Текст книги "Уроки ирокезского (СИ)"

Автор книги: Луиза Франсуаза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 90 страниц)

Так что капитал Василия Филипповича был уже гораздо больше миллиарда, проблема заключалась в том, что капитал – это вовсе не деньги. Это – тридцать тысяч магазинов, это несколько сотен огромных складов, несколько десятков океанских судов, тысячи миль железных дорог, а еще это – запасы товаров… и все вместе это стоит гораздо больше миллиарда, но из этого капитала можно было вытащить наличными деньгами всего лишь тысяч двести долларов в сутки. Ну, двести пятьдесят: Истомин поднапрягся и полмиллиона рублей мне ежесуточно делал. Но пятьсот миллионов такими темпами можно набрать года за три…

Ладно, кроме Истомина за океаном героически трудились еще четверо миллиардеров и с дюжину торговцев, таковыми грозивших стать в ближайшем будущем. Вот только миллиардерами они были лишь "номинальными" – успев скупить за гроши за время кризиса много всякого разного. Очень полезного, но – неликвидного, то есть того, что быстро и дорого продать ну никак не выйдет. Ибо некому – да и не нужно это все продавать: именно на этом "неликвиде" сейчас там крутилась "моя" сетевая торговля.

По прикидкам, сейчас примерно половина жителей Заокеании тем или иным образом свои три цента в сутки оставляла в широко расставленных сетях, что составляло полтора миллиона долларов прибыли. Тоже ежесуточной, так что нужную сумму можно было за полгода набрать. Но вот как ее выплатить кредиторам России? Не технически, а чтобы все эти кредиторы так и не поняли, что денежки к ним пришли совсем из другого места…

– А какая разница, поймут они или нет? – поинтересовалась Камилла: жена была полностью в курсе структуры моей "торговой империи". Хотя бы потому, что в соответствии с заготовленными на крайний случай документами была наследницей всей этой сети. Ну и о текущих проблемах тоже знала – не буду же я от жены скрывать причины, по которым на людей скоро бросаться начну. Мы, после того как я "озадачил" членов новенького Верховного Совета, быстренько уехали в практически родной городок, поскольку пока основная "отечественная кормушка" именно в нем и находилась. Но как правильно распорядиться "кормом", я пока представлял с трудом.

– Кредиторам-то разницы никакой, но в этом случае в Америке быстро сообразят, что крупнейшие торговые сети полностью контролируются Россией, с которой у них очень натянутые отношения. И я в таком случае даже не удивился бы, если они просто конфискуют все "в пользу государства"…

– Но ведь все эти сети тебе денег должны за разные товары и по лицензиям…

– Борис Титыч и так наизнанку выворачивается, чтобы эти гроши мне сюда выплатить…

– Вот уж гроши! – усмехнулась Камилла. – В подвале у тебя сколько уже золота запасено?

– Солнце мое, в масштабах Державы и сто миллионов долларов – гроши. Другое дело, что государство нищее, так что и эти деньги лишними не будут. Но мы сейчас говорим не об этом, а о сети, которая может приносить стране по паре миллиардов рублей в год. Ну ладно, хотя бы по миллиарду, но и это удвоит бюджет страны – а если их отберут…

– Саш, ты, как я давно поняла – великолепный инженер. И даже, должна признать, довольно неплохой химик. Еще – судя по этим твоим сетям торговым – купец из тебя тоже вышел не самый бестолковый, но! В банковском деле ты не разбираешься совсем, и не спорь! Татьяна Ивановна так думает, и радуется, что ты в ее дела не лезешь. Сергей Игнатьевич давеча говорил, что ты в коммерции российской нисколько не разбираешься, и это хорошо – потому что ты придумываешь новые способы с деньгами управляться и получаешь с этого огромные выгоды. Но здесь новые твои придумки ничего не дадут, так как платить-то придется через старые банки старым кредиторам. Так что тебе совет полезный дать может только человек, кто в делах банковских разбирается очень хорошо. И остается лишь решить, кто из наших банкиров никому про всю твою сеть ничего не скажет.

