Текст книги "52 Гц (СИ)"
Автор книги: Макс Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 49 страниц)
Глава 29
В начале ноября, едва закончились съемки «Неверлэнда», Майкл вздохнул свободно: работа вымотала его куда сильнее, чем ожидал. Постоянно бороться с желанием сделать что-то лучше и знать, что проявлять инициативу бесполезно, было мучительно. Раньше ему нравилось, очищая голову от ненужных мыслей, окунаться в роль, забывая себя целиком. Теперь он не мог – его вдруг стало слишком много, столько, что не забудешь, подальше не запихнешь.
Едва получив свободу, он улетел в Лондон, к родителям. Целую неделю провел, занимаясь блаженным бездельем: валялся на ковре с Фредди и смотрел с ней мультики или играл в шашки, копал ямы в саду для новых кустов под руководством Эммы, по старой памяти проторчал два дня в отцовском гараже, медитативно полируя лаково-красный Мазератти 1930-го года выпуска. Вытащил Эвана пообедать к Томми. Купил на барахолке антикварную печатную машинку. У нее западали клавиши и болтался регистр. Майкл распотрошил ее, очистил от пыли и грязи, пересобрал. У машинки оказался приятный шрифт и мягкий, звучный ход. Майкл даже пожалел, что не одарен никаким литературным талантом: за такой вещью приятно было бы сидеть, роняя на колени пепел от сигареты, и стучать, отпечатывая какую-нибудь захватывающую историю. Захватывающих историй у него было много, но ни одна не годилась для печатного пересказа. Он отвез машинку к себе, в Шордич. Может, как-нибудь он сподобится написать на ней Джеймсу письмо.
Пока им хватало чата в мессенджере. Они обменивались сообщениями – не слишком бойко, не слишком плотно, оставаясь на расстоянии. Ничего серьезного не обсуждали, о прошлом и будущем не говорили, просто делились короткими новостями и болтали о пустяках. Джеймс отвечал то сразу же, то урывками. Ему, наверное, неловко было чатиться с Майклом в присутствии Винсента. По крайней мере, ничем другим Майкл эти длинные паузы в разговорах не объяснял.
Главной новостью ноября была премьера «Баллингари». Шестьдесят первый фестиваль ирландского кино в Корке, один из старейших в Европе, открывался их фильмом. Это было событие, повод встретиться – но Майкл не спрашивал, появится ли Джеймс: он одинаково не хотел слышать ни «да», ни «нет». «Нет» – будет грустно, «да» – будет больно.
Они поставили точку, пусть она и размазалась по листу парой клякс. Может, со временем они станут просто приятелями – говорят, время лечит. Майкл говорил себе, что это – по-взрослому. Жизнь – не кино. Легко было мотаться к Джеймсу через океан, пока тот еще был свободен. А теперь у него кольцо на пальце, и для Майкла, как ни смешно, это все-таки что-то значило. Они все сделали выбор, каждый – свой.
Впрочем, у него хватало поводов для волнений и без мыслей о Джеймсе. Обычно – он никогда не волновался перед премьерами. Перед первыми – может быть, немного, но это было радостное волнение, предвкушение чего-то удивительного. Сейчас же все было не так, и чем ближе был день открытия фестиваля, тем отчетливее он чувствовал временами, как холодеют руки и желудок скручивается в тугой узел. Он не знал, что увидит. Он хотел увидеть – но ему казалось, что, оказавшись в зале, он просто закроет глаза, заткнет уши и просидит так все два часа до самых титров.
Он боялся, что вновь увидит на экране – себя. Не историю Эрика, не историю Терренса – а себя. И окажется, что все – зря, все впустую, и ему опять захочется сказать себе, крикнув в экран: не выделывайся, ты, там!.. Что ты строишь из себя, что ты кривляешься? Тебе там не место!
Это чувство грядущего позора росло с каждым часом, пока в день премьеры не стало таким тошнотворно-острым, что он уже не мог думать ни о чем, кроме поиска достаточно внятного предлога, чтобы уйти из зала и не смотреть фильм.
