Текст книги "Уроки ирокезского (СИ)"

Автор книги: Луиза Франсуаза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 90 страниц)

Нет, специально у Бариссона никто особо никому гадить не стремился. Разве что по мелочи, да и то лишь потому, что я на старости лет вероятно стал более злопамятным. В преддверии Чикагской книжной ярмарки издательство Джорджа Хилла было слегка покритиковано в серии из шести "обзоров", составленных столь талантливо, что никому из читателей журнала и в голову бы не пришло купить любую из его книг даже в пьяном бреду. Вообще-то издательство это и без того дышало на ладан, так что роль журнала в его банкротстве была невелика, но заинтересованный народ факт отметил – как отметил и то, что "раскрученные" в "Обзоре" книги продавались в несколько раз больше первоначально намеченных тиражей. И продавались быстро – через сеть Бариссона в основном, но очень быстро. Так что "Чёрт" столь же стремительно перевел журнал на полную самоокупаемость.

Но люди к старости наверное еще и сентиментальными становятся, любят вспоминать все хорошее и нести добро хорошим людям. Генри Альтемус не платил журналу ни цента, но ежеквартально в журнале появлялся обзор всех выпускаемых им книг с весьма благожелательными отзывами. А в последнем номере уходящего года особо были отмечены изданные в Сан-Франциско рассказы Джека Лондона (пусть гонорары в пятьдесят тысяч за книгу постигнут его пораньше). Ну а Вильям Сидней Портер уже стал "штатным" автором "Книжного обозрения" с гонорарами свыше тысячи двухсот долларов за рассказ – которые он радостно выдавал по штуке в неделю. Надеюсь, это поможет ему легче пережить оставшиеся два года отсидки…

Ну а мне скрасит ближайшее время привезенные Борисом Титычем пятьдесят тысяч денег – ровно пятьдесят тысяч красивых двадцатидолларовых монеток. На которые очень много всякого нужного купить можно. Например, можно было бы купить колючую проволоку, которую только в США пока и выпускали, но оказалось, что уже не нужно: Демин ее на своей яхте привез. Тысячу тонн.

Демин приехал не просто так, а по моей настойчивой просьбе, так что его визиту я очень обрадовался:

– Вы что, Борис Титыч, разорить меня хотите?

– Да вы же сами железо это просили… – растерянно попытался оправдаться он.

– Да я не про железо. Зачем вы золото-то привезли? Вам его потратить не на что?

– А, это… это экономия такая вышла, я и подумал, что вам-то виднее на что потратить. Закупки-то станков, как я слышал, вы все больше в Европах ведете, так пригодятся денежки-то.

– Так-то оно так, но если прознают, что я золото из Америки вывожу, то плохо всем нам придется.

– А кроме меня и Айбара про миллион-то этот никто и не знает – улыбнулся мой "американский агент".

– Я и не сомневаюсь. Но когда я буду в той же Европе расплачиваться американским золотом, сразу возникнут ненужные вопросы… впрочем, чего уж там, привезли так привезли. А что за экономия на миллион?

– Да случайно, можно сказать, вышло, просто то, что вы говорили, само раньше обещанного наступило. Вот удивляюсь я вам, Александр Владимирович, изрядно. Но ведь не тому удивляюсь, что все как по писанному идет, что вы все заранее как будто видели: вы человек ученый, торговлю, гляжу, изрядно освоили. А удивляюсь я, как вы еще и время книжки писать находите. Слыханное ли дело: за год две дюжины романов! Я себе даже представить не могу, как такое вообще возможно…

– Ну, с этим-то я вам точно помогу – пришла пора и мне радостно заулыбаться. – Нынче же вам покажу как. А пока пойдемте-ка пообедаем и делом займемся…

