Текст книги "Уроки ирокезского (СИ)"

Автор книги: Луиза Франсуаза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 90 страниц)

Конечно, если сравнивать с лучшими зарубежными моделями, то им предлагался не автомобиль, а какое-то недоразумение. Фары – крошечные, моторчик – тоже малютка какая-то. Да и внешним видом он на расфуфыренную карету совсем не походил. Так, железяка крашеная…

Машинку я "слизал" с "Судзуки-Самурая", у однокурсника такая была. Этакий микро-джип чуть ли не с мотоциклетным мотором, но однокурсник говорил, что этот джип – основной в индийской, что ли, армии, а тогдашняя индийская армия – она покруче нынешней британской будет. Правда, что внутри у настоящего "Самурая" было, я не видел, а у меня внутри стоял двухцилиндровый моторчик чуть больше литра под прямогонный бензин, в восемнадцать лошадок – уже "вылизанная" версия мотора от "Глазастика" – и его вполне хватало "носиться" по нынешним шоссе со скоростью километров до шестидесяти. Комфорт, конечно, у меня получился тоже практически "индийско-армейский", но зато цена укладывалась в тысячу, даже чуть меньше – это вместе с гидроусилителем руля и полным приводом. Причем полный привод как раз для армии и делался, а если попроще, "гражданский вариант" – то себестоимость укладывалась рублей в семьсот: ШРУС оказался в нынешних условиях штукой очень дорогой…

Машинка получила название "Самурай" – ну, то есть я ее так называл, "по инерции". А когда народ поинтересовался, почему название "непатриотичное", я ответил в духе "это в Японии самурай – великий воин, а в России он годится только учителей в деревнях на горбу возить". Идея народу понравилась…

"Самурай" делалась сейчас аж на шести заводах. То есть не шесть заводов ее выпускали, а один делал моторы, один – колеса. Отдельный завод делал рулевое управление и коробки передач, совсем другой завод делал сидушки – тоже изделие не самое простое. Еще на одном заводе делалась вся электрическая система, ну а на сборочном еще и раму с кузовами сами изготовляли. Кузовов разных тоже три делалось, но это уже "вкусовщина".

А о том, что школьным учителям машина нужна – это мне Машка вовремя подсказала. Не всем, конечно, а только деревенским, да и обещал я их пока исключительно отставным офицерам, выбравшим эту непростую работенку – но это пока машин не хватает. Завод мог их выпустить лишь порядка двадцати пяти тысяч в год – временно, конечно, но учителям они нужны уже теперь, так что все прочие – подождут. Было у меня подозрение, что большинство офицеров-отставников только на машинку и клюнули…

Ну и хорошо, что хоть на что-то клюнули: две сотни тысяч свободных грамотных людей в стране пока вряд ли найти выйдет. Но пока на столько и школ не настроено, так что будем есть слона маленькими кусочками. Одна проблема: слонов-то развелось сразу многовато, на всех ртов может и не хватить. Но если откусывать по кусочку от каждого…

Было бы неплохо еще несколько автозаводов построить, но где деньги взять? Практически все, что приходило из-за рубежа, шло или на "стройки века", или на раздачу старых долгов. Успел же Сергей Юльевич этих долгов наделать! Кстати, а не пора ли ему за это ответить? При поддержке "силовиков" этот трюк проскочит на ура, а заодно прояснится уровень лояльности широких дворянских масс, что тоже немаловажно в свете намечающегося третьего "забавного" мероприятия…

Сейчас Витте занимал странную должность Председателя Комитета министров – царского еще Комитета. Странную потому, что Комитет этот – призванный вообще-то координировать работы разных министерств – и при Николае практически не функционировал, а теперь – после перевода Минфина, Министерства иностранных дел и МПС в новый Совет комитет этот вообще стал не нужен. Но – формально существовал, и Витте даже жалованье получал, довольно немаленькое – не хотел я его спугнуть раньше времени. Ну а когда время подошло, он, осыпаемый насмешками со стороны как бывших коллег, так и "либеральной прессы", впавший в депрессию от невозможности что-либо украсть, не выдержал и в начале июня подал в отставку…