Блуждая по холлу отеля, где собиралась команда, Майкл нервически пил шампанское и заедал конфетами. На пустой желудок шло хорошо, но руки оставались холодными. Он блуждал глазами по лицам, не вынимая из зубов улыбки, хотя ему казалось, что если он будет так судорожно стискивать челюсти, рано или поздно он не отопьет из бокала, а откусит край.
Майкл поставил очередной пустой бокал на столик, потянулся к новому – но его перехватил Питер. Майкл махнул ладонью, мол, бери-бери, тебе тоже не повредит – и оглянулся, чтобы найти себе новый. Питер, когда в него не целились камеры, был мрачным и тихим, непохожим на того бодрого, уверенного в себе паренька, которого Майкл встретил год назад. Удивляться было нечего: его дальнейшая карьера зависела от этого фильма. Майкл буквально чувствовал, как где-то за пределами кадра критики шлифуют на точильных камнях свои перьевые ручки, чтобы потом примериться и вонзить поострее, выискать в картине все слабости, промахи и нелепости. Если фильм удастся – Питер сможет стать серьезным драматическим актером, но если провалится – ему, скорее всего, придется искать другую профессию.
Они стояли за одним столиком, одинаково мрачные, одинаково молча пили.
Прилетели практически все.
Шене чуть в сторонке давал короткое интервью какому-то местному телеканалу. Он уже видел фильм и считал, что это будет что-то невероятное. Не то чтобы Майкл не доверял его мнению – Майкл ничьему мнению не доверял, он просто пил.
Неподалеку среди гостей мелькал Коди, таская на руке нарядную молодую девицу, разыгрывал с ней трепетную влюбленную пару. Они с Майклом делали вид, что не знакомы.
Был Джеймс. Один, без Винсента. К нему Майкл тоже не приближался, ограничившись тем, что обменялся с ним коротким приветствием и поздравлением с премьерой. Немного по-детски хотелось попросить его – «скажи, что все будет хорошо». Но это было бы глупо. Майкл предпочитал молча стоять рядом с Питером и делать вид, что у него все зашибись.
Его даже не взбесило, когда рядом возникла Виктория – свежая, радостная, сверкающая гладкими голыми плечами.
– А ты что здесь делаешь? – сквозь зубы спросил Майкл, когда на них навели камеры, и ему пришлось приобнять ее.
– Я здесь, чтобы поддержать тебя. Ты тоже мог бы появляться на моих премьерах, – ласково проворчала она.
– На каких премьерах?.. В чем заметном ты снялась за последний год, кроме «Неверлэнда»? Ты здесь, чтобы поддержать себя.
– Даже если так – я все равно уже здесь, ты же не будешь меня выталкивать.
– А стоило бы.
– Дорого обойдется, – шепнула она, держа улыбку.
Виктория была, как клещ. Это был не ее день, не ее фильм, не ее праздник – но она, пользуясь выгодным статусом официальной невесты, держалась рядом с Майклом практически на всех фотографиях и едва не влезла в групповое фото каста, которое они делали перед выходом из отеля.
Показ проводили в старинном театре. Сто двадцать лет назад это был театр варьете, а сегодня здесь ставили спектакли, оперы – и проводили кинофестиваль. Зал был скромным, на шестьсот пятьдесят мест. Майкл думал, будь их даже в пять раз больше, все были бы заняты: «Баллингари» с его тематикой стал событием фестиваля.
Они вышли на сцену перед белым экраном, чтобы сказать короткую приветственную речь и высказать все благодарности, положенные для этого случая. Ирландцы, французы, американцы. Майкла мутило так, что ему казалось, еще немного – и он не выдержит. От волнения у него немели щеки. Он с трудом сказал что-то в микрофон, когда до него дошла очередь, скомканно поблагодарил всех за возможность сделать такую работу.
Потом они наконец расселись. Майкл обмахивался программкой, хотя в зале было прохладно. У него тряслись руки и холодели пальцы. Он попытался уткнуться в телефон, но телефон не помог. Он твердил себе, что должен взять себя в руки – но не получалось. Джеймс сидел через пару кресел от него, Майкл безумно жалел, что нельзя сейчас взять его за руку, сжать своей, повлажневшей от нервов. Когда погас свет, на экране начали вспыхивать логотипы кинокомпаний, участвовавших в съемках. Майкл сцепил зубы, глядя на экран.