За обедом я узнал, откуда у Бариссона объявился "внеплановый" миллион – действительно, все вышло "согласно предсказанию" и практически само собой. Америка – страна большая, но из конца в конец ее можно всего за пять дней пересечь. На поезде – а поезда идут часто и густо. Есть в этой Америке большие города, есть города очень большие. В первых компания Бариссона открыла по книжному магазину, а во вторых – даже по несколько. Но были в Америке еще и города средненькие, были небольшие и даже совсем маленькие – и народу в этих городах в сумме жило гораздо больше чем в больших. Но книжные магазины открывать там было невыгодно – покупателей на каждый маловато. Я это и заранее знал, поэтому план действий набросал – и Черт Бариссон послал в эти городишки специально обученных агентов, ну а те – выбрав на местах самых уважаемых торговцев – предложили им неплохой бизнес. Если торговец вешает (не над магазином даже, а над прилавком отдельным, даже прилавочком) вывеску "Книжная торговля Бариссона", то ему отгружается полный каталог доступных книг – ежемесячно, а книги, которые закажут его покупатели – по заказам вообще хоть ежедневно. Отгружаются с центрального склада компании в Балтиморе – но я-то с логистикой сколько раз ознакамливался на собственной шкуре…

Через "книжные хабы" в городах больших книги курьерами доставлялись максимум за неделю – в любой городишко огромной Америки. Да, для этого пришлось только курьеров нанять… нет, не тридцать пять тысяч, а всего полторы – но тоже немало вышло и доходность с каждой отдельной книжки снизилась. Более того, иногда доставка книги обходилась много дороже, чем потенциальная прибыль от ее продажи – но всего за год Бариссон захватил более восьмидесяти процентов книжной торговли в стране. Ведь в его-то магазинах книги всегда стоили дешевле, чем заявленная издателем розничная цена…

А расходы на курьеров "соптимизировал" уже сам Борис Титыч. Поскольку доставка предполагалась практически в любой городишко страны, он вывел всю доставочную структуру в отдельную компанию "American Parcell Express", которая за мелкую копеечку – сверх тарифов официальной почты – осуществляла доставку посылок до получателя "лично в руки" в срок до пяти суток. Услуга сразу запользовалась спросом: государственная почта только письма доставляла быстро, но посылки могли в соседний городишко уже неделю идти, а на другое побережье – и месяц большим сроком не считался. Так что "книжные доходы" как бы увеличились…

Но Борис Титыч, помня мои наставления о том, что "логистика – это наука о совмещении перевозок", и тут не остановился. Я успел запатентовать в США одну мелкую, но полезную фигню – на будущее, но жадный капиталист Бариссон ждать "светлого, но будущего" не стал. Быстренько подписав со мной контракт на лицензию (о чем я только сейчас и узнал) он выстроил фабрику по выпуску этой фигни и курьеры начали этой фигней активно пользоваться. Раз уже они все равно по всем окрестностям катаются, то почему бы катание это не обратить к личной пользе нанимателя?

Курьеры стали скупать на окрестных фермах (каждый – в своем графстве, в связи с чем число их выросло уже до четырех почти тысяч) куриные яйца. В городах дюжина стоила в районе дайма (десяти центов), а на ферме можно было купить ту же дюжину центов за пять, а то и за четыре. Но ферма далеко, а яйца – товар хрупкий, возить сложно…

Если их не положить в заранее подготовленную фигню – ячеистую упаковку как раз на дюжину яиц. Которую и выпускал новенький завод Бариссона. Фермерам предлагалась закупка яиц "на месте" по четыре цента за дюжину в неограниченных количествах – и производство их резко возросло. Городские торговцы быстро сообразили, что "безопасную" упаковку с яйцами за лишний цент купит гораздо больше народу, чем яйца "в развес", и по оптовой цене в девять центов забирали весь доставляемый товар практически сразу. Так что уже в октябре у Бариссона работало шесть фабрик по производству яичных упаковок, а продажи яиц составляли двенадцать миллионов штук в неделю.