Очень вовремя. Как раз появился повод его пригласить в Москву… Наверное, он подумал, что я собираюсь ему предложить более выгодное местечко – по крайней мере примчался он на следующий же день, хотя в приглашении я особо указал "в удобное для Вас время". Ну не заставлять же столь заслуженного господина ждать в нетерпении аудиенции! Тем более что Евгений Алексеевич своего человечка в Париж уже успел сгонять (или у него там постоянный резидент сидел: не знаю, да и знать не хочу – не мое это дело), сумму уточненную я узнал…

– Добрый день, дорогой Сергей Юльевич, приношу свою благодарность за то, что вы смогли столь оперативно откликнуться на мою просьбу. Я бы не стал беспокоить вас по пустякам, но без вашей помощи невозможно решить одно важное государственное дело…

Сергей Юльевич аж расцвел! Впрочем, ненадолго:

– … Тут у России внезапно нужда возникла острая, в деньгах, точнее, во французских франках. Потребовалось державе сто двадцать семь миллионов четыреста сорок две тысячи триста восемнадцать франков… а у вас, как я знаю, как раз такая сумма излишних денег и имеется.

– К-каких денег?

– Ворованных, Сергей Юльевич, ворованных. И ведь Карпинского того же, царствие ему небесное, суд за сумму в десять раз меньшую повесить приговорил, а он, бедняга, даже не из казны воровал. Ну а за суммы казенные, да в особо крупных размерах, и на кол посадить не грех… одна лишь проблема: если… когда я вас на кол посажу, Ротшильды сделают морду кирпичом и скажут, что никакого такого вкладчика Витте они знать не знают и денег никаких не брали. Я, конечно, все равно денежки заберу, но дело это не быстрое… Думаю, вам стоит проявить инициативу и денежки из Франции эти в Россию быстренько перевести. Причем Россию при этом не покидая. Кстати, супруга ваша, как соучастница и в некотором роде вдохновительница хищений, уже сидит – вместе с дочерью, конечно – в теплом уютном… каземате и ждет, наденут ей петлю на шею или нет. Но пока об этом знаю я, вы теперь знаете… ну и несколько моих телохранительниц.

Витте мгновенно погас, вроде даже как-то уменьшился в размерах. И, судя по бегающим глазкам, пытался сообразить, как выпутаться из сложившейся ситуации – но, похоже, до конца еще не поверив случившемуся.

– Даница, ты умеешь человеков на кол сажать?

– Скажете – посажу. Только попорчу сильно, недолго мучиться будет. Вы лучше отца моего разыщите, он, думаю, лучше справится…

Почему-то после этих слов девочки Сергей Юльевич упокоился – вероятно решил, что это все же глупый розыгрыш.

– Даница, тут товарищ не проникся. Сделай ему больно, только без членовредительства – ему еще бумаги всякие писать. И рот заткни, чтобы не орал…

Существует очень много способов сделать человеку действительно больно. Через пару минут, когда обмочившийся Витте валялся на полу, тихонько подвывая, я еще немного прояснил ситуацию:

– Послушай, мразь, своровав эти полста миллионов рублей ты тем самым убил – до смерти убил – минимум миллион детей. Сейчас у тебя есть шанс – небольшой, но вообще единственный – спасти от смерти хотя бы половину от этого числа. И если ты шансом этим не воспользуешься, то всю боль, которую испытали эти дети – весь миллион – испытаешь ты и твоя семья. У тебя времени – неделя, если через неделю сворованные деньги не вернутся в Россию, то то, что ты почувствовал минуту назад, будет сопровождать тебя до конца жизни. Довольно, кстати, долгой – у меня врачи, между прочим, лучшие в мире. А просить этих милых девушек о милосердии… Из-за тебя, из-за таких как ты, мне их продали – как вещь продали, за деньги, чтобы спасти от голодной смерти остальных детей в семье. И они прекрасно знают, кто в этом виноват. Так что… сейчас вторник, одиннадцать сорок утра. В следующий вторник, ровно в одиннадцать сорок я допущу этих славных девочек до ваших тушек. Сейчас тебя отведут в комнату раздумий. Думай, и помни о времени.