Темнота. Сизый порт сквозь угольный дым, гудок парохода. Люди на причалах, носильщики, перекинутые на берег сходни… Ирландия, Корк, 1846 год – субтитры. Он увидел Питера – нет, Терренса – который пробегал сосредоточенно-недовольным взглядом по головам толпы. Увидел сапоги, заляпанные каплями грязи после верховой поездки. Камера поползла вверх по ногам – и он понял, что сейчас увидит себя. Или Эрика, но куда вероятнее – себя. Его захлестнула паника.
Он торопливо покинул свое место, выбрался в боковой проход у стены, путаясь в чужих ногах, наступая на них, извиняясь – юркнул за занавес, прикрывающий двери. Толкнул тяжелую створку, вывалился в коридор. Отдышался, выпрямился. Огляделся, чтобы вспомнить, в какую сторону фойе. Там еще должно было оставаться шампанское, Майкл надеялся, оно поможет ему скоротать время. Но сначала, наверное, ему надо было умыться. Приложить к лицу холодные руки, проверить, на место ли оно, не разъехалось ли, как неровно составленная башня из кубиков.
Из зала следом за ним выскочил Джеймс, тревожно окликнул:
– Майкл! Что случилось?
Тот повернулся с видом обреченного.
– Я не могу, – признался он. – Я не могу на это смотреть, это слишком… не знаю. Мне надо что-нибудь выпить.
Он толкнул плечом дверь мужского туалета, шагнул к раковинам. Включил холодную воду, зачерпнул ладонями, окунулся в нее. Пальцы ощутимо тряслись. Он набрал еще воды, выпил из горстей. Джеймс оказался рядом, положил ему руку на спину.
– Майкл. С тобой все хорошо?..
Тот помотал головой, разбрызгивая капли с волос. Выпрямился, отчаянно посмотрел на Джеймса, моргая мокрыми ресницами.
– Нет.
Джеймс смотрел на него с беспокойством. Майкл шагнул к нему, сгреб в объятия, ссутулился, уткнувшись холодным мокрым лицом ему в шею. Джеймс ласково обнял его в ответ, погладил по спине.
– Ты знаешь, я никогда ничего своего не смотрел, – вполголоса признался Майкл вороту его рубашки. – И сейчас не могу. Без тебя, когда не держу тебя за руку… ничего не вижу.
Джеймс успокаивающе гладил его по затылку, прижавшись щекой к щеке. Майклу казалось, еще немного – и его начнет бить дрожь, как при ознобе, до стука зубов.
– Я тоже немного волнуюсь, – тихим шепотом сказал Джеймс. – Думаю, это нормально. Моя первая экранизация все-таки.
Майкл распрямился, посмотрел в глаза.
– Тебе не обязательно со мной возиться – иди, смотри, – попросил он. – Потом расскажешь.
– Нет, – мягко и уверенно сказал Джеймс, отвечая прямым взглядом. Глаза у него сейчас казались особенно глубокими. – Я посмотрю вместе с тобой. Как-нибудь потом.
– Ладно, – вздохнул Майкл. Сил, чтобы спорить, у него не было. – Питера спрошу. У него нет столько мусора в голове. Отзывы почитаю.
– Это не мусор, – сказал Джеймс, смахивая пальцами что-то невидимое у него со лба. – Когда ты вложил столько сил, бояться увидеть результат – это естественно.
Майкл уткнулся головой ему в плечо, постоял так, держа Джеймса в руках и слушая тонкий свежий одеколон с его шеи. Потом выпрямился.
– Тут недалеко есть паб, – сказал он. – Посидим там?
– Посидим, – отозвался Джеймс.
В пабе было немноголюдно. Майкл взял им по Гиннессу, они устроились подальше от входа. Густой вкус темного пива показался Майклу неприятно сладким. Он вздохнул, отодвинул стакан.
