Текст книги "52 Гц (СИ)"
Автор книги: Макс Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 49 страниц)
Шелест одежды в сумраке был неестественно громким, громче было только тяжелое пьяное дыхание, громче был только шум в голове, как прибой, накатывающий волнами, омывающий гулом крови виски. Звякнул ремень, когда Майкл расстегнул ему джинсы и влез рукой внутрь, даже не сняв их, прижал член к животу ладонью.
– Если бы ты не ломался – я бы взял у тебя в рот, – жадно прошептал Майкл. – Помнишь, как в первый раз. На вечеринке. Ты был такой сладкий.
– Господи, прекрати, – бессильно прошептал Джеймс.
Майкл давил на его член ладонью, чувствуя жар под пальцами.
– Я бы вылизал тебя, как ты любишь, – продолжал тот, запуская руку глубже, чтобы обхватить весь ствол. – Везде. Я помню, как ты пищал, когда я засовывал тебе язык в…
– Майкл!.. – звенящим и хриплым голосом воскликнул тот.
Майкл без церемоний содрал с него джинсы, оставив их у лодыжек, подтолкнул к мягким тюкам шерсти. Джеймс споткнулся, едва не упал. Майкл подпихнул его, заставляя лечь на них грудью, рухнул на колени сзади. Джеймс судорожно дышал, пряча лицо в парусину, что-то бессвязно мычал. Майкл прижался к его голой заднице, торопливо расстегнул бриджи, раскатал по члену презерватив, добавил смазки.
– Держись, моя девочка, будет немного больно, – предупредил он.
– Я тебя ненавижу, – мучительно простонал Джеймс и осекся, хватая воздух, когда Майкл надавил, придерживая себя рукой.
От жара и тесноты у него кружилась голова, перед глазами плавали пятна. Он хотел бы сдержаться, продлить, он хотел бы, чтобы сердце не частило, как неисправный мотор, но не мог, и не останавливался, резко и быстро вбиваясь в белую задницу. Джеймс кусал себя за руку и мычал, кусал Майкла за пальцы, которыми тот дотянулся до его рта, облизывал их, содрогаясь от коротких толчков, забирал пальцы в рот до хрипа. Майкл кончил первым, и очень быстро. Джеймс протестующе застонал, когда тот отстранился, но Майкл всунул в него пальцы, погладил, намекая, что просто так не оставит. Наклонился, прижимаясь к спине, шепнул:
– Я бы хотел, чтобы в тебе было мокро не от смазки, а от меня.
Джеймс застонал в голос, сжал задницу, подмахнул. Кончил, до костяшек насаживаясь на три пальца, забрызгав парусину своей спермой. Обмяк, горячий и вздрагивающий. Майкл освободил его, вытер смазку, оставшуюся на пальцах, подолом своей рубашки. Подтянул штаны, привалился рядом. Джеймс, вытирая глаза, выпрямился, шатаясь. Он рвано дышал, будто после долгих слез. Майкл погладил его по голому бедру, пока тот не подтянул джинсы и не застегнулся.
– Ты помнишь, что мне сказать, – сипло сказал Джеймс и кашлянул, прочищая горло.
– Я и не забывал, – сказал Майкл.
Они привалились друг к другу, обхватились руками, сидя на полу под тюками шерсти.
– Знаешь, – после молчания сказал Джеймс. – Я не думал, что все будет так. Я готовил себя к другому. Я думал, мне придется смотреть на то, как ты увиваешься за другими. Бегаешь за всеми подряд. Я выращивал на себе броню, чтобы ничего не чувствовать, не ревновать. Я был уверен, что ты забыл меня. Но когда… там, в «Киприани». Когда ты повернулся. И я увидел, как ты на меня смотришь. Я не был готов к этому. Я смотрел на тебя, пока ты еще не знал, что я здесь. Как ты разговаривал с людьми, как ты вел себя. Как ты изменился. Стал красивым, – Джеймс привалился головой к его плечу, погладил по груди. – А потом ты увидел меня – и тебя словно подменили. Ты стал отвратительным. Неприятным, это даже не то слово… не неприятным. Ты был пьяным чудовищем.
Майкл вздохнул, не возражая. Он сам знал, что Джеймс был прав.
