Текст книги "Окончательное Предложение (ЛП)"
Автор книги: Лорен Ашер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
Глава 9
Кэл
Если бы не необходимость вернуться в Чикаго за своим котом Мерлином и еще несколькими предметами одежды, я бы не стал беспокоиться о том, чтобы присутствовать на заседании совета директоров компании «Кейн». Мое присутствие не требуется, если только не проводится голосование, поскольку я не занимаю активную позицию в компании.
Единственная причина, по которой я высиживаю эти скучные заседания – это желание насолить отцу. Он ненавидит мое присутствие в совете директоров, с тех пор как мой дед назначил меня туда шесть лет назад после травмы связок. Так что я взял за правило высиживать каждое жалкое собрание только для того, чтобы позлить его.
Подумать только, люди обвиняют меня в том, что у меня нет цели в жизни.
Каждый раз, когда я вхожу в корпоративный офис компании Кейн, меня охватывает одно и то же желание – выбежать через парадную дверь. Это похоже на то, как будто мои чувства сходят с ума из-за чрезмерной стимуляции окружающей среды. Несмотря на все годы работы с сенсорными проблемами, я все еще пытаюсь не зацикливаться на том, что мой галстук кажется слишком тугим, а костюм – слишком шершавым.
Вот почему я не приспособлен к корпоративной жизни. Мои братья – полная противоположность, они излучают уверенность, когда говорят на собрании совета директоров. Оба они выглядят как корпоративные клоны со своими темными, зачесанными назад волосами, безупречными костюмами в полоску и идеально ухоженной щетиной. Очевидно, что они предназначены для политики компании и ужасной кабинетной работы, пока я пытаюсь побить рекорд в игре «Candy Crush7» под столом.
Глава отдела закупок и продаж подразделения нашего стримингового сервиса «DreamStream» поднимается со стула и идет в переднюю часть комнаты. Он путается в своих первых слайдах, что привлекает мое внимание. Может быть, я не так хорошо разбираюсь в бизнесе, как мои братья, но я – человек, который все замечает. На его коже выступает пот, который, кажется, только усиливается, когда мой отец смотрит на него пронзительными темными глазами и постоянно хмурится.
Докладчик использует лазерную указку, чтобы выделить график.
– За последний квартал месячная подписка на нашу платформу «DreamStream» сократилась на двенадцать процентов.
– На двенадцать процентов? Вдобавок к шестипроцентным потерям за предыдущий квартал? – я высказываюсь, возможно, впервые в этом году.
Все сидящие в конференц-зале смотрят на меня, включая моих братьев. Темные брови Деклана поднимаются, а карие глаза Роуэна расширяются. Мой отец смотрит вперед со стиснутой челюстью – постоянное выражение, которое он носит с тех пор, как я сделал первый вдох.
Пожилой мужчина в передней части комнаты, проводящий презентацию, возится со своим кликером, прежде чем перейти к следующему слайду.
– Верно. Продолжаем… наши исследования показывают, что семьи сокращают расходы на ежемесячные услуги по подписке из-за возросшей конкуренции и перенасыщения рынка. По результатам наших опросов, мы заняли второе место в списке наиболее вероятных абонентских услуг, которые будут сокращены из семейных бюджетов.
– Вы спросили их, почему? – спрашиваю я.
– Ну… да. Это сводится к двум основным вещам: доступность и содержание.
– Но если бы это действительно был вопрос доступности, то другие стриминговые сервисы испытывали бы такие же трудности.
Роуэн поворачивается ко мне и буравит меня своим темным взглядом.
– Что на тебя нашло?
Я бесстрастно пожимаю плечами.
– Я заинтересован.
– Тогда нам лучше воспользоваться этим, пока ты снова не потерял интерес, – его карие глаза загораются.
Я знаю, что брат хочет как лучше, но он только отбивает у меня охоту продолжать расспросы. Последнее, чего я хочу, это дать людям повод требовать от меня большего. Быть семейно отверженным – легкое занятие, и комментарий Роуэна напоминает мне об этом.
Никаких ожиданий. Никаких разочарований.
Мой девиз по жизни.
После заседания совета директоров Деклан приглашает меня на разговор, но кто-то отвлекает его, давая мне время сбежать. Я не в настроении общаться с ним после нашей ссоры на прошлой неделе. Я быстро иду к лифту, и никто не останавливает меня, чтобы поболтать.