– Не понимаю, почему со мной так, – обреченно сказал он. – Я же так хотел увидеть, что получилось. Чувствую себя, будто сбежал с собственной вечеринки. Просто не могу видеть себя на экране. Мне все время кажется, что это какая-то подстава. Что я попал сюда по ошибке. По-моему, я превращаюсь, знаешь, в капризную звезду с заебами. Такого никогда не бывает, когда я на площадке. Когда я работаю – я знаю, что я на своем месте. А в зрительном зале… просто не могу.
Джеймс смотрел на него, подперев щеку ладонью.
– Как мы здесь оказались? – спросил Майкл. – Ты женат. На афишах мое лицо. Мне все время кажется, что это какой-то сон. Что не может такого быть, чтобы все так сложилось.
Джеймс протянул руку, погладил его по ладони. У него на пальце мягко сидело неширокое золотое кольцо. Майкл смотрел на него, будто оно его гипнотизировало.
– У тебя получилось, – просто сказал Джеймс. – Все, о чем ты мне рассказывал – ты сумел. Покорил Голливуд. Стал знаменитостью.
– И остался без тебя.
Джеймс вздохнул, погладил его по пальцам. Потом подцепил мизинцем, перевернул. Майкл вздрогнул, отдернул руку. Но не убрал – накрыл ладонь Джеймса своей. У него сейчас было все, что он хотел бы ему предложить. Все, к чему он стремился. Но для самого Джеймса места в его жизни не было.
– Знаешь, я думал, у тебя не хватит смелости тогда взять меня за руку, – сказал Джеймс. – Всегда хотел спросить, почему ты все же решился.
– Потому что хотел, – невесело сказал Майкл. – Потому что ты мне нравился. Не так, как другие. Ты был необычным. Мне хотелось узнать, как это бывает… если с парнем. С тобой.
– Ты меня тогда, можно сказать, потряс, – задумчиво сказал Джеймс, поглаживая его кисть большим пальцем. – Я представить не мог, что ты на такое способен. Ты вообще только и делал, что разрушал мои стереотипы. Я уже тогда понял, что ты способен на многое. Не удивляюсь, что ты столького смог добиться.
– Я снял номер в отеле, – невпопад сказал Майкл. – Пойдем со мной.
Джеймс слегка вздрогнул, отнял руку.
– Нет, я не могу.
– Можешь, – без нажима возразил Майкл. – Винсент сказал мне, у вас открытые отношения. Что он не возражает, если ты спишь с другими.
– Когда он тебе это сказал? – у Джеймса расширились глаза.
– Какая разница? – Майкл пожал плечами. – Это же правда?
– Правда.
– И как это сочетается с тем, что ты не выносишь полигамность? – невесело усмехнулся Майкл.
Джеймс положил локти на стол, сгорбился над стаканом Гиннесса. Покрутил его по столу, отпил.
– Мы договорились об этом много лет назад, – сказал он. – Я тогда был на тяжелых антидепрессантах. С сексом все было… сложно. Я не мог отвечать ему так, как он бы хотел. Мне вообще ничего не хотелось. Он ни на что не жаловался, но я видел, что иногда ему не хватает возможности расслабиться. Я сам предложил ему, – со вздохом сказал Джеймс. – Сказал, что если он будет находить себе кого-то… без обязательств, без отношений, просто секс – и если я ничего не буду знать об этом… То я буду не против. Он был благодарен. Сказал, что не будет пользоваться этим правом слишком часто – только иногда, для разрядки. Что он понимает, что я не всегда могу дать ему то, что он хочет. И что я, конечно, всегда буду у него в приоритете. Но если я устал или не в настроении… Хотя это он мягко выразился, я тогда вечно был «не в настроении». В общем, мы договорились. Он сказал, что я могу рассчитывать на такое же понимание с его стороны.
Майкл слушал, едва не открыв рот.
– Серьезно? – изумленно переспросил он. – Вы вот так позволяете друг другу трахаться на стороне?
– В наших отношениях секс – не главное, – сказал Джеймс. – Но он есть, если это тебя интересует.