– И моя броня… она треснула, когда я увидел, что с тобой стало. От одного взгляда на меня. Оттого, что ты узнал, что теперь у меня есть Винсент. Я не мог представить, что тебе будет так больно. Я был уверен, что ты все забыл, я готовился к твоему равнодушию. Я хотел отказаться тогда, потому что я испугался. Твоих чувств. И своей вины.
– Ты-то в чем виноват? – тихо спросил Майкл, ероша губами его волосы.
– В том, что не верил, что все это время ты меня ждешь, – сказал Джеймс, рассеянно поглаживая его по груди. – Потом, когда я видел, как ты читаешь сценарий… Когда ты сказал, что ты будешь гордиться, попросил не отдавать никому эту роль… Моя броня начала рассыпаться. Тогда я в первый раз подумал, что страшно ошибся, когда перестал верить в тебя. Я видел, как ты смотришь на меня. Я видел, что в тебе ничего не умерло. Потом, когда видел, как ты работаешь с Питером… деликатно, чутко. Искренне. Я понял, что значили твои слова… что Виктория – это твоя работа. Я думал – ты просто нашел удобную отговорку, чтобы оправдывать все свои связи. Но теперь я понял… это не так. Твои девушки, с которыми ты появляешься на публике… это и правда часть твоей работы. Прости меня.
Майкл тяжело вздохнул, зарылся губами в его волосы. Погладил по шее, зацепился пальцами за кожаный шнурок. Вздрогнул от внезапного осознания. Не дыша, подцепил его, вытащил из ворота. Положил на ладонь подвеску.
Лук со стрелой.
– Я не хочу ему изменять, – тихо сказал Джеймс сдержанным от слез голосом. – Я хотел сделать это один раз. Попрощаться. Понимаешь?..
– Да, – сказал Майкл и опустил руку, оставляя старый подарок висеть на шнурке.
Когда он вернулся на съемочную площадку, он нашел в телефоне десять пропущенных вызовов от Зака и несколько его сообщений.
«Закончишь трахаться – перезвони».
«Надеюсь, это не Лейни».
«И не Сазерленд».
«Господи, только не Сазерленд!»
«У нас большие проблемы».
«Лейни только что бросила девушка».
«Все говорят, что это из-за тебя».
Глава 21
Майкл оставался на месте съемок, даже когда все уже закончилось. Ему казалось, он прожил здесь целую жизнь. Оставлять ее в прошлом, понимать, что все кончилось, было трудно. Он прощался с этой историей, с этим местом. С Эриком, который врос в его плоть и кровь настолько, что Майкл не вполне понимал, как будет жить без него. Как он вернется назад, к прежней жизни, в Лос-Анджелес. К новым съемкам, к Виктории, к Ларри. Этот фильм перепахал его, словно поле, и он не знал, как собрать себя заново, как запихнуть внутрь все то, что пришлось из себя вынуть. Конструктор больше не собирался, части не подходили друг к другу, не желали складываться в единый механизм и работать, как раньше. Он не был прежним.
Он чувствовал себя мертвым. Ожившим зомби, который потерянно бродит вокруг старого дома, смотрит в окна, но не может войти в прежнюю жизнь.
Джеймс, может быть, понял бы его, но с Джеймсом было уже не поговорить. Он уехал.
Не замечая времени, Майкл прожил пару недель, глядя, как постепенно исчезают все признаки того, что здесь было. Как уводят технику, как увозят лошадей обратно в Ольстер. Съездил к Шеймусу – тот выкарабкивался медленно. Врачи говорили, если реабилитация пройдет успешно, он снова сможет ходить. Пока он не мог.
Майкл не знал, как закончить все это, как перестать маяться и блуждать. Ему нужен был какой-то… маяк.
Маяк.
Решение было спонтанным, почти бессознательным. Он хотел оставить себе что-то на память об этом времени. Наверное, именно так Джеймс писал на руках свою летопись. Майкл тоже хотел – помнить. Не забывать все то, что случилось. Видеть перед собой – постоянно – то, что было, как знак… он даже не понимал, чего именно. Не надежды, потому что надежды не было. Не боли, потому что боль уходила, оставляя после себя пустоту. Просто какую-то точку, которая говорила бы ему… Да черт знает, что бы она ему говорила.