– И у тебя есть кого предложить?

– Есть. Но я не предложу, ты у меня и сам умный…

Самому быть умному хорошо. А еще лучше, когда и жена у самого очень даже не дура, так что пришедшая на ужин Мышка меня не удивила. Ну да, с Камиллой они решали какие-то "детские" вопросы, вдобавок Мышке нужно было отъехать в Москву на несколько дней и она договаривалась с Зоей насчет "присмотреть за ребенком" – но все это, в принципе, много времени не потребовало. Так что когда мы уселись за стол, все вопросы были уже решены. А Мышка все же была главой моего "внутреннего" банка, да и в "прошлых жизнях" с этим делом у нее все было великолепно. И еще…

В самой первой моей здешней жизни Мышка сумела мне доказать, что дело для нее значит больше, чем что-либо иное. Ведь когда вы с ней случайно "объяснились в нелюбви", единственное, о чем она попросила – не отбирать у нее работу. И во второй, да и в третьей жизни она ни разу не дала даже повода заподозрить ее в нелояльности компании – и мне, как работодателю. Так что, скорее всего, верить ей можно полностью – ну а уж если ей не верить, то людям вообще верить будет нельзя…

– Мария Иннокентьевна, – начал я, – у меня к вам будет небольшая просьба. Сам я в делах именно банковских разбираюсь не очень, а у меня возникла небольшая проблема. Видите ли, мне нужно оплатить кое-какие счета во Франции, Бельгии, Британии…

– Скажите какие, я оплачу, у нас в банке сейчас деньги есть.

– Большие счета, столько у вас нету. Но у меня есть деньги в Америке…

– Думаю, американские банки легко вашу проблему решат. Сейчас даже переводы между странами выполняются весьма быстро – я точно знаю, поскольку все ваши гонорары как раз мне и поступают через банк Моргана.

– Это так, но мне в данном случае важно, чтобы никто не догадался, что деньги на оплату счетов поступили именно из Америки.

– Пусть переведут мне, и оплата пройдет уже с нашего банка.

– Извините, я не очень понятно объяснил. Нельзя допустить, чтобы хоть кто-то узнал, что такие суммы приходят ко мне из Америки.

– Какие, позвольте полюбопытствовать?

– Четверть миллиарда долларов. И нужно придумать способ сделать так, чтобы никто не понял, что деньги из США вообще куда-то переводятся…

– Боюсь, это уже будет невозможно. Хотя бы потому, что о переводе будет знать банк…

– Банк тоже мой.

– И имею в виду, американский банк, который будет переводить деньги…

– Я тоже. Чтобы было проще, давайте я быстренько расскажу вам все – все то, о чем никто, кроме нас троих, здесь присутствующих, знать не должен.

– Хорошо… обещаю, никто знать не будет.

– В Америке есть несколько… четырнадцать крупных торговых компаний, принадлежащих мне. Эти компании имеют прибыль… ежедневную прибыль примерно в полтора миллиона долларов, и будут ее давать ровно до тех пор, пока кто-нибудь не узнает, что они на самом деле не американские, а русские. Эти компании все дела ведут через три так же принадлежащих мне банка, поэтому американцы даже и не подозревают, какие суммы в них обращаются и какие прибыли при этом возникают. Большая часть этих прибылей тратится на приобретение всяких полезных для России вещей, но сейчас – в силу того, что управление державой возложено на мои плечи, возникла необходимость оплатить проценты по кредитам, взятым Россией в Европе, и оплатить так, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что деньги поступили из Америки.

– А европейский банк, который деньги получит из Америки? Раз наш банк напрямую получить пока не может… – нет, все же Мышка – прелесть, ведь даже не поинтересовалась почему долги Империи я собираюсь оплачивать из своих средств и думала лишь о способе проделать такой трюк.

