Текст книги "52 Гц (СИ)"
Автор книги: Макс Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)
– Кевин, – сказал Джеймс. – Я бы понял, наверное. Все бы понял. Может быть. Но там был Кевин. И Онорина рассказывала, это было лучшее гей-порно, которое она когда-либо видела вживую. И я просто уехал к Винсенту. Я просто не мог…
Джеймс не договорил, поднял руки и бессильно уронил их. Майкл смущенно почесал нос.
– Ну, мы не договаривались, что будем хранить верность друг другу, – сказал он. – Я бы тебе ни слова не сказал, если бы ты тоже находил с кем развлечься.
– С кем развлечься? – вздохнул Джеймс. – Ты так ничего обо мне и не понял.
Он потер лицо руками, задержал ладони, закрыв рот. Посмотрел на Майкла поверх пальцев.
– А что? – спросил тот, чувствуя за собой неведомую вину. – Живые же люди.
– В список моих «развлечений» секс не входит.
– Да? А я помню, тебя неплохо так развлекало.
– С тобой, – сказал Джеймс. Майкл смотрел, не понимая, где тут противоречие. – С тобой, а не с десятью незнакомыми мне людьми. Я не осуждаю тебя, пойми. Просто я несовместим… с полигамностью. Поэтому я выбрал Винсента.
– Ясно, – сказал Майкл.
На душе было тошно, но как-то спокойно. Винить Джеймса во всех грехах больше не хотелось. Да и никого винить не хотелось. Может, все правильно сложилось. Так, как и надо.
Вот только было до удушья жаль того парня, который однажды в кафе чуть не облился слезами над салатом с курицей. Того парня, который был уверен, что счастье – в деньгах, а не в человеке напротив. Майкл теперь мог купить то кафе целиком, если бы захотел, но свои двадцать лет купить назад не мог ни за какие деньги.
Они просидели на чердаке до утра, раскапывая завалы старых вещей. Собрали коробку разной мелочи, которая могла бы пригодиться для антуража. Майкл шутил, что не зря взяли самолет – грузовое такси будет кстати. Джеймс посмеивался, отряхиваясь от пыли. Майкл все время залипал на его руках – хотелось взять, рассмотреть подробнее. Но держался.
Из бабушкиного дома они почти сбежали, опасаясь, что завтрак растянется до обеда.
Заглянули в книжный, чтобы выполнить обещание, и Джеймс подписал экземпляр «Баллингари», благодаря за гостеприимство. Завернули на блошиный рынок, потерялись сначала в книжном развале, потом среди старинных картин – среди них Майкл нашел подходящий портрет для матери Эрика, с первого взгляда узнал нужное лицо. Потом Джеймс задержался возле коробки с кольцами, зарылся в них, примеряя на пальцы разную ерунду. Майкл покрутился рядом, от нечего делать потрогал разноцветные бусы из кварца и оникса. Вдруг наткнулся на что-то угловатое, острое, и его будто ужалило в подушечки пальцев. Он вытянул, положил на ладонь розарий с потертым распятием. Сразу понял: оно. То, что искал, само пришло в руки.
Расплатился, намотал на запястье. Фантомный Эрик за его плечом удовлетворенно вздохнул.
Вернулся. Будто и не уходил никуда.
В середине дня, когда они, навестив Шеймуса, вернулись в аэропорт, неожиданно позвонила Сара.
– Привет, красотка, – сказал Майкл. – Как твои дела?
Он мерил шагами зал вылета и сторожил тяжелую спортивную сумку, набитую антикварным хламом, дожидаясь возвращения Джеймса, который что-то утрясал перед вылетом.
– Лучше не бывает, – жизнерадостно отозвалась Сара. – Скажи, что у тебя нет никаких планов на конец мая, – сказала Сара.
– В конце мая будет финал съемок, – сказал Майкл. – А что такое?..
– Дело серьезное, – сурово сказала Сара, – мы пришлем тебе все, как полагается, но я хотела сказать лично. Я выхожу замуж.
– За Томми?.. – обрадовался Майкл.
– Да уж не за тебя, козла! – фыркнула Сара.
– Поздравляю, – искренне сказал Майкл. – А почему передумала?.. Ты ведь не хотела идти.
– Я беременна. Мы только что узнали, срок еще маленький, пара недель. Мы подумали и решили, что если поставим галочки в нужных местах, всем будет потом проще.