Двери начинают закрываться, но тут из них высовывается рука, заставляя их снова открыться. Они распахиваются, чтобы показать человека, с которым я не хотел бы разделить ни секунды, не говоря уже о минутной поездке в вестибюль.
Ты знал, что есть риск того, что это произойдет.
Обычная угрюмость моего отца только усиливается, когда он смотрит на меня своими темными глазами.
– Уже уходишь?
– Теперь, когда я вычеркнул досаждение тебя из списка дел на сегодня, я закончил, – я поправляю свой костюм в энный раз.
– У тебя есть намерение сделать что-то полезное в своей жизни?
– Я не уверен. Я подумывал научиться жонглировать, но потом увидел мастер класс игры на укулеле, так что в свободное время я начал этим увлекаться.
Он насмехается.
– Вся твоя жизнь – это свободное время. У тебя нет работы, нет цели, нет ничего, кроме набитого трастового фонда, который даже не должен быть твоим.
– Я вижу, ты все еще горько переживаешь из-за того, что мама создала трастовый фонд для меня без твоего ведома, но тебе действительно стоит забыть об этом. Мой психотерапевт говорит, что нехорошо держать все в себе.
– Единственная горечь, которую я испытываю к твоей матери, это ее нежность к тебе.
Я сжимаю его плечо, в ответ на то, что чувствует моя сердце от его слов.
– О, папа. Не обижайся на нее. В конце концов, она тоже верила в тебя, а все мы знаем, каким чудовищем ты оказался.
Его ноздри раздуваются.
– Ты такое разочарование.
– По крайней мере, хоть что-то я делаю правильно.
– Ты думаешь, это смешно? Что быть семейной шуткой – это достижение? Очнись. Ты – жалкая пустота, которую даже не стоит пускать в это здание, учитывая, как ты запятнал нашу фамилию.
У меня защемило в груди, но я скрываю свою боль улыбкой.
– Возможно, это наш самый длинный разговор за весь год.
Мой отец издает звук в задней части своего горла. Презрение накатывает на него волнами, но я не обращаю на это внимания. Я давно усвоил, что, если разозлиться и показать, что его слова имеют значение, значит отдать ему победу.
Мне не терпится заработать свои акции и уничтожить шанс отца снова контролировать компанию. Какое бы письмо и наследство ни оставил ему мой дед, оно никогда не сравнится с тем процентом акций, который будет у нас с братьями вместе взятых. Даже если он унаследует те шесть процентов акций, которые еще не учтены, у него никогда не будет достаточно власти, чтобы снова нас опрокинуть.
Между нами нарастает напряжение, и никто из нас не произносит ни слова. Он смотрит на меня так, будто я – бич его существования, а я делаю все, чтобы сохранить улыбку.
Убей их добротой, говорила мама.
Надеюсь, мой отец подавится ею.
Лифт дзинькает, и двери открываются с видом на оживленный десятый этаж. Группа людей заходит в лифт, прекращая наш ядовитый диалог. Мой отец отходит в угол, а я устраиваюсь возле дверей для своего великого побега.
Хотя я позволяю большинству комментариев моего отца отскакивать от меня, иногда мне приходится бороться. В конце концов, я всего лишь человек. Мой отец всегда хорошо разбирался в моих слабостях. Для него это несложно, особенно когда я получил травму, играя в хоккей, и потерял то единственное, что заставляло меня чувствовать себя особенным.
Он подталкивал, пока я не скатился по наклонной, превратив себя в копию человека, которого я ненавижу больше всего.
В него.
– Я буду скучать по тебе, малыш, – Айрис прижимает Мерлина к груди. Моему коту понадобилось всего два года, чтобы привязаться к ней, и теперь они лучшие друзья. Его черный мех контрастирует с ее смуглой кожей, подчеркивая глубокие оттенки обоих.
– Он вернется через несколько месяцев, – я застегиваю свой багаж и ставлю его вертикально на пол.
Ее улыбка спадает.
– Месяцев? Я не думаю, что смогу прожить так долго без тебя.
– И они называют меня слишком зависимым…
Она шлепает меня по руке.