– Ну, у меня есть приличный банк в Германии…

– А платить во Францию и Бельгию? А там есть отделения вашего германского банка?

– В основном – да. Отделения есть во Франции, бельгийцы же могут и из Франции деньги получить.

– Тогда все можно сделать довольно просто. Пусть ваш германский банк с вашими американскими договорится о кросс-кредитах в местных деньгах. Французам сейчас, так как вы Дрейфуса с нашего зернового рынка убрали, потребуется много долларов – чтобы купить зерно на Чикагской бирже хотя бы. Тогда в германском банке окажутся франки, которые французы отдадут взамен взятых в Америке долларов, и ими ваши платежи можно будет провести через любой уже французский банк. А чтобы эти деньги были нашими… то есть вашими, кросс-кредитный договор я заключу с этим же германским банком и в рамках его поручу провести платеж.

– Ладно, я понял, что французам доллары могут быть полезны… но ведь они могут и франками заплатить?

– Янки берут только в долларах или золотом, но чаще не монетами, а в слитках – и на обмене денег зерноторговцы потеряют больше. Германский банк пусть не берет комиссию за обмен, только обычный ссудный процент – так что зачем кросс-кредит, всем будет понятно.

– Это зачем он немцам. А американским банкам зачем?

– Ну… – Мышка задумалась, но очень ненадолго: – Все же знают, что Россия должна много денег отдать по займам, а зерно с продаж снято – значит, много прочих русских товаров пойдет в Европе за бесценок. На этом можно неплохо заработать… а еще больше заработать, если эти же товары в России же рублями и оплачивать, так что предложение уже нам от немцев на кросс-кредит в европейских валютах тоже будет всем понятно.

– А нам он зачем? – я поглядел на Мышку с любопытством.

– Нам? Ну вам же нужны французские деньги для оплаты кредитов… причем если вы еще успеете в Чикаго скупить кукурузные контракты, то потом их же перепродадите французам с небольшим наваром… еще проценты по ссудам… плюс, если я заключу с немцами договор на кросс-кредит в нашей расчетной внутренней валюте, у нас будет гарантия продаж за границу товаров на полмиллиарда рублей. Причем, при текущих ставках кредитов в Европе, мы процентную маржу снимем дважды и выиграем более семи процентов. А германский банк по моему поручению оплатит все долги и тоже выиграет три процента. И американские банки тоже… то есть если вы говорите, пятьсот миллионов… у германца будет достаточно договора с янки на один миллиард марок.

– Признаться, я детали не очень понял, но если вы так говорите… Мария Иннокентьевна, не сочтите за труд подготовить все документы, все договоры между всеми этими банками. Хотя я не совсем понял – у нас в расчетном банке что, на самом деле есть полмиллиарда рублей?

– Конечно нет, но ведь это расчетные рубли! Их же, если не считать той мелочи, что ходит в наличном обороте у рабочих, вообще физически нет, это всего лишь единица учета. Условная, и я могу таких условных денег ввести в расчет сколько угодно. Главное, чтобы те, кто берет такие кредиты, не потребовал за эти деньги поставку еще не произведенных товаров, потому что деньги будут по дебетовым статьям проходить. Но вы же, раз исходные американские доллары ваши и есть, не потребуете сами от себя невыполнимого?

– Понятно. Спасибо, Мария Иннокентьевна, вы очень всем нам помогли. И я, лишний раз убедившись в вашем профессионализме, хочу предложить вам новую работу.

– Я не…

– Прощу вас, дослушайте. Насколько я понимаю, сейчас основная часть вашей работы состоит в том, что вы – пользуясь этими условными единицами счета, определяете внутренние цены на производимые нашей компанией товары…

– Ну, можно и так сказать.

– Сейчас у меня компания несколько выросла… внезапно выросла до размера всей России. Я прошу вас заняться тем же самым, но уже в рамках всей страны. Мне не нужно, чтобы вы завтра уже определили цены на все, что делается в Империи, но мне нужно, чтобы кто-то, это делать умеющий, определял цены на то, что будет делаться на всех новых заводах, которые сейчас будут строиться. И я, честно признаюсь, иной кандидатуры для такой работы и не представляю.