Рисунок он нашел в интернете, коряво срисовал, чтобы было похоже на тот, из Баллингари. Принес в салон, попросил доработать по его кривому наброску. И на правой руке, на внутренней стороне от локтя до запястья, ему набили маяк. На скалистом основании, с волнами, бьющими в камни – поднимающийся из воды, стройный, непобедимый.
И его отпустило.
Пока маяк подживал, Майкл часто сидел и рассматривал его – бездумно, просто глядя на линию стен и на пенные гребни волн. Словно слушал шум моря, бьющего в скалы, шуршащего по камням. Дышал вместе с ним, в такт. Пытался услышать, пытался понять.
С маяком на руке жить стало как-то легче. Словно он сам расправился, поднял голову, задышал. Словно все, что было разобрано – собралось, как трансформер, во что-то новое, что-то другое.
Он просидел на одном месте, прощаясь с куском своей жизни, до конца мая. Отпуская Эрика, отпуская Джеймса. Отпуская себя, будто провожая в дальнее плавание, будто в новом мире кораблям все еще требовались месяцы, чтобы добраться из одной точки земного шара в другую. Он даже подумывал вернуться в Нью-Йорк не самолетом, а лайнером, но на трансатлантический рейс у него не хватило бы времени: в июне начинались съемки второй части «Неверлэнда».
Свадьбу Сары и Томми устроили с благородным размахом. Традиции традициями, мезальянс мезальянсом, но сохранять лицо было важнее, и аристократическая родня прогнулась. Деваться им было некуда, особенно – от авторитета леди Агаты. Со стороны Сары было несколько сотен гостей, со стороны Томми – пара далеких родственников, горстка близких друзей и лондонские знакомые.
Майкл радовался и завидовал – молча.
Томми в их компании бы не первым: у Эвана давно была семья и две дочери. У него была замечательная жена – спокойная, уверенная в себе, очень земная. Приятная брюнетка того особенного типа женщин, которые иногда встречаются рядом с гениальными мужчинами. Занятые своим собственным делом, домом, детьми, они ждут возвращения своих мужей из творческого полета и дают им возможность полностью отдаваться призванию. Жена Эвана работала акушером в частной клинике, писала диссертацию по каким-то сложным аспектам беременности (Майкл не вникал в детали) и была во всех отношениях человеком положительным. Их отношения казались Майклу куда больше дружескими, чем супружескими, но он в чужую личную жизнь не лез. Эван был доволен своим браком и любил всех своих девчонок, что жену, что дочерей. Этого Майклу хватало.
Отношения с женой Эвана у него как-то не складывались. Они общались дружелюбно, но на дальней дистанции. Майклу все время казалось, что он ей не нравится. Хотя она ни разу за все время их знакомства не дала ему этого понять, он испытывал что-то вроде детской мальчишеской ревности к женщине, которая завладела его лучшим другом. Может, она это чувствовала – а может, ему просто казалось. Выяснять правду он не стремился.
С Томми и Сарой все было иначе. Он видел, как зарождался их роман. Он помнил, как они встречались – еще тогда, то вчетвером, то впятером, в пабе. Он был в курсе всего, что у них происходило, даже когда уже уехал в Америку, потому что если Томми нужно было кому-то поныть и пожаловаться, он звонил или ему или Брану и пространно сетовал на жизнь. А они, как и полагается лучшим друзьям, в один голос советовали прямо противоположные вещи – извиниться, забить, извиниться с букетом, надраться, махнуть рукой.
А теперь у них будет семья. Теперь у них будет ребенок. Их, общий. Одна часть Сары, одна часть Томми, а в итоге – новая жизнь. Майкл с трудом это осознавал. Когда они все успели так повзрослеть?.. Они же сами совсем недавно были мальчишками!.. Он сам иногда до сих пор ощущал себя по-подростковому дурным и горячным. А оглянись – тебе уже тридцать, друзья женятся, друзья заводят детей… Рождение дочерей Эвана почему-то не казалось Майклу таким невероятным событием. Но Томми!.. Томми будет отцом? Да куда ему, он же сам вчерашний пацан!..