Сергей Юльевич перехитрил сам себя: чтобы случайно не выдать свои махинации, деньги он хранил на номерном счете (что я уже знал), а взять их оказывается можно было по паролю, привязанному к дате выписки чека. Так что Александр Иванович Нелидов, бывший послом во Франции, довольно просто перевел денежки Витте на свой новенький счет, открытый в том же банке Ротшильда, предварительно положив туда сумму даже большую, чем "доля Витте", а спустя месяц выплатил – чеком, а вовсе не золотом – очередную часть русского долга в двести шестьдесят миллионов франков. Ротшильда эта операция довела почти до банкротства, поскольку столько наличности в банке просто не было – но это было уже вовсе не мое дело, пусть французы сами разбираются.

Французские долги были моей особой головной болью: из почти семи миллиардов внешних долгов больше трех были "долгами" по железнодорожным облигациям. Восьмидесятилетним, с доходностью аж в четыре процента годовых. Правда их удалось (было такое условие при их размещении) довольно безболезненно конвертировать в двадцатилетние, причем (поскольку в примечании о конвертации доходность указана не была явно) в трехпроцентные. Но вот их-то народ массово понес сдавать, поскольку теперь простой банковский депозит оказался выгоднее.

Ну а так как новые облигации подлежали теперь "срочному выкупу" только в двадцать пятом году, то скупали их специально организованные конторы с дисконтом, за девяносто процентов от номинала – что все равно было выше цены размещения, поэтому хотя и сдавать их понесли все же не все сразу, тем не менее суммы для этого требовались очень немаленькие. Я планировал, что все три миллиарда предъявят к оплате года за четыре…

Правда, поскольку французы – точнее, французские банкиры – изначально были мошенниками (впрочем, все банкиры такими были – работа у них такая), мне удалось как-то поток зарегулировать: все займы-то брались под залог золота, а вот с возвратом этого золота оказались некоторые проблемы. У французов всего золота в банках было заныкано примерно на три миллиарда франков, и значительная часть его была именно русской. Когда еще Александр II размещал займы, он вывез во Францию золота на почти двести миллионов рублей, а всего в заграницах русского золота в залоге было больше полутораста тонн. Примерно на полмиллиарда франков – но когда я предъявил документы о выкупе облигаций на эту сумму, эти умники не нашли более умной идеи, чем объявить, что залог – он "на все восемьдесят лет размещения займа".

Правда, на следующий день газеты (французские же) напечатали объявление, что пока Франция не вернет залоговое золото по погашенным облигациям, Россия проценты по оставшимся платить не будет, причем они даже начисляться не будут. Целый год не будут, а потом облигации и вовсе аннулируются – и золото в Россию ушло. Почти пятая часть всего "французского" золота и треть официального государственного золотого запаса Франции – так что правительство и банкиры начали пропагандистскую кампанию на тему "кто сдал русскую облигацию – тот не патриот Республики". Честно говоря, меня эта кампания удивила, ведь Россия уже свое золото получила, но может я чего-то про взаимоотношения прежних царей с французскими банкирами не знал? В результате количество "непатриотов" сократилось примерно до девятисот миллионов франков в год (или трехсот тридцати миллионов рублей), и с этими деньгами теперь очень успешно разбирался Коковцев (с изрядной помощью де Фонтане – о которой, правда, Коковцев не знал).