Мышка аж покраснела от удовольствия:

– Я, конечно, буду стараться…

– Вот и отлично. Камилла, рад представить тебе нового члена нашей замечательной команды: Мария Иннокентьевна Луховицкая, председатель Госкомитета по ценообразованию.

Мышка – скорее машинально, чем осознанно – кивнула, но тут же напряглась – видимо представив себе объемы работ, и взглядом "испуганной мышки" окинула нас с Камиллой:

– Какого комитета?

– Государственного. По ценообразованию. Не волнуйтесь, Мария Иннокентьевна, я знаю, что вы справитесь. Не в одиночку, конечно, я в самое ближайшее время – сразу, как вы с переводами платежей по кредитам закончите – расскажу вам, чем вы будете заниматься и какой я вижу структуру этого комитета, затем мы все обсудим…

– А с Леночкой пока Зоя посидит – улыбнулась Камилла. – Саша, у тебя, помнится, еще какие-то срочные дела были? Так иди, займись ими, а мы еще чайку попьем…

Вечером, когда мы уже ложились, Камилла как бы вскользь заметила:

– Кстати, Маша верно сказала: если эти сделки не прикрыть поставками, то через полгода-год вся эта махинация всплывет. С точки зрения закона никаких нарушений в них, конечно, нет – но другое хуже: на той стороне Атлантики очень многие сообразят, какие деньги дают твои сети, и конкуренты как грибы расти начнут. А одними бритвами и бусами такие суммы не покрываются…

– Камилла, а ты кофе любишь? – мне вдруг в голову пришла совершенно неожиданная идея.

– Лучше чай, и лучше все же не на ночь глядя.

– А я не об этом. Средний американец выпивает в месяц фунт кофе. В смысле, в пересчете на зерна. Если ему предложить кофе, который не нужно молоть, заваривать, а просто кинуть ложку порошка в воду и тут же пить, то ему этот кофе можно будет впарить вдвое дороже. Но тут одна проблема: если испарять готовый кофе, то всякие ароматические вещества тоже испарятся…

– Легколетучие фракции? Ну поймай их в морозильном фильтре и пихни обратно в твой порошок.

– Испаряются-то они вместе с водой…

– Тьфу на тебя! Завтра я проведу эксперимент, сделаю анализы все и составлю тебе температурную схему ректификатора, который отделит воду от ароматических веществ. Спать будем?

– Будем. Я вот думаю, а синтезировать эти вещества не проще получится?

– У кого-то осталось слишком много сил… но это поправимо. А все прочее – завтра!

Глава 31

Пять месяцев – это срок небольшой, но когда делать нечего, время тянется долго. И мучительно – если заранее знаешь, что нечего и пытаться что-то сделать. Пять месяцев назад Иосиф, впервые войдя в новенькую избу, как-то сразу осознал, что ему ничего сделать не дадут: хотя ему и приходилось драться, вид двух дерущихся девчонок поверг его в состояние, близкое к панике.

Девочки дрались яростно и самозабвенно: на зашедшего гостя даже внимания не обратили. А третья, которая его в гости и пригласила, неожиданно крикнула "Стоп!" и – к величайшему удивлению Иосифа – начала объяснять дерущимся, что они делали неправильно. Самая маленькая выслушала замечания, а затем – видимо раздосадованная поучениями – подошла к столу, на котором зачем-то были сложены стопкой кирпичи, и ударом руки один из них разбила. Ударом голой руки – и Иосифу, в свете ранее сделанных предупреждений, стало немного тоскливо.

