Текст книги "Окончательное Предложение (ЛП)"

Автор книги: Лорен Ашер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Глава 48

Кэл

Я борюсь со всеми силами, чтобы не броситься за Ланой. Мои руки дергаются, а ноги трясутся от желания схватить ее и заставить выслушать меня. Доказать, что я люблю ее настолько, что готов бороться за нас и наш счастливый конец.

К сожалению, я знаю, что нашу ситуацию нельзя исправить словами, когда она считает меня лжецом.

Это потому, что так и есть.

Нет. Я никогда не лгал открыто, хотя от того, что я сплел историю из полуправды, я не стал лучше. Если уж на то пошло, я чувствую себя еще хуже, зная, что независимо от моих намерений, результат все равно один и тот же.

Я причинил ей боль.

И когда ты покинешь Лейк-Вистерию в этот раз, не утруждай себя возвращаться. Все равно у тебя нет причин для этого.

Ее голос, сильный и бесстрашный, несмотря на дрожащий подбородок, звучит в моей голове.

Лана не может быть более неправа, даже если у нее есть все основания считать, что она права. Пока она и Ками здесь, у меня есть все основания вернуться и сражаться за людей, которых я люблю. Нет ничего, что я не сделал бы, чтобы доказать ей, что мое наследство не имеет ничего общего с тем, что я чувствую к ней, и с моей причиной, по которой я стал трезвым.

Но как?

Я провожу руками по волосам, натягивая пряди, чтобы привести себя в порядок. Укус боли на мгновение успокаивает меня и ослабляет панику, нарастающую в груди. Однако это облегчение временное, поскольку я начинаю осознавать одну из последних вещей, которые она сказала.

Я хочу, чтобы ты уехал из гостевого дома до того, как я проснусь утром.

Я не хочу уходить, но оставаться здесь и расстраивать Лану еще больше – не вариант. Мне будет больно уезжать, зная, что она, скорее всего, думает обо мне самое худшее, но я не могу придумать лучшего наказания за то, что причинил ей боль.

Это то, чего ты заслуживаешь.

Я сплю как абсолютное дерьмо. Мои мысли не прекращают работать, и в итоге большую часть вечера я ворочаюсь и ворочаюсь. К пяти часам утра я просыпаюсь и просыпаюсь. Голова раскалывается, поэтому я глотаю несколько таблеток обезболивающего и принимаюсь за работу, собирая свои вещи до того, как проснется Лана. Я сосредотачиваюсь на задаче, пока она не будет выполнена, и мой багаж выглядит готовым к отъезду.

Моя комната выглядит так же, как и в первый мой приезд – пустой и лишенной всякой жизни. Единственное, что бросается в глаза – это фотография, которую я оставил на кровати.

Прежде чем выйти из спальни, я проверяю ящики и шкаф на предмет того, что я мог пропустить. Я чуть не забыл сложенный лист желтой строительной бумаги, который хранил на тумбочке. Дрожащей рукой я еще раз открываю открытку Ками.

«Выздоравливай, Каэль.»

Я обвожу изгиб причудливого сердечка, прежде чем спрятать его в рюкзак. Дверь напротив моей остается закрытой, поэтому я тихонько закрываю за собой свою и направляюсь к комнате Ками в другой стороне дома. Я никак не могу не попрощаться с ней.

Лане это может не понравиться, но я не могу уехать в реабилитационный центр, чтобы ее ребенок думал, что я бросил ее. Мысль о том, что она подумает, будто я исчез, не позаботившись о том, чтобы попрощаться – это наказание, которое я не могу вынести.

Ками свернулась клубочком под одеялом, прижимая к груди своего плюшевого ягненка. Она выглядит такой умиротворенной по сравнению со своей обычной дикой сущностью, когда она бодрствует.

Боль в груди, которая не проходит со вчерашнего дня, возвращается сильнее, чем когда-либо прежде. Тоска по Ками будет неизбежной. Ребенок пророс в меня, и мне кажется, что я оставляю с ней частичку своего сердца.

