда было на своих местах, упорядоченно, красиво.

У него по щеке скользнула прозрачная слеза, вторая повисла на ресницах. Винсент моргнул, стер ее. Долил себе в бокал остатки вина.

– Я просто уехал, – сказал он. – Оставил их, оставил все деньги, что у меня были, и сбежал. Каждую неделю присылал Марте деньги, хотя она не просила – а потом, через пару месяцев, она сказала, что больше не нужно. Что Пьер умер. Задохнулся во сне – а она не услышала.

Майкл протянул руку, взял его за плечо. Погладил, не зная, что тут можно сказать.

– Я не мог перестать думать, – сказал Винсент, – у меня все время крутилось это в голове – что, если это было не так, что, если это я толкнул ее… Если она не справилась, оставшись одна, если она из отчаяния, из беспомощности… Меня ужасало, что я думаю о ней так!.. Что мне вообще приходит в голову эта чудовищная мысль! Но что, если я был виновен в том, что толкнул ее на убийство? Я должен был что-то сделать. Забрать их. Здесь были врачи, больницы, можно было помочь им. Она была там одна!..

Майкл молча подвинулся ближе, притянул его головой к себе на плечо. Винсент судорожно вздохнул, глотая вино.

– Ты ничего не знаешь о ненависти к себе, – сказал Винсент, не отстранившись. – О трусости. Об ошибках, которые никогда не исправить.

– Ты хороший человек, – вполголоса сказал Майкл, обнимая его двумя руками. – Мне очень жаль твоего сына. Но ты спас Джеймса.

– Не нужно меня утешать, – пробормотал Винсент.

– А я и не утешаю, – сказал Майкл. – Я просто хочу сказать то, что давно должен был.

Винсент молчал, не возражая. Хотя если бы возразил – Майкл, наверное, велел бы ему заткнуться и помолчать.

– Спасибо за Джеймса, – негромко сказал Майкл. – Без тебя его бы сейчас не было. Спасибо за то, что нашел его. За то, что был с ним. За то, что любил его. Спасибо за то, что спас меня от этой вины – если бы он умер, я не смог бы с ней жить. Ты спас нас обоих. Подумай теперь о себе. У тебя герань дохнет. Герань – это же монстр. Ее в чулан запрешь на полгода, откроешь – а она цветет. С ней шутки плохи. А у тебя – дохнет. Поливай ее хоть раз в год.

Винсент фыркнул от неожиданности, вырвался из рук. Вытер покрасневшие глаза.

– Чаще не надо, – предельно серьезным тоном сказал Майкл. – А то она буйная. Но хоть раз в год. Выбери день, отметь крестиком. И поливай.

– Господи, – вздохнул Винсент. – Что ты несешь.

– У тебя такой сад на окнах, – продолжал Майкл. – Красиво же. А ты все горшки перебил. Куда это все теперь деть?.. Одна герань осталась, а к ней нельзя – подерутся.

Винсент недоверчиво посмотрел на него, издал нервный смешок. Не выдержал – рассмеялся, уткнулся лбом в руки. Тяжело вздохнул, оборвав смех.

– Давай ты приляжешь, – предложил Майкл, сунув ему диванную подушку. – Ненадолго. И отдохнешь. Можешь меня не стесняться – после всего, что у нас было, мы теперь почти семья.

Винсент обнял подушку, поднял на Майкла взгляд. И вдруг, качнувшись, ткнулся ему в губы, попытался обнять. Майкл, даже не удивившись, аккуратно взял его за плечи, отстранил.

– Не надо, – мягко сказал он. – Поверь мне, это плохая идея.

– Почему? – негромко спросил Винсент.

– Потому что тебе сейчас плохо, – сказал Майкл. – Тебе не хочется быть одному. Я с тобой посижу, если хочешь. Но я тебе не нужен.