Совсем тоскливо стало, когда на Пасху несколько пьяных мужиков пошли "инородок бить". Старик-казак с женой в церковь ушли, оставив девочек в доме одних – но через пару минут стало ясно, почему он за своих воспитанниц не боялся: три девочки пинками выкатили на улицу пятерых взрослых (хотя и подвыпивших) мужчин. А Марфа – хозяйка дома, где Иосиф снимал угол, божилась, что девчонки даже не запыхались…

Иосиф уже почти смирился с тем, что забытая Богом Новая Уда будет ему домом и следующие три года, когда в конце мая старшая (или просто самая большая) девочка – Иосиф имени ее так и не узнал – зашла к нему и спокойно сообщила:

– Собирайся, за тобой приехали.

– Кто?

– Сейчас я. Собирайся, через час едем.

Через час он действительно покинул Новую Уду – причем околоточный даже честь отдал на прощание. Не ему, а все же, наверное, поручику гвардии, ехавшему рядом с повозкой верхами. А в повозке рядом с Иосифом сидели три безымянные девочки…

Неделей позже эта пятерка села в поезд в Иркутске, причем все пятеро ехали в одном вагоне первого класса. Но поразило Иосифа не это, а то что в вагоне целую неделю кроме них никого больше не было до самой Самары, где они сошли с поезда и дальше добирались по Волге, на каком-то странном катере. Который привез их в город… еще более странный.

Иосифа поселили в небольшой, но очень уютной квартире. Небольшой, но все же раза в три больше той, которую они снимали с Костой в Батуме, да еще в квартире была ванная комната и ватерклозет. И все было подготовлено для приема гостя: в комнате в небольшом шкафчике рядом с кроватью лежало два комплекта постельного белья, в платяном шкафу – два парусиновых костюма (непривычного покроя, но весьма удобные в носке) и три мужских сорочки правильного размера (вот почему девочки его в дороге измеряли!), в небольшом комоде лежало несколько смен нижнего белья (хотя и довольно необычного), в ванной комнате висели полотенца – причем даже по виду дорогие, мягкие и пушистые (сопровождающий назвал их "махровыми")! На комоде в комнате нашелся и большой – на фунт, не меньше – хьюмидор с папиросным табаком и несколько коробок с гильзами, правда сопровождающий его мальчик сообщил, что табак в городе вообще не продается и когда этот подойдет к концу, нужно будет особо запросить в городской управе – но пока и этого хватит.

Кухня – хотя и довольно маленькая – тоже имелась, и в шкафчике, удивительным образом подвешенном над стоящими вдоль стен тумбочками, нашлись три тарелки и фаянсовая кружка, а в одной из тумбочек нашлись две кастрюли и сковорода. И все прочее, для еды необходимое – впрочем, богатство это не использовались: мальчик, показывавший Иосифу как пользоваться газом, ватерклозетом и ванной, перед уходом оставил ему двадцать с лишним рублей денег… тоже каких-то необычных денег – и, судя по здешним ценам, это было очень немало. По крайней мере в разместившейся на углу дома харчевне с названием "Забегаловка № 9" всего за четыре копейки делали огромный бутерброд из небольшого, на полфунта, батона под названием "сайка", в который пихали (на выбор) ветчину, кусок курицы или говяжью котлету, обильно украшенные различной зеленью с каким-нибудь из четырех соусов, а в соседнем доме обнаружилось весьма приличное и очень недорогое кафе под названием "Столовая № 7", где можно было пообедать за гривенник – причем выбор блюд был как в ресторане средней руки и в котором даже делали хачапури! И подавали их под удивительным названием "грузинские хачапури", хотя какие еще-то могут быть? В прачечной, что размещалась в подвале, можно было постираться с помощью хитрых машин, причем и вовсе бесплатно – а всего за копейку работающая там женщина готова была и выгладить любую вещь, причем в утюг даже не нужно было угли сыпать – он работал от электричества!