– Заткнись. Что если мы с Декланом приедем к тебе в гости? Я всегда хотела увидеть озеро после всех твоих рассказов, а ты ведь говорил, что летом там лучше всего.
– Эээ…
– Постарайся не выглядеть ужасно, ладно? – она ущипнула меня за кожу между ребрами.
– Дай мне сначала устроиться, а потом мы поговорим о твоем визите. Хорошо?
– Хорошо, – она отпускает Мерлина, прежде чем сесть на диван. – Каково это было – вернуться?
– Я все еще перевариваю это.
Золотые бусины на концах ее косичек звенят, когда она наклоняет голову.
– Все так плохо?
– Я знал, что Лана злится на меня…
– Но ты сбежал, прежде чем тебе пришлось с этим столкнуться.
Я наклоняю подбородок.
– Именно.
– Ну, в конце концов, ты должен встретиться со своим прошлым лицом к лицу.
– Такое ощущение, что меня постоянно бьют им по лицу.
Она смеется.
– Может быть, все это пойдет тебе на пользу. Это может помочь тебе немного разобраться в себе.
Я опускаюсь на кожаное кресло напротив нее.
– Кто сказал, что я нуждаюсь в этом?
– Тот факт, что у тебя не было романтических отношений в течение шести лет.
Редкий хмурый взгляд пересекает мое лицо.
– Меня это не интересовало.
Ложь вылетает легко, отточенная после овладения искусством притворяться, что мне все по барабану.
Конечно, я заинтересован, но пока это невозможно. По крайней мере, не сейчас, когда я все еще в полном беспорядке.
Айрис смотрит на меня, прищуривая глаза.
– Ты уверен в этом?
– Да.
– Я бы поверила, если бы ты не приглашал меня на свидание.
Я запускаю подушку прямо ей в лицо.
– Это была шутка.
– Это говорит человек, который поцеловал меня.
– И после этого его стошнило.
Она вздрагивает.
– Не напоминай мне.
Я не уверен, чья это была пьяная идея, но наш поцелуй был ошибкой с самого момента его возникновения. Отсутствие романтической химии было признаком того, что мы с Айрис никогда не станем больше, чем друзьями.
Она качает головой.
– Отбросив меня в сторону, ты никогда не сможешь двигаться дальше к чему-то новому, если ты все еще цепляешься за память о ком-то другом.
Мой желудок вздрагивает.
– Я не держусь за память о ком-то другом.
– Правда? Тогда дай мне свой бумажник, – она протягивает руку.
– Нет.
Она скрещивает руки на своей розовой футболке.
– Именно так, как я и думала.
Мои глаза сужаются.
– Сохранить фотографию – это не преступление.
– Важно не фото, а то, что оно символизирует.
– И что же это?
– То, что часть тебя всегда будет любить ее, как бы ты ни старался это отрицать.
– Невозможно не любить ее.
Айрис наклонилась вперед.
– Значит, ты признаешь, что любишь ее.
– Я никогда не отрицал этого. Такие чувства просто так не проходят, как бы мне этого ни хотелось.
– У меня нет хорошего предчувствия по этому поводу, – она потирает висок.
– Не стоит беспокоиться. Я знаю, что у нас нет ни единого шанса на то, что мы когда-нибудь снова будем вместе.
Я убедился в этом в тот момент, когда ушел от нее, превратив ее страх быть брошенной в реальность.
Я так и не простил себя.
Только когда Айрис уходит под ночь, я достаю бумажник и ищу фотографию, о которой она говорила. Края маленькой фотографии потерты от многолетнего износа и бесчисленных перекладываний из одного бумажника в другой.
Прошло более десяти лет с тех пор, как была сделана эта фотография, но я помню тот день, как будто это было вчера. Мама Ланы сфотографировала нас летом после моего возвращения из реабилитационного центра. Мы оба на пристани, пьем колумбийское пиво «чоладос», чтобы отпраздновать мой двадцать первый день рождения. Лана смотрит в объектив камеры, глаза яркие, лицо сияет, а мое внимание сосредоточено только на ней.