Это с трудом укладывалось в голове. И при всех попытках смириться и развернуть мысли в том направлении, что ему вообще-то тоже не помешает, сама идея того, что Виктория забеременеет от него и тоже кого-нибудь родит, приводила его в содрогание. Он бы скорее согласился, чтобы от него залетела любая из его случайных партнерш, но не дай бог Виктория.
– Когда у нас будет свадьба, я тоже хочу триста гостей, – сказала Виктория.
Они приехали в числе первых, с самого утра, задолго до момента, когда им, друзьям жениха и самому жениху, нужно было отправляться в церковь и ждать там невесту. Татуировку на руке еще чуть-чуть жгло, но это была приятная боль. Майкл ощущал ее под рукавом как свою тайну.
Томми заранее проинструктировал его насчет строгого дресс-кода, так что Майкл был экипирован по варианту white tie: фрак-визитка, особый жилет, особая сорочка, особенный галстук. Виктории к ее костюму полагалась шляпка, и та выбрала одну с такими длинными фазаньими перьями, что Майклу постоянно хотелось за них дернуть.
Высшее английское общество, конечно, производило впечатление. Майкл краем уха слышал титулы: половина женщин здесь была леди, половина мужчин – какие-то сэры, и их легко было отличить по совершенно особенной дружелюбной улыбке с сомкнутыми зубами. Улыбаться мы тебе улыбаемся, но близко не подходи. Куда легче было знакомиться с простыми смертными. Майкла и Викторию здесь знали как минимум в лицо, но они были далеко не единственными знаменитостями среди гостей. Знакомые лица мелькали то тут, то там, как на кинофестивале. Среди гостей он заметил Арджуна – узнал его сразу, хотя и видел-то всего пару раз в жизни. Один его фильм в судьбе Майкла был слишком уж судьбоносным, так что и лицо запомнилось. Они с Викторией подошли поближе, чтобы поздороваться. Майкл уже хотел было представиться, но тот опередил:
– Майкл!.. А я тебя помню. Рад видеть, ужасно рад.
Майкл удивленно поднял брови.
– Правда?..
– Ты часто бывал у Сары, я еще тогда заметил тебя. Когда это было?.. Лет восемь назад?..
– Десять, – сказал Майкл. – Я был на показе одного из ваших фильмов. Не думал, что вы запомните.
– Такое лицо?.. Такую фактуру?.. – спросил тот. – Нет-нет, мне было очень приятно следить за твоей карьерой. Особенно в ранние годы. У тебя были прекрасные работы!
– Спасибо, – Майкл улыбнулся. – А я помню ваш фильм. «Поиск солнца», кажется.
– Это был творческий поиск, – тот отмахнулся. – Ранняя лента, сейчас я бы сказал, там слишком много формы и мало сути.
Майкл слишком плохо помнил фильм, чтобы сказать по этому поводу что-то внятное, так что неопределенно повел головой, что могло означать как вежливое несогласие, так и вежливое согласие.
– Я знаю, что ты сейчас не занимаешься независимым кино, но я был бы рад однажды с тобой поработать, – сказал Арджун. – Если у тебя выдастся время.
– Да, – согласился Майкл. – Если выдастся время.
Они обменялись телефонами, как обычно делают в таких случаях. Такие контакты редко потом срабатывают, но Майкл выучил правило – знакомства, знакомства, еще раз знакомства. Этими знакомствами его Фейсбук был набит под завязку. Кто-то помнит тебя, ты помнишь кого-то, и может быть, однажды случайное знакомство принесет тебе шанс вырваться на голову вперед соперника. Кто знает?..
Держа Викторию рядом, Майкл, как и все остальные гости, передвигался от одного знакомого лица к другому. Между делом знакомился с незнакомыми. Было трогательно, когда он узнавал те, десятилетней давности лица, которые когда-то закатывали глаза от его присутствия. Ему было интересно – вспомнит ли кто-нибудь того парня на мотоцикле, что приезжал к Саре, над которым некоторые так любили поржать?..