Вообще на электричестве здесь почти все работало: в квартире везде были лампы электрические, в комнате из электрической же коробки играла музыка и рассказывали разные новости, да и машины, что одежду стирали, тоже были электрические. И фонари на улицах, горящие удивительным рыжим светом…

Но странен город был не этим, и даже не восхитительными трамваями, проезд на которых был вообще бесплатным. Казалось, что город населяют дети. Детей было просто невероятно много, причем детей каких-то важных, солидных… ну, чаще всего. Нет, взрослые тоже в городе встречались – но вот они-то тут казались большими детьми: на улицах часто шутили, смеялись… не все. Иосиф даже ущипнул себя больно, когда ужиная в "Шашлычной" в городском парке, он увидел сидящего за соседним столом самого императора с царицей и двумя маленькими девочками – видимо дочерьми. Но от щипка те не исчезли, а подошедшая к соседнему столику девушка-прислужница поинтересовалась у сидящих:

– Ваши императорские величества будут как обычно? Сегодня привезли прекрасный кагор из Массандры, не желаете продегустировать? А их императорские высочества могут оценить мандариновый сок газированный – новое изобретение Анастасии Петровны…

Да, царь собственной персоной – при том, что все соседи Иосифа по дому были, как он с удивлением узнал, простыми рабочими. Наверное, все же не совсем простыми: почти все они после работы еще успевали ходить в какие-то "вечерние школы", радуясь, что "летом в школах всего два урока, а не четыре, как остальной год". Да и вряд ли простой рабочий (к тому же совсем молодой, детей еще вроде ни у кого в доме не было) может снимать с женой квартиру с двумя комнатами. Но в городе, как соседи говорили, у всех рабочих было жилье не хуже: даже неженатые парни и девицы делили такую же, как у Иосифа, квартиру максимум на двоих-троих.

Еще в городе было несколько театров, множество людей – и детей, и взрослых – играли в разные спортивные игры на специальных "спортивных площадках", и Иосиф с удовольствием несколько раз присоединялся к командам городошников или играл в странную игру с мячом, называемую "волейбол". Не то, чтобы он очень любил подобные занятия – просто иных дел у него не находилось. Две недели на Иосифа в городе, казалось, никто и внимания не обращал, но однажды все та же безымянная девочка встретила его на улице и снова безо всяких предисловий сообщила:

– Пойдем, тебя ждут.

Через десять минут Иосиф оказался в довольно большом кабинете дома, стоящего у торца проходящего через город канала. И молодой парень, сидящий в кабинете за письменным столом, поздоровавшись и предложив сесть, поинтересовался:

– Говорят, вы пользуетесь популярностью среди рабочих, вам даже кличку дали "учитель". И чему же вы их учите?

Иосиф не скрыл усмешки:

– Учу бороться за свои права, а вам это не нравится?

– Вы марксист, если я правильно понимаю?

– Да. Я марксист и не собираюсь этого скрывать.

– Ага, писаюсь в постель, но горжусь этим… Поскольку вы храбры, вы идёте впереди других. Но так как не знаете, куда идёте, вы ведете тех же рабочих прямиком в ад. Вам не кажется, что прежде чем учить других, следует выучиться самому?

– Я достаточно изучил того же Маркса, чтобы…

– Вам. Нужно. Сначала. Выучиться. Самому. Чтобы получить моральное право вести людей за собой, нужно сначала учиться. Как там… учиться, учиться и учиться социализму настоящим образом. Для начала почитайте вот это, а через неделю поговорим уже о деле – и с этими словами молодой человек протянул Иосифу книжку в красном и как бы не кожаном переплете. На котором золотом сияли тисненые буквы названия: "Экономические проблемы социализма"…

Возня с царем – мера для меня была вынужденная: проще было Николая заставить подписать отречение. Однако даже должность канцлера – вовсе не кольцо всевластия какое-то. Это всего лишь формальный повод притворяться «самым главным». Указы какие-нибудь поиздавать, в свою пользу конечно, слегка порулить убогой государственной копеечкой – и всё. Потому что государство работает по своим правилам, и правила эти устанавливает вовсе не «самый главный», а – по взаимному согласию – те, кто этого «главного» окружает. Ведь указы можно и проигнорировать, копеечку потратить немного иначе – и никакой канцлер с этим ничего поделать не сможет. Чтобы повернуть государственную машину, нужно – назовем это словами из моего «прошлого будущего» – согласие элит. Вот только с элитами этими в России неважно…