– Нужен! – упрямо сказал Винсент. – Именно ты мне сейчас и нужен! Ты же меня понимаешь. Я рассказал тебе то, что никому не рассказывал. Меня тянет к тебе, просто раньше я не позволял себе…

– Я тебя не хочу, – просто сказал Майкл, не дав закончить. – Да если бы и хотел – не ответил бы. И когда ты протрезвеешь, ты поймешь, что ничего хорошего у нас не выйдет. Тебе хочется сбежать, не чувствовать одиночество. Ты думаешь, у нас много общего, потому что нам двоим больно. Что это объединяет.

Майкл обнял его, уложил его голову себе на плечо, обнял одной рукой.

– Ты неплохой мужик, знаешь, – сказал он. – Но тебе нужно найти того, кому будешь нужен ты сам, а не способ сбежать и забыться.

– Но я восхищаюсь тобой, – глухо сказал Винсент.

– Спасибо, конечно, – с улыбкой ответил Майкл. – Но все, что я могу тебе дать – это сочувствие. А оно у тебя и так есть, прямо сейчас.

– Слышу слова человека, который прошел «двенадцать шагов», – вздохнул Винсент.

– Правда в том, что я действительно их прошел, – сказал Майкл. – Может, тебе тоже стоит?

Винсент промолчал. Потом отстранился, улегся на диван, подобрав колени. Майкл нашел в одной из комнат какой-то плед, укрыл его и сел рядом.

– Моя семья его обожала, – невнятно сказал Винсент. – Все его обожали. Они были так счастливы, когда узнали, что мы поженимся. Я не знаю, как им теперь сказать…

Майкл похлопал его по плечу, поправил плед.

– Он так помогал мне, – пробормотал Винсент. – Во всех семейных делах. Ухаживал за стариками. Я с ними вырос. Родители были в разъездах, я все детство провел у деда. Он рано умер, осталась бабуля Нанет… Не знаю, кто за кем больше присматривал, я за ней или она за мной. Она все теряла – свои лекарства, очки, ключи, деньги… Мы шли гулять и терялись в городе, мне приходилось искать дорогу. Она обожала меня, но ей было почти девяносто, а мне – всего десять. Мы заботились о ней до ее последнего дня. Это был мой долг, но Джеймс помогал мне справляться. Развлекал ее, слушал, заботился…

Голос Винсента становился все тише, пока наконец не прервался. Майкл посидел с ним еще минуту, убедился, что спит. Потом встал, пошел искать по чуланам совок и щетку – чтобы не оставлять на полу цветочный разгром.

Когда Винсент утром добрался до кухни, вид у него был больной и помятый.

– Мой тебе совет, – дружелюбно сказал Майкл, глянув на него, и подцепил лопаточкой на сковородке румяный бекон, чтобы перевернуть, – хочешь надраться – бери что-нибудь покрепче. Водку, ром, виски – никогда не бери вино, похмелюга страшная.

Винсент стоял, держась за косяк, с усилием фокусируя взгляд на Майкле.

– Думаю, мне нужен кофе, – хриплым голосом сказал он и откашлялся сухим горлом. – Ты не мог бы сделать?..

– Тебе нужно поесть, – уверенно сказал Майкл. – Потом можно кофе.

– От слова «еда» меня начинает мутить.

Винсент сел за кухонный стол, обхватил себя руками и поежился. Майкл поставил перед ним банку маринованных огурцов, скрутил крышку:

– Пей.

Винсент в замешательстве поднял на него глаза:

– Что пить?.. Огурцы?..

– Маринад, – подсказал Майкл. – Отличное средство, прекрасно прочищает мозг. Поверь профессионалу.

Винсент недоверчиво принюхался к открытой банке.

– Никогда не слышал о таком средстве, – признался он.

– Никогда не зависал в клубе полночи, чтобы потом ехать на двенадцатичасовую съемку? Многое пропустил, – уверенно сказал Майкл.

Винсент поднес банку к губам, пригубил маринад, поморщился:

– Господи, это же гадость!..

– Лучше любого антипохмельного средства, поверь мне, – тоном знатока сказал Майкл. – Потом поешь, потом пойдешь двигаться.

Винсент поднес кулак ко рту, явно борясь с тошнотой.

– Пей! – скомандовал Майкл. – Пей и отпустит.

