Текст книги "Уроки ирокезского (СИ)"

Автор книги: Луиза Франсуаза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 74 (всего у книги 90 страниц)

– Насколько я понял, – снова высказался Джугашвили, – нам необходимо резко нарастить производство потребительских товаров. Причем, исходя из последнего замечания канцлера, на вновь выстроенных предприятиях. А вот чтобы выстроить эти предприятия, нам и необходимо обратиться к народу, поскольку централизованных ресурсов на такое строительство у нас попросту нет. И я думаю, что мы это сможем, в том числе и руками новых рабочих. Полагаю, что за год они не очень забудут как пользоваться станками, но когда они выстроят новые цеха, новые дома, в которых позже и будут жить…

– Чтобы выстроить цеха и дома, нужны различные строительные материалы. Кирпич, цемент, стекло…

– О стекле не волнуйся, – сказала Машка, – Стекло будет.

– Откуда?

– Дома расскажу.

– А остальное?

Про остальное, оказывается, уже успели подумать самые неглупые люди. Собственно, Славе мы с Машкой договорить не дали. Ну Машка-то – понятно, а я-то куда полез?

Насчет цемента я, конечно, погорячился: производство его в России составляло уже почти сорок миллионов тонн. Мюллер и свои "быстросборные" печи ставил по одной в неделю, и больших, вращающихся печей успел поставить уже штук двадцать. Стекло Машка обещала обеспечить – но вот всякие трубы, сантехника…

Иосиф Виссарионович по радио обратился к народу: ну сам предложил – сам и отдувайся. Он и "отдулся", в результате чего методами "народной стройки" колхозы (в основном) начали быстро ставить небольшие "межколхозные" заводы по выпуску всяческой керамики. Кирпича, той же сантехники, труб керамических. Еще появилось довольно много карьеров, в которых пилили отделочный камень. Первый "межколхозный карьер" появился, конечно же, в Рузском уезде по Машкиному предложению. В чем-то, наверное, и по моему: когда-то я вспомнил о том, что камень можно пилить стальным тросом с алмазными "бусинами". То есть металлическими, с алмазной пылью – но у меня с алмазами было плоховато. А вот с твердыми сплавами уже хорошо (карбид вольфрама с кобальтом во вполне товарных количествах пошел с Ушумунского химкомбината) – и дочь наша идею воплотила в нужные машины. А там камень был неплох, его в свое время собирались на храм Христа-Спасителя использовать…

Еще "Машкин" инженер Алексей Петров придумал весьма экзотические "термокирпичи". "Простой" был длиной в полметра на четверть в высоту и толщину, внутри него размещались четыре полости, набиваемые выпускаемой на одном из заводов Левинсона-Лессинга "базальтовой ватой". А "облицовочные" были вдвое тоньше, с двумя "ватными" полостями, но с лицевой стороны покрытые глазурью. Пока ценный стройматериал делался на двух небольших заводах и требовал немало ручного труда: полости прямо на заводе закрывались глиняными же крышками на цементном растворе чтобы "вата" не высыпалась, но народу кирпич понравился и сейчас строилось еще с дюжину заводов по его выпуску. Ну а "обычных" кирпичных заводов уже было много. Во всяком случае дома строить будет из чего…

Не знаю, как школьники, а вот демобилизованные солдаты к проблеме "отнеслись с пониманием". Хотя чего тут особо-то понимать: сам дом выстроишь – будет где жить. Выстроишь завод – будет, где на хлеб зарабатывать…

Однако энтузиазм – энтузиазмом, но многого, очень многого для его реализации все же не хватало. И дома я дочь нашу все же спросил:

– Ты насчет стекла что-то говорила…

– Говорила. Я уже придумала где новый завод ставить. Правда придется верст двести дороги проложить… железной, но мне и узкоколейки хватит. Тем более все равно я уже полтораста верст почти закончила.