Да, чтобы обеспечить фабрики сырьем (большей частью газетной макулатурой) было открыто почти пять тысяч пунктов приема этой макулатуры – по центу за десять фунтов. Да и все сотрудничающие с Бариссоном издательства с удовольствием сплавляли ему бумажные обрезки, так что сырья хватало. Самое забавное, что мальчишки – основные поставщики "сырья" в эти самые пункты – приносили, по подсчетам Бориса Титыча, примерно и восемьдесят процентов использованных упаковок для яиц…

Мне – согласно "лицензионному контракту" – с каждой коробки причитался один цент. Десять килодолларов в неделю. Ну а "оставшиеся" четыре цента прибыли с яичной торговли Борис Титыч просто похвастаться привез – как раз миллион и вышел.

– Порадовали вы меня, Борис Титыч, причем не деньгами, а верным пониманием дела. Я-то попросил вас приехать как раз чтобы рассказать детали следующего этапа обворовывания американцев…

– А разве мы обворовываем? – обиделся тот.

– Любая торговля – суть кража, если торговец продает товар дороже чем сам покупает. Но нам пока это на руку, так что давайте… хотя после столь сытного обеда было бы неплохо и отдохнуть, а я обещал вам показать, как пишутся книжки. Так что предлагаю перейти в гостиную, и вы увидите процесс с самого начала.

В гостиной – в полном соответствии с распорядком дня – уже сидели Дина за своей (все той же) партой и еще одна девушка, по имени Марша Талбот, которую мне прислал из Америки технический директор "Американского издательского дома" Сэм Салливан. Марша была мало того что урожденной американкой, но и стенографисткой, причем Сэм отобрал ее из пары дюжин претенденток как самую "талантливую". Знающая (и стенографирующая) английский, испанский и французский, за полгода она уже освоила некоторые русские слова, но пока просто сидела и скучала – ее очередь не подошла еще.

Усадив Демина поудобнее, я взгромоздился в кресло, стоящее посередине гостиной, и, открыв рот, начал:

– С третьей страницы, в середине строки: Посланник. Абзац. Закурив трубку Питер Блад, бакалавр медицины, склонился над горшками с геранью, цветущей на окне его комнаты, смотрящими на улицу Уотер Лейн в городке Бриджуотер…

Много лет тому назад, когда Саша Антоневич вообще не отреагировал на имя Питера Блада, я произвел некоторые поиски и выяснил, что в последний год века девятнадцатого в Британии успел появиться автор заинтересовавших публику приключенческих рассказов Рафаэль Сабатини, но – по крайней мере года так до тысяча девятьсот седьмого – свой знаменитый роман он даже не начинал писать. Ну а кто опоздал, тот, как говорится, не успел…

В отличие от книг моего тезки Мелентьевича "Одиссею капитана Блада" наизусть я, конечно же, не помнил – впервые ее прочитал в возрасте лет десяти, в последний раз – лет в четырнадцать. Но некоторые мелочи и общая канва романа в памяти осталась, а недостающее я наковырял в исторической литературе, описывающей времена Якова Йоркского и эпоху англо-испанского противостояния на Карибах. И даже как-то давно уже побывал на Тортуге – где вообще все оказалось выглядящим совершенно иначе, чем представлялось после прочтения романа. Зато теперь "зрелищность" книги наверняка улучшится, ну а просто "нанизывать слова на фабулу" я давно научился. Любой, кому придется несколько раз "пересказать своими словами" тех же "Пиратов Карибского моря", научится…

Минут за пятнадцать я справился с первой главой, а тут началось самое интересное – для Бориса Титыча, по крайней мере. Я взял протянутые Диной исписанные листы бумаги, и начал читать… ну да, читать, только перед произнесением текста вслух переводя его на английский. А Марша, даже позы практически не изменив, начала зачитанное стенографировать. Вообще-то стенография – великое дело, Дина была конечно в чистописании недосягаема, но Марша все записывала раза в два-три быстрее. Так что минут через пять, может через семь она отложила блокнот… взяла другой, и я стал снова читать тот же текст, но уже на испанском. Я вообще-то думаю, что "Одиссея" испанцам не очень понравится, но на юге США испаноязычных много – так зачем их-то обделять правом принести мне копеечку?