– Вот и все, конец твоей холостяцкой жизни?..
– Да, прикинь – никакого больше алкоголя, вечеринок и шикарных пацанов с голыми сиськами, – пожаловалась Сара. – Меня ждут пинетки, балетки, соски и памперсы.
– Ты уже знаешь, кто у вас? – с любопытством спросил Майкл.
– Парень, – тоном, полным осуждения, сказала Сара, – ты хоть что-то понимаешь в деторождении? Или твои познания заканчиваются на эякуляции?..
– Давай без оскорблений, я сестру вырастил! – возмутился Майкл.
– На сроке в две недели еще не видно, мальчик это, девочка и сколько их там вообще. Может, у меня будет тройня, – задумчиво сообщила она. – Было бы круто, отстреляюсь за один раз.
Кто-то окликнул его. Майкл развернулся, заметил Джеймса у служебных дверей. Тот махнул рукой. Майкл закинул на плечо сумку, пошел к нему.
– Здорово. Правда, я за вас очень рад.
– Майкл, – строго сказала Сара, – приглашение будет для вас двоих, не вздумай явиться один.
– А?.. – удивленно переспросил Майкл, глядя на Джеймса.
– Приводи Викторию. Официально. А неофициально, – она понизила голос, – я знаю, что ты спал с Глорией Адамс. Читала в Космо. Я ее фанатка, пригласи выступить на моей свадьбе. Я слышала, что по знакомству она может сделать хорошую скидку. Это правда?..
– Сара, ты хренова графиня, – отозвался Майкл. – У тебя не дом, а дворец, в котором заблудиться можно! И ты сейчас говоришь мне про скидку в десятку тысяч?..
– Я умею экономить! – почти оскорбленно заявила та. – Поэтому у меня до сих пор есть дворец! Так ты спросишь?..
– Слушай, если ты вообще хочешь заполучить Глорию себе на свадьбу, – негромко сказал Майкл, – попроси кого-то еще, а меня лучше даже не упоминай.
– Что, вы так плохо расстались?
– Если бы мы были женаты, она оставила бы меня без трусов.
Сара весело рассмеялась.
Потом трубку перехватил Томми, взволнованно сообщил, что никак не может выбрать, кого звать себе шафером – его или Брана, и решать будет, подкинув монетку. Майкл согласился, что это справедливое решение.
– Ты ведь зовешь Эвана?.. – уточнил он.
– Конечно! – возмущенно заявил Томми. – Без него точно не обойдемся!..
– А Джеймса?..
Томми замолчал. Потом заговорил снова, но уже совершенно другим тоном.
– Не будем об этом говорить.
– Слушай, ну, столько времени прошло… – начал Майкл. – Может, хватит?..
– Нет, – угрюмо сказал Томми. – Ты сам все понимаешь.
Майкл вздохнул.
– Ладно…
Он подошел к Джеймсу с таким озадаченным лицом, тот встревожился:
– Плохие новости?.. С Шеймусом все в порядке?
– Да, – мрачно отозвался Майкл. – Да, в порядке, нет, новости хорошие. Сара ждет ребенка, и они с Томми решили наконец пожениться.
Джеймс улыбнулся:
– Здорово. Рад это слышать.
И Майкл почему-то именно сейчас отчетливо ощутил, что Джеймс не заслуживал быть выброшенным из круга прежних друзей. Они с Томми были же так близки, сколько можно лелеять обиду?.. А Сара, ну чего она? Тем более сейчас, когда все уже кончилось?.. Почему им обязательно было разделяться на два лагеря?..
Хотя, «два лагеря» было слишком громком определением. Лагерь был один, и он выстроился против Джеймса – за то, что тот посмел не дождаться Майкла, а найти человека, который его утешил.
И Майкл был обязан что-нибудь с этим сделать.
Глава 18
Эрик просыпается утром в холодной комнате на сером постельном белье. Эрик умывается ледяной водой, наливая ее из кувшина в фаянсовый таз. Он вытирается грубым полотенцем, влезает в штаны и рубаху, читает молитву, встав на колени возле кровати. Когда он собирается завтракать, прибегает девчонка в тесных бесстыжих брюках, с короткой стрижкой:
– Майкл, Питер просил передать, он тебя ищет. Зайдешь? По-моему, он сейчас в главном доме.