– И когда ты успела? – я с интересом посмотрел на Машку. Судя по всему, весной у нас с Камиллой появится третий "внук", но руководить своими предприятиями дочь наша не прекращала. – А заодно уж поделись, где это?

– Я и не успевала. Иосиф верно говорит: у народа сообразительности хватает. Я с Петровских озер соду возила, но это далеко – и мужики сами стали думать где поближе к соде завод стекольный поставить. Но ведь песок нужен правильный, и они его нашли. Не очень близко, семьсот верст ниже по Иртышу, но по реке-то возить просто. Сейчас там стекольный завод почти выстроили, карьер уже вскрыли. А содовый завод по проекту Антоневича уже в Павлодаре поставили.

– А содовый-то завод зачем?

– Тут уже я посчитала: соды в озерах хорошо если сто тысяч тонн добыть можно, и будет она дороже заводской чуть не втрое, а в Павлодаре электричества и на новый завод хватит. И соли в окрестных озерах сколько хочешь. В общем, к лету там завод будет выпускать тонн по двести стекла в сутки. А листопрокатную линию мне в школах сделали…

– В Омске что ли завод будет?

– Нет, севернее немного… там маленький городок, Тара называется. Кстати, песок там чистить приходится, тебе тоже интересно будет. В песке рутила много и циркона. Ты же вроде для чего-то собираешь цирконий? Но я не об этом: чтобы мне успеть, ты свой указ о трехэтажках отмени. Ну хоть на пару лет…

Простой был указ, согласно ему в городах с населением от десяти тысяч и во всех рабочих городках при заводах запрещалось строить жилые дома ниже трех этажей. Потому что иначе не хватит труб и проводов…

Вот выше дома можно строить без ограничений (кроме Петербурга, где я царский указ о высоте домов отменять не стал). Поэтому и "дом правительства" в Зарядье поднялся на двадцать четыре этажа – и я порадовался, что он не напротив Кремля встал: все же пейзаж домик поменял изрядно. Я его нарисовал, вспомнив "ступенчатый" угловой домик возле метро "Фонвизинская" в "моей старой" Москве – он вроде в середине как раз на двадцать четыре этажа поднимался. Вот только у меня-то указ ограничивал и высоту потолков (не менее четырех с половиной аршин), а в Зарядье потолки были вообще четырехметровые – и дом вознесся на сто десять метров, если без "добавленного" мною шпиля считать…

Хорошо еще, что массово архитекторы почин не поддержали, ставили дома максимум этажей в десять – ну, в Москве в десять, а чаще все же в семь-восемь – однако и трехэтажки "в провинции" ресурсов отбирали много. Машка предложила разрешить ("временно" конечно, но мы-то знаем, что нет ничего более постоянного) ставить дома деревянные, двухэтажные и с потолками в два-семьдесят пять… С печным отоплением – потому что "труб на теплотрассы не хватает", с одной лишь холодной водой в кране – по той же причине. И без ванны…

Я понимаю, Машке хотелось "как лучше" сделать, но я все же с ней не согласился. Просто потому, что смысла в таком строительстве я не видел. Ведь одна квартира в кирпичном доме весит примерно сто тонн. На самом деле она весит все же больше, но в стандартных трех-четырехэтажных домах больше половины веса наружных стен составляла земля, которую выкапывали при рытье котлована под фундамент, да и внутренние часто ставились из сделанных "на месте" прессованных "земляных" блоков, а вот сто тонн – это вес, который нужно было привезти на стройку. Вес кирпичей, цемента, песка. Труб и батарей отопления, сантехники, дверей, оконных рам, полов – и получалось вроде даже много. Но – с какой стороны посмотреть.