Ты вернешься.

Я сглатываю густой комок в горле и встряхиваю проснувшуюся Ками. Мерлин с шипением спрыгивает с кровати и ныряет под нее.

– Каэль? – хрипит она. Ее волосы напоминают рекламу лака для волос восьмидесятых годов, а пряди образуют шлем на голове.

– Привет, – моя улыбка в лучшем случае слабая, но я изо всех сил стараюсь держаться ради нее.

Она моргает еще несколько раз, чтобы прогнать сон из глаз.

– Что случилось?

– Я хотел попрощаться.

Она мгновенно хмурится.

– Попрощаться? Почему?

– Я уезжаю ненадолго.

– Куда?

Я тянусь к рюкзаку и достаю открытку.

– Помнишь, я говорил тебе, что заболел?

Она кивает.

– Я собираюсь сходить к врачу, чтобы больше не болеть.

Ее маленькие губы складываются в букву «О».

Я беру ее маленькую руку в свою и сжимаю ее.

– Когда мне станет лучше, я вернусь за тобой и твоей мамой.

– Как долго тебя не будет? – ее остекленевшие глаза разрушают последние остатки моего достоинства.

Ты не можешь не причинять боль всем, кого любишь.

Это проклятие, которое я планирую снять, но, тем не менее, это проклятие.

– Я не знаю, – это зависит от множества разных вещей, и все они связаны со мной.

Она шокирует меня, когда бросается в мои объятия и обхватывает мою шею, крепко сжав ее.

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

Между ней и Ланой, я не уверен, что мое сердце выдержит эту неделю, не будучи разорванным в клочья.

Я поглаживаю ее по спине.

– Я знаю.

Она фыркает, заставляя мою грудь напрячься.

– Я буду скучать по тебе, – ее голос дрожит.

Боже, если я не уеду отсюда в ближайшее время, то в итоге вообще не уеду.

– Я тоже буду скучать по тебе.

– Ты обещаешь вернуться? – она смотрит на меня с мокрыми от слез ресницами.

Я смахиваю слезы, стирая свидетельства ее грусти.

– Обещаю.

Она тяжело вздыхает, и напряжение в ее плечах спадает.

– Но у меня к тебе просьба, – я кладу ее открытку обратно в рюкзак и застегиваю его.

Ее глаза расширяются.

– Ко мне?

– Да.

– В чем дело?

Я сделал серьезное лицо, как будто от нее зависит моя жизнь.

– Ты позаботишься о Мерлине ради меня?

Она задыхается.

– Ты оставишь его здесь?

У меня в горле запершило.

– Да. Я не могу взять его с собой, поэтому мне нужно, чтобы ты присмотрела за ним, – таким образом, у меня есть веская причина вернуться, хочет того Лана или нет.

Использую ли я своего кота, чтобы убедить Лану увидеться со мной снова? Безусловно.

Чувствую ли я себя плохо из-за этого? Ни в малейшей степени, хотя я позабочусь о том, чтобы на время моего отсутствия в дом доставляли еду и все необходимое, чтобы ей не пришлось ни за что платить.

Она встает во весь рост и сальтует мне.

– Я позабочусь о нем.

– И не забудь позаботиться о своей маме ради меня тоже.

Она наклоняет голову, крошечные хмурые морщинки на ее лице делают ее старше шести лет.

– Ты любишь любишь мамочку?

– Я люблю люблю твою мамочку больше всего на свете. Вот почему я собираюсь уехать за помощью.

Все ее лицо загорается от идеи, которая рождается в ее голове.

– А что, если мы поедем с тобой?

Черт. Достаточно одного покачивания головой, чтобы ее улыбка исчезла.

– Нет. Я бы хотел, чтобы вы могли, но это то, что я должен сделать сам, – я обнимаю ее в последний раз, прежде чем подняться.

– Но ты вернешься, – говорит она.