Очевидно, что я любил ее даже тогда, хотя никогда не проявлял своих чувств. Я был счастлив остаться друзьями, пока мы оба разбирались в своей жизни. Лане только что исполнилось восемнадцать, а я только что вышел из реабилитационного центра и все еще боролся со стрессом в своей жизни. А потом меня забрали в НХЛ8, когда Лане еще не было и двадцати. Ни один из нас не был готов к жертвам, которые мы должны были принести, чтобы быть вместе, поэтому вместо этого мы поддерживали платонические отношения. Это чуть не убило меня изнутри, но я знал, что она стоила того, чтобы ждать.
По крайней мере, пока ты не испортил все окончательно.
Я переворачиваю фотографию и читаю слова, которые она написала на обратной стороне.
«Напивайся жизнью, а не алкоголем.
С любовью,
Лана.»
Она подарила мне ее на прощание тем летом, и с тех пор я храню ее у себя.
Сначала это был толчок, в котором я нуждался, чтобы оставаться трезвым. Каждый раз, когда у меня возникало искушение выпить, я доставал ее послание и смотрел на него, пока демоны не оставляли меня в покое. Это помогло мне оставаться на плаву в течение нескольких лет, несмотря на все окружающие меня соблазны. Но потом я порвал связки и потерял карьеру хоккеиста, что позволило мне легко вернуться к пагубным привычкам.
По правде говоря, в тот год я потерял не только работу. Я потерял себя. Моя жизнь превратилась в череду неверных решений, пока я пытался залатать зияющую дыру в груди.
Потребовался несчастный случай с дедушкой, чтобы я поднялся со дна. Но когда я встал на правильный путь, было уже слишком поздно. Девушка, которая обещала мне вечность, обнимала другого, а я…
Я опоздал.
Глава 10
Кэл
Шея напрягается, когда я осматриваю все три этажа дома у озера. Средь бела дня невозможно скрыть недостатки дома. Потрескавшаяся краска и гниющая деревянная облицовка не сулят ничего хорошего, особенно в сочетании с брезентом, покрывающим большую часть крыши. Большинство окон выглядят устаревшими, а их деревянные рамы обветшали от старости. По наружным стенам ползут лианы, совершенно неуправляемые, как будто они хотят поглотить дом целиком.
Может быть, это и к лучшему.
Дом – это руины. В его нынешнем состоянии мне повезет, если я найду покупателя, который захочет его приобрести.
Все, что тебе нужно сделать, это найти одного человека, готового рискнуть. Вот и все.
Я делаю напряженный вдох, прежде чем позвонить в дверь. Лане требуется целая минута, чтобы спуститься. Ее глаза едва открыты, а волосы растрепаны, когда она выходит на крыльцо в одной лишь безразмерной футболке, едва доходящей ей до середины бедра. Материал свободно ниспадает на ее изгибы, подчеркивая форму груди.
Кровь приливает к моему телу, прямо к источнику моей новой проблемы. Я вытираю лицо ладонью.
– Пожалуйста, скажи мне, что у тебя не вошло в привычку открывать двери в таком виде.
– Что не так с моей одеждой? – она смотрит вниз.
– То, что на тебе ее почти нет.
Она скрещивает руки, что только увеличивает ее грудь.
– Это ты заявляешься в субботу утром без приглашения.
– Мне нужны ключи от гостевого дома.
– О, – ее губы сжимаются. – Дай мне секунду, – она исчезает в доме и возвращается через минуту со связкой ключей.
Я протягиваю руку, чтобы взять их, но она прижимает их к груди.
– Подожди.
– Что?
– Как долго ты планируешь оставаться?
Я ухмыляюсь.
– Уже пытаешься от меня избавиться?
– Нет, хотя я уверена, что мыши, живущие в гостевом доме, сделают это за меня.
– Мыши? – мои глаза расширяются.
– Целая семья, – в ее глазах появляется особенный блеск.
Я пожимаю плечами, как будто мысль о мышах меня не отталкивает.
– Нет проблем. Мерлину понравится это испытание.
– Кто такой Мерлин?
– Мой кот.
Ее голова наклоняется в сторону.
– У тебя есть кот?
– Удивлена?
– Что ты можешь заботиться о живом, дышащем организме? Безусловно, – она произносит свои покрытые ядом слова со злобной улыбкой, которая творит чудеса с моим членом. Кровь приливает прямо вниз, делая переднюю часть моих брюк некомфортно тесной.
Я снова тянусь за ключами, но она сжимает их в крепком кулаке.