На стройках уже работало чуть больше тридцати тысяч "седельных тягачей" на базе "буханок", и каждый мог перевезти три с половинной тонны всякого нужного – а все машины вместе за раз перевозили уже тысячу будущих квартир. Конечно, их еще и выстроить требовалось, но все же сначала именно привезти на стройку. Если же учесть, что автомобили делали по два, а чаще по три рейса в день, то за сутки они привозили стройматериалов, из которых можно было построить две с половиной тысячи квартир – если посчитать "в среднем за год". Всего – миллион двести тысяч квартир за год, в которых можно было поселить уже шесть миллионов будущих пролетариев – ну, это если с семьями считать.

Можно было бы – но нельзя, потому что пролетарию нужно где-то и пролетать, а на строительство тех же школ, детских садов, больниц с поликлиниками, клубов, библиотек… да и заводов и фабрик, где пролетарий будет наносить пользу обществу, стройматериалов требовалось не меньше, чем на жилье. В самом минимальном варианте – столько же, но и при этом в год жилья строится на три миллиона горожан. Отличный результат – если не учитывать, что горожанин – это не только сам пролетарий, но и все члены его семьи. А из трех миллионов горожан собственно пролетариев наберется максимум половина, а скорее вообще треть.

И если не брать во внимание то, что в тот же год в стране рождалось шесть с половиной миллионов человек – и население "вечно голодной деревни" росло даже чуть быстрее, чем городское. При том, что земли-то больше не становилось…

Вот если увеличить число грузовиков на стройках… а как? Почти сорок тысяч самосвалов "ЗиЛ" возили разное на карьерах, рудниках и на строительстве дорог, плотин и всякого прочего – и там их тоже остро не хватало. Еще почти пять тысяч ЗиЛов работали подъемными кранами, цистернами для пожарных команд, а около пятнадцати тысяч стояли поломанные в ожидании ремонта. Трехтонных "Газов" имелось уже под сотню тысяч – но они практически все были заняты на перевозках всякого нужного на заводах и фабриках или "служили" в армии, а очень еще немногочисленные "Уралы" в армию отправлялись поголовно. Да и оттуда грузовики на пару месяцев в году изымались под уборку урожая – так что для строек пока других машин просто не было.

Но все же кирпичи можно и на лошадях возить, можно еще и имеющиеся авто на круглосуточный режим работы перевести… в конце-то концов и узкоколеек прокинуть никто не запрещает – а вот на подвозку дров к баракам средств потребуется куда как больше. Так что дома, города выстроить получится – но цель-то была иная…

А пока… Летом мне пришлось съездить на Дальний Восток – посмотреть, как там работают над перевозкой переселенцев в Русскую Канаду. Самому посмотреть: в Канцелярию стало что-то многовато жалоб от переселенцев поступать, причем все жалобы поступали из Дальнего почему-то. Посмотрел… наградил Травина Орденом Трудового Красного знамени и предложил ему пост губернатора Ванкувера. А с жалобами…

Если каждого, кто за казенный счет доехал до Дальнего и "передумал ехать дальше", за счет казны (то есть за мой счет) обратно домой везти, то никаких денег не хватит, да и дорогу перегрузить недолго. Так что новый градоначальник получил строгий указ "отказников" немедленно из гостиниц выгонять и далее на них внимания не обращать. Хорошо бы с них еще и денег слупить за напрасную перевозку, но просто возиться неохота.

В Дальнем заодно повосхищался учрежденным Травиным "Институтом военных инженеров" для китайцев. Не самим заведением как таковым, а тем, как там китайцы учатся. Впрочем, и в России народ в знания буквально вгрызался, но эти ребята меня просто восхитили: они учились практически без перерывов (даже каникулы у них были летом две недели и на Рождество неделю, да и то лишь потому, что русские преподаватели в Рождество работать категорически не желали) и полную программу осваивали за три года вместо пяти. Пяти – потому что курс им давался практически университетский по математике, физике и химии.