Эрик кивает и выходит наружу, в яркий апрельский день. Мимо снуют люди с аппаратурой, в солнечных очках, с камерами, бумагами и штативами. Возле дома разбирают рельсы, у конюшни стоит ассистент режиссера, разговаривает с двумя парнями, отдаленно похожими на исполнителя его роли. Рядом с Эриком останавливается парень, смотрит на него, потом на них.
– О, двух расходников на замену прислали, – небрежно замечает он.
У Эрика пальцы складываются в кулак, но Майкл вовремя вмешивается, заставляет ответить:
– Еще раз такое услышу – и расходником станешь ты.
Парень изумленно оборачивается на него.
– Прояви уважение, – приказывает Эрик, раз уж ему не дают распускать руки, хотя врезать по удивленной роже так и хочется. – Они рискуют жизнью, пока ты сидишь на жопе и ставишь галочки в ведомости.
Ответа он не дожидается – ему нужно идти.
Терренс ждет его в столовой. Завтрак накрыт на двоих.
– Мистер Эксфорт, – говорит Эрик, появляясь в дверях.
Сегодня тот самый день.
Та самая сцена.
– Майкл, – взволнованно говорит Питер, и словно морок рассеивается, возвращая Майкла в реальность из параллельной вселенной. Майклу приходится потратить пару секунд, чтобы выморгнуть с глаз взгляд Эрика.
Они долго готовились. Обсуждали вдвоем каждое действие, каждый шаг. Затеяли эту игру, чтобы роль села плотнее, чтобы было легче, когда дело дойдет до постели. Хлопушки щелкали, отмеряя дубли, режиссер отдавал команды, рядом толпились люди, камеры наплывали впритык, снимая крупные планы, за кадром пряталось по пять, десять человек – а они с Питером не выроливались даже в перерывах между сценами. Они не видели, не замечали чужую суету – они были там, далеко, куда не доставали ни камеры, ни хлопушки.
Он просто жил. Говорил. Чувствовал. Он не помнил сценарий, он не думал об “импровизации” – он просто рассказывал историю своей жизни, проживая ее заново раз за разом, дубль за дублем, вспоминая, как все было на самом деле.
– Психуешь? – спросил Майкл, садясь за стол.
– Немного трясет, – признался Питер.
– Все будет нормально.
– Я знаю… я знаю, – сказал тот. Улыбнулся немного нервно: – Если после этого я не пропитаюсь твоим талантом насквозь и не стану крутым – то зачем тогда это все?..
– Постарайся заполучить максимум, – без улыбки сказал Майкл. – Ты тогда говорил про волосы на голове, да? В общем, волосы на теле тоже считаются.
Питер покраснел, но засмеялся:
– Не шути так, а то я сам на тебя наброшусь.
Майкл фыркнул.
– Надеюсь, с девушками ты флиртуешь изящнее.
Питер покраснел еще гуще, но заулыбался
– В этой сцене сила на твой стороне, – сказал Майкл, намазывая масло на тост. Эрик, скотина такая, пристрастился к хорошим манерам, и Майклу постоянно приходилось ему уступать, чтобы оставаться в контакте с ролью. Пиццу и бургеры он больше не ел, пользовался столовым ножом, а за столом сидел прямо.
– Терренс напуган, – возразил Питер. – О какой силе ты говоришь?
– Переступая порог его спальни – самостоятельно, а не по приказу – Эрик шагает в пропасть. Он предает своего Бога. Он позволяет своим желания взять верх над ненавистью. Для него же ненависть к англичанам – это не только естественное чувство, но еще и выбор. Он с головой падает в соблазн. Он успокаивает себя тем, что просто нашел неплохой способ надрать зад еще одному англичанину, просто уже не метафорически. А на самом деле он беспомощен перед своими чувствами. Он действует грубо и резко, потому что сам напуган тем, что с ним происходит. Тем, как сильно он хочет этого. Он чувствует, что теряет себя – и нуждается в помощи Терренса, чтобы найти себя заново. И у Терренса момент его слабости оказывается момент его триумфа. Эрик приходит, чтобы подчинить его – но сам подчиняется, потому что чувствует, что Терренс может дать ему новую цель, еще выше, еще значительнее, чем отец Донован. И Терренс должен это почувствовать. Сам.
– А Эрик может дать ему какой-то намек? – спросил Питер.