– Не очень, – признался Майкл. – Скорее меня интересует то, что ты ничем не связан.
– Предлагаешь себя на роль любовника? – грустно усмехнулся Джеймс.
Майкл покачал головой.
– У меня нет сил с тобой спорить, – сказал он. – Просто побудь со мной. Ты мне нужен.
У Джеймса дрогнуло что-то во взгляде.
– Не могу отказать, когда ты так просишь, – тихо сказал он.
Джеймс умел быть нежным. Он умел быть бездонным, принимающим, утоляющим боль. Он умел растворять в себе, растворять боль, как крупинки соли в воде, и вода становилась соленой… морской. Горькой. Майкл пил его, как эту воду, тонул в ней, падал – а океан расступался под его весом, и дна – не было. Джеймс принимал в себя все. Без остатка. Шептал что-то нежное на ухо. Ласково. Держал на себе – бережно. Не вздрагивая, как не вздрагивает океанская глубь, какой бы шторм не бушевал на поверхности. Он был тихим. Затягивал в себя, поглощал. Кроме него, ничего больше не было. Майкл дышал им. Его шепотом. Его руками, прижимая ладонь к губам, почти плача в нее. А может быть, не почти. Джеймс брал все. Он почти не двигался, обнимал Майкла за спину, за сведенные судорогой лопатки. За напряженную шею. Целовал, снимая губами капли пота с висков. Это было жутко – вначале, когда Джеймс потянул его на себя с темным взглядом. Словно падение, будто Майкл проваливался куда-то, летел, а дна все не было, не было… Он замирал в ужасе от ожидания удара о камни, который разобьет его, расплескает брызгами, но камней не было, удара не было, он падал и падал, проваливался в зыбкую синюю мглу, а потом… ощутил покой. Выворачивающий наизнанку. Вынимающий из него все – все, что влезло под кожу, застряло там, как крошки в простыне, как иглы, занозы, как мусор. Покой безбрежный и ласковый. И он вдохнул. Задышал. Этой прохладой и мглой. И не мог надышаться. Джеймс держал его. Такой сильный в своей необъятности. Такой огромный в своем принятии, что по сравнению с ним Майкл чувствовал себя…. мелким. Беспомощным. Это пугало настолько, что Майкл стремился сильнее прильнуть к нему, войти глубже, чтобы ощутить берега… а берегов не было. Никаких. Только покой. Ни страха, ни горя. Никакого другого мира. Джеймс смотрел на него, не отворачивался – видел все. И его не пугало. Он был рядом, потому что был нужен. Потому что Майкл просил – быть.
Когда его вынесло, обессиленного, Джеймсу на грудь, как волной на песок, тот держал его, гладил по волосам, говорил, что все хорошо. Майкл слушал его голос, закрыв глаза. Сил поднять веки не было. Он мог только слушать. Стук сердца. Шепот. Свое дыхание – тяжелое, рваное. Чувствовал тяжесть своего тела. Жар Джеймса под ним. Каплю пота, щекотно скользившую вдоль носа. Он заворочался, попытавшись подняться, но Джеймс удержал, не позволил встать и откатиться в сторону. Майкл так и остался лежать на нем, между его ног, обнимающих его коленями. Только хрипло спросил, когда смог:
– А ты?..
– Я в порядке, – спокойным шепотом отозвался Джеймс, ероша ему волосы. – Все хорошо. Лежи.
– Нет, я… я хочу, – отозвался Майкл, едва ворочая языком. – Пожалуйста. Для меня.
Он опустил руку, погладил его по ягодицам, по влажной промежности. Два пальца вошли легко. Джеймс тихо вздохнул и протянул руку к своему члену. Майкл ласкал его, не открывая глаз, лежа головой у него под сердцем. Слушая быстрый стук. Прижимаясь губами к соленой коже. Джеймс кончил почти беззвучно, только сильнее сжал колени. Они лежали, не двигаясь. И только потом, спустя годы, кажется, Майкл отстранился. И первым отпустил Джеймса в душ.