– Если меня стошнит при тебе – сам будешь виноват, я предупреждал, – пробормотал Винсент.

Он пил медленно, осторожными глотками, часто останавливался, чтобы отдышаться.

– Ужасная гадость, – сказал он наконец. – Но, кажется, ты прав. Становится легче.

Он отставил почти пустую банку, осторожно покрутил головой, разминая шею. Майкл поставил перед ни тарелку с жареным беконом и яйцами:

– Теперь ешь.

Винсент опять побледнел, поднес руку к носу.

– Ты шутишь, я не могу на это даже смотреть, – страдальчески сказал он, глядя в кухонное окно.

– Закрой глаза и ешь, тебе нужно жирное.

– Боже…

Винсент взял полоску бекона двумя пальцами, словно она была ядовитой. Откусил одними зубами. Шумно вдохнул через нос, пережевывая так аккуратно, словно у него болела вся челюсть сразу. К его явному удивлению, ему становилось лучше.

– Сигарету? – спросил Майкл, когда Винсент с благодарностью отодвинул от себя тарелку, на которой лежал остаток бекона. – Мятную. Я сбегал с утра, купил набор первой помощи. Получил новый опыт – на меня давно не смотрели, как на говно, только потому, что я говорю по-английски.

– Я не курю сигареты, – вздохнул Винсент, ладонями зачесывая волосы назад и открывая высокий лоб. – Вообще-то я курю трубку. Время от времени.

– Романтично, – коротко оценил Майкл. Винсент поднял на него глаза и криво усмехнулся. – Бери ее с собой, кофе ждет внизу.

– Нет, Майкл, я думаю, я подожду выходить на улицу, меня мутит.

– Не заставляй меня заставлять тебя, – со значением сказал Майкл. – Давай, сам подумай: свежий ветер, набережная Сены, кофе в стаканчике… И тебе надо на почту, помнишь?..

– Звучит заманчиво, – согласился Винсент. – Наверное, прогулку я осилю.

Вдоль набережной дул теплый ветер, парижане выгуливали мелких собачонок на поводках. Майкл держал картонный стаканчик через два картонных ободка, ждал, пока остынет.

– Мы часто ходили в театр, – сказал Винсет, глядя на другой берег реки. – Постоянно куда-то ходили. В цирк Дю Солей, на все новые шоу.

– Ему нравился цирк?.. – спросил Майкл.

– Нет. Мне, – признался Винсент. – Джеймс всегда интересовался тем, что мне нравилось. Иногда приходил с билетами, говорил – через неделю мы идем на выставку, на гастрольный спектакль, в варьете…

– Да, это он умеет, – сказал Майкл, улыбнувшись. – Мы так в Бирмингем съездили.

– Он рассказывал. У него есть эта черта. Неравнодушие. Он любил делать подарки, – сказал Винсент. – Отыскивал где-то раритетные книги. Пластинки. Столько всего от него осталось…

Майкл принюхался к горячему пару, сморщил нос. Он завидовал Винсенту, но уже как-то грустно, не зло. Они шли вдоль Сены от моста к мосту, смотрели на чаек.

– Знаешь, наш разговор помог мне понять кое-что, – сказал Винсент после длинной паузы. – Я сам никогда не смог бы уйти. Я бы думал, что снова оставил того, кто во мне нуждается. Я рад, что он нашел в себе силы отпустить меня.

– Думаешь, он понимал это?.. – спросил Майкл.

– Может быть. В глубине души. Я не знаю. Но он сделал это, и теперь я свободен.

– Ты скучаешь?

– Я подобрал его, как птенца, упавшего с дерева, – сказал Винсент. – Выходил. Вырастил. И теперь он улетел, чтобы жить. Он не мог оставаться раненым вечно. Это изматывало нас, но я не мог сказать ему – ты можешь сам, иди, живи, выбирай свой путь. Я все время ждал.

Мы все ждали, что кто-то другой сделает первый шаг. Я был уверен, что это будешь ты. А его сделал он. Он достаточно долго общался с тобой, чтобы не побояться стать мудаком, – Винсент улыбнулся.