– Никогда, – сказал Майкл. – И Терренс должен судить не по тому, что он видит ясно – а по косвенным уликам. Но прежде всего Терренс должен покорять, покоряясь. Не думай об этом, как о сексе на камеру. Это драма. Это отчаяние с обеих сторон. Это дикое, страстное желание чувствовать себя живым, когда вокруг умирают тысячи. Это желание забыться, отречься от мира хотя бы на короткий срок. Вот о чем тебе надо думать.
Питер кивнул пару раз, глядя в стол.
– Ну и слова не забудь, – посоветовал Майкл.
Питер вскинул голову, глянул на него.
– Какое из слов?.. “Ооо”? Или “Оо-оо”?
– “Ыыы”, – поправил Майкл.
Питер, успевший глотнуть чая, фыркнул, едва не подавившись, торопливо глотнул – и расхохотался.
Сцена у них обоих сегодня была без слов.
Они готовились к ней пару недель. Обсуждали каждую деталь, каждый шаг, чуть ли не схемы со стрелочками рисовали. Питер уже не паниковал от самого факта постельной сцены с мужчиной. Волновался, конечно – но это было рабочее волнение, а не страх внезапно очнуться геем. Майкл, впрочем, все равно держал руку на пульсе и не давал Питеру загоняться.
– Значит, Терренс стоит у стола, никого не ждет, – в десятый раз говорил он.
Они садились в стороне от рабочей суеты на раскладных брезентовых стульях. Майкл разваливался, как на шезлонге, открывал банку холодного горького тоника. После сета он обычно не переодевался – так и таскал вещи Эрика, старался даже парик не снимать.
– А если ждет?.. – спрашивал Питер, сутулясь и втыкая локти в колени. – Если не ждет, но надеется? У него может быть предчувствие?
– Ты мне скажи.
– Терренс стоит у окна, – повторял Питер. – Он волнуется.
Майкл протягивал руку и легонько щелкал его в висок. Питер обиженно встряхивался:
– Эй!.. Ты чего!
– Это ты волнуешься, – говорил Майкл. – А не Терренс.
Если где-то рядом в пределах видимости или слышимости оказывался Джеймс, Майкл орал через всю площадку:
– Джаймс!.. Скажи мне, как автор!..
Джеймс подходил с независимым видом, клонил голову набок и с любопытством смотрел на Питера, будто это Питер звал его подойти.
– Что за вопрос?
– Перед приходом Эрика Терренс волнуется?
Джеймс выпрямлялся, поднимал глаза вверх, будто советовался со своим внутренним голосом. Майкл внимательно смотрел, как тот шевелит бровями, хмыкает, морщит губы. Питер тоже смотрел – завороженно, распахнутыми глазами, будто верил, что Джеймс сейчас разговаривает с героями где-то у себя в голове. Выждав достаточно длинную паузу, чтобы можно было решить, что в ответ сейчас будет обстоятельный монолог, Джеймс возвращался из странствия в свои авторские глубины, раскрывал рот, делал вдох.
– Нет.
– Вот! – наставительно говорил Майкл, указывая на Питера пальцем. – Из-за чего ему волноваться? Он ничего не ждет.
– Но он напуган!
– Это ты напуган.
Питер закрывал лицо руками и бессильно рычал в них. Майкл ухмылялся:
– Хватит придуриваться, надо работать.
– Терренс стоит у окна…
– На голове.
– Майкл!..
Питер смеялся и шутливо замахивался, чтобы врезать. Майкл приглашающе задирал бровь, и Питер сдавался, опускал руку.
– Терренс стоит у окна…
– Без штанов.
Питер краснел, хохотал.
– Это Эрик стоит за дверью без штанов!
– Джаймс! – говорил Майкл, обращаясь к нему, как к человеку, облеченному высшей властью. – Питер хочет, чтобы Эрик стоял у него под дверью уже без штанов! Можно это устроить?
Питер замахивался уже всерьез, стукал кулаком в плечо.
– Ничего подобного я не говорил!
– Если найдешь обоснование – я думаю, Шене согласится, – отвечал Джеймс, изображая абсолютную серьезность.
– Да я десять обоснований найду, – снисходительно говорил Майкл.
– И какое первое?.. – спрашивал Питер, одновременно возмущенный и любопытствующий.
– Мыши утащили.