Мое же дело было с другими денежками разобраться. С американскими. Потому что внезапно…

Хотя внезапно сначала в Москву приехала вдовствующая императрица Мария Федоровна. То есть не совсем внезапно, все же, насколько я знал, именно она когда-то всячески продвигала Витте на высокие должности, и публикация известия о том, что Сергей Юльевич арестован за кражи, мимо нее не могла пройти. Но вдовствующая императрица меня все же удивила:

– Господин канцлер (по имени или фамилии она меня ни разу так и не назвала), я желаю знать в чем обвиняется Сергей Юльевич.

– В краже, ваше величество, всего лишь в краже и потворстве разворовывания казны третьими лицами.

– А для этих обвинений есть основания?

– Думаю, что есть. Сергей Юльевич успел вернуть часть того, что украл лично он, всего лишь сто двадцать семь миллионов франков.

– То есть ущерб он возместил…

– К моему сожалению, лишь в незначительной степени. Вернул он лишь то, что не успел с женой промотать, а его зарубежные сообщники украли из казны, по материалам расследования, суммы, заметно превышающие миллиард рублей, и они как раз возвращать ничего не собираются.

– Мерзавец! И что его ждет?

– Конечно мерзавец, ведь он бросает тень на тех, кто ему доверял… а ждет его суд, после которого, мне кажется, его просто повесят.

– Одного? Да его жена не менее его, если не более, в том повинна!

– Жену тоже ждет суд, и, скорее всего, тоже петля. Девочек же, Сергеем Юльевичем опекаемых, ждет высылка… в Арафур. Точнее, уже не ждет, они в пути.

– Да? Жаль… вторую следовало бы поместить… вместе с матерью.

– Приятно узнать, что мы одинаково смотрим на вещи… но дети не виноваты в грехах родителей. Так что… но вы правы в том, что России они просто не нужны.

– А мой сын тоже не нужен?

– Ваш сын… он взял на себя тяжелую ношу, просто для него ноша оказалась слишком тяжела, я же лишь подставил ему свое плечо. Ну а то, что он просто всю ее переложил на мои плечи… Ваше величество, могу я вас попросить немного помочь уже мне?

– И чем же… пожилая дама может помочь столь юному и бойкому канцлеру?

– Пожилая дама – ничем. А умная и деятельная императрица… Вы, вероятно, знаете, что с Нидерландами у нас сейчас выстроены отношения весьма дружественные и взаимно выгодные. Но таковые как правило строятся на личных симпатиях… и если вы могли бы донести мои симпатии вашему брату…

– Вы мне предлагаете опять отправиться в путешествие на этом вашем шумном кораблике?

– Что вы, ваше величество! То есть на кораблике-то каюту уже успели прилично отделать, да и шумит теперь он гораздо меньше, но в вашем распоряжении будет любой корабль Империи.

– А что вы желаете получить от Дании? И что Дания может получить от подобного улучшения отношений?

– Я? Лично мне ничего не нужно, но Россия… России понадобится много датских свиней, коров – и нужно обучить людей выращивать их. России нужно много судов – грузы возить, рыбу ловить – и я с удовольствием приобрету их. А Дания – она получит огромный рынок… если мы… если вы сможете договориться об устранении препятствий, мешающие людям свободно торговать и ездить друг к другу.

– Препятствий? А разве таковые есть?

– К сожалению, много больше, чем хотелось бы…

Вдовствующая императрица Мария Федоровна была всего лишь светской бездельницей, "покровительницей искусств" и "благотворительницей", а вот урожденная принцесса Мария София Фредерика Дагмар оказалась весьма деятельной фигурой на европейском направлении политики России. У нее же столько родственников в каждом королевском доме… ну, в половине этих домов.

Но это в Европе, а текущую информацию о Заокеании я получал из отчетов Бориса Титыча: он каждые две недели звонил мне и рассказывал о "постигнутых утратах". С утратами было неважно, акции "Севен-Иллевен" расходились довольно плохо, ведь все знали, что магазинчики эти торгуют "всякой дешевой мелочью". Собственно поэтому Бариссон мне и звонил так редко, однако "на всякий случай" предусматривались и "резервные дни связи". Именно предусматривались, поскольку из-за разницы во времени Борис Титыч звонил мне в шесть утра.