– Ты думаешь, он простит нас за то, что мы сделали? – спросил Майкл.

– Я надеюсь, он простит меня за все, что я делал с ним, – сказал Винсент. – Знаешь, я понял – где-то внутри я был даже рад, что ты его мучаешь. Он ранится об тебя и каждый раз возвращается ко мне, и я ему нужен, я могу бесконечно утешать его, пока его бесконечно тянет к тебе. Это была такая маленькая, мелочная, мстительная радость, когда он возвращался, убитый тем, что ты его так и не позвал.

– Может, в каком-то смысле ты все же был прав, и мы нужны ему оба? Просто не стоило так торопить события.

– В первую очередь ему нужен он сам, – сказал Винсент. – И я горжусь, что он вырвался на свободу из моего тесного, тошного мирка. Просто сейчас мне очень его не хватает.

– Мне тоже, – сказал Майкл.

Они бродили по улицам, дышали, молчал и разговаривали. В основном говорил Винсент – Майкл слушал, благодарно принимая чужие воспоминания. Только потом, уже под конец, спросил, что стало с Мартой.

– Она так и живет в той деревне, – сказал Винсент. – У нее двое детей, она замужем. Я помогаю ей, присылаю подарки на Рождество. Но с тех пор мы не виделись.

Глава 37

– Ты меня кинул, – заявила Виктория холодным тоном, отодвинув Майкла плечом от двери. Зайдя в дом, она прямым ходом направилась к бару. Уперев руки в бока, оглядела ликеры и сиропы, достала из холодильника бутылку газировки.

– У нас кончился контракт, – сказал Майкл, ударяя в пол желтым теннисным мячиком – он играл с Бобби на заднем дворе, когда Виктория позвонила в дверь. – Помолвка кончилась вместе с ним.

– Контракт! – язвительно воскликнула она, разворачиваясь лицом к Майклу. – Можешь мне это не заливать. Ларри поднял тебя, сделал тебе имя – где твоя благодарность?

– Ларри сделал на мне деньги, – поправил Майкл. – А ты подняла свои рейтинги. Здесь никто никому больше ничего не должен.

– С кем ты теперь работаешь? – требовательно спросила она. – Кто тебя перекупил?

Майкл стукнул мячиком в пол, поймал его и покатал в руках.

– Никто. У меня собственный проект.

– Тебе стоит кое-что знать, – с угрозой сказала она. – Я говорила, под тебя кто-то копает. Ларри в курсе – кто это и что у них на тебя есть. Если ты уйдешь от него, он выпустит эту информацию, и тебя просто размажет. Уничтожит тебя.

– Это работа с ним меня чуть не уничтожила, – сказал Майкл. – Меня тошнит от него.

– Надо же! – патетически воскликнула Виктория. – Его тошнит! А меня, думаешь, не тошнит сосать у него?

– Вик, – спокойно позвал Майкл. – Это твой выбор, ясно? Не мой. Я так не хочу. И я так больше не буду.

– Ты что, решил оставить профессию? – издевательски поинтересовалась она.

Майкл смотрел на нее и думал, что она удивительно подходила этому дому. Ей было уютно в этом дизайнерском модном пространстве со стеклянными столами, авангардной живописью на стенах и шкурой какой-то несчастной зебры на полу. Впрочем, Майкл бы не поручился, что шкура была настоящая, ввиду моды на защиту животных. Виктория сама была – дизайнерской штучкой, аксессуаром чужой жизни. Когда-то ему льстило обладать ею. Они были, как парные браслеты, как две одинаковые интерьерные лампы на комоде – гордость хозяина, восхищение и зависть гостей.

– «Нью Ривер» не единственная студия в мире, как бы Ларри ни хотел думать иначе.

– Так тебя все-таки кто-то купил! – оживилась Виктория. – Сколько тебе предложили? гонорар плюс процент?

– Я больше не продаюсь, – сказал Майкл.

– Если ты не продаешься – ты не снимаешься, бросила она, допивая газировку.

– Неправда. Снимаешься. Но не за те деньги, которых ты хочешь.