– Подожди.
– Зачем? Чтобы ты могла оскорбить меня еще раз?
Она делает глубокий вдох.
– Я хочу попросить тебя об одной вещи.
– Что? – я перестал постукивать ногой.
– Не говори о продаже дома, когда Ками рядом.
Мой лоб наморщился.
– Она не знает?
– Нет, и я планирую, что так и останется, – она опускает взгляд на свои блестящие красные ногти.
Что ты скрываешь, Лана?
– В конце концов, она все равно узнает, особенно когда я буду упаковывать вещи в коробки, – говорю я.
У нее отвисает челюсть.
– То, как я веду дела со своей дочерью, не твое дело.
– Хорошо. Я не буду рассказывать Ками о доме. Но если она будет задавать мне вопросы…
Она не дает мне закончить фразу.
– Отмазывайся, как ты умеешь. Это одна из немногих вещей, в которых ты действительно хорош.
– Кажется, я помню, как ты думала, что я хорош не только в этом, – я борюсь с хмурым настроением и улыбаюсь, хотя ее слова пронзают то немногое, что у меня осталось от уверенности.
Ее ноздри раздуваются, а щеки становятся розовыми. Она бросает ключи прямо мне в лицо, прежде чем захлопнуть дверь.
Это того стоило.
Лана – грязная лгунья. Я дважды проверял дом на наличие мышей и не нашел ни одной твари. Дом находится в гораздо лучшем состоянии, чем я предполагал, после того как он был заброшен в течение нескольких лет. Мой дед построил его для гостей уже после того, как переехал в него, поэтому скромная планировка в тысяча сто квадратных футов более современна по сравнению с основным домом. С тремя спальнями и собственной пристанью – это идеальное убежище.
Я выпустил Мерлина из переноски, установил его туалет и миску с водой, после чего потратил целый день на уборку дома сверху донизу. Хотя я подумывал о том, чтобы нанять бригаду, я решил сделать это сам, чтобы занять мысли. У меня ведь нет работы или каких-либо реальных обязанностей, кроме выполнения своей части завещания.
Я потерял счет времени. Только когда желудок заурчал, я наконец прекратил уборку и поехал в город, чтобы поужинать. Большинство ресторанов уже закрыты, так что у меня остается только один вариант.
Закусочная.
Когда я открываю дверь, надо мной звенит колокольчик.
– Опять ты? – вздыхает Изабель из-за стойки. Несколько человек поворачиваются на своих барных стульях в поисках того, с кем она разговаривает, и смотрят на меня.
– Я тоже рад тебя видеть, Изабель.
– Это чувство не взаимно, – она идет к стойке в передней части закусочной.
– Знаешь, я начинаю думать, что маленькие города не такие уж милые и очаровательные, какими их представляют люди.
– О, мы такие… для всех, кроме тебя.
– Ты ранила меня, – я потираю место над сердцем, надувшись.
Она ударяет меня по голове одним из меню, прежде чем показать мне угловую кабинку в задней части зала. Здесь сидит всего несколько человек, и все они смотрят, как я занимаю место.
– Что я могу предложить тебе выпить, Хэл? – она постукивает кончиком ручки по своему блокноту.
– Я Кэл.
– Побудь здесь подольше на этот раз, и, может быть, в конце концов, я все скажу правильно.
– Это причина, по которой ты ненавидишь меня?
Ее губы опустились.
– Я не ненавижу тебя.
– Ты уверена?
– Моя мама воспитала меня так, что я не должна никого ненавидеть, включая детишек с трастовым фондом вроде тебя.
Я наклоняю голову.
– Тогда почему я тебе не нравлюсь?
– По той же причине, что и большинству жителей города.
Ну, по крайней мере, она честна.
– Это из-за того, что я пью?
Она насмехается.
– Нет, хотя это не помогает делу.
– Тогда что?
– Это потому, что ты разбил сердце Аланы.
Моя улыбка пропадает.
– Это маленький город. Когда одному из нас больно, нам всем больно, – она наклоняет голову в сторону мужчины, въезжающего в закусочную на электрической инвалидной коляске. – Когда Фред с трудом мог позволить себе новую инвалидную коляску, мы все скинулись и купили ему шикарную электрическую, – она указывает ручкой на женщину, вытирающую столешницу тряпкой. – Бетси вышла замуж за богатого иностранца с тяжелым кулаком и неспособностью понять слово «нет». И знаешь, что мы с ним сделали?