Так что "внеочередной" его звонок застал меня в уже относительно проснутом состоянии. Хотя, похоже, недостаточно проснутом – я не сразу сообразил, о ком Черт мне говорит:

– Александр Владимирович, тут с вами Гончая срочно побеседовать желает. Надеюсь, вы не в обиде за то, что я его пригласил к аппарату…

Однако голос Генри меня сразу проснул окончательно:

– Добрый день, Алекс… или что там у тебя, утро? Я тут прочитал твою книжку, наверное поздновато, но так получилось… и у меня появились два вопроса. Могу я их задать?

– Слушаю…

– Я не совсем понял, что ты там написал про биржевой кризис, который прикончил главного героя книги, и был бы рад, если бы ты смог это как-то поподробнее описать, а то читателям разобраться трудно. И второй вопрос: я решил помочь Сэму с продажами его книжек… сколько ты хочешь за свои магазинчики?

– Какие магазинчики?

– Все, которые принадлежать лично тебе. Я бы купил их. Ведь тебе они сейчас уже не очень нужны?

Глава 46

Семен Николаевич слушал очень внимательно, но это совсем не мешало ему думать о чем-то, с предметом разговора вроде и не связанным. То есть, конечно, связанным, но…

– Извините, Александр Владимирович, должен вам сообщить, что исполнить поручение ваше я не в состоянии. Приговор мне не отменен, и – поскольку меня арестуют сразу по пересечении границы – я просто не смогу даже приступить к выполнению поручения.

– Дорогой мой… господин генерал-майор! Я тут вообще-то не только книжки приключенческие выдумываю, но иногда и делами государства занимаюсь. Как внутренними, так и, с позволения сказать, внешними. И одним из таких внешних дел стал договор с Фердинандом о том, что все подобные вам подданные России полностью амнистированы. Так что ничего вам не грозит – разве что прослыть самым богатым человеком на родине вашей.

– Самым богатым?!

– Ну, для начала вы возьмете… скажем что пятьдесят миллионов марок. Германских…

– Сколько?

– Я же сказал: для начала. Всего вам на выполнение задания предусматривается выделить двести пятьдесят миллионов… рублей. Если потребуется больше – изыщу, но лучше все же постараться в бюджет уложиться. Тем более что очень быстро у вас появятся и внутренние доходы, так что может быть выйдет и сэкономить какие-то деньги.

– Вы говорите о таких деньгах… так просто… скажу честно, я не понимаю, зачем вам все это.

– Господин генерал-майор… в отставке. Вы же в Векшине побывали, изучили, как все там работает, так? Сейчас мне нужно, чтобы у вас там все заработало так же, что будет осуществить довольно просто хотя бы потому, что все ошибки я уже совершил и вам не придется их повторять. Конечно, вы совершите уже свои ошибки, но именно для их исправления вам соответствующий бюджет и выделяется. Зачем это мне? Лично мне это вообще не нужно, но если вы спросите – да хотя бы сами себя спросите – "зачем это России"…

– Да, вы правы. Я понял. А если мне потребуется какая-то помощь… советом, или…

– В любое время. Да, вот еще что. Постарайтесь там разыскать одного человека, Гоцу Димитрова, и как найдете, уговорите его на некоторое время приехать ко мне. Он довольно молод, но умен, я бы даже сказал, талантлив – думаю, через год-полтора он станет вашим лучшим помощником. Возможно, вас смутят поначалу его политические, скажем, взгляды…

– А… понятно. Нет, думаю не смутят – вас-то подобные взгляды, насколько я наслышан, не смущают.

– Тогда заодно узнайте, кого он может порекомендовать: сами понимаете, людей вам потребуется немало.

– Это верно. Но в любом случае я все же рассчитываю, что и старые знакомые…

– Безусловно, вы сами решайте как дело лучше сделать. Я вмешиваться не собираюсь вообще – мне просто некогда вмешиваться будет. Ну это если вам помощь не потребуется, конечно.