– Ах, теперь это зазорно – хотеть зарабатывать? – взвилась она.

– Если ты хочешь столько зарабатывать – не ной, что приходится ложиться под Ларри, – сказал Майкл. – Здесь так устроено, по-другому не будет. Не нравится – иди в сериалы, иди к другой студии.

– К смешным гонорарам и забвению, – презрительно отозвалась она.

Майкл пожал плечами. У него не было желания ее спасать и переубеждать. Он снова застучал мячиком в пол.

– Ты все сказала? – спросил он.

Вместо ответа Виктория запустила пустой бутылкой в его сторону. Та грохнулась в пол, взорвалась осколками. С заднего двора раздался лай, Бобби помчался к Майклу через весь дом.

– Стой! – заорал тот, кинулся перехватывать Бобби, пока тот не напоролся на стекло. – Что ты делаешь, дура! – крикнул он, ухватив пса за ошейник.

Виктория выхватила из бара другую бутылку, запустила ему под ноги. Бобби нервно гавкал, пытался рвануться к ней – Майкл не пускал, оттаскивая от разбитого стекла и луж.

– Давай, натрави на меня свою собаку! – крикнула она. – Чего ты ждешь!

Майкл с трудом дотащил упиравшегося Бобби до своего кабинета, втолкнул туда, запер. Бобби завыл, бросаясь на дверь.

– Ты спятила, – зло начал Майкл, возвращаясь к Виктории быстрым шагом. Она отскочила, выставила руку:

– Не трогай меня!.. Не смей!

– Он мог пораниться!

– Он хотел броситься на меня!

– Ты могла попасть в него – ты что, не понимала?!

– Не трогай меня!.. Я позвоню в полицию!..

Майкл цапнул ее за запястье, потащил к выходу. Виктория упиралась, дергалась, пыталась наброситься на него с кулаками. Майкл распахнул дверь, вытолкнул ее наружу.

– Ты сломал мне руку! – закричала Виктория, встряхивая запястьем и прижимая локоть. – Твоя собака напала на меня!

– Больше не попадайся мне на глаза, – яростно выдохнул Майкл и грохнул дверью.

Зак названивал ему каждые несколько дней, и с каждым звонком его голос становился все тоскливее. Он умолял Майкла бросить свою идиотскую затею и вернуться к нормальным проектам. Убеждал, что, снявшись в двух успешных блокбастерах и в оскароносном фильме, нужно двигаться дальше. Пугал, что хорошие предложения скоро кончатся, что хорошие режиссеры не будут ждать его вечно. Угрожал, что скоро Майклу начнут предлагать шлак, а он не имеет права соглашаться на гонорар в пять миллионов, если за последний фильм получил семь. Говорил, что если он будет тянуть, его шансы вернуться в прежнем блеске начнут исчезать.

Майкл был непреклонен.

Убедившись, что его не сдвинуть, Зак сдался и сменил тактику. Они встретились за завтраком в одном из тихих ресторанов в центре города. У Зака было полчаса времени между встречами с другими клиентами, которые не планировали сделать из своей карьеры труп наркодилера, завернутый в черный пластиковый пакет.

– Я помогу тебе – но скажи, что ты понимаешь, что с этим проектом ты прогоришь, – предупредил Зак, поливая свою порцию оладий черничным сиропом. – Сейчас у тебя есть вес, репутация, но ты можешь потерять это все, ты понимаешь? Тебе еще повезло, что Виктория не стала скандалить. Но провальный проект – последнее, что тебе сейчас нужно, Майки.

– Я рискну, – сказал Майкл, размешивая свой кофе и наблюдая, как Зак посыпает оладьи ягодами. – Я дописал сценарий и уже договорился с одним фрилансером, она его вычитает.

– С фрилансером?.. – поперхнулся Зак.

– Да, одна девушка, она учится на сценариста. Согласилась помочь – свяжись с ней, оформи все, как полагается.