– Я вернусь – ради тебя и твоей мамочки.

– Пообещаешь на мизинчиках? – она протягивает мизинец с колеблющейся улыбкой.

Я соединяю наши мизинцы вместе и пожимаю его.

– Обещаю на мизинчиках.

Я целую ее в последний раз в макушку, прежде чем повернуться. Мой шаг замедляется, когда я вижу Лану, прислонившуюся к дверной раме, ее темные глаза и непоколебимый хмурый взгляд.

– Привет, мамочка!

Она смотрит на Ками.

– Ты рано встала, – голос не звучит обвинительно, но взгляд, который она бросает в мою сторону, звучит обвинительно.

– Меня разбудил Каэль, – Ками бросает меня под автобус.

Я тоже тебя люблю, малышка.

– Почему бы тебе не попытаться поспать подольше? У тебя сегодня будет длинный день, – Лана больше ничего не говорит, уходя, оставляя меня одного закрывать дверь. Тяжесть, давящая на мои плечи, только усиливается с каждым шагом, который я делаю по направлению к входной двери.

– Ключ, – Лана протягивает руку. Ее пальцы слегка дрожат, от чего у меня внутри все переворачивается.

– Лана…

– Не надо, – ее голос дрожит, как будто она на грани слез.

Блять.

Я достаю связку ключей и принимаюсь за работу, извлекая из нее ключ от дома. Как только я кладу его в руку Ланы, она убирает его в задний карман.

– Удачи на реабилитации, – ее голос звучит издалека. Как будто я нахожусь под водой, борясь с течением, угрожающим унести меня от нее.

– Я вернусь.

Она обходит меня, чтобы отпереть дверь.

– Это ничего не изменит между нами.

– Тогда что изменит?

– Ничего. Ты получил то, что хотел. К тому времени, как ты выйдешь из реабилитационного центра, я уверена, у нас уже будет готовый покупатель.

– Я не говорю о гребаном доме, – огрызаюсь я.

Она моргает.

– Я знаю, что ты думаешь обо мне самое плохое. Это нормально. Не то чтобы я этого не заслуживаю. Но просто знай, что я выбрал реабилитацию не ради наследства.

Она насмехается, скрестив руки.

– Ты точно не выбрал ее ради меня.

– Нет. Я решил получить помощь ради себя.

Ее рот приоткрылся.

– Если бы мне нужно было только наследство, то я бы проторчал здесь еще тридцать дней и выполнил все требования, которые от меня требовались. Но вместо этого я еду на реабилитацию, потому что хочу любить себя так же сильно, как ты любишь меня.

Она втягивает воздух, но молчит.

– Я хочу быть мужчиной, которого заслуживаете вы с Ками. Веришь ты мне или нет, но это причина, по которой я еду на реабилитацию. Я проходил через этот процесс достаточно раз, чтобы знать, что это тридцать дней абсолютного ада, с какой стороны ни посмотри. Но каждый день, проведенный в тюрьме моего разума, стоит тысячи счастливых дней с тобой, – я наклоняюсь вперед и целую ее макушку. Она не прижимается ко мне со вздохом, как обычно, но ее плечи слегка опускаются.

Я провожу костяшками пальцев по ее щеке.

– Прости меня за дом. Я хотел сказать тебе об этом каждый раз, когда речь заходила об этом, но я не мог рисковать тем, что мои братья потеряют наследство после всех жертв, которые они принесли. Они бы никогда не простили меня, а я не мог жить, зная, что разрушил жизнь всех вокруг. Я и так достаточно ненавижу себя.

Она отворачивается и вытирает щеку рукавом.

Я хватаюсь за ее подбородок и заставляю ее посмотреть мне в глаза.

– Я найду способ все исправить.

Ее глаза закрываются.

– Ты не сможешь.

– Это вызов? – полусерьезно поддразниваю я.

Ее нижняя губа подрагивает.

– Нет. Это реальность.

Невидимые когти, обхватившие мое сердце, сжимают его до тех пор, пока у меня не остается дыхания и боли.