– Мыши утащили?.. – негодовал Питер, понимая, что его разводят, как ребенка. – А почему не волки съели?..
– А это было второе обоснование, – говорил Майкл.
– А третье какое?..
– Лепреконы украли.
– Зачем лепреконам штаны Эрика?! Ты и для этого десять обоснований найдешь?
– Зачем десять? Достаточно одного: они каверзные сволочи, и шутки у них так себе.
Питер возмущался, смеялся, сердился. Однажды запустил в Майкла сброшенной с ноги туфлей. Майкл увернулся и вдохновился:
– Вот! Знаешь, где так надо сделать? Когда Терренс под утро возвращается в поместье после того, как Эрик бросил его в холмах! Он же еще грязный будет, промокший, весь в репьях…
– Он там перчатку кидает! – возражал Питер.
– А пусть кинет туфлю! Что он, перчатки потерять не может? Может! А кинуть чем-нибудь надо.
Питер с сомнением смотрел на Джеймса, тот разводил руками:
– А почему нет?.. Это вполне в духе Терренса, особенно после ночи блужданий в холмах по вине Эрика – представь, как он должен быть зол.
Питер возмущенно сопел, сомневался, обдумывал эту идею – потом соглашался, что можно хотя бы попробовать. Шене позволял им вольные отступления от сценария, и в их руках история развивалась, запутывалась, распутывалась, жила собственной жизнью. Выученные слова постепенно терялись в памяти, им на смену приходили другие. Каждую ночь Майкл засыпал, с нетерпением ожидая нового дня – и старался не смотреть на календарь, не считать дни, которых оставалось все меньше.
Снимать решили поздно вечером. Для Майкла время не имело значения, но Питеру так было проще, так что все подстраивались под него.
Гримеры ждали его в особняке за несколько часов до съемок. Джеймс и Шене были на месте, обсуждали детали. Сцену планировали снимать с рук: для аппаратуры в комнате, изображавшей спальню Терренса, просто не было места. Майкл заглянул к ним поздороваться, потом ушел к гримерам в соседнюю комнату – готовиться. Через раскрытую дверь было видно, как эти двое взмахами рук инструктируют оператора насчет его маневров.
Майкл разделся до пояса, сел на крутящийся табурет перед зеркалом. Марти оглядела старые шрамы, оценивая масштаб работы, цокнула языком. Почти всю эту красоту она должна была спрятать.
– Пару оставь, как договаривались, – напомнил Майкл. Та угукнула, взялась за тонкий силикон и ножницы: расставлять на Майкле заплатки.
Не прошло и получаса, как в гримерной объявился Питер.
– Ты рано, – сказал Майкл, отрываясь от разглядывания через зеркало, как Джеймс, сидя на краю массивной кровати, слушает разговор Шене и директора по свету. Часть сцены шла при свечах, в оранжевом цвете, часть собирались снимать в синем “лунном” мареве через фильтр. В окно спальни мигал софит: ему крутили туда-сюда интенсивность.
– Я все равно волнуюсь, так лучше уж тут посижу, – отозвался Питер.
С ним было меньше всего работы: парик клеить не нужно, шрамов нет. Освежи лицо – и готов. Он поглазел, как на Майкле маскируют силиконовые пластыри, закрывающие шрамы, неуверенно вздохнул.
– Моя девушка меня убьет.
– Скажи ей, что на тебе был пояс верности – не убьет, – посоветовал Майкл.
– Какой это пояс, – отозвался Питер. – Фиговый листок. Одно название. Он же тонкий, как презерватив.
– Главное – что он на тебе будет, – спокойно сказал Майкл.
Им обоим предстояло прикрыть гениталии специальным аксессуаром, похожим на откровенные трусики стриптизера: латексный мешочек телесного цвета, которые клеился прямо к коже. Хотя слишком тесный контакт друг с другом предотвратить было невозможно и это средство служило скорее для психологического комфорта, чем для создания барьера между эрогенными зонами, оно было необходимо для сохранения хотя бы иллюзорной неприкосновенности.
Питер тяжело вздохнул, потом вскинул голову и бодро улыбнулся.
– Она все равно меня убьет! – объявил он.
– Не мельтеши. Иди уже переодевайся, – велел Майкл.