Когда я закончил и встал, Борис Титыч тоже поднялся и, когда вы уже шли ко мне в кабинет, поинтересовался:

– И что это было?

– Новый роман. Сами видели: полчаса, и уже процента три книги готово, причем на трех языках сразу. Сейчас русский текст Дина отдаст на перепечатку на пишущей машине, а два других… Их Марша просто продиктует пишбарышням, потому что она, сколь ни странно, буквами писать не умеет… пишбарышень Сэм Салливан прислал тоже лучших, так что часа через два русский текст уже отправится в издательство Леры Федоровой в набор, а иностранные – курьером в Америку. Обычно я так отдыхаю с часок после обеда, и на книгу уходит всего пара недель. Так что пара дюжин романов в год – далеко не предел…

– Вы знаете что, Александр Владимирович? – с каким-то скрытым ехидством в голосе и хитринкой в глазах спросил уже Чёрт Бариссон, усаживаясь в кресло. – Лично меня радует, что издательство ваше одной из первых напечатало "Черную курицу".

– Но ведь ее-то меньше сотни тысяч копий удалось продать?

– Это так, но покупатели книг "Американского дома" теперь точно знают, что книги издаются в том числе и очень старые… так что они думают, будто русский писатель Волков уже старик, если не отошел уже в мир иной, и издаются труды всей его жизни. Если бы они узнали, что вы пишите книгу за две недели, то наверное перестали бы их покупать: в обществе думают, что написать хорошую книгу быстрее чем за полгода-год невозможно.

– Ну вы преувеличиваете… просто времени у меня не хватает. Первые-то две книги "Волшебника" я вообще за пять дней продиктовал – когда больше ничего делать не мог, а лежал парализованный. А сейчас – сейчас приходится вот так по часику в день как-то выкраивать из всего кома иных дел. К которым мы и перейдем: у вас, как я понял, яичная компания одна?

– Конечно, зачем бы их много плодить? Пока у меня есть монополия на упаковку… я думаю, что еще где-то через год можно продажу яиц довести миллионов до сорока в неделю.

– А заводиков по выделке коробок у вас уже шесть?

– Пока да, но нужно еще столько же выстроить. Расходы на них невелики, особенно по сравнению с выгодой…

– Борис Титыч, вы подберите себе людей из тех, кому доверяете полностью и кто английским хорошо владеет. Мы их ещё языку подучим… вам срочно нужны как раз пять крупных конкурентов. Скажем, кроме вашей Голден Эггс пусть появятся какие-нибудь Юнайтед Эггс, Американ Эггс, Чикен Фармс – названия придумайте сами. Вы все будете люто конкурировать, цены друг другу сбивать… пока не собьете, скажем, центов до семи на дюжину. Оптом…

– Зачем же? Это все одно что просто торговцам деньги отдать! Нам же и по девяти центов пока их не хватает… знаю, что кое-кто уже и по девять с половиной-десять перепродает у меня закупленное, и цену не снижать, а повышать можно!

– Покупатель такого снижения цен не заметит, но цену мы в острой конкуренции сами с собой снижать будем – снижать затем, что поставлять эти яйца вы будете только торговым сетям, которыми мы с вами сейчас и займемся. Причем сетей этих тоже будет шесть… Значит, подбираете людей, они у вас заводы лишние официально выкупят – как раз ваш миллион и пригодится, и начинаете ценовую войну. А на оставшиеся денежки будем растить торговые сети – сети, которыми мы будем ловить доллары. Много долларов…

Глава 8

Евсей Матвеевич оглядел притихших парней и, старательно изображая из себя «старого мастера», начал урок. Вообще-то «мастер», да еще «старый» из него получался неважный: все же в двадцать один год изображать такое перед односельчанами, с которыми еще пару лет назад в лапту играл, довольно трудно, однако ученики внимали каждому слову. Ну еще бы – ведь и настоящие старые сапожники не умели делать и половины того, что легко творил Евсей.