– Разрубили его на мелкие кусочки и разбросали останки по лесу?
Ее губы дернулись.
– Мы хотели. Уайтт и новый шериф держат нас в узде, поэтому мы были вынуждены действовать законными методами. Мы выгнали его из города, наняв шикарного адвоката из большого города. Все вложились в оплату, и это стоило каждого пенни, потому что теперь Бетси и ее дети свободны и могут жить своей жизнью.
Я тяжело сглатываю.
– Это хорошо.
– В конечном счете, мы здесь заботимся о своих. Если Алана не хочет, чтобы ты был рядом, то кто мы такие, чтобы ты чувствовал себя комфортно?
Мои губы сжались.
– Мы не покривим душой после того, как увидели, что случилось с Аланой, когда ты уехал в последний раз.
Блять.
Мой желудок сворачивается, кислота подбирается к горлу.
Тебе нужно убираться отсюда.
Я бросаю взгляд на дверь.
Изабель делает шаг в мою сторону, заставляя меня поднять на нее глаза.
– Нам пришлось наблюдать, как Алана боролась с болью в сердце, когда ты уехал в последний раз. Она перестала выходить на улицу, похудела и почти не проводила время с кем-либо, кроме мамы и двух лучших подруг. Казалось, она угасала на наших глазах. Не то чтобы она когда-либо говорила тебе об этом, потому что эта девушка слишком мила для такого человека, как ты.
Отчаянное желание сбежать вцепилось мне в горло. Я потянулся к фляжке в кармане, но остановился, когда Изабель уловила это движение.
Она вскидывает бровь.
– Я не знаю, почему ты вернулся или что тебе нужно от нашей девочки, но весь город будет внимательно следить за тобой. Один промах, и ты пожалеешь, что вернулся.
– Я здесь не для того, чтобы причинить ей боль.
– Ради твоего блага, тебе лучше надеяться, что это не так. Я вернусь с водой, – она отворачивается, оставляя меня обдумывать все, что она сказала.
Мои глаза закрываются, пока я борюсь с желанием сделать глоток из своей фляги.
Не нужно пить каждый раз, когда люди говорят что-то, что тебе не нравится.
Мои руки дрожат на коленях.
Алкоголь не изменит твою реальность.
Я не стремлюсь ее изменить, а скорее справляюсь с ней. И все же, сколько бы глубоких вдохов я ни делал и что бы я себе ни говорил, слова Изабель отравляют мои шансы продержаться до конца трапезы без алкоголя.
Она угасала на наших глазах.
Кислота в моем животе пузырится при каждом напоминании о том, как сильно Лана страдала после моего ухода. Как она боролась за жизнь из-за меня.
Неужели ты действительно ожидал, что она будет двигаться дальше от одного дня к другому?
Нет, но я хотел для нее лучшего, чем я и мои проблемы.
Я достаю фляжку и делаю глоток, прежде чем спрятать ее обратно в карман.
Мой телефон вибрирует.
Айрис: Привет! Как прошел твой день?
Я: Примерно так же хорошо, как я и ожидал. Чем занимаешься?
Ее сообщение приходит через минуту после того, как Изабель приходит принять мой заказ.
Айрис: Смотрю, как Деклан готовит ужин.
Я: По крайней мере, у одного из нас сегодня будет домашняя еда.
Похоже, ты ревнуешь.
Может быть, потому что это так. Не к Айрис и Деклану как таковым, а к тому, как моя ситуация соотносится с их. Я знаю, что это неправильно. Меня тошнит от того, что я не рад за них. Но есть часть меня – та, которую я редко признаю, которая хотела бы иметь то, что есть у них.
Я хочу быть счастливым. Я так чертовски стараюсь, но как бы я ни улыбался, как бы громко ни смеялся, я всегда чувствую пустоту. Это холодное, подкрадывающееся чувство поглощает меня до поздней ночи, пока я не буду вынужден поприветствовать своего старого врага.
Зависимость.
Мой телефон пикает от входящего сообщения.
Айрис: Он только что обжегся, доставая хлеб из тостера, а затем продолжил ругаться на пяти разных языках.