Пока гримеры чуть ли не с лупой исследовали его плечи, руки и грудь, чтобы ничего не пропустить, Марти закрепила на нем парик, привела волосы в художественный беспорядок, потом подсобрала, чтобы выглядело достаточно небрежно.
– У тебя еще татушка. Вставай, – велела она.
Майкл послушно поднялся. Расстегнул джинсы, приспустил их на бедра, открывая инициалы "J. S.", черным выведенные на коже. Марти развернула его к свету, покрутила, щуря глаза.
– Джессика Симпсон, да? – улыбнулась она, выдавливая себе на руку крем для основы.
– Джулиан Сэндс, – ответил Майкл. – Вырос на его фильмах.
– А может, Джейсон Стейтем? – предположила Марти, присаживаясь перед ним на корточки, чтобы удобнее было работать.
– Джейсон Стейтем будет в следующий раз.
Майкл положил руки на пояс, посмотрел в проем двери. Там стоял Джеймс. Сложив руки на груди и привалившись плечом к косяку, он смотрел на Майкла. Взгляд был рассеянным, почти смущенным. Скользил по Майклу, убегал в сторону, возвращался назад. Майкл пожалел, что нельзя спросить, о чем он сейчас думает. Знает ведь, чьи это инициалы – должен знать, не может не помнить, что сам их вывел на этом месте десять лет назад.
А тот вдруг вскинул на него прямой, вызывающий взгляд, и Майкла обдало жаром прежде, чем тот раскрыл рот:
– Может, Джеймс Сазерленд?..
Марти подавила веселый смешок, фыркнула в тыльную сторону ладони. Майкл покраснел. Вглядывался в него, что было сил, а Джеймс отвечал, молча, сдерживая улыбку. Наглый. Зубастый. Таким он его не знал. Джеймс таким не был. Но стал. И этот, новый Джеймс, с его рискованной смелостью, заставлял вскипать кровь. Майкл всегда был падок на адреналин – с него у них все началось, с тайной связи, с хождения по краю, с жажды взламывать чужие правила и жить по своим. И этот Джеймс – сейчас – дразнил его, не скрываясь.
– Если тебе это польстит, – с вызовом сказал Майкл, – пусть будет Джеймс Сазерленд.
Тот стоял, не отводил глаз. Сбивал с рабочего настроя, потому что от этого взгляда в паху очень некстати становилось тесно.
– Останешься? – нейтральным тоном спросил Майкл, меняя тему, чтобы отвлечься, а то Марти могла принять это на свой счет. Вряд ли она придала бы произведенному эффекту большое значение, но Майклу не хотелось, чтобы это вообще кто-то заметил.
– Да, конечно, – отозвался Джеймс, будто речь шла о какой-то обычной сцене, а не об откровенной эротике. – Ты же не против?..
– А почему я должен быть против? – Майкл пожал голыми плечами. – Это у Питера надо спрашивать, он же стесняшка.
– Действительно, – улыбнулся Джеймс. – Глупо было спрашивать у тебя. Ты же не в первый раз делаешь рейтинговую сцену. У тебя большой опыт.
Майклу безумно хотелось то ли послать его подальше и погрубее, то ли шагнуть ближе и схватить за ворот, вытрясти ответ, чем он тут занимается – но при девчонках приходилось сдерживаться. Майкл шумно выдохнул, насупился. В голову лезли вопросы, сколько рейтинговых сцен с его участием Джеймс уже видел и сколько раз пересматривал каждую из них.
– Это моя работа, – сумрачно сказал Майкл. – Был бы стеснительным – сидел бы дома.
Марти вопросительно оглянулась на Джеймса, уловив, что в их разговоре что-то не так. Джеймс тут же согнал с лица радостное выражение, принял прежний невинный вид.
– Оставайся, – почти угрожающе предложил Майкл. – Поправишь нас, если что.
– Обязательно, – с таким смиренным подъебом сказал Джеймс, что Майкл едва удержался, чтобы все-таки не шагнуть к нему, чтобы пристальнее посмотреть в эти бесстыжие глаза.
За спиной Джеймса появился Шене, похлопал его по плечу, предлагая подвинуться. Вскользь оглядел полутоговность Майкла, уточнил, сколько времени им еще потребуется.
– А где Лейни? Переодевается?.. Хорошо. Будем делать одним проходом – три длинных дубля без перерывов, – сказал Шене. – Захватим с разных углов, будет надо – доснимем сразу. Все должно быть естественно. В первом дубле снимаем все, что вы с Питером напридумывали, дальше я буду вас корректировать.