Хотя еще полгода назад и сам Евсей Евсеев такого делать не умел. И не научился бы – если бы господин Волков не послал его учиться аж в саму Францию. Посулив, конечно, что по возвращении станет он не просто мастером, а Главным мастером обувной фабрики.

Оттуда же, из Франции, были привезены и машины, которые толстую кожу сшивали как простую тряпку, и с сотню колодок, на которых кожа приобретала форму башмаков. А еще несколько машин были сделаны уже самим господином Волковым… то есть по его поручению на его заводе, и теперь каучуковая подметка почитай сама к башмаку приделывалась.

Евсею правда все еще было непонятно, зачем господин Волков придумал делать эти подметки мало что разноцветными, так еще и с выступами разными снизу… то есть выступы помогали не поскользнуться, но зачем их делать другого цвета? Может, синие и черные прочнее, а белый и красный каучук дешевле обходится? Впрочем, барские причуды Евсея беспокоили мало – а вот обещание оклада в полтораста рублей за месяц после того как все пятьдесят набранных учеников начнут выделывать башмаков по десятку в день весьма стимулировали старательность в обучении юных соседей.

И – старательность свою собственную. Все же башмаки, которые Евсею предстояло выделывать, изрядно от привычных отличались. Ну, подошва разноцветная – это как бы и отличие невеликое, а вот сшить башмак из небольших весьма, но многочисленных кусочков кожи и странной, но удивительно прочной ткани было все же не очень просто. Да и не очень умно – ведь такая крепкая дратва, да еще сама разноцветная, денег небось стоит поболее чем хорошая кожа. Хотя – и Евсей не мог с этим не согласиться – из того же количества кож башмаков получалось сделать как бы не втрое больше. Больше – но сам Евсей такие покупать бы не стал, а зачем делать больше, если не на продажу?

Но господину Волкову, конечно, виднее. Да и размеры обувки невелики, так может в заграницах такую обувку детям покупают? Не иначе, а то зачем бы господин Волков велел выделывать аж полтораста тысяч пар за год? Но раз велел… парни сделают, а он, Евсей Матвеевич, мастер обувного завода (который уже почти построен – вон, рамы оконные уже туда повезли) их столько сделать научит.

– Машина швейная есть механизм тонкий, внимания требующий и отношения бережного. Шьет машина специальной дратвой, лавсановой – то есть прочной и от воды не гниющей. Но дратва эта скручена из множества очень тонких ниточек и посему заправлять ее нужно со всем прилежанием, а то нитка запутается. Всем сразу увидеть в подробности не выйдет, так что подходите кого позову, а затем сами попробуйте. Не получится сразу – покажу снова, так что не суетитесь: научу каждого.

А интересно, сколько господин Волков заплатил тем французским мастерам за науку?

Еще прошлой осенью в степном «поместье» поднялись несколько четырехэтажных домиков – для рабочих, два пятиэтажных кирпичных для инженеров и несколько корпусов для заводских цехов – правда последние пока стояли пустыми. Дома выглядели очень странно, но это было явлением временным, и я надеялся, что уже к концу этого лета «странность» их исчезнет. Ну а с наступлением весны – и с началом полновесной работы «водопровода» – там закипела жизнь. Очень бурно закипела, с сопутствующими каждому кипению русской жизни выражениями.