Моя грусть рассеивается со смехом.
Я: Разве ты не должна ему помочь?
Айрис: Мы современная пара, Кэл. Он готовит. Я смотрю. Он убирает. Я тоже смотрю.
Я: Это ключ к успешному браку?
Айрис: Это и большой член.
Я задыхаюсь от резкого вдоха.
– Я подозревал, что это ты здесь сидишь, но хотел убедиться.
Я смотрю на Уайтта, чье тело отбрасывает тень на мой телефон. Его темные волосы выглядывают из-под фуражки помощника шерифа, задевая край воротника униформы.
– Уайтт, – мои зубы скрежещут.
Он наклоняет шляпу, как джентльмен, искушая меня сбить ее с головы.
– Я слышал, что ты вернулся.
– Алана сказала тебе?
Он качает головой.
– Ками.
Конечно, она сказала.
– Что тебе нужно?
– Просто подумал, что загляну и поприветствую тебя в Лейк-Вистерии.
Я вскинул бровь.
– Разве такое бывает?
– Все здесь хорошие люди.
– До тех пор, пока ты их не разозлишь, – ворчу я.
Нас прерывает треск полицейской рации Уайтта, и он быстрым поворотом ручки регулирует громкость.
– Кстати об этом… я хотел предупредить тебя, чтобы ты держался подальше от Аланы и Ками.
– Предупреждение? Как неоригинально.
Он наклонился вперед, крепко держась за кобуру.
– У тебя есть желание умереть?
– Нет, хотя я уверен, что ты с большим удовольствием пустишь мне пулю в лоб. В конце концов, ты не возражал против того, чтобы ударить меня в спину, как только я уйду.
Его глаза сузились.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебя и Алану.
– А что мы? – он даже не моргнул.
– Сколько времени тебе понадобилось, чтобы начать преследовать мою девушку?
– Она тебе не принадлежит.
Мои пальцы впиваются в мягкую плоть ладоней.
– Алана может быть твоей сейчас, но я всегда буду для нее первым во всех отношениях.
Первый поцелуй. Первая любовь. Первое разбитое сердце. Как бы Уайат ни старался, он никогда не сможет стереть нашу историю, даже после того, как я в последний раз покину этот Богом забытый город.
Когда он смотрит на меня, кажется, что он читает мою душу.
– Ты… ревнуешь?
– Ревную к тебе? Зачем? – бросаю на него неодобрительный взгляд.
– Это мой вопрос, – его губы изгибаются вверх, только разжигая мое раздражение, как раздувают пламя.
Приходит Изабель с бургером, спасая меня от Уайтта и его проницательного взгляда.
Я жестом показываю на свою тарелку.
– Если ты не возражаешь, я бы предпочел съесть свой ужин в спокойной обстановке, без твоей токсичной мужественности, воняющей здесь.
– Конечно. Рад видеть тебя, Персиваль, – он кладет шляпу.
Он называет меня вторым именем и напоминает мне слишком многое, все сразу. Мой желудок вздрагивает, и еда передо мной становится несъедобной.
Я отталкиваю его.
– Иди нахуй, Юджин.
– Думаю, вместо этого я трахну Алану, но спасибо за предложение, – он подмигивает.
Ублюдок. Мой правый глаз дергается.
– Может, я даже пойду туда сегодня вечером, – его глаза светлеют. – Не похоже, чтобы ты слышал нас из гостевого дома, верно?
Я всегда держал свою агрессию в узде и подальше от других, но достаточно того, что Уайтт ухмыляется, говоря о трахающейся Лане, чтобы перевести меня через край.
Я вскакиваю со своего места и тянусь к нему. Либо у меня нет практики, либо он научился каким-то новым приемам, потому что я оказываюсь прижатым к столу, а мои руки скованы наручниками за спиной в течение пяти секунд. Меня смущает то, как быстро он меня схватил, поэтому я благодарен, что свидетелями стали только пять человек.
Словно прочитав мои мысли, Изабель достает свой мобильный телефон и делает снимок. Если это попадет в интернет, Деклан повесит меня на флагштоке Дримленда, чтобы все посетители парка видели.
Уайтт поднимает меня и толкает в сторону входа в закусочную.
– С возвращением, засранец.