Заодно (и скорее, "с визитом вежливости", нежели по необходимости) заехал в Пекин, где познакомился с китайским президентом. Поговорили о разном…

Я знал, что мне приписывалось свободное владение и китайским языком. Но – по словам переводчиков из МИДа – практически без акцента я произносил всего два слова: чао мэйн – так называлась китайская лапша с овощами. А с акцентом – еще два: хуавей и сиоми, но уже перевести эти два слова мне бы было крайне сложно. Однако мужик этот прекрасно говорил и по-английски, так что общались без переводчика.

В разговоре затронули и вопросы государственного устройства. Я было начал распространяться о преимуществах социализма, но китаец мои разглагольствования прервал очень простым ответом:

– Прежде чем заниматься построением в государстве какого-то "изма", было бы неплохо сначала само государство выстроить. Но для этого нужны свои собственные специалисты, которых Китаю взять почти и неоткуда. Вы не поверите: я лично знаю почти всех, что сейчас обучается в университетах: пятеро во Франции, полсотни человек – в Германии, у вас в Дальнем полтораста студентов… Если бы за тысячу подготовленных специалистов у меня попросили бы продать в рабство миллион китайских крестьян, то я бы… продал десять миллионов. А эти десять тысяч через пять лет подготовили бы сто тысяч уже совсем своих специалистов, которые создали бы условия для счастливой жизни сотням миллионов китайцев. Не нынешним, но уже их детям. Вот только никому миллионы китайских рабов не нужны…

– Мне тоже не нужны. Но ведь можно и как-нибудь иначе проблему решить?

В разговоре с китайцем я буквально случайно узнал, что зовут его вовсе не Сун Исянь, а Сунь Ятсен. И, если я правильно помнил, это его портрет висел на всех китайских парадах напротив портрета Мао. Как его китайцы называли, "отец нации"? Ну, судя по тому, что и как он делал, снова так же назовут…

Глава 68

Хон Сунсин с удовольствием смотрел на разворачивающуюся перед взором стройку. Не простую стройку: на острове Чикусхом (который у японцев раньше назывался Кюсю) сейчас эта стройка была самой большой, настолько большой, что пришлось на работу нанимать даже японцев. Много японцев, только на строительстве дороги к Нобеоке их работало больше десяти тысяч. И Сунсин снова подумал, насколько мудр был дядя, позволивший остаться на острове «двум миллионам японцев, но лишь тем, кто заслужит это право усердной работой на благо Корё». Так что на постройке грандиозной плотины – пятьдесят метров в вышину и двести в длину – три тысячи японцев работали очень усердно…

Конечно, стройкой все же руководил Петер Лантер – однокашник Сунсина по Высшей технологической школе в Цюрихе. И он же спроектировал здание электростанции, но проект самой плотины был разработан все же самим Сунсином! Да, не зря он после окончания Школы два года практиковался на постройке русских электростанций на Вуоксе. Совсем не зря, ведь именно благодаря приобретенному опыту дядя и назначил его ответственным за электрификацию Чикусхома. А вовсе не потому, что Сунсин был племянником Руководителя Кореи…

Петеру все равно этого не понять, ведь любая неудача Сунсина бросит тень на репутацию дяди – но такого допустить просто невозможно. И именно поэтому строительством завода генераторов пришлось руководить самому Сунсину, ведь именно генераторы этого завода и будут работать на новой электростанции! И поэтому же приходилось самому следить за расширением близлежащих медных рудников, и за постройкой новых дорог: ведь три других электростанции можно будет строить только после запуска этой, но дорогу к верхней (и самой большой электростанции) тогда уже затопит. Однако ее – с плотиной высотой в сто десять метров – еще ставить рано. Потому что он, Хон Сунсин, такую плотину еще не совсем хорошо научился проектировать…

Но – обязательно научится, и через четыре-пять лет электростанции Центрального Восточного каскада выдадут мощность в шестьдесят, а может быть уже и сто мегаватт! Ну а первые двенадцать… Петер практически гарантировал, что запустит электростанцию к концу года. Если будут готовы генераторы…

Для меня семнадцатый год был знаковым. Но только для меня, ведь больше никто не догадывался, что же в этом году «уже произошло». Для всех же остальных это был обычный, к тому же мирный год. Не особо урожаем балующий, но и не голодный. Но очень «напряженный» – и мне напрягать извилины пришлось со страшной силой.