Причем больше выражались не рабочие, а как раз царицынские "техники" – архитекторы, в полном составе занявшиеся "развитием поместных территорий", и больше всех разорялся по моему поводу Федя Чернов. Нет, от работы он не отказывался, хотя и казалась она ему сильно "нетворческой" по сравнению с работой остальных техников. Но вот понять, зачем территорию в десять квадратных верст нужно обнести железным (!) забором семиаршинной (!!!) высоты он не желал. Именно не желал, поскольку видел множество иных применений десяткам, если не сотням тысяч пудов стальных прутков в три четверти дюйма. Но в России, как известно, хозяин – барин, и Федор Иванович, не упуская возможности при каждой встрече высказать мне все, что он думает по поводу этого забора, ставил его ударными темпами. Не забывая при этом все же элемент "творчества" в заборостроение внести…

За образец я взял забор, виденный вокруг какого-то секретного института в Москве из моего самого прошлого прошлого будущего, если память меня не подвела… да, тут мало что язык, но и голову сломать можно на таких речевых оборотах, однако куда деваться-то? Да и заботили такие проблемы меня одного… В общем, забор был из ровных пятиметровых в высоту палок без единой перекладины, да еще наклоненный наружу – на полметра, как раз на величину загиба палки сверху. То есть верхняя перекладина все же была – но на полметра "позади" забора – не ухватишься, да и высоковато, так что перелезть через такой забор было крайне трудно. Однако и поставить его было нелегко – ну я так думал. Федор же Иваныч внес мощную свежую струю в отечественное – да и мировое, пожалуй, тоже – заборостроение тем, что для отливки бетонной основы забора применил, как он сам назвал, "безопалубочную технологию". Ну, почти безопалубочкую, фундаменты секций все же отливались в дощатых опалубках. В смысле, подземная часть забора – а вот наземная делалась иначе. На арматуре, изображавшей будущие столбы, хитрым образом закреплялись плиты из "персидского мрамора" (на самом деле розового известняка, хотя и довольно плотного) и затем уже получившаяся полая конструкция заливалась бетоном. Лично меня удивило тут только то, что в результате забор рос заметно быстрее, чем если бы его делали привычным мне способом. Хотя если вдуматься – ведь железная-то решетка делалась практически в заводских условиях и целиком вмуровывалась в новую секцию, так что секция становилась почти готовой сразу после застывания бетона. Ну а красивый набалдашник на колонну поставить – дело несложное, да и неспешное.

Но "секретный" забор был, так сказать, вторым уровнем "периметра", а строительством первого руководил вообще Кузька. Этот "периметр" проходил метрах в двадцати от официальных границ "поместья" – внутри, конечно, и представлял собой тоже забор. Правда, попроще: через каждые десять метров в землю зарывался (с помощью ручного бура, с полсотни которых было срочно изготовлено на "турбинном" заводе) трехметровый бетонный столбик – чтобы наполовину из земли торчал, а затем между столбиками в пять рядов натягивалась колючая проволока. Все просто – а вот "предполье" между границей участка и забором было посложнее. С него на штык сначала снималась относительно плодородная земля и переносилась за забор, где ложилась десятиметровой полосой. А затем прямо по границе копалась канава шириной в шесть саженей и глубиной в две. Причем грунт из этой канавы на глубину аршина увозился по постоянно перекладываемой узкоколейке в строящийся городок. Частью остальной выкопанной из канавы глины "восстанавливали" уровень грунта перед забором – и эта полоса, тут же укатываемая, изображала что-то вроде дороги, по которой узкоколейку и клали, а остальную землю тоже увозили, но уже к самой Волге.