Потом они лежали в полудреме, обнявшись. Молча. Разговаривать было не о чем, незачем. Майкл иногда соскальзывал в невнятный полубредовый сон, вздрагивал, выныривая из него. Джеймс только прижимался теснее и целовал его в затылок, потираясь о него носом. Потом в тишину отельного номера проник какой-то непонятный звук. Мелодия телефонного звонка. Джеймс откатился в сторону, нашарил в полутьме на тумбочке у кровати свой телефон.
– Oui.
Винсент.
Джеймс не вставал с кровати, и Майкл слышал весь разговор, даже голос Винсента. Правда, не понимал ни слова. Только однажды уловил свое имя. Хмыкнул, развернулся – тихо, чтобы не помешать. Джеймс, не запнувшись, продолжал что-то говорить сонным голосом. Потом они попрощались.
Майкл приподнялся на локте, подпер голову ладонью. Джеймс отложил телефон в сторону, коротко улыбнулся.
– Он спрашивал, как прошла премьера.
– Что ты сказал?
– Сказал, что я очень устал и все расскажу завтра.
– Он спрашивал про меня? – уточнил Майкл. – Он знает, что ты со мной?
Джеймс опустил глаза.
– Нет. Он знает, но… не все.
– В каком смысле?
– Он знает, что было на съемках, – уклончиво ответил тот. – Что ты приезжал ко мне.
– А то, что было на свадьбе?..
– Я уверен, что он догадался, но мы об этом не говорили.
– А про Лос-Анджелес?.. Вегас?
Если бы это было возможно, Джеймс опустил бы глаза еще сильнее. А так он лишь покраснел.
– Нет. Он относится к этому иначе, он предпочитает знать, – сказал он, будто оправдываясь. – Мы договорились, что я буду рассказывать. Я должен был, но… я не смог. Я… не знаю, как ему рассказать об этом.
– А про то, что было сегодня? – с каким-то странным спокойствием спросил Майкл. – Тоже расскажешь? В подробностях?
– Я ничего не рассказываю в подробностях! – гневно воскликнул Джеймс. – Я просто говорю, что был с тобой, и он понимает.
– Так ты расскажешь?
– Я должен, – мучительно сказал Джеймс и сел. Провел руками по спутанным волосам. – Я должен ему рассказать, я обещал, что ничего не буду скрывать от него!.. Он заслуживает знать правду, знать, что происходит!
– Что мы снова любовники?..
– Да!..
Он закрыл руками лицо, потер его, глубоко вздохнул.
– Я не жалею ни об одном дне, что провел с тобой, – сказал Джеймс. – Но я не знаю, как ему об этом сказать.
– Ну, – задумчиво сказал Майкл, гладя его по согнутой спине, – теперь ты наконец понимаешь.
Джеймс повернул голову, вопросительно посмотрел на него сквозь отросшие волосы, упавшие на лицо. Майкл пальцем отвел челку с его глаз.
– Теперь ты понимаешь, – повторил Майкл, – каково это – когда ты знаешь, что должен сказать – но не можешь. Потому что тебе стыдно. Теперь ты знаешь, что чувствовал я, когда не сказал тебе про машину.
Джеймс отвернулся, подтянул колени к груди, уронил на них лоб.
Утром позвонил Зак: Ларри видел фильм, Ларри его одобрил, и у них есть всего три с небольшим месяца, чтобы подготовиться к «Оскару», а значит, все дни Майкла, начиная с сегодняшнего, расписаны по часам.
– И кстати, – интимным тоном сказал Зак, – я возьму на себя посредничество между студией и Сазерлендом. Ларри хотел приставить к нему одного из своих щенков, но ты же понимаешь, что детали ваших с ним отношений никогда и нигде не должны всплыть. Так что я прикрою твою задницу и сделаю так, чтобы все твои секреты оставались секретами.
– Только не говори мне, что ты сам не пытаешься выслужиться перед Ларри, – со вздохом ответил Майкл.
Было раннее утро. Джеймс уже встал, и, судя по звукам из ванной комнаты, чистил зубы. Майкл валялся, наслаждаясь последней возможностью побездельничать в свете занимающегося дня. Если Ларри всерьез решил взяться за продвижение фильма, покоя ему не видать до самой церемонии награждения.