– Спасибо, я весьма польщен тем, что выбор пал на меня.

– Заслуженный вами выбор. А теперь я вас, как и обещал, отправляю в отставку. Вас это очень обижает?

– Не меня же одного отправляете… Хотя да, мне все же обидно. Сильно обидно?

– А как же иначе-то?

– Верно. Еще раз спасибо. А если возникнут вопросы…

– Светлан Бочваров. Вы в его гостинице и остановитесь поначалу…

Тысяча девятьсот шестой год заканчивался хорошо: заработали обе электростанции на Свири, и на Вуоксе первая станция уже дала ток. Пока немного, и совсем не там, где я планировал, но «политический эффект» от этой станции оказался огромным, да и «экономический» тоже удивил.

Графтио, хотя и посчитал свое направление на Вуоксу издевкой, мнение свое изменил сразу же после первого знакомства с рекой. И напланировал на ней поставить аж пять электростанций – а начал почему-то с "самой середины", направив все силы на постройку "третьей", на водопаде Ряйккёля. То есть понятно почему: там самая маленькая плотина требовалась, все можно было выстроить и оборудовать гораздо быстрее чем в остальных точках, вдобавок и генераторы, и турбины можно было ставить точно такие же, что и на Волхове – а это упрощало и проектирование станции, и изготовление всего вспомогательного оборудования. Пока пустили только первый "большой" генератор (Африканыч просто больше сделать не успел все же), но двадцати пяти мегаватт уже с избытком хватало на освещение Вильманстранда и Выборга – поскольку других потребителей электричества еще не появилось. А освещение хотя и само по себе очень неплохо, оно еще вызывает определенную зависть у тех, кто остался без него – что, в свою очередь, весьма нехило стимулирует творческую фантазию обделенцев – и не только их.

В Вильманстранде буквально сам по себе вырос завод по производству электромоторов, правда, вырос он все же на казенные деньги – но денег потребовалось совсем немного, я о них даже и не узнал. Три финских инженера прикинули объемы электричества, которое вскоре появится с Вуоксы, и сообразили, что моторы будут народу нужны. А поскольку один из этой троицы успел стать городским Главой, то завод был выстроен за счет городского бюджета.

Но сообразительные водились не только в этом городе, и в Таммерфорсе был уже почти достроен завод по выпуску гидрогенераторов. Финляндия – это страна, состоящая чуть ли не большей частью из озер и рек, вот только рек больших там немного, а на маленьких станцию вроде Вуоксинской не поставишь. Но вот небольшую, низконапорную, киловатт сотен так на несколько – запросто. И завод в Таммерфорсе именно такие и собирался выпускать, причем "максимальной заводской готовности" – то есть ставь какую-нибудь плотину, трубу подводи к генератору – и получай вожделенное электричество. Конечно, для этого завода финансы ребята все же у меня запросили, но тут было не жалко тратить – да и немного потребовалось.

Еще в Выборге была построена новая, "рыбная" верфь, на которой начали делать небольшие рыболовецкие суденышки для Балтики – эта была вовсе частным предприятием, по стране заработало больше десятка новых молочных заводов – главным образом по изготовлению сыра всякого, строились разные механические… назовем это скромно "мастерские". Много чего стало строиться полезного – и сразу. Причем большей частью "без привлечения средств госбюджета". Но иногда – когда память детства внезапно выплескивалась бурными эмоциями – я выделял весьма заметные денежки на проекты, как бурчал Слава, "более чем сомнительного свойства".