Когда-то в детстве я вычитал, что большевики полностью провалили свою первую пятилетку. То есть они, конечно же, ее "досрочно выполнили", но понастроили всего меньше половины от желаемого и успели цены на все товары тоже вдвое поднять. То есть это я где-то читал, но прочитанного не понимал. Раньше не понимал, а как раз в начале семнадцатого года на меня снизошло понимание.

Большевики-то деньги "по Марксу-Ленину" считали, а деньги – это вовсе не то, что бородатые классики изрекали. У них, большевиков, просто не было в достатке того, за что люди, собственно, работать-то и идут: товаров у них не хватало. И у нэпманов всяких тоже товаров не хватало, а если товаров мало, а денежных знаков много… Причем на самом деле неважно, знаки эти бумажные или вовсе золотые, но если товара не хватает, то он дорожает. Или, если опять же "по Марксу" считать, деньги дешевеют – ведь бородатый назвал их тоже "товаром". В любом случае это – инфляция, и государству это очень неполезно. И гражданам этого государства неполезно еще больше – а особенно неполезно гражданину, который работает канцлером.

Большевики (в своем времени) пошли по пути наименьшего сопротивления (как они сами считали) – просто установили фиксированные цены и ввели "распределение": то есть товар мог купить лишь тот, кому разрешили власти. Но по мне – это был совершенно тупиковый путь, ведь рабочие при этом теряют стимул больше зарабатывать (и, соответственно, лучше работать), а спекулянты получают огромное поле для деструктивной деятельности. И, конечно же, народ власти такой уже доверять не спешит.

Однако и путь повышения цен (который большевики сначала прошли против своей воли) тоже тупиковый: народ теряет доверие к постоянно обесценивающимся деньгам, качественные (а поэтому более дорогие) товары теряют рынок – потому что народ просто не успевает накопить нужные для покупки такого товара деньги, тратя их сразу, пока они не обесценились еще больше. И начинает расти криминал: людям важнее получить "много и сразу", а каким способом – это уже не так важно. И, опять же, доверие власть у народа быстро теряет.

У меня ситуация была вроде бы лучше, чем у большевиков: моим рабочим товаров хватало, цены были фиксированные и стабильные – но на самом деле все было даже хуже, чем в свое время у "верных ленинцев". У большевиков не было двадцати миллионов человек, уже успевших пожить в нормальных условиях и привыкших ко вполне определенному уровню достатка. Не очень-то и большого, но стабильного – и эти люди твердо знали, что дальше ДОЛЖНО быть только лучше. Канцлер же обещал!

Так что если я сделаю что-то "большевикоподобное", то тем самым обману двадцать миллионов человек. Ну а верить мне перестанет гораздо больше народу – что хреново даже не в моральном плане (хотя, может быть, и обидно будет). Хреново будет потому, что за прошедшие десять лет я успел очень сильно обидеть очень много народу: купцов, которые разорились, не имея возможности "конкурировать с госмонополией", дворян-бездельников, которые на ренту с поместий "красиво жили" в ниццах и парижах, про кулаков я и не говорю… а еще очень сильно на меня оказались обижены разного рода националисты. А раз Канцлеру доверия нет, то значит, эти "враги канцлера" правду говорят?