Я отступаю назад, прежде чем поцеловать грустное выражение ее лица.

– Я вернусь за тобой. Считай это своим единственным предупреждением.

Ее губы сжимаются. Я улыбаюсь ей полуулыбкой и иду к своей машине, не оглядываясь.

Я не могу оглядываться и рисковать увидеть недоверие, написанное на ее лице.

Я могу только надеяться, что все, что я сказал, удержит ее, пока я не вернусь и не докажу, что в этом мире нет ничего, чего бы я хотел больше, чем она и семья, которую мы можем иметь.

Даже если это убьет меня в процессе.

Глава 49

Алана

Единственное, что спасает меня от падения лицом в кровать после ухода Кэла – это то, что Ками нужно отвезти в лагерь. После того, как она провела неделю вдали от всех своих друзей, она очень рада вернуться, и это мотивирует меня продолжать двигаться.

Только когда я, наконец, отвезу ее, я смогу все обдумать. По крайней мере, это то, что я собиралась сделать, прежде чем мои подруги появились у моей входной двери, каждая из них несла кучу пакетов с продуктами.

– Что вы двое здесь делаете? – я таращусь на Вайолет и Далилу, когда они шаркают в гостевой дом.

– Нас пригласили, – Вайолет бросает на прилавок свой набор пластиковых пакетов.

– Кто?

Далила начинает распаковывать сумки.

– Кэл.

Я отступаю.

– Кэл попросил вас приехать сюда? Зачем?

– Потому что он может быть идиотом, но, по крайней мере, он заботливый идиот, который знал, что ты погрязнешь в своих страданиях на несколько дней, прежде чем позвонить нам.

Я падаю на диван и обхватываю голову руками.

– Боже мой, – моя грудь сжимается до боли.

Он позвонил твоим лучшим друзьям, потому что знал, что ты будешь избегать всех, пока не сможешь встретиться с ними лицом к лицу.

То, как он может предсказать каждый мой шаг… это делает меня одновременно счастливой и уязвимой. Счастливой, потому что нашла кого-то, кто понимает меня на молекулярном уровне, и уязвимой, потому что у этого человека есть все возможности злоупотреблять этим.

И он злоупотребил.

У меня жжет глаза.

Не смей плакать.

Я тру их, пока слезы не исчезают, хотя тяжесть, давящая на мои плечи, остается.

– Он рассказал вам о… – мой голос замолкает, когда я думаю, что лучше рассказать о наследстве.

– Завещании? – Вайолет заканчивает за меня. – Да, после того, как он попросил нас сохранить это в тайне.

– Он вам сказал?

– Он не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной хранить от нас такой секрет.

О, Боже. Мои плечи опускаются. Зачем ему идти на риск потерять свое наследство ради меня?

Потому что ему не все равно.

Я качаю головой.

– Не могу поверить, что он рассказал вам о завещании.

– Он подчеркнул, что мы не можем никому рассказывать, иначе его братья, скорее всего, уничтожат нас, – губы Далилы плотно сжимаются.

– В любом случае, я все еще не могу поверить, что он что-то вам рассказал.

– Он немного нервничал, но я думаю, только потому, что ему не нравилась идея оставлять тебя.

У меня дрожит подбородок.

Далила падает на диван с другой стороны от меня и заключает меня в объятия.

– Все будет хорошо.

Вайолет тоже обнимает меня.

– Ты пройдешь через это.

Я надеюсь на это, потому что прямо сейчас идея уйти от Кэла кажется невозможной.

Особенно, когда он планирует вернуться.

Это был довольно тихий ужин. Я провела большую часть вечера, застряв в собственных мыслях, разговаривая только для того, чтобы задать Ками вопросы, которые заставляют ее перескакивать с тему на тему, ее рот работает быстрее, чем двигатель самолета.

– Можем ли мы посмотреть фильм сегодня вечером? – спрашивает Ками посреди ужина.