Кое-что здесь все же оставалось практически незаметным: внутренняя насыпная полоса "хорошей земли" закрывала еще одну канаву, в которой укладывались полуаршинного диаметра керамические трубы – но торчащие через каждые полверсты водоразборные колонки пока были хорошо видны. Поскольку все планы работ были расписаны заранее, то ежедневно на периметре появлялись по четыре новых колонки – ну а мой кошелек тощал на семь тысяч рублей. То есть тощал бы, но производство фотохромных очков поднялось до тысячи в сутки, а еще начался выпуск очков простых (в смысле "коррекционных", но с обычными круглыми линзами), и их уже выпускалось по пять тысяч. Правда простые продавались за океаном всего по доллару, принося жалкий рубль прибыли – однако принося, а не унося. Так что оставались денежки и на "особо охраняемую усадьбу", где ударными темпами сразу восемь тысяч человек поднимали разнообразные строения и прокладывали еще более разнообразные коммуникации…

И где заработал самый, на мой взгляд, перспективный завод – перспективный с точки зрения нанесения ущерба кошелькам иностранных граждан. Заработал он только в конце мая – просто потому что без электростанции он работать не мог в принципе. Продукцией заводы были зонты – те самые, складные с кнопкой, которые я в свое время показывал Чаеву. Вот только в России не выпускалась сталь, годная для изготовления "коробчатых" спиц, так что пришлось ставить небольшую печь – электрическую. Печка с дуговыми лампами хороша еще и тем, что присадки в ней практически не выгорают и сталь в ней несложно варить любую – вот она сталь для спиц и варила, ну, в основном для спиц.

Однако из слитков спицы делать тоже трудно, и у Эндрю Карнеги были закуплены сразу две перерабатывающих машины. Одна – проволочный стан, причем получилось купить новый. Вторая машина была прокатным станом для изготовления по-настоящему тонкого проката, и эту машину получилось купить только сильно попользованную. Я уже давно знал, что "современные" станки зарубежцы России продают с неохотой, а некоторые их виды не продают вообще – но "старье" купить все же можно. Я и купил – хотя на самом деле из всего этого стана мне нужна была лишь станина и прокатные валы. Агрегат "в юности" работал с приводом даже не от паровой машины, а от водяного колеса, и ленту он катал шириной всего лишь в фут с небольшим – но станок был прецизионным, толщину можно было регулировать почти до десятой миллиметра – ну чуть больше, до сто сорок четвертой доли дюйма. Ну а то, что скорость проката была очень низкой – ерунда. После установки на него двух стокиловаттных электромоторов скорость стала достаточной.

Реклама – двигатель торговли, это все знают. Но есть реклама и реклама. Нынешняя – с красивыми, но идиотскими – на мой взгляд – картинками (на вкус, как известно, фломастеры разные), или "будущая", незаметно внедряемая в мозги доверчивых покупателей через product placement. Ну а когда самый читаемый журнал в США печатает то, что нужно, и всем сразу становится понятно, что человек без складного зонтика всего по три доллара – голодранец и нищеброд, то на рекламных плакатах можно крупно сэкономить.

Выпуск же зонтов "задержался на год" не только и не столько из-за отсутствия нужных сортов стали – ее-то можно и у тех же шведов купить или бельгийцев каких-нибудь с немцами. Но нынешние дождевые зонты либо промокали быстро, либо делались из толстого полотна или клеенки – но ни то, ни другое меня не удовлетворяло. Хотя бы потому, что складной зонт из клеенки и покупателя не удовлетворит, а делать "как все делают" именно складные зонты нельзя: нынешние, полотняные, мало что протекать начинали если к ним в дождь прикоснуться изнутри, так еще и садились, если их хоть немного влажными сложить, так, что спицы про следующем открывании звенеть начинали. Из толстой проволоки спицы, прочные (и тяжелые) – а что будет со спицами из жестяного профиля, и представить страшно. Так что пришлось терпеливо ждать, пока жена не "изобретет" полиэтилентерефталат, пока Юра Луховицкий не придумает и не построит машину по изготовлению лавсановых нитей, пока не заработают ткацкие станки, превращающие нити в ткань…