Национальных разборок и без того уже случилось довольно много. Иногда приходилось проводить очень жесткие зачистки (как, например, с дашнаками, которые терроризировали почти весь Кавказ), иногда получалось "договориться" с местными лидерами – как удалось в Калмыкии. А иногда "все само получалось": я все же, собравшись с силами, написал (сугубо для внутреннего рынка) "Насреддина в Бухаре", книгу кто-то перевел на узбекский – и отношение узбеков не только ко мне, но и к русским вообще стало гораздо более лояльным. Хотя, пожалуй, узбекская лояльность больше формировалась огромными закупками изюма, дынь и хлопка – но и книжка слегка все же помогла, показав узбекам уважение и понимание русских их культуры.

С казахами вообще все вышло замечательно. В разговорах с Айбаром я получил очень общее представление о нынешних авторитетах – и попросил специально нанятых (за существенную денежку) людей особо присмотреть за человеком по имени Ибрагим Кунанбайулы. Вовремя доставленная ему упаковка стрептомицина добавила ему, надеюсь, несколько лет счастливой и плодотворной жизни. Товарищ, как я понял, считался у казахов кем-то вроде "казахского Пушкина", пользовался всеобщим уважением (по крайней мере среди образованного народа) и был умеренным националистом. Но – борцун за "европейскую культуру с исламскими корнями", и – как большинство и русских интеллигентов – под словом "культура" понимал исключительно искусство. Поэтому после довольно непродолжительного общения (я специально съездил в Семипалатинск поговорить с ним после того, как он организовал какую-то "казахскую партию") он согласился эту "культуру" среди казахов возглавить. А дабы было ее проще распространять – принял "мое" предложение издавать казахские газеты, журналы и книги с помощью алфавита, придуманного статским советником Ибраем Алтынсариным. Правда, об этом Ибрае (как и о придуманном им алфавите) я в разговоре с Абаем (под этим прозвищем Кунанбайулы был известен местному народу) и узнал – но узнал я и то, что этот алфавит был с кириллической основой и вообще был первым именно казахским: пока что казахи использовали (причем с трудом) турецкую версию арабского алфавита без гласных букв…

В результате все "казахские националисты" были плотно задействованы в обучении народа, составлении разных учебников, периодически ругались между собой (иногда до драк) по поводу необходимости введения в алфавит какой-нибудь еще одной буквы – и с русскими у них разногласий вообще не стало потому что некогда разногласить вышло. А те из казахских дворян и просто образованных людей, кто особо национализмом не страдал, с видимым удовольствием (потому что за приличные зарплаты) приняли участие в моей "образовательной программе", и сами работая в местных школах, и привлекая друзей, знакомых, учеников… Правда, исключительно в силу территориальной близости к Центру этим в основном занимались казахи из Младшего жуза и кое-кто из Среднего, но потихоньку и представители родов Старшего стали подтягиваться.

Но вот южнее… Если в городе Верном со школами еще все шло довольно неплохо, то уже в остальной Семиреченской области школ было меньше чем в областной столице. Еще хуже с народным образованием дело было в Ферганской и Сырдарьинской областях: тут местное духовенство активно сопротивлялось учреждению школ, явно опасаясь, что дети из разных медресе и мактабов (начальных мусульманских школ) предпочтут "светское" образование. А этих мактабов – если учесть Закайспийскую область, Бухару и Хиву – было более семи тысяч. Понятно: их выпускники – будущая кормушка духовенства, и терять кормушку муллы не желают.

Михаил Ефремович Ионов – Семиреченский губернатор – рапортовал, что корнем проблемы является отсутствие "русских кадров": чиновники местными языками не владели, обычаев не знали, а потому все управление просто перекладывали на помощников из местного населения. Но так как в управах и сами чиновники были в чинах крайне невысоких, "местные помощники" чаще всего были вообще из "голытьбы" – и в результате "государственная администрация" ни авторитетом не пользовалась, ни на дела никак не влияла. То есть оклады жалования получала, от беев да мулл приварок к нему тоже брать не отказывалась…