Так ко мне в Москву из Гельсингфорса приехал простой финский рабочий с очень нефинским именем Эмиль и вовсе шведской фамилией Хенрикссон. Он услышал от соседа о том, что "русский канцлер помогает изобретателям – если изобретение полезное" – и приехал мне свое показать. Хорошо еще, что девушки из охраны "дома правительства" давно уже знали, что всякие железки я рассматриваю с удовольствием – и в результате этот Эмиль отправился обратно будучи уже директором нового завода. Сам завод должен был разместиться в опустевших ангарах, оставшихся после строительства гидростанции в Иматре (там плотины тоже уже выстроили, генераторов только ждали) – и это особых денег не требовало, а вот станки, которые в ангарах будут стоять, ожидались совсем не дешевыми. Тем более что "для быстроты" планировалось поставить американские, с не до конца еще опустошенных складов Монтевидео, а потом – по мере их быстрого и неизбежного износа – заменить на шведские. Да, шведские гораздо лучше, но шведы пока еще работали столь неспешно…

Вообще-то все эти стройки организовались только сейчас по довольно простой причине: финны и раньше понимали, что электростанции, в особенности речные – это выгодно и удобно. Молоко лучше перерабатывать, а не скотине спаивать, ну и вообще лучше много чего самим делать. Вот только "раньше" строить выходило слишком дорого потому что с цементом для бетона было более чем неважно. Финляндия – она на граните стоит, известняков там крайне немного, да и глины не избыток: копнешь ямку – и уже через метр-другой сплошной гранит. Так что просто сырья для цемента нет, не говоря уже о топливе… а немецкого цемента – не укупишь особо. И вдруг появился цемент недорогой отечественный – ну как тут мечты детства не воплотить?

Причем цемент тем же финским крестьянам доставался вообще, можно сказать, бесплатно. То есть не за деньги – за камни. Сдаешь тонну камней – получаешь мешок цемента, пятидесятикилограммовый. Меньше сдал – меньше получил, что было тоже несложно, так как цемент и в килограммовых пакетах туда поставлялся, и в пяти, и в десятикилограммовых, и – самых популярных из-за емкости телеги – в двадцать пять кило. Цемент-то на самом деле недорог, а вот где еще взять недорогого камня чтобы балласт на железной дороги щебеночный положить вместо нынешнего песчаного? Крестьянин-то камни небольшие привозит, камнедробилка для них тоже небольшая нужна, поэтому и недорогая. Ну а на барже камни возить очень дешево выходит.

Для меня же главным было не то, что там строить всякое начали, а то, что народ осознал, что "быть Россией – лучше". И понял, что "быть Россией" – это вовсе не переходить на русский язык, как якобы пытался учинить русский царь, а совсем наоборот получить неисчерпаемый спрос на все, что они смогут сделать или хотя бы собрать. Ну, если они это будут делать хорошо…

Оставшимся "в герцогстве" финнов подобных пряников не обломилось (ну, если не считать небольшую помощь заводу в Таммерфорсе) и простой народ довольно шустро стал перебираться уже в Выборгскую губернию. Да и не очень простой довольно быстро сообразил, что "в России" работать выгоднее, да и возможностей побольше (включая вполне приличное финансирование), которое для "герцогства" практически иссякло.

Вдобавок, "написанная" мною книжка очень четко "доказала" финнам, что "канцлер хорошо знает финскую жизнь, к финнам относится с большой симпатией и понимает, как сделать лучше" – хотя я ее писал исключительно чтобы сам автор, который наверняка уже где-то зреет, не сотворил злобненькую сказку о тупых селянах. Да… а в результате Николай в ноябре "одобрил просьбу жителей герцогства" и в стране появились две новых губернии. Россия – она большая, народов в ней много… может и про Ходжу Насреддина в Бухаре "написать"?

Может и напишу… если время будет. Пока же я больше читал – причем вовсе не художественную литературу. Хотя как сказать…

Бумаги стало в стране достаточно. Тут и Саша Антоневич постарался – закончив работу в Балахне, он "заодно" построил бумажную фабрику в Котласе (благо шведы все нужное оборудование очень быстро сделали), да и финны в Куопио немаленькую фабрику как раз запустили. К тому же я, узнав о "простоте" изготовления бумаги газетной, две таких фабрики запустил. Одну из них – в Братске (правда, к нему пришлось "сверхплановую" узкоколейку от Тайшета протянуть, но дерева там было много и затея того стоила), а вторую в Кондопоге (дерева там тоже много, а железная дорога уже выстроена). Так что "периодическая печать" тоже высвободила ресурс для книжной, и с бумагой для учебников проблем не стало.