Нет, не помнили. То ли он так изменился и они не могли связать нищего выходца из трущоб с восходящей звездой, то ли просто все эти тогдашние студенты, тусовщики, начинающие музыканты, модели и актеры не давали себе труда запомнить очередную Сарину игрушку. Майкл вклинился в одну группу гостей, в другую – ему улыбались, его узнавали, его принимали, как равного, а некоторые даже – с огоньком восхищения. Майкл улыбался в ответ снисходительно. Он помнил мулатку Нтомбе – она стала дизайнером, и Виктория пару минут оживленно щебетала с ней про фасоны. Обе обрадовались знакомству: Вик вообще любила надеть на себя что-нибудь нестандартное, прямо с подиума (Майкл говорил «о, Господи» и прикрывал глаза рукой, чтобы не видеть), Нтомбе не помешала бы реклама и она была бы счастлива предоставить Виктории одно из своих платьев. Майкл вежливо молчал и улыбался, пока они менялись контактами.
– Мне все больше здесь нравится, – сказала Виктория, цепляясь за его руку и невзначай прижимаясь бедром к бедру.
Она вела себя безупречно. Хотя, на вкус Майкла – слегка переигрывала с простодушной милотой. Теряя Ларри, она искала, в кого срочно вцепиться, чтобы не утонуть, если покровительство кончится. И она, конечно, первым делом вцеплялась в Майкла. Во-первых, потому что они были связаны контрактом, во-вторых – потому что ей явно казалось, что если посильнее надавить Майклу на жалость, тот наконец поддастся и женится. Майкл исполнял сложный танец «шаг вперед и два назад» и на данный момент слегка подостыл к идее свадьбы с Викторией.
Наконец среди гостей он разглядел золотую макушку Эвана, утянул Викторию к нему. Хочешь – не хочешь, а представлять девушку было нужно. Эван так искренне радовался знакомству, так улыбался и повторял, что ужасно, ужасно рад, что Майклу показалось – это ему самому сейчас предстоит вести Викторию к алтарю, и ему слегка поплохело.
– Послушай, – Эван взял его за рукав, сдавил руку длинными пальцами. Он смотрел прямо – он редко так делал, так что Майкл насторожился. – Я хочу тебя попросить.
– Давай, – отозвался Майкл с легкой тревогой. – Ты же знаешь – все, что угодно.
– Мы посмотрели ваш фильм. «Неверлэнд». Джейн просто обожает тебя.
Майкл улыбнулся. Жена Эвана – Майкл постоянно забывал ее имя, терял его в памяти, а потом оно выскакивало на него из-за угла – Патрисия, ее звали Патрисия, Эван зовет ее Пэт – тоже улыбалась, стоя рядом. Они вдвоем выглядели идеально подходящими этому обществу. Она – молчунья с ямочками на щеках, он – весь куда-то летящий. Они были хорошей парой, Майкл знал это, просто никак не мог простить ей то, что она была женой «его Эвана».
– На следующей неделе у нее день рождения, – сказал Эван, пылко вглядываясь ему в лицо. – Ты мог бы прийти?..
– Я?.. – изумился Майкл. Последний раз на дне рождения девятилетней девчонки он был тогда, когда ему самому было десять.
– Фредди, не умолкая, говорит только о лошадях, – сказал Эван. – Джейн заразилась – ты же знаешь, какая она обезьянка – и теперь просит у меня пони в подарок. Я думал, она хочет плюшевого, но она хочет живого!.. Как я могу подарить ей живого, если его негде держать?..
– А я тут при чем? – спросил Майкл. – Фредди тоже хотела пони, но я ей сказал, чтобы губу не раскатывала.
– И Фредди две недели жаловалась на это Джейн, так что та теперь бредит собственной конюшней! Я уговорил ее поменять пони на говорящего попугая – и тебя впридачу
– Так, слушай, я, конечно, люблю тебя, но ты не можешь подарить меня своей дочери, – засмеялся Майкл.
– Ей нравится твой Крюк! – тоже смеясь, пояснил Эван. – Ты бы мог прийти к ней на день рождения?.. Только в костюме!..
– Поверить не могу, что ты нанимаешь меня аниматором к своей дочери, – Майкл старался сдерживаться, но не улыбаться во весь рот не мог. – Хорошо, я приду. Но если мне понадобится написать песенку – ты у меня в долгу и с тебя музыка.
– Договорились! – с энтузиазмом кивнул Эван и хлопнул Майкла по руке.