– Ларри хочет попасть в максимум номинаций, – сказал Зак. – У нас тут щекотливое положение: две главные мужские роли, вас обоих с Лейни номинировать нельзя, придется вычеркнуть кого-то одного.
– И кого же? – с сарказмом спросил Майкл.
– Тебя, идиота! – экспрессивно воскликнул Зак. – Лейни, конечно же! Он теперь мало кому интересен, так что пусть будет благодарен, что его вообще зацепит эта волна. А ты – фигура. Так что готовься сиять.
– Угу, – сказал Майкл.
– Мы уже сутки не спим, подгоняя ваше расписание, – сказал Зак. – Хорошо, что ты сейчас в Ирландии – сначала засветитесь там, у мемориала голоду в Дублине. Твоя главная задача сейчас – быть везде на виду: и в телевизоре, и на радио, и в журналах – чтоб даже в бесплатных газетах объявлений печатали твое фото! Готовься, – с ноткой сочувствия сказал он. – График будет плотным.
– «И сбудется по словам его», – со вздохом отозвался Майкл. – Ладно.
Джеймс вышел из ванной комнаты, досушивая голову полотенцем, когда Майкл набирал Виктории сообщение с извинением по поводу своего внезапного бегства – формальная вежливость без объяснений, но хотя бы ее она заслуживала.
– Сейчас тебе позвонит Зак, – не отрывая взгляда от экрана, сказал Майкл. – И проинструктирует насчет твоей жизни в ближайшие три месяца.
– В каком смысле? – удивился Джеймс, опуская полотенце на шею. Он был босиком, только в футболке и цветных боксерах. Почти домашний. Майкл видел его краем глаза, но старался не пялиться на его выпуклый пах и голые ноги с темными волосками от бедер и ниже, так что в сообщении Виктории пошел по второму кругу извинений.
– Ларри впечатлился нашим фильмом, так что мы вливаемся в гонку за «Оскаром».
– Разве меня это касается? – Джеймс пожал плечами и сел на кровать, подобрав под себя ногу.
– Еще как, – напряженно, сквозь зубы сказал Майкл, сосредоточенно думая, что бы еще дописать. Мыслей в голове не было ни одной. – Участвовать будет вся основная команда. Но ты успеешь слетать домой за вещами, я думаю, – добавил он, отправив сообщение и уронив телефон на грудь.
Джеймс встряхнул влажными волосами, которые сейчас выглядели курчавее прежнего, и с сомнением посмотрел на него.
– Главный продюсер фильма – «Нью Ривер», – объяснил Майкл. – Ларри будет пытаться получить «Лучший фильм», но награды помельче тоже упустить не захочет. В том числе, – он указал пальцем на Джеймса, – «Лучший сценарий».
– Да ладно, – улыбнулся Джеймс. Посмотрел на серьезное лицо Майкла и перестал улыбаться. – Почему ты так уверен?
– Потому что Зак намерен быть твоим посредником со студией, чтобы, понимаешь, вот это все, – Майкл обвел номер взглядом, – не выплыло наружу. Так что слетай домой, обрадуй мужа – вплоть до весны ты будешь очень сильно занят. Был бы ты просто сценаристом, – честно признался он, – ты был бы публике не так интересен. Но ты автор книги. На месте твоего мужа я бы готовил тебе переиздание – ты взлетишь.
Ему доставляло странное, почти неприятное удовлетворение называть Винсента именно так. Будто он напоминал сам себе, что Винсент, конечно, муж, но Джеймс – здесь, с ним, и будет с ним еще очень долго. И пусть у них в бешеном графике будет мало времени, чтобы побыть вдвоем – а всего вероятнее, этого времени вообще не будет – но все же Джеймс будет рядом.
Зазвонил телефон.
– Это Зак, – уверенно сказал Майкл и откинул одеяло, чтобы встать. – Постарайся с ним меньше спорить – он очень нервный.
– Я тоже нервный, – усмехнулся Джеймс.
Майкл, проходя мимо, не удержался – наклонившись, поцеловал его возле уха.