– Конечно, – рассеянно говорю я, накручивая макароны на вилку, не собираясь их есть. Мой аппетит уменьшается с каждым напоминанием о Кэле.

Пустая салфетница рядом со мной.

Раковина, полная посуды, которую он вызвался бы убрать без моей просьбы, пока я помогала Ками мыть голову.

Мерлин свернулся калачиком под столом, прямо у моих ног, составляя мне постоянную компанию.

– Я скучаю по Кэлу, – Ками вздыхает.

Мое сердце разрывается надвое.

– Ты скучаешь?

Она кивает.

– Он сказал мне, что вернется.

Моя вилка стучит по тарелке.

– Он так сказал? – слова вырываются как хрип. Я только слышала, как Ками просила его дать обещание на мизинце, поэтому я понятия не имею, что Кэл сказал ей, когда он был в ее комнате.

Она оживляется.

– Ага. После того, как ему станет лучше.

Комок в горле не проходит, сколько бы глубоких вдохов я ни делала.

– Что еще он сказал?

– Он попросил меня позаботиться о Мерлине ради него, – ее глаза сияют. – И о тебе.

Мои губы сжимаются, чтобы подавить рыдание, угрожающее вырваться.

– Как ты думаешь, мамочка, он скоро вернется?

– Я не слишком уверена, – я ломаюсь в конце своего предложения.

– Ты любишь любишь его?

Мои брови сходятся вместе.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что он сказал мне, что любит любит тебя.

Острый укол боли пронзает мою грудь.

– Я знаю.

– Он будет моим новым папой?

– Я не уверена, – воздух со свистом выходит из меня, как воздушный шарик, теряющий весь свой гелий.

Ее улыбка дрогнула.

– Я сказала ему, что хотела бы, чтобы он был.

Я моргаю.

– Ты сказала? Когда?

– В мой день рождения.

Ох, Камила. Я крепко обнимаю ее.

– Это то, чего ты хочешь?

Она кивает, уткнувшись мне в грудь.

Я знала, что Ками понравится Кэл. Он не мог не понравится, но услышать, как она признается, что хотела, чтобы он был ее отцом, пронзает меня насквозь, особенно когда я не уверена, что это когда-нибудь произойдет.

Кэл может вернуться, но сколько времени ему потребуется, чтобы избавиться от разрушительного характера? Я отказываюсь позволять ему влиять на Ками – как бы мне ни хотелось, чтобы мы трое были вместе. Если он решил стать трезвым только ради наследства, это никогда не сработает должным образом. Это все, что я знаю.

И я не собираюсь ждать все это время и смотреть, как человек, которого я люблю больше всего, снова причиняет себе боль, даже если я потеряю частичку себя в процессе, как только отпущу его навсегда.

Только когда Ками ложится спать, уход Кэла по-настоящему поражает меня. Память о нем витает в каждом уголке дома, напоминая мне о счастье, которое мы разделили вместе, прежде чем он все сжег.

Даже Мерлин, кажется, расстроен отсутствием своего владельца. Он сидит на диване на том же месте, которое Кэл всегда занимал во время кино-вечеров. Я пытаюсь расслабиться на другой стороне и посмотреть что-нибудь, но мои мысли продолжают возвращаться ко всему, связанному с Кэлом.

Он плохо себя чувствует из-за всего, что произошло?

Имел ли он в виду то, что сказал о том, чтобы лечь на реабилитацию, потому что хотел, а не ради своего наследства?

Вернется ли он трезвым и готовым сделать все возможное, чтобы вернуть меня, или он сдастся в тот момент, когда я начну немного сопротивляться?

Вопросы проносятся в моей голове, не давая возможности сосредоточиться на чем-либо, происходящем на экране передо мной.

Со стоном я выключаю телевизор и покидаю свое место на диване. Направляясь к своей комнате, я останавливаюсь перед дверью и поворачиваюсь к закрытой двери через коридор.

Даже не думай об этом.