Майкл стоял перед дверью, ожидая сигнала. Шене отпустил всех, оставив только оператора и Джеймса. Марти можно было не считать – она с помощницей сидела в соседней комнате на подхвате, если между дублями потребуется поправить грим. Обстановка была почти интимной. Обычно эротические сцены снимались при толпе народа – по крайней мере, раньше Майклу доводилось работать именно так. Их снимали короткими дублями, режиссер командовал актерам, что делать, будто они были живыми марионетками, и никакой химии между партнерами по съемкам нельзя было отыскать даже с прожектором. Майкл спал со своими партнершами еще и потому, что иначе сыграть страть в таких обстоятельствах было бы невозможно.
С Питером все было иначе, с этим фильмом вообще все было иначе…
– Сцена сто тридцать, дубль один, камера пять, – грохнула хлопушка, вырывая Майкла из мыслей.
Не Майкла. Эрика. Он очнулся перед закрытой дверью. Очнулся, взглянул на нее, будто не верил, что все-таки оказался здесь. Поднял руку, чтобы постучать – опустил сразу. Качнулся вперед, хмурясь, вдохнул, будто хотел ей что-то сказать. По коже пробежал мороз. Он занес кулак, чтобы ударить – но в последний момент рука разжалась, он приложил ладонь к двери и толкнул ее.
Столько чувств раздирало ему грудную клетку, что хотелось запустить в нее пальцы, прямо сквозь ребра, и помочь им. Он шагнул через порог еще до того, как дверь заскрипела. Пламя свечи на столе качнулось. Человек у стола опустил бумагу, обернулся. Ненавистный – и обожаемый одновременно. Эрик не знал, чего ему хочется больше – обнять его ноги, прижаться к ним головой, попросить его уехать, завтра же, и никогда не возвращаться – или сделать его своим, подчинить себе, схватить за лицо и увидеть, как страх туманит эти глаза. Протянув руку, не глядя, он закрыл за собой дверь. Хотел окликнуть его, даже вдохнул, чтобы воздуха хватило на “мистер Эксфорт” – но понял, что это бессмысленно. Терренс и так смотрел на него, не отводя глаз, ухитряясь выглядеть одновременно смиренно – и вызывающе. Лист бумаги в его руках подрагивал. Эрик почти решил шатнуться назад – то бумага, опущенная к свече, вспыхнула, и Эрик кинулся вперед, чтобы затушить. Отобрал, бросил на пол, каблуком задавил пламя.
Но оно словно не угасло – оно перекинулось на Эрика. Естественный страх пожара сорвал в нем что-то, побудив действовать – и он, начав, уже не мог остановиться. Они был вплотную, столкнулись, сцепились взглядами, как олени – рогами. Эрик взял его за лицо двумя руками, поцеловал, сразу сминая губы – глубоко, неумело, жестко, как всегда целовался. Терренс ответил, прильнув к нему. Он был другим, совсем молодым, идеалистичный, глупый мальчишка. Эрику все время хотелось что-то сказать, но он сам не понимал, что – и он прятал свою растерянность за напором, так что красивые жилетные пуговицы Терренса разлетелись по всему полу.
Они не сказали друг другу ни слова, хотя Терренс, кажется, что-то беззвучно шептал – то ли просил, то ли протестовал. Эрик не стал разбираться – закрыл ему рот рукой и толкнул к постели.
Что-то грохнуло, как выстрел, над самым ухом.
– Снято!
Майкл замер, оглушенный прыжком во времени из века в век, навис на прямых руках над Питером. Тот заворочался, разворачиваясь лицом вверх – Майкл посторонился, давая ему место, сел на краю постели.
– Ты как? Все в порядке?
Питер убрал с лица спутанные волосы, диковато глянул на Майкла – искоса, как напуганный щенок.
– Да… нормально, – выдохнул он и быстро, нервно улыбнулся.
– Садись, – Майкл протянул ему руку, тот уцепился, подтягиваясь. Сев рядом, они синхронно раздвинулись, чтобы не соприкасаться голыми бедрами.
– Я ничего не помню, – ошарашенно сказал Питер, руками приглаживая волосы. Он выглядел, как человек, в которого ударила молния. Шарил глазами по комнате, будто не вполне осознавал, где он и какой сейчас год. – В смысле – все?.. Первый дубль уже все?..