Последняя "война с русскими" случилась как раз в год моего "прибытия" – и мне ну очень хотелось, чтобы она стала действительно последней. Но как этого добиться, я пока не представлял. Причем сильно подозревал, что и потом не представлю – а потому озаботил проблемой секретариат. Если мне склероз не изменяет, начальник секретариата в другое время (и в другой должности) эту проблему если и не решил, то существенно урезал…

Ладно, пусть он эту проблему и попробует решить, а то с "народным энтузиазмом" у него как-то кривовато вышло. На стройки-то народ (главным образом демобилизованная молодежь) радостно рванул, а что с рабочими местами в промышленности делать? Поток денег из-за рубежа существенно подсократился, там оборудование уже не купишь. Черт Бариссон тихонько скончался на руках любящего племянника (поскольку Борис Титыч предпочел провести остаток жизни на Родине, в фамильном поместье). А его "племянник" (на самом деле родной сын и нынешний владелец компании) сосредоточился на обмене зеленых бумажек (получаемых главным образом от телефонных компаний Голдберга) на желтые металлические диски и обоснованно обещал перетащить лет через семь-восемь в Россию процентов девяносто от имеющихся за океаном – в смысле, от того, что там еще случайно осталось… Конечно золото – тоже деньги, но его-то тратить особенно жалко…

Алеша Белов деньгами, сколь ни странно, тоже оказался небогат. Да, вложил он очень много и весьма выгодно: я получал от него ежегодно три с половиной миллиона тонн чугуна, еще почти сорок тысяч тонн шерсти от австралийских мериносов… а еще почти сто тысяч тонн мороженой баранины оттуда же (ну и кенгурятины, однако мясо – оно мясо и есть, когда другого мало, то и оно сойдет). Он же поставлял в Россию больше трех миллионов тонн бокситов из Австралии, полностью обеспечивал страну кофе и какао – из Южной Америки, опять же бананы в России стали довольно популярны – и, если считать по "мировым ценам", его поставки стоили чуть больше двухсот миллионов долларов ежегодно. Но деньгами он "помочь" не мог совсем, а продажи уже русских товаров в США составляли уже чуть меньше ста миллионов: очень многое теперь янки стали делать сами. А вот я этого "очень многого" делал все же мало, а еще больше вообще не производил – так что товарообмен с США даже не покрывал самых скромных потребностей.

И в результате всех моих (и не только моих) усилий год предыдущий обеспечил городским жильем почти четыре миллиона экс-крестьян, а вот рабочих мест в городах им так и не оставил… то есть мужики строили еще жилье, впрок – но пользы от этого было крайне мало, а строителям платить требовалось довольно много – и на этот счет приходилось очень напряженно думать.

Хорошо еще, что для обдумывания всякого не обязательно сидеть в кабинете канцелярии и напряженно морщить лоб, так что поздравить Машку с обретением дочки Лены мне ничто не помешало. Дочь наша пребывала в настроении весьма приподнятом – в том числе и потому, что родить успела в апреле ("не придется ребенку маяться"), и все разговоры у нас, естественно, сводились к обсуждению Леночки:

– Саш, ты вот только подумай: еще бы час, и день рождения пришлось бы праздновать в мае! Но я так старалась, так старалась… кстати, а если подумать, что предложение Иосифа не такой уж и дурацкое, каким выглядит на первый взгляд.

– Я все равно не понимаю, как можно стараться родить побыстрее… а какое предложение ты имеешь в виду?

– Да предложить народу самому фабрики строить. Мужики, конечно, сами ничего не построят – не потому, что не захотят, а потому что не из чего. Я не про дома, хотя и для жилья всё этим артелям мы же и даем, я про заводы. Не про цеха, они-то как раз уже есть, я про машины. Просто ты, как всегда, стараешься сразу сделать все самым лучшим – и считаешь, исходя из цен на это лучшее. И потому у тебя выходит, что денег не хватает – но это же неправильно! Зоя, вон, на доходы от продажи цветов устроила при школе барабанную фабрику…

– Какую такую барабанную?