Краем глаза Майкл заметил пару знакомых фигур, не прощаясь, отошел от Эвана. Винсент заметил его первым, развернулся, тронул за локоть Джеймса. Томми все-таки пригласил их. И хотя Майкл предпочел бы видеть Джеймса одного, без этого паровозика, он не хотел никому портить сегодняшний день.
– Привет, – сказал он и протянул руку – сначала одному, потом второму.
– Привет, – негромко отозвался Джеймс, вскидывая глаза. Словно ничего между ними не было, а если и было – то он не хотел об этом вспоминать. Наверное, как-то вот так он и представлял их встречу в Киприани?.. Какой-то такой?..
Джеймс был какой-то причесанный, ровненький, идеальненький – будто Винсент, как мама-кошка, вылизывал ему шерстку, прежде чем выпустить в люди, и Джеймс был приглаженный, умытый и слегка оглушенный после такой процедуры.
После обмена обычными любезностями Майкл не удержался, спросил:
– Вы уже выбрали дату?
– Начало сентября, – охотно сказал Винсент. – Третье или четвертое, мы еще не решили.
– А, самое начало, – сказал Майкл. – Жаль. Я думаю, не смогу прилететь – у нас съемки будут в самом разгаре.
– Конечно! – успокивающе сказал Винсент, будто с потрохами купился на эту отмазку. – Ничего страшного. Съемки – это важно.
– Очень важно, – кивнул Майкл. – Ужасно жаль, что я не смогу.
– Мы все понимаем, – серьезно кивнул Винсент и даже протянул руку, чтобы успокивающе тронуть Майкла. Забота сыграна была блестяще – Майкл оценил. Со стороны, не зная, о чем идет речь, никто бы не заподозрил фальши. Виктории вот в голову даже не пришло что-то подозревать, и она заговорила о свадьбах с Винсентом – и этой, и будущей, и о возможной – своей.
– Куча народу, да? – сказал Майкл. Пока Виктория развлекала Винсента светской беседой, он тоже вполне мог по-светски поговорить с Джеймсом. Да? О чем-то нейтральном.
– Мой отец тоже здесь, – негромко сказал Джеймс, глянув на него. – Просто хотел тебя предупредить.
Взгляд у него бы какой-то слегка заискивающий. Типа, «я знаю, что ему есть за что получить от тебя, но, пожалуйста, не бей по лицу, и вообще не трогай его».
– Я не буду скандалить с твоим отцом, – смиренно сказал Майкл. – По крайней мере, не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
– Я бы предпочел, чтобы ты вообще не скандалил, – вздохнул Джеймс.
– С ним? – уточнил Майкл. – Или вообще?
– Вообще.
– Не, ну я так не могу, – сокрушенно сказал Майкл. – Я же творческая натура. Знаешь, каких нервов мне стоит один день не поскандалить? Даже представить нельзя, каких. Я вот сегодня – могу. А завтра – уже не могу, мне прям физически надо наорать на кого-нибудь.
Джеймс невольно засмеялся, заулыбавшись.
– И на кого же ты обычно орешь? – повеселев, спросил он.
– Так на тех, кто затронет мою тонкую творческую натуру, – предельно серьезно сказал Майкл. – На таксиста могу. На коллег каких-нибудь. На дождь. На шкаф. Один раз на велосипед наорал – ну, его Питер перед крыльцом оставил, а я вышел в темноте покурить, и как пизда… как ударюсь, – поправился Майкл. – Надо было тогда на Питера наорать, но мне лень было – это его еще сначала идти, потом будить, потом объяснять… Пока объяснишь, уже орать перехочется. Так что я – на велосипед, очень неплохо вышло.
Джеймс тихо хохотал, держась за руку Винсента и пряча в него лицо. Винсент сдержанно улыбался, будто Майкл рассказал какую-то вульгарную, но все же смешную шутку. Виктория, прослушав рассказ и ничего в нем не поняв, все равно легонько посмеивалась, подыгрывая Майклу.
– В общем, папу трогать не буду, – серьезно заявил Майкл, и Джеймса чуть не накрыло второй раз. Винсент со снисходительной улыбкой придерживал его возле себя, похлопывал по спине, успокаивая. Майклу казалось, Джеймс уже и так чересчур спокойный, еще немного – и из него можно будет транквилизаторы делать. Из Винсента вот наверняка уже можно.