– Майки, – проникновенно сказал Зак. – Ты себя закапываешь, а я смотрю на тебя и плачу. Люди всю жизнь учатся делать фильмы, а ты нанимаешь студентку поправить тебе сценарий?.. Я же нашел тебе… Господи, я не могу поверить, что вообще обсуждаю это!.. Я же нашел тебе профессионала! Он отказался?

– Нет, – фыркнул Майкл. – Я от него отказался. Он начал все переделывать. Добавил любовную линию, сделал героя инвалидом. Сказал, что без романтической истории никто не будет это смотреть, а если герой не в коляске – никто не поймет, почему он такой странный. А я этого не хочу. Там не нужна никакая романтическая история.

– Майки, – осторожно сказал Зак, наклоняясь над тарелкой, чтобы податься ближе. – Тебе не кажется, что человеку с опытом стоило бы немножечко доверять? Хотя бы немножечко?..

– Нет, не кажется, – язвительно ответил Майкл. – Он вывалил на меня столько деталей, что у меня все в ушах застряло. На «трехчастной структуре» я вообще перестал его понимать. В этой истории нет никакой структуры, она там не нужна!

Зак уронил лоб в ладонь и громко, мучительно вдохнул и выдохнул.

– Если у меня не получится, я просто положу фильм на полку, окей?

– Господи… – сказал Зак своей вазочке с мятным муссом. – За что, Господи?..

– И найди мне кого-нибудь на главную роль.

– Я не буду искать «кого-нибудь», – решительно сказал Зак, сжав в кулаке вилку. – Тебе нужна настоящая звезда. Тебе нужно громкое имя на афише. Так, давай я подберу какого-нибудь зоозащитника, сейчас таких навалом.

– Главное – найди нормального, который будет делать, что я скажу, – уточнил Майкл. – Кого-нибудь простого, ладно?

Он с сожалением вздохнул.

– Жалко, что Питер сейчас занят. Я бы позвал его, но у него такой отличный проект – не хочу его срывать.

– Я могу ему позвонить и спросить, что он думает, – предложил Зак.

– Нет, не надо, – Майкл покачал головой. – Не надо его дергать. Тем более в заведомо провальный проект, – с сарказмом добавил он. – Не хочу гробить ему послужной список.

– Значит, тебе нужно найти кого-то, кого не жалко угробить, – подытожил Зак.

– Кого-то, для кого этот проект не угробит карьеру, потому что карьеры пока толком и нет, – поправил Майкл.

– Когда ты планируешь съемки?

Майкл с сомнением запустил руку в волосы.

– Я еще не знаю. Я только начал организовывать все. На весну, наверное. На апрель или май. Сейчас осень, а мне для съемок нужно, чтобы было тепло. Я надеюсь, за полгода со всем разберусь.

– Давай я найду тебе маленький проект на пару месяцев, чтобы ты не скучал?.. – вкрадчиво предложил Зак.

– Знаю я твои «маленькие проекты», – отрезал Майкл. – Нет. У меня и без того работы хватает.

Работы хватало, и сценарий был меньшей из проблем. Решив поднять проект самостоятельно, Майкл обнаружил, что с трудом представлял себе масштаб того, что придется сделать, и сколько людей придется привлечь. Сценаристом, режиссером и продюсером он выступал сам, и из списка примерно в пятьдесят человек троих можно было вычеркнуть. Оставались люди, которые будут отвечать за звук и свет, за подбор места сьемок, кастинг, кейтеринг, монтаж, операторскую работу, костюмы, реквизит, грим, электрику, транспорт, финансы… Составив полный список всех, кто сможет ему понадобиться, Майкл приуныл. Какое-то время он малодушно думал, что не справится. Потом думал, что на подготовку и организацию всего этого уйдет не полгода, а три.

Потом он решил, что просто начнет – а там будет решать проблемы по мере их поступления. И если он соберет себе на голову все типичные ошибки новичка, так тому и быть. Главное – продвигаться к цели, так же упорно, как это делал герой его истории.