– Все! – подтвердил Шене. Он стоял рядом с оператором, на котором висела камера, закрепленная сложной системой амортизации. В тени, возле стены, маячил Джеймс, его лица в полумраке было не видно. – Сняли. Десять минут вам хватит?.. Пятнадцать?
– На что? – Питер растерянно посмотрел на Майкла.
– Одеться и вернуться на исходную позицию, – сказал Майкл.
Рядом оказалась Марти с двумя пледами, но Майкл от своего отказался, помотав головой – у него не было потребности немедленно прикрыться, чтобы защитить себя от чужих взглядов. Он поверил, не отклеился ли где его “фиговый листок” и начал одеваться.
– Питер, с листом бумаги – прекрасная находка! Обязательно повторим, – сказл Шене.
– Это случайно вышло, – отозвался тот, кутаясь в плед.
– Отлично вышло! Майкл, мне нравится, как ты стучишь в дверь – сначала кулак, потом ладонь – это хорошо, это оставим. Твою задержку у двери – тоже.
Майкл влез в рубаху, одернул ее, заправил в бриджи.
– Питер, хочешь воды?..
– Хочу, – неуверенно сказал тот.
– Там есть сэндвичи, – подсказала Марти, занимаясь его волосами – расчесывая, укладывая, чтобы снова выглядели, как у джентльмена.
– Ты что, какие сэндвичи, – сказал Майкл. – Нам сейчас только не хватало друг на друга луком дышать.
– Точно, – та сделала большие глаза, признавая свой промах, и продолжила орудовать расческой.
Майкл отошел от них, чтобы взять бутылку воды. Окликнул Марти, кинул ей через всю комнату – та поймала, передала Питеру. Тот сидел, кутался в плед – успокаивался. Майкл решил дать ему время прийти в себя, взял вторую бутылку. Джеймс стоял, подпирая стену, на него не смотрел.
– Ну, как? – спросил Майкл, подходя ближе и разглядывая румянец на его лице. – Устраивает? Или снова скажешь, что я могу лучше?
– Не. Это было убедительно, – сказал Джеймс. Вскинул взгляд к лицу, быстро отвел.
– Значит, никаких правок? Никаких пожеланий?
Джеймс покачал головой. Он будто сам не знал, хочет ли присутствовать дальше. Но ведь зачем-то же он затеял этот проект, зачем-то же он хотел снять эту сцену именно так, с такой откровенностью. Кому и что хотел доказать?..
– Ты скажи, если что, – с деланной небрежностью предложил Майкл. – Ты же автор, ты тут Господь бог. Как скажешь, так мы и сделаем.
Джеймс поднял на него темный, почти болезненный взгляд.
– Нет. Ты справляешься.
Майкл кивнул, отошел. Питер уже вылез из пледа и теперь торопливо одевался.
– Все нормально? – еще раз спросил Майкл.
Питер кивнул, потом взглядом попросил подойти.
– У меня встает, – паническим шепотом признался он, застегивая новый жилет взамен того, от которого Майкл оторвал пуговицы.
– Ну и что? – флегматичным шепотом спросил Майкл. – Ты же живой человек, а сцена бурная.
– Я не гей!
– Ты не гей, успокойся! Это просто физиология.
– Это непрофессионально!..
– Питер, – резко, но тихо сказал Майкл. – Хватит. Мы сто раз это обсуждали. В этой комнате только один гей, – он кивнул на Джеймса. – С тобой все нормально. Посмотри на меня.
Питер поднял глаза, Майкл поймал его за подбородок, удержал.
– Умеешь входить в раппорт?..
Питер кивнул, насколько ему позволяла рука, держащая подбородок.
– Вот и иди. Дыши. Расслабься. Иди за мной.
Они сделали еще два длинных дубля, потом сняли с десяток мелких – нарезку жестов, поцелуев, взглядов. Питер расслабился, доверился актерским инстинктам. Майкл втащил его в раппорт, и они отработали всю сцену до самого конца, пока наконец Шене не объявил, что его все устраивает. Было уже три утра.
– Господи, только не показывайте мне, что получилось, – попросил Питер, вытирая лицо мокрым полотенцем. В плед он завернулся только наполовину – в комнате было жарко.