Газовый завод рядом со строящимся городком строила "Строительная контора инженера А. В. Бари", и завод был выстроен быстро, качественно и… дорого. Зато газа он давал много: шуховские паровые котлы были на самом деле весьма эффективными, так что получаемого газа и на химию Камилле хватало, и на заводские печи, в которых заготовки нагревались. Тем более что и химия-то пока была на самом начальном уровне, в день того же ПЭТ выходило килограмм сто – но этого с избытком хватало почти на три тысячи зонтов. Дождевых – а это уже девять тысяч заокеанских денег. Кроме "параплюев" – зонтов от дождя – делались и "парасольки" – зонты строго от солнца, их шили из ацетатного шелка (закупаемого пока во Франции), и эти приносили уже пятнадцать тысяч – опять же долларов. Шелк этот был довольно паршивым (его лишь недавно и делать-то начали), от воды растягивался – но пока сойдет, раз других подходящих тканей нет. И пока сам не сделаю – их не будет, я и так у французов весь ацетатный шелк выкупал, но больше он ни на что и не годился, так что расширять производство они пока не собирались. Зонты – в отличие от очков тех же фотохромных – в США стали атрибутом не "богатого буратины", а просто "небедного человека", и потому продажи ограничивались лишь мощностями производства.

Моего производства: пока я этот зонт придумывал, я "вспомнил" наверное с пяток возможных конструкций, в том числе и совсем неавтоматических, и складываемых в три раза – и все их запатентовал конечно. Контрафактные зонты, несмотря на патенты, появились на рынке почти сразу – но очень быстро пропали: ценовой конкуренции не выдержали. Поскольку изготовленный Чаевым автомат заготовки для спиц ковал их со скоростью сто семьдесят штук в минуту, а вручную их делать – себестоимость зонта выходила дороже, чем цена моего в рознице. Вдобавок никто – то есть вообще никто – не мог повторить один из основных элементов конструкции: центральную втулку, к которой крепились спицы и пружина. То есть сделать такую же по форме и размерам вроде не проблема, но где взять полиэтилен? А без него втулка по ручке не скользила как надо.

И лавсан – без него зонт получался тяжелым и промокающим, а ведь ПЭТ тратился и на нитки для шитья обуви. Пока – по паре килограмм в день, но ведь мне-то (то есть будущим голодающим детишкам) нужно было минимум по две пары башмаков каких сделать. Так что выпуск лавсана значился у меня в списке приоритетов где-то на самом верху.

Не только лавсана: ведь из ниток зонт не сделать. Однако отечественный (шуйский) ткацкий станок стоил все же не очень дорого – хотя ждать, пока их сделают, пришлось больше трех месяцев (мало их делалось пока). А переделать готовый станок на электротягу… но ведь инженерам-то я зарплату не за звание плачу, так что вопрос решаемый. Пока решаемый, поскольку детишек одеть ткани потребуется куда как больше, чем для выпуска зонтов. Хорошо бы самому станки ткацкие делать… да, а еще прядильные, чесальные, какие там еще надо? Найти бы специалиста, вот только такие специалисты в России пока без работы что-то не ходят. Надо, наверное, самому и специалистов вырастить – однако сначала все же стоит решить проблему с лавсаном, поскольку тут хоть понятно что делать.

Но наращивание производства (полиэтилентерефталата, конечно же) сейчас целиком и полностью оказалось в руках Ольги Александровны. Когда деньга течет даже не ручьем, а рекой – то как же без Суворовой-то? И тем более как же, если Камилле самой химичить стало невозможно. То есть обсуждать с Суворовой или с целой толпой уже подготовленных лично Камиллой лаборанток – это сколько угодно. А самой в лабораторию бегать – фигу, беременным нельзя!

Так что Камилла периодически с тоской во взоре смотрела в окно на уже работающие и еще поднимающиеся цеха химических заводов, но запрету не сопротивлялась – судьба детей Ольги Александровны очень наглядно подтверждала мои опасения. А заводы все равно стояли довольно далеко от дома, нового дома, в который мы все переехали в конце апреля.