Пока элитные ширнармассы искренне убеждены, что "канцлер действует по поручению Императора, воплощая императорские планы за которые его потом закопают в тихом уголке", особого сопротивления "элит" не будет. Ну да, кое-кто побрыкается – но без энтузиазма, формально. Ведь войну-то этот канцлер вроде выиграл… причем методами, за которые с царем "зарубежные лидеры" точно бы здороваться бы перестали, но царь-то тут как раз ни при чем, в отпуске царь был. Да, недоглядел – но и такое бывает, зато потом он вернется и ка-ак взгреет зарвавшегося заместителя!

А что Нобелей с Ротшильдами канцлер на нефтяном рынке завалил, так и вовсе понятно: так на его месте поступил бы каждый. Керосина-то в стране меньше не стало, вдобавок и подешевел керосин, что неплохо – ну а то, что это теперь не нобелевский, а канцлеровский керосин, должно волновать лишь Нобелей и Ротшильдов. Опять же, французскому хлеботорговцу плохо канцлер сделал, но ведь теперь крестьяне сто раз подумают прежде чем бунтовать и землевладельцев грабить, так что опять вышло даже лучше чем было. Впрочем, пока вообще о том, что этот канцлер творит, можно особо и не думать: вот закончится война…

Игнатьев договор о мире подписал правильный, согласно ему война не закончилась. Она юридически закончится в тот момент, когда последний русский солдат на последнем судне покинет гостеприимный берег острова Хонсю. То есть где-то ближе к концу августа.

И поэтому до середины августа мне нужно было собрать в единую команду новую элиту Державы…

Чисто теоретически ядро этой "новой элиты" уже сформировалось. Коковцев плотоядно облизывался, глядя на растущее число нулей в бюджете и золотых слитков в хранилище, фон Плеве занимался формированием новых полицейских структур и подразделений, Ламздорф предвкушал дипломатические победы под прикрытием неведомой, а от того еще более страшной "Красной армии". Вдобавок я, запустив (с мелкими "улучшениями") разработанный еще пять лет назад проект приведения в порядок Тихвинской водной системы, обрел некоторый авторитет в Инженерном совете МПС. На самом деле я просто перенаправил "сэкономленное на железных дорогах" на иные проекты, но все же очень не все сэкономленное… Конечно, эти ребята сразу же вывалили на меня целую гору "еще более эффективных" проектов, буквально требующих немедленного финансирования – но после некоторого числа "уточняющих вопросов" они всерьез занялись качественной этих проектов проработкой в явной надежде на осыпание их пряниками в ближайшем будущем. Все почему-то именно пряников от меня и ждали…

Даже генералы, протиравшие в Маньчжурии и на Ляодуне штаны, сверлили дырочки в мундирах под будущие ордена, а адмиралы мысленно делили корабли бывшего японского флота. И все, практически без исключения все чиновники, как гражданские, так и военные, хоть как-то связанные с Дальним Востоком, запасались кошельками повместительнее.

Ну насчет кошельков – это они, безусловно, погорячились, однако пусть пока остаются в неведении относительно своего светлого будущего. А я займусь светлым настоящим.