За исключением того, что я не думаю, когда вхожу в пустую комнату, которую когда-то занимал Кэл. Он изо всех сил старался застилать постель, чего он никогда не делал, если я его не просила.

Я так быстро поднимаюсь с кровати, что чуть не пропускаю белый прямоугольник, который не совсем подходит к одеялу цвета яичной скорлупы. Тупой дискомфорт в моей груди превращается в острую боль, когда я беру его и читаю сообщение, написанное на обороте неаккуратным почерком Кэла.

«Я прошу тебя подождать меня.

Настоящего меня.

Трезвого меня.

Лучшего меня, который хочет провести остаток своих дней, упиваясь жизнью с тобой.»

Он нарисовал табличку, которая соответствует нашему плану, за исключением того, что на моей стороне есть дополнительный счет, которого раньше не было.

Я переворачиваю фотографию. Мое зрение затуманивается, когда я смотрю на нас троих в Дримленде. Мы с Ками смотрим в камеру с сияющими улыбками, но Кэл украл наше шоу своей улыбкой. Он выглядит трезвым. Живым. Счастливым.

Я проигрываю битву с гравитацией и падаю на матрас, прижимая фотографию к груди, как спасательный плот посреди океана. Один край сминается от моей небрежности, поэтому я быстро кладу фото на тумбочку.

Все пахнет им. Кровать. Простыни. Подушка, которую я прижимаю к груди, когда сворачиваюсь в клубок.

Я прошу тебя подождать меня.

Пять слов крадут мое дыхание и разжигают мои слезы. Они стекают по моим щекам, прежде чем пропитывают подушку подо мной. Я не уверена, почему я плачу. Это от грусти? Надежды? Страха, что то, что он говорит, может оказаться ложью?

Может быть, сочетание всех трех, если честно.

Я даю себе обещание уйти через минуту. За исключением того, что минута проходит и уходит, а я все еще не могу встать с его кровати.

В какой-то момент Мерлин прижимается ко мне. Тот факт, что Кэл оставил его здесь, говорит мне об одном.

Он действительно планирует вернуться, хочу я этого или нет.

И часть меня хочет, чтобы он сделал именно это.

Глава 50

Кэл

Поездка из Лейк-Вистерии прошла как в тумане. Я не останавливаюсь, пока не паркуюсь у дома Айрис и Деклана на окраине пригорода.

– Кэл? – Айрис моргает, глядя на меня. – Что ты здесь делаешь?

– Я улетаю завтра, – выпаливаю я.

– Я думала, ты уезжаешь в пятницу? – ее брови хмурятся.

Я качаю головой.

– Я поменял свой рейс.

– Почему?

– Потому что Лана выгнала меня из гостевого дома.

– Ох, черт. Заходи внутрь, – Айрис тащит меня в дом, прежде чем закрыть за мной дверь. Я следую за ней в пустую гостиную.

Я оглядываюсь.

– Где все?

– Мы переезжаем в новый дом на следующей неделе.

– Уже?

Она смеется.

– Прошло уже несколько месяцев.

– Вау, – у меня вырывается вздох, когда я устраиваюсь на надувной кровати, которую Айрис установила перед телевизором в качестве импровизированного дивана.

– Что случилось? – она садится с другой стороны надувного матраса.

– Лана узнала о завещании.

Брови Айрис поднимаются.

– Как?

– Она подслушала, как Роуэн, Деклан и я говорили об этом.

Ее широко раскрытые глаза только усиливают растущую тревогу внутри меня.

– Черт. Это объясняет, почему она выглядела как олень, пойманный в свете фар.

– Я облажался.

– Что именно ты сказал?

Я рассказываю то, что подслушала Лана.

Айрис хмурится.

– Она хотя бы выслушала тебя?

– По большей части, но это ничего не меняет. Она уже ходила по тонкому льду, доверяя мне, и теперь…

– У нее вообще нет причин тебе доверять, – заканчивает за меня Айрис.