Винсент старался безмятежно улыбаться, будто в его жизни все было даже лучше, чем в буклетах Свидетелей Иеговы, будто эти буклеты с его жизни и рисовали. Майкл разглядывал его, не отворачиваясь. Симпатичный мужик, немного за сорок. Улыбка добрая, но без сахара и карамели, а такая, будто он всех за все заранее уже простил. Майклу физически трудно было дышать рядом с ним, будто Винсент был этакой пуховой подушкой, что опускается на лицо и душит, душит, душит… Спокойно и добродушно убивает тебя, чтобы ты больше так не переживал. Глаза у него были умными. И очень проницательными.
Майкла как будто толкнуло в голову: типаж. Бери да пользуйся, пригодится.
Может быть.
Майкл убрал образ Винсента-маньяка подальше в мысленную библиотеку, вернулся в реальность.
– Так что там с вашей свадьбой? – мирно переспросил он. – Когда – то есть, где хотите устроить?
Винсент переглянулся с Джеймсом, будто проверял, не изменились ли их прежние договоренности, будто место проведения свадьбы они меняли несколько раз и все еще могли передумать.
– У моей сестры есть шато на Луаре, – охотно начал Винсент. – Мы пока остановились на нем. Будет скромная церемония – для друзей, для семьи. Человек пятьдесят, может быть.
– Это у вас такая большая семья или так мало друзей? – шутливо спросила Виктория.
– Большая семья, – Винсент вдруг улыбнулся по-человечески, тепло, а не просветленно. – Это даже без дальних родственников – их не зовем, им это будет не интересно. Нет, они не против идеи, – тут же пояснил он, – просто им все равно. Когда ты один из двадцати пяти внуков, внучатых племянников, троюродных братьев, в какой-то момент большинству становится почти безразлично, что у тебя происходит, лишь бы ты был доволен. Если вся семья будет собираться на каждую свадьбу, крестины и похороны – это будет как пчелиный рой, который ищет новое место для улья. Сегодня – здесь, через месяц – там, и так круглый год, потому что постоянно кто-то рождается, умирает или женится. И я даже не считаю дни рождения – я почти каждую неделю звоню кого-то поздравить. У меня в настенном календаре, – он поднял руку и поставил в воздухе невидимый крестик, – все семейные праздники отмечены на год вперед, иначе это просто невозможно удержать в голове.
Этот жест и эта деталь – настенный календарь с днями, отмеченными крестиком, – вдруг больно уколола Майкла туда, куда он совсем не ждал. Он так и представил себе Винсента – поздно вечером за письменным столом, под настольной лампой, может, даже в очках – отмечающим в календаре дни рождения кузин и кузенов, бабушек и прабабушек, племянников, сколько-бы-ни-былоюродных – в апреле Антуан и Марго, в сентябре Жанетта, Козетта, Жанин, а у Филиппа и Луизы дни рождения в один день, и надо не забыть обоих… Это было так странно, так трогательно, так… понятно. Майкл спросил себя, почему сам так не делает? У него ведь тоже полно родни, можно же выкроить пять минут и позвонить просто чтобы поздравить?.. Или послать подарок заранее, а не второпях?
– Не вижу ничего плохого в том, что семья часто собирается вместе, – сказал он, просто чтобы поспорить. Хотя сам прекрасно понимал, что Винсент имел в виду: у людей есть и другие дела, кроме как кататься по стране из одного дома в другой со свадьбы на похороны, с похорон на именины – и это уже не говоря о суете размещения полусотни гостей в лучшем случае. Но он просто не мог удержаться и не сказать поперек. – В Ирландии семейные праздники не считаются нудной обязанностью. Мы рады встречаться. Даже если кому-то приходится спать на полу или на стульях. Другое дело, что мы не всегда можем, – с сожалением добавил он. – Кого работа держит, кого здоровье.
– У тебя же большая семья, да? – Винсент вдруг улыбнулся ему искренне и тепло.