Специфика заокеанского торгового бизнеса заключалась в том, что денег он приносил много, однако потратить эти деньги на что-то нужное – России нужное – раньше возможности особой не было. Ну, потратил бы я миллиард-другой на станки, оборудование, на ценное сырье и материалы – и куда бы это все я дел? Вот взять хотя бы рельсы…

Рельс, купленный за двадцать долларов (то есть за сорок рублей) у того же, скажем, Карнеги, при въезде в Россию – пока пост канцлера был вакантным – сразу дорожал на тридцать рублей: пошлина таможенная. Понятно, то пошлина защищает отечественного производителя. Вот только защищает она его если он, производитель этот, есть. А если его нет, то пошлина вдвое увеличивает прибыли иностранцев, под такового производителя маскирующегося. Если же рельсов нужна не одна тонна, за эти двадцать долларов приобретенная, а много-много этих тонн, потребных, скажем, для чугунки от Мурманска и Костомукши до Воркуты, да еще с заходом в Череповец, то тут проявляется еще одна проблема: рельсов, крепежа всякого для них и прочего железа нужно миллион тонн. А столько даже янки быстро не сделают…

Истомин – давно еще – предложил очень забавное решение проблемы: рельсы закупать "по возможности", но вместо отправки их в Россию задорого, строить с их помощью железные дороги в Америке – задешево. Причем дороги узкоколейные и вообще временные. Проблем тут было всего лишь две: железных дорог в США и так был изрядный избыток – раз, и два – как потом все это богатство перевезти куда надо.

Когда правительство США стало отдавать железнодорожникам (причем бесплатно) землю полосой по десять миль в стороны от пути, дороги бросились строить все. А если государство за каждую построенную милю еще и дотацию выдает от двадцати до пятидесяти тысяч долларов…

По некоторым дорогам поезда – причем из пары вагонов – вообще ходили раз в неделю. Но – ходили, стране требовались "действующие" дороги. А бросать дорогу пока еще не вся полученная нахаляву земля продана, невыгодно.

Поэтому в США даже поговорка была, что от любого места до железной дороги не более десяти миль – но тем не менее Истомин нашел местечко для почти двенадцати тысяч миль своих узкоколеек. По которым бегали практически "игрушечные" поезда, влекомые игрушечными же "локомотивами": самобеглыми тележками с калоризационными моторами сил по сорок-пятьдесят. Пользы от этих дорог было гораздо меньше чем вреда, разве что быстрее доставлялись некоторые продукты к сетевым складам и упаковочным фабрикам – и в целом бизнес прибыли не давал. Так что когда мистер Истман решил от явно убыточного актива (на узкоколейки государственные субсидии не полагались) избавиться, никто и не удивился. Немного странным показалось то, что у Истмана были заранее подготовлены платформы, перевозящие целиком восьмидесятифутовые звенья рельсов вместе со шпалами, ну так они вообще-то для строительства этих дорог изначально вроде бы предназначались. А то, что Истман все свои узкоколейки тридцатидвухфунтовым рельсом протянул, так тоже понятно: самый массовый типоразмер в стране.

Также никто не удивился тому, что свои дороги Истман продал в Россию: он изначально проложил их с шириной колеи в семьсот пятьдесят миллиметров (что давало при постройке экономию почти в четверть при закупке шпал), но традиционная американская "узкоколейка" имела ширину в три фута, поэтому ни сама дорога, ни вагоны с локомотивами с нее в принципе в США никого заинтересовать не могли…

Вместе со шпалами секция узкоколейки весила около трех тонн. Километр пути – сто двадцать тонн. В каждый сухогруз, которых во флоте Истмана было чуть больше трех десятков, влезало почти восемьдесят километров дороги. За один рейс все вместе они могли перевезти две с половиной тысячи километров одноколейки, причем почти четверть – даже в неразобранном виде. А что, очень удобно: разгрузил где-нибудь на Мурмане на дебаркадер двадцать верст готовых рельсов со шпалами, погрузил их на привезенные из Америки вместе с рельсами платформы – и знай кидай секции в грязь по направлению на юг. С помощью изготовленного Ильей путеукладчика кидай, по десять секций в час. Или с помощью двух сотен мужиков с той же скоростью… Лето же, заполярье – так что выходит аж по шесть километров в день. А ведь можно еще и в Кандалакше разгрузиться, в Кеми… А еще можно – перегрузив с океанских сухогрузов секции на баржи – их перетащить в Ладогу, или даже – пока на Свири никаких плотин нет – в Онегу…