– Ну, пионерам же нужны барабаны, а в магазинах их нет потому что никто столько не делает, вот пионеры и решили сами барабаны для себя делать. Не только для себя, а чтобы все школы могли их купить недорого. Два школьных токарных станка по восемьдесят рублей, сверлильный за пятьдесят. Еще рублей на сто тисков всяких, молотков, напильников… правда, стекло для окон нового цеха я им бесплатно выделила. Но теперь фабрика делает больше сотни барабанов в день и работает там двадцать человек. Ну и сами пионеры тоже немного помогают: больше, конечно, учатся, но по оценке мастера фабрики они чуть не половину работы выполняют.

– Ты это к чему?

– К тому, что затратив на оборудование около пятисот рублей Зоя создала два, а на самом деле четыре десятка рабочих мест для взрослых. Ну а так как цены на барабаны Мария Иннокентьевна им лично посчитала без учета пионеров, а как будто там взрослые рабочие трудились, то выручки хватило на покупку, причем "по мере возможности", то есть постепенно, за год, новых инструментов и станков на три тысячи. И стекло для новых цехов они уже на выручку за деньги покупали. То есть одно рабочее место обошлось не в пять тысяч, а всего в двадцать пять рублей – поначалу, конечно, но тем не менее, ну а при таких затратах и пару миллионов рабочих мест можно за месяц устроить.

– Чтобы выделывать сто миллионов барабанов? – не удержался я.

– Саш, а головой подумать? Вот ты не знал, что народу нужны барабаны, а пионеры сообразили. В новом цеху они теперь собираются горны пионерские выделывать – и я о такой нужде тоже не догадывалась. Просто у Зоиной школы деньги нашлись, небольшие, но все же – а вот у народа даже такой лишней копеечки нет. Хотя народ наверняка знает, чего ему не хватает. Причем в разных местах не хватать может совершенно разных вещей – и я думаю, что если уже местные власти как-то узнают, чего не хватает народу именно там, то запустить мелкое производство этого нехватающего будет очень недорого. Запустят небольшие, но фабрики, а потом народ сам решит, что еще нужного можно будет там выделывать. Тогда уже нашей заботой будет лишь обеспечить поставки необходимого сырья: я вот, специально для "барабанщиков", клей поставляю, краску и никель для гальванической ванны – которую, кстати, они сами сделали, как и плавилку для латуни. Ну и следить, чтобы барабанные фабрики не строили в каждом уезде.

– Интересно ты говоришь. А посмотреть эту барабанную фабрику можно?

– Даже нужно: вон Зоя от нетерпения аж подпрыгивает, так ей похвастаться хочется. Сходи с ней, тут идти-то пять минут – а я как раз Лену покормлю.

Забавная оказалась фабрика. Сразу за школой, буквально "в чистом поле", стояли четыре цеха, каждый размером примерно с пристройку спортзала уже моей школы из "прошлого будущего", причем один – вовсе без окон. Зоя сказала, что "это сушилка, там смотреть вовсе нечего" – впрочем, "смотреть" оказалось что только в двух цехах (еще один, оказывается, только строился как раз для выпуска горнов). Барабаны-то, к моему удивлению, были изделием не самым простым: корпус сначала клеили из десятка чурбачков, потом обтачивали изнутри и снаружи, обклеивали снаружи шпоном, шлифовали, красили. Затем приделывали кучу никелированных железяк и, наконец, привинчивали и долго регулировали натяжение мембран. Их тоже отдельно делали (из всепроникающего уже в любую отрасль производства полиэтилентерефталата), и, должен заметить, все это было настолько трудоемко, что объемы производства меня очень удивили. Хотя – поговорив с несколькими рабочими – я узнал, что большую часть оснастки сами же рабочие и придумали, а затем и сделали – а поначалу и десять барабанов в день делалось на пределе возможностей. Ну да, народ наш сообразительный, горы готов свернуть лишь бы ничего не делать…