И с узкоколейками: завод в Ряжске начал выпускать локомотивы для них на базе "моего" ЯМЗ-238. Правда, не форсированного, мощностью в двести восемьдесят сил и с гидропередачей, но для узкоколейки и такого вполне хватит. То есть локомотива хватит, а вот локомотивов – нет: народ там пока лишь учился работать и делал по одной машине в неделю. Но – научатся. И работать научатся, и делать удобные и красивые машины тоже: я "нарисовал" локомотив, внешне похожий на знакомую мне с детства "Ласточку" и они его такой и выстроили. Красивый… Почему-то мне очень хотелось все вокруг сделать именно таким – красивым. Да и не только мне.

Зинаида Николаевна во главе Госкомитета по просвещению и культуры развернула весьма бурную деятельность. Причем ту часть, которая относилась к просвещению, она попросту переложила на плечи министра этого самого просвещения, которым – после весьма непродолжительного пребывания на этом посту Ольги Мельниковой – стал Петр Михайлович фон Кауфман. Ольга "сама ушла", но я с ней и договаривался, чтобы она "пару месяцев поизображала министра", с чем она успешно справилась, однако новый, "настоящий" министр больше занимался хозяйственными вопросами и к тому же основное внимание он уделял высшим учебным заведениям. Поэтому собственно школьной учебой, то есть составлением программ, подготовкой учебников и всем прочим подобным ведала отдельная комиссия при министерстве – но за качество материала я мог бы поручиться лишь в части математики и физики: первую целиком обеспечил Киселев, а вторую… в общем, я тоже руку приложил, написал в довесок к киселевскому учебнику раздел "про электричество" – хотя сам Киселев и его все же изрядно отредактировал. В общем-то, я мог быть спокоен и за химию: учебник подготовили в институте Суворовой, и – хотя Камилла его ругмя ругала за "поверхностность" – Машка, его прочитав, сказала мне что книжка неплохая, по крайней мере теперь дочь наша стала понимать большую часть из того, что рассказывала о работе моя жена.

Всякие "традиционные науки" типа географии или ботаники пока что были вставлены в школьную программу на основе гимназических курсов – и, соответственно, учебников. А вот история, русский язык и литература…

С историей было довольно просто. Мне повезло: по каким-то причинам в моей школе использовались еще советские учебники по истории древнего мира, и я уже тут с некоторым удивлением выяснил, что эти советские учебники являются всего лишь изрядно сокращенной версией учебников дореволюционных, даже иллюстрации были теми же самыми, только их в СССР раскрасили. А сократили в СССР довольно длинное и нудное изложение библейских легенд, и я лично проделал то же самое – хотя бы потому, что по этим же учебникам предполагалось обучать и калмыков, и мусульман…

С русским языком все оказалось хуже. Не потому, что учебники были плохие или они мне не нравились. Я просто издал указ, гласящий, что не будет ошибкой написание буквы "е" вместо "ятя", "и" вместо "i", а писать "еръ" в конце слова во всей учебной литературе просто запретил. Не самодурства ради: оказывается, довольно многие ученые, занимающиеся русским языком, подобную реформу языка уже проработали и даже приготовились подать проект ее в министерство народного просвещения. Я просто проект перехватил и оформил указом, дабы не отвлекать занятых людей в министерстве от важных дел – но учебники пришлось существенно перерабатывать и – поскольку "инициатива шла от канцлера" – мне все эти книжки Зинаида Николаевна (крайне к реформе неодобрительно относящаяся) притаскивала на утверждение. В том числе – и учебники по литературе, но это все же "как известному писателю".