– По матери, – сдержанно сказал Майкл, мгновенно жалея, что завел этот разговор. – Ездил к ним на каждое Рождество, сколько себя помню, пока не поселился в ЛА. С отцовской стороны все мудаки. Ну, кроме отца.
– Да, я знаю, про историю Леннерта, – с сожалением сказал Винсент, и Майкл гневно глянул на Джеймса – даже это ему разболтал?! Как так-то?! – Мне очень жаль, Майкл, – сказал он с какой-то странной интонацией, и тот мгновенно отлепил взгляд от Джеймса, не понимая, откуда в голосе Винсента звучит не просто сожаление, а… вина? Какое он отношение имел к Леннерту, господи?.. С чего бы ему так жалеть о парне, которого он никогда не видел? – Иногда так бывает, что человек, твоя родная кровь, не просто родная, а кто-то особенный, умирает без тебя – а ты даже не знаешь, ты не рядом, – продолжал Винсент. – Может, ты даже еще не родился, – он кивнул на Майкла. – Но от этого ничуть не легче. Без этого человека что-то уже не так, даже если ты понимаешь не сразу, узнаешь не сразу.
Майкл смотрел на него, ошарашенный таким откровением. Откуда он знал?! Этого Джеймс рассказать не мог, этого Майкл сам не рассказывал Джеймсу – так откуда Винсент все это знал и так точно, так больно описывал?.. Майкл заткнулся, взял у проходящего мимо официанта бокал шампанского с подноса. Прикинул, под каким достаточно вежливым предлогом можно свинтить.
– Ладно… что ж, – Винсент улыбнулся, сам подхватил бокал. – Не будем грустить. Не сегодня.
– Шато на Луаре?.. – мурлыкнула Виктория, помогая вернуть разговор в более приятное русло. – Там должно быть очень красиво.
– Там изумительно, – с благодарностью подхватил Винсент, между делом передавая Джеймсу шампанское. – Мы там часто бывали. Сестра живет одна, только с мужем – дети разъехались по университетам, внуки еще не родились – она постоянно зазывает гостей, чтобы не скучать. Мы иногда просто живем там, когда Джеймс пишет что-то новое, – Винсент провел ладонью по его спине, улыбнулся почти как гордый родитель.
Майкл огляделся, надеясь, что заметит кого-нибудь, кто позволит ему отколоться от счастливого союза. Портить праздник никому не хотелось – ни себе, ни этим двоим. А выносить их присутствие было почти невозможно.
К счастью – заметил. Дакоту и Брана. Они стояли под руку, как любая из этих парочек, которыми был наводнен газон позади особняка. Майкл полюбовался ими издалека. Потрясающая вышла пара. Смотрелись они даже эффектнее, чем он с Викторией. Бран – безупречный, будто у него самого родословная была не с собачий хвост и не состояла ил алкоголиков и уголовников. Дакота – заметная, яркая. Они с кем-то дружелюбно болтали – но вдруг дружелюбие испарилось. Гости растерянно переглянулись. Бран покраснел, кажется, извинился, быстрым шагом увел за собой Дакоту.
То, что они ссорились, было видно невооруженным глазом. Дакота бросила что-то резкое, рванула куда-то в сторону. Бран остался стоять, растерянно и зло шаря глазами вокруг себя. Момент был подходящий – Майкл извинился, оставил Викторию с Винсентом болтать о Луаре. Подошел.
– Эй. Что случилось?
Бран покачал головой, провел ладонью по короткому ежику волос, которые делали его похожим не на владельца и основателя стартапа в Кремниевой долине, а на уголовника, только что увидевшего белый свет после десятилетней отсидки.
– Да мы все время ссоримся, – обреченно сказал он и взял у Майкла его бокал, опрокинул в себя, подавился пеной. – У нас все сложно, – пояснил он, хватаясь за второй с услужливо повернутого подноса. – Она сказала, не будет со мной спать. Типа, никогда. Что если меня это устраивает – мы можем дружить. Ну… мы дружим, – задумчивым голосом, полным глубокой печали, сказал он. – Договорились, что я вожу ее на свидания, только если это не ресторан, так что выделываюсь, как могу. Зоопарк, казино, планетарий, парк аттракционов…
Он вздохнул.
– А сейчас-то что случилось? – с сочувствием спросил Майкл.