Он отдал сценарий на доработку, вычеркнул один пункт в бесконечном списке своих дел и приступил к следующему: планированию мест съемок. Вся первая часть фильма проходила исключительно в квартире главного героя. Значит, нужно было найти студийное помещение и организовать там квартиру. Вторая часть проходила в дороге – значит, нужно было проложить маршрут по нескольким штатам и арендовать достаточное количество автобусов и трейлеров, чтобы перевозить всю толпу народа. Майкл чуть не забыл вписать в этот список камера-кары – было бы круто приехать на местность и обнаружить, что снимать придется с рук.

Самая большая проблема была с финалом. Встреча с китом была кульминацией всего фильма. Майкл обзвонил несколько цифровых студий, чтобы узнать хотя бы приблизительно, сколько они возьмут за визуальные спецэффекты – потом долго сидел и думал, глядя на цифры. Это было не просто дорого, это было безумно дорого. И даже если бы он решил выбрать этот вариант – ему пришлось бы встать в очередь, потому что все приличные студии были заняты проектами на несколько лет вперед.

Некоторое время он обдумывал возможность сделать кита анимационным, но это убивало на корню всю идею. Герой предпринимает такое путешествие ради встречи с нарисованным китом? Это бы превратило всю историю в фарс. Нет, кит нужен был живой. А значит, всю эту ораву людей нужно было везти куда-то на побережье и организовывать там подводные съемки. Примерный бюджет фильма разросся до двух миллионов.

Майкл смотрел на это и думал – а не был ли Зак прав? Он собирается выкинуть на ветер огромные деньги. Просто так, из прихоти. С большими шансами получить в итоге невероятно нудную ерунду ни о чем. Стоило ли оно того? Сил, времени, денег? Он же видел это кино у себя в голове, он мог посмотреть его с любого места, всего лишь закрыв глаза. Почему это казалось ему недостаточным? У него был его комикс, его сценарий, в конце концов. Разве этого было мало? Ради чего он хотел это сделать?..

Почему он не мог довериться мнению Зака, как всегда доверял, взять любой из проектов, который тот предлагал, выкинуть из головы эту историю и просто жить дальше? Не ломать себе карьеру своими руками? Вернуться в обойму, списав последние полгода на творческий кризис и нервный срыв, лететь дальше, становиться все ярче. Взять, наконец, роль Бонда, тем более что слухи жужжали вокруг, что его уже рассматривают на нее. В числе других, но – рассматривают. Он бы справился. Это была его роль. Он же к этой мечте и шел столько лет, так что теперь, разворачиваться – всего в одном шаге от нее?

Не совершает ли он очередную ошибку?..

Он садился за стол, за которым провел столько часов, вынимая у себя из головы историю слово за словом. Смотрел на фотографию Джеймса.

Винсент отдал ему несколько. Тогда, тем похмельным утром, на лестнице – Майкл уже уходил, спустился на половину пролета, когда Винсент выскочил из дверей, крикнул вниз:

– Майкл!.. Подожди!..

А когда Майкл поднялся назад, сунул ему несколько фотографий. Прямо в рамках, как были. Неловко, почти волнуясь.

– Ты говорил, у тебя ни одной нет, – сказал Винсент. – Пусть будут.

Они обнялись на прощание.

Теперь Майкл смотрел на лицо Джеймса и думал – что бы ты посоветовал?.. Джеймс молчал, приходилось решать самому. Проводя в сомнениях дни, он возвращался к проекту – стараясь просто не думать, что это будет, зачем, для кого.

Бран и Дакота навестили его в конце декабря, когда Майкл на себе прочувствовал все тяготы жизни творческого человека. Он мало спал, ел что попало, почти не выходил из дома. Просыпался с мыслями о поиске людей, засыпал с мыслями об оптимальном маршруте. Просыпаясь среди ночи, хватал оставленный на одеяле блокнот и вписывал пришедшую в голову идею – он обжегся пару раз, когда был уверен, что ничего не забудет наутро – конечно же, забывал и потом по полдня мучался, пытаясь вспомнить, что же там было такого важного и гениального. Бобби недовольно ворчал на него, потревоженный среди ночи, толкал в грудь, чтобы Майкл лег обратно. Майкл бурчал ему подождать и торопливо записывал: не забыть то, не забыть это.