Мои глаза опускаются.

– Нет, – возможно, она мне не доверяет, но я найду способ вернуть ее доверие и не рисковать своим наследством.

Айрис просит у меня больше информации, поэтому я делюсь всем, что произошло за последние несколько дней, начиная с ужина.

– Я могла бы поговорить с ней, – предлагает Айрис, выслушав меня.

Я отступаю назад.

– Как это поможет?

– Я могла бы помочь ей понять, почему ты поставил свой секрет на первое место?

Я качаю головой.

– Как бы я ни любил тебя за то, что ты хочешь помочь, я не думаю, что Лана пойдет на это, поэтому я бы предпочел, чтобы ты этого не делала, если она не протянет руку первой.

– Ты уверен?

– Да. Я и так причинил достаточно вреда. Отправлять тебя туда… я бы предпочел не рисковать, расстраивая ее.

Айрис пожимает плечами.

– Ты тот, кто знает ее лучше всех.

Именно поэтому я и волнуюсь.

– Что, если она меня не простит? – я озвучиваю свой страх вслух.

Она обнимает меня.

– Я сомневаюсь, что ты остановишься, пока она этого не сделает.

Я обнимаю ее в ответ одним из своих объятий. Несмотря на то, что моя жизнь взрывается вокруг меня, я всегда знаю, что Айрис прикроет мою спину.

– Я просто хочу, чтобы ты знал, что я так горжусь тобой за то, что ты проявил инициативу и сам согласился на помощь.

Я проглатываю толстый комок в горле.

– Я еще даже не ходил на реабилитацию.

– Нет, но твоя готовность идти в первую очередь показывает твой большой прогресс.

Я поднимаю подбородок.

– На этот раз я делаю это для себя.

– Вот почему это сработает. Ты поправишься, и я буду поддерживать тебя на каждом шагу, – ее искренняя улыбка борется с постоянным холодом, который присутствует в моих венах с тех пор, как я покинул дом у озера.

С помощью Айрис и друзей Ланы, присматривающих за ней, есть только одна последняя вещь, которая мешает мне уверенно отправиться на реабилитацию и привести свою жизнь в порядок раз и навсегда.

Я никогда не думал, что проведу свой тридцать четвертый день рождения, добровольно записавшись на реабилитацию. При том, как складывается моя жизнь в последнее время, мне кажется уместным провести ее в полном одиночестве, когда некому составить мне компанию, кроме моих бесконечных мыслей о Лане и куче других алкоголиков, проходящих различные стадии абстиненции вместе со мной.

Никто в учреждении не отмечает мой день рождения, что меня вполне устраивает. Честно говоря, мне так больше нравится, потому что на данный момент я не самая приятная компания. Отсутствие единого механизма преодоления, который отвлек бы меня от моих мыслей, заставляет меня беспокоиться и нехарактерно волноваться о всех, с кем я вступаю в контакт.

Никакого «Candy Crush». Никакого алкоголя. Нет Ланы и Ками, чтобы составить мне компанию, пока я сражаюсь с терапией, групповыми занятиями, и декоративно-прикладным искусством, способными свести меня с ума.

Несмотря на то, что мне дали одобренное количество Аддералла, мой мозг не перестает работать еще долго после того, когда я должен спать каждую ночь. Меня мучают решения, которые я принял, и то, как Лана может с ними справиться.

Я не хотел оставлять ее наедине с последствиями моего выбора, но у меня не было другого выхода. Если бы она осталась, это только еще больше навредило бы ей. Уход был лучшим вариантом, даже если мне было неприятно расставаться с ней и Ками.

Оно того стоит.

Боль. С нехваткой алкоголя нужно справиться. Постоянные напоминания о том, как я подвел всех вокруг из-за своей зависимости.

Больше нет.

Я загадываю то же желание, что и в Дримленде, хотя у меня нет ни свечи, ни торта, чтобы сделать это официально.

Я хочу навсегда избавиться от своей зависимости.